РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Институт ... · 2019-11-26 · данных...

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Институт лингвистических исследований

RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES

Institute for Linguistic Studies

ACTA LINGUISTICA

PETROPOLITANA

TRANSACTIONS OF THE INSTITUTE FOR LINGUISTIC STUDIES

Vol. V, part 2

Edited by N. N. Kazansky

St. Petersburg Nauka 2009

ACTA LINGUISTICA

PETROPOLITANA

ТРУДЫ ИНСТИТУТА ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Том V, часть 2

Отв. редактор Н. Н. Казанский

Санкт-Петербург Наука 2009

УДК 80/81 ББК 81.2

А 38

Исследования по грамматике калмыцкого языка / Ред. С. С. Сай, В. В. Баранова, Н. В. Сердобольская. СПб.: Наука, 2009. — 895 с. (ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA. Труды Института лингвистических исследований РАН, 2009. Том V, часть 2). — ISBN 978-5-02-025575-3

Утверждено к печати Ученым советом Института лингвистических исследований РАН

Редколлегия «Трудов Института лингвистических исследований»:

Н. Н. Казанский (председатель), А. В. Бондарко, Н. Б. Вахтин, М. Д. Воейкова, Е. В. Головко, С. Ю. Дмитренко, М. Л. Кисилиер (секретарь), С. А. Мызников, А. П. Сытов,

В. С. Храковский

Редакторы тома:

С. С. Сай, В. В. Баранова, Н. В. Сердобольская

Сборник представляет собой обобщение результатов полевых исследований калмыцкого языка в 2006–2008 годах. Статьи посвящены в основном проблемам грамматической семантики и синтаксиса калмыцкого языка. В качестве отдельного раздела публикуется репрезентативная подборка глоссированных калмыцких текстов. Сборник адресован специалистам по алтайским языкам и типологам.

Оригинал-макет: М. А. Холодилова

Издание осуществлено при финансовой поддержке РФФИ грант № 07-06-00278

«Создание корпусов глоссированных текстов на малых языках России: нанайский, удэгейский, калмыцкий»

Коллектив авторов, 2009 ИЛИ РАН, 2009 Редакционно-издательское оформление. Издательство «Наука», 2009

ИССЛЕДОВАНИЯ

ПО ГРАММАТИКЕ

КАЛМЫЦКОГО ЯЗЫКА

7

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

1. О калмыцких экспедициях

Настоящий сборник написан по результатам полевого изучения калмыцкого языка, осуществлявшегося в рамках трех экспедиций в Калмыкию в 2006–2008 годах. Идея организации этих экспедиций принадлежит Е. В. Перехвальской и В. Ф. Выд-рину, при этом Е. В. Перехвальская все три года являлась руко-водителем экспедиций.

На протяжении всех трех лет костяк участников составляли сотрудники Института лингвистических исследований РАН и студенты отделения общего языкознания факультета филологии и искусств СПбГУ. Для студентов участие в экспедициях являлось летней лингвистической практикой и входило в план обучения. Таким образом, с самого начала в экспедициях ставились образовательные задачи1: они состояли в том, чтобы молодые участники экспедиции (для большинства из них это был первый опыт изучения какого-либо языка в полевых условиях) научились собирать и анализировать языковые данные при помощи тех методов, которые приняты в лингвистической типологии и полевой лингвистике. По мере накопления опыта и с улучшением нашего понимания грамматической структуры калмыцкого языка на первый план стали выходить собственно исследовательские задачи, что и привело в конечном счете к появлению этого сборника.

В плане организации наши экспедиции во многом ориентиро-вались на традиции изучения языков России и сопредельных стран, зало-женные чл.-корр. А. Е. Кибриком в ходе экспедиций отделения теоре-тической и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ.

В самом общем виде методология и «идеология» нашего исследования сводилась к следующему.

1) Каждый участник экспедиции работал над какой-то избранной темой, в подавляющем большинстве случаев — над каким-то фрагментом грамматической системы калмыцкого языка.

2) Основным методом сбора материала в начале работы был прямой опрос носителей языка по анкетам, заранее

1 Эти задачи решались при поддержке Научно-образовательного

центра ИЛИ РАН «Языковые ареалы России: история и современность».

В. В. Баранова, С. С. Сай

8

подготовленным с опорой на типологическую и калмыко-ведческую литературу (метод «элицитирования»). В дальнейшем, по мере улучшения нашей способности анализировать спонтанный калмыцкий текст, больше внимания стало уделяться сбору и ана-лизу текстов. Таким образом, гипотезы, выдвинутые на основе данных из анкет, проверялись (в случае, если это было возможно) на собранном естественном материале. Сочетая эти два основных исследовательских метода из арсенала полевого лингвиста, мы старались сгладить те недостатки каждого из них, которые хорошо известны типологам.

3) Важнейшей составляющей процесса были семинары, проводившиеся под руководством С. С. Сая с начала 2006 года еженедельно на протяжении учебного года и ежедневно в течение каждой из трехнедельных летних экспедиций. На семинарах учебное начало также сочеталось с исследовательским. Многие из аналитических и технических решений и гипотез, отраженных в настоящем сборнике, обсуждались на семинарах. В частности, коллективно были разработаны исследовательские конвенции и технический аппарат, которые использовались для анализа и представления калмыцкого материала (см. следующий раздел).

4) Несмотря на то, что участники преимущественно рабо-тали над индивидуальными темами, работа по изучению калмыц-кого языка, как явствует из уже сказанного, во многом мыслилась как коллективная. На протяжении трех лет мы придерживались принципа полной открытости наших материалов. Собранные анкеты, статьи и раздаточные материалы к различным выступле-ниям участников (как на наших семинарах, так и вне его рамок), собранные тексты и другие материалы находились в открытом доступе и активно использовались всеми участниками экспе-диций. Площадкой для обмена информацией служили специ-ально созданная группа google с почтовой рассылкой ([email protected]) и сайт Калмыцкого семинара, разме-щенный на сайте Института лингвистических исследований РАН (www.iling.spb.ru/kalmyk). Сайт Калмыцкого семинара работает на основе технологии вики (wiki); здесь в открытом доступе отражена основная информация о проекте и значительная часть наших материалов.

От составителей

9

5) Калмыцкий относится к числу достаточно хорошо описанных и документированных языков: существуют много-численные грамматические описания и словари этого языка ([Илишкин 1964; Очиров 1964; Пюрбеев 1977, 1979; Санжеев 1983; Bläsing 2003], см. также библиографию, приведенную на веб-странице нашего семинара: www.iling.spb.ru/kalmyk/Bibliography). Таким образом, задача таксономического описания калмыцкого языка, особенно в области фонетики и морфологии, уже была во многом решена нашими предшественниками.

В связи с этим основная задача, стоявшая перед авторами настоящего сборника, состояла не в том, чтобы создать система-тическое описание всей системы калмыцкого языка, а в том, чтобы рассмотреть некоторые проблемные фрагменты грамма-тической системы (преимущественно из области синтаксиса и грамматической семантики) сквозь призму типологического подхода. По возможности мы старались анализировать полученные факты калмыцкого языка с учетом опыта, накопленного как в собственно типологических и теоретических работах, так и в типологически ориентированных описаниях других языков, уже изучавшихся в рамках этой парадигмы.

6) Экспедиции 2006–2007 годов проходили в поселке Ерге-нинский, 2008 года — в поселке Тугтун (оба находятся в Кетченеровском районе Калмыкии). Цель наших усилий состояла в том, чтобы изучить калмыцкий язык в том виде, в котором он реально функционирует на данный момент в этих населенных пунктах. В ряде случаев мы обнаруживали отличия сделанных нами наблюдений от тех сведений, которые представлены в обширной литературе, посвященной калмыцкому литературному языку. Строго говоря, мы не пытались ответить на вопрос о том, чем объясняются эти отличия: 1) диалектной спецификой той части Калмыкии, где велось полевое исследование (она относится к зоне распространения дюрвюдского диалекта, который лег в основу литературного калмыцкого языка), 2) изменениями, происходящими в структуре калмыцкого языка в наши дни в условиях языкового сдвига и несомненной для многих носителей интерференции с русским языком, или 3) различиями в интерпретации языковых фактов.

Вопросы, связанные с социолингвистическими аспектами бытования калмыцкого языка, рассматриваются в [Баранова,


10

настоящий сборник]. Однако авторы тех представленных в сборнике статей, которые посвящены проблемам грамматики, по возможности старались абстрагироваться от социолингвисти-ческой (в частности, идиолектной) вариативности и исходили из предположения об относительном идиомном единстве изуча-емой разновидности калмыцкого языка.

2. Представление языкового материала в сборнике

Как уже было сказано, основная задача исследований, представленных в этом сборнике, состояла в том, чтобы проанализировать некоторые проблемы калмыцкого языка на фоне представлений о грамматике, развиваемых в рамках лингвистической типологии. Этой задачей были обусловлены и многие принятые нами терминологические решения, и способ представления языковых данных — здесь мы старались следовать конвенциям, принятым в современных типологических исследованиях. Для записи калмыцкого текста мы использовали не традиционную орфографию, а транскрипционную систему на основе латиницы, разработанную участниками экспедиций для передачи фонемного облика калмыцких слов. В эту систему включены некоторые символы из международного фонетического алфавита (фонемный состав калмыцкого языка и система транскрипции фонем, принятая в наших экспедициях, описываются в [Сай, настоящий сборник]). Вспомогательный словарь морфем (см. «Список грамма-тических показателей») построен на основе Лейпцигских правил глоссирования (www.eva.mpg.de/lingua/resources/glossing-rules.php) и принятых в них стандартных сокращений с некоторыми модификациями.

Все калмыцкие предложения подаются в формате, включа-ющем три строки.

В первой строке содержится транскрипционная запись калмыцкого предложения или его фрагмента (на месте выпущенных в статьях частей предложений ставится символ 〈...〉) с разбиением на морфемы при помощи дефисов. Все калмыцкие примеры (как и отдельные слова и показатели в текстах статей) подаются курсивом.

Вторая строка содержит поморфемную нотацию («глоссы») примеров, в которой корневые морфемы передаются русскими


11

переводами, а грамматические аффиксы — специальными услов-ными обозначениями, набранными малыми прописными латин-скими буквами и, в отдельных случаях, цифрами2. Обозначения отдельных морфем во второй строке также разделяются дефисами. Для перевода корней используются максимально близкие по смыслу русские слова в их исходной форме (именительный падеж, единственное число и, в случае прилага-тельных, мужской род для имен, неопределенная форма для глагола). Нулевые морфемы (за исключением нулевого показателя императива, обозначаемого в первой строке при помощи сим-вола ) в структуре словоформ не обозначаются и, следова-тельно, не глоссируются.

Первые две строки выравнены таким образом, чтобы глосса каждого слова начиналась под началом калмыцкого эквивалента. Если пример занимает более одной строки, строки с калмыцким примером и его поморфемной нотацией переносятся попарно с сохранением того же принципа.

Наконец, в третьей строке дается перевод калмыцкого предложения в семантических («марровских») кавычках (‘’). В строке перевода в скобках могут появляться слова, восстанав-ливаемые по смыслу или требующиеся по правилам русского синтаксиса, буквальных эквивалентов которых в калмыцком предложении нет. При работе с носителями языка по анкетам часто предлагался определенный контекст или конситуация, где высказывание могло бы быть произнесено; эта информация записывается в фигурных скобках.

Рассмотрим для иллюстрации названных конвенций следующее калмыцкое предложение:

(1) bagšǝ surʁul jč-nǝr-tǝ biil-xǝ zövǝ учитель ученик-PL-DAT танцевать-PC.FUT право ög-vǝ дать-PST {Учитель очень строгий. Но сегодня в школе день

выпуска, и} ‘учитель разрешил ученикам потанцевать’.

2 Поморфемный разбор калмыцких предложений осуществлялся

при помощи программы Toolbox.


12

Запись этого примера означает, что первое слово bagšǝ ‘учитель’ не имеет в своем составе материально выраженных грамматических аффиксов (что соответствует форме номинатива единственного числа), второе состоит из основы surʁul jč- ‘ученик’, показателя множественного числа и показателя датива, третье — это глагол biil- ‘танцевать’ в форме «причастия будущего времени» и т. д.

Вычленение в составе основ словообразовательных аффиксов производилось факультативно, только в случае, если это было необходимо для анализа. Так, слово surʁul jč- ‘ученик’ в принципе членимо на корень и два словообразовательных аффикса, однако в примере (1) его внутренняя структура не отражается.

Основной принцип глоссирования состоит в том, что все морфемы (и корневые, и грамматические) разбираются в строке поморфемного анализа единообразно, независимо от того, каким алломорфом они представлены, и от того, в какой функции или в каком значении они выступают в конкретном примере. Так, в примере (1) форма «причастия будущего времени» глагола biil- ‘танцевать’ используется в качестве вершины сентенциального актанта при предикате zövǝ ög- ‘разрешить’ (букв.: ‘право дать’), т. е. в функции, близкой к функции русской неопределенной формы глагола. Тем не менее, показатель -xǝ глоссируется как PC.FUT, т. е. как причастие будущего времени, так как такая грамматическая функция была признана первичной для этого показателя.

Таблица грамматических показателей и их глосс, используемых в настоящем сборнике, (например, PC.FUT — «причастие будущего времени») содержится в приложении «Список грамма-тических показателей». Поскольку сокращения, используемые в глоссах, преимущественно основаны на английских лингвисти-ческих терминах (часто восходящих к латинской традиционной лингвистической терминологии), в отдельное приложение («Условные сокращения») вынесены расшифровки соответствующих терминов (например, PC — «participle», FUT — «future»).

Следствием описанного принципа анализа является то, что в строке с поморфемным анализом структура калмыцкого предложения представлена в наиболее буквальном виде. Например, в калмыцком языке имеются функционирующие в качестве


13

подчинительных союзов единицы, возникшие в результате грамматикализации деепричастий глагола gi- ‘говорить’:

(2) bi čamagǝ ir-txä gi-ʁäd я.NOM ты.ACC приходить-JUSS1 говорить-CV.ANT külä-ǯä-nä-v ждать-PROG-PRS-1SG ‘Я жду, что ты придешь’.

Как видно из приведенного примера, в строке с поморфемным анализом слово giʁäd разобрано как деепричастие глагола ‘говорить’. В подобных случаях предпочтение самому буквальному разбору в строке с поморфемным анализом отдается для того, чтобы читатель мог максимально точно представить себе форму и структуру используемых калмыцких единиц. О выпол-няемых же этими единицами функциях обычно можно судить по переводу (или по обсуждению в статьях, где такие примеры используются).

В целом калмыцкий язык демонстрирует агглютинативную технику сочленения морфем. Однако в ряде случаев вследствие фузионных явлений деление на морфы оказывается затруднено. В случае, если два грамматических значения (или лексическое и грамматическое значения) выражаются нечленимым на сегменты морфом, в строке с поморфемным разбором между символами для двух морфем ставится точка (см. выше в примере (2) čamagǝ (ты.ACC) ‘тебя’). Если одной единице калмыцкого языка соответствует сочетание двух лексем в русском, то между ними в глоссах также ставится точка: egčǝ (старшая.сестра) ‘старшая сестра’.

Возможные структуры калмыцких словоформ, а также значения и основные функции большинства грамматических показателей в какой-то мере раскрываются в [Сай, настоящий сборник], однако для более глубокого понимания особенностей употребления многих из них требуется обращение к собственно исследовательским статьям.

Как уже было сказано, в настоящем сборнике используются калмыцкие материалы двух типов: спонтанные тексты (преиму-щественно нарративы) и предложения, полученные при работе с информантами методом анкетирования.


14

Нами было собрано 30 текстов общей длительностью чуть более 100 минут. Каждый текст имеет рабочее название, записанное латинскими буквами, перед которым ставится номер текста и знак нижнего подчеркивания. Например, обозначение 14_xitryj_muzhik отсылает к тексту номер 14 — к сказке о хитром мужике. В случае, если в какой-то статье используется пример из собранных текстов, после перевода примера дается условное обозначение текста, а затем после точки — номер соответствующего предложения в рамках текста (например, 14_xitryj_muzhik.12). Тексты с номерами 1–19 публикуются в настоящем сборнике. Отсылки к текстам с номерами больше 19 сопровождаются пометой «не публикуется». Все собранные нами тексты представлены на веб-странице Калмыцкого семинара (http://iling.spb.ru/kalmyk) в разделе «Наши материалы».

В третьей строке текстов обычно дается перевод, предло-женный тем носителем калмыцкого языка, с которым этот текст разбирался (в разборе текстов обычно помогал не тот носитель языка, от которого был получен текст). По возможности мы стремились получить максимально точный и буквальный перевод того, что сказано в калмыцком спонтанном тексте; как следствие, в некоторых случаях переводы не соответствуют стандартам отредактированной письменной речи по-русски.

Все примеры, не сопровождающиеся в статьях отсылкой к собранным текстам (или к источнику цитирования), получены методом анкетирования. Строго говоря, в третьей строчке таких примеров может содержаться не перевод калмыцкого предложения, а тот русский стимул, переводом которого является калмыцкое предложение.

В предложениях, полученных методом анкетирования, часто содержатся дополнительные символы. Знаком астериск (*) помечаются предложения, которые наши информанты оценивали как неприемлемые, вопросительным знаком или двумя вопроси-тельными знаками в верхнем индексе (?, ??) помечаются предложения, грамматическую правильность которых признавали не все опрошенные носители. Знаком (OK) помечаются предложения, которые не были порождены носителями при переводе русского стимула, но которые были признаны грамма-


15

тически правильными при предъявлении на калмыцком языке. Знак косой черты (/) разделяет два сопоставляемых варианта фрагмента предложения, каждый из которых может сопровож-даться знаками приемлемости или неприемлемости. Так, например, из записи следующего предложения следует, что в нем слово ger- ‘дом’ не может принимать показатель аккузатива и должно использоваться без падежного аффикса:

(3) bi neg ger / *ger-igǝ üz-ü-v я.NOM один дом дом-ACC видеть-PST-1SG {Что ты видел?} ‘Я видел какой-то дом’.

В случае если косой чертой разделяются фрагменты, не помеченные символами (*), (?) или (ОK), первым обычно дается вариант, который порождался при переводе русского стимула бóльшим количеством опрошенных носителей. Знаки степени приемлемости могут использоваться в третьей строке для оценки степени допустимости различных переводов одного калмыцкого предложения (см. пример (4) ниже).

В круглые скобки помещается факультативный материал. Знак степени приемлемости внутри скобок относится к тому варианту предложения, который включает слова, помещенные в скобки, знак приемлемости вне скобок — к варианту предложения без этого материала.

В некоторых случаях квадратными скобками обозначаются границы составляющих. Восстанавливаемые нулевые синтакси-ческие элементы обозначаются символом . Символы (i) и (j) используются для обозначения отношений кореферентности между именными группами или местоимениями (в частном случае — нулевыми). Эти конвенции могут быть проиллюстрированы следующим примером:

(4) bii [i, *j unt-xar] tedn-igǝ j я.NOM спать-CV.PURP они-ACC xär-ül-čk-ü-v возвращаться-CAUS-COMPL-PST-1SG ‘Я отправил их домой, чтобы (лечь) спать’. (*‘Я отправил

их домой спать’).


16

В этом предложении имеется зависимая целевая клауза, заключенная в квадратные скобки. В составе этой клаузы, возглавляемой целевым деепричастием глагола unt- ‘спать’, отсутствует эксплицитно выраженное подлежащее. Как следует из приемлемости двух переводов, предполагается отход ко сну того, кто отправляет, а не тех, кого отправляют. Соответственно в структуре калмыцкой целевой клаузы при деепричастии восстанавливается нулевое подлежащее, и один из символов потенциальной кореферентности с представленными в предложении местоимениями сопровождается астериском как неприемлемый.

3. Структура сборника

Структура сборника, как уже отмечалось, отражает лингвистические интересы участников калмыцких экспедиций. Составители не стремились к полноте описания грамматической системы калмыцкого языка; в центре внимания авторов оказывались наименее изученные моменты в калмыцком языке, интересные в типологической перспективе.

Несколько текстов должны облегчить читателю восприятие полевых материалов и статей, посвященных частным вопросам калмыцкого языкознания. Открывающая сборник статья «Языковая ситуация в Калмыкии: социолингвистический очерк» (В. В. Баранова) описывает функционирование калмыцкого языка в современной Калмыкии и предысторию языковой ситуации и обрисовывает особенности полевой работы в тех поселках, где проходили экспедиции (Ергенинский и Тугтун Кетченеровского района).

Другой текст вспомогательного характера — «Грамматический очерк калмыцкого языка» (С. С. Сай) — завершает сборник. Очерк призван дать читателю самое общее представление о системе калмыцкого языка и кратко описывает основные фонетические, морфонологические и морфологические особенности идиома по материалам экспедиций и предшествующих исследований. Синтаксический уровень описывается в меньшей степени, поскольку многим проблемам грамматической семантики и синтаксиса посвящены отдельные статьи.

Основная часть сборника открывается двумя статьями, связанными с поведением именных групп (статьи М. Б. Коно-


17

шенко «Дифференцированное маркирование объекта в калмыц-ком языке» и М. А. Холодиловой «Конструкция с периферийным обладаемым в калмыцком языке»).

Большинство статей посвящены тем или иным проблемам грамматической семантики глагольных форм. Статья М. А. Овсянниковой «Акциональные классы глаголов калмыцкого языка» открывает этот раздел, так как проблематика акциональных свойств калмыцких глаголов и ее взаимодействие с другими категориями обсуждаются и в работах других авторов настоящего сборника. В Приложении находится «Список глаголов», акциональные свойства которых были установлены М. А. Овсянниковой (принципы составления списка вырабаты-вались коллективно на заседаниях Калмыцкого семинара и в ходе экспедиции 2007 года). Проблемам структуры и семантики индикативных глагольных форм зоны прошедшего времени посвящена статья К. В. Гото «Система финитных форм прошедшего времени в калмыцком языке».

Несколько статей находятся на стыке глагольной морфологии и синтаксиса. Статья К. Н. Прохорова «Калмыцкие формы косвенных наклонений: семантика, морфология, синтаксис» посвящена семантике соответствующих форм в их независимом употреблении и в составе полипредикативных структур. В статье Д. Ф. Мищенко «Деепричастия с показате-лями -ǯǝ и -ad в калмыцком языке» анализируются семантика и синтаксическая дистрибуция двух наиболее частотных деепричастных форм калмыцкого языка. В. В. Баранова в статье «Сложные глаголы в калмыцком языке» рассматривает структуру и функции конструкций, включающих две глагольные слово-формы, функционирующие в качестве единого сказуемого клаузы. Семантике, синтаксису и употреблению глагольных структур, содержащих показатели глагольной множественности, пассива и каузатива в калмыцком языке посвящены статьи С. А. Оскольской, А. В. Выдриной и С. С. Сая («О глагольных показателях множественности участников в калмыцком языке», «Употребление показателя пассива в калмыцком языке», «Аргументная структура калмыцких каузативных конструкций» соответственно). В статье Н. В. Перковой «Номинализации в калмыцком языке» рассматриваются именные и глагольные


18

свойства калмыцких отглагольных образований (имен действия и причастий), имеющих дистрибуцию, близкую к дистрибуции имени.

Следующий раздел посвящен синтаксису полипредика-тивных конструкций калмыцкого языка и семантике используемых в них нефинитных форм (статьи К. А. Крапивиной «Причастие в роли сказуемого относительного оборота в калмыцком языке», М. Ю. Князева «Сентенциальные дополнения в калмыцком языке» и Н. В. Сердобольской «Аккузатив субъекта в зависимой предикации: за и против подъема аргумента в калмыцком языке»).

Другая важная часть сборника — публикация экспедици-онных материалов. Запись текстов осуществлялась В. В. Барано-вой, А. В. Выдриной, К. В. Гото, М. Б. Коношенко, М. А. Овсян-никовой, С. А. Оскольской, Е. В. Перехвальской, их разбор — В. В. Барановой (тексты № 3, 12–14, 18, 25, 30), А. В. Выдриной (15), К. В. Гото (11), К. А. Крапивиной (19), М. А. Овсянниковой (5–6, 21–23), С. А. Оскольской (24, 28), С. С. Саем (1–2, 4, 7–10, 16–17, 20, 26–27, 29). Тексты были отредактированы В. В. Бара-новой и С. С. Саем при участии К. В. Гото, Д. Ф. Мищенко, М. А. Овсянниковой, С. А. Оскольской, Н. В. Перковой и М. А. Холодиловой. Труд по технической подготовке текстов к печати взяли на себя С. А. Оскольская и М. А. Холодилова.

Отглоссированные калмыцкие тексты, записанные от жи-телей поселков Тугтун, предваряются «Комментарием к корпусу текстов» (В. В. Баранова, С. С. Сай) с объяснением принципов записи, социолингвистического контекста и анализом отдельных грамматических особенностей текстов.

В конце сборника приведены еще несколько приложений, отражающих коллективную работу участников Калмыцкого семинара. Над «Списком грамматических показателей» работали В. В. Баранова, К. В. Гото, К. А. Крапивина, С. А. Оскольская, С. С. Сай. Приложение «Условные сокращения» составили С. С. Сай и М. А. Холодилова; подготовкой «Предметного указателя» и «Указателя языков» занимались прежде всего Д. Ф. Мищенко, С. А. Оскольская, С. С. Сай и М. А. Холодилова.


19

4. Работа над сборником и благодарности

Калмыцкие экспедиции не могли бы состояться без энергии В. Ф. Выдрина и Е. В. Перехвальской.

Все три года в калмыцких экспедициях участвовали Влада Баранова, Александра Выдрина, Ксения Калашникова (Гото), Михаил Князев, Мария Коношенко, Ксения Крапивина, Софья Оскольская, Елена Всеволодовна Перехвальская, Наталья Перкова, Сергей Сай.

В самой многочисленной экспедиции 2006 года в поселок Ергенинский участвовали также Саглара Бабаева, Ольга Беличенко, Валентин Феодосьевич Выдрин, Петр Зубков, Ольга Иванова, Кристина Ковальская, Алина Кудряшева, Кирилл Маслинский, Анна Пивоварова, Кирилл Прохоров, Алла Сизова, Гульназ Яминова.

В 2007 году в Ергенинском были Валентин Феодосьевич Выдрин, Светлана Выдрина, Павел Гращенков, Анжелика Дубасова, Наталья Короткова, Дарья Мищенко, Мария Овсянникова, Анна Пивоварова, Кирилл Прохоров, Наталья Сердобольская.

В последней экспедиции в поселок Тугтун в 2008 году были Светлана Выдрина, Иван Капитонов, Дарья Мищенко, Мария Овсянникова, Наталья Сердобольская, Николай Стеблин-Каменский, Мария Холодилова.

На разных этапах проекта множество людей участвовали в работе. В. Ф. Выдрин разработал первую версию словаря морфем в проекте Toolbox и консультировал всех участников экспедиции по работе с этой программой. А. В. Дубасова в экспедиции 2007 года работала над обновлением словаря и словаря морфем. В течение всей работы над проектом К. А. Маслинский занимался разработкой и поддержкой сайта Калмыцкого семинара, работал над созданием модели корпуса калмыцкого языка.

Почти все участники экспедиций выполняли различные работы по подготовке этого сборника; основную часть работы по макетированию сборника взяла на себя М. А. Холодилова. Неоценимую помощь на этом этапе оказали также Д. Ф. Мищенко и С. А. Оскольская.

Особую благодарность мы выражаем рецензентам — П. М. Аркадьеву, А. П. Выдрину, Д. В. Герасимову, М. А. Даниэлю, Марии Копчевской-Тамм, Ю. Л. Кузнецовой, А. Л. Леонтьевой, А. Б. Летучему, Е. В. Перехвальской, А. Б. Шлуинскому, — чьи


20

замечания помогли сделать представленные статьи лучше. На пос-ледних этапах подготовки сборника к печати нам очень помогли М. Д. Воейкова, Н. М. Заика и П. О. Рыкин, вычитавшие некоторые из публикуемых статей.

Консультации И. А. Грунтова и П. О. Рыкина были чрезвы-чайно полезны на этапе ознакомления с калмыковедческой проблема-тикой; лекция А. Д. Нахимовского — при разработке проекта Toolbox.

Мы также чрезвычайно благодарны сотрудникам Калмыцкого государственного гуманитарного института РАН и Калмыцкого государственного университета.

В ходе экспедиций нам помогали многие жители Тугтуна, Ергенинского, Шин-Мера, Кетченеров. Это, в первую очередь, Буента Шарваевна Боянова, Кермен Михайловна Босхаева, Лидия Тимофеевна Горяева, Светлана Гадняевна Кикеева, Любовь Бембеевна Лиджиева, Надежда Дорджиевна Манджиева, Делгр Хейчиевна Муниева, Арслан Викторович Нармаев, Михаил Бадмаевич Ольдаев, Нина Манджиевна Патаева, Отхон Очировна Серкишева, Ногала Очировна Сотаева, Любовь Шурваевна Санджиева, Зинаида Меркеевна Урубжурова, Намру Лиджиевна Урубжурова, Людмила Бембеевна Чекеева, Александра Борисовна Хулхачиева, Феликс Саналович Шарваев. Отдельные благодар-ности хотелось бы выразить директору Тугтунской средней школы Голу Бембеевичу Серятырову, создавшему условия для работы экспедиции в 2008 году, и Замире Давидовне Хейчиевой, терпеливо помогавшей нам разбирать тексты для подготовки к публикации в Тугтуне и в Санкт-Петербурге осенью 2008 года.

Для нашей работы очень много сделали жители поселка Ергенинский: Светлана Нимгировна Авкаждиева, Александр Болтыкович Арнюдаев, Айса Александровна Арнюдаева, Любовь Зергановна Арнюдаева, Надежда Мутаевна Арнюдаева, Елена Басанговна Бадмаева, Эльзят Сехотаевна Бадмаева, Екатерина Нарановна Бакаева, Нина Николаевна Боваева, Байрта Бембеевна Довуркаева, Лидия Чилидовна Инчеева, Светлана Болсхонджиевна Кашаева, Зольван Кондратьевич Лиджиев, Алена Бамбушевна Лиджиева, Балджод Бадаевна Мамышева, Галина Цебековна Шавлинова. Два года нас поддерживал глава сельской администрации Батор Николаевич Саджаев и сотрудники детского сада и школы в поселке Ергенинский.


21

Литература

Баранова В. В. Языковая ситуация в Калмыкии: социолингвистический очерк. Настоящий сборник.

Илишкин И. К. (ред.). 1964. Русско-калмыцкий словарь. М.: Советская энциклопедия.

Очиров У. У. 1964. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис. Элиста: Калмгосиздат.

Пюрбеев Г. Ц. 1977. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис простого предложения. Элиста: Калмыцкое книжное издательство.

Пюрбеев Г. Ц. 1979. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис сложного предложения. Элиста: Калмыцкое книжное издательство.

Сай С. С. Грамматический очерк калмыцкого языка. Настоящий сборник.

Санжеев Г. Д. (ред.). 1983. Грамматика калмыцкого языка. Фонетика и морфология. Элиста: Калмыцкое книжное издательство.

Bläsing U. 2003. Kalmuck // Janhunen J. (ed.). The Mongolic languages. London: Routledge. P. 229–248.


22 Труды ИЛИ РАН. Том V, часть 2. СПб., 2009.

В. В. Баранова

ЯЗЫКОВАЯ СИТУАЦИЯ В КАЛМЫКИИ: СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ОЧЕРК1

1. Введение

Представленный социолингвистический очерк современного положения калмыцкого языка не претендует на полноту данных и сознательно ориентирован на описание языковой ситуации в поселках Ергенинский и Тугтун Кетченеровского района Республики Калмыкия. Данное описание является социолинг-вистическим комментарием к сборнику, основанному на полевых материалах, и призвано, с одной стороны, очертить исторический контекст и общее положение калмыцкого языка, а с другой, дать читателю возможность представить специфику полевой работы в Калмыкии (в частности, в указанных поселках), обусловленную ситуацией языкового сдвига.

Существующие исследования языковой ситуации в Калмыкии и положения калмыцкого языка посвящены, как правило, официальному статусу идиома, использованию калмыцкого в высших коммуникативных сферах, взаимовлиянию национального само-сознания и титульного языка [Grin 2000; Босчаева, Корнусова 2005; Биткеева 2006]. Эти макросоциолингвистические вопросы чрез-вычайно важны для анализа языковой ситуации в Калмыкии, однако понимание ситуации неполно без микросоцио-лингвистических исследований. Количественные методы, исполь-зуемые в макросоциолингвистических исследованиях, не всегда эффективны для описания языковой ситуации, или, по крайней мере, они оказываются недостаточными. Нижеследующее изложение языковой ситуации основано на качественных методах: данных

1 Материал собран в 2007 г. в поселке Ергенинский и в 2008 г. в поселке Тугтун Кетченеровского района Калмыкии при частичной поддержке гранта РФФИ № 07-06-00278 «Создание корпусов глоссиро-ванных текстов на малых языках России: нанайский, удэгейский, калмыцкий». Я благодарю Е. В. Перехвальскую и С. С. Сая за высказанные замечания.

Языковая ситуация в Калмыкии

23

наблюдений и интервью с информантами. Я попытаюсь рас-смотреть особенности и истоки современной социолингвистической ситуации сквозь призму лингвистических биографий носителей языка.

Другое важное отличие от предшествующих описаний состоит в преимущественном внимании к факторам устойчивости языка. Социолингвистические описания калмыцкого языка, как это свойственно большей части исследований языкового сдвига, сосредотачиваются на признаках и причинах исчезновения миноритарного языка, однако, как показывают исследования ревитализации языков, необходимо учитывать также субъективную жизнеспособность языка [Bourhis et al. 1981] и отношение к языку как факторы сохранения языка [Fishman 1991]. Я рассматриваю положение калмыцкого языка преимущественно с точки зрения факторов устойчивости языка.

В статье описываются два поселка — Ергенинский и Туг-тун Кетченеровского района, поскольку только в этих двух поселках работали участники экспедиции, однако фоном послу-жили материалы социолингвистической экспедиции автора в поселке Шин-Мер Кетченеровского района, в поселке городско-го типа Кетченеры и в городе Элиста (в октябре 2007 г.).

В разделе 2 описан исторический контекст и даны общие сведения о калмыцком языке и его носителях; в разделе 3 описано формирование современной языковой ситуации (на основании исторических свидетельств и лингвистических биографий инфор-мантов), в разделе 4 обсуждается современная языковая ситуация в Калмыкии, в разделе 5 — особенности полевой работы в ситуации языкового сдвига, затем рассматриваются некоторые различия изучаемых поселков — Ергенинского и Тугтуна (раздел 6). В разделе 7 представлены основные выводы.

2. История калмыцкого языка и языковая политика

Носители калмыцкого языка проживают в России (в Рес-публике Калмыкия, а также на территории Астраханской, Волгоградской и Ростовской областей), в Китае (Синь-цзян-Уйгурский автономный район), Кыргызстане (у озера Иссык-Куль). Самая многочисленная группа носителей калмыц-кого языка — в Калмыкии.


24

На территорию современной Калмыкии калмыки переселились в начале XVII века из Центральной Азии, а в конце XVII века среди калмыков распространился ламаизм (разновидность буд-дизма). Традиционное занятие калмыков — скотоводство, предпо-лагающее кочевой образ жизни, однако в советское время произошел переход к оседлости.

Калмыки составляют большинство населения Калмыкии. По данным переписи населения 2002 г., в Республике Калмыкия проживало 292,4 тысячи человек, из них 155938 (53,3% от общей численности населения) — калмыки, 98115 (33,6%) — русские и 38329 (13,1%) — представители других групп (небольшие сообщества даргинцев, чеченцев, казахов, украинцев, аварцев, немцев и др.). Некалмыцкое население сосредоточено в основном в Элисте и в крупных поселках, граничащих с Волгоградской областью.

В калмыцком языке выделяют бузавский, торгутский и дербетский (или дюрвюдский) диалекты; литературный язык основан на последнем варианте. В Кетченеровском районе распространен дербетский диалект.

Калмыки имеют давнюю письменную традицию. В 1648 г. просветитель Зая Пандита на основе использовавшегося калмы-ками монгольского квадратного письма создал ойратское (кал-мыцкое) вертикальное письмо «Тодо бичиг» («Ясное письмо»), но в 1924 г. для калмыцкого языка была введена новая письменность на основе кириллицы. Смена графики неизбежно нарушает культурную преемственность. Хотя «Ясное письмо» использовала лишь небольшая часть сообщества, к моменту смены письмен-ности накопилось значительное число текстов (переводы старо-монгольских и тибетских религиозных, философских книг, опубликованный калмыцкий эпос «Джангар» и др.), оказавшихся недоступными для следующих поколений. Однако на этом перипетии калмыцкого письма не закончились: в 1930 г. была введена латинская графика, а в 1939 — снова кириллица. Последний вариант используется и сейчас; в 2000–2001 годы планировалась реформа письменности, однако предложенная орфография вызвала недовольство носителей калмыцкого языка и школьных учителей и была отклонена [Баранова 2008].


25

Довоенная языковая политика советского государства была ориентирована на развитие начальной школы на родных языках основных языковых меньшинств. В 1920-ые годы обучение в калмыцких школах проходило преимущественно на русском из-за нехватки учителей и учебников, хотя распространение школы на родном языке происходило достаточно быстро. В 1923 г. обучение велось на русском языке, калмыцкий не преподавался; в 1925–26 учебном году первые и вторые классы с обучением на калмыцком языке открылись в 30 школах, а в остальных калмыцких школах калмыц-кий преподавался только как отдельный предмет [Ташнинов 1969: 114]. Количество классов с преподаванием на калмыцком языке постепенно увеличивалось; к 1937 г. был полностью завершен перевод обучения в 1–4 классах калмыцкой школы на калмыцкий язык (русский язык преподавался как предмет; с 5 по 7 класс обучение велось на русском, а калмыцкий был одним из предметов). Работа калмыцкой школы была нарушена сначала войной, а затем выселением калмыков в Сибирь.

Переломным для языковой ситуации в Калмыкии был 1943 год. В 1940–44 годах были насильственно переселены многие народы Северного Кавказа (балкарцы, карачаевцы, ингуши, чеченцы), Закавказья (курды, турки-месхетинцы, хемшины и некоторые другие), немцы Поволжья, крымские татары и другие народы Крыма. По обвинению в измене Родине и коллаборационизме тотальному вы-селению подверглись и калмыки. В декабре 1943 года Калмыцкая АССР была расформирована (территории отошли Ставропольскому краю и созданной Астраханской области), а калмыки депортированы в Сибирь (Новосибирскую область, Красноярский и Алтайский края). Условия переселения, непривычный климат и голод привели к гибели тысяч калмыков (было выслано около 120 тысяч человек, а вернулось менее 78 тысяч). Только в конце 1956 г. калмыки были реабилитированы, и в 1957–58 годы вернулись в Калмыкию. В период с 1943 по 1957 годы калмыцкий язык не преподавался в школах, я языковая политика была направлена на исключение калмыков и калмыцкого языка из социальной жизни (в частности, калмыцкие топонимы были заменены русскоязычными названиями; например, город Элиста с 1944 по 1957 г. назывался Степной).


26

После реабилитации калмыков языковая политика, по край-ней мере, в течение некоторого времени, была направлена на поддержку калмыцкого языка. В период с 1958 по 1962 годы в поселках работали начальные школы на калмыцком языке, в средней школе калмыцкий преподавался как предмет. После закрытия начальной школы на калмыцком языке калмыцкий как один из предметов сохранялся в школьной программе вплоть до настоящего времени. Сегодня калмыцкий язык преподается как предмет во всех школах Республики Калмыкия, существуют школы с углубленным изучением родного языка, в которых часть занятий в младших классах идет на калмыцком.

Калмыцкий язык, наряду с русским, обладает статусом государственного языка Республики Калмыкия (согласно закону «О языках в Калмыцкой ССР — Хальмг Тангч» от 30 января 1991 года, см. анализ законодательства в статье [Grin 2000]), однако де-факто его употребление в официальной сфере ограниченно: двуязычные носители не пользуются возможностью представлять свои интересы в суде или агитировать избирателей на калмыцком языке; лишь в исключительных случаях на калмыцком произносят научный доклад или пишут статью. На калмыцком языке выходит газета «Хальмг Yнн», ведутся радиопередачи, проходит часть телевещания на одном из каналов (новости на калмыцком языке), однако русскоязычные СМИ более популярны в республике.

Несмотря на официальный статус и меры поддержки калмыцкого языка в 1990–2000 годы, число носителей калмыц-кого языка сокращается. Все носители калмыцкого языка — билингвы и свободно владеют доминирующим русским языком. Большинство свободно говорящих по-калмыцки людей относится к старшим возрастным группам и проживает в небольших, доста-точно удаленных от центра поселках. В городе Элиста и крупных поселках используют почти исключительно русский язык; в большинстве калмыцких семей именно доминирующий русский язык используют в общении с детьми. Таким образом, калмыцкий язык находится в ситуации языкового сдвига.


27

3. Депортация в Сибирь и начало языкового сдвига

Основной фактор языкового сдвига, по мнению исследова-телей, — депортация калмыков в Сибирь. Жизнь в Сибири считают ключевым моментом при смене языка (или, по крайней мере, изменении норм использования языка и начале языкового сдвига) и большинство информантов:

Они попали туда (в Сибирь. — В. Б.), они стали говорить на русском. Почему у нас проблема языка идет — потому что они там потеряли (ЕНБ, 1957, родилась в Локтевском районе Алтайском крае, Ергенинский)2.

Однако это часто встречающееся объяснение вовсе не ис-черпывает ситуацию. Во-первых, депортация не привела к полному исчезновению калмыцкого языка. Во-вторых, значительный вклад в процесс постепенного перехода на русский язык оказали последующие десятилетия. Среди калмыков 1960–1980 годов рождения много тех, кто плохо знает калмыцкий язык и /или крайне редко говорит на нем, тогда как большинство сибирских детей все же в какой-то степени знают калмыцкий.

Языковой сдвиг — континуум, поэтому достаточно сложно (и, возможно, бесперспективно) выделять момент смены языка в сообществе, однако можно обозначить условную границу использования преимущественно того или иного языка на инди-видуальном уровне. Лингвистические биографии информантов свидетельствуют, что подобный период для многих носителей приходится на 1970-ые годы; примерно такое же распределение дают наблюдения.

Проблема языкового сдвига рассматривается здесь с точки зрения социальных изменений, т. е. в центре внимания оказываются изменения в составе носителей калмыцкого языка (сокращение их числа, преобладание представителей старшей возрастной группы среди говорящих и др.) и изменения в распределении идиомов по разным коммуникативным сферам (domains) и специфика коммуникации на калмыцком языке. Структурные изменения

2 Здесь и далее в скобках указаны инициалы и основные сведения

об информанте: год и место рождения, местожительство (если оно не совпадает с местом рождения).


28

в калмыцком языке и специфика текстов на калмыцком обсужда-ется в [Баранова, Сай, настоящий сборник].

Насильственное переселение, тяжелые условия переезда, непривычный климат Сибири, голод привели, как уже сказано, к резкому сокращению численности народа. Оставшаяся часть сообщества нередко предпочитала использовать русский, а не калмыцкий язык, так как непрестижное положение ссыльных распространялось и на их язык. Среди русскоязычного населения поселков, куда сослали калмыков, распространились слухи о том, что калмыки — каннибалы, поэтому местное население боялось приезжих [Гучинова 2005]. Пожилые калмыки вспоминают, что те, кто мог говорить по-русски, старались в присутствии посторонних говорить между собой по-русски, так как иначе соседи подозревали их в преступных намерениях.

Калмыки в Сибири не жили компактно, а были расселены дисперсно, группами по две–три семьи в поселки со смешанным населением. В некоторых деревнях сложилось калмыцкое сообщество, но многим калмыкам не с кем было говорить на родном языке.

В Сибири калмыцкий язык не преподавали в школе. При дис-персном расселении калмыков невозможно было сформировать классы из детей одного возраста. Кроме того, «в 1944–45 учебном году дети-калмыки школьного возраста в подавляющем большинстве вообще не обучались из-за бедственного материального положения» [Бакаев и др. 2001: 217]. В последующие годы дети-калмыки, как правило, поступали в школу с русским языком обучения, хотя учились обычно лишь несколько лет: многие информанты вспоминают, что в девять-десять лет бросили школу, чтобы пойти работать. Как правило, кто-то из взрослых, знающих русский, собирал детей из разных семей и занимался начальным уровнем русского языка; дети, родившиеся в Сибири, усваивали русский в общении со сверстниками — русскими, украинцами, немцами.

Как отмечают некоторые информанты, до депортации русский язык практически не был известен сообществу: им владели жители города и отдельные калмыки, получившие до революции школьное образование на русском языке или служившие в армии. Пожилые информанты подчеркивают, что до 1943 года русский знали только «грамотные люди», выполняв-


29

шие роль переводчиков при контактах с русскими. Те, кто не знал русского (а таких было большинство), ощущали себя крайне некомфортно и стремились быстро овладеть им:

Нет. Но потом на работу ходили — и научились. Ну, не так качественно… Там тоже были… на русском знали. Ну там были, кто по-русски знали, а мы как немые были, калмыки (…) Были такие старики, которые приехали в Сибирь и не научились по-русски. Так и вернулись. Мы научились на работе, и все нас учили, девчат. С девчатами ходили — там отдыхаем, кушаем на таборе — и научились. А старики никуда не ходили. (ДАБ, 1926, родилась в Ергенинском).

ДАБ, которой в 1943 году было 17 лет, сравнительно быстро овладела минимальным уровнем русского языка, доста-точным для коммуникации с другими работниками колхоза, однако ее компетенция в русском языке до сих пор недостаточно полна, а по-калмыцки она говорит свободно. Она отмечает, что пожилые люди могли и не выучить русский вовсе или овладеть специфическим кодом, который информанты называют «смешан-ным языком».

Большинство калмыков, чье детство или юность прошли в Сибири, свободно владели русским языком, но, как правило, в большей или меньшей степени говорили и по-калмыцки; внутри семьи калмыки предпочитали говорить на родном языке, если была такая возможность.

Исключения из этого двуязычного правила составляют, во-первых, дети и подростки, оставшиеся без родителей, не выучившие калмыцкий (или забывшие его) и владевшие только русским, и, во-вторых, пожилые женщины, не овладевшие русским языком за время пребывания в Сибири (если в поселке оказывалось достаточное число калмыков, то несколько родствен-ных семей держались вместе и бабушка оставалась со всеми детьми, практически не выходя за пределы дома). Если ребенок оказывался вне языковой среды (а во время переселения многие дети остались сиротами), то его знания калмыцкого сводились к воспоминаниям раннего детства; возможность восстановления языковой компетенции представилась уже после возвращения в Калмыкию. Таким образом, уровень владения титульным языком в значительной степени зависел от биографических


30

обстоятельств, что служит одним из первых признаков языкового сдвига. Чудовищное сокращение общей численности калмыков во время вынужденного переселения и тяжелой жизни в Сибири привели к нарушению нормальных механизмов передачи языка. В сообществе одновременно сосуществовали группы, одноязыч-ные только на титульном или только на русском языке, — такое положение, при котором представители разных поколений не имеют общего языка, характерно для радикальной языковой смерти, тогда как для других случаев исчезновения языка харак-терен длительный период двуязычия всего сообщества. Подобные ситуации быстрого исчезновения языка в условиях политических репрессий характеризуются катастрофическими темпами языкового сдвига («radical language death» в терминологии [Campbell, Muntzell 1992], или «tip» в теминологии Н. Дориан [Dorian 1981: 51]).

Однако в 1957–58 г. калмыки возвращаются в Калмыкию, т. е. было восстановлено компактное проживание (некоторые из калмыков, расселенные в Сибири в отдаленные поселки, лишь здесь оказались в калмыцком языковом окружении), способ-ствовавшее сохранению языка.

Языковая лояльность сообщества была чрезвычайно высока: многие люди, не выучившие калмыцкий язык из-за трагических биографических обстоятельств, стремились компенсировать эт

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК Институт ... · 2019-11-26 · данных...

Documents