Soft Power, мягкая сила, мягкаявласть. Междисциплинарный

анализ

© Борисова Е. Г., составление, 2015© Издательство «ФЛИНТА», 2015

Мягкая сила – современныйинструментарий власти

(предисловие составителя)Русский язык еще не принял окончательный вариант перевода

ставшего знаменитым термина Soft Power: говорят и о мягкой силе, и омягкой власти. В американской традиции, видимо, имеется в виду болеемягкая формулировка: сила может проявляться в разных вариантах, невсегда это приводит к установлению чьей-либо власти.

Как теперь уже достаточно широко известно, термин Soft Power былвведен в научный, а затем и информационный оборот специалистом помеждународным отношениям Дж. Наем[1] в начале 1990-х годов.«Мягкая сила» ставилась в один ряд с военным и экономическимпринуждением. В работах Дж. Ная говорилось о наличии направленийвоздействия, не всегда имеющих целенаправленный источник. ИногдаSoft Power проявляется как бы сама собой, за счет притягательностичего-либо в жизни, например, идеологии страны или даже очарованияистории или пейзажа.

В нашей традиции о мягкой силе заговорили примерно через 15 летпосле появления первых работ, вводивших понятие «soft power».Вполне обоснованно за ним сразу же увидели и перспективувоздействовать на партнеров, в первую очередь на их сознание, дабыдобиться того добровольного сотрудничества, которое предусмотрено вопределении «мягкой силы», благо русский язык уже обогащен такимтермином-оксюмороном, как «добровольно-принудительно».

Практически сразу авторы, пишущие о мягкой силе, обратиливнимание на концепцию «молекулярной агрессии»[2], разработаннуюитальянским политическим деятелем-коммунистом Антонио Грамши,который отмечал необходимость постепенного разрушенияпредставлений в сознании масс и их замены как части процессареволюционного изменения общественного строя. Такая связь вполнесоответствовала ориентации на изменение сознания аудитории, что, содной стороны, заставляло обращаться к таким исследователям

сознания, подсознания и стереотипов коллективного бессознательного,как К. Юнг, Ж. Лакан и др. А с другой стороны, такие рассуждениявыводили прямо на разработки в области психологических иинформационно-психологических операций, имеющих в своей основеизменение представлений, «смыслов» не просто больших масснаселения, но и целых наций.

При таком повороте понятия не кажется странным, чтоотечественные исследователи нашли огромный пласт концептов иявлений, которые можно считать предшественниками нового термина. Впервую очередь, речь идет о методах манипуляции сознанием, а такжевообще PR и пропаганды. Даже более того, в предшественникахоказываются и информационно-психологические войны,идеологические диверсии и другие не вполне мягкие средствавоздействия на контрагента (неудобно употреблять термин«противник», не принятый среди последователей «мягкой силы», но вперечисленных случаях объект воздействия воспринимаетсяприблизительно так). Так русскоязычный писатель, живущий вСловакии, Сергей Хелемендик следующим образом определяет сутьSoft Power: «Это не мягкая сила. И тем более не мягкая власть. Этоамериканская технология взятия власти в чужой стране и ее передачинужным в данный момент людям. Технология переворотов. Технологияненасильственная – и это главное, что отличает Soft Power отреволюции со штурмом Зимнего дворца»[3].

В свою очередь политики и общественные деятели либеральногонаправления стараются представить «мягкую силу» как наборкультурных мероприятий, ведущих к улучшению взаимопонимания иснижения напряженности во всем мире[4].

Соответственно и применение «мягкой силе» было найдено винструментарии пропаганды или точнее «государственного PR».Поэтому созданные для целей последнего госструктуры, в частностиРоссотрудничество под руководством К. И. Косачева, и объявлялисьосновным средством российской «мягкой силы», что не отрицал и самКосачев[5].

Начиная с 2005 г. этот термин (обычно переводимый как «мягкаясила») фигурирует во многих публицистических и популярныханалитических публикациях. Новый ракурс этой проблематике былзадан распространением «турбулентности», возникшей в 2010 г.

в Магрибе (Тунис, Египет, Ливия) и захватившей практически весьБлижний Восток, а затем перекинувшийся на Европу (Украина, Босния).

Понятие «мягкой силы» не ускользнуло и от внимания высшегоруководства Российской Федерации. В 2009 г. (3 сентября) тогдашнийпрезидент России Д. А. Медведев употребил этот термин на совещании,посвященном задачам Россотрудничества. В основном речь шла окультурном и взаимодействии с соотечественниками за рубежом. Этотполитик обращается к понятию «мягкой силы» и позднее.

Более подробно об этом говорит в предвыборной статье(«Московские новости». 27.02.12) В. В. Путин (на тот момент премьер-министр и кандидат на президентское кресло): «В ходу все чаще и такоепонятие, как “мягкая сила” – комплекс инструментов и методовдостижения внешнеполитических целей без применения оружия, а засчет информационных и других рычагов воздействия. К сожалению,нередко эти методы используются для взращивания и провоцированияэкстремизма, сепаратизма, национализма, манипулированияобщественным сознанием, прямого вмешательства во внутреннююполитику суверенных государств». Накануне выборов крупнейшаяполитическая фигура России дает свое понимание перспективам ивозможностям использования «мягкой силы» в политике нашей страны:«Следует четко различать – где свобода слова и нормальнаяполитическая активность, а где задействуются противоправныеинструменты “мягкой силы”. Можно только приветствоватьцивилизованную работу гуманитарных и благотворительныхнеправительственных организаций. В том числе выступающихактивными критиками действующих властей. Однако активность“псевдо-НПО”, других структур, преследующих при поддержке извнецели дестабилизации обстановки в тех или иных странах, недопустима.

В мире сегодня много “агентов влияния” крупных государств,блоков, корпораций. Когда они выступают открыто – это просто одна изформ цивилизованного лоббизма. У России тоже есть такие институты –Россотрудничество, фонд “Русский мир”, наши ведущие университеты,расширяющие поиск талантливых абитуриентов за рубежом… НоРоссия не использует национальные НПО других стран, не финансируетэти НПО, зарубежные политические организации в целях проведениясвоих интересов. Не действуют так ни Китай, ни Индия, ни Бразилия.Мы считаем, что влияние на внутреннюю политику и на общественное

настроение в других странах должно вестись исключительно открыто –тогда игроки будут максимально ответственно относиться к своимдействиям».

В ходе обострения международных отношений начала 2014 г.понятие «мягкая сила» вновь вошло в лексикон политиков обычно впротивопоставлении «жесткой» силе военного вмешательства.Несмотря на прозвучавшие тогда заявления о том, что «мягкая силакончилась, начинается жесткий мужской разговор», аспекты, относимыек «мягкой силе» – притягательность государства, политических сил иидей, – продолжают оставаться важным фактором в политикеразличных сил и группировок, что проявляется и в усилиях,прилагаемых для подкрепления этих факторов через медиавоздействие.

Интерес политиков к понятию Soft Power в наши дни вызвал всплескактивности в научной сфере. В 2010 г. в мире прошло сразу несколькоконференций, в которых мягкая сила была в фокусе научного внимания.Наибольшее внимание привлекла встреча в Кембридже «Hard vs SoftPower» (июнь). А в ноябре 2012 г. крупная международная конференция«Soft Power Conference» прошла в Будапеште. Наконец термин SoftPower оказался в центре внимания Европарламента, проведшего встречу«Роль женщин в развитии и реализации концепции “SOFT POWER” вполитике, бизнесе и культуре» в ноябре 2012 г. В дальнейшемсостоялись конференции, рассматривающие применение понятия«мягкая сила» (или власть) в различных регионах мира: на ДальнемВостоке, Китае, в Африке.

Поэтому представляется как-то нелогичным отсутствие в течениедолгого времени – вплоть до 2012 г., насколько нам известно, научныхобсуждений этого понятия в русскоязычной среде. Летом 2012 г.встреча, посвященная этой теме, прошла в Южно-Уральскомфедеральном университете (г. Челябинск). В марте 2013 г. Обсуждениев форме круглого стола состоялось в Московском городскомпедагогическом университете. Продолжением этого стал семинар«Мягкая сила в системе социально-политических коммуникаций»,прошедший в ноябре 2013 г. в том же университете.

Место проведения научных мероприятий не является случайным.Организатором круглого стола и семинара выступила кафедра массовыхкоммуникаций МГПУ, давно известная своими конференциями иобсуждениями современных массовых коммуникаций в

междисциплинарном аспекте. Понятно, что «мягкая сила» какважнейший феномен современных коммуникаций так или иначепривлекала внимание исследователей, тем более что в этом сообществеобсуждались и политологические проблемы.

Круглый стол «Мягкая власть (Soft Power) – характеристики итенденции» прошел успешно, вызвав интерес не только у научногосообщества, но и у студентов и магистрантов МГПУ, МГУ и другихвузов.

Среди выступавших были не только ученые и преподаватели измосковских университетов и научных учреждений: МГПУ, МГУ(философский и социологический факультеты, факультетжурналистики, психологический факультет, факультет госуправления),МГИМО(У) МИД РФ, Института языкознания РАН, – но и публицисты,общественные деятели, которые рассмотрели вопросы влияния наобщественное сознание и с теоретической, и с практической точекзрения. Впрочем, обращение к практическому использованию понятия«мягкая сила» характерно и для зарубежных конференций – ведь самопо себе научное обсуждение мировых проблем является согласно точкезрения многих последователей Дж. Ная частью мягкой силы.

Очевидная неисчерпанность темы побудила продолжить обсуждениена семинаре, собравшем специалистов из Дипломатической академии,РАНХИГС и ряда других научных центров.

Прозвучавшие там доклады легли в основу настоящей коллективноймонографии. Она состоит из трех разделов. В первом приводятсятеоретические соображения о сущности понятия «мягкая власть» и обих применимости к политическим явлениям в разные отрезки времени.Во втором анализируется использование инструментария мягкой властив политической деятельности различных сил и регионов мира. Втретьем разделе публикуются исследования, выявляющие особенностиинструментария мягкой силы: языка, «повестки дня» и другихинструментов СМИ.

Авторы ни в коей мере не претендуют на какую-либоокончательность и исчерпанность обсуждения. Бурный ход историизаставляет на ходу менять взгляд на то или иное явление или факт.Однако это не означает отказ от попыток фиксации положения дел. Аизбежать сиюминутности суждений должно помочь привлечениеметодологии различных дисциплин, стремление вскрыть глубинные

корни процессов и, насколько позволяют средства доступа кинформации, тщательность отбора достоверных сведений. Именно наэто ориентировались авторы в своих работах.

Часть 1. Концепт soft Power висторической перспективе

П. Б. Паршин. Приключения мягкойсилы в мире коммуникативныхтехнологий (прекраснодушныезаметки)

Для начала несколько условностей. Используемое в нижеследующемтексте в качестве перевода английского выражения Soft Power русскоесловосочетание мягкая сила, когда оно употребляется автонимно (т. е.Означает самое себя, как в данном предложении), передается курсивом.Написание в стандартных типографских кавычках («мягкая сила»)используется при необходимости дистанцирования от данной формывыражения. Наконец, написание без кавычек, как в заголовке данноготекста, используется для обозначения некоторого феномена,предполагаемого реально существующим (в духе, если угодно,средневекового реализма[6]) и являющегося предметом обсужденияниже – наряду с его концептуализациями.

Начнем с общеизвестного: выражение Soft Power имеет конкретноеавторство: оно было введено в теорию международных отношенийпрофессором Гарвардского университета Джозефом С. Наем-младшим[7] в его книге, увидевшей свет весной 1990 г.[8]. Черезнесколько месяцев фрагменты этой книги были опубликованы в видестатьи в массовом (для издания о международных отношениях) журнале«Foreign policy», где была приведена следующая формулировка:

То или иное государство может достигать предпочтительных длянего результатов в мировой политике потому, что другие государствахотят следовать за ним или соглашаются на некоторую ситуацию,обеспечивающую такие результаты. В этом смысле в мировой политикев определенных случаях так же важно устанавливать повестку дня иструктурировать ситуации, как и заставлять других изменяться.

Этот второй аспект силы – который проявляется, когда одна странадобивается того, чтобы другая хотела того же, что и первая – может

быть назван приобщающей [co-optive], или мягкой силой впротивоположность жесткой, или командной силе приказания[9].

В англоязычной литературе для обозначения акта введения в оборотНаем выражения Soft Power часто используется глагол coin в (непервом) значении ‘творить, придумывать, изобретать (о слове иливыражении)’, что обычно подразумевает не создание терминов, абытовое или художественное словотворчество[10]. Действительно, Найименно придумал некое яркое образное выражение, которое быстрополучило распространение в теории международных отношений, апотом и за ее пределами. Однако говорить о терминологическомхарактере этого выражения вряд ли уместно и поныне; более того, в еговнутренней форме заложен потенциал серьезных разногласий, который,как это обычно бывает в таких случаях, способствовал одновременноего популярности и острым спорам относительно его применения идаже права на существование.

Как английское выражение soft power, так и его основные русскиепереводы мягкая сила и (гораздо менее удачный) мягкая власть – этоочевидные метафоры. В буквальном смысле ни власть (определенноговида социальное отношение), ни тем более сила (произведение массы наускорение или, по когнитивной трактовке Л. Талми, способность менятьstatus quo или, при наличии тенденции к изменению, противостоятьему[11]) ни мягкими, ни жесткими не являются. Более того, в той илииной степени метафоричны и многие другие определительныеконструкции со словом сила в качестве определяемого, включая, междупрочим, и такие привычные, как, например, культурная, политическаяили экономическая (и даже военная) сила. Жесткость и мягкость – этоосязательные, тактильные характеристики, и поэтому использованиеприлагательных жесткий и мягкий для характеристики как силы, так ивласти – это одна из реализаций тактильной метафоры, т. е. переносапредставлений из одной когнитивной сферы (в данном случае сферыконцептуализации тактильных ощущений) в другую (сферуконцептуализации социально-политических отношений)[12]. Врезультате такого переноса концептуализация сферы-цели до известнойстепени меняется и она, как говорится, начинает осмысляться втерминах сферы-источника. Другие, причем давно известные,реализации тактильной метафоры представлены такими языковыми

формами, как, например, жесткая/ мягкая пропаганда, жесткие/мягкиепродажи, жесткие/мягкие санкции, жесткие меры и т. д.[13].

Так вот, принципиально важным является то обстоятельство, чтоНай, использовав для обозначения введенной им категории эффектнуюи наглядную тактильную метафору, вложил во введенное им выражениесовсем иной смысл, нежели тот, который вытекает из естественного(обусловленного семантикой языковых единиц) метафорическогоосмысления шкалы мягкости/жесткости применительно к категориисилы и который давно используется в других случаях применения этойметафоры – в частности, в языковых формах, приведенных выше.

Естественное осмысление тактильной метафоры, которое я не стольдавно[14] предложил называть технологической метафоризацией шкалымягкости/жесткости применительно к категории силы, предполагает,что она коррелирует с той степенью ущерба (физического,политического, экономического, морального, психологического и т. п.),который наносится объекту применения силы[15]: «мягкая» сила притаком понимании предполагает нанесение меньшего (вплоть донулевого) ущерба по сравнению с «жесткой»[16].

Очевидно, что такое осмысление тактильной метафоры несоответствует тому содержанию категории «мягкая сила», котороепредложил Най в своих самых первых публикациях и которое он вдальнейшем многократно разъяснял и подтверждал, модифицируя свои(квази)определения при сохранении все того же, специфического дляего концепции общего понимания мягкой силы. Именно этонесоответствие и прорисовывается за дискуссиями о мягкой силе, хотя ине исчерпывает их содержание полностью: о принципиальномидеологически обусловленном отрицании права этой категории насуществование, о ее прагматике, об «основном вопросекоммуникативных технологий» еще пойдет речь ниже.

Differentia specifica мягкой силы в наевском понимании (его можнобыло бы назвать «неестественным», если бы не нежелательная в данномслучае негативная оценочная коннотация) – это не способ применениясилы, а ее вектор; мягкая сила – это притягательная сила, что, кстати,предполагает не только другой тип метафорического переосмысления,но и другую степень метафоризации: вектор – это один из параметровсилы и в буквальном, физическом ее понимании. Мягкая сила,понимаемая по Наю, не применяется и не может применяться просто по

определению, в силу своей категориальной природы – ею можнообладать как некоторым ресурсом (что и позволяет назвать такоепонимание ресурсным). Обладание мягкой силой – это состояние,открывающее перед обладателем возможность разнообразных действий,но само оно ни действием, ни деятельностью не являющееся. Болеетого, и это принципиально важно, эффект понимаемой таким образоммягкой силы проявляется в действиях/поведении/ деятельности необладателя мягкой силы, а субъекта, испытывающего ее воздействие:как выразился Най через двадцать с лишним лет, «мягкая сила – этотанец, для которого нужны партнеры»[17].

Для чисто внешней оценки исторической динамики использованиякатегории мягкой силы можно пользоваться статистикой встречаемостиязыковой формы Soft Power в текстах, попавших в Интернет с моментавведения этого выражения до настоящего времени. Она представленаниже в диаграмме 1. Приведенные в ней данные показывают количестворезультатов, выдававшихся в феврале 2014 г. поисковой системойGoogle по запросу «soft power» до появления сообщения «Мы скрылинекоторые результаты, которые очень похожи на уже представленныевыше».

Понятно, что такая оценка очень груба, к тому же она не исключаетвсяких совпадений, обусловленных синтаксической и лексическойнеоднозначностью (ср., напр., англ. Soft Power button ‘экранная(виртуальная) кнопка выключения питания’), однако можно полагать,что общую динамику приведенный график отражает, и заключается этадинамика в том, что с 1996 по 2004 г. (когда вышла вторая книга Ная,посвященная мягкой силе[18]) встречаемость выражения Soft Power вИнтернете быстро выросла, после чего стала в незначительных пределахколебаться на достигнутом уровне.

Диаграмма 1. Динамика встречаемости выражения Soft Power поданным поисковой системы Google по состоянию на февраль 2014 г.

Осуществить аналогичный подсчет для русского языка безспециальных усилий (не входящих в задачи данной работы) гораздосложнее в силу наличия в русском языке падежного словоизменения, атакже потому, что англ. Soft Power переводится на русский по-разному.Однако в первом приближении видно, что встречаемость в Рунете

выражения мягкая сила в разных формах, почти или совсем нулевая в1990-х годах, стала в следующем десятилетии расти – сперва медленно,а с начала 2010-х годов, когда это выражение начало использоваться вРоссии не только в науке и публицистике, но и в выступлениях свысоких трибун[19], быстро – и увеличилась более чем на порядок (припоиске по форме мягкая сила в соответствии с той же оговореннойвыше процедурой – с 18 результатов в 2003 г. до 235 в 2013 г. без учетаповторов).

За этими количественными показателями стоит несколькоразличных процессов, находящих свое отражение в текстах, попавших вСеть.

Первый из процессов – это длящаяся уже более двух десятилетийболее или менее академическая дискуссия о природе мягкой силы и ееотношении к другим, реально или предположительно родственнымкатегориям, в рамках которой сформировались два основных пониманиямягкой силы, а также некоторые концепции, в которыхпредпринимаются попытки снять противоречия между этимипониманиями. Выглядят эти попытки пока что не очень убедительно.

Второй процесс – это проникновение выражения мягкая сила впублицистический, политический, а затем и в бытовой дискурс инаделение его там некоторым смыслом – конечно, почти исключительноне тем достаточно специальным смыслом, который вкладывался в негоНаем, а тем, который индуцирован, во-первых, естественнымпониманием тактильной метафоры и одномерной шкалой жесткости/мягкости сил с поправкой на ее индивидуальное понимание различнымиучастниками коммуникации, во-вторых, некоторой, пусть слабовыраженной, оксюморонностью этого выражения, заставляющеговспомнить об известных образах «волка в овечьей шкуре», «железногокулака в бархатной перчатке» или, ближе к российским реалиям, «утюгав валенке». Наиболее очевидное лингвистическое свидетельство такогоосвоения – это широкое распространение выражений типа применять/использовать мягкую силу или очень характерная шапка недавнегоредакционного материала в газете «Ведомости»: Приговор по«болотному делу» как демонстрация силы / Каким бы ни было решениесуда, оно неизбежно будет демонстрацией силы. Мягкой или жесткой,в зависимости от внутренних мотивов, но силы[20]. Очевидно, что такоесловоупотребление очень далеко от каких бы то ни было представлений

о притягательной силе, но похоже, что с его победным шествием уженичего нельзя поделать.

Наконец, третий процесс, происходящий преимущественно впублицистике, – это «затаскивание» мягкой силы в компанию того, чтоназывается коммуникативными технологиями[21], что было бы, в силуизложенных выше соображений, еще терпимо, если бы внутри этойкомпании ее не сближали (с разной степенью – sic! – мягкости) снаименее симпатичными ее членами. Даже родство с брендингом,рекламой и публичной дипломатией уже требует некоторыхоправдательных оговорок, а уж соседство с пропагандой, а такжевсякими информационными, психологическими, смысловыми и т. п.войнами/операциями мягкую силу откровенно дискредитирует. Болеетого, на нее пытаются возложить несомненные грехи этих «жестких»технологий, да к тому же, апеллируя к американскому происхождениюкатегории мягкой силы (и государственным постам, которые занималНай), ее саму пытаются, и притом небезуспешно, объявитькоммуникативной технологией (которой она не является) иинтегрировать в структуры информационно-психологическогопротивостояния – либо в качестве дьявольской силы Запада («Мягкаясила» крушит Украину – еще один характерный заголовок[22]), либо вкачестве инструмента информационно-пропагандистскогопротивостояния, которым необходимо овладеть России (ср. сноску 14выше). На самом деле, мягкая сила в ее аутентичном понимании – этовообще не инструмент, и тем более не инструмент пропагандистский.

Все три перечисленных процесса требуют самостоятельного анализаи обсуждения, однако по причине ограниченности объема данногоматериала рассмотрение ниже будет сосредоточено преимущественнона первом процессе.

Развитие этого процесса определяется несколькими основнымивопросами.

A.Прежде всего это принципиальный вопрос об уместности

апелляции к «мягкой силе», как бы она ни понималась, при описаниимеждународных отношений и международных процессов.

Решительно негативный ответ на этот вопрос заключается в том, что«мягкая сила» – это некая химера, а в лучшем (если это определение

здесь уместно) случае – эвфемизм или оксюморон. В качестве примеровздесь можно упомянуть отказ Д. Рамсфелда, дважды министра обороныСША (при Дж. Форде и при Дж. Буше-мл.) понимать, что такое мягкаясила[23], или широко растиражированный в Сети тезис бывшегосоветского филолога, а ныне словацкого публициста и политиканационалистического толка С.(В.) Хелемендика, согласно которому«<Soft Power> это не мягкая сила. // И тем более не мягкая власть. // Этоамериканская технология взятия власти в чужой стране и ее передачинужным в данный момент людям. Технология переворотов»[24].

Понятно, что такой негативный ответ с большой вероятностью, хотяи по-разному в разных случаях, переводит дискуссию из академическойплоскости в публицистическую, что в России очень хорошо заметно.

Б.В случае позитивного ответа на первый вопрос актуальными

становятся взаимосвязанные вопросы о природе мягкой силы, о еесоотношении с жесткой и, соответственно, об устройстве шкалымягкости/жесткости, а также о соотношении мягкой силы с другимитрадиционно рассматриваемыми в науке о международныхотношениях видами сил (военной, экономической, политической,идеологической, культурной и т. д.[25]).

Участвуя в дискуссиях о природе мягкой силы, Най многократноопределял или, точнее, пояснял свою концепцию, используя при этомразличные формулировки, что, кстати, послужило основанием длякритики. В 2008 г. исследователь из британского Брунельскогоуниверситета Ин Фань насчитал в одной лишь книге Ная 2004 г.[26] пятьне вполне совпадающих квазиопределений мягкой силы и пять жеразличных подходов к описанию ее соотношения с силой жесткой ивынес в название своей статьи вопрос о том, чего же в категории мягкойсилы больше – притягательности или путаницы[27].

• (Мягкая сила – это)…способность формировать чужиепредпочтения.

• (Мягкая сила – это)…способность привлекать, а привлекательностьчасто ведет к уступчивости.

• (Мягкая сила – это)…способность заставлять других хотеть тогорезультата, которого хотите вы, в силу культурной или идеологическойпритягательности.

• Страна может достигать желаемых для себя результатов в мировойполитике, потому что другие страны – восхищаясь ее ценностями,подражая ее примеру, стремясь к ее уровню процветания и открытости –хотят следовать за ней.

• (Мягкая сила – это)…ключевой элемент лидерства. (Это)притягательная сила, заставляющая других хотеть того, чего хотите вы,формулировать проблемы, устанавливать повестку дня.

Будучи представителем иной интеллектуальной традиции –маркетинга территорий и странового брендинга – Ин Фань высказался впользу последнего как более адекватного подхода к теории и практикеобеспечения влияния в международной политике. О взаимоотношенииэтих традиций будет кратко сказано ниже, в разделе B.

Несмотря на варьирование формулировок, можно утверждать, чтоНай сохранил первоначальное понимание мягкой силы как способностинекоторого субъекта (первоначально – субъекта международныхотношений, прежде всего, той или иной страны, хотя в последнее времячисло таковых субъектов, равно как и, независимо от этого,применимость категории мягкой силы, расширяется) добиваться своихцелей не за счет материального или экономического принуждения, а засчет формирования позитивного отношения к нему других субъектов,возникающей в силу этого его привлекательности и, как следствие,одобрения его институтов, практик и конкретных действий. В статье2006 г.[28] Най подробно и компактно уточнил свои взгляды и ответилна конструктивную критику, а в дальнейшем явно признал, что «мягкаясила – это скорее образное обобщение, чем нормативно выраженнаяконцепция»[29]. Он также зафиксировал то обстоятельство, что «мягкаясила страны прочно зиждется на трех основных источниках: ее культуре(в местах, где она привлекательна для других), ее политическихценностях (когда она сама живет согласно этим ценностям ируководствуется ими в отношениях с другими странами) и ее внешнейполитике (когда другие считают ее законной и моральной)»[30] иостановился на трактовке, в соответствии с которой мягкая сила – это«способность достигать результатов через убеждение ипритягательность, а не через принуждение или плату»[31].

Основная инновация, предложенная Наем в рамках его концепции в2000-х годов, – это введение им[32] понятия «умная сила», определяемой

как разумно сбалансированное сочетание мягкой и жесткой сил. Будучиболее терминологичной (хотя это тоже очевидная метафора) посравнению с «мягкой силой», эта категория стала активноиспользоваться в американском дипломатическом дискурсе.

В отсутствие четкого противопоставления ресурсного итехнологического пониманий мягкой силы и, более того, заметногостремления к интеграции подходов ко всем феноменам, применительнок которым говорят о мягкой силе (зачастую вкладывая в эти словасущественно разное содержание), некоторыми авторами былипредложены и другие заслуживающие внимания трактовки ипонятийно-терминологические инновации, ни одна из которых (кроме,может быть, концепции Дж. Маттерн) серьезной известности, какпредставляется, не получила. Упоминания они, однако, заслуживают.

Общим для всех этих концепций является стремление совместитьпредставление о притягательной природе мягкой силы с признаниемтого, что притягательность эта не может быть отнесена полностью засчет объективных достоинств той или иной страны/территории, ноформируется, по крайней мере, отчасти посредством коммуникативныхтехнологий – возможно, «мягких» (в смысле стандартной тактильнойметафоры), но фактически обретающих таким образом «жесткость».Понимаемая таким образом мягкая сила все-таки представляетсяинструментом в руках обладателя мягкой силы, действующим на ееобъект непосредственно, а не через трансформацию обладателя в нечтореально притягательное.

Соответственно в рамках таких трактовок настоятельно (хотя и не дотакой степени, как в публицистике, где это просто выкрикивается сразличной степенью истеричности) проводится мысль о том, что мягкаясила не столь уж мягка – достаточно посмотреть на названиясоответствующих публикаций. Хуже того, она напрямую включаетсятем самым в число коммуникативных технологий («хороших» своих и/или «плохих» чужих), что представляется прискорбным.

Уместно в этой связи сослаться на интересный пример – обсуждениемягкой силы в эфире программы В. Т. Третьякова «Что делать?» от 19мая 2013 г. Уже на четвертой минуте передачи слово берет генеральныйдиректор Российского совета по международным делам А. В. Кортунови говорит[33] о необходимости различать собственно мягкую силу

(понимаемую им по Наю) и инструменты ее реализации [то естьфактически ресурсного и технологического пониманий мягкой силы].После слов Кортунова «Какими бы инструментами мы ни пользовались,но если нет основы такой силы, то трудно быть эффективными»ведущий круглого стола оживляется, неодобрительно смотрит наговорящего, потом поворачивается к другим участникам, явно ища уних поддержки, брезгливо-иронически улыбается, пытается перебитьвыступающего и после слов последнего «Надо искать, прежде всего,основу этой мягкой силы» так и делает это, произнося оченьхарактерное высказывание:

Это… пораженческая позиция.Кортунов продолжает говорить («Нет, я не думаю. Я как раз считаю,

что это не пораженчество, если вы верите в свою страну» и т. д.)[34], нореакция ведущего представляется очень показательной как посодержанию, так и по форме.

Итак, несколько слов о концепциях, не отрицающих наевскую, нопредполагающих ее довольно значительную модификацию. Ближе всегок аутентичной трактовке Ная стоит двумерная «спектральная» модельжесткости сил, предложенная в ряде совместных работ журналистомМ. Куналакисом и бывшим послом Венгрии в НАТО, а потом в СШАА. Шимони[35] для уточнения понятия умной силы. В моделиКуналакиса и Шимони постулируется наличие двух шкал: одна из них –это фактически интегральная шкала инструментов силы, тогда каквторая – шкала способов применения (букв. ‘доставки’, англ. delivery)этих инструментов, причем обе эти шкалы проградуированы вметафорических терминах жесткости-мягкости. В совокупности шкалызадают декартову систему координат, позволяющую более точновизуализировать размещение любого инструмента силы в двухмерномпространстве; при этом в «мягко-мягком» квадранте оказываютсявсякого рода программы развития и международной помощи, а в«жестко-жестком» – реальное применение военной силы.

Необходимо, правда, отметить, что, во-первых, репертуар сил,рассматриваемых в модели Куналакиса и Шимони, достаточно беден(по сравнению, например, с предложенным Ю. П. Давыдовым), а во-вторых, эта модель все же явно тяготеет к технологическомупониманию мягкой силы, ибо вводит в рассмотрение инструменты силы

и позволяет говорить об их применении: напомним, что в аутентичнойтрактовке мягкая сила существует постольку, поскольку онапритягательно воздействует на свой объект, а не потому, что ее кто-то«применяет».

Другие концепции, не отрицая наевскую, дополняют ее элементамимягких (или псевдомягких) коммуникативных технологий; характерно,что их авторы охотно ссылаются на идеи А. Грамши о «культурнойгегемонии»[36]. Пока что наиболее цитируемой из соответствующихпубликаций (в том числе и в России), по-видимому, является работаДж. Маттерн, в которой вводится понятие репрезентационной силы,прямо отождествляемой ее автором с мягкой силой и понимаемой как«форма власти, оперирующая через посредство используемойговорящим структуры нарративного представления“действительности”»[37]. Излишне напоминать, что такое пониманиеможно соотнести с широко представленной в лингвистике традициейисследования языка как инструмента социальной власти (работыА. Кожибского, Д. Болинджера Р. Блакара, представителей британскойшколы «критической лингвистики» и др.), развивающейнеогумбольдтианские идеи.

Близка концепции Маттерн книга голландского исследователя П. ванХама, в которой предлагается не вполне традиционное пониманиесоциальной силы как «способности устанавливать стандарты иценности, которые считаются легитимными и желательными, безобращения к принуждению и плате»: налицо та же наевская трихотомияпалки, морковки и притягательности[38], но – sic! – с признаниемустановления стандартов и ценностей как самостоятельного видадеятельности[39].

Еще одна метафоризация сходных идей – понятие «сладкой» (sweet)силы, противопоставленной «острой» (sharp) военной и «клейкой»(sticky) экономической силам, представлена в книге американскогоисследователя У. Р. Мида[40].

Немного по-другому устроена концепция испанского социологаХ. Нойи, который не рассматривает специально классическую жесткуюсилу, а вводит оригинальную трихотомию, выделяя внутри мягкойсилы, в свою очередь, мягкую силу убеждения и жесткую силуидеологии, понимаемой как способность устанавливать предпочтения,

причем эффективность признается только за последней. Более того,Нойя предлагает вообще отказаться от понятия мягкой силы, утверждая,что любой ресурс, включая военную силу, может считаться «мягким»,если он воспринимается как легитимный и направлен на благие цели(например, доставку гуманитарной помощи); взамен предлагаетсяиспользовать понятие символической силы[41].

Весьма сходная позиция представлена также в статье О.Ф. Русаковой: «Дискурсивное управление символическимпространством политики – вот суть многообразных политик и практикsoft power. Дискурс Soft Power позволяет без усилий прямого и жесткогодавления тонко и гибко осуществлять воздействие на ментальныеструктуры массового сознания – общественные представления,предпочтения, увлечения, развлечения, удовольствия, переживания,мечты, идеалы, грезы»[42]. Очевидно, что мягкая сила здесь опятьрассматривается в одном ряду с коммуникативными технологиями, ипоэтому без «экспликации реляций» мягкой силы с «родственниками» и«соседями» обойтись невозможно.

B.Итак, следующие два вопроса касаются связей понятия мягкой

силы с родственными категориями: с одной стороны, с понятиямиобраза страны (и, шире, территории, или локуса), имиджа ирепутации, с другой – с так называемыми коммуникативнымитехнологиями. Ответ на второй вопрос фактически был уже дан выше,а вот первый нуждается в дополнительных комментариях.

Как кажется, для любого, кто знаком с понятием бренда в егокоммерческой ипостаси, а тем более с идеями странового(территориального и т. п.) брендинга (nation branding), должно бытьочевидно, что наевская мягкая сила – это ближайшая родственницаименно понятия странового бренда, а также таких более традиционныхкатегорий, как образ, имидж и репутация[43] в их применении к стране,территории, городу, региону и т. п. (в качестве обобщающего для всехэтих географических понятий можно предложить термин локус[44]; ср.также понятие геобрендинга).

Идея распространения коммерческой категории бренда на страныбыла предложена примерно в то же время, что и наевская концепциямягкой силы – на рубеже 1980—1990-х годов, сперва знаменитым

маркетологом Ф. Котлером[45], а потом еще рядом авторов, средикоторых необходимо упомянуть прежде всего британцев С. Анхолта иУ. Олинза (первый – изначально лингвист, а в дальнейшем самыйизвестный в мире специалист по локусному брендингу, автор многихкниг и первый главный редактор журнала «Брендинг мест и публичнаяполитика» – «place Branding and public Diplomacy», издается с 2004 г.;второй – маркетолог и дизайнер, кстати, его агентство делалоребрендинг МТС и Билайна) а также, между прочим, того же П. ванХама, опубликовавшего в 2001 г. интереснейшую маленькую статью«Восход брендированного государства»[46]. Впрочем, П. ван Хам, вотличие от трех других упомянутых авторов, – международник, ипоэтому в дальнейшем его подход сдвинулся от брендирования мест втом направлении, которое реализовалось в уже упомянутой вышемонографии.

Как бы ни относиться к маркетингу и брендингу как видамдеятельности, необходимо признать, что некоторые из их положений,выглядящие совершенно очевидными в коммерческой сфере, если и немогут быть напрямую применимы к формированию имиджа ирепутации территорий напрямую, то, во всяком случае, заставляютнесколько скорректировать оптику тех, кто подходит к решению этойзадачи со стандартными инструментами международной пропаганды.

Прежде всего это касается соотношения действительности и ееотражения в символических формах – того, что автор настоящего текстав свое время предложил, с поклоном в сторону марксистскойфилософии, называть «основным вопросом коммуникативныхтехнологий». Да, у жестких информационных технологий случалисьнемалые успехи, но они происходили в специфических условиях,главным из которых является блокировка альтернативныхинформационных каналов. В коммерческой сфере, где такая блокировкаобычно невозможна, тезис о том, что чем лучше реклама негодноготовара, тем сокрушительнее будет его конечный провал на рынке, давноуже не требует доказательств, а вот в политике и идеологии стараяформула А. Линкольна «Можно некоторое время дурить большинстволюдей и бо́льшую часть времени дурить некоторых из них, но нельзяпостоянно дурить всех» все еще не стала очевидной истиной, и поэтомуупомянутый выше С. Анхолт, консультировавший государственныхпиарщиков десятков различных стран, не раз писал, что ему приходится

объяснять сетующим на плохой имидж своих стран, что причина этогочаще всего в том, что что-то неладно в самих этих странах.

Еще одно, несомненно релевантное для дискуссий о мягкой силеположение локусного брендинга заключается в том, что бренд страныменяется очень и очень медленно, на это требуется как минимумпорядка 20 лет, и то не в запущенных случаях и при активнейшихусилиях и отсутствии серьезных ошибок. Собственно говоря, этозаставило Анхолта, введшего категорию странового, или национальногобрендинга (nation branding) в 1990-х годах «просто как отличнуюметафору»[47], уже в середине 2000-х от нее отказаться. Заявив, чтострановые бренды, несомненно, существуют, а вот страновой брендинг– «это миф, и, пожалуй, миф опасный. И мое имя ассоциируется с нимсовершенно случайно»[48], он стал говорить о конкурентнойидентичности территорий. Однако с выражением nation brandingслучилось то же самое, что и с выражением soft power – не вполнеудачная метафора зажила своей жизнью. Разница только в том, что Найпродолжает отстаивать свое первоначальное понимание в условиях,когда небесспорная метафора грозит его семиотическому детищупревращением в жупел, а Анхолт пытается дистанцироваться от своеготворения, называя его потенциально опасным, в условиях когдаотношение к категории странового брендинга является в целомпозитивным.

Ю. В. Ярмак. «Мягкая сила»в истории государственногоуправления

Интерес к силе у людей существует давно. В ней они находятобъяснение огромному количеству явлений и загадок, множествуоттенков взаимодействия между частями материального инематериального мира. Силу как феномен изучают, объясняют,постигая ее смысл, находя ее источники. Во многом это происходит неради любопытства, а ради ее использования для управления.

Как известно, именно благодаря силе в ее различных формахосуществляется управление механизмами, электрическими полями,биологическими и социальными системами. И с того времени каксоциально-гуманитарные науки стали пристально изучать историючеловечества, все более рельефно стали проступать контуры,становиться понятными законы действия сил, которые играют главнуюроль в осуществлении общественного властного управления.

Оказалось, что силы власти в управлении социумом – от простейшихгрупп до мегакомплексов, – имеют чрезвычайно широкий диапазонвариантов своего проявления, среди которых роль «мягкой» силы,отнюдь, не самая последняя, а в ряде случаев – наипервейшая.

Вместе с тем мир политических отношений не оригинален, иабсолютизировать сегодня роль Джозефа Ная в открытии феномена«мягкой власти», «гибкой силы» как минимум не совсем правильно.Другое дело, что современное появление такого термина вопределенных атрибутивных показателях его связей с реальнымиполитическими процессами нами может быть принято именно в связи сидеями Д. Ная.

Признавая это, мы можем обнаружить существование иразнообразное применение «мягкой власти» уже в ранних государствах.Можно сказать, что там, где наличествовал интеллектуальныйпотенциал носителей официальной власти, там мягкая сила, мягкаявласть применялась властителями в интересах реализации своихуправленческих полномочий. Более того, и на международном уровне

гибкая сила, мягкая власть достаточно активно применялась: черезскрытые дипломатические каналы, экономические санкции, запретные(цензовые) механизмы, различные виды подкупа или шантажа. А навиду, в сфере официальных отношений это могло выглядеть логичнымходом событий или оправдывалось какими-то ясными причинами.

Коснувшись вопроса внутренней власти и управления, нетрудноувидеть, что в древнем мире роль гибкой, мягкой силы выполняликолдуны и шаманы, культы и обычаи, а позже религиозные постулаты иидеологии.

Древний ЕгипетС развитием в нем идей управления в условиях ранней

государственности, децентрализованного и централизованногогосударства активную роль играли политико-религиозные центры,египетская знать (чиновники), жрецы со своими особенностямискрытного поведения и влияния. А чего стоят Поучения периодаправления Гераклеопольского царского дома (XXI в. до н. э.) – столицыЕгипта. В них описываются не только открытые, но и скрытые формыуправления при реализации власти и влияния, наказания и поощрения,мотивации и стимулирования поведения людских масс. Чем, если непрототипом «мягкой власти», были рекомендации данного документапроизносить красивые и убедительные речи, которыми правительдолжен был влиять на подданных, выстраивать дифференцированныеотношения с разными социальными группами: вельможами,представителями армии, простыми людьми. Фундаментальным,безусловно, оставалась главная цель управления того времени –формирование безукоризненного поклонения царю-Богу (фараону). Ина это работал институт жрецов, система сакральных знаний писцов.Недаром такие древние источники, как «Призвание писцов выше всехдругих» или «Все призвания хуже профессии писца» свидетельствуют оскрытой, но весьма серьезной роли указанных представителей вреализации мягкой власти в обществе.

ШумерИнтересно, что наиболее распространенная точка зрения среди

шумерологов по поводу того, откуда шумеры появились в Месопотамиии благодаря чему, продвигаясь вглубь, создавали города, завоевывалиместное население, выглядит как предположение об умелом сочетаниисиловых и несиловых средств и методов. Пришлый народ подчинял себе

местное население, с одной стороны, воспринимая многие достиженияместной культуры, с другой стороны, обогащая и развивая ее. Но вконечном счете в последующем мир узнал именно о шумерскомбольшом и могущественном государстве. Именно шумерскомугосударству, его городским поселениям приписывают существованиесоветов старейшин, народных собраний, зарождение законодательнойсистемы и другие атрибуты цивилизации.

И еще один момент. Как в Шумере, так и в Аккаде, и в Эламе –царствах с тесно переплетенными во времени культурами управления(примерно двухтысячелетняя история), – кто бы ни приходил кверховной власти, обязательно начинал это властвование с посещения ипоклонения в главных храмах Бога. т. е. мягкая сила религии уже тогдаформировалась как тотальная форма управленческого участия приреализации власти и в последующем продолжала стабильно играть вэтом существенную роль.

К слову сказать, религия сама по себе является властью не простой, адуховной, что значительно сильнее многих других видов власти.Религиозные идеи, ценности, ритуалы и таинства тысячелетиясопровождают жизнь человечества, а для множества людей являлись иявляются неоспоримой мягкой властью, от которой трудно избавиться.Миссионеры от разных религий, как известно, часто были первыми втом движении, которое происходило сначала робко и мягко, а позжепорой агрессивно, с широким фронтом захвата и покорения народов итерриторий, охватывало другой язык, другую культуру и проникало виную социально-политическую среду. Вслед за этим происходило ихизменение или подавление.

Вавилония (Вавилон) (Южная часть Месопотамии, от начала 2-готысячелетия до 538 г. до н. э.). Царство прошло 4 исторических этапа.Представляло тетраполию (тетрархию), что требовало поиска инахождения компромиссов (форм мягкого взаимодействия) длясуществования политического союза 4 городов, 4 стран, чтопредставляло собой некую конфедерацию, где форма отношений давалавозможность власти переходить от одного города к другому.Возвысившийся город как бы становился гегемоном над другимигородами с соответствующими тому привилегиями.

Одной из особенностей проявления мягкой силы в этом Царствебыло ее законодательное оформление. При Хаммурапи (1792–1750 гг.

до н. э.) сложилось централизованное рабовладельческое монархическоегосударство с жестко организованной системой управления во всехуголках его территории. Сам Хаммурапи стремился обеспечить своимподданным жизнь в безопасности под защитой законов и для этогосоздал свод (282 статьи в трех разделах). В основе этого историческогодокумента (он появился раньше дигестов Юстиниана – 533 г. н. э.)лежали еще более древние идеи о законодательстве (Шумер, Аккад).Они в большей мере представляли собой правила поведения для разныхкатегорий населения Вавилонии, включая царских служащих, судей,воинов, свободных общинников и рабов. Эти моральные нормы,представленные в законах, формировались не одно столетие иопределялись как сдерживающие начала, основы общественной моралидревнего общества. Интересно, что отмеченные в Законах методыуправления и инструменты предусматривали, помимоадминистративных и экономических, и социально-психологическиеметоды, а именно – воспитательные. На них делался усиленный акцент,особенно в отношении семьи, в них излагались требования к женщине идетям, к служителям культа и т. д., т. е. система управления в древнемобществе предполагала использование мягкой силы воспитанныхпривычек поведения, применение этических рамок, сформированныхвластью Закона.

Уже позже, в период нововавилонской династии Набуаплуцура,система гибкой власти (мягкой силы) управления проявилась в видетакого новшества, как брачные союзы родственников царских семейразличных государств. Это влияло на решение вопросов в областиуправления внешнеэкономическими связями, во многом определяломирное сосуществование с другими государствами, возможность ихвнутреннего расцвета и развития.

В целом, говоря об историческом развитии и особенностяхсоциально-политической жизни Вавилона, по мнению известногоисследователя В. А. Белявского, это царство не только не быловосточной деспотией, но даже не было в полном смысле слова имонархией. Скорее оно было аристократической республикой сежегодно избираемым царем-магистратом[49].

Знаменитый исход евреев из Египта. Середина 2 тыс. до н. э. Этотисторический период развития восточных цивилизаций дает немалоеколичество примеров умелого использования «мягких механизмов»

управления, воздействия на разрозненные еврейские племена с цельюих организации в нечто единое и жизнеспособное. Сама идея Моисеяобразовать кочевое государство базировалась на осознаниинеобходимости в условиях постоянных угроз сохранить еврейскийнарод. И для этого был использован сотнями лет испытанный способрелигиозного объединения: провозглашение необходимости выполнитьпрямое указание Бога. Что народ принял и во что поверил. Всеостальное требовало высокого уровня организации управления,основанного на инстинкте самосохранения и интеллекте: переписьеврейского населения; определение структуры «движущегосягосударства»; обеспечение какого-то порядка при его мобильности и др.

В последующем такие личности, как Навин, пророк Самуил,правители Давид и Соломон не снижали уровня своего воздействия накочевников посредством убеждения их в необходимости выполнятьбожественные пророчества. От имени Бога первым помазанником нацарствование в израильско-иудейском государстве стал Саул. В СтаромЗавете об этом говорится так. Созвал все колена (племена) Самуил ипредставил Саула израильскому народу, сказав при этом: «…видите ли,кого избрал Господь? Подобного ему нет во всем народе. Тогда весьнарод воскликнул и сказал: да живет царь», т. е. при существованиивысокого авторитета, на котором может быть основана вера в реальнуювласть, мягкие формы ее использования диверсифицироваливозможности управления, сглаживали протестный потенциал, которыймог проявиться в самом неожиданном виде. Это позволяло не доводитьдо состояния сомнений авторитет Саула, его «представительство» какизбранника Богом.

Что касается мягкого влияния политической и религиозной силы, тоследует упомянуть историю с хазарами, чье участие в становлении иразвитии первых столетий русской государственности нельзяисключать. Хазария (Хазарский каганат) в течение короткого периодавремени была, как считают исследователи, региональной державой. Онауспешно балансировала между непрерывно воевавшими друг с другомВизантией и Халифатом. Ни христианство, ни ислам ей не подходили,так как перманентно приходилось бы или воевать с одной стороной ивыплачивать дань другой, или наоборот. В отсутствие монорелигиознойсоциальной среды (здесь было исповедание иудаизма, мусульманства,христианства) произошло «рождение» пророка Божьего Моисея со

всеми прилагательными тому явлению атрибутами: чудесами,знаменьями, личными беседами с Богом и политической поддержкой,т. е. поиск гибкого решения привел к соломонову выбору: признатьЕдиного Бога, но не из тех, которым поклонялись стороны, а самому-самому… Это не противоречило ни христианским, ни исламскимдогматам и обеспечивало определенное военно-политическоеспокойствие, что позволяло разумно выстраивать управление сэффективной системой разделения властей. Прагматический балансверотерпимости позволял властям исповедовать иудаизм, никого к немуне принуждая. Объединение тюркских племен, славян и кавказскихнародов считается первым государством с настоящей экономикой натерритории средневековой (часто называемой Древней) Руси.

Открытая сила и тем более единоличная деспотия – чрезвычайноопасный и практически всегда менее продуктивный способ управленияв государстве, нежели управление посредством хорошоорганизованного и мягко действующего авторитетного коллективногоразума. Но это может считаться только теоретическим взглядом. Вреальности история свидетельствует о том, что государства и ихнаселение испытывали на себе как крайне жесткие или весьма мягкие,так и сложно сочетаемые между собой эти две формы управления.Именно безальтернативная предрасположенность к доверию ипривлечению во властное управление круга способных к здравомусмыслу людей или, наоборот, предпочтение жестких бескомпромиссныхформ управления во все времена истории порождали синусоидальныеизменения в конфигурации власти: от диктатуры к коллегиям и советами обратно.

Такие переходы и влияния можно увидеть в истории управлениягородом-государством Карфаген, который за свои две с лишним тысячилет (825 до н. э. – начало III в.) переживал как статус властелиназападного побережья Средиземного моря, так и участь беспощадноуничтожаемого центра тогдашней цивилизации. После кончинывыдающейся главы государства Дидонны-Элиссы власть принадлежалаздесь Совету десяти, одновременно с которым функционировал Советстарейшин, затем военному диктатору Малху. Позже определятьпроцессы жизни (экономика, законы, развитие искусств и т. п.) сталаолигархия Магонидов. В этот период возникают некие подобия партии,возникает прототип «республиканского» управления. Совет десяти

преобразуется в Совет тридцати, а Совет старейшин, расширяясь всоставе, доходит до трехсот человек. В исполнительной и судебнойвласти появляется верховная инстанция – коллегия в составе магистров-суффетов, которые ежегодно сменялись выборным порядком. Ониисполняли обязанности безвозмездно и представляли обеспеченные(богатые, известные) социальные группы. Их деятельность былаподконтрольна Совету, в который входило более ста членов. Уже приГаннибале сменяемость членов этого Совета стала ежегодной. Такой жеежегодной избирательной процедуре подвергался и Совет старейшин,ограничивавший полномочия магистров-суффетов. Осуществлялись идругие меры по привлечению к управлению обществом возможнобольшего количества достойных граждан: проводились выборы изпредставителей городских цехов и объединений грамотных и честныхлюдей для создания комиссий по переоценке состояния тех, чьихозяйства подлежали налогообложению. Условно говоря, такого родасоциально-исторические процессы задолго до современныхцивилизаций готовили живительный бульон для господства здравогосмысла: мягкая власть продуктивнее жесткой властной силы.

Все это многообразие «мягкой власти» (помимо существованиясовершенно конкретных и жестких правил и мер) способствовалоэкономическому развитию Карфаген и постепенному расширению еговлияния на других территориях. Несомненными механизмами в этомвлиянии были как торговля, миссионерская деятельность, так идоговорная дипломатия с аналогичными городами-образованиями, чтосущественно дополняло хорошее военно-стратегическое состояниеКарфаген как сильной державы.

Некоторые исследователи, описывая организацию управления этогогосударства, считают, что она напоминает своеобразную окружность,некое подобие круглого стола с точки зрения процесса осуществленияуправления. Предположительно можно считать, что это свидетельствуето стремлении к проведению демократических принципов власти, говорясовременным языком, посредством сдержек и противовесов,подконтрольности, коллегиальности, выборности и исполнения властина общественных началах[50].

Некие схожести в использовании «мягкой силы» при управлениисуществовали в недолгом веке Мидийского царства (ок. 670–550 гг. дон. э.), когда царствующей особой был Денок. Его непререкаемый

авторитет основывался не на абсолютной личной власти, а насоциально-психологических подходах. В управлении и государством, иразноплеменными народами нормы права уступали перед приоритетомнорм морали и этики. Об этом можно говорить и при рассмотренииЛидийского царства (VIII в. до н. э.), в котором на позднем этапе егоразвития, как считают специалисты, в рамках одной из древнейшихобщин зародилась христианская религия с ее принципами высокойморали. Видимо, такие принципы обладали не только собственнымипритягательными свойствами, но и умело привносились на страждущуюпочву социальных ожиданий справедливого и гуманного управления.Считается, что эти принципы были положены в поведенческуюпрактику человека, формировали морально-этическую систему длявозникновения приверженности и даже преданности идеям, которые,как мы знаем, в последующем стали непременным атрибутом стратегииуправления в разных государствах.

Исходя из сказанного следует, что за несколько тысячелетий до н. э.и ближе к нашему времени в практику мягкого социального воздействияи осуществления власти были привнесены не только религиозныеформы, но и морально-этические нормы социально-психологического ивоспитательного влияния, использование авторитета и механизмовпоиска компромиссных решений в спорных вопросах, с отклонениемжестко бескомпромиссных позиций. При всей достаточной жесткости идаже агрессивности социально-политического управления, социально-политического и культурного обустройства в прежние эпохи эти формыи нормы очень часто действовали совместно и составляли некийконгломерат системного характера.

То есть прототипы «мягкой силы», мягкого влияния и управленияимеют большую родословную, уходящую в глубь веков. Цивилизациинесли в себе потенциал идей, подталкивавших правителей думать осправедливом правлении, а подданных надеяться на справедливость,значит – мудрость в том же правлении. В данном контексте понятиемудрости коррелирует с понятием справедливости и мягкости. Носоциум разнолик и типы его представителей по-разному относятся квласти, движению к ней, удержанию и использованию ее инструментов.Это же относится и к народам, государствам. Поэтому движение ксегодняшним представлениям о выборе мягкой силы для управления ивлияния, осуществления власти и формирования отношений взамен

жестких силовых форм – это естественный и долгий процесс плохообучаемого человечества и его властителей. За шагом впередпрактически всегда следует отступление назад. При этом целью итриумфом, но одновременно и платой за эти движения былаприобретаемая субъектами управления или исчезающая из их руквласть.

Такое «челночное», поступательное или откатное движение по-прежнему оставляет открытым вопрос об общих тенденциях в выбореформ применения мягкой силы. К демократическим формам управленияили авторитарным и жестким склоняется человечество, отдельныестраны и общества, те или иные представители власти в государствах –вопросы по-прежнему животрепещущие. А из исторического опытаследует, что мы, во-первых, отнюдь не оригинальны в попыткахосознать необходимость делать в этом правильный выбор. Во-вторых,просто не учимся на опыте наших предков или не хотим этого делать,когда игнорируем здравый смысл и разумную гибкость в угоду«железобетонным» фактам и ортодоксиям.

В этом смысле Джозеф Най с его теорией может считатьсяпризнанным авторитетом современности. Причем, на мой взгляд, самымценным из всего массива примеров и данных, которые Д. Найиспользует в доказательствах своей теории, является то, что онзаставляет повернуться нас лицом к скрытым ресурсам влияниягосударственного авторитета на свою социальную систему и другиегосударства, разобраться в правильности или порочности ихиспользования, акцентирует вопрос на межкультурном взаимодействии.

Думаю, что исторический экскурс в практику использования мягкойсилы и власти в управлении нам не только не помешает, но может статьподспорьем в современном научном исследовании актуальных проблемэтой области.

Е. Г. Борисова. Время мягкой силы

1. Мягкая сила – новое или хорошо забытоестарое?

Понятие «мягкая сила» возникло в США в самом начале 1990-хгодов. Оно функционировало среди прочих терминовкоммуникативистики. А уже в середине 2000-х годов термин сталактивно использоваться и активно обсуждаться. Практически сразустали проводиться параллели с другими понятиями, отражающиминаучные и философские представления о воздействии знака на человекаи общество.

Диалектика развития любого понятия такова, что «ничто не ново подлуной» и в то же время «появилось то, чего не было раньше».Соглашаясь с этим, постараемся обратить внимание на вторую частьутверждения. Попробуем ответить на вопрос: почему именно сейчасстоль активно заговорили о мягкой силе как о способе достижениясвоих целей как в международной политике, так и в бизнесе и много гдееще?

Здесь надо вспомнить те характеристики нынешней эпохи, которыеподробно прописаны в трудах зарубежных авторов и в отечественнойфилософии и социологии, а именно особенности информационнойэпохи.

2. Сила в мягкую эпохуСовременная эпоха получила название эпохи постмодерна. Под

модерном при этом понимается Новое время – исключительно важныйпериод развития современного общества, характеризуемый взрывнымростом и качественным преобразованием производства, науки, сферыкоммуникации, мировоззрения. Скачкообразный рост достиг областинеопределенности, выявившей негативные стороны и опасностисуществующих векторов развития. Это привело к пересмотру ценностейэпохи, в частности идей Просвещения, ценностей общественногоустройства. Основные духовно-нравственные установки в обществе

оказались в зоне «полупризнания – полуосуждения». Признаки такихвзглядов и их причины рассматриваются как проявленияпостмодернизма, наблюдаемые в общественном сознании, искусстве,философии и т. п.

Другой характеристикой эпохи является термин «информационная».В историософии под этим понимается возрастание роли информации вжизни современного общества. А в экономическом смысле имеется ввиду новый технологический уклад: производство информациистановится важнейшей составной частью производственнойдеятельности, а информация рассматривается не только как продукт, нои как средство производства.

Не будем останавливаться на экономической стороне проблемы,заметим только, что признание за информацией ведущего средствапроизводства вовсе не означает отказ от реального индустриальногопроизводства, как и последнее, в свое время потеснив сельскоехозяйство, не знаменовало его гибели за ненужностью.

Отметим также, что информация не обладает классическимисвойствами товара, т. е. Обмен ею не означает ее отсутствия у того, ктоее отдал – она может быть отдана и оставаться у хозяина. Этадвойственность представляет определенную угрозу товарно-денежнымотношениям, требует особых усилий в области соблюдения авторскихправ, вызывает к жизни «пиратские» общественные движения, однакоздесь мы остановимся на другой особенности информации:всевозрастающей роли в жизни об щества.

3. Управление доступом к информацииЭкспоненциальный рост научной и технической информации в

XX в. поставил задачу управления доступом к ней. На ранних стадияхэто означало создание систем информационного поиска, чтопредставляло собой попытку управления информацией со стороныпотребителя. Однако уже к этому времени возникли системыуправления доступом «со стороны поставщика информации», именнотаковыми оказались появившиеся в начале периода модерна и бурноразвившиеся в ходе промышленной революции появления масс на местеструктурированного сословного общества, средства массовойкоммуникации. Сейчас под этим подразумевают СМИ (массмедиа) и

рекламы.В случае массовой коммуникации речь идет не о научной и

технической, т. е. Общественно-полезной информации, а о любыхсведениях как нужных обществу, так и имеющих развлекательныйхарактер. В этой области также наблюдалось значительное увеличениеинформации, что превратило задачу «донести информацию дозаказчика» в важнейшую, в связи с чем стали бурно развиватьсяпредназначенные для этого средства из сферы массовых коммуникаций– рекламы, а в значительной части и массмедиа и др. Области.

Особенностью такого подхода оказывается навязываниеинформации независимо от желания потребителя[51]. В разныхобществах это явление принимает форму пропаганды, PR,коммерческой, социальной и политической рекламы, навязыванияповестки дня СМИ и т. п. Практически всегда потребитель пытаетсясопротивляться «промыванию мозгов», иногда осознанно – осмысляясказанное, обсуждая с другими, обращается к альтернативнымисточникам информации, а иногда инстинктивно отгораживаясь отсообщения. Недаром уже двадцать лет говорят об отторжении рекламыи необходимости поиска новых форм. Технологии воздействия намассовое сознание все больше совершенствуются именно по частиобхода тех барьеров, которые ставит навязываемым сообщениямпотребитель.

Причиной этой молчаливой «войны» поставщика и потребителяинформации оказывается та роль, которую навязываемые сведенияиграют в жизни индивида и общества в целом.

4. Информация в информационном обществеЕсли обратиться к истории, то можно заметить, что большую часть

сведений о жизни человек традиционного общества получал или изсобственного опыта, или от своего окружения. В последнем случае этомог быть не только личный опыт, но и то, что передавалось изпоколения в поколение: приметы, мифы, фольклор и т. п.

В обществе модерна все большую роль стала играть информация,сообщаемая внешними источниками: книгами, школой, затем газетой.Немецкий социолог Никлас Луман[52] даже утверждает, что человекXX в. всю информацию получал из СМИ. Конечно, это преувеличение,

но в эпоху постмодерна, с возникновением социальных сетей вИнтернет дело приближается к тому, чтобы считать, что средствамассовой коммуникации становятся основным поставщикоминформации для наших современников.

Важнейшее последствие этого факта связано со способностьювоздействовать на сознание через передаваемую информацию. Этоявление, замеченное (и активно использовавшееся) еще в древности,вызвало огромный интерес в эпоху становления «общества масс», когдаоткрылись новые возможности управлять потоками информации черезмассмедиа (Г. Лебон). Дальнейшие практики (в частности, в нацистскойГермании) показали могущество нового средства. Осмысление итоговВторой мировой войны, в том числе ее пропагандистскойсоставляющей, привело к появлению интересных разработок этихпроблем средствами социологии, психологии и лингвистики. Вдальнейшем возникло обобщающее понятие «информационная война»,которая связана с психологической войной (psychological war).Информационное воздействие было признано составной частьюмеханизма управления.

5. Software, Soft Power… Мягкая сила вобществе виртуальной реальности

Итак, что представляет собой современное общество по частиорганизации и осуществления социальных взаимодействий, в том числеуправления? Взгляд на него со стороны был дан из прошлого. Вфантастическом романе Р. Брэдбери «451 градус по Фаренгейту»описывались комнаты, находясь в которых зрители чувствовали себяучастниками шоу, транслировавшегося на все стенки сразу. Это былонаписано в эпоху становления основного (и в наши дни) средствавиртуализации жизни – телевидения. То, что сейчас многимпредставляется само собой разумеющимся, тогда, по крайней мере, длянекоторых еще демонстрировало свою чужеродность человеческойприроде и не скрывало приносимые с собой опасности. Именно в такоммире разумно говорить о мягкой силе как постоянной составляющейчеловеческих отношений, реализуемой через воздействие на сознание.

Обратим внимание, что в наших отечественных работах,посвященных мягкой силе (или власти), говорят преимущественно об

инструментарии преднамеренного воздействия на сознание –массмедиа, средства манипуляции и т. п. А в первоначальноепонимание, заданное автором концепции Джозефом Наем[53], входят ифакторы реальности, причем как в духовной сфере (притягательныеаспекты какой-либо культуры, идеологии, ценности), так и чистофизические – красота пейзажа, здоровый климат, комфортностьнахождения в какой-либо местности. Однако все это для большинствавсе равно подается как информация, транслируемая массовойкоммуникацией: через художественные журналы, путеводители,рекламные проспекты и т. п. Получается, что реальность оказываетсячастным случаем понятия, в основном относящегося к организацииинформации.

Таким образом, именно в современном обществе понятие,отражающее информационное воздействие на массы, оказалосьспособно занять свое место в ряду базовых концептов обществоведения:массы, власть, элиты, инструменты власти и т. п. То, что вчера,позавчера и уже много тысячелетий было технологиями с разнойстепенью разработанности, сегодня оказалось одним из столповобщественного устройства.

6. Что завтра?Может возникнуть вопрос: а каковы перспективы развития общества

с подобным способом подачи и восприятия реальности? И что ждетпринципы «мягкой силы» в случае таких изменений?

Обычно при прогнозировании учитывают (огрубленно) тривозможности: все будет идти по-прежнему, развитие по данномупараметру остановится и (третий вариант) все повернет назад.

Первый случай представляется наиболее естественным, однако наэтом пути ждет доведение до абсурда: сколь бы значительны ни быливозможности увеличения роли информации в постиндустриальномобществе, понятно, что базовые человеческие потребности – утолениеголода, безопасности в среде обитания – они удовлетворить не смогут.Что касается всех прочих потребностей: взаимоотношений междулюдьми, самоуважения, стремления к реализации и т. д. вплоть долюбви, – то уже сейчас они нередко удовлетворяются за счетинформационных средств: общение в социальных сетях, внушение

средствами рекламы человеку неверных представлений о его месте вобществе, создание иллюзии могущества через игры или активность насайтах или в блогах вполне заменяют пристрастившимся реализацию вреальной жизни. Поскольку на удовлетворении этих потребностейдержится социальная жизнь общества, широкое распространениевиртуальных заменителей представляет опасность для существованиячеловеческого сообщества и, скорее всего, будет ограниченно(возможно, только для какого-то слоя элиты). Поэтому проекциясовременной тенденции на будущее представляется маловероятной.

Резкий поворот вспять, отказ от уже освоенных средств, воздействиена сознание аудитории тоже представляются маловероятными. Средствавоздействия являются неизбежным компонентом средствкоммуникации, а отказ от уже освоенных возможностей для человеканесвойствен, разве что в результате катастрофы. Это касается и второговарианта хода событий – остановки в развитии. Конечно, не следуетисключать законодательные усилия, сдерживающие наиболее одиозныеварианты использования информационных ресурсов, но вряд ли этоможет рассматриваться как поворот вспять и даже существеннаяостановка определенных тенденций.

Таким образом, развитие информационного общества предполагаеткатастрофический «разрыв непрерывности», т. е. Обрывсуществующего тренда в результате изменений в состоянии общества.

Что же касается развития именно Soft Power, то перспективы еескорого конца звучат уже сейчас. В ходе изменения международнойобстановки в конце 2013 – начале 2014 г., прозвучали (в том числе и изуст премьер-министра Российской Федерации Д. А. Медведева)заявления о конце «эпохи мягкой силы» и начале «мужского разговора».Однако активность информационной войны, в том числе касающейсяимиджа какой-либо из сторон (а их много), показывает, чтоинструментарий мягкой силы остается на вооружении (будем считатьэто употребление слова метафорой).

Тем не менее многие авторы прочат Soft Power близкий конец. Такуже упоминавшийся С. Хелемендик пишет: «Есть основанияподозревать и надеяться, что эпоха Soft Power клонится к закату. Это незначит, что станет лучше. Но может появиться что-то новое и необязательно американского происхождения. Soft Power есть продуктмира денег, который тоже на закате. Если упрощенно, Soft Power, как и

многие другие американские продукты, оперирует с деньгами и наоснове денег. Их, денег, скоро не будет. В том виде, в каком мы все их,деньги, знаем. Это значит покупать будет не на что – ни агентоввлияния, ни СМИ» (http://www.chelemendik.ru./ShowDoc.php?d=620).

Автор связывает «конец мягкой силы» с концом «денег в том виде, вкаком мы их знаем», при этом подчеркивая именно «продажнуюсущность» Soft Power. Мы видим разные возможности существованиямягкой власти, которые не сводятся к «покупке» СМИ или НКО.

И все-таки изменения общественного устройства, которые впоследнее время ожидают – кто-то с радостью, кто с ужасом, –несомненно, скажутся и на способах управления, в том числе – спомощью того инструментария, который сейчас связывается с понятиемSoft Power.

Литература1. Борисова Е. Г. Информационное потребительство как институт

постиндустриального общества // Диалог культур: ценности, смыслы,коммуникации: XIII Международные Лихачевские научные чтения. –СПб: СПбГУПб 2013б. С. 585–589.

2. Дмитриев Т. Очарование «мягкой силы». Соединенные Штатытеряют культурно-идеологическое влияние в мире // однако. 2005. № 10(61).

3. Хелемендик С. Soft Power – мягкая сила «made in USA» // ExpertOnline. 06.02.2009.

4. Luhmann N. Die Realitaet der Massen Medien. 2 erw. Aufk.-Opladen.Westdeutschen Verlag, 1996. S. 9.

5. Nye J. S., Jr. Bound to Lead: The Changing Nature of Americanpower. N.Y.: Basic Books, 1990.

Часть 2. Мягкая сила в современной политике

Д. А. Медведев. Реализация ресурса «мягкойсилы» во внешнеполитической стратегииРоссии

В условиях формирования военно-стратегического паритета всередине XX в. и резкого снижения вероятности открытоговооруженного конфликта между крупными геополитическими игрокамиособую актуальность приобретают методы «несилового» воздействия всфере международных отношений и, как следствие, обостряетсянеобходимость научного осмысления изменения управления сложнымисоциально-политическими системами и процессами с применениемнабора технологий, именуемых «мягкой силой».

Социально-политическая реальность международных отношенийпредставляет собой многообразие форм обмена деятельностью и еерезультатами. Изучение подобной сложной реальности становитсянеотделимо от изучения детерминирующей этой реальностисоциокультурной специфики и мировоззренческих интерпретацийявлений и процессов современности. Требуется перейти в инуюпарадигму отношений, фундированную философским видением новойреальности.

Субъект-объектная модель управления, сформированная вклассической научной рациональности, не учитывала связностьценностно-мировоззренческих установок субъектов и особенностейсреды их жизнеобеспечения. Позднее неклассическая ипостнеклассическая научные рациональности интегрироваликоммуникативные и ценностно-целевые структуры в управленческийпроцесс и предложили модель управления «субъект-субъект» и«субъект-среда». Постнеклассическая парадигма предполагает отказ от«жестких» паттернов воздействия, переводит коммуникативноеуправление развитием объекта в преимущественно латентные,точечные, «средовые» формы [1]. Сутью коммуникативного процесса(по А. Н. Леонтьеву, Г. М. Андреевой, А. А. Брудному,А. П. Назаретяну) становится выработка общих, универсальныхсмыслов.

Феномен «мягкой силы», находящийся в центре дискурса о

невоенной мощи государства, – это вид латентного управлениясверхсложными системами. Ресурс «мягкой силы» формируется, впервую очередь, в сфере идеального, в системе ценностей, идей иустановок общества. Представляется актуальным изучение спецификиэтого ресурса, в частности места и значения ценностно-мировоззренческого компонента в формировании внешнеполитическойстратегии России.

Отношения между акторами международно-политической системысуществуют преимущественно в форме сотрудничества илисоперничества. Современная виртуализация политическогопространства приводит к вытеснению традиционных форммеждународных связей в символические сферы их реализации, где и вчем, собственно, и проявляется феномен «мягкой силы» как властнойпретензии на захват смысловой сферы отношений. Достижениеполитических целей в таком случае обеспечивается путем манипуляцииобщими смыслами – ключевым ресурсом конструирования социальнойреальности и достижения «желаемого будущего».

Виртуализацию и социально-коммуникативную обусловленностьмеждународно-политической среды подчеркивают теоретики школы«новой (критической) геополитики». Они акцентируют вниманиемеждународного научного сообщества на проблемах социокультурногои мировоззренческого характера, предлагая заниматься изучением «картсмыслов и значений не в меньшей степени, чем картами государств» [2].

Дж. Най определяет «мягкую силу» как «внешнеполитическийресурс особого рода, способность привлекать других, чтобы они желалитого, что хочешь ты» [3]. Деятельность субъекта управления в работахНая описывается исключительно как конструктивная, направленная наформирование стратегических контуров и целей (аттракторов), которые«привлекут» других акторов международно-политической системы.

Тем не менее, «мягкое» воздействие не ограничиваетсяисключительно конструктивным воздействием. Одним из условий«привлечения другого» является его дезинтеграция как стратегическогосубъекта, уничтожение его субъектности (самостоятельности,независимости) как таковой. Лишенный собственных ценностей, целей,идеалов (аттракторов-состояний развития), объект «мягкого»воздействия «примыкает» к аттрактору, который предложен емуисточником «мягкого» влияния.

Деструкции подвергается, в первую очередь, ценностно-мировоззренческое поле социума. Как поясняет Дж. Най, «мягкая сила –это не просто влияние… и нечто большее, чем убеждение илиспособность направлять людей аргументами. Мягкая сила образуется взначительной степени из наших ценностей» [4]. Иными словами, черезканалы международной коммуникации происходит воздействие надуховные ценности и жизнеутверждающие идеалы объекта на уровнемассового сознания (включая массовое бессознательное). С помощьюкорректировки или полной замены целевых и аксиологическихустановок общества и индивида происходит их адаптация всоответствие с целями субъекта воздействия.

Для того, чтобы формируемое у объекта управления влечение киным ценностям стало его мотивацией к проектируемым действиям, вструктуре «мягкой силы» находится механизм перекодированиясмыслов, изменения интерпретации реальности путем воздействия набессознательную, архетипическую призму восприятия реальности.

В этой связи отмечается сходство (и, возможно, преемственность)принципов «мягкой силы» с методологией «управляемого хаоса»(controlled или guided chaos). Как и «управляемый хаос», «мягкаявласть» стимулирует деструктивные тенденции в объекте воздействия сцелью поддержания его «бессубъектности», обеспечивающейэксплуатацию объекта управления в интересах источника влияния.«Последствия от воздействия такого “мягкого” оружия по масштабамвполне соизмеримы с принятыми представлениями о воздействияхоружия массового поражения» [5].

По нашему мнению, именно культурно-смысловая экспансиядетерминирует иные элементы ресурса «мягкой силы» – вес авторитета,степень доверия и лидерства, репутационный капитал и т. д. Ценностно-мировоззренческий компонент, т. е. система целевых и аксиологическихустановок личности и социальной группы, представляется ключевым вструктуре ресурса «мягкой силы», интегрирующим на этой основедругие инструменты влияния (экономическое, образовательное и др.).

В этой связи, внешнеполитическую стратегию государства предлагается анализировать, акцентируя внимание на том культур но-мировоззренческом влиянии, которое она оказывает на иных акторовмировой политики. Источником этого влияния является смысл (поА. Адлеру и К. Г. Юнгу) как базисное интегральное образование,

детерминирующее содержание и направленность всейжизнедеятельности индивида или социального организма (в том числегосударства).

Стратегические смыслы-ценности (суверенитет, справедливость,свобода, коллективизм, вера и т. д.), которые, по мнению автора,конструируют политическую стратегию, представляютдетерминирующее содержание и стратегическую направленностьразвития субъекта стратегирования. Стратегический смысл можетпредставлять модель социально-политического развития, включающуюосновополагающие принципы, ценности и цели долгосрочногоразвития, к примеру, модель многополярного мира, основанного наверховенстве международного права.

На сегодняшний день потенциал «мягкого» влияния российскойвнешнеполитической стратегии использован ограниченно. Трудно несогласиться с мнением С. Караганова, что «Россия обладаетудивительно малой привлекательностью для внешнего мира. Уважаютее исключительно как сильного игрока» [6]. Помимо экономической,продовольственной и иной зависимости после распада СССР, Россия донедавнего времени была и реципиентом установок, ценностей исмыслов извне.

Стоит отметить, что в обновленной Концепции внешней политикиРоссийской Федерации (2013 г.) упомянута актуальность развитияресурса «мягкой силы» и перечислены ее инструменты, а именно«возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные, гуманитарные и другие альтернативныеклассической дипломатии методы и технологии» [7]. В качестве моделистратегического развития предложена модель полицентричной системымеждународных отношений, основанной на международно-правовыхпринципах неприменения силы. Данные ориентиры поддержанымногими партнерами России в рамках БРИКС, G20 и др. Можно сделатьвывод о перспективности целей и об их позитивном стратегическомпотенциале.

Тем не менее, сформулировав приемлемую и поддерживаемуюмировым общественным мнением структуру будущей системыотношений, разработчики не наполнили документ куль турно-мировоззренческим содержанием. В определенной степени эта брешьзаполняется озвученными в декабрьском, 2013 г., Послании Президента

Российской Федерации Федеральному собранию ценностнымиориентирами во внешнеполитической деятельности «по защитетрадиционных ценностей и гуманистических взглядов общества» [8].Тем не менее использования ресурса «мягкой силы» в реализациивнешней политики России не ясны.

По нашему мнению, для противодействия «мягкому» влияниюгеополитических соперников и осуществлению собственногостратегического «мягкого» воздействия необходимо освоение методовситуативного стратегирования во внешней политике. Ситуативныйпаттерн управления предполагает точечное «средовое» воздействие вкритических точках (точках бифуркации) и формирование будущихжелаемых ситуаций (аттракторов-состояний), к которым будетнепроизвольно восходить объект управления.

Интеллектуальность и динамичность ситуативных схемпринципиально отличает их от «тоталитарных» схем жесткоговоздействия и контроля над объектом. «Ситуативность» в данномподходе представляет собой антипод постситуационного реагированияи предполагает воздействие на среду для возникновениязапланированных ситуаций или вытеснение одних ситуаций другими.

Необходимость использования ментального и культурно-ценностного подходов к стратегированию обусловлена тем, чтомирополитическая среда «полисубъектна» и включает в себя наряду ссубъектами различного рода также ценности и историческую память,которые «запакованы» в коллективном бессознательном.

Использование ситуативного моделирования, по нашему мнению,обеспечит интеграцию ценностно-мировоззренческих доминант впроцессы стратегирования, увеличение влияния «мягкой силы»и удовлетворение стратегических интересов России.

Литература1. Назаретян А. П. Нелинейное будущее. Мегаисторические,

синергетические и культурно-психологические предпосылкиглобального прогнозирования. М.: Изд-во МБА, 2013.

2. O’Tuathail G., Dalby, S. Introduction: Rethinking geopolitics: Towardsa critical geopolitics. London: Routledge, 1998. P. 4.

3. Nye J. Jr. The paradox of American power: Why the World’s Only

Superpower Can’t Go It Alone. Oxford University press, 2002.4. Nye J. Jr. Limits of American power // political Science Quarterly.

2002/2003. Vol. 117. № 4.5. Лепский В. Е. Рефлексивный анализ технологий управляемого

хаоса как оружие разрушения субъектности развития // Рефлексивныепроцессы и управление. 2010. Т. 10. С. 20.

6. Караганов С. Зачем оружие? // Россия в глобальной политике.2012. Т. 10. № 5. Сентябрь-октябрь. С. 17.

7. Концепция внешней политики Российской Федерации(Утверждена Президентом Российской Федерации В. В. Путиным 12февраля 2013 г.) // Сайт Министерства иностранных дел РФ. URL:http://www.mid.ru/brp_4.nsf/0/6D84DDEDEDBF7DA644257B160051BF7F

8. Послание Президента Российской Федерации Федеральномусобранию 12 декабря 2013 г. // Сайт Президента Российской Федерации.URL: http://kremlin.ru/transcripts/19825

Е. Н. Пашенцев. Стратегическаякоммуникация США в латинской Америке:цели и методы

Латинская Америка представляет стратегический интерес дляведущих держав мира с геополитической и экономической точек зрения.При этом необратимо уходит в прошлое эпоха, когдалатиноамериканские страны, будучи формально независимыми, моглипозволить себе, в лучшем случае, выбор той или иной моделиклиентализма, того или иного геополитического «патрона». В условияхреально и небезболезненно складывающегося многополярного мира,системного кризиса мировой финансовой системы, обостренияэкономических и социально-политических противоречий доминантнаялиния развития латиноамериканских стран проявляется в стремлении кукреплению своего государственного суверенитета, преодолениюсоциально-экономической отсталости.

Все новые государства принимают деятельное участие вширокомасштабных программах модернизации в регионе.Соответственно ослабевает роль США в военно-политической иэкономической сферах жизни Латинской Америки, что усугубляетсяростом негативного отношения латиноамериканцев к своему северномусоседу. Так, согласно отчету, подготовленному по заказу влиятельногоСовета по международным отношениям[54], в 2002 г. 82 % венесуэльцев,34 % аргентинцев и 51 % боливийцев воспринимали СШАположительно, то уже в 2007 г. эти показатели упали до 56 %, 16 % и43 % соответственно[55]. Другие исследования дают и болееотрицательные для США результаты.

В период пребывания у власти администрации Дж. Буша ЛатинскаяАмерика находилась на периферии интересов США. При этом вразличных правительственных документах и заявлениях ответственныхдеятелей администрации создавался крайне неприглядный образрегиона как прибежища террористов, наркоторговцев и преступныхгрупп, которые находят приют в прилегающих к США районах. «онисмотрят, ищут области уязвимости, слабости, прорехи в нашейколлективной безопасности»[56], – подчеркивал министр обороны США

Дональд Рамсфельд в 2004 г.В то время как Латинская Америка шла «влево», в США в период

нахождения у власти администрации Дж. Буша утвердились у властиправолиберальные республиканцы. И в то время как регион нуждался врастущем внимании к своим многочисленным социальным проблемам,ему назидательно предписывалось следовать североамериканскойстратегии борьбы с новым мировым злом – «мировым терроризмом».Трансляция данного не адекватного интересам и ожиданиямабсолютного большинства латиноамериканцев основополагающегопослания мощнейшими в мире американскими СМИ вызывала ростнегативной реакции и отчуждение. К коммутации послания оказались(во многом не по своей воле) привязаны и проамериканскиеправительства и силы (включая и местные СМИ), что помимо серьезныхэкономических и социально-политических факторов предопределило ихпочти повсеместную дезорганизацию и ослабление, невиданное даже вовремена «холодной войны».

Надо отдать должное достаточно прозрачной системе пересмотравнешнеполитической стратегии и ее коммуникационногосопровождения в США. Что важно отметить, пересмотр стратегии началпроисходить не со сменой администрации, а в рамках старойадминистрации[57]. Однако носил он частичный и непоследовательныйхарактер, поскольку практически не затрагивал, например, такуюважную компоненту стратегической коммуникации, как президентскиепослания. Этим не преминули воспользоваться противникиВашингтона. Так, президент Венесуэлы Уго Чавес весьма успешноиспользовал все формы заочной полемики с администрацией Дж. Бушадля укрепления своего политического влияния и в стране, и далеко за еепределами. Буш был, очевидно, негибок (если не примитивен) в своихвысказываниях и, что гораздо важнее, в поступках.

Очевидное вмешательство США во внутренние дела той жеВенесуэлы и крайне неумелое коммуникационное прикрытие такогокурса в ходе безуспешной попытки государственного переворота вапреле 2002 г., негибкая публичная реакция на общий сдвиг влево вЛатинской Америке закономерно ставили вопрос и о рамкахсинхронизации слова и дела в деятельности администрации Дж. Буша.Впрочем, синхронизация неадекватного существующим реалиям деладаже с блестящим коммуникационным сопровождением не может дать

устойчивого позитивного эффекта.

Мягкая сила и стратегическая коммуникацияЕсли основой мягкой силы являются культурные и политические

ценности, институты, которые способны притягивать других[58], тостратегическая коммуникация США является сложной, многоуровневойсистемой доведения этих ценностей до целевых аудиторий внутристраны и за ее пределами, а также, и не в последнюю очередь,средством разрушения враждебных духовных ценностей, перехватауправления враждебными государственными и негосударственнымиформированиями. Вначале на ментальном и эмоциональном уровнях, азатем и в практике реальной жизни.

Не желая утомлять читателя дискуссиями о сути и роли СК вовнешней политике, приведу определение стратегической коммуникациииз доклада Белого дома Конгрессу США от 16 марта 2010 г.«Национальные рамки стратегической коммуникации» (NationalFramework for Strategic Communication), поскольку данный документотражает последний на существующий день официальный подход кпониманию стратегических коммуникаций на президентском уровне и,по этой причине, оказывает непосредственное воздействие на внешниестратегические коммуникации США.

«За последние несколько лет термин «стратегическаякоммуникация» стал пользоваться растущей популярностью. Однакоразличное использование термина… привело к существенномубеспорядку. В результате мы полагаем, что необходимо начать этотдоклад с разъяснения того, что́ мы подразумеваем под стратегическойкоммуникацией. К «стратегической коммуникации (-ям)» мы относим:a) синхронизацию слов и дел и то, как они будут воспринятыотобранными аудиториями, равно как и b) программы и действия,сознательно нацеленные на общение и привлечение целевых аудиторий,включая и осуществляемые посредством связей с общественностью,общественной дипломатии и информационных операций»[59].

В этом определении делается вполне уместный упор нанеобходимости синхронизации слов и дел, поскольку опыт первогодесятилетия XXI в. дал в лице администрации Дж. Буша не самыйлучший пример такой синхронизации в истории США и, пожалуй, один

из самых худших вариантов восприятия слов и дел СоединенныхШтатов на международной арене даже их ближайшими союзниками.

Все три основные части СК (связи с общественностью,общественная дипломатия[60] и информационные операции)взаимосвязаны друг с другом, однако и имеют свои особенности.Соединенные Штаты имеют давнюю традицию влияния на народыдругих стран посредством общественной дипломатии. Общественнаядипломатия дает ценное дополнение традиционноймежгосударственной дипломатии, в которой преобладает официальноевзаимодействие профессиональных дипломатов. В отличие от связей собщественностью, нацеленных преимущественно на информирование ивлияние на население и СМИ США, общественная дипломатиявключает усилия по прямому взаимодействию с гражданами,общественными деятелями, журналистами и другими лидерамиобщественного мнения за пределами страны. Общественная дипломатияпризвана оказать влияние на отношение к политике и национальныминтересам США, побуждать к действиям в их поддержку[61].

В объединенной доктрине информационных операцийобъединенных начальников штабов (февраль 2006 г.) дается следующееопределение информационных операций: «Информационные операции(ИО) являются неотъемлемой частью успешного выполнения военныхопераций. Главная цель ИО состоит в том, чтобы достигнуть иподдержать информационное превосходство США и его союзников.Информационное превосходство обеспечивает объединенные силыконкурентоспособным преимуществом только тогда, когда этоэффективно проявляется в соответствующих решениях. ИОпредставляют собой интегрированное использование радиоэлектроннойвойны, компьютерных сетевых операций, психологическихопераций[62], военного обмана[63] и оперативной безопасности, включаяих сопутствующие и прикладные аспекты, с целью повлиять,разрушить, испортить или перехватить процесс человеческого илиавтоматизированного принятия решения противником, защищая нашсобственный»[64].

В социально-политическом плане информационная война – это нечто иное, как явные и скрытые целенаправленные информационно-психологические воздействия систем (государств, партий,коммерческих и некоммерческих структур) друг на друга с целью

нанесения ущерба, ликвидации (или присвоения) нематериальныхактивов противной стороны и получения определенного выигрыша вматериальной сфере.

Средствами ведения такой войны являются СМИ, неформальныекоммуникации (слухи, информация из «уст в уста» и др.). Однакосистемная и многоходовая проработка отдельных операций, связываниеих в «латентный» для подавляющего большинства людей пакетдействий делают информационную войну весьма эффективнымсредством управления целевыми аудиториями.

Нетрудно заметить, что во внешнеполитической сфере СКпредставляют собой синхронизацию воздействия «словом и делом» надрузей и союзников и разнообразный спектр использованиякоммуникаций в рамках информационного противоборства. Однакоотделить одно от другого на деле становится крайне сложно последующим причинам:

• В современной международной практике нет друзей, есть интересыправящих элит (весьма разноречивые) и сопутствующие краткосрочныеили долгосрочные союзники (противники) в их достижении. Поэтомупротив дружественной США Франции, которая в 2003 г. в ООНвыступила против американского военного решения для Ирака, быларазвязана широкомасштабная информационная кампания вамериканских СМИ[65].

• В современном мире границы между войной и миром, военными игражданскими системами и пространствами, между информированием,влиянием и манипулированием все более размыты. Эти изменениязакономерно ставят вопрос о новых способах защиты общества[66].Распространение поля боя на человеческое сознание имело место ираньше. Однако профессиональное ведение боя в сознании иподсознании людей, с использованием сложных методовкоммуникационного воздействия на глобальном уровне с массовымпогружением все большей части человечества в виртуальный мирИнтернета, социальных сетей позволяет, на наш взгляд, развить новыевиды информационного воздействия и информационного оружия.

В данной статье мы ставим задачу выяснить цели и методыстратегической коммуникации США в Латинской Америке, дать анализконкретных технологий, используемых этой страной в сфереобщественной дипломатии и информационно-психологических

операциях.

Общественная дипломатия США –латиноамериканский вектор развития

Приход к власти администрации Б. Обамы в США, будучи, по сути,сугубо внутренним делом этой страны, вызвал в Латинской Америкеволну больших ожиданий. Образ нового президента был в целомположительно встречен основной частью латиноамериканцев. Заметим,что и такие непримиримые критики Дж. Буша, как У. Чавес и Ф. Кастровесьма положительно встретили первые заявления и первые шагиадминистрации Б. Обамы в отношении Латинской Америки, чтоподтверждало его способность создать самый популярный в регионеобраз североамериканского президента за последние десятилетия.Активизировалась общественная дипломатия США, включая работу вИнтернете, социальных сетях, наряду с активным использованием иболее традиционных ее форм, связанных с непосредственным живымобщением граждан США и Латинской Америки.

Выступая на форуме в Вашингтоне 29 марта 2011 г. на тему«общественная дипломатия и социальные СМИ в Латинской Америке»,заместитель госсекретаря по общественной дипломатии и связям собщественностью Дж. Макхейл дала обоснование роли социальныхСМИ в продвижении американских интересов в латиноамериканскомрегионе и привела много фактов, демонстрирующих успехи США наэтом важном направлении:

Как и все вопросы общественной дипломатии, новая программаработы со СМИ требует исследования и содержит элементы риска.Чтобы использовать нужные инструменты в нужном направлении,необходимо планирование. Мы должны знать нашу аудиторию для того,чтобы понимать, какая информация найдет отклик и что нужно, чтобыусилить этот оклик при помощи средств массовой информации.

Когда мы понимаем, что именно находит такой отклик, мыулучшаем наши возможности по созданию чего-либо нового в будущем.Если мы делаем это правильно, мы узнаем нашу аудиторию глубже. Мыможем спросить мнение зрителей, задать вопрос об их предпочтениях, иони могут ответить нам.

Новые технологии в области связи и средств массовой информацииделают нас ближе к нашей аудитории. Это наиважнейшее

усовершенствование инструментария общественной дипломатии XXIвека… И глубже поняв культурные традиции и тенденции развития, спомощью социальных сетей мы можем выработать более эффективнуюполитику.

Президент обама изложил нам четыре основных пункта нашегорегионального партнерства с Западным полушарием: защитабезопасности граждан; расширение экономических возможностей исоциальной интеграции; разработка экологически чистыхэнергоносителей в будущем; а также поддержка демократии,прозрачности и подотчетности институтов управления[67].

Согласно позиции госдепартамента общественная дипломатияподдерживает и укрепляет каждый из этих основных элементоврегионального партнерства. Госдепартамент организовал сериювебинаров, посвященных афро-латиноамериканской истории икультуре. Посольство в Боготе провело вебчаты для учащихся среднихшкол в Колумбии и штате Индиана на тему расизма и дискриминации.В реализации каждой из этих программ применялись новые технологиии новые информационные инструменты.

В рамках общественной дипломатии США все чаще используютмобильные технологии. В среднем 89 % населения Латинской Америкии района Карибского моря имеют мобильные телефоны. И только 6,4 %обладают широкополосным доступом к Интернету. SMS-программы имобильные приложения позволяют государственным и частнымструктурам США общаться с широкими сегментами населения: длямногих из них это единственный способ коммуникации. «Все этопревращает мобильный телефон в мощное средство достижения нашихцелей на региональном уровне»[68].

Госдепартамент также изучает возможность распространения смобильных телефонов информации о центрах изучения английскогоязыка или программах обмена. В Колумбии госдепартаментсотрудничает с колумбийским правительством, неправительственнымиорганизациями и компанией Mobile Medic с целью обеспечения связижертв противопехотных мин с общественными службамиздравоохранения. В Мексике партнерами госдепартамента являютсяГосударственный секретариат по вопросам безопасности инеправительственные организации, целью этого сотрудничества

является создание для граждан анонимной телефонной «горячей» линиидля безопасного обмена информацией о преступной деятельности…

В Государственном департаменте понимают, что социальныеинформационные средства и мобильные технологии не являютсяпанацеей в достижении всех внешнеполитических целей США, однакоони могут быть эффективны для организации населения и обеспечениявозможности обмена наиболее важной информацией. Таким образом,строится работа прежде всего со специалистами в сфере инновационныхтехнологий со всего региона «с тем чтобы предложить общественнымгруппам и гражданским активистам новые инструменты для ихдеятельности»[69].

Две из «фирменных» программ Госдепартамента направлены надостижение вышеуказанных целей. Это программа Тех Делс –технологические делегации и Тех Камп в случае общественныхорганизаций.

Программа Тех Делс помогает направить создателей новыхтехнологий в ту или иную страну для изучения окружающей обстановкии нужд местных жителей. Затем создатели новых технологий помогаютнайти решения на бытовом уровне, что помогает найти решениепроблемы на уровне государственном. Примеров программ Тех Делсуже довольно много: от решений на основе мобильных средств связи наГаити до создания анонимной телефонной «горячей» линии по борьбе сторговлей наркотиками в Мехико.

В ноябре 2010 г. в Сантьяго (Чили) в рамках программы Тех Кампбыла проведена первая в мире встреча неправительственныхорганизаций, компетентных в этих вопросах и осведомленных о нуждахобщественности своих стран, с экспертами по созданию новыхтехнологий. В рамках инициативы госсекретаря Х. Клинтон«Гражданское общество 2.0», Тех Камп предоставиланеправительственным организациям возможность обменяться идеями иизучить новые технологии, которые могут послужить им поддержкой вих общественной деятельности. Участники программы Тех Камппринялись за разработку этих идей. Они направлены на расширениеправ и возможностей молодежи, проживающей в трущобах Рио-де-Жанейро, на совершенствование общественного строя в Сьюдад-Хуарес.

Посольства США в странах Латинской Америки довольно креативно

подходят к использованию социальных сетей, развивая устойчивые иразнообразные контакты в различных слоях населения,преимущественно с достаточно высоким уровнем образования.

Так, в Уругвае «посольство США превратило интернет-пользователей в реальных друзей, организовав незамысловатыеконкурсы с символическими призами, такие как, например, игра внастольный футбол с послом. Только представьте себе впечатлениеобщественности, когда вы сможете сказать своим друзьям: «Вчера явыиграл в настольный футбол у американского посла». Сотрудники,ответственные за страницу Посольства США в Facebook в Монтевидео,выложили прямо на главной странице имена победителей и фотографии,для того чтобы уругвайские фанаты знали, что они имеют дело среальными людьми», – отмечает Дж. Макхейл[70].

Посольство в Ла-Пасе также добилось успеха в превращенииинтернет-знакомств в общение в реальном контексте. В стране снаселением, составляющим менее 10 млн человек, 32 тыс. человекявляются Facebook-фанатами посольства благодаря регулярномуобновлению содержания посольской веб-страницы и частомупроведению конкурсов. Как и в Уругвае, призом является что-тонемногим большее, чем чашечка кофе с сотрудником американскогопосольства или обед с высшим должностным лицом. Эти простые, нозначимые встречи также являются призом как для боливийцев, так и длядолжностных лиц в сфере общественной дипломатии. «Мы все ещеслышим, что боливийцы удивляются, что работники Посольствауделяют им время. Они говорят о том, что не ожидали такой открытостиот Соединенных Штатов»[71], – отмечает Дж. Макхейл.

Тенденция к демонстрации открытости имеет важноепропагандистское значение и там, где она успешно применяется, этоможет иметь успех и в плане общего роста симпатий к стране. Отметим,однако, что забавные конкурсы не отменят обеспокоенностиобщественности серьезными проблемами своих стран и роли США в ихрешении… или обострении. Нужен прямой диалог по острымпроблемам и навыки его ведения в виртуальном пространстве, чтотакже пытаются освоить (хотя и гораздо менее успешно, на наш взгляд)в отдельных посольствах.

Например, в посольстве США в Санто-Доминго в ДоминиканскойРеспублике отдел по связям с общественностью принял решение

открыть в Facebook страницы для всех должностных лиц посольства,участвующих в работе с населением. Персонал посольства используетстраницу для проведения бесед с индивидуальными пользователями поразличным темам, от программ, осуществляемых посольством,конкурсов до дискуссионных вопросов. Благодаря высокому уровнюличной работы с людьми число постоянных посетителей страницыпосольства возросло с 1 тыс. чел. в 2010 г. более чем до 37 тыс. к весне2011 г.

В рамках подготовки к визиту президента обамы в ЛатинскуюАмерику в марте 2011 г. был создан посредством Facebook мобильныйвеб-сайт, с которого бразильцам предлагалось написать президентуСША приветственные сообщения. В течение двух недель былополучено более 31 тыс. текстовых и 500 видеосообщений со всейБразилии.

Посольство в Бразилии увеличило число постоянных посетителейсвоей страницы в Facebook более чем на 750 %, вдвое возросло числопосетителей Twitter. Это впечатляющие показатели. Определеннымдоказательством успеха кампании стали сообщения[72] от бразильцев,которые сами хотели выйти на связь с президентом обамой.

Разумеется, этим и обеспечивается привлечениелатиноамериканских специалистов к сотрудничеству с компаниямиСША в соответствующих проектах. Части наиболее интересных кадровмогут быть предложены варианты иммиграции и т. д. С другой стороны,устанавливаются, отрабатываются связи с теми из активистов, ктоможет быть использован в определенных политических кампаниях,протестных движениях и т. д.

Влиятельный республиканец, член комиссии по иностранным деламсената США Ричард Лугар весьма откровенен на этот счет.Соединенные Штаты должны более настойчиво использоватьсоциальные СМИ, такие как Twitter и Facebook, чтобы продвигать своюповестку дня в Латинской Америке. По его мнению, такие страны, какКуба, Венесуэла и Никарагуа все еще стремятся подавитьэкономические и политические свободы, в то время как другиелатиноамериканские страны нуждаются в поддержке растущих группгражданского общества.

Инструменты социальных СМИ в Интернете, которые игралицентральную роль в «арабских весенних» восстаниях в Северной

Африке и на Ближнем Востоке, могут быть еще более важными вЛатинской Америке.

«Латинская Америка действительно имеет преимущество, тамбольше пользователей мобильного телефона, Интернета… чем наБлижнем Востоке»[73], – сказал Р. Лугар в предисловии к отчету поЛатинской Америке, подготовленному в его офисе.

В то время как американское политическое влияние уменьшается врегионе, ясно, что передовые технологии могут позволить обновитьотношения со многими странами в Латинской Америке, полагаетсенатор.

Примечательно, что Алек Росс, советник по инновациямгоссекретаря Х. Клинтон, сказал, что отчет Р. Лугара находится вгармонии с американскими правительственными усилиями расширитьдоступ в Интернет во всем мире через «технологические тренировочныелагерея» для блоггеров с их овладением программным обеспечением,которое позволит обойти барьеры, налагаемые правительственнымицензорами[74].

Вряд ли стоит копировать опыт США по поддержке «оранжевыхреволюций», которые, не меняя жизнь людей к лучшему, служат лишьсредством устранения неугодных правительств и нейтрализациидействительно революционных перемен (Югославия, Украина, Грузия,Молдавия, Киргизия, Ливия и др. страны «успешно» пожинают плодытакого участия США в их делах). Впрочем, этот список в новейшейистории лучше начать с СССР в конце 1980-х годов и последующейразрухи, воцарившейся практически во всех бывших союзныхреспубликах.

Вместе с тем надо подчеркнуть, что активная работа в сетяхнеобходима и будет необходима еще больше в будущем для успехавнешней политики любого государства, и надо признать, подобнойработы в сетях в сколько-нибудь сопоставимых масштабахвнешнеполитические представительства России и Китая в ЛатинскойАмерике не ведут. Однако никакие новые технологии кардинально неизменят впечатления о стране, если не будет проводиться действительноновая политика, отвечающая интересам стран Латинской Америки.

Верность же курсу экономической блокады Кубы (пусть и внесколько более мягкой форме, чем при республиканцах), признаниережима, утвердившегося у власти в Гондурасе после свержения

президента Силайи в ходе военного переворота и итогов проведенных вобстановке массовых нарушений прав человека новых президентскихвыборов в ноябре 2009 г., новые соглашения с Колумбией,открывающие для США возможность широкомасштабногоиспользования военных баз этой страны, вызвали разочарование вЛатинской Америке[75]. Латиноамериканские страны также с тревогойвоспринимают действия США по реанимации 4-го американского флотапод предлогом борьбы с наркотрафиком, терроризмом и оказания«гуманитарной помощи».

Пятидневная поездка Б. Обамы в марте 2011 г. в несколько странЛатинской Америки имела целью расширить внешние рынки длясевероамериканского экспорта и обеспечить сохранение американскоговлияния в регионе, но она не принесла успеха. И слова, сказанныепрезидентом США, дают ключ к пониманию проблемы: «Теперь я знаю,что я не первый президент Соединенных Штатов, берущий на себяобязательство придать новый дух парт нерству с нашимилатиноамериканскими соседями. Слова как ветер, и я знаю, что быловремя, когда Соединенные Штаты, возможно, принимали этот регионтаким, каким он был»[76]. Сказано весьма мягко, имея в видумногочисленные военные интервенции и вмешательство США вовнутренние дела латиноамериканских стран, поддержку одиозныхвоенных диктатур и подобные этим нелицеприятные факты. И все жекрасноречивое признание из уст президента США длительной традициирасхождения красивых слов и нелицеприятных дел этой державы наконтиненте, отсутствия того самого единства слова и дела, котороестоль необходимо для успешной стратегической коммуникации,дорогого стоит.

В чем причины неадекватности поведения США в регионе исоответствующего глобального проецирования этой неадекватностисилами своих же стратегических коммуникаций в первую очередь? Грузпрошлых ошибок, инерция и стереотипы мышления – видимо, так.Однако, на наш взгляд, дело не только в этом. В 1990-е годы усевероамериканского (и не только) бизнеса исчезли опасения, связанныес рисками неопределенности своего будущего в ходе «холоднойвойны». Были отменены некоторые экономические и финансовыемеханизмы сдерживания эгоистических, своекорыстных интересов,заложенных в самой системе частного предпринимательства.

Тим Рейджер, старший сотрудник аппарата сенатора Патрика Лихи,подчеркивает стратегический интерес США в Латинской Америке:«Начиная с «холодной войны», наши интересы здесь расширились.Сегодня мы имеем дело со многими проблемами включая терроризм,торговлю наркотиками и организованную преступность, незаконныхиммигрантов, поддержку выборов и демократических институтов,реформирование вооруженных сил, полиции и судебной системы. Ноэти более широкие интересы не отменяют того, что первоочереднойинтерес американского правительства в Латинской Америке –улучшение инвестиционного климата, с тем чтобы американскиекомпании могли увеличить свои доходы»[77].

Таким образом, прибыль североамериканских корпорацийпоставлена во главу угла внешней политики США в регионе. Это ичетко прослеживается в материалах Госдепартамента. Например, настранице интернет-сайта Госдепартамента под названием «Выгоды отсоглашений о свободной торговле» (Benefits of Free Trade Agreements)можно было бы ожидать найти данные о выгоде этих соглашений и длялатиноамериканских стран. Несколько странно, но сделано все сточностью до «наоборот».

Таблица 1Торговля США со странами Центральной Америки в 2007 г.,

млрд долл.[78]

Таблица 2Торговля США со странами Центральной Америки в 2011 г.,

млрд долл.[79]

Одно из четырех заявленных администрацией Б. Обамы основанийдля «регионального партнерства с Западным полушарием» –«расширение экономических возможностей» – выставляется на сайтеамериканского Госдепартамента как расширение экономическихвозможностей прежде всего для североамериканских компаний, но недля государств Центральной Америки. И дефицит торгового баланса4,1 млрд долл. для Коста-Рики подобен американскому дефициту втриллион долларов с какой-либо страной, если принять во вниманиеразличия в численности населения и ВВП США и Коста-Рики. Зачетыре года дефицит торговли с США у этой страны вырос в шесть раз,у Сальвадора – в три раза…

Торговые соглашения привели к значительному увеличениюторгового дефицита пяти бедных латиноамериканских стран –действительно ли это желаемое ключевое сообщение ГосдепартаментаЦентральной Америке? На веб-странице Госдепартамента США«Преимущества соглашений о свободной торговле США» нет никакихкомментариев к данной отрицательной (для жителей ЦентральнойАмерики) информации. Приводятся данные об увеличенииамериканского экспорта, но нет никакой информации об увеличенииэкспорта центральноамериканских стран в США. И манифестации ипротесты во многих странах Латинской Америки против Соглашений освободной торговле могли найти реальную опору и поддержку в этойлюбезно предоставляемой и поддерживаемой Госдепартаментоминформации. Правительства Центральной Америки, лояльныеВашингтону, рекордными темпами увеличивают свой долг в торговле сСША, единственное исключение – участник объединения АЛБАНикарагуа.

Из-за ограниченности рамок настоящей статьи мы не будем далееанализировать многочисленные «окна уязвимости» на сайтеГосдепартамента или других официальных ведомств США, так илииначе имеющих отношение к контактам США с Латинской Америкой всилу их специфической привязки к интересам североамериканскихкомпаний. Однако не только односторонне выгодные стратегическиецели деформируют стратегическую коммуникацию США.

На наш взгляд, на порядки возросшая за последнее десятилетиеспособность государственных органов Соединенных Штатовинформировать и пропагандировать, используя новейшиемультимедийные технологии, не сопровождается соответствующейаналитической работой с целевыми аудиториями. В частности, поэтомувеб-сайты объективно начинают работать против их создателей,представляя ситуацию все чаще не лучше, чем она есть(распространенное свойство всякой государственной пропаганды), нетакой, какова она на самом деле, но даже хуже, чем в реальности.

Еще двадцать лет тому назад информация о дефиците илипрофиците торговли США с Латинской Америкой, промелькнув в рядебизнес-изданий, не оставила бы такого заметного следа в широкихслоях латиноамериканского общества. Сегодня, напротив, оналегкодоступна всем желающим на сайтах с ежегодным числом

посетителей в миллионы и десятки миллионов человек, а глобальныесети Facebook, Twitter и др. позволяют эту информацию распространять,дополнять, интерпретировать, обсуждать. Чего ожидать от возможныхинтерпретаций со стороны противников или «нейтралов», еслигосударственные источники США дают все основания и повод дляповерхностных или односторонне негативных суждений и оценок вотношении своей же страны?

Психологические операции –дестабилизирующий фактор воздействияСША на политические процессы в ЛатинскойАмерике

Наряду с неадекватной коммуникацией с регионом по линииГосдепартамента психологические операции доминируют в рамкахСтраткома в отношении стран АЛБА и прежде всего Венесуэлы.Отчасти здесь сказывается наследие «холодной войны» и, какследствие, наличие большого числа специалистов «старой школы»к моменту прихода администрации Б. Обамы в Белый дом.

«В настоящее время послы США в странах Латинской Америки –Хьюго Лоренс в Гондурасе, Роберт И. Блау в Сальвадоре, СтивенДж. МакФарланд в Гватемале и Роберт Дж. Каллаган в Никарагуа – всеявляются людьми Негропонте[80], – отмечал в 2009 г.североамериканский латиноамериканист Р. Розофф. – Все они имеютпрактический опыт по дестабилизации и смещению недружественныхСША режимов, связанный с пропагандой и созданием “пятой колонны”в лице неправительственных организаций»[81]. Разумеется, довольносложно проследить и доказать характер подобных акций,продолжающих и развивающих «добрые традиции» «холодной войны»в Латинской Америке. Часть материалов попала в СМИ в результатедеятельности контрразведок латиноамериканских стран, другая сталаизвестна в результате утечки материалов через Wikileaks. Однаконекоторые хорошо известные события, такие как официальнопризнанная скандальная поддержка США государственного переворотав апреле 2002 г. в Венесуэле, тоже дали достаточно примеровинформационно-психологических операций.

Медиавойны также являются прекрасной возможностью дляразвития ПСИОП, хотя для них в Латинской Америке существуютсерьезные внутриполитические причины. Ведущие СМИ США активноучаствуют в различного рода акциях против президентов, вызвавших потем или иным причинам негативную реакцию Вашингтона.

Осенью 2008 г. американская газета The New York Timesопубликовала статью своего бразильского корреспондента Ларри

Рохтера, в которой утверждалось, что президент Бразилии Луис Инасио«Лула» да Силва злоупотребляет алкоголем. В статье подробноописывалось пристрастие главы государства к пиву, виски и коктейлям,в результате чего 58-летний президент начал забывать «некоторые словапортугальского языка». В результате своей невоздержанности Лула (какчасто называют этого политического и государственного деятеляБразилии) терпел постоянные неудачи в борьбе с бедностью икоррупцией. Кроме того, вредные пристрастия бразильскогопрезидента, могли, по мнению Рохтера, негативно сказаться наотношениях Бразилии и США.

Статья в The New York Times наделала много шума в Бразилии.Посол Бразилии в США опубликовал на страницах все той же газетыписьмо, в котором выразил недоумение и возмущение публикацией. Аодин из депутатов бразильского парламента, защищая президента,заявил: «На самом деле пьяна внешняя политика Штатов».Американского журналиста, автора статьи, хотели немедленно выслатьиз Бразилии. Однако после получения от Рохтера письма с извинениямив адрес президента страны решение о высылке отменили.

Стоит заметить, что за время пребывания Луиса Инасио «Лулы» даСилвы во главе государства Бразилия и США уже несколько разобменивались дипломатическими уколами. Например, в ответ навведение властями Соединенных Штатов новых правил получения виз,предусматривающих сдачу отпечатков пальцев, Бразилия ввелааналогичные меры в отношении американских граждан, прибывающихв страну. В результате в бразильских аэропортах несколько раззадерживали граждан США, которые не желали подчиняться правилам,считая их оскорбительными.

Своеобразной формой ПСИОП являются заявлениявысокопоставленных чиновников США о существующейнестабильности той или иной страны (как правило, той, где у властинаходится неугодное правительство). Например, в начале 2009 г.директор Центрального разведывательного управления США ЛеонПанетта заявил, что финансовый кризис может дестабилизироватьэкономическую ситуацию в Аргентине, Эквадоре и Венесуэле. Страныдля такого прогноза явно были выбраны не случайно.

В 2005 г. в Венесуэле было зафиксировано проведениепсихологических операций, направленных на дестабилизацию

вооруженных сил страны. Так, в воинских казармах былираспространены листовки следующего содержания:

Народ Венесуэлы! Это автомат АК-103, который используетсямеждународным террористическим движением, он был приобретен вовторник, 17 мая 2005 г. режимом Уго Чавеса Фриас… С помощью этогоавтомата наши вооруженные силы становятся, под прикрытиемизвращенного законодательства, инструментом партизанских войн имеждународного терроризма… Этим автоматом Фидель Кастрорасстрелял тысячи кубинцев, которые противились его нищенскомукоммунистическому режиму… Этим автоматом сегодня Уго Чавес подлживыми лозунгами, обещающими мир венесуэльскому народу,угрожает подчинить его своему национал-социалистическому,революционному, фашистскому и тоталитарному режиму[82].

Другая листовка, обнаруженная на военных базах и в лагерях,призывала к восстанию в рядах вооруженных сил:

Венесуэльский солдат! Сопротивляйся… откажись отмилитаризации венесуэльского общества… Не позволяй лжи,замаскированной под правду, манипулировать тобой… Единственнымврагом является кубинский коммунистический режим Фиделя Кастро,который в течение 46 лет продолжает обманывать кубинский народ,пугая его лживыми угрозами вторжения «империи янки»… Мы,венесуэльцы, – за демократию… Во имя нашей истории, во имяБоливара и наших убеждений!!! откажись от нищеты, ненависти иавтоматов-убийц, являющихся воплощением международноготерроризма. Мы не хотим вторжения янки, с которым мы никогда несталкивались… Но еще меньше мы хотим вторжения кубинскогокоммунизма Фиделя Кастро, влияние которого мы реальнопереживаем…!!! Смело отрази наступление захватчиков…! Нетвмешательству! Нет неуважению нашему суверенитету![83]

Данный вид пропагандистской кампании является классическим дляпсихологических операций, возглавляемых особыми группами военнойразведки Соединенных Штатов Америки. В этом случае операция былаориентирована на Национальные вооруженные силы Венесуэлы,главным образом, на солдат низшего ранга, чтобы повлиять на ихмнение о новом оборонном вооружении, приобретенном

правительством. Основной целью психологических операций вВенесуэле является раскол в вооруженных силах и провоцированиенедоверия к правительству.

Командование специальных операций США[84] Пентагона создалоподразделение поддержки совместных психологических операций,известное также под названием «Цыган», представляющее собойэлитную группу «бойцов-психологов», оказывающих помощьперсоналу, осуществляющему «психологические операции» назарубежных военных базах. Группу «Цыган» возглавляет полковникДжеймс А. Тридвелл, ранее принимавший участие в психологическихоперациях в Ираке в 2003 г., где он возглавлял IV группупсихологических операций в ходе вторжения американских войск вИрак. В 2001 г. в Афганистане он также возглавлял подобную группу,бюджет которой за шестилетний период составил 77,5 млн. долл. ВГруппу «Цыган» входит более 38 экспертов по проведениюпсихологических операций, 113 штатных военных и несколькохудожников – специалистов по графике и видео.

В 2005 г. Командование специальных операций США развернулодеятельность данных специализированных подразделений «Цыган» повсей Латинской Америке, на Среднем Востоке и в другихстратегических регионах, в Западном полушарии уделив особоевнимание Венесуэле и Боливии[85].

Четвертой группой психологических операций, которую возглавлялполковник Джеймс А. Тридвелл в Ираке, являлась та самая группа,которая до этого входила в Управление общественной дипломатии поЛатинской Америке и Карибскому Бассейну Совета НациональнойБезопасности, ответственное за фабрикацию сюжетов для американскихСМИ с целью создания положительного образа правительства Рейгана,оказывавшего поддержку контрас в Никарагуа.

Управление общественной дипломатии было закрыто в 1987 г.,когда Главное бюджетно-контрольное управление США (GAO)опубликовало отчет, подтверждавший, что данное учреждение,находясь под нераздельной властью американца кубинскогопроисхождения Отто Рейха, выступающего против режима ФиделяКастро, «принимало участие в незаконной тайной пропаганде с цельюповлиять на СМИ и общественность в поддержку латиноамериканскойполитики администрации»[86].

Управление общественной дипломатии по Латинской Америке иКарибскому бассейну фабриковало истории для The Washington Post,The New York Times и The Wall Street Journal, которые восхвалялиполитику Соединенных Штатов и очерняли сандинистскоеправительство, называя его «террористическим»,«антидемократическим» и «опасным». Такая традиция работы со СМИбыла продолжена и при последующих администрациях.

Стратегические «психологические операции» Соединенные Штатыосуществляют как в мирное, так и в военное время, преследуядолгосрочные цели по подрыву морально-политических основ внешнейи внутренней политики противостоящих стран и опираясь на широкийкомплекс глобальных акций. На официальном сайте Командованияспециальных операций США говорится: «Конечная цель операцийвоенной информационной поддержки США состоит в том, чтобыубедить врага, нейтральные и дружественные страны и силы приниматьмеры, благоприятные для Соединенных Штатов и их союзников.Военные информационные операции поддержки преследуют целинациональной безопасности на тактическом, оперативном истратегическом уровнях операций»[87].

В рамках вооруженных сил США в настоящее время активны двегруппы МИСО (до июня 2010 г. ПСИОП).

Целью официальной миссии 4-й группы военно-информационнойподдержки[88] (основная база в Форт Брагге, Северная Каролина)является планирование, подготовка и осуществление в любой точкемира психологических операций и установление связей с гражданскойадминистрацией и населением с целью оказания поддержкикоалиционным силам и правительственным агентствам Вашингтона.Батальонами группы были получены различные задания в различныхсферах деятельности.

Персонал 4-й группы включает региональных экспертов илингвистов, обладающих глубоким пониманием политических,культурных, этнических и религиозных тонкостей целевой аудитории.Они также являются специалистами в таких технических сферах, какжурналистика, радиотрансляция, графический дизайн, газетный бизнес,иллюстрации и тактическая связь дальнего действия.

Восьмая группа военно-информационной поддержки начала свою

работу 26 августа 2011 г. в Форт-Брагге. В эту группу войдетприблизительно 1070 военнослужащих. 8-я группа примет на себяответственность за 1-й, 5-й и 9-й батальоны МИСО. 1-й батальон будетработать в Латинской Америке. 5-й намечается задействовать в зонеТихого океана, и 9-й будет отвечать за тактические операции в областиМИСО по всему миру.

Четвертая группа сохранит ответственность за 6-й, 7-й и 8-йбатальоны численностью в общей сложности приблизительно 800военнослужащих[89].

Заметим, что на сайте Командования специальных операций СШАговорится, что численность 4-й группы в 2011 г. будет доведена до 2700военнослужащих (осталась явно устаревшая информация). Теперь двегруппы МИСО будут иметь в своем составе менее 2000военнослужащих, что явно свидетельствует о трудностях сфинансированием. В условиях роста международной напряженностисокращаются немногочисленные подразделения, которые объективноиграют (при адекватных подготовке и использовании) крайне важнуюроль в боеспособности вооруженных сил.

Каждый батальон МИСО способен оказать поддержку корпусу. Врамках батальонов МИСО сформированы роты, каждая из которыхможет оказать поддержку на уровне дивизии. Роты подразделяются навзводы поддержки бригад. В случае необходимости взводы могут бытьразбиты на тактические команды поддержки батальонов.

В состав 8-й группы, отвечая за Южную Америку, как ужеотмечалось, входит 1-й батальон МИСО (действует в зоне Южногокомандования вооруженных сил США). Общая зона, находящаяся подконтролем Южного командования, включает в себя земли к югу отМексики; воды, прилежащие к Центральной и Южной Америке;Карибское море, 12 островов – государств и европейских территорий;Мексиканский залив и часть Атлантического океана. Она охватывает 31страну (19 в Центральной и Южной Америке и 12 в Карибскомрегионе), площадь зоны ее контроля составляет приблизительно15,6 млн квадратных миль.

Сегодня в штаб-квартире батальона действует выставка, в которойможно найти и много образцов такой черной пропаганды, выполненной1-м батальоном МИСО Вооруженных сил США. Среди экспонатовлистовки, постеры, книги, газеты, журналы, записи, календари, кружки,

рюкзаки, школьные сумки, хозяйственные сумки, футболки и другиепредметы. Экспонаты относятся к таким странам, как Гватемала, Эль-Сальвадор, Эквадор, Колумбия, Перу и Боливия.

Ветеран психологических операций (ПСИОП) США в ЛатинскойАмерике Херб А. Фридмэн[90] искренне гордится деятельностью своихколлег и своей и приводит некоторые данные о ее характере имасштабах в регионе на своем сайте. Он пишет:

Первый батальон по психологическим операциям (ныне МИСО. –Е.П.) отвечает за деятельность на территории Латинской Америки…Батальон готовит и распространяет письменную пропаганду. Также онимеет возможность работать в области радиовещания. Их девиз –«Первый с лучшими»[91].

Боевое крещение специалисты в области ПСИОП получили в рядевойн малой интенсивности по подавлению повстанческой деятельностиво многих странах Латинской Америки. Согласно американскойконцепции ПСИОП операции против «внутренних беспорядков»являются «полномасштабными гражданскими и военными акциями,направленными на подавление мятежа и решение основныхпроблем»[92].

Беспорядки в стране являются внутренней угрозой, характеризуемойдиверсионными действиями и насилием для достижения политическихцелей. «Бойцы сил сопротивления обычно пользуются поддержкойгосударственных и негосударственных структур, в том числемеждународных террористических организаций, которыерассматривают беспорядки как благоприятную возможность нажитькапитал. Полномасштабные и согласованные гражданские и военныедействия необходимы для подавления внутренних беспорядков, а такжедля восстановления прав диссидентов. Обычно, если организаторывнутренних беспорядков получают поддержку из-за рубежа, это создаетнепреодолимую угрозу, с которой государство часто не способнобороться самостоятельно»[93].

Так описывает причины начала войны с американским участием вСальвадоре Х. Фридмэн:

Сальвадор находился под контролем богатого классаземлевладельцев вплоть до 1970-х годов. Победа сандинистскихпартизан в 1979 г. в близлежащей Никарагуа послужила тревожным

звонком, побудившим группу младших офицеров, являющихсясторонниками реформ, свергнуть генерала Карлоса Умберто Ромеро,который в то время был лидером правительства в Сальвадоре. Былосоздано шестнадцать самостоятельных левых фракций под единымполитическим названием «Революционный демократический фронт».Военным дупликатом Революционного демократического фронта былФронт национального освобождения имени Фарабундо Марти.Вдохновленный успехами коммунистов-революционеров в Никарагуа,ФНО, ожидая быстрой победы, начал в 1981 г. так называемоепоследнее наступление на сальвадорскую хунту[94].

США поддержали военную хунту, созданную при их участии длязащиты средневекового варварского режима (на ее совести смертьмногих тысяч мирных жителей в ходе карательных операций), как и рядподобных режимов в других странах Центральной и Южной Америки,деятельность которых и интересы «богатого класса землевладельцев»и американских компаний со знанием дела защищали также испециалисты в области ПСИОП. Это нанесло серьезныйдолговременный ущерб стратегическим интересам самих США, и сбольшим опозданием, пусть и частично, фрагментарно, признаетсяамериканским истеблишментом в наши дни.

В борьбе с повстанцами широко применялись технологии «чернойпропаганды». Так, когда повстанцы Фронта национальногоосвобождения им. Ф. Марти (его бывшие участники входят в нынешнееправительство Сальвадора) стали эффективно использоватьфотоматериалы собственного изготовления для пропагандистскойработы среди населения, американские специалисты помогли найтирежиму достойный ответ. Херб А. Фридмэн, опираясь на журналVeritas, приводит пример того, «как фотографии из газет Фронта«лечились» с целью высветить жестокость повстанцев и завоеватьнародную поддержку правительству». Текст сфабрикованной листовки,на которой были фотографии повстанцев, был искусно смонтирован сновым текстом, который гласил:

ЭТО ТОТ, кто убивает, крадет, разрушает и похищает твоихдомочадцев.

ТВОй ВРАГ – тот, кто хочет насилия.Передай своей общине.

Сообщи, где он скрывается; твоя семья должна быть вместе[95].

Листовка сделана на высоком профессиональном уровне (нетсомнения, были и соответствующие практические результатыраспространения подобной продукции), но стоит ли после этогоудивляться негативному имиджу США в разных странах мира?

Весьма показательно, что в рекомендациях по проведению ПСИОПв 2003 г. говорилось: «Подразделения ПСИОП поддерживаютамериканские силы во время операций по поддержанию мира, вызываяили укрепляя (определенное. – Е.П.) поведение. Силы ПСИОП могутпредоставить ключевую поддержку и информацию по военно-гражданским аспектам миссии». Среди важнейших задач подразделенийПСИОП в ходе миротворческих операций указывается на «влияние наотношение гражданского населения к американской политике иэксплуатацию доброжелательности (гудвилл), создаваемойамериканской гуманитарной деятельностью в области медицинской иветеринарной помощи, строительства и общественных работ»[96].

Группы ПСИОП в ходе миротворческих операций разъяснялиместному населению суть договоров по поддержанию мира и цельопераций; «оказывая влияние на местное население и склоняя их ксотрудничеству с США в сфере подавления оппозиционных групп и ихдестабилизирующих действий; добиваясь согласия со сторонынаселения с мерами и программами по обеспечению безопасности;вызывая позитивное отношение к политике США среди влиятельныхгрупп населения…»[97].

Другой пример из области ПСИОП на опыте Боливии, которыйприводит Херб А. Фридмэн, касается Э. Че Гевары:

Самым памятным событием, связанным с американскимприсутствием в Боливии, явилась смерть Че Гевары, погибшего в этойстране от рук боливийских рейнджеров, прошедших курс подготовки вамериканских спецслужбах. Че Гевару очень уважают левые,считающие его великим харизматичным лидером, и печатают егоизображения на постерах и футболках. В действительности он былслабым лидером, не был логичен в своих действиях и не смогсовершить революцию среди крестьян и сформировать местную армию.Он потерпел поражение в Гватемале, затем Кастро тихо предложил емупокинуть Кубу после оскорблений в адрес СССР, потерпел поражение в

Аргентине, затем снова в Республике Конго; отряд коммунистов,оказывающий ему помощь в Конго, был назван им «ленивым инедисциплинированным».

Первые американские консультанты были отправлены в Боливию в1967 г. с заданием по подготовке батальона в составе 650 рейнджеров.Это было именно то, чего желал Че Гевара. Он считал, что появлениеамериканцев приведет к революции крестьян, и предрекал повторение вЛатинской Америке истории Вьетнама. К несчастью для него, онполучил именно то, чего он хотел.

Американцам пришлось много работать для того, чтобы получитьподдержку населения, и кроме военной спецподготовки батальонарейнджеров они принимали участие в деятельности, в настоящее времяназывающейся «связями с гражданской администрацией и населением»,оказывая медицинскую поддержку и организуя уроки по гигиене иохране здоровья. Изначально при появлении миротворческихподразделений были созданы три медицинских лагеря в Лас Крусес итри в Лос Чакос. Они также оказали помощь местному населению взащите их земель, когда речь шла о продаже земель японским иокинавским инвесторам. В завершение они построили новую школу вЭсперансе. Эти американцы не были «отвратительными».

В сентябре 1967 г. небольшая банда революционеров Че Геварынесколько раз совершала вооруженные нападения на боливийскуюармию, в каждой схватке теряя бойцов и медленно уходя все дальше идальше в горы. Его гражданская группа поддержки в Ла Пасе былатакже арестована. Он был совсем один практически, без пищи,боеприпасов, лекарств, и у него не было возможности связаться сКубой. 8 октября 1967 г. Че и его оставшиеся бойцы оказалисьзапертыми в ловушке и были схвачены в каньоне Чуро. На следующееутро Че был казнен по приказу Президента Боливии. Че Гевара хотелвойны и получил ее. Он считал, что у боливийцев самая слабая армия вовсей Латинской Америке, но благодаря подготовке сил особогоназначения США боливийский батальон рейнджеров стал прекраснойвоенной организацией, которая была способна сражатьсясамостоятельно[98].

В принципе нас меньше интересует в данной статье, прав или неправ Х. Фридмэн в оценках Че Гевары. Гораздо важнее, как подобный

не просто открытый в Интернете материал (опубликованное на сайтеФридмэна давно тайной не является) дается под таким углом зрения,который в странах Латинской Америки, да и в США не встретитпонимания, а, скорее, вызовет протест большинства своим цинизмом. Аэто непрофессионально, поскольку вряд ли содействует целям внешнейполитики США и интересам направляющих ее сил.

Для того чтобы воспрепятствовать тщательному рассмотрениюдеятельности Пентагона со стороны общественности, а такжеобеспечить еще большую секретность, повысить эффективностьпринимаемых решений за счет привлечения гражданского сектора,Пентагон широко использует частные корпорации в исследовании ипрактической реализации МИСО, стратегического обмана. Ужеупоминавшийся нами полковник Дж. Тридвелл обращает внимание на,что частные компании позволят американской армии эффективноиспользовать «средства коммуникации тыла», в том числе радио ителепрограммы, документы, текстовые сообщения, публикации вИнтернете, подкастинг, рекламные щиты и статьи. Ряд договоров былподписан с крупными подрядчиками министерства обороны в областиобеспечения информационных операций: SYColeman, Lincoln Group иScience Applications Internacional Corporation (SAIC). Не секрет, чтонаиболее проблемный партнер в Латинской Америке у США –Венесуэла, соответственно и частные компании «засветили» себя здесьв определенного рода операциях.

«Из этих трех американских компаний у Венесуэлы с SAIC, –отмечает Эва Голинжер, – связана особая и неприятная история. SAIC,хотя ее основной офис расположен в Сан Диего, Калифорния,насчитывает более чем 16 000 сотрудников в штате Вашингтон иявляется одним из самых крупных подрядчиков Пентагона»[99].

Всего в SAIC занято более 41 000 служащих в США и за ихпределами, компания входит в 500 крупнейших компаний по спискужурнала Fortune[100]. В своей деятельности по обеспечениюнациональной безопасности США SAIC активно сотрудничает со всемивидами вооруженных сил и поддерживает полный спектр военныхопераций – от поддержания мира и гуманитарных миссий достратегических конфликтов. SAIC также помогает министерствуобороны, ФБР и другим агентствам в противостоянии терроризму,киберпреступлениям и быстрому росту оружия массового

поражения[101]. В настоящее время компания принимает активноеучастие в программах модернизации Вооруженных сил США,стоимость которых оценивается в десятки млрд долларов.

SAIC – компания, которая «сплачивает» подрядчиков для решенияпроблем безопасности США и их союзников в частности, и не впоследнюю очередь, в области поддержки информационных операций.

Доходы SAIC в 2011 г. составили 10,9 млрд долл., что на 3 % выше,чем в предшествующем году[102].

В правление данной компании входят бывшие члены объединенногокомитета начальников штабов, бывшие сотрудники ЦРУ и бывшиечлены правительства США высокого уровня.

В 1995 г. SAIC основала смешанное предприятие с государственнойнефтяной компанией Венесуэлы (PDVSA) с целью создания компании,осуществляющей деятельность в сфере информационных услуг итехнологий (INTESA). INTESA, 60 % акций которой принадлежали SAICи 40 % – PDVSA, было поручено обновить и преобразовать в цифровойформат старые аналоговые системы нефтяной промышленности, и в1998 г. компания контролировала все электронные операции PDVSA.Известная под названием «мозг PDVSA», INTESA пользовалась своеймонопольной властью для того, чтобы в декабре 2002 г. препятствоватьисправной работе оборудования и информационных сетей,необходимых для управления данной областью промышленности вусловиях «забастовки», организованной оппозицией с целью сновазаставить президента Чавеса отказаться от власти[103]. Используясистему дистанционного управления, сотрудники INTESA измениликоды доступа и программного обеспечения, лишив тем самым другихработников PDVSA возможности пользоваться компьютерами,оборудованием и очистительными устройствами. Результатом явилисьостановка нефтяного производства в Венесуэле и всесокрушающиеэкономические убытки[104]. Это отразилось не только на венесуэльцах,лишенных газа и нефти, но и также поставило под серьезную угрозувыполнение условий контрактов, подписанных Венесуэлой смеждународными партнерами.

Хотя Али Родригес, занимавший в то время пост президентакомпании PDVSA, приложил все усилия для того, чтобы урегулироватьконфликт с INTESA, компания по информационным услугам итехнологиям отказалась прекратить саботаж и предоставить пароли

доступа, которые позволили бы законным сотрудникам PDVSA сновазапустить производство. У венесуэльской компании не оставалосьдругого выхода, как проникнуть в основной офис INTESA и взятьоперации под свой контроль. «Забастовка» и саботаж в конце концовзакончились провалом, но ущерб нефтяной промышленности уже былнанесен и фактически явился одной из основных причинэкономического кризиса в Венесуэле. Впоследствии компания SAICпредставила иск против PDVSA, в котором заявляла, что INTESA быланезаконным образом экспроприирована, и в ходе частных переговоров,проводимых под руководством организации защиты международныхкомпаний за рубежом (OPIC) – государственного агентстваСоединенных Штатов, осуществляющего страхование американскихкорпораций за рубежом, получила от PDVSA 6 млн долл. в качествекомпенсации убытков.

Значительный пласт материалов, отражающих направления иметоды общественной дипломатии и ПСИОП США в отношенииВенесуэлы, стал доступен благодаря феномену Wikileaks[105]. В данномслучае речь идет о плане посольства США в Венесуэле противостоятьантиамериканизму Чавеса. Данный план появился на сайтах многихведущих газет Латинской Америки и Испании, полностью он былопубликован испанской El País.

Некоторые положения данного плана мы представим на страницахданной статьи с нашими комментариями.

Идентификационный номер:147378Дата: 2008-03—26, 20:19:00Откуда: 08CARACAS420Источник: Посольство, КаракасКлассификация: КонфиденциальноПредмет: План стратегической коммуникации посольства –

противодействие антиамериканизму Чавеса.Резюме. (С) Посольство в Каракасе запросило у Министерства

обороны одобрение на осуществление своего стратегическогокоммуникационного плана. Цель программы – повлиять наинформационное поле в Венесуэле таким образом, чтобы помешатьвнедрению негативного восприятия местным населением США. Ксожалению, Венесуэла преуспела на этом поприще. До У. Чавеса

одобрительное отношение населения к США составляло 65 %, сегодняпозитивный имидж США упал до исторического минимума – 31 %.Поддержка Министерства обороны значительным образом повлияла бына общественную дипломатию посольства и продемократическиемероприятия[106].

Четко обозначена проблема. Весьма интересно, что на целиобщественной дипломатии посольство США просит помощи… уМинистерства обороны. Какой помощи – в документе не раскрывается.

3. (C) Венесуэла на распутье: Когда-то Венесуэла вместе сКолумбией и Центральной Америкой считалась страной, положительноотносящейся к США. Хотя это отношение испортилось посленескольких лет ежедневных атак против правительства США[107].

В плане нет никаких признаков признания своей доли вины (инемалой) за осложнение отношений со своим естественным союзникомв лице Венесуэлы. Наоборот, вся вина (сквозная тема документа)возлагается на венесуэльскую сторону. Значит, эффективная стратегияесли и возможна, то она неизбежно будет основана на искусномманипулировании полуправдой. Хотя, как мы увидим, в документе иговорится о необходимости правдивости передаваемой информации.Робкие, половинчатые признания ответственности за ухудшениеотношений с латиноамериканскими странами со стороны Б. Обамы ещевпереди.

4. (C) Развитие за последнее время: Посольство в Каракасеразработало всесторонний стратегический коммуникационный план,который объединит различные агентства. Агентство по контролюоборота наркотиков организовало практические занятия по бейсболу вразных венесуэльских городах для молодых людей с привлечениембывших венесуэльских игроков и менеджеров из ведущей лиги СШАкак часть программы по снижению потребления наркотиков. Крометого, управление по связям с общественностью в качестве целевойаудитории выделяет трудных подростков и население за чертойбедности для соответствующих визитов и взаимодействия со всемислоями венесуэльского общества, бизнесом и общественными

организациями. Все эти программы имеют определенное воздействие нацелевые секторы. Недостаток ресурсов ограничивает нашу способностьохватить большую часть населения[108].

Практическая ориентированность плана, попытка использованияопределенных разделяемых жителями США и Венесуэлы культурныхценностей (в данном случае бейсбол) для преодоления барьеров науровне социальной психологии и подсознания. Прослеживаетсястремление перетянуть на свою сторону неимущие слои населения,которые идут за Чавесом, однако не учитывается, что они весьмаполитизированы и одними развлекательными мероприятиями илокальными программами помощи их нельзя политическипереориентировать.

5. (C) Цели: План стратегических коммуникаций во главу угластавит три цели: укрепление «дружбы» США с Венесуэлой,информирование венесуэльцев о наличии связей между США иВенесуэлой, противодействие антиамериканской пропаганде.Американскому правительству надо напомнить венесуэльцам обистории этой дружбы (мы с вами со времен С. Боливара) либопостоянным участием, либо помощью в чрезвычайных ситуациях. Надотакже разработать ключевое сообщение для укрепления в сознаниивенесуэльцев идеи естественного партнерства с США за счет взаимныхкоммерческих, сельскохозяйственных и культурных отношений, а такжеобщечеловеческих отношений (большое количество эмигрантов изВенесуэлы живут в США, мы союзники с 1800-х годов). И, наконец,этот план должен продемонстрировать приверженность и готовностьразделить общие цели и надежды венесуэльцев и американцев внезависимости от враждебного настроя и резкой риторики У. Чавеса. (обенации стремятся к свободе, демократии и процветанию)[109].

Не принимается во внимание, что все эти позиции, ключевыемоменты истории и современности успешно освоены иинтерпретированы чавистской пропагандой. В истории страны свежаеще память о подобной «радужной» трактовке американо-венесуэльскихотношений в период, предшествующий приходу к власти У. Чавеса. Темвременем вне зависимости от отношения к Чавесу абсолютное

большинство венесуэльцев вернуться в коррумпированную реальность1990-х годов не желает, и значит, надо предложить новую идею. Нокакую новую идею предложил Латинской Америке Дж. Буш? Б. Обама?По сути, ничего заслуживающего внимания.

Стереотипы старой «холодной войны» уходят в прошлое. Для новойподобной войны администрации Дж. Буша необходимо было вовремя иадекватными средствами предложить что-то сплачивающее в единыйфронт против даже ложного врага и уделить этой задачесоответствующее внимание и силы, привлечь кадры, способныеработать по-новому. При этом был бы возможен только тактический, ане стратегический успех. Но даже такой «малости» сделано не было.Пропагандистская машина США исправно работала против…официального Вашингтона. Пришел Б. Обама и очередноеразочарование в Латинской Америке после всплеска надежды наперемены. Бюрократический синдром и недостаток стратегическогомышления отличают нынешний подход США к стратегическойкоммуникации в Латинской Америке.

7. (C) Стандарты: Три сквозные нити проходят через программу: Во-первых, абсолютная правдивость любой публикуемой информации дляконтраста с лживостью и преувеличениями администрации У. Чавеса.Во-вторых, распространение только положительной информации.Негативная информация всегда будет ассоциироваться с еераспространителем. Третье правило – воздержаться от нападок наБоливарианскую Республику Венесуэла или У. Чавеса, которые моглибы быть использованы им для мобилизации венесуэльцев против«империи»[110].

Признак усталости. Понимание необходимости смены тактики, но нестратегии (обвинять в этом авторов документа некорректно, посколькуу них не тот уровень, чтобы предлагать стратегические решения, вовсяком случае, если сотрудник посольства озабочен прежде всего своейкарьерой). Вынужденный переход в оборону после периода яростных напротяжении ряда лет лобовых пропагандистских атак У. Чавеса,которые он умело оборачивал в свою пользу. Между тем, кто поменялсвое отношение к США, тот усвоил не только однозначныеполитические клише (такое, разумеется, также присутствует), но и

усвоил и продолжает усваивать из многочисленных источников (отсферы образования до СМИ) многие ранее неизвестные ему негативныефакты о США и их внешней политике. Замалчивание, отсутствиевнятной контрпропаганды при одном из самых многочисленных посвоему составу посольств США в Латинской Америке вряд ли можнопризнать эффективным ответом.

8. (C) Концепция: Посольство начнет операцию в мае 2008 г.и продолжит до апреля 2009 г. Если программу признают успешной, топосольство будет искать средства для второго года реализации. Перваяфаза будет состоять из сбора информации – мониторинг среды,выявление ценностей и мнений о США, наркотиках и коррупции ипрочих сферах жизни Венесуэлы.

9. (C) На основе этих данных во второй фазе операции будутиспользованы рекламные газетные объявления, билборды, радио ителевидение. Посольство в Каракасе сконцентрируется на ключевыхаудиториях в Венесуэле, в самых ее отдаленных частях. Последующиефазы предусматривают проведение рок-концертов, спортивныхмероприятий и музыкальных фестивалей. Финальная фаза нацелена наКаракас и на распространение сообщения о нашей постоянной помощивенесуэльцам.

11. (C) Временные рамки плана:• 10–25 мая 2008 г. – 1-я фаза (изучение контекста)• 1 июня – 30 августа 2008 г. – 2-я фаза (удаленные территории)• 1 сентября – 25 декабря 2008 г. – 2-я фаза (спортивные

мероприятия и музыкальные представления)• 1 января 2009 г. – 30 апреля 2009 г. – 3-я фаза (в фокусе Каракас)12. (C) Запрос разрешения к действию: Посольство запрашивает

разрешение в Министерстве обороны на реализацию стратегическогоплана коммуникаций. Средства нужны к середине мая 2008 г.[111].

По-военному четко и ясно. Из этого документа видно, какоеведомство США играло гипертрофированную роль в осуществлениистратегической коммуникации.

Введение санкций против PDVSA в мае 2011 г., представлявшихсобой попытку лишить венесуэльскую нефтяную компаниюлегитимности в глазах международной общественности и связать

правительство Венесуэлы с «осью зла» и «оружием массовогопоражения», положило начало усилению атак против Венесуэлы состороны правительства США, как отмечает Э. Голинжер[112].

В 2011 г. Вашингтон осуществил следующие действия противВенесуэлы:

• Санкции в отношении PDVSA, введенные в мае 2011 г., за продажукомпонента газа Ирану.

• Включение Венесуэлы в «список стран, не сотрудничающих всфере борьбы против терроризма» [данная санкция вводит запрет напродажу оружия в Венесуэлу Соединенными Штатами, а также всемикомпаниями, использующими американскую технологию].

• Включение Венесуэлы в «список стран, осуществляющих торговлюлюдьми».

• Классификация Венесуэлы в качестве «нарушителя прав человека».• Классификация Венесуэлы в качестве «нарушителя свободы

вероисповедания»[113].• Санкции против четырех венесуэльских чиновников: депутата

Фредди Берналя, альтернативного президента в парламент ЛатинскойАмерики Амилькара Фигероа, генерал-майора Кливера Алькала иофицера служб безопасности Себина Рамона Морено Мадриса, поподозрению в связях с наркоторговлей и наркотерроризмом[114].

• Исключение Венесуэлы из сферы борьбы с торговлей наркотикамии классификация Венесуэлы как «страны, не принимающей участия вборьбе против наркоторговли».

Данные действия, по мнению Э. Голинжер, были направлены надискредитацию и напрямую затрагивали:

• Президента Уго Чавеса.• Правительство Венесуэлы.• PDVSA (крупнейшую государственную компанию).• Национальную Ассамблею.• Генеральную Прокуратуру.• Боливарианские Вооруженные Силы.• Службы безопасности и разведки (SEBIN, DIM, ONA, CICPC).• Главное контрольное управление Республики.• Верховный Суд[115].Все указывало на то, что данная кампания была направлена на

дискредитацию власти с целью формирования в преддверии

президентских выборов 2012 г. Общественного мнения о том, что вВенесуэле нет ни одного функционирующего и заслуживающегодоверия учреждения, нет легитимности, нет прозрачности, нетгосударства: «это государство, скрывающееся от правосудия»[116].

Сторонники курса Уго Чавеса полагали необходимым принятиесрочных мер против этой кампании международной дискредитациивенесуэльских учреждений. Необходимо укрепить, расширить иразвернуть международную коммуникационную стратегиюБоливарианской Революции с целью устранения имеющихся штампов вмеждународном общественном мнении. «Посредством созданияинформационных источников и сетей на нескольких языках, веб-сайтов,а также благодаря конференциям и интервью (венесуэльских. – Е.П.)делегаций за рубежом, распространению данных о реалиях страны, мыможем нейтрализовать (негативную. – Е.П.) информацию,оказывающую влияние на общественное мнение»[117], – отмечалаЭ. Голинжер. Однако весьма важным является и качественноеулучшение работы венесуэльского правительства на такихнаправлениях, как борьба с бюрократизмом, коррупцией, сорганизованной преступностью и ряде других, где проблем много инекоторые из них за последнее время обострились. Постоянноеединство слова и дела было бы лучшей коммуникационной стратегиейвенесуэльского правительства и важным средством противостоятьвнешнему давлению.

В 2012 г. Особая роль политической оппозицией в стране изападными СМИ отводилась спекуляциям по поводу здоровья УгоЧавеса после последней операции по удалению злокачественнойопухоли на Кубе. «Страна неуправляема», «Нарушение конституции»и другие подобные темы активно раскручивались в СМИ. Вместе с темнадо отметить гораздо большую сдержанность в публичных оценкахЧавеса со стороны ответственных лиц госдепартамента США, особеннос началом второго срока Б. Обамы и переменами в руководствегосдепартамента.

Вашингтон находится в контакте с «венесуэльцами со всех концовполитического спектра», заявила представитель Государственногодепартамента Виктория Нуланд в январе 2013 г., признав, чтоофициальные лица США имели переговоры с венесуэльскимилидерами. При этом она настаивала: «Любой политический переход,

который может иметь место в Венесуэле, должен быть продуктомрешений, которые приняты венесуэльцами». «Здесь не может бытьникакого “made in the USA” решения. Это должно быть чем-то, чтодолжны сделать венесуэльцы», – подчеркнула Нуланд, не определив,однако, с кем американские чиновники были в контакте в этойюжноамериканской стране[118].

С приходом к власти преемника политической линии У. ЧавесаН. Мадуро информационно-психологические операции США противВенесуэлы стали носить еще более интенсивный характер, достигнувсвоего пика в феврале 2014 г. Ударной силой заговора стали студенты,выходцы из среднего и состоятельного классов, и внедренные в их рядыколумбийские paramilitares, имеющие опыт борьбы с партизанскимигруппировками FARC и ELN. В уличных сражениях с использованиемкоктейлей Молотова, баррикад и снайперов участвовали уголовники.Беспорядки длились около месяца, их жертвами стали тридцать человек,в основном сотрудники полиции и сторонники Мадуро. Демонизациярежима Н. Мадуро правыми СМИ Латинской Америки, США и ЕСдостигла своего пика в это время явно в связи с событиями на Украине.Однако попытка повторить «киевский Майдан» в феврале-марте 2014 г.не удалась, поскольку правительство располагало реальной поддержкойсо стороны народа и вооруженных сил.

Сейчас три ведущих медиахолдинга Латинской Америки –чилийский «Меркурио», аргентинский «Кларин» и бразильский«Глобо» – под лозунгом «Мы все – Венесуэла. Без свободы слова нетдемократии» развязывают новую информационную войну противправительства Мадуро. К заговору привлечены около сотни газет ителеканалов. Такого откровенного вторжения иностранных СМИ вовнутренние дела страны еще никогда не наблюдалось. Все эти газетымолчали во времена военных диктатур Пиночета, Виделы, Стресснера.Тогда они в упор не видели нарушений прав человека в Чили,Аргентине, Парагвае, Бразилии и т. д. А сегодня вдруг прозрели.Фернандо Буэн Абад, мексиканский писатель и политолог, считает, чторазвернутое информационное наступление на страны ЛатинскойАмерики под диктовку США – это серьезная угроза: «Линчевание вСМИ не имеет параллелей в прошлом, оно поставлено на конвейер. Намнеобходимо… создать упорядоченную информационно-коммуникационную систему. СМИ используются как оружие для

разрушения демократических проектов, для организациигосударственных переворотов, как в Венесуэле. Поэтому назрелопроведение регионального саммита по вопросам средств информации.Необходимо, чтобы защиту против этого как в государственном плане,так и по линии создания альтернативных общественных СМИпредложил весь континент»[119].

Весьма активны США в проведении ПСИОП в Колумбии, котораяна сегодняшний день осталась, по сути, самым верным их союзником вЮжной Америке. Ситуация в этой стране, однако, весьма осложняетсядлительной войной правительства с повстанцами, прежде всего сРеволюционными вооруженными силами Колумбии (FARC). Помнению автора монографии «Формирование стабильности Колумбиипосредством стратегической коммуникации: оценка американскойэффективности» майора К. Колуччи[120], коммунистическая идеологиядо сих пор имеет сильные корни в Колумбии, имеющей стратегическоезначение для США, и в этой связи необходимо оказывать поддержкуправительству Колумбии в его борьбе с FARC. В качестве одного изважных методов поддержки правительства, согласно К. Колуччи,необходимо использовать стратегическую коммуникацию. СШАпомогли создать колумбийской армии свои подразделения попроведению информационно-психологических операций.

С целью определить эффективность стратегической коммуникацииавтор исследования представляет пять критериев: контекст, содержание,координацию, доставку и оценку. Контекст гарантирует, чтокоммуникатор эффективно структурировал проблему и имеет системноепонимание ситуации. Содержание показывает, будет ли рассказрезонировать с аудиторией. Координация гарантирует синхронизациюдействия и слова по вертикали и горизонтали с целью достижениясинергетического эффекта. Доставка гарантирует, что используемыеметоды соответствуют контексту окружающей среды. Наконец, оценкагарантирует, что полученные сообщения приводят к ожидаемым ижелаемым последствиям[121].

Давая оценку эффективности использования стратегическойкоммуникации США для поддержания стабильности в Колумбии,американский исследователь выделяет несколько приоритетных задач вэтой области:

• правительство должно обратиться к социальным причинам

революции, таким как бедность, огромный разрыв в доходах населения,безработица;

• убеждение населения в необходимости поддержки со стороныправительства, что необходимо для изоляции колумбийцев от влияниялевой идеологии со стороны FARC.

Эти задачи взаимосвязаны, но решение затруднено двухсотлетнимиусилиями США… в обратном направлении. Иначе как объяснить тотфакт, что Мексика и страны Центральной Америки, испаноязычныегосударства Карибского бассейна, исторически наиболее связанные сСША в экономическом отношении, пережившие не в пример большепрямых интервенций и оккупаций своего североамериканского соседа идаже аннексий территории (Мексика, Куба), от стран Южной Америки всреднем отстают в экономическом и культурно-образовательном плане?И сегодня чрезмерная зависимость от США в условиях мировогокризиса, по данным МВФ, сулит наибольшие проблемы Мексике иЦентральной Америке. Так, последний региональный отчет МВФ поситуации в Латинской Америке (обобщает данные на конец сентября2011 г.) констатирует: «В экономиках Южной Америки… опасностиперегрева экономики уменьшились, но не исчезли полностью… Страныс сильной зависимостью от США, такие как Мексика и большая частьЦентральной Америки имеют несколько более слабыеперспективы»[122]. Именно отсталость, нищета, бесправие в 1960—1970-е годы обусловили рост повстанческих движений в ЦентральнойАмерике, а их антиамериканская направленность вытекала изподдержки олигархических режимов Вашингтоном на протяжениимногих десятилетий, задолго до возникновения «красной угрозы»в лице СССР.

В связи с высоким уровнем преступности в Гватемале и угрозой длянациональной целостности страны Институт стратегическихисследований США в мае 2010 г. выпустил доклад «Преступность,насилие и кризис в Гватемале: изучение конкретного материала поэрозии государства».

В докладе указывается, что беззаконие в Латинской Америкеначинает пересекать пограничную линию и переходит отвнеполитической деятельности к прямому политическому насилию.Специалисты института считают, что организованные преступныеорганизации MS-13 и Сетас не имеют сходства с «промарксистскими»повстанческими движениями времен «холодной войны», так как неимеют политической подоплеки и далеки от целей свержениясуществующих правительств и захвата политической власти. Однако втаких странах, как Сальвадор, Гондурас, Гватемала и Мексика уровеньнасилия достиг размеров внутренней гражданской войны,

неподконтрольной полицейским силовым структурам. Даже приотсутствии политической программы у наркокартелей, молодежныхгруппировок и организованных преступных синдикатов они все равноослабляют государство и берут под контроль большую часть населения,что фактически является таким же фактором угрозы для государства,как повстанческие движения[123].

Трудно убедить сегодня местные элиты перестроиться и обратитьсяк нуждам своего «податного» населения, с одной стороны, а с другой –население попросить помощи у «своих» правительств для защиты откого-либо, кто их хочет свергнуть. Да, и хотели ли США когда-нибудьпоявления на юге от своих границ конкурентоспособных элит? Базовоепротиворечие стратегической коммуникации США налицо, путь к егорешению очевиден, полагаю, и для лучших профессионалов СтраткомаСША, но… не для тех, кто задает общие параметры курса СоединенныхШтатов. Отсюда алогичность рекомендаций.

Эффективность акций психологических операций на стратегическомуровне при администрации Буша была крайне низкой. Штатный составпосольств и специалистов по информационно-психологической войне,нацеленных на Латинскую Америку, оказался явно не способен кэффективной работе по-новому, в современных политических условияхЛатинской Америки как в области общественной дипломатии, так и всфере информационного противоборства. С одной стороны, спущенная«сверху» стратегия не оставляла для исполнителей достаточнойсвободы маневра, которая у США, бесспорно, была и остается. С другойстороны, мешало и мешает наличие большого числа служащихвысокого ранга в Госдепартаменте, Пентагоне, ЦРУ, которые мыслятреалиями старой «холодной войны», и немало их с таким опытомработы продолжает свою деятельность в Латинской Америке.

Политические, экономические, дипломатические шаги Вашингтона вотношении очередной планируемой жертвы своей прямой агрессии или«оранжевой революции» (чаще того и другого вместе) всегда имеютвнутреннюю целевую последовательность, чтобы, с одной стороны,усилить внутреннюю дестабилизацию, а с другой – внешнюю изоляциюнеугодного режима. Последовательность должна постепенносформировать у населения той или иной страны негативное отношениек властям и гневное осуждение международной общественностью ихдействий.

Поскольку на Земле нет идеальных правительств и существующиесоциально-политические системы далеко не совершенны со всех точекзрения, сделать это не так и трудно, располагая подавляющей военно-экономической и информационной мощью. Но открытое наступлениевнутри страны через своих политических союзников США начинаюттолько тогда, когда «плод» уже созрел, когда высока объективнаястепень разложения режима (коррупция, бюрократизм, высокоеимущественное и социальное расслоение и т. д.) и степень недовольстваэтим режимом значительных слоев населения. Таким образом,«оранжевая революция» – это попытка разнообразными средствами, ине в последнюю очередь посредством управляющих сознанием идействиями целевых групп технологий информационногопротивоборства, еще больше обострить существующие в обществепротиворечия. Цель не допустить возможной социальной революции иотстранить от власти существующий антиамериканский режим,потеснив здесь своих глобальных и региональных конкурентов (противних стратегия «оранжевой революции» также может быть применена,как против СССР, что пока не получается с Россией и Китаем).

Отсюда следует вывод: нельзя остановить «оранжевую революцию»без реальных и радикальных демократических преобразований,постоянного поступательного развития общества. С другой стороны,сделать это в одной отдельно взятой отсталой небольшой странеЛатинской Америки (да и большой тоже) невозможно, что ведет кпоиску союзников, к участию в глобальном независимом (от США)политическом и экономическом альянсе с соответствующим мощнымглобальным коммуникационным сопровождением. Опять-таки, приочевидной исходной технологической отсталости от США такой альянсдолжен предложить всему миру притягательную социальную модель иреально начать к ней реальное и успешно проецируемое в общественноесознание движение. Заметим, не против США, а в конечном счете чемраньше – тем лучше, вместе с обновившимися США.

* * *Нужны социально ориентированные программы, лидеры, движения

планетарного масштаба, с системным видением для всего мира, онимогут дать, хотя и нелегкий, но реальный шанс выхода из глобальногокризиса, который одними старыми средствами не решишь. Совершенно

неверно и опрометчиво исключать ведущую державу современногомира из числа стран, способных инициировать подобные программы наглобальном и региональном уровнях. Конкретно в Латинской АмерикеСША располагают для осуществления своей стратегическойкоммуникации целым рядом конкурентных преимуществ, среди них:

• Географическая близость.• Схожесть исторических судеб (и США и страны Латинской

Америки родились в борьбе против колониализма европейских держав,не раз выступали вместе против агрессивной политики европейскихдержав в Западном полушарии).

• Сохраняющееся экономическое, военное и научное преобладаниеСША в современном мире.

• Преобладание в торгово-экономических, военных, научно-образовательных связях с большинством стран региона над всемиостальными державами.

• Преобладание в сфере массовой культуры, в общественномсознании латиноамериканцев над культурным влиянием других держав.

• Превосходство в глобальных СМИ над любой другой страной мира(свое очевидное выражение это преобладание находит в ЛатинскойАмерике).

• Превосходство в теоретической и практической разработкестратегической коммуникации, включая и латиноамериканскоенаправление внешней политики Соединенных Штатов.

Однако все эти преимущества нивелировались ошибочнойполитикой Вашингтона в регионе на протяжении многих лет. Шансисправить во многом негативный характер стратегическойкоммуникации США в Латинской Америке до сих пор остаетсянереализованным, несмотря на отдельные положительные подвижки,связанные с деятельностью администрации Б. Обамы, что, в своюочередь, чревато еще большим негативным влиянием на развитиеотношений Соединенных Штатов с латиноамериканскими странами.

Литература1. Гватемала: глобальный вызов со стороны преступности. // Война и

мир. 30.06.2011. URL: www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/59466/2. Най Дж. Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике.

М., 2006.3. 4th Military Information Support Group. URL:

www.soc.mil/Assorted%20pages/4th%20Military%20Information%20Support%20Group.html4. 8th Military Information Support Group (Airborne) activated at Fort

Bragg. // FayObserver.com. 27.08.2011. URL:www.fayobserver.com/articles/2011/08/27/1118417

5. Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // Elpais. 30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

6. Colucci C. C. Shaping Colombia’s Stability through StrategicCommunication: Evaluating U. S. Effectiveness. Fort Leavenworth. Kansas,2009.

7. Controller General of the United States. Washington, D.C. 20548. B-229069. September 30, 1987.

8. Crandal C. R. The United States and Latin America after the cold war.N.Y., 2008.

9. EL Universal. Lima. 08.09.2011.10. Hayden C. The Rhetoric of Soft Power: public Diplomacy in Global

Contexts (Lexington Studies in political Communication). Lanham, 2011.11. Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America. // Psywarrior.

URL: www.psywarrior.com/PsyopSouthAmerica.html12. Golinger E. Bush vs. Chávez. La de Washington contra Venezuela.

Caracas, 2006.13. Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso

en la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011.14. Maurer K. «psychological Operations» are now «Military Information

Support Operations» // Associated press. July 3, 2010.15. Nakamura K. H. Public Diplomacy: Background and Current Issues.

CRS Report for Congress prepared for Members and Committees ofCongress. Congressional Research Service, 2009.

16. National Framework for Strategic Communication. White HouseStrategic Communications report to Congress, dated 16 Mar 2010, released17 March 2010. Government Information Earl Gregg Swem Library.

17. Peace OPS. Multi-Service Tactics, Techniques, and procedures forConducting peace Operations. Air Land Sea Application Center. FM 3-07.31MCWp 3—33.8 AFTTP(I) 3–2.40. October, 2003.

18. President Obama Speaks in Santiago, Chile on Relations with Latin

America. The White House. Office of the press Secretary. March 21, 2011 //Embassy of the Unites States. Santiago, 2011. URL: chile.usembassy.gov/2011march-obamavisit.html

19. Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.J. A. McHale, Under Secretary for public Diplomacy and public Affairs.Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies program of JohnsHopkins University's School of Advanced International Studies (SAIS).

Washington, DC. March 29, 2011 // U. S. Department of State. URL:www.sta-te.gov/r/remarks/2011/159355.htm

20. Ramsfeld D., Defense Secretary. Ministerial of the Americas //Defense Secretary. 17 November 2004 / U. S. Department of Defense. URL:www. defense.gov/transcripts/transcript.aspx?transcriptid=2175

21. Region primed to use social media for social change. Lugar urgesState Dept to help expand social media // Reuter. 04.10.2011. URL:uk.reuters.com/article/2011/10/04/usa-latinamerica-socialmedia-idUK-N1E79312420111004

22. Regional Economic Outlook Western Hemisphere Shifting Winds,New policy Challenges. International Monetary Fund. Oct. 11. Washington,2011. P. VII.

23. Rozoff R. Pentagon’s 21st Century Counterinsurgency Wars: LatinAmerica and South Asia. // Media Monitor’s Network. 29.07.2009. URL:usa.mediamonitors.net/content/view/full/64951

24. SAIC. URL: www.saic.com/about/locations.html25. SAIC Corporate Fact Sheet. URL:

www.saic.com/news/pdf/corporatefactsheet.pdf26. Stephens S. Why Latin America is Disappointed with Barack Obama

// Huffpost World. January 7, 2010. URL:www.huffingtonpost.com/sarahstephens/why-latin-america-is-disa_b_415341.html

27. Technology and Logistics. Report of the Defense Science Board TaskForce on Strategic Communication. Office of the Under Secretary of Defensefor Acquisition. September 2004.

28. The Negroponte File. Negroponte’s Chron File from Tenure inHonduras posted // National Security Archive Electronic Briefing Book№ 151. Part 1 / ed. by p. Kornbluh. April 12, 2005. URL:www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB151

29. The U. S. Department of State. Benefits of U. S. Free Trade

Agreements. URL: //www.state.gov/e/eb/tpp/bta/fta/c26474.htm30. The U. S. Department of State. Diplomacy in Action. URL:

www.state.gov/e/eb/tpp/bta/ft-a/c26474.htm31. U. S. Department of Defense. Joint Chiefs of Staff. Joint publications

3 – 13, Joint Doctrine for Information Operations. February, 2006.32. U.S.-Latin America Relations: A New Direction for a New Reality.

Council of Foreign Relations, Washington, 2008.33. U. S. Venezuela Transition Meddling Denied By Government During

Chavez Illness. // Huff post World. 27.02.2013. URL: feeddoo.com/n/2696090-u_s-venezuela-transition-meddling-denied-by-government-during-chavez-illness

Е. Г. Широкова. «Мягкая сила/власть»:изменения составляющих

1. Мягкая сила/власть. Различные аспектыПредставление о мягкой силе (власти) продолжает оставаться

несколько расплывчатым. Если отвлечься от оценочных аспектов,звучащих в публицистике, но излишних (и даже недопустимых) внаучном исследовании, можно свести это понятие к следующемуопределению: мягкая сила (власть) – это совокупность факторовобщественного сознания, определяющих отношение общественнойгруппы (населения страны, элиты, отдельных классов и т. п.) к какому-либо субъекту политики и таким образом усиливающих (илиослабляющих) влияние этого субъекта на данную группу. Под такоеопределение можно подвести и государство, использующеепропагандистскую машину для ослабления государства-противника засчет разжигания у его населения ненависти к власти. А можно иметь ввиду улучшение взаимопонимания между отдельными этническими илисоциальными группами в пределах одного региона, например,исправление имиджа местного предпринимателя, вызвавшегонедовольство жителей поселка размещением бензоколонки на лужайкеу речки.

В таком случае инструментарий мягкой власти – это и средстварепутационного менеджмента, и имиджмейкинг, и информационныевойны и т. п.

Однако не следует забывать, что общественное сознание далеко неполностью управляется извне. Какие-то неоспоримые факты илиизвестные положения, связываемые в сознании населения (а иногда иглубже) с лидером, партией, страной, могут работать – и работают –одновременно с тем информационным контентом, который внедряется всознание через специальные средства воздействия и может импротивостоять. Характерным – хотя и трагичным – примером здесьможет быть представление о немцах как о «культурной нации»,разделявшееся к началу Великой отечественной войны определеннымколичеством советских евреев, не поверивших пропаганде и

отказавшихся эвакуироваться с территорий, в скорости занятыхвойсками Вермахта, и истребленных фашистами в соответствии сосвоей доктриной.

Таким образом, концепция мягкой власти позволяет учитывать как,условно говоря, естественные аспекты влияния: представления о мире,системы ценностей, стереотипы сознания, культурные факторы,национальные традиции, так и искусственные, изменяющие (повозможности) эти аспекты. Тут можно вспомнить весь арсенал влиянияна сознание, управления информационными потоками, выработанный врамках пропагандистской и рекламной практики и теории.

Еще одно противопоставление факторов мягкой власти должноучитывать вектор «притягательной силы», составляющей основноесодержание этого понятия. В отношении одного и того же объектавсегда действуют разнонаправленные представления, в которыхпритягательность противостоит неприятию. Например, если брать такоеоднозначно положительное понятие, как демократия, составляющееосновное содержание мягкой власти многих стран, в первую очередьСША, то притягательности противостоит представление о«ненастоящей демократии», «обмане властей» и т. п. (подобныепредставления изучались нами в ходе психолингвистических опросов в1996–2014 гг.). Не всегда более слабый вектор трезво принимается вовнимание. По крайней мере, усилия средств воздействия частонаправлены именно на то, чтобы вывести нежелательные понаправленности факторы из сферы сознания сообщества – замолчать,нейтрализовать, «забить информационным шумом» и т. п.

Естественно, при изучении мягкой власти желательна иколичественная оценка факторов влияния в определенной среде.Понятно, что ценность свободы слова в некоторых слоях российскогообщества оказывается значительной, требующей активноговмешательства, в других же она мала, хотя и не отвергается. (Естьгруппы, в которых она вообще не принимается во внимание – «нулеваяценность», есть такие, где это отрицательная ценность, но подобныеявления подходят под рассмотренный выше случай).

Способами количественной оценки фактора может быть оценкасуществительного с точки зрения «приятности» (это изучалось вупомянутом ранее эксперименте), другие психосемантическиеисследования, а также количество людей, вступившихся за какое-либо

явление (или выступивших против) в ходе обсуждения в медиа, вИнтернете или непосредственно на уличных акциях.

2. Мягкая сила/власть в 2010–2013 гг.Если мы теперь обратимся к восприятию понятия «мягкая сила

(власть)» в течение двадцати лет после ее появления, мы можемзаметить, что едва ли не пятнадцать из них это понятие было одним изтех, которые обсуждают специалисты, используя его наряду с другими,родственными. Такую ситуацию можно видеть, если обратиться ктерминам «управление информационными потоками», «страны-изгои»,«постиндустриальный уклад» и т. п. Однако в середине «нулевых»термин начинает активно использоваться в мире (см. статьюП. Б. Паршина в настоящем сборнике), а чуть позже и в России. Уже в2009 г. Он входит в лексикон тогдашнего Президента РоссийскойФедерации Д. А. Медведева. А в дальнейшем его используют политикиразных направлений, исследователи в области политологии, теориикоммуникаций.

Понятно, что внимание к термину связано не только с развитиемнаучных представлений, но и с изменениями в реальной жизни. Именново второй половине 2000-х мы отмечаем значительный и заметный роствлияния таких стран, как Китай, Индия, Бразилия и, после крушенияСоветского Союза, Россия. В то же время в США после терактов09.11.2001 происходит консолидация общества, смягчение отношения кограничениям ряда свобод. В этом смысле понятие soft power,концентрируюшее внимание на естественной притягательности тех илииных ценностей, на роли культурного обмена, неправительственныхконтактов («народная дипломатия» и т. п.), помогает представитьреальное противостояние сил как нечто приемлемое для всех сторон,близкое к человеку, исключающее столь отвратительные сценынасилия, которые достаточно широко транслировались и из Европы(бывшая Югославия), и из Ирака.

Развитие экономических и пропагандистских возможностейРоссийской Федерации в 2000-х годах привело к росту влиянияроссийских СМИ в мировом информационном пространстве.Прорывную роль сыграло появление телеканала Russia Today,вещавшего на нескольких языках. Можно отметить активизацию

обществ дружбы и связей с соотечественниками за рубежом.Однако в целом приходится признать, что имидж России за рубежом

был не очень благоприятным и неудачно управлялся. В то же время вмире, в том числе и на русскоязычном пространстве продолжалиоставаться притягательными образы и ценности, связываемые сЗападом: свобода, демократия, независимость, правовое государство,западный способ организации экономики. Несколько пошатнувшиеся в1999 г. в связи с бомбардировками Югославии, эти взгляды (иногда науровне коннотаций) сохраняли свои позиции среди российскойинтеллигенции и в более широких кругах. В начале «нулевых» еще былвозможен электоральный лозунг: «Хочешь жить, как в Европе – голосуйза (название партии повторять здесь не будем)».

России, как оказалось, нечего было противопоставить. Успехи СССРв освоении космоса, развитии образования и науки, достиженияопределенного уровня равенства не только не подвергались«раскручиванию», но и всячески осуждались (в 1990-е годы) илизамалчивались. Другой российский ценностный комплекс: сохранениеправославием христианских ценностей, роль катехона, т. е.удерживающего мир от гибели, был чужд широким кругам населенияЗапада и Востока. Фактически Россия провозгласила курс навстраивание в западную систему и добровольно заняла место эпигона,неинтересное ни своим, ни чужим.

Тут стоит также добавить, что российские навыки воздействия наобщественное сознание очень сильно уступали развитомуинструментарию Запада.

В результате единственный выход, видимо, виделся властям ворганизации спортивных и других зрелищных («Евровидение»)мероприятий. Большие надежды возлагались на проведениеолимпийских игр 2014 г. Однако, несмотря на успешное их проведение,действительно увеличившее притягательность России и в стране, и зарубежом, к этому времени в мире произошли значительные изменения,сказавшиеся и на положении России.

3. Soft Power в последнее времяДесятые годы XXI в. характеризуются резко возросшей активностью

масс, получивших форму народных выступлений, революций. Поначалу

события были связаны с Ближним Востоком, где одна за другойвспыхивали массовые протесты, приводившие к смене власти. Этоявление получило название «арабская весна». И когда официальныеСМИ и некоторые политические деятели различных стран (в том числеСША, Европы и России) приветствовали «волеизъявление», рядисследователей вспомнил концепцию «управляемого хаоса на БлижнемВостоке», разработанную группой исследователей-«неоконов»,игравших впоследствии определенную роль и в политическомистеблишменте США. Правда, во время «арабской весны» этот термин(guided chaos) в англоязычных текстах практически не употреблялся(поисковики Google и яндекс давали в 2012 г. Обозримые ссылки толькона российский же телеканал Russia Today). Однако дальнейшие событияи роль в них западных держав подтверждали связь с даннойконцепцией.

Во многом схожий сценарий просматривается и во «ВторомМайдане»: событиях на Украине, начавшихся как массовый народныйпротест и приведших к свержению существовавшей власти и событиям,обычно сопровождающим подобные изменения. Естественно,происходящее на Украине, еще недавно (менее четверти века) бывшейвместе с Россией одной из частей единого государства, в гораздобольшей степени затронуло сознание россиян. В этом смысле полезнопосмотреть на те ценности, которые использовались в пропагандеразличных участников этих событий. Иными словами, следуетвыяснить, что было факторами мягкой силы (положительными иотрицательными), обеспечивающими отношения различных силроссийского и украинского сообществ к происходящему и какиеизменения они претерпели в ходе разворачивающихся событий.

Мы рассматриваем мягкую силу в двух аспектах: как она действуетна жителей Украины (Центр и Юго-Восток) и на Россию. Основаниемдля выводов служит контент-анализ форумов в российской иукраинской доменных зонах (о выделении записей ботов мы пока неговорим). Использовались также данные психолингвистического опросажителей Москвы 15–22 марта 2014 г. (опрашивались участникимитингов разных политических направлений, выявлялся оценочныйпотенциал общественно-политической лексики: патриот, демократия,свобода, революция, референдум и ряд других слов). Выводы делалисьи на основании анализа пропагандистского контента российской и

украинской прессы: предполагается, что пропаганда призванавосполнить недостаточную притягательность той или иной идеологемы.

События на Майдане начались с отказа тогдашнего президентаУкраины подписать договор об ассоциации с Евросоюзом, к чемутогдашняя официальная пропаганда активно призывала. Как мы ужеотмечали, Европа и западные ценности обладали большойпритягательной силой и для россиян, и для украинцев. Причем дляжителей Украины в большей степени, так как необходимость отстроитьукраинское сознание в 1991 г. при объявлении независимостиэксплуатировало идею «Украина – мостик на Запад». Впрочем, и тогда,и в 2013 г. важной составляющей была материальнаязаинтересованность: многие сторонники Евроинтеграции полагали, чтоподписание этого соглашения приведет к моментальному росту пенсийи зарплат до уровня ведущих стран Евросоюза.

В любом случае этого аспекта мягкой силы хватило ненадолго(возможно, в результате активного разъяснения в СМИ сути договора иинформации о странах ЕС, пораженных кризисом, выходящих надемонстрации и т. п.). Дальнейшие протесты на Майданесконцентрировались на личности президента В. Януковича,обвинявшегося в коррупции и жесткости при разгоне демонстрантов.

Недостаточная притягательность идеи Запада, возможно, связана стем, что ведущей ценностью для русских и украинцев остаетсяпатриотизм, хотя среди москвичей (и, видимо, жителей другихроссийских городов) есть группа людей, отвергающих эту ценность впользу западных либеральных ценностей. Однако число таких людейгораздо меньше, чем общее число сторонников либерализма. Заметим,что и среди русскоязычных жителей Юго-Востока Украины любовь к«неньке-Украине» – положительная ценность. (Единственнымисключением были жители Крыма, по крайней мере весьмазначительная их часть, что проявлялось и в советское время, и вовремена вхождения в независимую Украину.)

Однако если для россиян патриотизм сопряжен с «дружбойнародов», то для жителей Украины это характерно в основном дляцентральных и юго-восточных областей. Этой идее противопоставленнационализм «западенцев». Поскольку в развитии событий на Майданевсе большую роль играли политические силы именнонационалистической ориентации, стали отмечаться меры, направленные

на усиление этой идеологемы. Одной из этих мер можно считать целыйкомплекс мероприятий, направленных на подавление идеи дружбы исвязей с русскими, общности истории, языка и культуры с Россией.

Частично это проявлялось в интернет-коммуникации, где дляобозначения русских (и вообще противников националистов, Майдана)использовались все новые оскорбительные наименования: ватники,уралвагонзавод, быдло, рашка. Использовалась также песня «Никогдамы не станем братьями», созданная в Литве на слова украинскойдевушки.

В песне прозвучали идеологемы, обеспечивающие «отрицательнуюмягкую силу» для образа России и русских. В частности, русскихобвинили в зависти («Своей завистью вы подавитесь»), что вызвало уроссиян недоумение. Однако основной заряд был основан напротивопоставлении свободолюбия украинцев и «рабской покорности»россиян: «Воля – слово вам незнакомое, Вы все с детства в цепизакованы». Здесь мы подходим к еще одному важному изменениюсодержания мягкой силы для участников Майдана. Такие вещи, какреволюционное насилие, противозаконные действия, восстание впостсоветской пропаганде и в России, и на Украине носилиотрицательный характер, связываясь с действиями революционеров-коммунистов. Исключения делались только для действий бандеровцев,которые, однако, трактовались как националистические, а нереволюционные.

До некоторой степени такое отношение было смикшировано в ходе«Первого Майдана», который был назван «оранжевой (по-украинскипомаранчовой) революцией». В России некоторая попыткареабилитации понятия «революция» произошло в ходе «болотных»протестов 2011–2012 гг., которые иногда называли (одобрительно)«снежной» или «белоленточной революцией». Однако в ходе опросовучастников акций протеста 15 и 22 марта 2014 г. выяснилось в целомотрицательное отношение к этому слову. Более приемлемым оно былодля сторонников коммунистов (и то не всех) и молодежи, в том числедемократического направления.

В то же время в цитируемой песне («Вам шлют новые указания – А унас тут огни восстания. У вас Царь, у нас – Демократия») и в постахна украинских форумах (и на российских – но от имени сторонниковМайдана) подчеркивается приверженность к революционному насилию.

К сожалению, не проводилось сравнения с тематикой постов«домайданной эпохи». Но в целом представляется, что такого массовоговоспевания кровопролития, как политического средства не было.

Здесь затронута только часть аспектов, связанных с изменениямиотдельных векторов «мягкой силы», проявившихся в ходе переломныхсобытий осени 2013 – зимы и весны 2014 г. Можно выявить некоторыедругие интересные сдвиги, например попытку привестинационалистические ценности (и их историческое подтверждение вдействиях УПА в годы Второй мировой войны) с современнымиценностями Запада, где огромной «антиценностью» оказываетсяантисемитизм. Очевидно, что все эти явления требуют специального,гораздо более детализированного анализа.

4. Мягкая сила в динамике: самопроизвольноеи управляемое изменение

Подводя итоги нашего (во многом предварительного, пилотного)исследования факторов мягкой силы в конфликте вокруг «ВторогоМайдана», мы можем сделать некоторые выводы (тоже не вполнеокончательные).

Во-первых, мягкая сила предстает не как застывшее явление, а какнечто динамичное, меняющееся. Причины изменения связаны спроисходящими событиями. Но поскольку реальность подавляющимбольшинством населения воспринимается через СМИ, изменениесоставляющих мягкой силы во многом управляется с использованиемэтого рычага.

Среди инструментария мягкой силы значительное место занимаютсамотранслируемые факторы: слухи – как порочащие, так ивосхваляющие, клички (обычно оскорбительные), песни и анекдоты.

Существенную роль играют авторитетные лица, поддерживающиету или иную точку зрения.

В целом изменение мягкой силы схоже с процессами,происходящими с брендом. Он тоже опирается и на ужесформировавшееся представление, и на более глубокие стереотипы. Онможет терять свою привлекательность. Используются средства, егоподдерживающие, и это могут быть как массмедиа, так исамотрансляция (слухи, обсуждение на сетевых ресурсах). Естественно,

с учетом того, что о мягкой силе обычно говорится в общественно-политическом плане, а о бренде – в коммерческом, просматриваются иразличия. Однако в целом можно считать, что это явления одногопорядка, и многие достижения бренд-менеджмента применимы и визучении и управлении мягкой силой.

Источники1. http://сensor.net (украинский двуязычный политический ресурс).2. http://mirtesen.ru (русская социальная сеть, распространяющая

публикации различного характера, в том числе политические изукраинских официальных источников).

3. Facebook (международная социальная сеть, с большим числомоткрытых групп).

4. http://www.ifes-ras.ru/attaches/Mass_Media/ratr_24-kazakov.pdf

Часть 3. Инструментарий мягкой силы

А. В. Шевченко. Управление семантическимпространством: инструменты и эффекты

Государству как целостной политической системе, находящейся вагрессивной среде «цветных революций», нужен надежный механизмсогласованного информационного управления политическимипроцессами, влияющими на объекты защиты, – общественное сознаниеи массовую психику населения страны. «Мягкая сила», изначальнопроявляющаяся в виде культурно-лингвистической экспансии,перерастает в эскалацию политико-правовой и цивилизационнойаномии, изменяющей идентификационную матрицу личности какактивного элемента политической системы. Доминирующую роль вэтом процессе играют средства массовой информации, действующие всемантическом пространстве государства. По технологии «мягкойсилы» (соблазн – стимул) и в силу амбивалентного характера СМИ в этудеятельность включаются медийные ресурсы страны-мишени(например, эффект «демонстрационной лавины»).

По необходимости обеспечения иммунитета от разного рода«непрямых действий» государство должно иметь эффективныеинструменты формирования коммуникативной среды внутренней ивнешней безопасности, соответствующие специфике информационноговзаимодействия. Она заключается в передаче (генерации и освоении)идеальных категорий (смыслов, значений, образов, эмоций). Это особыйкласс взаимодействий, происходящих в сложных нелинейных инеравновесных, находящихся в метастабильном состоянии, системах,наделенных элементами сознания. Информационное взаимодействиереализуется в два этапа: преобразование идеального в материальное(закладка смысла в сообщение) и преобразование материального видеальное – постижение смысла сообщения (понимание) [1].

Необходимые механизмы и инструменты нужно и можно создать наоснове национальных средств массовой информации. Но изначальноследует изменить отношение к этому институту и воспринимать СМИкак критически важные структуры для достижения требуемой степениуправляемости безопасностью.

К критически важным относят структуры (объекты, системы иинституты государства), обладающие контурами управления сфункцией принятия управленческого решения (политического,государственного, организационного и пр.), целенаправленное (илицелесмещающее) воздействие на информационные ресурсы которыхможет привести к изменению их качественных характеристик,

разрушению или гибели, и иметь последствия, прямо затрагивающиенациональную безопасность. Это, в частности, органы государственногоуправления и собственно управленческая информация; лица,принимающие властные решения; население городов и поселковспециального назначения и т. д. Но это и общественное мнение народа –носителя власти, а также массмедийные системы, входящие винформационные ресурсы государственного управления. Безопасноесостояние критически важных структур и объектов являетсяопределяющим фактором обеспечения информационной устойчивостиполитической системы[124]. Технологии «мягкой силы» темэффективнее, чем сильнее их воздействие на отрицательную динамикуинформационной устойчивости объекта поражения.

Хотя государство и обладает законным правом властвовать винформационном пространстве, его способности и возможностидоминировать в коммуникативной сфере зависят от соразмерностикоммуникативных потенциалов других политических акторов, вчастности общества и массмедийной системы. Поскольку СМИ невведены в перечень критически важных для противодействиятехнологиям «мягкой власти» или «непрямых действий», то государствои не рассматривает национальную массмедийную систему как предметособого внимания не только на театре информационных войн, но и дляобеспечения культурно-исторической идентичности населения,поддержания доверия и легитимности политического режима. Известно,что коммуникативная сущность власти нуждается в средствах еепроявления. СМИ же выступают обязательным атрибутом отправленияполитической власти как возможности реализации ее способности косуществлению государственного управления в условиях массовойлегитимности (или нелегитимности).

Средства массовой информации обладают «инструментомсоциальной власти» – собственным языком (Р. М. Блакар),воздействующим на психологическое состояние населенияпсихолингвистическими и психосемантическими средствами. Приобработке слова в процессе информационного обмена проявляются, какправило, три компонента внутреннего состояния: референциальнаяфункция, ассоциативный компонент, эмотивный аспект. Обычно онидействуют одновременно, влияя друг на друга, создавая тем самым уполучателя единый образ. Восприятие и понимание, рождающиеся у

получателя, зависят от того, как пользуется языковым элементомотправитель (в нашем случае журналист). Язык более или менее явноотражает господствующую структуру социально-политической власти инеизбежно принимает некоторую точку зрения, т. е. чью-либо сторону[2, с. 111]. Заставить аудиторию или население принять те обозначения,которые устанавливают СМИ или иной коммуникатор – политик, некаясубкультурная группа или агент «мягкой силы», – это весьма важныйакт социальной власти.

Единицей анализа установлен смыслофакт как понятие, наиболееполно отражающее процесс осознания, понимания, сообщение любойинформационной природы, т. е. извлечение смысла из явлений реальнойдействительности (фактов), удовлетворяющее условию, теминдивидуальным связям слова, которые соответствуют психическимсостояниям человека в данный момент. Семантическое поле[125]

настоящего, создаваемое средствами массовой информации, имеетопределенную временную глубину, включающую «психологическоепрошлое», «психологическое настоящее» и «психологическоебудущее». Именно здесь посредством слов определенного содержания иэмоциональной окраски модулируются психологические состояниякоммуникации и формируются адекватные отношения к тем, на когонаправлена скрытая интенция языка СМИ. При этом достигаетсядвойной эффект воздействия: прямой и опосредованный, направленныйна массовое сознание аудитории, что, собственно, и является цельювоздействующей коммуникации. Примером может служитьисследование «языка вражды», осуществленное автором на большомэмпирическом материале с помощью модели «триады враждебности»Кэррола Е. Изарда [3].

Известно, что в процессе онтогенеза вместе со значением словаменяется система психологических процессов, которая стоит за словом.Если на начальных этапах его сопровождает аффект, то на следующемформируются наглядные представления памяти, а на последнем этапеоно основано на сложных системах вербально-логических отношенийсубъекта с реальностью. Этот механизм используется в технологиях«мягкой силы», но он требует определенного времени, что, с другойстороны, позволяет организовать систему защиты от негативныхтрансформаций. Цитируя академика Ю. Степанова, считавшего язык«домом бытия духа и пространством мысли», член-корреспондент РАН

Ю. Л. Воротников указывает на актуальную задачу «…если языкобустроен, то и бытие наше протекает в благоустроенном доме.Поэтому очень важно, чтобы государство уделяло большое вниманиесвоему государственному языку. Поддержка русского языка…напрямую связана с… вопросами национальной безопасности» [4].

Таким образом, СМИ – это не утилитарные проводники власти, ноее носители, обладатели властных качеств и собственного властного –информационного – ресурса. Благодаря средствам массовойинформации, которые обслуживают не только социально-политические,административные, но и PR-коммуникации власти, государственноерегулирование сохраняет необходимую вертикаль, поддерживающуюиерархичность системы.

Эта зависимость не единственное основание, позволяющее отнестимассмедийную систему к критически важным структурам, гдекритичность понимается как предельная степень защищенности объектаот внутренних и внешних воздействий. По мере повышенияинформационной сложности ее организации, к которой причастны иСМИ, границы между политической системой и общественной средойразмываются, система приобретает свойства поля. Устойчивостьсохраняется, во-первых, за счет постоянного изменения параметровпорядка (например, языка) в процессе динамической социальнойсамоорганизации и, во-вторых, в результате внешней гармонизациисоциальных форм движения относительно политических норм и ихвариаций (вплоть до девиаций) по поводу власти.

Таким образом описывается состояние общественно-политическихили общественно-государственных отношений в предкризисных икризисных ситуациях, вызванных эскалацией хаоса вследствиеприменения методов «мягкой силы». Информационное пространствонапряжено до разрыва, а коммуникативные взаимодействия органоввласти, СМИ и общества происходят в так называемомперемешивающемся, критическом слое, на кромке, разделяющейпризнаваемый большинством населения порядок и аксиологическуюанархию. Понятно, что это – театр активных действий адептов «цветныхреволюций». Все элементы политической системы становятся в разнойстепени неустойчивыми, но СМИ – наиболее подвижный и зависимыйот деструктивной социально-политической динамики актор.

В этих условиях интегральные параметры порядка устанавливаются

коммуникативным кодом социальных отношений, имеющих смысловоесодержание, – отношение к государству, отечеству, патриотизм,интернационализм и т. д. Информационная устойчивость политическойсистемы достигается благодаря балансу системных функцийколлективного общественного сознания участников политическихпроцессов, восстановлению информационной и ментальнойидентичности народа. Дисбаланс закономерно ведет к нарушениюдинамики информационной устойчивости и гибели или перерождениюсистемы.

Оценивая возможности внешней регуляции политическихкоммуникаций, Б. Крауз-Мозер отмечает, что «это требует отисследователя более понимания, нежели толкования в аналитически-эмпирическом смысле, т. е. через указания на какие-то закономерностив возникновении явлений. Следовательно, понять какой-то поступок –это всего лишь открыть его смысл, т. е. тот, который ему придаетдействующий человек» [5, с. 72].

Инструменты для «открытия смысла» политическаякоммуникативистика заимствует в субъектно-деятельностных и речевыхпарадигмах и синтезирует их под задачи обеспечения баланса(консенсуса) в политических коммуникациях. К примеру, лингвистыактивно обращаются к арсеналу психологов, выработавших не тольконормативные, но и отклоняющиеся модели коммуникативно-речевогоповедения.

Известны различные модели обнаружения смысла, разработанные всемантической теории информации (Ю. Шрейдер), семантическойтеории поля (В. Налимов, В. Лесков, Д. Бом, Ф. Капра, Дж. Чу),психосемантических теориях сознания (Л. Выготский, А. Леонтьев,Д. Леонтьев), включающих теорию субъективной семантики(В. Аллахвердов, Ю. Андреев, Е. Артемьева, В. Серкин, А. Шмелев) идр. Таким образом наращивается аналитический потенциал, ужесодержащий набор методов и приемов политического дискурс-анализа,ивент-, интент-, контент-анализа и др.

Задача специалиста, например коммуникативного аудитора,выявляющего процесс превращения какого-либо факта культурно-лингвистической экспансии в политическое событие, – вскрыть егосущность, уже упакованную в некую привлекательную форму,обнаружить скрытое намерение как целевую установку реализации

«мягкой силы». Момент распаковывания, раскодирования содержаниякаждым осознающим субъектом и будет собственно смыслом. Факт жеявляется смыслопорождающим событием, «значащей темой»в соответствующий момент времени.

Для повышения эффективности управления информационнымпространством важна методологическая база хронодинамики. Время,являясь маркером, механизмом фиксации предмета коммуникации,характеризует последовательность и порядок смены состояний объектови процессов, продолжительность их индивидуального бытия, ибо в этомпроявляется его свойство – длительность, неповторимость,необратимость – мерность момента времени.

В процессе коммуникации понятие «момент» раскрывается какцелое, в отличие, скажем, от математики, где ожидание (результата)называют моментом первого порядка, дисперсию (отклонение некойвеличины от ожидания) – моментом второго порядка и т. д. Смыслвсегда осознается одномоментно. Он не складывается по частям, в товремя как значения наслаиваются друг на друга. Значение конкретно, асмысл континуален. И всегда существует возможностьмноговариантного осмысления значения: «Смысл, в отличие отзначения, складывается не последовательно, линейно из различныхуровней языка, в котором описана, дана ситуация, а схватывается намикомплексно, симультанно» [6, с. 51]. Это условие – моментальности –определяет степень актуальности коммуникативной деятельности.

Методологическая оформленность порядка установления моментасмысла в процессе обращения политической коммуникации всобственно политику сродни алгоритму инсайта – осмысления(В. Келер, М. Вертхаймер, К. Дункерн). Обнаружение смысла,распаковывание его, приближение к моменту смысла осуществляетсячерез инсайты первого, второго и третьего порядков. Введение такойшкалы позволяет коммуникантам рефлексировать в процессе общения,сообразуясь с грядущими «моментами смысла» – выявлением жизненноважных ценностей в создаваемой ими картине политическойдействительности. Коммуникативистика фиксирует социальные формыдвижения в параметрах информационного пространства (здесь и везде),информационного времени (сейчас и всегда) и семантическойконтинуальности (факт и смысл). Обращение к этим показателям важнодля определения эффективности политической коммуникации, которая

и должна устанавливаться в процессе коммуникативного аудита.Зависимость политических коммуникаций от характера медиа

достаточно хорошо изучена, выделены коммуникативные эффекты,возникающие вследствие массмедийной пропаганды, мобилизации,манипулирования политическим сознанием. Но и медиа как каналтрансляции власти зависимы от политики: кроме процессовмедиатизации политики активны и обратные – политизации медиа.

Эти трансформации активно проявились в российскомкоммуникативном пространстве. В начале 90-х годов прессаобслуживала «общество… краха, слома одной идеологии и культуры инесформированности еще культуры другой» (Б. С. Братусь). Взяв насебя роль «сторожевого пса демократии», СМИ активизировалиосновные факторы конфликтогенности коммуникаций с властью:усиливали общую или специфическую ситуацию напряженности, прикоторой повышается агрессивность и нетерпимость социальных группили отдельных индивидов; формировали эгоцентрический,потребностно-мотивационный тип культуры межличностныхсоциальных и политических отношений, весьма удобный длякультивирования целей «мягкой власти».

Эти результаты имеют определенный смысл для оценки состоянияСМИ как критически важной структуры в противодействии государства«мягкой силе», если относиться к творческой лаборатории журналистакак к инструменту создания семантических полей и оперирования сними, а самое журналистскую деятельность рассматривать как«подстройку», посредством производимого информационного продукта,к индивидной или массовой психике и сознанию.

Исследователи журналистики отмечают, что журналисты имеютслабое представление о моделях функционирования журналистики вразных политических системах и не задумываются о том, в каких целяхони используются различными политическими структурами.

В результате российская система информационно-коммуникативныхсвязей сформировалась как полицелевая, где национальнаятабуирующая (религиозная, моральная, правовая) компонентасущественно размыта, а общественные и политические институтыимеют многоцелевую ориентацию с множеством конечных вариантовразвития. Такое состояние семантического пространства являетсяблагоприятным условием для применения технологий «мягкой силы»

любой противоборствующей с Россией стороной. Эффекты,получившие название славянской деидентификации, вестернизации,исламизации, наблюдаются в ряде субъектов Федерации и требуютсоответствующей коррекции семантического пространства.

В целом логика консенсусных политических государственно-общественных отношений начала десятых годов нынешнего столетия,диктуемая запросом на социальную стабильность, консервациюлиберальных политико-экономических тенденций и реконструкциютрадиции государственно-общественных отношений, потребовалаизменения позиции и содержания СМИ. Без изменения системно-целевых взглядов структурная трансформация в информационно-коммуникативной системе вряд ли возможна.

СМИ, вовлеченные в массмедийное сопровождение и охранудемократического транзита общественно-государственных отношений вкачестве «сторожевого пса», оказались перед необходимостью сменыроли, сценариев, и как следствие – содержания контента политическихкоммуникаций. Эти изменения выявляются при семантическом анализетекстов и формируемых ими дискурсов социально-политическихотношений.

Особый интерес представляет не лапидарная политическаяпропаганда и даже не скрытые медийные манипуляции, а более сложноеявление – семантический сдвиг или шире – сдвиг семантическогопространства (первый термин используется преимущественно всоциолингвистике). Они происходят вследствие изменения социально-психологических установок по отношению к известному и значимому вкартине политической реальности и влечет «дрейф семантическихрядов» [7].

Массовые семантические сдвиги возникают как стихийныекоммуникативные бедствия в период смен идеологий в дискурсномпространстве столкновений модернизма, либерализма и консерватизма.Они не только отражают состояния общественного сознания, но иуправляют им.

На необходимость выведения этого семантического явления из полялингвистики в более широкий научный контекст гуманитарного знанияуказывают рассуждения К. Ясперса, изложенные в егоосновополагающем труде «Духовная ситуация времени», например, вчасти осмысления всегда противоречивого и конфликтогенного

отношения индивида с государством, в условиях понимания того, что«…установленный благодаря власти государства порядоксуществования никогда не может быть упразднен, ибо тогда наступитполный развал; но может возникнуть жизнь в радикальной оппозиции,основным вопросом которой является – как вновь овладеть этим новымпорядком» [8, с. 155–156.].

К. Ясперс предлагает нормализовать семантическое поле за счетвозврата к сущности явления через переосмысления новой формы. Этупроцедуру он называет «понимающим созерцанием» [8, с. 164]. Новозврат – это не простое отрицание нового и возврат к старым смыслам.Сглаживание семантического сдвига напоминает манипуляции соспиралью, пружиной, когда ее напряжение снижается за счетувеличения диаметра витка и градуса растяжения, а не за счет отсечениячасти витков.

Механизм семантических сдвигов прослеживается на примерах,приведенных в исследовании А.О. Хиршмана [9, с. 9].Сосредоточившись «на «холодном» анализе внешних феноменов:дискурсов, аргументов и риторики», Хиршман доказывает, чтокоммуниканты находятся в плену политических доказательств, неподчиняющихся желаниям, складу характера или убеждениямучастников. «Выявление этой рабской зависимости от аргументациивполне может способствовать ее ослаблению, тем самым модифицируядискурс и восстанавливая общение» [9, с. 9].

Автор анализирует три реакции и три реакционных (в значенииреактивных) тезиса. Первая реакционная волна – идейное движение,последовавшее за Великой французской революцией и утверждениемвсеобщего равенства перед законом, провозглашением общихгражданских прав и противостоявшее им. Вторая реакционная волна –противостояние всеобщему избирательному праву. Третья волна –современная критика государства всеобщего благоденствия как угрозысвободе и демократии, а также попытки отказаться от некоторых из еестолпов или «реформировать» их.

Каждой волне, формирующей семантический сдвиг, авторпредпосылает семантический тезис. Первой – тезис об извращении:«попытка продвинуть общество в некотором направлении приведет кего движению в направлении, прямо противоположном задуманному»;второй волне – тезис о тщетности: «попытка реформы чего-либо

обречена на неудачу, в том или ином смысле перемена есть, была ибудет всего лишь фасадом, поверхностью, прикрытием»; третьей –тезис об опасности, который «заключается в указании на то, чтопредлагаемая перемена, пусть сама по себе и желательна, подразумеваетнеприемлемые издержки или же последствия того или иного рода» [9, с.53, 92].

Семантические сдвиги обнаруживаются в процессе выявленияотклонений общественного мнения от нормативных ценностныхориентаций в политической психологии, культуре, поведенческойактивности методами политической герменевтики, предписывающейвживание во внутренний мир актора политического действия. На этойстадии обнаруживается присутствие в семантическом пространствевнешних агентов, представляющих угрозу его нормативномусостоянию. Предусматривать соответствующие меры для минимизацииущербов от такого вмешательства, в том числе посредством «мягкойсилы», должна информационная политика государства.

Литература1. Шевченко А. В. Информационная устойчивость политической

системы. М.: Изд-во РАГС, 2005.2. Блакар Р. М. Язык как инструмент социальной власти (теоретико-

методологические исследования языка и его использования // язык имоделирование социального взаимодействия. М., 1987.

3. Изард К. Е. Эмоции человека. М.: Медицина, 1980.4. Словарный запас. РГНФ нацелен на сохранение русского языка. //

Поиск. 2014. № 17 (1299).5. Крауз-Мозер Б. Теория политики. Методологические принципы.

Харьков: Гуманитарный центр, 2008.6. Зинченко В. П. Психологическая педагогика. Ч. 1. Живое знание.

Самара, 1998.7. Назаретян А. П. Нелинейное будущее. Мегаисторические,

синергетические и культурно-психологические предпосылкиглобального прогнозирования. М.: Изд-во МБА, 2013.

8. ясперс К. Духовная ситуация времени. М.: АСТ, 2013.9. Хиршман А.О. Риторика реакции: извращение, тщетность,

опасность / пер. с англ. Д. А. Узланера. М.: Изд. дом гос. ун-та –

Высшей школы экономики, 2010.

Р. В. Титов. Коммуникативный аудит каксистема контроля «мягкой власти»

Рассматривая практику использования «мягкой силы» или «мягкойвласти» в политических процессах последних десятилетийприменительно к вопросам национальной безопасности РоссийскойФедерации, можно сформулировать две практические задачи:

– обнаружение воздействия «мягкой силы» внешних политическихакторов на российское общество и организация противодействия ему;

– повышение эффективности использования «мягкой власти»российскими государственными институтами во внутренней и внешнейполитике.

Актуальность первой задачи обусловлена использованиемучастниками международных отношений технологии «мягкой власти»как средства влияния на внутриполитические процессы страны –объекта латентных процессов управления. Цели воздействия могутварьироваться от повышения инвестиционной привлекательности досмены политических элит в странах-мишенях. Крайним проявлениемприменения «мягкой силы» вкупе с новыми информационнымитехнологиями являются политические события, получившие названия«цветных революций» и «революций 2.0» [1].

Актуальность использования технологий «мягкой власти»в российской внешнеполитической деятельности обусловленаповышением значимости несиловых методов влияния, внесениемпонятия «мягкой силы» в официальные документы, регламентирующиевнешнюю политику России [2]. Важность развития данногонаправления не раз отмечалась политическим руководством страны, закоторым все-таки последовало увеличение бюджета одной из ключевыхорганизаций в продвижении имиджа России – Россотрудничества –более чем в четыре раза к 2020 г.: с нынешних 2 млрд руб. до 9,5 млрдруб. [3].

Как в первом, так и во втором случае для повышения управляемостиситуацией необходимы механизмы выявления, определения и оценкистепени воздействия «мягкой силы» с последующей разработкой мерпротиводействия (противоборства).

Для России практика применения отдельных инструментов «мягкой

власти» не нова. СССР успешно использовал их в отношении своихидеологических союзников (блок стран Варшавского договора, Куба,Афганистан и др.) и оппонентов. В зарубежные страныэкспортировались достижения советской культуры, науки, экономики,оборонно-промышленного комплекса, космической отрасли и т. д.Одновременно транслировались ценностные ориентиры и принципыполитического устройства.

Эффект привлекательности, отмеченный Дж. Наем как основа«мягкой власти», обеспечивается авторитетом государства или иногоносителя «мягкой силы», который является источником общественнойлегитимности политического субъекта. Это позволяет субъектуизменять поведение других политических акторов с их добровольногосогласия, что обусловлено нахождением субъекта и объекта в однойценностно-ориентационной системе. Таким образом, общественнаялегитимность позволяет субъекту конкурировать с нормативнойлегитимностью государственной власти на уровне общественногосознания (что можно наблюдать на Украине – так называемый«Евромайдан»).

Согласно концепции «мягкой власти» такой эффект достигаетсяпутем передачи значимых для политического субъекта ценностей спомощью образовательных технологий, средств массовойкоммуникации и СМИ в таких сферах общественной жизни, каккультура, внешняя и внутренняя политика, экономика и др.

Воздействие носит распределенный во времени и пространствехарактер, оказывая прямое и косвенное воздействие на ценностныеустановки общества. Поэтому существует насущная проблемаобнаружения использования «мягкой власти» и оценки эффективностиее применения. Для формирования механизма обнаружения и оценкинеобходимо знание нормальных (устоявшихся, традиционных)состояний общества, сформированных в адекватной ментальностинарода, ценностных систем и условий, и степени безопаснойвариативности ценностно-ориентационной структуры общества.

Социальная норма определяет качественное состояние конкретногообщества, его приоритеты и является условием устойчивого развития.Соответствие (соразмерность) ценностно-ориентационной структурыобщества принятой социальной норме характеризуется нормативностьюи определяется уровнем содержания базисных ценностей. Управление

их состоянием позволяет влиять на информационную устойчивостькоммуникативных отношений [4].

Важность базисных ценностей для стабильного и постепенногоразвития российского общества отметил в своем выступлении на съездедобровольческого движения общероссийского народного фронта вподдержку армии, флота и оборонно-промышленного комплексаСвятейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл: «Это ценности,которые сформировали наш великий многонациональный народ, нашесвободное отечество, и как важно, чтобы сегодня, несмотря наколоссальное информационное воздействие как изнутри страны, так иизвне, наши люди были способны, опираясь на эти ценности как навеликий критерий истины, отсеивать все то, что ложно, губительно,опасно для личности, для общества, для страны!» [5]. Такие ценностиобеспечивают информационную устойчивость политической системы,что, в свою очередь, является основой легитимности правящей власти.

В идеале, в рамках выявления нормативности ценностно-ориентационной структуры общества необходимо определить количественные показатели базисных ценностей. При этом нормативностьможет быть представлена как некий коридор фиксированныхвозможностей-значений, определяющих допустимость вариативности,т. е. способности сохранять нормы или их разрушать. Вариативность жехарактеризует девиации ценностно-ориентационной структурыобщества, степень которых не настолько велика, чтобы разрушитьгомеостатическую устойчивость взаимодействия общества с постоянноменяющимся внешним миром.

Соотношение вариативности и нормативности в политическойжизни общества может быть представлено диалектическими парами:либерализм – консерватизм, свобода – контроль, закрытость –открытость и т. д. Для регулирования их соотношений необходимоследовать ряду правил, выработанных теорией балансных систем [6]:нормативность (мерность) и вариативность (разнообразие меры)изменений одинаково важны для поддержания динамическиххарактеристик ценностно-ориентационной структуры общества;вариация всегда должна быть меньше или равна норме – этимобеспечивается выживание системы и отсутствие необратимостиизменений. Равномерное, постепенное развитие общества, проходящеепо эволюционному типу, характеризуется положительной динамикой

ценностных ориентиров субъектов политической системы в пределахобщественно одобряемой ценностной нормативности. Превышение/снижение уровня установленной аксиологической ориентациинормативности у существенной части населения свидетельствует овозможном внешнем позитивном/деструктивном воздействии, т. е.применении «мягкой власти».

Коммуникативность природы власти позволяет решать задачуобнаружения фактов присутствия «мягкой силы», применяя кисследованию общественных отношений методов дискурс-анализа, атакже специфических форм контроля динамики ценностной сферы покритерию баланса нормативности/вариативности – коммуникативногоаудита.

Коммуникативный аудит чаще всего рассматривается как видразведывательной информационно-аналитической деятельности(Г. Г. Почепцов, У. Блум, В. Плэтт, Ф. Сондерс и др.). На самом делесфера его применения значительно шире и может быть распространенана любые области социальных коммуникаций, где он будет различатьсялишь по целям, методам и средствам осуществления, поскольку вобязательном порядке предполагает получение, осмысление,критический анализ (верификационно-фальсификационный), оценкукоммуникативного процесса и выработку заключения. Объектомкоммуникативного аудита в информационной сфере являютсяинформационные дискурсивные пространства, формируемыесредствами массовой коммуникации и информации, отдельнымилидерами мнений, специальными органами общественного иполитического коммуникативного взаимодействия с органами власти инаселением. Для обеспечения безопасности объекта национальнойзащиты определение сфер применения коммуникативного аудитаособенно важно на стадиях моделирования, диагностики ипрогнозирования поведения элементов политической системы.

Предметом коммуникативного аудита являются конечные илипромежуточные результаты информационного управления (в нашемслучае – использование методов «мягкой власти») коммуникативнойсферой, осуществляемые с помощью экспертизы и контроляаналитической отчетности органами управления информационнымипроцессами. Как вид сложносистемного анализа, коммуникативныйаудит учитывает семантическую значимость, когнитивную

обоснованность и эмоциональный резонанс исследуемых дискурсов,обеспечивающих передачу смысла между коммуникативнымисубъектами. Отчетность представлена в виде аналитическихдокументов: докладов, записок, статей, обзоров, справок и т. д.

Практическое применение коммуникативного аудита позволяетосуществить распределенный точечный и общий контроль деятельностиэлементов политической системы и различных сфер жизнедеятельностиобщества, где возможно проявление «мягкой власти». Одной изосновных задач является разработка оценочного аппаратакоммуникативного аудита на основании параметров, характеризующихобщественно одобряемую и закрепленную в правовом статусе норму – вполитике, культуре, науке, в духовной жизни, в военной сфере и т. д. –для каждой области общественно-государственных отношений.

Литература1. «Анонимная война». Институт динамического консерватизма.

2013. URL: http://www.dynacon.ru/content/articles/1468/#22. Концепция внешней политики Российской Федерации

[официальный сайт Министерства иностранных дел РФ]. URL:http://www.mid.ru/bdomp/nsosndoc.nsf/e2f289bea62097f9c325787a0034c255/c32577ca0017434944257b160051bf7f

3. «Мягкая сила»: Кремль потратит миллиарды на позитивный образРоссии. РБК. 05.06.2013. URL:http://top.rbk.ru//politics/05/06/2013/860717.shtml

4. Шевченко А. В. Информационно-коммуникативные динамикиполитической системы // Национальная безопасность России: проблемыи пути обеспечения: сб. науч. ст. М.: Макс-Пресс, 2010. Вып. 2 (11).

5. Выступление Святейшего Патриарха Московского и всея РусиКирилла на съезде добровольческого движения общероссийскогонародного фронта в поддержку армии, флота и оборонно-про мышленного комплекса // официальный сайт Московского Патриархата. 2012.URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/2036927.html

6. Титов В. Б. Педагогико-эргономическая парадигма становлениявоенно-педагогических кадров. М.: ВА РВСН им. Петра Великого, 2000.

А. А. Миронов. Идентификациядеструктивных смыслов в противодействии«мягкой силе»

Необходимость обеспечения семантической (смысловой)безопасности национальной сферы все яснее очерчивается на фонеусложнения технологий борьбы за ментальное пространство общества.Традиционные формы манипуляции массовым сознанием уже широкоизвестны, поэтому их эффективность невысока. Во всяком случае, онимогут успешно использоваться только для «подготовленной» (а точнеесказать, вовсе не подготовленной, не защищенной знаниями овозможных скрытых влияниях и воздействиях) аудитории. Нетсомнения, что в дальнейшем эти технологии будут развиваться. Общимдля них всех является закладка в создаваемую информацию смыслов,принятие которых реципиентами несет выгоду авторам информации.

Смысловое противоборство имеет те же информационно-коммуникативные основания, что и противоборство информационно-психологическое (исследования Г. В. Грачева, В. Е. Лепского,Д. В. Ольшанского, В. Д. Попова, Р. Харриса и др.). Согласно теорииинформационной антропологии биосоциальная информация обладаетспособностью отражать мир сущего в себе самой и переноситьотраженное в эмоциональные и когнитивные сферы сознания всоответствии с принципами гетерогенности и гилеморфизма, безискажения [1, c. 105, 106]. На этой стадии информационного процессаеще не происходит «закладка смысла» [2], он реализуется в индивидномили общественном сознании в созерцании, общении, коммуникации какзначение, отношение и оценка информационного сигнала (или образа).Смысл, как выражаемая сущность биосоциальной информации, призванопределять, структурировать массовую информацию и управлять ею. Наэтом основании можно утверждать, что смысл есть субстрат «мягкойсилы».

Коммуникативное пространство является основным проводником икатализатором «мягкой силы». В теории международных отношений«мягкая сила» определяется как «способность государства (союза,коалиции) достичь желаемых результатов в международных делах черезубеждение (притяжение), а не подавление (навязывание, принуждение).«Мягкая сила» действует, побуждая других следовать (или добиваясь ихсобственного согласия следовать, или делая выгодным следование)определенным нормам поведения и институтам на международнойарене» [3, c. 241]. В то же время «мягкая сила» может представлятьсякак перманентно существующий вектор притяжения, зависящий,

главным образом, от привлекательности (высокий уровень жизни,престиж) того или иного государства. На основе этого подходарассчитываются так называемые рейтинги фактора «мягкой силы». Вкачестве факторов – составляющих «мягкой силы» выделяются:культура, политические ценности, дипломатия, образование, бизнес/инновации [4, c. 27]. Соответственно для того, чтобы успешнопротивостоять «мягкой силе», государству необходимо иметь нескольковажных развитых составляющих внутренней и внешней политики –самодостаточную культуру, достойный уровень жизни, высокуюстепень государственной и общественной безопасности и т. д.

В семантическом аспекте угроза, исходящая от «мягкой силы»,заключается в том, что в ней могут стоять чуждые сущности объектавоздействия смыслы, которые являются идеальной (то есть относящейсяк сфере идей) или сущностной основой информации, передающейсявербальными и невербальными способами. Например, угрозе можетподвергаться культурно-цивилизационная основа миропонимания илимироощущения, на которой базируются привлекательные для объектаценности. Уступка влиянию «мягкой силы», общественное согласие напринятие ее «даров» будут означать лишь внешнее снятие культурных,идеологических, политических противоречий, но при этом онивозникнут на более глубоком уровне общественного сознания. Можетпроизойти нестыковка процессов закладки и распаковки «культурныхкодов»[126]. Именно в этом и коренится деструктивный характерсмыслов, задействованных в механизмах и инструментах «мягкойсилы». Являясь внешне нейтральными и даже полезными инеобходимыми для полноты «картины мира» объекта воздействия, онивыстроены таким образом, что комбинация по отдельности«нейтральных» или «положительных» смыслов дает негативный эффектна объекте воздействия и соответственно приносит положительныйрезультат субъекту воздействия. К этому процессу подходит метафорадурного дерева, которое не может дать хороших плодов, или притча оданайцах, приносящих известного рода дары. Ведь речь идет не осумативной совокупности смыслов, а целенаправленной, правильнымобразом выстроенной их системой.

С точки зрения первичной идентификации таких системвторостепенным является вопрос об их происхождении – искусственноели оно (по-другому его можно назвать манипулятивным) или же оно

естественное (иначе говоря, имеет синергийную природу), так какподобные параметры вскрываются при углубленном анализе отдельноговыявленного деструктивности смысла или системы таких смыслов.

Кроме того, из-за глобальности охвата массовых коммуникаций иперенасыщенности информационного пространства непростоопределить степень умышленности применения данного инструмента,так как «вирусы» имеют свойство жить собственной жизнью, т. е.выходить из-под контроля их создателя. Тем не менее способностьвыявить степень умысла и его источник является важным условиемуспешного противостояния «мягкой силе» и в свою очередь успешногоее применения.

Для противоборства с данным «мягким воздействием» важноисследовать смысловую основу «мягкой силы», анализировать ееособенности и способности оказывать влияние на объект –общественное сознание людей, граждан страны, подвергаемыхвоздействию «мягкой силы» или находящихся в зоне риска ееприменения.

По интенсивности воздействия на объект источники мягкой силыможно разделить на пассивные и активные. Первыми являютсяпривлекательные объекты сами по себе, подобно тому, как хорошийтовар может просто лежать на витрине и продаваться без всякойрекламы, – покупателю достаточно только посмотреть на него ипочувствовать, осознать потребность в этом товаре. Вторыми являютсяразличные активные (но не агрессивные, так как это уже выходит зарамки «мягкой силы») формы ретрансляции ценностей и мировоззренияза пределы прямого доступа к ним.

Под деструктивностью смысла мы понимаем сущностную основуили одну из основ явления, факта или фрагмента картины окружающейдействительности, эффектом или результатом восприятия которой(которых) становится отторжение или изменение в сознании объектавоздействия культурно-ценностных и поведенческих норм, характерныхдля среды объекта, а также усвоение новых смыслов, противоречащихкультурному коду объекта и способствующих девиации его поведения.

Отклонения при этом могут принимать различные формы, например:девиация разных степеней или фрустрированная двойственность, т. е.потеря одной цели, сосуществование параллельных целей и путей –принятие деструктивного смысла без отторжения первоначального.

Любой из этих видов является потенциально опасным для объектавоздействия, так как в подобной диспозиции его смыслов заложенавозможность конфликта с обществом как носителем самобытнойкультуры, норм, ценностей, традиций; государством, как сувереннымигроком на международной политической арене и одним из источниковнорм и ценностей, а также с собственными интересами объекта.

Для оценки деструктивных смыслов необходима совокупностьпараметров, относительно которых будет проводиться выявление иоценка множества актуальных смыслов и их источников.

Первый параметр: коммуникационное средство (переносчик) смысла– текст, звук, изображение, предмет. Он позволяет оценитькоммуникационные возможности источника смысла. Носители в своюочередь можно расположить в порядке «коммуникационнойликвидности», т. е. возможности быть конвертированными в различныеформаты и соответственно иметь различные возможности для быстрогои доступного широким массам распространения.

Второй параметр: коммуникативный носитель смысла (человек,группа, организация, государство, институт). Этот параметрхарактеризует ресурсные, когнитивные, психологические и структурныевозможности источника – транслятора смысла. Знание окоммуникативном носителе упрощает также идеологическуюидентификацию смысла.

Третий параметр: функциональная нагрузка смысла (выполняемаяим задача). Этот параметр определяет роль и место смысла в егоисточнике-носителе. В свою очередь функциональные особенностисмыслов можно классифицировать, во-первых, в зависимости от видакоммуникативного средства (например, в текстах СМИ можно выделитьсобственную классификацию смыслов в зависимости от ихфункциональной нагрузки) [5, c. 221–223], во-вторых, в зависимости отих отношения к другим смыслам (одиночные смыслы, системы смыслови т. д.).

Четвертый параметр: вектор действия смысла. Под этимподразумевается потенциал смысла, способствующий определенномунаправленному качественному изменению (смысловой установки,замещению смысла и т. п.) у реципиента.

Пятый параметр: психобиологическая значимость смысла (всоответствии с теориями потребностей А. Маслоу, Х. Мюррея). Эта

характеристика смысла помогает установить его «свойствапривлекательности».

Шестой параметр: временная характеристика смысла. С ее помощьюразличаются смыслы с точки зрения временной актуальности,длительности действия. На основе этого параметра выстраиваетсястратегия противодействия «вечным» и текущим смыслам.

Седьмой параметр: тематическая сфера смысла. Позволяетустановить соответствие смысла другим аналогичным семантическимединицам одного тематического ряда. При этом снижается степеньсложности рефлексии смысла, если это затруднительно сделать наоснове одного лишь первоисточника, разработки мер борьбы спроявлением «мягкой силы» в данной тематической области. Анализтематический сферы смысла может быть заложен в основу первичногоотбора информации для семантического анализа с последующейидентификацией деструктивных смыслов.

Оперируя с выделенными параметрами, можно выработатьследующий алгоритм идентификации деструктивности смыслов дляорганизации программы противодействия «мягкой силе» и обеспечениябезопасности семантического пространства объекта информационнойзащиты.

I этап – мониторинг и оценка изменений общественного мнения поряду важных для политологии и теории национальной безопасностивопросов, рейтингов привлекательности; сбор экспертных мнений,наблюдение (в случае, когда существует структура или отдельныесотрудники, специально занимающиеся вопросами семантическойбезопасности).

II этап – выявление, сбор фактов, лежащих в основе подобныхизменений. В данном случае вспомогательным инструментом могутслужить, например, упомянутые выше факторы – составляющие«мягкой силы», как основные ориентиры для внимания.

III этап – выявление смыслов, лежащих в основе фактов, а также ихпервичная обработка, подразумевающая тематическую сортировку иливыявление системных связей между ними, если таковые наблюдаются.

IV этап – анализ отобранных смыслов по вышепредложеннымпараметрам с выводами о деструктивности, нейтральности илиблагоприятности смыслов.

Дальнейшие этапы работы с выявленными смыслами подразумевают

создание различных баз данных деструктивных смыслов, а такжепоследующий анализ их общей совокупности или отдельных частей,выделенных на основе тех или иных критериев. Немаловажную роль вэтом (главным образом, как мощнейший катализатор) способны сыгратьи компьютерные технологии, а именно специально разработанные дляэтой цели программы.

Литература1. Шевченко А. В. Информационная устойчивость политической

системы: монография. М.: Изд-во РАГС, «Граница», 2004. 256 с.2. Полонников Р. И. Феномен информации и информационного

взаимодействия. СПб.: Анатолия, 2001.3. Глобальная безопасность: инновационные методы анализа

конфликтов / под. Общ. ред. А. И. Смирнова. – М.: общество «Знание»России, 2011.

4. Глобальная безопасность и «мягкая сила 2.0»: вызовы ивозможности для России / А. И. Смирнов, И. Н. Кохтюлина. М.: ВНИИгеосистем, 2012.

5. Миронов А. А. Функции смыслов в текстах СМИ //Журналистика-2013: состояние, проблемы и перспективы: мат-лы 15-йМеждунар. науч. – практ. конф., 5–6 декабря 2013 г., Минск / ред.С. В. Дубовик. Минск: БГУ, 2013. Вып. 14.

В. М. Алпатов. Мягкая сила и языкСейчас много пишут о так называемой мягкой силе (soft power). Я

так бы определил, что это такое, сознательно огрубляя проблему: мягкаясила – механизм, с помощью которого ее источник, непосредственно невешая, заставляет свой объект просовывать голову в веревку.Разумеется, исход воздействия может не быть летальным, а его объектдаже может считать себя счастливым, но он думает и делает так, как этонужно источнику мягкой силы, т. е. это не физическое, а прежде всегопсихологическое воздействие.

Одной из важнейших областей использования мягкой силы являетсяязык. Нет необходимости много говорить о том, какую роль он играет вжизни людей. Необходимо разобраться в способах воздействия намысли, взгляды и поведение объектов мягкой силы при помощи языка.

Еще в 1934 г. Один из самых интересных советских лингвистов-теоретиков В. И. Абаев предложил важное разграничение «идеологии,выраженной в самом языке», и «идеологии, выраженной с помощьюязыка»[127]. Очевидно, что всякие идеи и идеологические системыформулируются на каком-то языке, но (что не всегда учитывают) они втом или ином виде содержатся и в самом языке, в его лексике играмматике. Мягкая сила может присутствовать и там, и там, новоздействие при помощи языка довольно очевидно, посколькунаправлено на сознание, а воздействие в языке, направляемое наподсознание, намного менее ощутимо (и заметно тем менее чем оновыше качеством). Далее речь пойдет об «идеологии, выраженной всамом языке».

Но что понимать под языком? В наше время уже нельзяограничиваться лишь его звуковой или письменной стороной. Оченьважен и невербальный, в том числе визуальный ряд. В связи с массовымраспространением кино, телевидения, видео он стал чрезвычайно важен,в том числе и для воздействия на зрителей. И помимо собственноязыковых средств (вербальных и невербальных) существенны правиларечевого общения: является ли оно односторонним или двусторонним,равны или неравны социальные роли участников и т. д.

Вот пример пропагандистского использования в первую очередьвизуальной информации. В 1980-е годы мне пришлось видеть на

японском телевидении вроде бы не политическую передачу. Ее авторынашли в своей стране семью, где жена работала, а муж сидел дома сдвумя сыновьями (ситуация, исключительная для Японии). Не знаю,была ли передача инсценировкой или компании удалось найтиподходящих людей, но муж в этой семье оказался симпатичныммужчиной с внешностью киногероя, видеоряд демонстрировал, что емудома хорошо. А жена выглядела некрасивой и измученной, придядомой, она долго приходила в себя. Только с помощью видеоряда(дикторский текст был скорее нейтральным) зритель должен былутвердиться в мнении о том, что эмансипация вредна прежде всего длясамих женщин, которым несвойственные им занятия вредны ифизически, и психологически.

Что касается правил речевого поведения, то, как указывали нашикрупные ученые (Л. В. Щерба, М. М. Бахтин), реальной формойобщения является диалог (монолог – форма редкая и обычноискусственная). Даже если говорящий (пишущий) не видитсобеседников (телевидение, большая часть письменного общения), онговорит или пишет в расчете на чье-то восприятие. Речевое общениепредполагает наличие двух (иногда больше) сторон, которые чаще всегосоциально неравны. Это неравенство в некоторых языках, как вяпонском, проявляется даже в грамматике: сказуемое каждогопредложения имеет особую форму в зависимости от того, с кем и о комговорят с точки зрения социальной иерархии[128]. Но везде есть хотя былексическое выражение этой иерархии: в русском языке дерзить можетлишь низший высшему, а благосклонность может выражать тольковысший. Ясно, что мягкая сила в норме исходит от социально высшеголица.

Но и при отсутствии прямого указания на иерархию в лексике играмматике она опять-таки проявляется в структуре диалога, об этомговорится в книге английского социолингвиста-неомарксистаН. Ферклу[129]. Приводятся, казалось бы, разные ситуации: диалогипрофессора со студентами, врача с пациентами, следователя сподследственными. Везде, однако, есть общее: отношения неравенства,а структура диалога однотипна. В каждой приведенной ситуации одиниз собеседников обладает властью. Только он контролирует ситуацию,определяет тематику диалога, задает вопросы, имеет право прерыватьсобеседников[130]. По сути, здесь мы видим мягкую силу на

микроуровне. Одна из сторон навязывает другой поведение, а зачастуюи взгляды.

В Японии, где сейчас популярны так называемые гендерныеисследования, был однажды проведен такой опыт. Случайным образомбыли подобраны пары, состоявшие из студента и студентки, каждаяпара должна была вести свободную беседу, скрыто записывавшуюся.Выяснилось, что везде ведущим в диалоге оказывался мужчина: он велбеседу, выбирал тему и устанавливал время перехода от одной темы кдругой, свободно перебивал партнершу, что у нее получалось многореже[131]. Такой пример может многое сказать о реальном положенииженщин в Японии.

Приведенные примеры свидетельствуют, что мягкая сила можетдействовать в разных сферах вплоть до бытовой, на макро– имикроуровне. Но, разумеется, особое значение она приобретает, когдаее источником становится государственная власть или власть крупногокапитала. Ведущую роль здесь играют печатные и электронные средствамассовой информации, а также публичные речи политиков.Государственные и частные СМИ в любой стране используютпреимущества односторонней коммуникации. Читатель печатногоиздания, слушатель радио, зритель телепередачи не может (или может вочень ограниченных пределах) вмешаться в то, что им воспринимается,и должен принять или отвергнуть навязываемое. Автоматически онпопадает в подчиненное положение. А дальше вступают в действиепринципы мягкой силы.

Упомянутый выше Н. Ферклу занимался изучением установленияклассового господства языковыми средствами на примере выступлений(в том числе радио– и телевизионных) М. Тэтчер. В частности,отмечаются обилие высказываний в категорической модальности,значительное количество сочинительных связей, соединяющих какякобы равноценные слова, на деле различные по смыслу, вроде «я инарод». М. Тэтчер использовала и визуальные средства мягкой силы, спомощью одежды и прически создавая облик женщины из среднегокласса[132].

Еще одним важным средством употребления мягкой силы в областиязыка является использование выгодных для ее источников номинаций.Одна из важнейших функций языка, о которой говорили крупнейшиелингвисты и философы языка (В. фон Гумбольдт, Э. Сепир и др.),

заключается в членении мира. Многообразные элементы и явлениячеловеку необходимо расчленить и охарактеризовать. Что-то мыназываем сложным описательным образом, а что-то называем однимсловом или устойчивым сочетанием слов (как говорят лингвисты, однойноминацией). И в последнем случае эта номинация закрепляетнекоторое представление носителей языка о мире; то множествоявлений, которое язык считает объединяемым в одной номинации,трактуется как единство, а их отличия от того, что называют иначе,расцениваются как существенные. Это важно всякому человеку. Но тутскрывается и возможность манипуляций как бессознательных, так исознательных. Достаточно естественно проводить разграниченияноминаций по признаку «наше – не наше»; различия в случае «ненаших» могут игнорироваться и скрываться внутри единой номинации.В СССР в 1930-е годы существовало слово социал-фашисты,подразумевавшее, что различия между фашизмом и социал-демократиейнесущественны; дальнейшее развитие событий показало ошибочностьтакого взгляда, и от термина в итоге отказались.

Сейчас сначала на Западе, а потом и у нас распространилисьтермины тоталитаризм и авторитаризм. Оба они предполагают, чтосреди разнообразных политических систем главное различие проходитмежду системами современного Запада (демократическими) и всемиостальными, разделяемыми, впрочем, на два класса, представляющиесобой по существу тот же политический тип с разной степеньюконцентрации. Разница между гитлеровской Германией и СССР притакой номинации представляется как несущественная.

Вот один из множества примеров. В опубликованном МГИМОучебном пособии по политическим системам и процессам на Востокечертами тоталитаризма признаны «широкое использование идеологии,превалирование однопартийных систем, жесткий контроль надсредствами массовой информации, жесткий государственный контрольнад экономикой, стремление государства полностью подчинить себеграждан, добиться их беспрекословной преданности режиму, жесткийполицейский надзор, подавление любого свободомыслия идиссидентства»[133]. Все эти признаки применимы ко многимполитическим системам, касаясь (кроме контроля над экономикой)лишь сферы идеологии и подавления инакомыслия. Но образ, здесьприсутствующий, хорошо известен: это СССР прежде всего в 50—80-е

годы ХХ в., в интерпретации его противников в «холодной войне».Авторитаризм здесь же характеризуется как «ослабленныйтоталитаризм»[134]. Но дальше читаем: в Южной Корее «режим сталабсолютно авторитарным: подавлялись любые проявленияинакомыслия, личная жизнь граждан строго регламентировалась…Вводились военные трибуналы, широко применялись смертная казнь ипожизненное заключение»[135]. Почему этот режим (как и похожийрежим на Тайване при Чан Кайши) авторитарный, а не тоталитарный?Чем он был «ослаблен» по сравнению с СССР последних десятилетий,где смертная казнь по политическим статьям и пожизненноезаключение «широко не применялись»? Разгадка очевидна: данныеоценки идут из США, а там СССР считался противником, тогда какТайвань и Южная Корея – союзниками. т. е. «тоталитарные режимы»бывают не в «наших» государствах, а «авторитарные режимы»свойственны не вполне удовлетворяющим эталонам демократии«нашим» странам. Я не могу считать эту точку зрения научной, но дляСША она, по крайней мере, естественна; менее понятно, зачемроссийским специалистам исходить из такого рода иностранныхклассификаций. А главное, мягкая сила приучает через такиеобозначения к определенному взгляду на мир, выгодному определеннойгруппе государств.

Н. Ферклу выделяет две главные тенденции на современном Западе,отражающиеся и в речевой деятельности: потребительство, сдвигидеологического фокуса с производства на потребление, и ростбюрократизации[136]. Все это через СМИ распространяется в массовомсознании, с 1991 г. процесс охватил и Россию.

Потребительство в средствах массовой информации в первуюочередь распространяется в рекламной сфере. Когда-то кубинскиеэмигранты в США организовали около границ Кубы телестанцию,вещавшую на испанском языке. Однако в те годы американская мягкаясила еще не всегда работала: сами американцы жаловались, что многиекубинцы предпочитали собственное телевидение, технически хужеоснащенное, поскольку там ничего не прерывалось рекламой. Но теперьв России молодое поколение уже не представляет себе телевидения безрекламы и запоминает слоганы, некоторые, пожалуй, останутся в ихголовах на всю оставшуюся жизнь. А реклама – это не только источникдоходов, но и особый «виртуальный», как ныне любят говорить, мир. В

одной из телепередач 1990-х годов вспомнили стихи советского«Марша нахимовцев»: «Солнышко светит ясное, здравствуй, странапрекрасная», после чего ведущий сказал: «Теперь такие слова могутбыть только в рекламе». И, по крайней мере, тогда он был прав.

Пропаганда через «ящик», а теперь и через Интернет вызывает ксебе разное отношение, но в целом оказывается действенной, в томчисле и в России. Вот что пишет, например, социолог О.В. Крыштановская[137]: мир современной российской молодежи «разбитна две группы», это мир близких людей, семьи и друзей, и «макромир»,состоящий из «телеперсон», середины нет. А кто такие «телеперсоны»?Это большей частью публика шоу-бизнеса, включающая в себя инекоторых политиков вроде Жириновского. Из персон единственныефигуры иного ряда – президент и в гораздо меньшей степени премьер.Такой результат, конечно, получен не только в России. И он вездевыгоден действующей власти и господствующему классу в целом. Идостигнут он почти исключительно мягкой силой (репрессивные мерыдопускаются лишь в чрезвычайных для власти случаях), и язык средисредств этой мягкой силы исключительно важен. Но, как известно,действие может рождать и противодействие, и «телеперсоны» могутначать и раздражать. А в Западной Европе видно, как доверие кполитикам упало в дни кризиса. Но тут появляются и самыенеожиданные источники речевого воздействия. Четверть голосов напарламентских выборах в Италии получил комик Грилло,исключительно благодаря удачно выбранной языковой и визуальноймаске. И такая мягкая сила бывает!

И еще один аспект мягкой силы, касающейся языка:распространение и пропаганда языка за пределами его основнойтерритории (пожалуй, наши социолингвисты чаще всего вспоминаютпро мягкую силу именно здесь). Не говорю сейчас об английском языке,во многом распространяемом всей современной мировой ситуацией. Нояркий и хорошо известный пример успеха мягкой силы – сообществофранкофонных государств. В России попытки более активнойпропаганды русского языка за рубежом в последние годы стализаметнее, в том числе в странах СНГ, но пока что позиции русскогоязыка более всего сохраняются благодаря традициям и инерциипрошлого.

В. М. Капицын. Семиотический аспект SoftPower: политическая культура и символьнаяполитика

К семиотике «мягкой силы»Задача статьи – рассмотреть символы как элемент Soft Power в

процессе воздействий символьной политики на человека и социальныегруппы. В том числе когнитивного и дискурсивного воздействия навосприятие и мыслительную деятельность, обмен мнениями, а также наполитическую культуру обществ в целом в зависимости от характера истепени их зрелости.

В одном из интервью, посвященном политике Дж. Буша-старшего,Дж. Най, бывший помощник министра обороны США, выделил всиловом влиянии такие составляющие, как вооруженная сила, обещаниематериальных благ и культурное влияние. Он отметил при этом, что безвторого и третьего компонентов вооруженная сила реализует толькотреть своего потенциала, т. к. соблазн нередко сильнее прямогопринуждения или его угрозы.

Не умаляя влияния военной силы, следует отметить, что «мягкаясила» может становиться и относительно самостоятельным и дажепреобладающим элементом во внешней политике и идеологическойборьбе. Б. Клинтон как-то сказал, что «холодную войну» выиграл ЭлвисПресли». И это имеет под собой основу. При установленииотносительного паритета в военной сфере экономическое соревнованиесоциализма и капитализма приобретало измерение, зависящее внемалой степени от знаков и символов, в том числе образа и качестважизни: потребления, дизайна товаров и услуг, превратившихся всимволы западных ценностей наряду с символами демократии исвободы.

Исследователи начинают расширять объем понятия, относя кинструментам «мягкой силы» не только язык, образование[138], но ирекламу, миграцию, туризм, воссоединение семей. В упоминаемомвыше интервью Дж. Най отнес к “мягкой силе” культурное влияние.Видимо, здесь нужно определиться с объемом и содержанием понятия и

его коннотациями. Для настоящего времени это все более актуально.Обозначенный «визуальный поворот» обществ переходит в стадиюмультимедийного поворота[139]. Представляется, что объем понятия«мягкая сила» действительно расширяется, тем более если говорить оего инструментах. Но содержание понятия должно фиксироваться, хотяи на подвижном, но относительно определенном феномене, имеющемсемиотические основания. Благодаря символьной политике символы«мягкой силы» влияют на все сферы приватной и публичной жизни истановятся элементами общей и политической культуры.

Знаки и символы – виды информации, посредники междупознающим и объектом познания. Люди не взаимодействуют напрямуюс объективной реальностью, а создают символы как искусственныхпосредников[140]. Причем символы, в отличие от знаков, не столькоозначают познаваемый объект, сколько кодируют знание о нем спомощью образов. В дискурсивном аспекте символы можно трактоватьрасширительно как принимаемые сообществом религиозные, морально-политические, идеологические святыни, идеи, идеалы, принципы,ценности[141]. Вокруг этих символов всегда идут дебаты,функционирует политический и научный дискурс (элиты иобщественности), а также обмен мнениями на уровне повседневности.В. С. Степин отмечает, что человек функционирует как семиотическаясистема[142].

В когнитивном аспекте символы – это вид более сложных знаков,получающих «духоподъемную силу»[143]. Знаки чаще связаны состереотипами, а символы означают выход за пределы тяготениястереотипов повседневности, развиваются во многом благодаряметафорам, аллегориям, мифам, идеалам, представлениям о ценностях.К этому необходимо добавить механизм социальной и политическойидентификации, поскольку для символизации необходимыкогнитивные, оценочные, эмотивные стимулы, которые появляются,когда определенное число людей соотносят свои взгляды стерминальными, а не инструментальными ценностями.

Это особенно важно для политических символов. «Мягкая сила»чаще всего применяется в политике. Типизация подобных обстоятельствтребует рассмотрения политической культуры и символьной политики.

«Мягкая сила» в политической культуре исимвольной политике

Символы «мягкой силы» являются элементом культуры, а ихприменение в политике зависит в немалой степени от типов и уровнейразвитости политической культуры.

Политическая культура показывает роль различных символов вобеспечении легитимации и политического влияния государственнойвласти. Политический семиозис призван приобщать граждан к участиюв делах, обретающих общий смысл (общественных и государственныхделах). Таким образом, семиозис включается в механизмы связи общих(национальных) интересов с различными партикулярными интересами.От этой связи зависит, поможет ли символьная подсистема обществасогласовывать не обозримые и непредвиденные, т. е. контингентныеожидания разных слоев, создавать и поддерживать некий относительнопредсказуемый эмерджентный порядок. При этом необходиморедуцировать разнообразие и комплексность символов внешнего мира(системы), чтобы упрощать восприятие общих дел и общих интересов.

Чем успешнее политическая культура использует семиозис, темэффективнее может применять «мягкую силу» во имя национальныхинтересов. Символы национальных интересов показывают один изцентральных модусов политической культуры, который задает «рамки»степени разнообразия партикулярных (индивидуальных и групповых)политических интересов. От этого зависит широта и наполнение«буфера» («накопителя»), называемого «политическая жизнь», какпосредника между повседневностью и официальной политикой. Широта«буфера» регулируется с помощью символов в тех «рамках», пока онаспособствует позитивному функционированию государственной ипартийной политики. К нежелательным вариантам можно отнести: а)стагнации («оскудение») политической жизни в силу обесценениясимволов (обессмысливания деятельности, являющейся референтомсимволов), гражданскую апатию; б) переполнение «буфера» символами,политизирующими повседневные дела, а далее – флуктуации,беспорядки, бунты, революции. Во всех вариантах характер применения«мягкой силы» зависит от политической культуры, толкованиясимволов национальных интересов.

Символы национальных интересов – это социальные конструкты,

способствующие усилению системной консолидации за счетвыстраивания некоторых символьных и идентификационных векторов.Они ориентируют значительное число соотечественников на принятиенационально-государственных ценностей в качестве общих,мотивирующих разные социальные группы на поддержание внутреннейи внешней безопасности, признание за пределами повседневностиприоритета национальных интересов по отношению к партикулярным, атакже инонациональным ценностям других государств. «Мягкая сила»с ее символами может серьезно снижать напряженность(поляризованность, конфликтность) политической культуры, чтопозитивно сказывается на внутренней и внешней политике.

Для применения «мягкой силы» крайне важна инфраструктурасимвольной политики государства. Это часть культурной политики иполитики идентичности, в которой символы «мягкой власти» занимаютособенное место. Ф. Бродель, рассматривая основные задачигосударства, наряду с монополизацией потенциала насилия и контролемнад экономической жизнью выделяет также участие в духовной жизни,необходимость «извлечь дополнительную силу из могущественныхрелигиозных ценностей, делая между ними выбор или же уступаяим»[144].

От того, как относятся люди, партии, движения к символамнациональных интересов, мы можем говорить о консолидирующемпотенциале «мягкой силы» в политической культуре. Если этого нет, томы имеем дело с некой совокупностью разнообразных партикулярныхсубкультур, в которой космополитические и частные (групповые,корпоративные, партийные, индивидуальные) знаки и символыподавляют символы национальных интересов. У многих еще остаютсяперед глазами наглядные картины развала СССР и ФедеративнойЮгославии, «полураспада» Российской Федерации в 1990-е годы. О.А. Кармадонов проследил дискурсно-символическое обесценениесимволов труда по мере партикуляризации значительных сегментовобщественной жизни в СССР второй половины 1980-х годов, когда неудалось подготовить постепенное изменение политической культуры.Ослабление символов прежних консолидирующих ценностей несопровождалось дискурсно-символическим воспроизводством другихсимволов и ценностей в качестве консолидирующей основы. А этоозначало подрыв основ государственного строя, приведший к развалу

политической системы, а затем и экономики[145].Разнообразие потребностей и интересов у людей – вполне

нормальный процесс, совершающийся, как правило, по мереудовлетворения базовых потребностей (А. Маслоу). В таком процессепостепенно на передний план выдвигаются социально-функциональныеи политические потребности: относительная свобода принятия решений,идентификация с определенными кругами, стремление говорить то, чтосчитаешь нужным, включаться в работу общественных объединений,интересоваться политикой, участвовать в ней и т. д. Все этомногообразие потребностей и действий ограничивается тольконаличием свободного времени, материальными возможностямикаждого, здоровьем, силой воли, способностью организовать время ипространство (формирование качественного времени и пространства)[146]. И здесь вопрос уже касается не только режима и стиляиспользования свободы, соотношения политической культуры обществаи субкультур отдельных групп, но и возможностей применения «мягкойсилы».

Символьная политика объединяет идеи, ценности в идеологии имировоззрении, выступающих как «платформа» для легитимациинациональных интересов. Она также способствует связи знаков исимволов разных уровней в политической культуре, выстраивая ихиерархию, восходящую в конечном счете к концепции национальнойпамяти, истории, что формирует основу применения «мягкой силы».Артикуляция такой концепции помогает выстраивать иерархию знаков вконсолидирующих символьных комплексах для дистанцирования илисближения национальных и универсальных (космополитических)символов. И здесь роль «мягкой силы» очень велика[147].

«Мягкая сила» как консолидирующая силаПолитическая культура общества как неинституциональное

символьное образование не исключает партикулярных символов,идентичностей, кодирующих частные интересы. Но, так или иначе, онаимплицитно предполагает включение символов «мягкой силы»в символьную политику и направленность их на консолидациюобщества, их интегрирующую роль, помогающую легитимациинациональных интересов.

Тем самым «мягкая сила» способствует: а) формированию общихпринципов и норм; б) конструированию национальной илинационально-государственной идентичности, артикулирующей вментальности определенные культурные и политические символы; в)гласному и целенаправленному дискурсу «общественного договора»,социальных компромиссов на основе сочетания общественных ипартикулярных (индивидуальных, корпоративных, этнических,региональных) интересов; г) конструированию и закреплению вполитической жизни символов национальных интересов, артикуляцииих приоритета, выделения в них сегментов, способных соединятьопределенные составляющие партикулярных интересов, объединяя,таким образом, места, регионы, народы, социальные группы, этносы внацию или империю.

Можно, следуя за немецким политологом А. Дернером, сказать и отом, что символы в зрелой политической культуре противостоятотвлечению, симуляции, псевдо– и эрзац-политике, а политико-символический акт является незаменимым способом политическогоуправления[148]. В этом плане политическая культура опирается на«мягкую силу» как знаково-символьную подсистему в политическойсистеме общества, которая активно влияет на политическую жизнь испособствует «обратной связи». Так подключаются к политическойкультуре знаково-символьные подсистемы (государственный язык,искусство (особенно музыка и кинематограф, наука, спорт, мораль,религия, геральдика, СМИ и т. д.).

«Мягкая сила» влияет на воспроизводство знаков и символов,интерпретацию универсальных, национальных и локальных знаков(символов), что стимулирует ожидания солидарности, повышающиепрестиж государства и значение консолидации, международную ивнутриполитическую идентификационную состоятельностьгосударства. В периоды последовательного отторжения прежнихсимвольных комплексов политическая культура должна, сохраняя частьпрежних политических символов, конструировать и новые символы. Спомощью «мягкой силы» политическая культура выстраивает«мостики» преемственности, исторической памяти.

В 2000-е годы в государственной политике России произошлоизменение подходов к преемственности символов. В 1996 г. на выборахПрезидента России политическая технология президентской кампании

Б. Н. Ельцина строилась на том, что все символы советского прошлого иностальгия по нему выступали как негативный знак, стигмасоциального поражения и стремления к реваншу. Страх перед этимреваншем стимулировал голосование за Б. Н. Ельцина в 1996 г. А в2000-е годы государственная политика способствовала возвращению вполитическую жизнь символов советского прошлого с изменениемзнака «минус» на «плюс». Эти символы перестали быть некимкомпенсаторным прибежищем только той части общества, которая невстроилась в социальную и экономическую реальность 1990-хгодов[149]. Наоборот, в них стали усматривать даже ресурс «мягкойсилы».

Исследователей привлекает проблема солидарности (консолидации).Каким образом знаки, гетерогенные и партикулярные, означающиестатусы отдельных людей и групп с их достижительнойнаправленностью (личный «успех», «карьера», обладание вещами),ситуационным или инструментально обусловленным игнорированиемсовместных действий (в общих интересах), совмещаются ссолидаризирующими знаками и символами общих интересов? Вплотьдо того, что люди идентифицируются с национальными(государственными) интересами. Почему и как знаки, став символами, втом числе политическими, включаются в символьные комплексынациональных интересов, соединяются с национальной идеей,встраиваются в определенную иерархию (символьную «пирамиду»),воспринимаемую позитивно большинством данной нации (народа)?

Отметим, что символизация национальных интересовосуществляется прежде всего с помощью символьных комплексов. Каквозникают символьные комплексы? Здесь не обойтись без «мягкойсилы». М. Эдельман обращает внимание на «сгущающие символы»(«знаки-конденсаты») в политической коммуникации, возбуждающиемассовые эмоции и объединяющие их в одно символическоесобытие[150]. Д. Н. Замятин пишет о «борьбе образов» («войнеобразов»), когда образы, дополняемые новыми социокультурными«репрезентациями» и творческими актами, могут «разбегаться»и одновременно «собираться», сосредоточиваться в ментальные,«знаково-символические сгустки» («протоядра»)[151].

Символьные комплексы, помогающие придавать «духоподъемнуюсилу» национальным интересам, складываются как многоуровневые. Их

«нижние» уровни (знаки и символы повседневности) формируются каклатентная часть, «снимаемая» символами национальных интересов, иможет не улавливаться визуально (текстуально, аудиально) в самомсимвольном комплексе. На этом уровне идет процесс воспроизводства ивосприятия знаков повседневной жизни, в частности партикулярных игрупповых статусных знаков и выработки объединяющих ценностей.Это заметно относительно знаков, ставших сферными неполитическимисимволами, которые утверждают ценностные коды в основныхжизненных сферах. Затем идет уровень системы национальныхсимволов-добродетелей, знаменующий или востребующий ценностиданного народа, подготавливающие апелляцию к символамнациональных интересов. Таков, например, скульптурный ансамбль вВеликом Новгороде – памятник 1000-летия российскойгосударственности, возводящий знаки повседневности на уровеньгосударственной политики. Государственные гербы, отдельныескульптурные ансамбли, флаги, гимны, преамбулы конституцийвключают знаки повседневности – горы, реки, растения, животных,снопы и колосья пшеницы, серп, молот, машины, образы простыхтружеников, воинов, матери, отца и т. д. Все это подчиняется логикедействия «мягкой силы».

Символьные комплексы различаются как позитивные и негативные.Комплексы, представляющие национальные интересы, закрепляютпозитивную окраску символов своего народа и государства, союзныхгосударств и негативную – интересы противостоящих сил. Позитивныесимвольные комплексы выходят на высший уровень легитимации –ценностей и норм конституций, официальных и неофициальныхнациональных символов, государственных символов (герб, гимн, флаг,столица, конституция)[152]. Исследователи говорят также онадконституционных символах-ценностях. А. Аузан относит к таковым«общественный договор» с его неформальными правилами(ценностями). В США – это индивидуальная свобода, частнаясобственность и конкуренция; в Англии – также традиция; в ФРГ –«порядок» (Ordnung)[153]. У греков, сербов, русских (и рядаправославных народов России) таковы ценности православия (у греков– образ Троицы в Преамбуле Конституции); ирландцев, поляков,итальянцев, испанцев, бразильцев – католицизма (ирландцев – образХриста в Преамбуле Конституции; бразильцев – скульптура Христа на

высоком холме у Рио-де-Жанейро); иранцев – шиитские святыни,саудовцев – суннитские.

Иллюстрацией сочетания символов разных уровней как проявления«мягкой силы» можно считать включение символов высших ценностейв символьный комплекс, например, мемориала Победы на Поклоннойгоре в Москве. В него входит Монумент – стела, стилизующая штыкрусской винтовки. Длина стелы 141,8 метра (по одному дециметру накаждый день Великой отечественной войны). На высоте 104 метровзакреплена скульптурная группа – богиня Ника и два амура, трубящиепобеду. У подножия стелы – Георгий Победоносец, поражающий змея –символ победы добра над злом. Монумент обрамляется полукружьемпантеона.

Перспективы исследования символов «мягкойсилы»

Конструирование позитивных символьных комплексов каквыражение «мягкой силы» нацеливает на траекторию позитивногоразвития общества на основе национальной консолидации. Знаково-символьная архитектоника «мягкой силы» предполагает изучениеисторической политики («политики памяти») и политики идентичностикак составляющих символьной политики. По-прежнему политикапамяти остается ресурсом символьной политики России, в том числе иподспорьем политической модернизации. И. Калинин, характеризуясимвольную политику 2000-х годов, отметил: «Единство историиобеспечивается органической общностью крови, связывающей предкови потомков. А успех модернизации, преодолевающей советскоепрошлое, оказывается производным от вписанных в это же самоепрошлое побед. Модернизация обречена на победу, потому что еесубъектами являются «наследники победителей»…Нынешняя властьпытается (и не без успеха) перехватить травматическую энергию утратыу тех, кто хотел бы сделать ее источником протестных настроений ихотя бы частичного возвращения советского проекта»[154].

В 1990-е годы символы мирного и ратного труда в России отступиликуда-то в глубины подсознания или ностальгирующей памяти,оттесненные хроникой накопления капитала и кровавых разборок из-заимущества. В 2000-е годы положение дел начало меняться: позитивные

знаки повседневности возрождались в политической жизни, расширяя«поле» применения символов «мягкой силы». Это – основаидентификационно-семиотического подхода при изученииполитической культуры и конструировании консолидирующихсимвольных комплексов. Но в 2010-е годы стало четко проясняться, чтотрадиционное конструирование символов «мягкой силы» будетэффективно только при восстановлении доверия к символам власти исоответствующим символьным персонам. Российское общество снадеждой и нетерпением ждало системной борьбы с коррупциейчиновников. Последняя принижала все символы национальныхинтересов, что грозило низвести российскую политическую культуру доуровня слабо связанных и противодействующих субкультур,соединяемых периодически только политикой памяти и «образомврага».

Следует отметить значение символов «мягкой силы» для разработкиконцепта «зрелой политической культуры». Посылки к такому концептуследующие:

– зрелая политическая культура стремится к опциональности вприменении «мягкой силы», характеризующейся способностьювыдвижения альтернатив в интерпретации символов, но одновременно иоснований решения спорных вопросов, преодоления разногласий –сохранения опорных национальных символьных комплексов как основыконсолидации общества;

– зрелость политической культуры, таким образом, проявляется врегулировании активности политической жизни, устранении состоянийее «переполненности» или, наоборот, «опустошенности» относительнополитизированных символов, а также разобщенности и «враждебности»этих символов;

– такое регулирование в применении «мягкой силы» зависит отналичия достаточного количества позитивных символьных комплексов,которые обеспечивают соединение множества знаков наподобие неких«пазлов», выражающих как партикулярные, так и национальныеинтересы, выстраивающиеся в необходимой иерархии;

– зрелые политические культуры обладают определенной силойвоздействия «мягкой силы» («сильные» политические культуры), номогут быть «ослаблены» ввиду ослабления символов национальныхинтересов;

– символы «мягкой силы» в политической культуре позволяютзавоевывать сознание и подсознание людей, живущих в других, менее«зрелых» или ослабленных (более «слабых») политических культурах,если в последних разрушены опорные позитивные символьныекомплексы;

– «слабые» политические культуры характеризуются«растворением» своих позитивных символьных комплексов, утерейпривлекательности «мягкой силы», в том числе по мере заимствованиязначительного числа более привлекательных символов из других(«сильных») культур;

– значение концепта «зрелой политической культуры» возрастает помере того, как актуализируются «войны за идентичность»(Ал. Громыко), когда «сильные» культуры получают возможностьзабирать необходимые ресурсы у «слабых» культур за счет применения«мягкой силы».

В 2013 г. позитивные элементы «мягкой силы» в символьнойполитике России проявились в успешной работе G-20 (особенно врегулировании кризиса международных отношений вокруг Сирии). Атакже в постепенном преодолении информационной изоляции,созданной западными странами в отношении России в ходеполитического кризиса и гражданской войны в Украине в 2014 г. Болеезрелой стала деятельность по разъяснению ценностей и целейроссийской политики за рубежом.

В стране прошла грандиозная эстафета олимпийского огня,охватившая значительную часть России. Это проявление «мягкой силы»направлено на консолидацию российского общества, чтобы придатьновые импульсы формированию российской национальнойидентичности. В свою очередь, проведение олимпиады в Сочи, успехнаших олимпийцев и параолимпийцев могли бы породить новыесимволы «мягкой силы», способные ослабить негативные тренды вразвитии экономики и международных отношений.

М. Р. Желтухина. Политические манипуляциисознанием адресата в СМИ: воздействие ипонимание

Проблема восприятия, понимания и интерпретации полученнойинформации является одной из основных проблем современногообщества. Решению этой проблемы посвящены исследования в такихобластях, как лингвистика, психология, социология, политология и др.Реальность, осознаваемая нами, представляет собой отличную отпрезентируемой действительность, запечатленную в нашей памяти врезультате ее восприятия по какому-либо информационному каналу,трансформированную в нашем сознании под влияниемсоциокультурных, психологических, геополитических и прочихфакторов. В этой связи изучение механизма, средств и эффектоввоздействия массмедиа на сознание и поведение человека представляетбольшой интерес. Знание такого рода необходимо особенно во времяизбирательных кампаний, когда решается судьба миллионов людей,определяется направление их жизни на несколько лет вперед. При этомнельзя забывать, что для любых технологий воздействия, в том числе иизбирательных, важно не столько выявление механизма воздействия насознание адресата, сколько прогнозирование результатов этоговоздействия. Степень достижения цели коммуникации часто можетбыть оценена количеством полученных писем и звонков во времяпредвыборной кампании, количеством голосов избирателей на выборах.Обратная связь должна быть идентифицирована, даже если никакихявных действий адресатом не предпринято. Избиратель может понятьсообщение и передать его дальше, не совершив активных действий, илинаоборот. Поэтому одной из целей адресанта является достижениеадресата – лидера мнений.

Проведенное исследование подтверждает конфронтациюинформационной экспансии массмедиа с личностными и культурнымиценностями адресата, невозможности насаждения глобальной системыценностей. Регулирование фактора «избыточность информации»,расширение или сужение информационного пространства способствуютполитическому манипулированию адресатом со стороны СМИ,отключению осознанного восприятия и понимания политическойинформации. Механизм реализации суггестивности предполагаетиспользование языка для установления связей между глубиннымиценностями человека и различными аспектами его опыта и его картмира.

Восприятие представляет собой процесс отбора, организации и

интерпретации чувственных данных.Рациональное понимание – это накопление, систематизация

вербализованных знаний о других людях и оперирование ими с цельюдостичь максимального соответствия суждений, оценок, представленийо человеке его объективно существующим чертам, свойствам, мотивам.Такая система знаний подвергается рациональному анализу,пересмотру, различным логическим и интеллектуальным операциям,если используется также и логико-семантический анализ речи,вербальных и невербальных средств общения. Этот уровень пониманияможет быть назван логическим. Два других механизма понимания –принятие и эмпатия — функционируют на неосознанном уровне иобеспечивают фундамент логического анализа и понимания. Принятиедругого человека выражается в наличии или отсутствии неосознанныхпсихологических барьеров и опасений по отношению к нему.

К механизмам понимания (Знаков, 2000; Куницына, Казаринова,Погольша, 2001) относятся: 1) узнавание, вспоминание, уподобление; 2)гипотеза; 3) объединение; 4) объяснение; 5) предсказание, прогноз.

Путь логического, рационального познания, ликвидирующийсмысловую неопределенность ситуации и выявляющий скрытый смыслпроисходящего, может быть представлен как интерпретация. Этодлительный и сложный умственный процесс, состоящий из рядапоследовательных действий в вербализованных формах (Славская,1999):

1) суждение — существенным дополнением к основной его функцииявляется интеграция всех компонентов анализа в едином времени ипространстве;

2) рассуждение — для него важна протяженность,последовательность времени привлечения аргументов, оснований дляоценки;

3) диалог — как с самим собой, так и с воображаемым партнером;4) наррация (пересказ, рассказ, повествование) – характеризуется

своеобразным удвоением времени, т. к. пересказ и оценка не совпадаютпо времени с оцениваемым явлением, следуют за ним.

Одним из механизмов интерпретации поведения и личностныхособенностей может служить каузальная атрибуция (приписываниесвойств, признаков): интерпретация поведения отдельного индивида ичеловека определенной группы (профессиональной, половой, этнической

и др.) (Петренко, 1986:79). Существует выраженное различие вприписывании тех или иных причин поведения «своим» и «чужим».Объяснение этому психологи ищут либо в этноцентрических мотивах,либо в склонности к стереотипизации. Содержание атрибутивныхстереотипов является результатом мотивации к сохранению позитивнойгрупповой идентичности, усиливающейся под влиянием следующихфакторов: 1) угроза своей социальной идентичности, страх потерять ее;2) групповая конкуренция; 3) принадлежность к группе с низкимстатусом, который воспринимается как незаслуженный инесправедливый; 4) отсутствие объединяющих категорий.

Интуиция, наблюдательность, жизненный опыт, знаниечеловеческой природы и психологии являются фундаментомпроницательности как единичного акта восприятия и конкретноговзаимодействия, определяющей степень и быстроту проникновения вовнутренний мир другого человека, позволяющей мгновенно оценивать ипрогнозировать что-либо. Интуиция, протекающая на подсознательномлибо полуосознанном уровне, распознает и интерпретирует нюансывизуально наблюдаемого вербального и невербального поведения(изменившийся почерк, новый запах, опоздание, экспрессивныедвижения и другие нетипичные для человека проявления). Подобныеориентиры не только облегчают взаимодействие и взаимопонимание, нои могут быть сознательно смоделированы (например, СМИ).

Как показывает анализ фактического материала, средства массовойинформации при производстве своей продукции стараются учитыватьмаркеры проницательности (Макшанов, Хрящева, Сидоренко, 1996: 6–7; оллпорт, 1998).

1. Опыт как зрелость (жизненный, а не простой житейский),следствие хорошо обдуманного на протяжении многих лет результата ихарактера взаимодействия с разными людьми складывается на основеумозаключений и интуитивного прозрения, проницательности.

2. Подобие, сходство обеспечивают поиск общих черт у адресанта иадресата (по возрасту, полу, профессии, склонностям и т. д.),способствуя более точным оценкам.

3. Интеллект реализует оценку незнакомых людей, когдапредубеждения еще не мешают видеть людей такими, какие они есть,связи между тем, что человек делал и говорил вчера и сегодня, междумимикой, экспрессией и степенью искренности, между характером и

судьбой.4. Понимание себя является необходимым условием понимания

других. Ошибки и заблуждения относительно себя переносятся надругих людей и часто выступают психологическими барьерами междулюдьми.

5. Отрешенность отражает состояние болезненных и уединяющихсялюдей, размышляющих над сложностью человеческой природы,которые умеют отрешиться от ненужных деталей, чувств, посмотреть навещи и события со стороны, подойти к новому человеку непредвзято.

6. Сложность объясняет трудность понимания тех людей, ктосложнее и тоньше. «Прямолинейный ум не питает сочувствия кволнениям ума культурного и разносторонне развитого» (Макшанов,Хрящева, Сидоренко, 1986).

7. Эстетические склонности способствуют поиску и стремлению кгармонии, что приводит к искусству его оценки.

8. Социальный интеллект представляет собой важный компонентнепосредственного взаимодействия с людьми, связанный соспособностью высказывать быстрые, почти автоматические суждения олюдях, имеющий отношение скорее к поведению, чем к оперированиюпонятиями: его продукт социальное приспособление, а не глубинапонимания.

Восприятие текста происходит на нескольких уровнях: от уровнянепосредственного восприятия знаковой формы реципиент переходит куровню понимания смысла высказываний, а от него – к уровнювосприятия текста как законченной и целостной структуры. Тем самымсмысловая структура текста и знаковая форма его представления(объем, синтаксис, язык) выполняют организующую роль вформировании смысла текста в сознании реципиента.

Когнитивные методы исследования и интерпретации медиадискурсапозволяют выделить два блока факторов, оказывающих влияние навоспринимаемую адресатом информацию (Желтухина, 2003): 1)факторы, связанные с адресантом (личностный, информационно-технический и др.); 2) факторы, связанные с адресатом (личностный:мировоззренческий, культурологический, национальный, религиозный,возрастной, гендерный, социальный, политико-экономический,территориальный и др., информационно-технический и др.). Факторы,связанные с адресатом, привлекают особое внимание исследователей.

Их учет очень важен при порождении информации и прогнозированииреакции на нее в связи с тем, что возможно различное восприятиеодинаковой информации.

При одинаковых параметрах (1 медиаадресант, 1 информационныйканал) одна и та же информация всегда будет воспринята по-разному:сколько адресатов, столько вариантов восприятия информации. Ещесложнее прогнозировать их реакцию, которая тоже будет различна.Однако при совпадающих факторах (возраст, пол, национальность,мировоззрение, социальный статус и др.) можно говорить о сближениипозиций адресатов и их реакций на воспринимаемую информацию.Изменение какого-либо параметра, например передача одинаковойинформации по разным информационным каналам (разные телеканалы:ОРТ, НТВ, РТР, REN-TV, радио и т. п.), приводит к изменению еевосприятия адресатом.

Управление медиадискурсом предполагает знание его особенностей,специфики информационного воздействия различных видовкоммуникации. Квалифицированное осуществление внешнегополитического взаимодействия в медиадискурсе требует хорошегознания внешней среды, ее знаковых систем. Эффективное внутреннее,так же как и внешнее взаимодействие должно быть важнейшимэлементом организационной медиакультуры. Следующим шагом послеоценки состояния массового сознания, мнений, настроений адресатабудет интенсивное всестороннее влияние на общественное сознание.

Фундаментальными свойствами массмедиа справедливо считаютсяамбициозность, самоманифестация, стремление к подчинению иобладанию. В этой связи исследование механизма реализациисуггестивности медиадискурса, условий повышения ее эффективности,а также требований психогигиены и психопрофилактики по отношениюк этому далеко не безобидному виду информационного обеспеченияпредставляет безусловный интерес.

Различия в подаче информационного материала в СМИ обусловленысоциопсихологической спецификой адресата, так как именно онаопределяет аргументативную стратегию, реализуемую в текстахмассмедиа. Медиадискурс вносит изменения в социопсихологическуюструктуру общества путем осуществления прямого или скрытогоопосредованного воздействия на психику его членов во времени ипространстве. Манипулятивное воздействие при наличии фактора

сосредоточенности адресата во времени проявляется в одновременномили практически одновременном общении со всей аудиторией,например, в теле-, радиопрограммах и т. п.

Фактор рассредоточенности адресата во времени создаетпредпосылки для манипуляций при индивидуальном прочтении прессы,щитовой рекламы в метро и на улице, индивидуальном путешествии посети Интернет и др. Суггестивности может способствовать как факторсосредоточенности адресата в пространстве (телемост, прямой эфир),так и фактор рассредоточенности адресата в пространстве (теле-,радиопередачи в записи).

Подробность или поверхностность описания тех или иных аспектовполитических кампаний зависит от значительности и информативностиосвещаемых событий. Важной считается следующая информация:

– участники политической борьбы за тот или иной пост;– кандидаты, выбывающие из гонки;– резкое нападение на противника;– ошибка кандидата в предвыборной борьбе;– привлечение живой реакции на политическую речь или событие

(поддержка кандидатов: а) демонстранты (организация выступленийпротив оппонента, а не для того, кто произносит речь на митинге), б)встреча кандидатов с авторитетными людьми и др.);

– результаты опросов общественного мнения;– предсказания экспертов;– результаты действительных выборов;– любой значимый аспект кампании.Телевизионное предсказание результатов выборов может повлиять

на их исход, особенно если перевес голосов незначительный, так какизбиратели с неохотой пойдут голосовать, увидев, что результат ужеизвестен. Для победы кандидата важно создать впечатление в СМИ«лучше, чем ожидалось». Например, в высказываниях С. Дарькин – небизнесмен, а промышленник, Хлопонин – банкир – и в металлурги!отмечается изменение семантики, что вызывает в сознании избирателяновые ассоциации, аллюзии, придает положительную окраску образукандидата.

Массмедиа, как правило, не выясняют тенденции явления или егопричины сами. Нарушается прецедентная схема: адресат лишаетсяистории для понимания запутанных событий настоящего. СМИ мало

сообщают о квалификации кандидата (умения и навыки для того, чтобыстать президентом, депутатом и т. п.); характере кандидата (отсутствиеположительных качеств, например, неверность в браке, теневой бизнеси т. п.); позиции по отдельным сложным вопросам (экономика,политика).

Легче освещать отчеты, публикации пространного характера о точкезрения кандидата по тому или иному вопросу. Тем не менее такиеотчеты не пользуются массовым спросом. Избиратели смотрят восновном 30-секундные обзоры, где больше внимания уделяется менееважным периферийным аспектам. Кроме того, подробные материалыочень трудно адекватно осветить в массмедиа, особенно на ТВ, ещесложнее их воспринять адресату. Благодаря массовой природекоммуникации в СМИ даже незначительный процент населения,прочитавший объявление в газете, может считаться успехом длякандидата. Лаконично и просто изложенная в политической рекламепозиция кандидата может быть эффективнее, чем теледебаты.

Массмедиа уделяют пристальное внимание сложной позициикандидата, когда в прямом телевизионном эфире проходят открытыепрения кандидатов в президенты, депутаты и т. п. Преимуществадебатов велики. У претендентов есть возможность детально изложитьсвою позицию, используя различные риторические и психологическиеприемы (обмен искаженными мнениями друг о друге, снижениекатегоричности высказываний, большая свобода утверждений,стремление к бодрости высказывания, возрастанию дружелюбия и т. п.).Кандидаты оцениваются по содержанию выступления, внешности иманере поведения. В роли адресата-наблюдателя выступают сторонникивсех кандидатов-участников. Дебаты – составная часть избирательнойкампании, направленной на определение победителя. Они способствуютсоблюдению ритуала соревнования и удовлетворению потребностиэлектората в развлечении. Массмедиа способствуют созданию имиджакандидатов и играют роль посредника между дебатами и их зрительскойинтерпретацией. Конкуренция на рынке массмедиа приводит кущемлению прав кандидатов, не занимающих лидирующих позиций,которых СМИ неохотно включают в свои репортажи. Например:

Е. Киселев: Надо было думать о посевной…Г. Боос: Да, так как одними яблоками не прокормишься.Г. Явлинский: Поверьте, будете и вы сыты яблоком.

Г. Боос: Я знаю точно, что не буду быть отравлен. (НТВ, Гласнарода, 14.12.1999)

Политическая реклама также стремится создать новый образкандидата, усиливает, смягчает или переоценивает прежний имидж,учитывая вербальный и невербальный аспекты. Игра на эмоцияхадресата представляется основным направлением имиджеологии(Englis, 1994). Предвыборным штабом кандидата проводятся опросыобщественного мнения, чтобы определить, какие аспекты кампаниикандидата и его оппонентов привлекают избирателей, а какиеотталкивают. Затем в соответствии с опросами вырабатывается новыйимидж кандидата.

Некоторые исследования имиджа кандидата посвящены общимаффективным чертам, личности, социальным атрибуциям и сравниваютимидж человека с его реальным поведением (Nimmo, Combs, 1980;Andersen, Kibler, 1978). Прослеживается взаимосвязь междуизбирательскими рейтингами поведения кандидата и предпочтениямипри голосовании, исследуется использование электоратом своихкогнитивных схем для формирования имиджа кандидата, которыйвпоследствии влияет на их оценку (Garramone, Steele, pinkleton, 1991).Известны четыре аспекта обработки политической информации:личностные факторы кандидата, рассматриваемые вопросы, групповыевзаимоотношения и партийная идентификация (Lau, 1986). Многиеизбиратели используют именно эти схемы при восприятииполитической рекламной продукции, что находит отражение вчастушках, анекдотах, лозунгах и т. п. Например:

Был вчера я в бане днем —видел депутата:рейтинг – так себе у нем,и нет нигде мандата! (С. Пономарев) (КП, 15–22.10.1999)

– Исаак, что ты все время то запаковываешь чемоданы, тораспаковываешь?

– Слежу за рейтингом кандидатов. Ельцин впереди – распаковываю,Зюганов впереди – запаковываю.

– Слушай, Исаак, делай как я. У меня собрано 2 чемодана: один – дляСибири, другой – для Израиля.

Кандидаты в свою очередь применяют различные манипулятивные

приемы воздействия на адресата в СМИ (Желтухина, Омельченко,2008):

1) обращение к безопасности («непреклонная защита нации»,гарантия «закона и порядка»): Например, В. Путин: Мы будемпреследовать террористов везде… Вы меня извините, в туалетепоймаем – мы их и в сортире замочим (ТВ, 16. 09. 99); Порядок встране – достаток в доме (КПРФ);

2) апелляция к страху (игра на опасениях избирателей:неизвестность кандидата, разгул преступности, терроризм, национализми т. п.): Например, Выдвигаемый кандидат никогда не работал вуправленческой сфере / далек от производства / не знает нуждпростых граждан… (ТВ, 1998); Эти горе-руководители создали всеусловия для экономических правонарушений в области / для коррупции /для преступности и бандитизма… (Р, 1998);

3) патриотические призывы, символы (российский, американскийфлаги, известные общественные здания в Москве, Вашингтоне, статуяСвободы, национальные исторические символы и т. п.): Например,Н. Харитонов: Что гимн на музыку Александрова может разделитьнас, может говорить только человек, у которого вместо сердца –кирпич, а вместо глаз – доллары. (Экспресс, 02. 01);

4) обращение к семье и привязанности (семейная фотографияулыбающегося кандидата с супругой и детьми, как если бы семейноеположение или родители в какой-то степени свидетельствовали ополитическом профессионализме кандидата и его способностисправиться со своими обязанностями): Например, Auf der Gangwayschauten die Putins nach der Landung auf dem Düsseldorfer Flughafen nochein wenig skeptisch. Doch der Empfang war herzlich und ihr Aufenthalt inNordrhein-Westfalen – wie der gesamte Deutschland-Besuch – eine Werbungfür Russland. (ST, 27.09.2001) (подпись под фотографией В. Путина иЛ. Путиной в Германии);

5) личные свидетельства:а) «известных сторонников кандидата» (политик, сенатор,

президент, деятели науки и культуры и т. п.): Например, А. Ефремов,губернатор Архангельской области: Я думаю, что Борис Николаевичбудет хорошим консультантом для нового президента. Уходить вполитическое небытие с таким опытом, наверное, неправильно. Я быхотел, чтобы у Путина был грамотный консультант. (МК, 10.

01.2000);6) «случайного прохожего» (любой человек, прохожий): Например,

остановленный на улице человек на вопрос журналиста «За кого будетеголосовать?» отвечает: «За Путина. Он наведет порядок в стране!»(05.2000).

Негативная реклама хорошо запоминается, даже если не особеннонравится зрителям (Garramone, 1984; Garramone, Atkin, pinkleton, Cole,1990; Faber, 1992). Негативные рекламные клипы воздействуют наимидж кандидата в выбранном в рекламе направлении, что влияет наповедение избирателей. Поэтому кандидату очень важно хорошопродумывать приемы нападения на оппонента, чтобы самому непотерпеть поражение. Создание негативного фона в политическойрекламе может достигнуть необходимого результата, даже еслипротивник не называется по имени, например, разрушенные коровники,забастовки рабочих и т. п. на фоне поднимающихся предприятий, ростаблагосостояния населения – машины, дачи и т. п. (игра на опасенияхвозврата к коммунистическому прошлому и т. п.). Негативнаяэмоциональная реклама запоминается лучше, чем позитивная, благодаряиспользованию в ней автоматической, а не контролируемой обработкиинформации (Lang, 1991). Контраст позитива и негатива сообщенияспособствует лучшему запоминанию негативной информации (Basil,Shooler, Reeves, 1991). Реклама, ориентированная на программукандидата, вызывает к нему больше симпатий, однако имиджеваяреклама лучше воспринимается визуальной памятью.

Несмотря на представление о том, что главная цель политическойрекламы – изменение установок избирателей, относительно малоеколичество политических рекламных клипов в действительностивлияют на чье-либо сознание так, что люди меняют свой выбор(Blumler, McQuail, 1969). Политическая реклама помогаеткристаллизовать существующие установки, уточнить их, подкреплятьих для того, чтобы держать не очень уверенного избирателя «в кругу»сторонников, чтобы получить отдачу в день выборов. Реакция наполитическую рекламу может зависеть от связи, которую избирательощущает с кандидатом: 1) объективное убеждение («мне нравится егоэкономическая программа»); 2) субъективная эмоциональность («ядумаю, что он хороший»); 3) противоречивость объективного исубъективного («Я согласен со всеми пунктами программы кандидата,

но мне кажется, что он плохой человек»).Декодирование сообщения определяется личным восприятием

получателя, его способностью распознавать и интерпретировать кодысообщения. Поэтому декодирование в определенной степенисубъективно. Цели адресата: понимание, запоминание, анализ и оценкасодержания информации, доверительные отношения с адресантом.Реакция адресата на политическое манипулирование в медиадискурсезависит от характера интерпретации речи адресанта. На интерпретациювоспринятого влияют следующие факторы:

а) личностный: опыт (привычки, умения, знания), уровеньобразованности адресата, эмоциональная восприимчивость адресата (вт. ч. симпатия, чувство юмора), особенности психических процессов(воля, мышление, эмоции, память), биопсихические свойства (возраст(для детей младшего школьного возраста важнее оказываются одежда иобщий внешний вид; характерной особенностью подростковоговозраста является преимущественное выделение черт физическогооблика; для взрослого человека в ряде случаев более важным, чемнекоторые анатомические черты и внешность, оказываетсявыразительное поведение другого), темперамент), психологическоесостояние адресата в момент восприятия, пол адресата (женщины болеевосприимчивы к информационному воздействию, чем мужчины,имеющие уже сформировавшуюся точку зрения на те или иныесоциально-политические, экономические процессы), возраст адресата(молодежь придерживается более демократических взглядов, чемстаршее поколение, хотя дети чаще всего повторяют предпочтенияродителей);

б) ситуативный: направленность личности (убеждения,мировоззрение, идеалы), знание адресатом общественно-политическогоконтекста, место и время восприятия, болевые точки (ситуативныепроблемы: рост цен, безработицы, военные конфликты, терроризм,кризис морали, коррупция, экология);

в) социокультурный: политическая ориентация адресата(пристрастные, прагматики, индифферентные), социальный статусадресата, профессия (отпечаток на стиль жизни, на жизненные ценностии представления, на выбор детьми своего будущего), оценка адресатомадресанта, национальность адресата (сильные стереотипныепредставления об этнических группах, часто негативные: «лица

кавказской национальности», «хохлы», «жиды», «нигеры» и т. д.),религия.

Итак, манипулятивность политической коммуникации реализуетсяпри прохождении информации по коммуникативной цепи (отправитель– кодирование сообщения – движение по каналам – расшифровка(декодирование) – получатель) с учетом психологических (намерение,замысел, цель, понимание сообщения) и социально-ролевых (статусныеи ситуативные роли участников общения, используемые ими стилевыеприемы) характеристик. На процесс взаимопонимания в политическойкоммуникации существенное влияние оказывают некоторыеособенности использования языка в речи (денотация и коннотация,полисемия, синонимия, статичность высказывания, смешениенаблюдения и оценки и др.).

Литература1. Andersen P. A., Kibler R. J. Candidate Valence as a predictor of Voter

preference // Human Communication Research. 1978. № 5. P. 4—14.2. Basil M., Shooler C., Reeves B. Positive and Negative political

Advertising: Effectiveness of Ads and perceptions of Candidates / F. Biocca(Ed.). Television and political Advertising. – Hillsdale, N.J.: LawrenceEribaum Associates, 1991. Vol. 1: psychological processes. P. 245–262.

3. Blumler J. G., McQuail D. Television in politics: Its Uses andInfluence. L.: Faber, 1968.

4. Englis B. G. The Role of Affect in political Advertising: VoterEmotional Responses to the Nonverbal Behavior of politicians / E. M. Clark,T. C. Brock, D. W. Stewart (Eds.). Attention, Attitude and Affect inResponse to Advertising. Hillsdale, N.J.: Lawrence Eribaum Associates,1994. P. 223–247.

5. Faber R. J. Advances in political Advertising Research: A progressionFrom if to When // Journal of Current Issues and Research in Advertising.1992. No. 4 (2). P. 1—18.

6. Garramone G. M. Voter Responses to Negative political Ads //Journalism Quarterly. 1984. No. 61 (2). P. 250–259.

7. Garramone G. M., Atkin C. K., pinkleton B.E., Cole R. T. Effects ofNegative political Advertising on the political process // Journal ofBroadcasting and Electronic Media. 1990. No. 32. P. 299–311.

8. Garramone G. M., Steele M. E., pinkleton B. E. The Role of CognitiveSchemata in the Determining Candidate Characteristic Effects / F. Biocca(Ed.) Television and political Advertising. Hillsdale, N.J.: Lawrence EribaumAssociates, 1991. Vol. 1: Psychological Processes. P. 311–328.

9. Lang A. Emotion, Formal Features and Memory for Televised politicalAdvertising. Hillsdale, N.J.: Lawrence Eribaum Associates, 1991. Vol. 1:Psychological Processes. P. 221–243.

10. Lau R. R. Political Schemata, Candidate Evaluations and VotingBehavior / R. R. Lau, D. O. Sears (Eds.). Political Cognition. Hillsdale, N.J.:Lawrence Eribaum Associates, 1986. P. 95—126.

11. Nimmo D., Combs J. Subliminal politics: Myths and Mythmakers inAmerica. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, 1980.

12. Желтухина М. Р. Тропологическая суггестивностьмассмедиального дискурса: о проблеме речевого воздействия тропов вязыке СМИ: монография. М.: ИЯ РАН; Волгоград: ВФ МУПК, 2003.

13. Желтухина М. Р., Омельченко А. В. Коммуникативныетехнологии в XXI веке. Волгоград: ШАМ Ао, 2008.

14. Знаков В. В. Понимание как проблема психологии человеческогобытия // Психологический журнал. 2000. № 2. С. 7—16.

15. Куницына В. Н., Казаринова Н. В., ПогольшаВ. М. Межличностное общение: учебник для вузов. СПб.: Питер, 2001.

16. Макшанов С. И., Хрящева Н. Ю., СидоренкоЕ. В. Психогимнастика в тренинге: Каталог. СПб., 1996. Ч. 3. С. 6–7.

17. Оллпорт Г. В. Личность в психологии. СПб.: Ювента, 1998.18. Петренко В. Ф. Семантический анализ профессиональных

стереотипов // Вопросы психологии. 1986. № 3. С. 133–143.19. Славская А. Н. Соотношение эгоизма и альтруизма личности:

интерпретации // Психологический журнал. 1999. № 6.

О. И. Северская. «Мягкий позитив» и«жесткий негатив» как инструментыинформационного воздействия

С «мягким позитивом» и «мягкой властью» наше обществопознакомилось практически одновременно: как свидетельствуютданные Национального корпуса русского языка[155] и результаты поискав Интернете, соответствующие выражения стали употреблятьсяпримерно в одно время, а именно – с конца 1980-х годов, в началеПерестройки. Напомним, что «мягкая власть» (soft power, по Дж. Наю[12: 19]) базируется на способности изменять предпочтения, а значит –и поведение членов общества путем формирования выгодных властнымструктурам интерпретаций политических вопросов, попадающих вглобальную информационную сферу. Используя СМИ, и прежде всеготелевидение, «мягкая власть» формирует из пессимистов оптимистов,всего лишь меняя ракурс рассмотрения действительности с помощью ееязыкового моделирования, замещая отрицательные эмоцииположительными и опираясь при этом на характерные для данногообщества политические ценности (свобода, демократия, права человекаи т. п.), культурные ценности и потребительские предпочтения.

«Мягкий позитив» – это прежде всего журналистский штамп, о чемсвидетельствует, в частности, М. А. Королева: «один мой коллега,помнится, смешил нас своими любимыми словами негатив и позитив.Просматривает ленту новостей и комментирует вполголоса: так-так, этоу нас жесткий негатив, ага, а это – мягкий позитив… <…> Негативоми позитивом в нашей журналистской жизни мы сами называемсообщения, которые вызывают (соответственно) отрицательные илиположительные эмоции» [4]. Однако сами эти слова и словосочетанияне принадлежат только лишь журналистскому сленгу[156]. В. И. Новиковотносит их к «модным», отмечая, что негатив и позитив «из планазлободневно-социального все чаще переходят в план философский»,фактически подменяя собой зло и добро [8: 131].

Включаются эти слова в новых значениях и в современные толковыесловари. Например, в «Толковом словаре русского языка с включениемсведений о происхождении слов» под ред. Н. Ю. Шведовой наряду сбуквальными значениями, характеризующими «изображение насветочувствительной пластинке, пленке», у негатива отмечается ипереносное разговорное ‘то, что плохо, заслуживает осуждения’ [11:506], а у позитива (с теми же пометами) – значение ‘то, что хорошо,заслуживает одобрения’ [11: 680]. А в «Современном толковом словарерусского языка» Т. Ф. Ефремовой негатив получает сразу два

толкования (не имеющие помет): ‘отрицательная – часто порочащая –информация о ком-либо или о чем-либо’ и ‘факты, сведенияотрицательного характера’, а позитив в переносном значении (спометой: разг.) определяется как ‘что-либо положительное’ [2][157].

В обыденном употреблении релевантным оказываетсяпротивопоставление «приятного/неприятного», ср.: В гороскопе многожесткого негатива; Зима – время самого мягкого позитива. Словаминегатив/позитив может обозначаться отношение или чувство. Об этомзначении свидетельствует и изменение сочетаемости: например, сегодняможно испытывать негатив (по отношению) к чему-либо, против чего-либо, со стороны кого-либо. Еще одно значение этих лексем – «плохое/хорошее настроение» (можно быть в негативе или на позитиве).Негативом часто называют пессимизм и депрессивное состояние:Бездуховный труд, взаимное раздражение и водка – как выход изпостоянного негатива (В. Токарева, «Своя правда»). С позитивомассоциируется оптимизм. Наконец, негатив/ позитив становятсяуниверсальным выражением отрицательности/ положительности, ср.:А… ты вот как считаешь, Шарлотта Корде – положительный образили отрицательный? Позитив или негатив? (Е. Исаева, «Убей меня,любимая!»), а также универсальным основанием оценки объектов,ситуаций, развития событий: Классифицировал. Оценил на позитив/негатив. Подобрал в картотеке модель поведения (журнал «Пятоеизмерение»). Можно привести и иллюстрацию лексическойтрансформации идиомы минус на минус дает плюс с использованиемнегатива и позитива: И зря она кого-то винит, ведь во всех своихпроблемах виноваты мы сами. Ее муж сидел в соседнем зале <…> и скем-то беседовал. А не рассказывает ли он сейчас свою версиюсемейной трагедии, тоже безысходную. Вот сложили бы дванегатива, и получился бы позитив (А. Шиманский, «Австралияглазами русского»).

Это, безусловно, говорит о социокультурной и социоязыковойзначимости сопоставления соответствующих концептов.

Анализ конкретных словоупотреблений показывает, что осмыслениенегатива и позитива базируется на метафорической модели,задействующей образ фотографии и многозначность отражающего егослова: фотографии в русском языке приписываются значения‘получение видимого изображения на светочувствительных материалах

с помощью специального оптического аппарата’, ‘изображение,отпечаток, полученные таким способом’ и ‘точное воспроизведение,передача чего-либо’ [7]. Именно точность воспроизведениядействительности становится релевантной для метафорическихноминаций: позитив предполагает точное отображение изображаемогообъекта, негатив – отображение извращенное, с точностью «донаоборот». Примеры такого употребления есть у В. К. Арсеньева: Тигрлежал на боку, закинув голову кверху. На снегу получился точный егопозитив: голова с ушами, шея, корпус и вытянутые лапы; у А. Белого:он добивался рельефа, рельеф получался вогнутый: не позитив –негатив и др. Кроме того, специальное понимание далеко от наивногоотождествления негатива – с черной краской, позитива – с белой ипредполагает не только принципиальную их обратимость, но ивозможность «нюансировки», проявления одного в другом: Если призасвечивании негатива тона сдвигаются в сторону позитива, то припроявлении <…> в позитиве появляются негативные тона(Б. Плужников, «Соляризация»). Именно этот «фотоэффект»обусловливает сдвиг значения в оксюморонных конструкциях в языкехудожественной литературы, например, у В. Аксенова можно найти нетолько негатив положительного героя, но и внезапнуюотрицательность позитива. Смысловые сдвиги, смена «минуса» на«плюс» и наоборот, подчеркиваются иногда кавычками: Можно,конечно, вернуться к идее запретов на «негатив». В СССР былохорошо: там не падали самолеты, не горели шахты и небо над Москвойвсегда было солнечным. (В. Кичин, «Экран-Потрошитель»); В лозунгахмодерна хорошо просматриваются два момента – узкоантибуржуазный революционный позыв <…> и актуальный, в духесовременного концептуализма, методологический «позитив»(В. Лапенков, «До и после»).

В переносных словоупотреблениях негатив и позитив означаютпрежде всего «необъективность», ассоциирующуюся в языковомсознании с очернением и сгущением красок (необходима правда, а ненегатив, это не одно и то же, – запись в блоге), и «объективность»,видение чего-либо в истинном свете (позитиву сопоставляютсяискренность, глубокий анализ и ясное видение проблем). Впрочем,позитив как способ отражения реальности не всегда оцениваетсяположительно. Говоря о производящем для деривата позитив

прилагательном позитивный, М. А. Кронгауз отмечает, что всепозитивное (фильм, спектакль, шоу и т. п.) показывает «жизнь такой,какой она должна быть, а не какая она есть на самом деле» [5: 60][158].Действительно, позитив может оцениваться положительно, если речьидет об объективном соотношении красок в картине мира, а не о«приукрашивании» реалий: «Искренность и логика, глубокий анализ иясное видение проблем — вот позитив «Красных холмов». <…>Материалы альманаха призывают читателя не закрывать глаза наочевидные факты, но осмыслять их» (НКРЯ: М. Кузин. Красные пути.Об альманахе «Красные холмы» // Октябрь, 2001); «Надо, чтобы былонемного грустно, как после второй рюмки водки, а в целом – позитив»(НКРЯ: Г. Саду-лаев. Таблетка. 2008). Но в том случае, если позитивсоответствует не объективной реальности, а некоему «возможномумиру», в его оценке плюс меняется на минус: «– Хватит гнать чернуху!Нужно давать позитивную информацию! <…> Неизвестно, кто и когдапридумал этот спасительный приказ, но почти всякий раз во времякризисов, когда Советский Союз попадал впросак, из Москвы шлоуказание: давайте позитив! Это означало, что в Политбюро запуталисьи не знают, что делать» (НКРЯ: О. Гриневский. Восток – дело тонкое.1998); «Когда Борису Николаевичу (Ельцину. – О.С.) сильно не хваталопозитива, он позволял себе красочно пофантазировать» (НКРЯ:В. Баранец. Генштаб без тайн. 1999); «На самом деле, чтобы сделатьвозможным национальное возрождение, медиа должны не «задаватьпозитив», как задают корм скоту, а вызывать доверие» (НКРЯ:А. Привалов. О начальственном оптимизме // Эксперт. 2004); «Годовойотчет готовился в полном соответствии с законами рекламы: побольшепозитива и никаких фактов» (НКРЯ: В. Башун, А. Чмель. Долгая дорогак инвестору // Эксперт, 2004). Такой позитив оценивается обществомкак «жесткий», т. е. как проявление «жесткой власти» (принуждениясилой [11]) того или иного властного актора[159], и отторгается, в товремя как «мягкий» позитив превращается в «потребительскуюценность».

Это демонстрирует, например, частотность обращений к мягкому (впротивопоставлении твердому) и позитивному в таких популярныхинтернет-жанрах, как мотиваторы и демотиваторы, что можнопроиллюстрировать примерами слоганов: Мягкое и слабое побеждает

твердое и сильное; Лучше быть мягким снаружи и твердым внутри,чем твердым снаружи и мягким внутри (Лао Цзы); Пусть твои словабудут мягки, а доводы – тверды; Жизнь прекрасна в любом возрасте.Просто не каждый находит в ней позитив; Позитив не скрыть;Позитив везде. Главное его видеть; Позитив вокруг тебя. Замечай вжизни не только плохое; Позитив. Он облегчает нам жизнь; есть иуказания на «объективность» позитива: Позитив не меняетреальность.

О востребованности «мягкого позитива» говорят и рекламныетексты, например: «Наша креативная линия всегда позитивна. <…>Наши ролики <…> на фоне кризисной ситуации говорят о позитиве,т. е. помогают обществу выйти из шока» (НКРЯ: Е. Алексеева.Реклама в ситуации форс-мажора // Рекламный мир, 2001); «Море идейи «мягкого» позитива. Добро пожаловать в мир прекрасного! Человекудля счастья и хорошего настроения просто необходимы яркие,позитивные эмоции. Вы получите их здесь в огромном количестве!»(сайт mir-ikusstva-tvorchestva-i-krasoty). Позитив расценивается как«двигатель прогресса» и в таких социально значимых сферах, как,например, образование: «Заучивание параграфа может оказаться неслишком увлекательным занятием, но разглядывание под микроскопоминфузории, шевелящей ресничками, или звездного неба в телескоп малокого оставит равнодушным. Для младших школьников придуманомножество приемов оживления учебного процесса <…>. Какой-топозитив всегда найдется, нужно только захотеть» (НКРЯ:Н. Коршунова. Что у них в голове // Домовой, 2002).

о позитиве как жизненной ценности говорят и высказываниямедийных персон: «я учусь быть всегда в хорошем настроении, хотя этоочень трудно. Только недавно поняла, что такое реальный позитив, истараюсь не пускать в мир дома никакую черноту. Учусь находиться воазисе спокойствия» (НКРЯ: Лада Дэнс. Я живу в ожидании любви //Мир & Дом. City. 2004), и рядовых членов интернет-сообществ: «я тожестараюсь «воспитывать» в себе позитив ☺. Хотя мне очень страшно»(форум «Беременность: Планирование беременности»); «Лучше жить ирадоваться тому что имеем, позитив притянет позитив ☺» (форум«Наши дети: дошколята и младшие школьники»). При этомпозитивность ассоциируется с мягкостью, даже если соответствующиелексемы употребляются «вразброску», ср. записи в блогах: «Друзья,

зима – это время самого мягкого позитива!» и «Мягкая медитативнаямузыка поднимает настроение и заряжает позитивной энергией».

Особо следует отметить отношение общества к позитиву в СМИ.Аудитория СМИ видит в них сплошной негатив: «Посмотрите, во чтосейчас превратились ежедневные новости – сплошные «катастрофынедели». Никакого позитива!» (НКРЯ: М. Соколова, Ю. Грымов. Мыработаем для поколения «о’кей» // Известия, 2002); «на телевидениинет установок на позитив, только на негатив» (НКРЯ: Новости //Витрина читающей России, 2002); весьма симптоматична запись вблоге, автор которого совмещала очищающие процедуры с отказом отСМИ: «Вообще СМИ – это гадость и способ влияния на мозги…Увеличились контактность, адекватность, мягкий позитив.Продержалась месяца три, эффект постепенно снизился» (форум«Лечебное голодание»). Медиологи также критикуют «узкий мирпозитива на телевидении», обращаясь к аудитории: «Подумайте, многоли теплых и добрых лиц на телеэкране?» (НКРЯ: Известия, 2002), иоценивая терапевтический эффект «позитивности»: «Говорят, что СТС –«самый быстрорастущий национальный канал», далекий от политики,экономики и всяких заумностей, отравляющих приятное течение жизни.<…> В общем, сплошной позитив и приятная телевизионнаяповерхностность, полезная для нервов и здоровья в целом» (НКРЯ:Весть (Калуга), 2002).

Между тем претензии к СМИ необоснованны: исследованиясоотношения негативных и позитивных сообщений показывают, что винтернет-изданиях и региональных печатных СМИ «позитива» в 6 разбольше, чем «негатива», теле– и радиоканалы соблюдаютотносительный баланс, отдавая предпочтение нейтральной информации,«нейтралитета» придерживаются и федеральные информационныеагентства[160]. Сами журналисты также отличаются взвешенностьюпозиции, как, например, ведущая программы «Время» на Первом каналеЕ. Андреева, которая предпочитает «положительные» новости и«человеческие» сюжеты: «Если говорить только о плохом,вырабатывается негативное восприятие мира, и многим людям кажется,<…> что все плохо, надо взять веревку и повеситься. Я считаю, что этонеправильно, потому что на самом деле хорошего тоже происходитмного. <…> Мне кажется, <…> в новостях надо все-таки выдерживатьбаланс, <…> всегда надо давать и позитив, чтобы у людей была

надежда, что жизнь не так страшна, как это показывает ТВ» (эфир «ЭхоМосквы» от 05.08.2002). Заметим, что журналисты склонны оцениватьнегатив как искажение, а позитив как приближение к объективнойкартине мира.

Государство же и руководители государственных СМИ используютпотребность общества в «позитивных новостях» для манипуляцииаудиторией, настроенной на «нагнетание негатива» и прямосвязывающей это со стратегией политического влияния («Политикампросто выгодны наши паника и страх. Людьми в страхе легчеуправлять. Это давно известно», – такого рода высказываниявстречаются на интернет-форумах). Примером реализации такойманипулятивной тактики могут быть «Другие новости» –«неполитическая» информационная программа, в которойрассказывается о «самом важном, полезном и интересном»[161].Средством воздействия на аудиторию оказывается прежде всего версткановостей.

Как замечает К. Д. Кирия, в гипертексте новостного выпускаречевоздействующий эффект проявляется на всех уровнях – отструктурного до лексического: «Иногда соседство, на первый взгляд,совершенно разных сообщений (без текстуального перехода от одного кдругому) способно порождать новые смыслы, обнажать подтекст,который закладывается авторами выпуска в его верстку, и,следовательно, оказывать влияние на телезрителя» [3: 18]. При этомструктурирование реальности начинается с ранжирования сообщений особытиях в шпигеле программы: чем ближе новость к началу, тем болеезначимым представляется ее содержание аудитории.

В шпигеле выпуска от 11.03.2013 г. первым стоит сообщение о«скандальном инциденте» в одной из воинских частей, отвечающеезрительской установке, сформулированной в одном из блогов:«Необходима правда, а не негатив. Это не одно и то же». Само событиепредставлено в ироническом ключе[162], превращающем трагедию втрагикомедию: «Как выяснило следствие, командование Мулинскогогарнизона несколько дней скрывало от проверки заболевших солдат. 38человек с симптомами ОРЗ, температурой и даже с бронхитом вовремя инспекции вывозили на полигон, где они были вынужденынаходиться в холодном помещении. Когда проверяющие уезжали,солдат привозили обратно. И так три дня. В результате комиссия

констатировала невысокий процент заболеваемости в гарнизоне» (вскобках заметим, что кореферентные номинации солдаты и люди,употребленные в тексте новости в форме родительного падежамножественного числа, выявляют пропозицию Солдат (S) – человек(p)).

Однако в структуре самого выпуска это сообщение уступаетпервенство другому, поданному с подводкой «Но начнем мы спечальной новости»: «В Москве на 89-м году жизни скончалсяизвестный писатель-фронтовик Борис Васильев». Тем самым болеезначимой оказывается новость, апеллирующая к культурным инравственным ценностям общества (к ним относятся: литература,сообщающая правду о войне, представление о писателе как «мессии»,пиетет к ветеранам Великой отечественной, уважение к смерти), а пафосследующей, связанной с первой по ассоциации (фронтовик – солдаты,гарнизон, полигон), снижается.

Второе место в шпигеле занимает новость, напоминающая о другойценности – любви к детям: «В Казани безответственность материедва не привела к гибели ребенка»; блок, в котором появляется самосообщение (о том, как мать оставила санки с малышом на парковкебуквально под колесами автомобиля, отправилась за покупками, а повозвращении едва успела «выдернуть» ребенка из-под машины, давшейзадний ход), замыкает новость о громком судебном процессе в США,героями которого также стали дети и их родители (последние лишилисьродительских прав из-за невинных семейных снимков, на которых ихдочери обнимались после купания, – сотрудники фотостудии торговогоцентра сочли их порнографическими и обратились в органы опеки). Этидва события объединяет не только баланс «негатива» и «позитива» (впервом случае дитя избежало гибели, во втором суд оправдалродителей), но и представление о юридических ловушках,подстерегающих «без вины виноватых» (нерадивая героиня первойновости обвиняет в инциденте водителя, который, кстати, и должен былбы ответить по закону в случае несчастья), а этот концепт также значимдля русской культуры и литературы. Наконец, оба события так илииначе связаны с торговыми центрами, что позволяет «подверстать»к ним еще одну новость: о том, что на Первом канале стартует новыйсериал «Торговый центр», и в этой «Мекке потребителей» будутразыгрываться свои драмы (заметим, что эта новость ориентирована на

потребительские ценности большинства телезрителей).Еще один блок объединяет сообщение об открывшихся в Австралии

«самых лучших в мире вакансиях»: «В местном туристическомведомстве объявили о наборе сотрудников, которым предстоит многоотдыхать, вкусно есть и путешествовать – и все это за счетработодателя», и новость о начале в России масленичной недели,предваряющей Великий пост: «В эти дни принято устраиватьгулянья, ярмарки, ходить в гости и, конечно, печь блины – символсолнца», которая говорит о соблюдаемой большинством национальнойтрадиции.

Наконец, замыкает шпигель и выпуск сообщение о прошедшем вТаганроге конкурсе красоты среди пенсионерок (эта новостьакцентирует внимание и на образе провинции как воплощениидуховности, и на представлении о красоте человека, о ценности любоговозраста).

На этом фоне «теряется» ни с чем ассоциативно не связанное инаходящееся примерно в середине выпуска сообщение о гостеприимныххозяевах «резиновых» квартир и чиновниках, помогающих им нарушатьзакон: «негатив» оказывается засвеченным «позитивом», растворяясь вего «мягком» свете.

На примере выпуска от 12.03.2013 г. покажем, как действуетпринцип моделирования позитивного восприятия реальности, прекрасносформулированный журналистами: «Если уж вы никак не можетенайти позитива в делах Родной Страны, посмотрите, что творитсяза границей» (НКРЯ: о хорошем // Московский комсомолец. 2003).

В один блок объединяются, в частности, два сообщения, главнымигероями которых оказываются водители городского транспорта.

Первой новостью идет сообщение о событиях в России:«Следственный комитет разыскивает водителя маршрутки, которыйвысадил ребенка. Девятилетняя Женя Мельникова возвращалась измузыкальной школы около 16 часов. На автобусной остановке наЯрославском шоссе она села в маршрутное такси номер 333, чтобыдобраться до дома. Живет девочка в подмосковном городе Мытищи.Но по каким-то причинам у школьницы в этот день не было денег, иона не смогла заплатить 40 рублей за проезд. По словам девочки,водитель высадил ее через несколько остановок. Напомним, что в этотдень в Москве и области было около 15 градусов мороза».

На первый взгляд – это сообщение о жестоком обращении сребенком. Однако его открытый конец – а развитие ситуации моглобыть альтернативным как негативным (если бы девочка замерзла илиполучила обморожение), так и позитивным (если бы возмущенныепассажиры заставили водителя вернуться за ребенком или же девочкуподобрала другая маршрутка), и неоднозначность трактовки образаотрицательного героя (аудитория вполне может задуматься, почемуникто из пассажиров не вступился или не заплатил за малышку)снижает градус «негатива».

Вторая новость: «Поведение водителя троллейбуса обсуждают вБелоруссии», – служит для первой своеобразным «эхом»и воспринимается по контрасту. В сообщении речь идет о ролике, накотором видно: шофер выталкивает мужчину из салона, буквальнозаталкивает его в стоящий на обочине бак с песком и наноситпассажиру несколько ударов. Безусловно, белорусский водитель,совершающий прямое «насилие над личностью», выглядит болеебрутально, чем его российский коллега. Но и у этой новости «открыта»рамка: неясно, что предшествовало инциденту, корреспондентссылается на мнение руководства троллейбусного парка, неисключающее, что меры к пассажиру были вынужденными. Это опятьже заставляет сомневаться в однозначности негативной оценки эпизода.

Еще две новости противопоставляются уже на уровне шпигеля: засообщением о том, что «голливудскому плейбою Эштону Кутчерусвобода (речь идет о бракоразводном процессе с Деми Мур. – О.С.)может обойтись очень дорого» («негатив»), следует заголовок,обещающий, что на вопрос, «как расстаться без обид, ответ дастновая программа Первого канала “Я подаю на развод”» («позитив»).

Еще один способ «просветления» негативных представлений особственной стране – это включение в новостной выпуск такназываемых гэгов, т. е. сообщений о том, как один из маленькихгородков в Чехии навестили дикие кабаны, оставив после себяперерытые пятачками футбольное поле и газоны, устроив в спальныхрайонах настоящее свинство и доведя почти до слез даже суровыхмужчин, или же о футболистах Швейцарии, вынужденных гоняться вовремя матча на первенство страны за выскочившей на поле куницей,покусавшей всех, кроме вратаря, которого от зубов непрошеной«болельщицы» спасли толстые кожаные перчатки. Такого рода

сообщения вызывают у аудитории реакцию, сходную с той, что один изчеховских персонажей выразил словами: «Мне бы ваши заботы,господин учитель!».

Успех дискурсивной стратегии, опирающейся на «мягкий позитив»,объясняется превалирующей в информационном обществе установкойна «гедонизм», т. е. потребностью в «легко усваиваемом»и пренебрежением «всем тем, что требует напряжения, душевного ифизического дискомфорта», – об этом пишет, в частности, П. Б. Паршин[9: 23]. Но не только принципы языкового конструирования позитивнойкартины мира рождают у аудитории иллюзию демократического выбораиз ряда предложенных смысловых альтернатив, самостоятельностивыводов, сделанных на основе представленного информационногоматериала. Между тем направление импликатур дискурса (понимаемыхпо Г. П. Грайсу [1]) задается активизацией эмоционально-смысловыхдоминантных центров, о которых впервые заговорил А. А. Ухтомский,придя к выводу: «Человек подходит к миру и к людям всегда черезпосредство своих доминант, своей деятельности. <…> Целыенеисчерпаемые области прекрасной или ужасной реальности данногомомента не учитываются нами, если наши доминанты не направлены наних или направлены в другую сторону» [10: 352]. «Мягкий позитив»является одной из таких доминант, позволяющих СМИ осуществлять«мягкую власть» над своими читателями, слушателями и зрителями.

Литература1. Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной

лингвистике. М.: Прогресс, 1985. С. 217–237.2. Ефремова Т. Ф. Современный толковый словарь русского языка:

в 3 т. М.: АСТ: Астрель: Харвест, 2006. URL:/http://dic.academic.ru/contents.nsf/efremova

3. Кирия К. Д. Новостной телевизионный текст: структура,стратегия, экспрессивность: автореф. дис… канд. филол. наук. М.: МГУ,2007.

4. Королева М. А. Негатив и позитив // Российская газета – Неделя.2012. № 5683 (10). С. 30.

5. Кронгауз М. А. Русский язык на грани нервного срыва. 3D. М.:Астрель-CORpUS, 2012.

6. Крысин Л. П. Толковый словарь иноязычных слов. М.: ЭКСМО,2008.

7. Кузнецов С. А. (ред.). Новейший Большой толковый словарьрусского языка. СПб.; М.: Рипол-Норинт, 2008. URL:http://www.gramota.ru/slovari/info/bts/

8. Новиков В. И. Словарь модных слов. Языковая картинасовременности. М.: АСТ-Пресс Книга, 2011.

9. Паршин П. Б. Глобальное информационное общество и мироваяполитика // Институт международных исследований МГИМО (У) МИДРоссии. Аналитические доклады. М.: МГИМО – Университет, 2009.Вып. 2 (23).

10. Ухтомский А. А. Доминанта. СПб.: Питер, 2002.11. Шведова Н. Ю. (ред.). Толковый словарь русского языка с

включением сведений о происхождении слов. М.: Азбуковник, 2007.12. Nye Joseph S. Soft Power: The Means to Success in World politics.

N.Y.: public Affairs, 2004.

ЗаключениеК сожалению, бурные политические события конца 2013 – начала

2014 г. привели к тому, что коллективная монография во многомизменила предполагаемый формат. Не удалось добиться единствавзглядов исследователей на ряд понятий и явлений. Из-за все новыхсобытий, происшествий и заявлений оттягивался срок сдачи многихматериалов. В результате публикуются как работы, присланные в конце2013 г., так и статьи, успевшие включить более актуальные события,вплоть до апреля 2014 г.

Однако это разнообразие взглядов отражает реальное положениедел. Теперь еще больше становится очевидной ключевая роль понятия«мягкая сила» (этот перевод уже представляется устоявшимся) всовременной политической жизни. И в то же время стало понятно, чтоэтот концепт не должен вытеснять все прочие, описывающиевзаимодействие массового сознания и политических явлений.

Картина вырисовывается сложная. Что свидетельствует онеобходимости дальнейших исследований в данной области. Уженамечены новые конференции, продолжение встреч в формате,становящемся традиционным. Авторы надеются, что это приведет кпоявлению дальнейших монографий и сборников. А предлагаемаявашему вниманию работа окажется одной из целого ряда исследованийпо столь важной – и в теоретическом, и практическом плане – тематике.

Сведения об авторахАлпатов Владимир Михайлович – доктор филологических наук,

член-корреспондент РАН, директор Института языкознания.

Борисова Елена Георгиевна – доктор филологических наук,профессор Московского городского педагогического университета.

Желтухина Маргарита Ростиславовна – доктор филологическихнаук, профессор, член-корреспондент РАЕН, профессор Волгоградскогогосударственного педагогического университета, зав. научно-исследовательской лабораторией «Дискурсивная лингвистика».Директор Центра коммуникативных технологий.

Капицын Владимир Михайлович – профессор, докторполитических наук, профессор кафедры сравнительной политологиифакультета политологии МГУ им. М. В. Ломоносова.

Медведев Дмитрий Андреевич – аспирант Российской академиинародного хозяйства и государственной службы при ПрезидентеРоссийской Федерации.

Миронов Алексей Александрович – аспирант Российскойакадемии народного хозяйства и государственной службы приПрезиденте Российской Федерации.

Паршин Павел Борисович – кандидат филологических наук,ведущий научный сотрудник МГИМО(У).

Пашенцев Евгений Николаевич – доктор исторических наук,профессор факультета государственного управления МГУ.

Северская Ольга Игоревна – кандидат филологических наук,ведущий научный сотрудник ИРЯ им. Виноградова, радиожурналист.

Титов Роман Валерьевич – аспирант Российской академиинародного хозяйства и государственной службы при Президенте

Российской Федерации.

Шевченко Алевтина Владимировна – доктор политических наук,профессор, заместитель декана факультета национальной безопасностипо научной работе Российской академии народного хозяйства игосударственной службы при Президенте Российской Федерации.

Широкова Елена Георгиевна – аналитик, редактор газеты«Планета Антиглоб» и сайта.

Ярмак Юрий ВАСИЛЬЕВИЧ – доктор политических наук,профессор ГБОУ МГПУ «Московский городской педагогическийуниверситет».

Примечания1

Nye J. S., Jr. Bound to Lead: The Changing Nature of American power.N.Y.: Basic Books, 1990.

2Дмитриев Т. Очарование «мягкой силы». Соединенные Штаты

теряют культурно-идеологическое влияние в мире // однако. 2005. № 10(61).

3Хелемендик С. Soft Power – мягкая сила «made in USA». URL:

http://www.chelemendik.ru/ShowDoc.php?d=620 (выложено в феврале2009).

4Гениева Е. «Библиотеки – мягкая сила». URL:

http://www.livelib.ru/company/Knigoclub/blog/5047

5Косачев К. И. Россотрудничество как инструмент мягкой силы //

Международные отношения. С. 185–194. URL:http://federalbook.ru/files/FS/ Soderjanie/FS-26/V/Kosachev.pdf

6Ср., например: Реферовская Е. А. «Спор» номиналистов и реалистов

// История лингвистических учений. Средневековая Европа. Л., 1985.

7Най работает в Гарварде с 1964 г.; был там руководителем Центра

изучения международных отношений, а в 1995–2003 гг. – деканомШколы государственного управления им. Дж. Ф. Кеннеди; нынезанимает в этой школе должность почетного профессора. Припрезидентах-демократах Дж. Картере (в 1970-х годах) и У. Клинтоне (в1990-х годах) он совмещал академическую деятельность сгосударственной, занимая ряд важных постов в сфере национальнойбезопасности.

8Nye J. S., Jr. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power.

N.Y.: Basic Books, 1990. Название этой книги (точнее, первая его часть –«Bound to Lead») почти столь же неоднозначно, как и выражение softpower; варианты перевода – ‘обязанные лидировать’, ‘намеренныелидировать’, ‘готовые лидировать’ и т. д.

9Nye J. S., Jr. Soft Power // Foreign policy. 1990. No. 80. P. 166.

10Ср. словарные толкования: 3. Создавать новые слова, выражения; to

a word выдумать /создать/ новое слово (Новый большой англо-русскийсловарь / под общ. ред. Э. М. Медниковой и Ю. Д. Апресяна. М., 1993.Т. 1. С. 405); 4. CREATE, INVENT (~ phrase) (Webster’s ThirdNew International Dictionary of the English Language. Unabridged.Cologne: Könemann, 1993. P. 441).

11Talmy L. Force Dynamics in Language and Cognition // Cognitive

Science. 1988. Vol. 12. No. 1.

12Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2005.

13Следует заметить, что при наличии множества исследований,

посвященных когнитивным и лингвистическим аспектам самыхразнообразных метафор в самых разных сферах, тактильная метафораостается почти не изученной; одно из немногих исключений – пятаяглава монографии: Marks M.P. Metaphors in International RelationsTheory. N.Y., 2011.

14Паршин П. Б. Два понимания «мягкой силы»: предпосылки,

корреляты и следствия // Вестник МГИМо-Университета. М., 2014. № 2(35). С. 14–21.

15Ср. формулировку, согласно которой жесткая сила «применяется с

намерением использовать потенциал ущерба, чтобы убедитьмеждународного субъекта вести себя некоторым определеннымобразом»: Marks M.P. Op. cit. P. 97.

16Интересным свидетельством естественности именно такого

осмысления является использование выражения мягкая сила в совсем неполитическом контексте и явно в качестве креативной метафоры встихотворении Е. А. Евтушенко 1970 г. «Могила ребенка»: Мы плыли поЛене вечерней / Ласкалась, покоя полна, /с тишайшей любовью дочерней/о берег угрюмый она. // И всплески то справа, то слева / пленяли своейчистотой, / как мягкая сила припева / в какой-нибудь песне простой.Цит. по: http://ev-evt.net/stihi/m/child_mog.php

17Най Дж. С. Будущее власти. Как стратегия умной силы меняет XXI

век. М., 2014. С. 153. Русский перевод этой книги, начиная с заголовка(английский оригинал 2011 г. называется «The Future of power»),оставляет желать лучшего, поэтому в переводе приведенной цитатыисправлена ошибка.

18Nye J. S., Jr. Soft Power: The Means to Success in World politics. N.Y.:

Public Affairs Group, 2004; рус. пер.: Най Дж. Гибкая сила. Как добитьсяуспеха в мировой политике. М.: Тренд, 2006.

19См. выступления В. В. Путина на совещании послов и постоянных

представителей РФ 9 июля 2012 г. (http://www.ng.ru/world/2012-07–10/1_putin.html), Д. А. Медведева на совещании руководителейпредставительств Россотрудничества за рубежом 3 сентября 2012 г.(http://www.rg.ru/2012/09/03/medvedev-site.html), С. В. Лаврова наюбилейной международной конференции «Россия в мире силы XXIвека» (http://www.globalaffairs.ru/event), публикации главыРоссотрудничества К. И. Косачева, наконец, Ст. 20 Концепции внешнейполитики Российской Федерации (доступна на официальном сайте МИДРФ).

20Ведомости. 21.02.2014 (цит. по:

http://www.vedomosti.ru/opinion/news/23102741).

21Этот термин был введен в широкое употребление украинским

исследователем Г. Г. Почепцовым-мл., много писавшим именно о«жестких» коммуникативных технологиях. См., например: Почепцов

Г. Г. Коммуникативные технологии двадцатого века. М.; Киев, 2000.

22http://www.stoletie.ru/politika/magkaja_sila_krushit_ukrainu_325.htm;

имеются также перепосты.

23См.: Nye J. S., Jr. The Decline of America’s Soft Power: Why

Washington Should Worry // Foreign Affairs. 2004. Vol. 83. No. 3. P. 16; ср.также позицию, изложенную в Ferguson N. Power // Foreign policy. 2003.No. 134.

24Хелемендик C. Soft Power – мягкая сила «made in USA» // Expert

Online. 06.02.2009. Спорить с этим тезисом на фоне смены власти вКиеве зимой 2013–2014 г. трудно, но необходимо с целью «отделениямух от котлет», а именно – мягкой силы от информационной/психологической/смысловой/ идеологической и т. п. войн и отпропаганды. Отрицать существование и реальное применениепоследних, конечно, нельзя, но относить к ним мягкую силу авторсчитает категорически неправильным, хотя переклички между этимисущностями существуют.

25Последний вопрос был подробно разобран в одной из первых

отечественных публикаций по мягкой силе, которая остается активноцитируемой и поныне статье: Давыдов Ю. П. Понятие «жесткой» и«мягкой» силы в теории международных отношений // Международныепроцессы. Январь-апрель 2004. Т. 2. № 1.

26Nye J., Jr. Soft Power: The Means to Success in World politics. N.Y.:

public Affairs Group, 2004; рус. пер.: Най Дж. Гибкая сила. Как добитьсяуспеха в мировой политике. М.: Тренд, 2006.

27См.: Ying Fan. Soft Power: power of Attraction or Confusion // Journal

of place Branding and public Diplomacy. 2008. Vol. 4. No. 2; а такжеПаршин П. Б. Проблематика «мягкой силы» во внешней политикеРоссии // Аналитические доклады ИМИ МГИМо (У) МИД России. Март2013. Вып. 1 (36). URL:http://www.mgimo.ru/141886/period/7161/issues/n236156.phtml

28Nye J. S., Jr. Think Again: Soft Power // Foreign policy. 2006. February

23; основные положения этой публикации в краткой форме и снекоторыми комментариями изложены в: Паршин, 2013. Указ. соч.

29Цит. по далеко не безупречному (начиная с заголовка) русскому

переводу: Най Дж. С. Будущее власти. Как стратегия умной силыменяет XXI век. М., 2014. С. 148.

30Указ. соч. С. 152–153. Собственно, это дословное воспроизведение

фрагмента из статьи 2006 г. Уточнения в скобках, по словам Ная, – это«по сути, ключ в определении того, будут ли ресурсы, обладающиепотенциальной мягкой силой, трансформированы в поведение с цельюпривлечения на свою сторону».

31Nye J., Jr. Why China is week on soft power // New York Times. January

17, 2012. URL: http://www.nytimes.com/2012/01/18/opinion/why-china-is-weak-on-soft-power.html?_r=0

32Впрочем, согласно Википедии, авторство этого понятия оспаривает

также Сьюзен Носсел, см.: http://en.wikipedia.org/wiki/Smart_power (датаобращения – 28.02.2014).

33По мнению автора настоящей статьи – абсолютно справедливо, Ср.:

Паршин П. Б. Проблематика «мягкой силы» во внешней политикеРоссии // Аналитические доклады ИМИ МГИМо (У) МИД России. Март2013. Вып. 1 (36). URL:http://www.mgimo.ru/141886/period/7161/issues/n236156.phtml

34Что делать? Эфир телепрограммы от 19 мая 2013, 3—4-я минуты

видеозаписи. Воспроизводится по: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1844#top

35Kounalakis M., Simonyi A. The Hard Truth About Soft Power //

perspectives on public Diplomacy. Paper 5. Los Angeles: University ofSouthern California: Center on public Diplomacy at the Annenberg School,2011.

36Почти все пишущие о мягкой силе считают своим долгом отметить,

что идея обретения силы (вот здесь можно сказать и власти) черезпривлекательность не нова; имена предшественников, называемых приэтом, зависят от дисциплинарного и культурного бэкграунда авторов.Помимо обязательного почти для всех А. Грамши политологи имеждународники ссылаются на Г. Моргентау и К. Кнорра, философы икультурологи – на Л. Альтюссера, Дж. Батлер, Ж Бодрияра, лингвисты –на гумбольдтианскую традицию, а этнический китаец Ин Фань вполне

правомерно вспоминает Лао Цзы, Сунь Цзы и Конфуция.

37Mattern J. B. Why ‘Soft Power’ is Not So Soft: Representational Force

and Sociolinguistic Construction of Attraction in World politics //Millennium – Journal of International Studies. 2005. Vol. 33. P. 586(http://mil.sagepub.com/cgi/content/abstract/33/3/583; Mattern J. B. OrderingInternational politics: Identity, Crisis, and Representational Force. N.Y.,2005.

38Nye J. S., Jr. Think Again: Soft Power…

39Ham p. van. Social power in International politics. L.; N.Y., 2010. P. 6.

40Mead W. R. Power, Terror, peace and War: America's Grand Strategy in

a War at Risk. N.Y., 2005. P. 26–40.

41Noya J. The Symbolic power of Nations // Journal of place Branding and

public Diplomacy. 2006. Vol. 2. No. 1. P. 54–57.

42Русакова О. Ф. Концепт «мягкой» силы (soft power) в современной

политической философии // Научный ежегодник Института философиии права Уральского отделения Российской академии наук.Екатеринбург, 2010. Вып. 10. C. 189.

43Ср. попытку систематизировать их использование в публикациях:

Чумиков А. Н., Бочаров М. П. Связи с общественностью: теория ипрактика. 6-е изд. М., 2010; Чумиков А. Н. Реклама и связи собщественностью: имидж, репутация, бренд. М., 2014.

44См.: Паршин П. Б. Заметки о локусных логотипах и их семиотике //

Человек в информационном пространстве: межвуз. сб. науч. тр.Ярославль, 2011. Вып. 10. Т. 1.

45Kotler Ph. Semiotics of Person and Nation Marketing // Marketing and

Semiotics / ed. by Jean Umiker-Sebeok. Berlin; paris, 1987.

46Ham P. Van. The Rise of the Brand State: The postmodern Politics of

Image and Reputation // Foreign Affairs. 2006. Vol. 80. No. 5.

47http://www.guardian.co.uk/uk/2006/nov/11/britishidentity.topstories3

48Этими словами начинается его книга Anholt S. Places: Identity, Image

and Reputation. N.Y., 2010. Р. 1.

49См.: Белявский В. А. Тайны Вавилона. М.: Вече, 2001. С. 35.

50См.: Макашов И. Н., овчинникова Н. В. Всемирная история

управленческой мысли. Краткий курс. М.: РГГУ, 2007. С. 98.

51Борисова Е. Г. Информационное потребительство как институт

постиндустриального общества // Диалог культур: ценности, смыслы,коммуникации: XIII Международные Лихачевские научные чтения.СПб.: СПбГУПб, 2013б. С. 585–589.

52Luhmann N. Die Realitaet der Massen Medien. 2 erw. Aufk.-Opladen.

Westdeutschen Verlag, 1996. S. 9.

53Nye J. S., Jr. Bound to Lead: The Changing Nature of American power.

N.Y.: Basic Books, 1990.

54Совет по международным отношениям (The Council on Foreign

Relations, CFR) был основан в США в 1921 г. и строится набеспартийной основе как интеллектуальный и издательский центр. Оннасчитывает более 4300 членов, включая высших правительственныхчиновников, лидеров бизнес-сообщества, известных ученых,признанных журналистов, видных юристов и других выдающихсяпредставителей некоммерческого сектора.

55U. S.-Latin America Relations: A New Direction for a New Reality.

Council of Foreign Relations, Washington, 2008. P. 7.

56Ramsfeld D. Defense Secretary. Ministerial of the Americas. // Defense

Secretary. 17 November 2004 / U. S. Department of Defense. URL:www.defense.gov/transcripts/transcript.aspx?transcriptid=2175

57См., например: Technology and Logistics. Report of the Defense

Science Board Task Force on Strategic Communication. Office of the UnderSecretary of Defense for Acquisition. September 2004.

58См.: подробнее об этом: Най Дж. Гибкая сила. Как добиться успеха в

мировой политике. М., 2006; Hayden C. The Rhetoric of Soft Power: publicDiplomacy in Global Contexts (Lexington Studies in politicalCommunication). Lanham, 2011 etc.

59National Framework for Strategic Communication. White House

Strategic Communications report to Congress, dated 16 Mar 2010, released17 March 2010. Government Information Earl Gregg Swem Library. P. 2.

60Термины «общественная дипломатия» и «публичная дипломатия»

(public diplomacy) в настоящем исследовании имеют равное значение.

61Nakamura K. H., Weed M. C. U.S. Public Diplomacy: Background and

Current Issues. CRS Report for Congress prepared for Members andCommittees of Congress. Congressional Research Service, 2009. P. 1.

62

В июне 2010 г. взамен дискредитированного еще в период«холодной вой ны» термина «психологические операции»Министерство обороны перешло к использованию термина «операциивоенно-информационной поддержки» (“Military Information SupportOperations”, или MISO). См.: Maurer K. “psychological Operations” arenow “Military Information Support Operations” // Associated press. July 3,2010.

63Под военным обманом в американской специальной литературе

обычно подразумевается намеренная манипуляция, искажение илифальсификация информации с целью ввести в заблуждение противника.См. например: Strategic Deception in Modern Democracies: Ethical, Legal,and policy Challenges. Compiled by Dr. C. Pumphrey And LieutenantColonel A. Echevarria. II Conference Brief. Chapel Hill, North Carolina,2003. P. 1.

64U. S. Department of Defense. Joint Chiefs of Staff. Joint publications 3—

13, Joint Doctrine for Information Operations. February 2006. P. I-1.

65В некоторых американских ресторанах в меню вместо «french fries»

(«картошка по-французски») стали писать «freedom fries» («картошкасвободы»), а национальные телевизионные сети показывать в эфирекадры, на которых рассерженные американцы избавлялись от бутылокфранцузского вина, протестуя против нежелания французов вести сСША переговоры по вопросу вторжения в Ирак. Жак Ширак,тогдашний президент Франции, не пользовался особой популярностью вамериканских и британских средствах массовой информации. Средимножества высказываемых в адрес Франции обвинений трудно былонайти его разъяснения по поводу причин отказа от участия вовторжении. Антифранцузская кампания стала болезненнымнапоминанием о том, что страна Ширака – когда-то мощная мировая

держава и поныне один из пяти постоянных членов СоветаБезопасности организации объединенных Наций – за последниенесколько десятилетий постепенно утратила свое былое влияние намеждународной арене. В поисках средства исправить положениефранцузские должностные лица долгое время обсуждали вопрос осоздании собственной службы международного телевизионноговещания, сходной с британской BBC или американской CNN,призванной информировать мир о французской точке зрения наважнейшие события национальной и международной жизни. В 2006 г.был основан круглосуточный государственный спутниковый новостнойканал France 24 с бюджетом в 110 млн. долл. и персоналом в 170журналистов, начавший свое вещание на английском и французскомязыках. Французские газеты быстро окрестили его «французским CNN».«Мы полагаем, что France 24 будет предлагать иные точки зрения, иныемнения, отличные от общепризнанных, подчеркивая тем самыммногообразие мира», – заявил в своем интервью BBC генеральныйдиректор France 24 Ален де Пузияк. – «Это в корне отличается от того,что делают США», – пояснил А. Пузияк. «Взгляд из Вашингтонаубеждает нас в том, что мир однороден, тогда как мы, наоборот, будемстараться показать все многообразие мира, культур, религий и мнений».См.: Muhammad U. France 24. The World through French Eyes // GlobalMedia Wars. URL: globalmediawars.com/?page_id=73

66Brunner E. M., Cavelty M. D. The formation of in-formation by the US

military: articulation and enactment of information threat imaginaries on theimmaterial battlefield of perception // Cambridge Review of InternationalAffairs. P. 641–642; Information Operations: The Hard Reality of Soft Power/ ed. E. Armistead. Washington, 2004; Arpagian N. Internet et les resseauxsociaux: outils de contestations et vecteur d’influence // LaRevue Internationale et strategique. 2010. № 78.

67Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.

J. A. McHale, Under Secretary for Public Diplomacy and Public Affairs.

Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies Program of JohnsHopkins University's School of Advanced International Studies (SAIS).Washington, DC. March 29, 2011 // U. S. Department of State. URL:www.state.gov/r/remarks/2011/159355.htm

68Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.

J. A. McHale, Under Secretary for Public Diplomacy and public Affairs.Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies program of JohnsHopkins University’s School of Advanced International Studies (SAIS).Washington, DC. March 29, 2011 // U. S. Department of State. URL:www.state.gov/r/remarks/2011/159355.htm

69Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.

J. A. McHale, Under Secretary for Public Diplomacy and public Affairs.Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies program of JohnsHopkins University's School of Advanced International Studies (SAIS).Washington, DC. March 29, 2011 // U. S. Department of State. URL:www.state.gov/r/remarks/2011/159355.htm

70Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.

J. A. McHale, Under Secretary for Public Diplomacy and public Affairs.Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies Program of JohnsHopkins University's School of Advanced International Studies (SAIS).Washington, DC. March 29, 2011. // U. S. Department of State. URL:www.state.gov/r/remarks/2011/159355.htm

71Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.

J. A. McHale, Under Secretary for Public Diplomacy and public Affairs.Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies Program of Johns

Hopkins University's School of Advanced International Studies (SAIS).Washington, DC. March 29, 2011 // U. S. Department of State. URL:www.state.gov/r/remarks/2011/159355.htm

72Public Diplomacy and Social Media in Latin America. Remarks.

J. A. McHale, Under Secretary for public Diplomacy and Public Affairs.Forum Hosted by NDN and the Latin America Studies Program of JohnsHopkins University's School of Advanced International Studies (SAIS).Washington, DC. March 29, 2011 // U. S. Department of State. URL:www.state.gov/r/remarks/2011/159355.htm

73Region primed to use social media for social change. Lugar urges State

Dept to help expand social media // Reuter. 04.10.2011. URL:uk.reuters.com/ article/2011/10/04/usa-latinamerica-socialmedia-idUKN1E79312420111004

74Region primed to use social media for social change. Lugar urges State

Dept to help expand social media // Reuter. 04.10.2011. URL:uk.reuters.com/ article/2011/10/04/usa-latinamerica-socialmedia-idUKN1E79312420111004

75Stephens S. Why Latin America is Disappointed with Barack Obama //

Huffpost World. January 7, 2010. URL: www.huffingtonpost.com/sarah-stephens/why-latin-america-is-disa_b_415341.html

76President Obama Speaks in Santiago, Chile on Relations with Latin

America. The White House. Office of the press Secretary. March 21, 2011 //

Embassy of the Unites States. Santiago, 2011. URL:chile.usembassy.gov/2011march-obamavisit. html

77Цит. по: Crandal C. R. The United States and Latin America after the

cold war. N.Y., 2008. P. 6.

78Составлено по данным: The U. S. Department of State. Diplomacy in

Action. URL: www.state.gov/e/eb/tpp/bta/ft-a/c26474.htm

79Составлено по данным: The U. S. Department of State. Benefits of

U. S. Free Trade Agreements. URL:www.state.gov/e/eb/tpp/bta/fta/c26474.htm

80Джон Негропонте родился 21 июля 1939 г. Окончил йельский

университет (1960 г.) со степенью бакалавра гуманитарных наук.Дипломатическую карьеру начал в 1960 г. в консульском отделеамериканского посольства в Гонконге. Был послом в Мексике и наФилиппинах. Когда в начале 1980-х годов. Негропонте служил послом вГондурасе, с его именем был связан крупный скандал. Эта «банановаяреспублика» несколько лет служила плацдармом для засылки всоседнюю Никарагуа отрядов «контрас», воевавших с находившимися увласти сандинистами. На совести «контрас» смерть тысяч мирныхграждан этой страны. Выяснилось, что к финансированию и военнойподдержке «контрас» со стороны ЦРУ имел непосредственноеотношение и американский посол. См., например: The Negroponte File.Negroponte’s Chron File from Tenure in Honduras posted // NationalSecurity Archive Electronic Briefing Book № 151. Part 1 / Ed. P. Kornbluh.April 12, 2005. URL: www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB151

81Rozoff R. Pentagon's 21st Century Counterinsurgency Wars: Latin

America and South Asia // Media Monitor’s Network. 29.07.2009. URL:usa.mediamonitors. net/content/view/full/64951

82Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 96.

83Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 96.

84Командование специальных операций США (КСО США) (англ. U.S

Special Operations Command; USSOCOM, или SOCOM) является однимиз девяти единых боевых командований в составе ВС США,включающее в себя силы специальных операций сухопутных войск,ВВС, ВМС и морской пехоты. По определению представителейминистерства обороны США, Силы специальных операцийпредставляют собой специально созданные, обученные и оснащенныеформирования сухопутных войск, ВВС, ВМС и морской пехоты,предназначенные для решения специфических задач в интересахдостижения военных, политических, экономических и психологическихцелей на территориях, принадлежащих или захваченных иностраннымигосударствами, а также в географических районах, представляющих дляСША особый политический интерес.

85Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 97.

86Controller General of the United States. Washington, D.C. 20548. B-

229069. September 30, 1987. P. 7.

874th Military Information Support Group. URL:

www.soc.mil/Assorted%20pages/4th%20Military%20Information%20Support%20Group.html

88С лета 2010 г. Официальное название группы – «4-я группа военно-

информационной поддержки операций» (4th Military Information SupportGroup). Мы для удобства в рамках настоящей работы применяем истарую, пока более привычную и в США аббревиатуру – ПСИОП(PSYOP). В российской специальной литературе также используютсяаббревиатуры ПСО, Псо для характеристики психологических операцийСША.

898th Military Information Support Group (Airborne) activated at Fort

Bragg // FayObserver.com. 27.08.2011. URL:www.fayobserver.com/articles/2011/08/27/1118417

90Херб А. Фридмэн вышел в отставку в 1995 г. после 26 лет службы в

Вооруженных силах США. Он является одним из представителей дляпрессы от Ассоциации ветеранов психологических операций (POWA),редактором по истории ПСИОП журнала Perspectives Ассоциациипсихологических операций (POA) с 1990 г. Автор более 100 публикацийпо ПСИОП, признанный эксперт в этой области.

91

Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America // Psywarrior. URL:www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

92Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America // Psywarrior. URL:

www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

93Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America // Psywarrior. URL:

www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

94Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America // Psywarrior. URL:

www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

95Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America // Psywarrior. URL:

www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

96Peace OPS. Multi-Service Tactics, Techniques, and Procedures for

Conducting peace Operations. Air Land Sea Application Center. FM 3-07.31MCWP 3—33.8 AFTTp(I) 3–2.40. October, 2003. P. II – 5.

97Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America // Psywarrior. URL:

www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

98Friedman H. A. PSYOP in Latin and South America. // Psywarrior. URL:

www.psywarrior.com/psyopSouthAmerica.html

99Golinger E. Bush vs. Chávez. La de Washington contra Venezuela.

Caracas, 2006. P. 98.

100SAIC. URL: www.saic.com/about/locations.html

101SAIC. URL: www.saic.com/natsec/dominance.html

102SAIC Corporate Fact Sheet. URL:

www.saic.com/news/pdf/corporatefactsheet.pdf

103Golinger E. Bush vs. Chávez. La de Washington contra Venezuela.

Caracas, 2006. P. 99.

104Golinger E. Bush vs. Chávez. La de Washington contra Venezuela.

Caracas, 2006. P. 99.

105Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

106Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

107Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

108Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

109Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

110Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

111Cable sobre el desplome de la imagen de EE UU en Venezuela // El pais.

30.11.2010. URL:www.elpais.com/articulo/internacional/Cable/desplome/imagen/EE/UU/Venezuela/elpepuint/20101130elpepuint_25/Tes

112

Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso enla República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 22.

113Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 22.

114EL Universal. Lima. 08.09.2011.

115Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 23–25.

116Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 26.

117Golinger E. Injusticias, contradicciones y ataques perpetuos. Impreso en

la República Bolivariana de Venezuela. Caracas, 2011. P. 26.

118U. S. Venezuela Transition Meddling Denied By Government During

Chavez Illness // Huff post World. 27.02.2013. URL:feeddoo.com/n/2696090-u_s-venezuela-transition-meddling-denied-by-government-during-chavez-illness

119Никандров Н. Информационный терроризм. 22.03.2014. URL:

http://www.fondsk.ru/news/2014/03/22/informacionnyj-terrorizm—26543.html

120Colucci C. C. Shaping Colombia’s Stability through Strategic

Communication: Evaluating U. S. Effectiveness. Fort Leavenworth, Kansas,2009.

121Colucci C. C. Shaping Colombia’s Stability through Strategic

Communication: Evaluating U. S. Effectiveness. Fort Leavenworth, Kansas,2009. P. II.

122Regional Economic Outlook Western Hemisphere Shifting Winds, New

policy Challenges. International Monetary Fund. Oct. 11. Washington, 2011.P. VII.

123Гватемала: глобальный вызов со стороны преступности // Война и

мир. 30.06.2011. URL: www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/59466/

124Информационная устойчивость понимается как свойство движения

поддерживать процессы жизнеспособности системы в длительности;категория «движение», сущностью которого является информация,выражает диалектическое понимание процессов отражения объектовматериального мира в идеальной форме, проявления единстваизменчивости и устойчивости, прерывности и непрерывности,абсолютного и относительного как способа существованияматериального и идеального, всякого взаимодействия объектов(Шевченко А. В. Информационная устойчивость: словарь социальной

информациологии // Информ-дискурс. 2007. № 1).

125Информационное поле – сплошная среда, в которой осуществляется

перенос психического, семантического и психологическоговзаимодействия источника информации и его получателя // Социальнаяинформациология: словарь. М.: РАГС, 2006.

126По аналогии с кодом ДНК в биологии существует видение культуры

как «системы информационных кодов, закрепляющих историческинакапливаемый социальный опыт, который выступает по отношению кразличным видам деятельности, поведения и общения (а значит, и всемпорождаемым ими структурам и состояниям социальной жизни) как ихнадбиологические программы» (Степин В. С. Культура // Вопросыфилософии. 1999. № 8. С. 63).

127Абаев В. И. Язык как идеология и язык как техника // язык и

мышление, II. М.; Л., 1934. С. 43.

128См.: Алпатов В. М. Категории вежливости в современном японском

языке. 3-е изд. М., 2009.

129Fairclough N. Language and power. London; N.Y., 1989.

130Fairclough N. Language and power. London; N.Y., 1989. С. 44–46.

131Yamazaki Keiichi, Yoshii Hiroaki. Kaiwa no jumbantori sisutemu //

Gengo. 1984. № 7.

132Fairclough N. P. 178–186.

133Восток и политика. Политические системы, политические культуры,

политические процессы. М., 2011. С. 48.

134Восток и политика. Политические системы, политические культуры,

политические процессы. М., 2011. С. 49.

135Восток и политика. Политические системы, политические культуры,

политические процессы. М., 2011. С. 455.

136Восток и политика. Политические системы, политические культуры,

политические процессы. М., 2011. С. 197.

137Независимая газета. 06.03.2013.

138Торкунов А. В. Образование как инструмент «мягкой силы» во

внешней политике России // Вестник МГИМо. 2012. № 4. С. 85.

139Колодий Н. А., Колодий В. В. Визуальный поворот и его влияние на

социальное познание // Известия Томского политехнического ун-та.2010. Т. 316. № 6. С. 146.

140См.: Кассирер Э. Опыт о человеке // Избранное. М.: Гардарика, 1998.

141Розов Н. С. Специфика «русской власти», ее ментальные структуры,

ритуальные практики и институты // ПОЛИС. 2011. № 1. С. 30.

142Степин В. С. Куда идет российская культура // Круглый стол. Санкт-

Петербург, 27–28 июля. СПб., 2010.

143Ильин В. В. Теория познания. Символология. Теория символических

форм. М.: Изд-во МГУ, 2013. С. 41.

144Бродель Ф. Материальная организация, экономика и капитализм

XV–XVIII вв. Т. 2. Игры обмена. М.: Прогресс, 1988. С. 521–522.

145Кармадонов О. А. Социальная стратификация в дискурсивно-

символическом аспекте // СОЦИС. 2010. № 6. С. 3—13.

146

Долгин А. Перепроизводство свободы как причина кризиса. Лекция// Polit.Ru. 17.12.2008.

147См. подробнее: Капицын В. М. Космополитизм как компонент

«мягкой силы» и глобального управления // обозреватель – Observer.2009. № 10.

148Dörner A. Politische Mythos und symbolische politik. Reinbeck bei

Gamburg: Rowohlt, 1996. S. 20.

149Калинин И. Ностальгическая модернизация: советское прошлое как

исторический горизонт // Неприкосновенный запас. Дебаты о политикеи культуре. 2010. № 74.

150См.: Поцелуев С. П. «Символическая политика»: к истории концепта

// Символическая политика. Конструирование представлений опрошлом как властный ресурс. М.: ИНИОН РАН, 2012. Вып. 1. С. 19.

151Замятин Д. Н. Геоспациализм: онтологическая динамика

пространственных образов // СОЦИС. 2012. № 2. С. 10.

152См.: Капицын В. М. Символьные комплексы: роль в легитимации и

институционализации национальных интересов // Пространство иВремя. 2013. № 3.

153Аузан А. А. Национальные ценности и конституционный строй //

Лекция на polit.Ru. 6 декабря 2007. URL:http://polit.ru/article/2007/12/06/auzan/

154Калинин И. Ностальгическая модернизация: советское прошлое как

исторический горизонт // Неприкосновенный запас. Дебаты о политикеи культуре. 2010. № 74.

155Далее – НКРЯ (www.ruscorpora.ru).

156Например, фотографы эти словосочетания используют как

терминологические: мягкий/жесткий негатив (позитив) различаютсяпо контрастности: Жесткий негатив – чрезмерный контраст междусветами и тенями, подробности в светах и тенях отсутствуют; Еслииспользуется увеличитель с несколькими источниками света, то,чтобы печать была успешной, требуется мягкий негатив.

157Интересно, что Л. П. Крысин отмечает новое значение только у

одного слова: негатив ‘факты или сообщения, вызывающиеотрицательные эмоции’ (разг.) [6], что косвенным образомсвидетельствует о «пессимистичности» современного русскогоязыкового сознания. Позитив освоен языком в меньшей степени: поискв газетном подкорпусе НКРЯ за 1980–2013 гг. Обнаруживает 741«позитивное» словоупотребление против 1069 «негативных», частотаупотреблений двух слов синхронизируется лишь к 2011 г. Обществосамо находит этому объяснение: «Плохое больше притягивает к себевнимание» (журналист Е. Андреева – «Персонально Ваша», эфир «Эхо

Москвы» от 05.08.2002); «Такова уж природа человека: негатив почему-то лучше усваивается, чем позитив» (НКРЯ: Козлов Ю. Облава набездомных Тузиков // Встреча. 2003).

158Такому осмыслению лексемы соответствуют выражения гнать

позитив, давать позитив, задавать позитив, как задают корм скоту,сплошной позитив, приятная телевизионная поверхностность и под.

159Не случайно в НКРЯ можно обнаружить примеры использования

позитива как атрибута властной функции: «А вообще-то ВладимирВладимирович (Путин. – О.С.) как позитив оценил решение следующихзадач: 1) создание авторитетных массовых партий <…>, 2) возвращениеЧечни в политико-правовое пространство страны; 3) судебная реформа;4) реформа Совета Федерации; 6) борьба с захватом политическойвласти частными корпорациями и экономическими кланами <…>»(НКРЯ: Встреча (Дубна), 2003), и как инструмента в борьбе за власть:«Впереди выборы, нужно предложить какой-то позитив своимизбирателям, а такового не наблюдается. Значит, срочно начинаетсясуета, имитация бурной деятельности <…>» (НКРЯ: Советская Россия,2003).

160Таковы данные проводившегося в 2011 г. ежедневного мониторинга

российских СМИ департамента аналитики и мониторинговинформационного агентства «Интегрум»(http://rudocs.exdat.com/docs/index—271615.html).

161С понедельника по пятницу 20-минутные выпуски «Других

новостей» появляются в дневное время на Первом канале ТВ.«Неполитические» новости рассчитаны на самую «чувстительную»

часть зрителей: пенсионеров, домохозяек, творческую интеллигенцию.Архив выпусков доступен в Интернете (http://www.1tv.ru/news/other/).

162В связи с обсуждаемой проблемой представляется любопытным

следующее высказывание: «Можно сказать, что иронический жестотносится к положительному, как в фотографии негатив к позитиву»(НКРЯ: Писаренко Ю. Хрестоматия актера. 1930).