• I N T E R V I E W •

НАТА СМИРИНАИ ГРУППА PUR:PUR

Харьковскую группу «Pur:Pur» знают почти все, кто следит за развитием современного инди-попа. Накануне концерта в клубе OnAir, который состоялся 24 апреля, нам удалось встретиться с Натой Смириной –

вокалисткой группы, хрупкой, мудрой и сильной девушкой, вот уже пять лет хранящей импульс творческой энергии всего коллектива. С утра у нее

почти пропал голос, поэтому мы шепотом поговорили об отношении к себе, жизни и людям, а также об умении видеть хладнокровную

реальность в пыльном тумане иллюзий.

16:05:2014

И Н Т Е Р В Ь Ю : Н И К И Т А М У З А Л Е В С К И ЙФ О Т О : А Н Н А Ф Е О К Т И С Т О В А

Еще до появления группы вы были фотографом. Умение создавать визуальные образы помогает в написании текстов песен?

Я вообще мыслю очень буквально, картинками. Это видно в моем образе мыш-ления – я визуал. И аудиал, наверное, тоже заодно. Такая вот у меня смесь. Многих визуалов, например, может волновать беспорядок в квартире – меня это никогда не беспокоило, но зрительная память срабатывает хорошо. Я вот не запомнила, как улица называется, на которой мы сейчас сидим, но я помню, что в ней есть буквы В и Ж…

Волжская…

Вот, а я думала, что Воронежская, честно говоря. Но если бы проходила мимо, поняла, что это именно эта улица. Наверное, такая визуализация помогает. Наши тексты вообще автобиографичны, а когда я придумываю какие-то видео, которые мы снимаем сами… Со мной сложно в этом плане, потому что я прямо кино вижу целое, а это невозможно снять. И Юджин (Евгений Жебко, гитарист и клипмейкер – прим. авт.) всегда меня за это укоряет и говорит: «Все круто выглядит, но мы не снимем так, чтобы оно красиво смотрелось». Вот, может быть, единственный момент, в котором такая «визуальность» может связывать-ся с творчеством.

Сейчас вы фотографируете?

Только «Инстаграм» (смеется). Вы знаете, я для себя перестала фотографиро-вать еще в тот момент, когда мы начали работать фотографами. Потому что так наигрываешься со всем этим во время работы за шесть часов какой-нибудь съемки, что не то что фотоаппарат, а руки держать не можешь. И ничего уже не хочется. Если нам надо, я вот ребят прошу снимать. Обычно Юджин снима-ет меня, а я всех остальных. Фотографов, которые хотят поснимать не меня, а группу, вообще очень мало. Групповой портрет очень сложно же снимать. А тем более классный групповой портрет. Все наши опыты в этом плане – какой-то ужас… Типа: «Встаньте к стеночке, мы вас сфотографируем». Причем стеночка не очень классная и ребята еще все с каменными лицами (смеется).

В вашем музыкальном характере есть очень много нежности, мягкости и томности одновременно. У вас бывают резкие проявления эмоций?

Конечно, бывают. Ребята меня «Гитлером» называют на репетициях. Я оби-делась, правда, когда они так сделали… Ну, я противная просто, упертая. И мне легче сделать, как я хочу, чем объяснить, почему нет. Это, наверное, типичная черта многих женщин, но у меня такое состояние начало прояв-ляться особенно, когда ты оказываешься ни от кого независимым челове-ком. Когда понимаешь, что ты ни на кого не можешь положиться – только на себя – и практически ничья помощь тебе не нужна. И если в этом случае мужчины ведут себя слабее…

А вы ни от кого не зависите?

Нет. Ну как… Конечно, я завишу от своей группы. Если они в один момент развернутся и уйдут, то, естественно, мне будет тяжело. Но я знаю, что «life goes on». Конечно, я буду рыдать, у меня будут депрессии, но и это пройдет, придет новый период, и вполне возможно, что даже лучше преж-него. Зачастую так и бывает. Если что-то от тебя уходит, значит, тебе это не нужно. Да, тебе грустно, печально, но значит – так надо. Самое сложное это понять. Ты сидишь, рыдаешь, тебе плохо, но все равно думаешь: «Так надо, так надо». Не понимаешь этого, не осознаешь, а уже потом легчает. Нужно, чтобы все шло своим чередом.

То есть быть независимой – это хорошо?

Не знаю. Не могу ответить на такой вопрос. У меня был период, когда я была вся такая заинька, кошечка, потому что полностью с потрохами зависела от людей вокруг себя. Но в таком случае ты не можешь в полной мере проявлять свою индивидуальность. Мне кажется, проявлять ты ее можешь только с приходом не-зависимости. Понимая, что ты делаешь то, чего хочешь именно ты, и полностью берешь ответственность за свои действия. А так – ты всегда можешь переложить на кого-то свое положение: это все не я, меня заставили, я был должен, вынуж-ден, а я так хочу что-то сделать, но мне не дают. Вот ерунда все это. На самом деле людям, которые находятся в зависимости, очень сложно от нее отказаться. Поэтому они застревают в мертвой точке, с которой не сдвинуться. Я в один пре-красный момент отказалась от всех зависимостей: например, быть полностью на иждивении и ни в чем себе не отказывать. Это просто, как мне казалось, а потом понимаешь, что ты связан по рукам и ногам. Поэтому ты это отвергаешь и первое время, конечно, пребываешь в состоянии шока и ужаса: «Две гривны в кармане, а я должна идти пешком!». Я даже не знала, сколько стоят продукты питания. Вот мне говорят: «Яйца стоят 17 гривен», и я не понимала – дорого это или дешево. Просто не осознавала, сколько надо зарабатывать в жизни. Такой переходный период – это полный кошмар. И я бы всем молодым людям посоветовала устра-ивать себе такие «вылазки» в 17, 20 лет – как можно раньше. У меня вот есть знакомый, которому сейчас 30 и он до сих пор не понял, сколько что стоит – цену своего труда. Потому что, грубо говоря, ты не знаешь, что готов сделать за эти яйца. Ты уверен, что у тебя есть деньги, которые ты отдал, и это ровным счетом ничего не стоило. А когда понимаешь, что, чтобы заработать 17 гривен, мне нуж-но час, условно, кого-то фотографировать, у тебя формируется само представле-ние о жизни. Это очень воспитывает.

Но делает жестче?

Да. Я, например, первые пять лет полностью занималась организационной деятельностью. По-мимо того что была вокалисткой, я решала все финансовые вопросы и договаривалась с каждым клубом за наши концерты. Есть клубы хорошие, но их очень мало. А большинство хочет где-нибудь… мягко говоря, обмануть. Вот на любом повороте… «Вам, что, ребят, сложно на такси дать? Мы же договаривались!». А они вот раз – и не дают. Банально, покормить по меню, напри-мер, тоже. У меня пять мальчиков! Это я могу не есть сутками, а они должны кушать. Ты качаешь с организаторами права уже не за сам факт, а просто как дело принципа. И вот ругаешься ты за какие-нибудь 50 гривен – весь мозг себе съел, а потом через пять минут выходишь на сцену и тебе нужно быть милым зайчиком – мишки, цветочки, мир прекрасен, цветем и пахнем. Это сложно. И директор во мне не выключался даже на сцене – я всех заставляла хлопать (смеется). А потом, пять лет спустя, моя группа немного видоизменилась, потому что четыре участника из нее ушли. Вот тогда у меня и случилась та самая депрессия. Причем так смешно – я даже не знала, что такое депрессия, до этого момента. Со мной что-то происходит, небо серое, я ничего не хочу, каждый день не мил. Уже думаю, может, домохозяйкой стать? И долгое время я не могла понять, что это такое со мной. Я ведь не курю вообще – так курить начала! Жуть – вокалистка и курит! У меня сразу же три ноты сверху снимаются.

А потом кто-то мне прислал смешное видео про жирафа, когда он в зыбучие пески попадает (ви-део можно найти на YouTube по запросу «жираф пески» – прим. авт.). И я на этого жирафа посмо-трела и поняла, что у меня депрессия. Но мне все равно повезло, потому что вокруг всегда были люди, которые напоминали о том, что все в порядке. Тот же самый Юджин – мы с ним вместе начали группу. Вот если он уйдет – тогда я вообще не знаю, что будет. Точно будет сложно – уеду в Москву, наверное. Хотя, если он уйдет, то у меня тоже появится какая-то определенная свобода. Сейчас мы связаны – я не могу переехать в другую страну жить, потому что знаю, что Юджин живет в Украине, и не понимаю, как я смогу без него уехать. Мы не муж и жена, не живем вместе, но при этом у меня есть понимание семьи. И тут мало того, что семья, так еще у нас общее дело, которое как ребенок. Вот когда у тебя ребенок, как решить – кто уедет, кто с собой ребенка за-берет? Но когда ушла часть группы, через какое-то время мы с Юджином поняли, что мы и есть «Pur:Pur» – такой, каким мы его организовали, и пока мы вместе, ничто и никуда не денется.

А расскажите про новых участников?

Они другие совсем, конечно. Они по-другому относятся к группе и это то от-ношение, которого мы всегда хотели добиться от прежнего состава. Вот я пре-дыдущим ребятам нашила костюмы, чтобы прилично все выглядели, а они были панки такие – «все по року». И уговорить басиста надеть «узкачи», смешные та-кие, было невозможно. Каждый раз это превращалось в войну: «Ну, пожалуйста, надень жилеточку!». А тут, когда говоришь: «Завтра снимаем приглашение», мне звонит человек и спрашивает, что ему нужно надеть. «А что у тебя есть?» – «Ну вот у меня есть такая и такая рубашка, жилетка такая вот и такая. Штаны в трех вариантах». Я первое время не могла понять, что происходит. Говорила: «Что, правда? А зачем тебе?» – «Ну как? Я же должен выглядеть прилично на сцене!». Я понимаю, что, выбирая музыканта, ты должен не об этом думать, но тут такой кусок нервов сберегается! И у нас вышел новый альбом, группа видоизменилась, мне надо было заниматься планированием тура в поддержку альбома. Вообще, когда у музыканта выходит альбом, он должен радоваться, а у меня трагедия, по-тому что я представляю все эти переговоры, уговоры. И я поняла, что больше не хочу быть директором и что нам нужна помощь. Вот у нас полтора года уже как появился директор, и это такое счастье, когда у тебя есть человек, на которого ты полностью можешь положиться. Я только сейчас после долгого перерыва на-чала чуть-чуть думать о музыке. Все меняется в жизни. Ты тоскуешь, конечно, сядешь так, вспомнишь: «Вот какие они были замечательные». Во всем можно находить положительные и отрицательные стороны, да? А со временем хорошее остается, а плохое забывается, и уже не понимаешь, что было не так. Поэтому с пониманием нужно относиться к реальности… (пауза). Я болтливая и иногда забываю вопрос, который был задан, так что не удивляйтесь.

Без проблем. В ваших текстах есть много сказочных интонаций. Как вам кажется, такая иллюзорность важнее реальности?

Вот вы, наверное, про политику не хотите говорить, но последние события, которые произошли у нас в стране, наверное, со многих творческих людей сняли розовые очки. Когда первый Майдан собрался, никто никого не разогнал, первая реакция моя была: «Да ну на фиг! Вы че, ребята! XXI век! Куда денется эта банда с верха – собрали две тысячи и думали, что решите все проблемы?». Потом, когда всех разогнали, у меня появилось ощущение какого-то дебилизма рядом. Ну какой идиот (даже если политик большой идиот) может не ожидать после такого поступка какой-то негатив-ный фидбэк – конечно же, выйдут люди! Либо ты действительно полный идиот и совсем плохо думаешь про свой народ…

То есть иллюзия все-таки опасна?

Нет… То есть дело в том, что это снимает иллюзию сказочности и ты видишь дру-гую иллюзию. Я не говорю о том, что, скорее всего, у «майдановской» стороны тоже существуют иллюзии. Но вы не представляете, какие иллюзии у тех людей, которые стоят и кричат «Россия!». С ними вообще невозможно вести диалог. И ты видишь, что люди находятся в других сказках. Плохих сказках. Мы договорились на репети-циях вообще не говорить про политику, потому что полностью мозг в это погружен – ты не можешь об этом не думать. Просто не знаешь, в какой стране завтра про-снешься – в Украине или России.

В этом году у вас пятилетний юбилей. Каким-то творческим событием отметили его?

Так получилось, что у нас на грани юбилея сменился состав и с ним, конечно, запи-саны новые песни. Плюс иначе переигрались многие старые композиции. Потому что я не «клавишник» – я только учусь (смеется). Нет, я совсем не «клавишник» – у меня вообще нет никакого музыкального образования. Знаете, как я ноты учу? Есть огромное количество приложений для телефонов. Типа там «веселые ноты», игрушки всякие. Ни один учитель меня не выдержал, потому что я не поддаюсь ни-какой системе вообще. Все удивляются до сих пор, как я пять лет весьма неплохо организовывала деятельность группы. Видимо, когда от тебя зависит много людей, ты внутренне собираешься. Причем самое обидное – мне нравится этим занимать-ся, но для себя самой собраться и все выучить не получается. Поэтому пятилетие ознаменовало себя появлением директора и нового звукорежиссера. Мы учимся друг друга слушать и быть группой заново. Группа – это в первую очередь челове-ческие отношения. Наш звукорежиссер из Москвы, директор из Балаково, басист из Ивано-Франковска (это Западная Украина), барабанщик из Донецкой области, а мы с Юджином из Харькова. То есть мы своим примером показываем, что во-обще Украина в принципе одна, неделимая. И наши народы тоже едины, несмотря на то что мы начали в последнее время понимать, что менталитет у нас разный. Хотя это отличие очень критичное. Мы меньше, чем вы, как страна, и у нас еще есть надежда (смеется). Изменить что-то в ваших масштабах – даже у меня, на-верное, такой надежды не было бы. А у нас надежда пока еще есть.

P H O T O G R A P H E R