Александр ДюмаКоролева Марго

Серия «Королева Марго», книга 1

Текст предоставлен издательством «Эксмо»http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=120628

Королева Марго: Эксмо; Москва; 2008ISBN 978-5-699-31284-9

АннотацияРоман французского классика Александра Дюма-отца

«Королева Марго» открывает знаменитую трилогию обэпохе Генриха III и Генриха IV Наваррского, которуюпродолжают «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять».События романа приходятся на период религиозных войнмежду католиками и гугенотами. Первые шаги к тронумолодого принца Генриха Наваррского, противостояниеего юной супруги Марго, женщины со своеобразнымхарактером и удивительной судьбой, и коварнойинтриганки – французской королевы Екатерины Медичи,придворная жизнь с ее заговорами и тайнами, кровавыесобытия Варфоломеевской ночи – вот что составляетканву этой увлекательной книги.

СодержаниеЧасть первая 4

I. Латинский язык герцога Гиза 4II. Спальня королевы Наваррской 27III. Король-поэт 47IV. Вечер 24 августа 1572 года 68V. В частности – о Лувре, а вообще – одобродетели

83

VI. Долг платежом красен 101VII. Ночь 24 августа 1572 года 118VIII. Бойня 143IX. Палачи 163X. Смерть, обедня или Бастилия 186

Часть вторая 208I. Боярышник у «Гробницы невинноубиенных»

208

II. Признания 227III. Ключи открывают не только те двери,для которых сделаны

241

Конец ознакомительного фрагмента. 251

Александр ДюмаКоролева Марго

Часть первая

I. Латинский язык герцога Гиза

Восемнадцатого августа 1572 года был понедель-ник, но в Лувре справляли большое празднество.

Ярко светились обычно темные окна старинного ко-ролевского жилища, а соседние улицы и площади,как правило пустевшие, едва лишь колокол на церквиСен-Жермен-Л’Озеруа бил девять часов вечера, ки-шели теперь народом даже в полночь.

Густая, грозная, шумливая толпа напоминала тем-ное зыблющееся море, откуда несся рокот набегав-шего прибоя; людские волны, прорываясь сквозь ули-цу Фосе-Сен-Жермен и улицу Астрюс, заливали набе-режную, приливали к стенам Лувра и отливали к цо-колю Бурбонского дворца, стоявшего напротив.

Несмотря на королевский праздник, а может бытьи по его причине, что-то грозное чувствовалось в тол-пе народа, который присутствовал на нем как посто-

ронний зритель, но твердо верил, что этот праздник –лишь пролог к другому, отложенному на неделю тор-жеству, где сам народ будет желанным гостем и раз-гуляется вовсю.

Королевский двор праздновал свадьбу МаргаритыВалуа, дочери покойного короля Генриха II и сест-ры царствующего короля Карла IX, с Генрихом Бурбо-ном, королем Наваррским. Утром кардинал Бурбон-ский, совершив брачный обряд, установленный длянаследниц французского царствующего дома, обвен-чал брачующихся на помосте, воздвигнутом передвратами собора Парижской Богоматери.

Этот брак изумил всех, а людей, способных ви-деть глубже, заставил сильно призадуматься; сбли-жение двух таких ненавистных друг другу партий, ка-кими были в это время протестантская и католиче-ская партии, казалось невозможным. Спрашивалось,как может молодой принц Конде простить брату ко-роля, герцогу Анжуйскому, смерть своего отца, убито-го в Жарнаке капитаном Монтескью, или как молодойгерцог Гиз простит адмиралу Колиньи смерть своегоотца, убитого в Орлеане дворянином-гугенотом Поль-тро де Мере. Больше того: королева Жанна Наварр-ская, мужественная супруга безвольного Антуана На-варрского, сосватавшая своего сына за Маргариту Ва-луа, умерла каких-нибудь два месяца тому назад, и

о причине ее внезапной смерти ходили подозритель-ные слухи. Повсюду говорили шепотом, а кое-где игромко о том, что королеве Жанне стала известна ка-кая-то страшная тайна и что Екатерина Медичи, бо-ясь разоблачений, отравила королеву Жанну ядови-тыми душистыми перчатками, которые ей изготовилнекий флорентиец по имени Рене, большой мастер надела такого рода. Распространению и утверждениювсех этих слухов способствовало то обстоятельство,что после смерти королевы двум медикам, в том чис-ле и знаменитому Амбруазу Паре, было поручено, попросьбе ее сына, вскрыть и обследовать тело короле-вы, но не касаться мозга. А так как Жанна была отрав-лена посредством запаха, то лишь в мозгу умершеймогли быть обнаружены следы содеянного преступ-ления. Именно преступления, поскольку никто не со-мневался, что здесь имело место злодеяние.

Но это далеко не все: сам король Карл неуклонно,почти настойчиво, стремился устроить этот брак, ко-торый должен был не только установить мир в коро-левстве, но и привлечь в Париж всех видных проте-стантских главарей. Так как жених был протестант, аневеста католичка, то требовалось испросить разре-шение на брак у Григория XIII, в то время занимав-шего папский престол. Разрешение задерживалось, иэто сильно беспокоило Жанну д’Альбре, которая од-

нажды в разговоре с Карлом выразила опасение на-счет того, что разрешение, пожалуй, не придет со-всем; но король ответил:

– Милая тетушка, не беспокойтесь, вас я уважаюболее, чем папу, а сестру люблю больше, чем боюсьего. Я не гугенот, но и не дурак, и если господин папазадурит, то я сам возьму за руку Марго и поведу еевенчаться с вашим сыном по протестантскому обряду.

Из Лувра эти слова разнеслись по городу, оченьобрадовали гугенотов, сильно озадачили католиков ивызвали среди последних тайные разговоры о том, из-меняет ли им король на самом деле или разыгрыва-ет комедию, которая в один прекрасный день или пре-красную ночь закончится неожиданной развязкой.

Что было особенно непостижимо – это отношениеКарла IX к адмиралу Колиньи, который в течение пя-ти или шести лет вел ожесточенную войну против ко-роля: до этого сближения король назначил пятьде-сят тысяч экю золотом в награду за голову адмира-ла, теперь же чуть не клялся его именем, называлсвоим отцом и во всеуслышание заявлял, что толькоодному ему поручит ведение предстоящей войны воФландрии; даже сама Екатерина Медичи, до сих порнаправлявшая волю, действия, даже намерения мо-лодого короля, начала тревожиться по-настоящему, ине без причины: дело в том, что Карл IX как-то в бе-

седе с адмиралом о фландрской войне заявил ему впорыве откровенности:

– Отец, тут есть одно обстоятельство, которое тре-бует большой осторожности: как вам известно, коро-лева-мать сует свой нос во все, но об этом деле по-ка не знает ничего; поэтому нам надо будет вести егоскрытно – так, чтобы королева о нем даже и не подо-зревала, а то с ее сварливостью она нам все испортит.

Колиньи, при всем своем уме и опытности, все жене мог скрыть полностью оказанное ему королем до-верие. В Париж он прибыл с крайней подозрительно-стью, да и когда выезжал из Шатийона, одна крестьян-ка молила его на коленях: «О добрый господин наш,не езди ты в Париж; и тебя, и всех, кто поедет с то-бой, ждет там смерть!» Но мало-помалу все подозре-ния рассеялись и у него, и у его зятя де Телиньи, ккоторому король проявлял самые дружеские чувства,звал его братом, как звал отцом адмирала, говорилему «ты», чем отличал он только самых близких сво-их друзей.

В результате все гугеноты, за исключениемнескольких угрюмых и недоверчивых людей, совер-шенно успокоились: смерть наваррской королевыстали приписывать воспалению легких, и в простор-ных залах Лувра толпились мужественные гугеноты,которым брак Генриха, их юного вождя, сулил неждан-

но счастливый поворот судьбы. Адмирал Колиньи, Ла-рошфуко, принц Конде-сын, де Телиньи – словом, всеглавари партии торжествовали, видя, как были приня-ты, какой огромный вес приобретали в Лувре те са-мые люди, которых три месяца назад король и Екате-рина Медичи собирались вешать на особых висели-цах, повыше, чем простых убийц. Одного только мар-шала де Монморанси напрасно стали бы искать сре-ди его собратьев – его нельзя было ни заманить обе-щаниями, ни обмануть показными чувствами, и он за-сел у себя в замке д’Иль-Адан, извиняя свое отшель-ничество скорбью об отце, коннетабле Анн де Монмо-ранси, которого убил из пистолета Роберт Стюарт всражении при Сен-Дени. Но так как со времени этогособытия прошло более трех лет, а чувствительностьбыла не в духе того времени, то каждый мог думатьпо поводу такого чрезмерно продолжительного трау-ра что угодно.

К тому же все говорило против маршала де Мон-моранси: и королева, и король, и герцог Анжуйский, игерцог Алансонский – все замечательно радушно при-нимали своих гостей на этом королевском праздне-стве.

Сами гугеноты хвалили герцога Анжуйского, впол-не заслуженно, за битвы при Жарнаке и Монконтуре,которые он выиграл, имея от роду неполных восем-

надцать лет, – раньше, чем начали свои победы Це-зарь и Александр Македонский, да и вообще оказыва-лось, что он выше этих победителей при Иссе и Фар-сале. Герцог Алансонский посматривал на все взгля-дом ласковым и лживым; королева Екатерина сияларадостью и с притворной любезностью поздравлялаГенриха Конде с недавнею его женитьбой на МарииКлевской; даже Гизы улыбались страшным врагам ихрода, и герцог Майнцский обсуждал с Таваном и ад-миралом Колиньи предстоящую войну, которую былиготовы объявить Филиппу II, королю Испанскому.

Среди гостей, разбившихся на группы, бродил,слегка потупив голову и вслушиваясь в разговоры,происходившие вокруг, юный брюнет лет девятна-дцати, с умным взглядом, лукавою улыбкой, с орли-ным носом, коротко подстриженными волосами, гу-стыми бровями, едва пробившимися усиками и боро-дой. Этот молодой человек, успевший отличиться по-ка лишь в битве при Арне-ле-Дюк, где храбро драл-ся, не щадя себя, а теперь принимавший поздравле-ния со всех сторон, был любимый ученик адмиралаКолиньи и герой сегодняшнего дня; совсем недавно,при жизни своей матери, он звался принц Беарнский,а после ее смерти наследовал титул – король Наварр-ский, пока не стал королем Франции – Генрихом IV.

Временами темное облачко вдруг омрачало его

лоб: очевидно, он вспоминал смерть матери, умер-шей каких-нибудь два месяца тому назад, и был уве-рен больше всех в том, что смерть ее последовала ототравы. Но это облачко лишь проносилось легкой те-нью, быстро расплывалось; оно набегало оттого, чтолюди, которые сейчас толпились около Генриха, заго-варивали с ним и поздравляли, все были убийцамимужественной Жанны д’Альбре.

В то время как король Наваррский старался при-твориться радушным и веселым, неподалеку от негостоял задумчивый, почти тревожный, молодой герцогГиз и вел беседу с Телиньи. Герцогу повезло в жиз-ни больше, нежели Беарнцу: в двадцать два года онпользовался почти такой же славой, как и отец его,могущественный Франсуа де Гиз. Он и по внешностибыл изящный вельможа, высокий ростом, с надмен-ным, гордым взглядом, с такой природной величаво-стью, что, по мнению многих, все прочие вельможив его присутствии казались мужиками. Несмотря наего молодость, вся католическая партия видела в немсвоего вождя, так же как протестантская партия виде-ла своего вождя в юном короле Наваррском.

Первоначально герцог Гиз носил титул герцога Жу-анвильского и первое боевое крещение получил вовремя осады Орлеана под начальством своего отца,который и умер на его руках, указав на адмирала Ко-

линьи как на своего убийцу.Тогда же юный герцог, подобно Аннибалу, торже-

ственно дал клятву: он клялся отомстить и адмира-лу, и всей его семье за смерть отца, безжалостно инеусыпно преследовать врагов своей религии, обе-щал богу стать его ангелом-воителем на земле до то-го дня, пока не будет истреблен последний еретик. Те-перь же все с великим изумлением смотрели, как этотпринц, обычно верный данному им слову, пожимаетруки навек заклятым врагам своим и, дав умирающе-му отцу обет наказать адмирала смертью, теперь при-ятельски ведет беседу с его зятем.

Но мы уже сказали, что это был вечер, полныйнеожиданностей.

Действительно, если бы особо одаренный наблю-датель, способный видеть будущее, что людям, к сча-стью, не дано, и способный читать в душах, что, кнесчастью, дано лишь богу, вдруг очутился на этомторжестве, то он, конечно, насладился бы самым лю-бопытным зрелищем, какое только может нам пред-ставить вся летопись печальной человеческой коме-дии.

Но если такого наблюдателя не оказалось на га-лереях Лувра, зато он был на улице, где грозно раз-давался его ропот и гневом искрились его глаза: тобыл народ, с его инстинктом, предельно обостренным

ненавистью; он издали глядел на силуэты неприми-римых врагов своих и толковал их чувства так же про-стодушно, как это делает прохожий, глазея в запертыеокна зала, где танцуют. Музыка увлекает и ведет тан-цоров, а прохожий видит одни движения и, не слышамузыки, потешается над тем, как эти марионетки ска-чут и суетятся без видимой причины.

Музыкой, увлекавшей гугенотов, был голос их удо-влетворенной гордости, а взоры парижан, сверкав-шие во мраке ночи, были молниями ненависти, оза-рявшими грядущие события.

Во дворце же все было радостно по-прежнему и да-же больше; по всему Лувру пронесся особенно лас-кающий и мягкий говор, сопровождавший появлениеновобрачной: сняв подвенечный наряд, длинную ву-аль и мантию, она входила в зал вместе с герцоги-ней Невэрской, самой близкой ее подругой, и с бра-том, Карлом IX, который вел ее за руку и представлялнаиболее почетным из гостей.

Эта новобрачная – дочь Генриха II, Маргарита Ва-луа – была жемчужиной в короне Франции, и Карл IX,питавший к ней особенную нежность, обычно звал ее«сестричкою Марго».

Восторженная встреча была действительно заслу-жена юной наваррской королевой. Маргарите испол-нилось едва лишь двадцать лет, но все поэты писа-

ли ей хвалебные стихи, сравнивая ее то с Авророй,то с Киферой. По красоте ей не было соперниц дажездесь, при таком дворе, где Екатерина Медичи ста-ралась подбирать на роль своих сирен самых краси-вых женщин, каких только могла она найти. Черново-лосая, с замечательным цветом лица, чувственнымвыражением глаз, обрамленных длинными ресница-ми, с изящным алым ртом и стройной шеей, с роскош-ным гибким станом и с маленькими, детскими ногамив атласных туфельках – такой предстала МаргаритаВалуа. Французы гордились тем, что их родная почвавзрастила этот удивительный цветок, а иностранцы,побывав во Франции, возвращались к себе на роди-ну ослепленные красою Маргариты, если им приходи-лось только повидать ее, и пораженные ее образова-нием, если им удавалось с ней поговорить. И в самомделе, Маргарита была не только самой красивой, но исамой образованной из современных женщин; вот по-чему нередко вспоминали фразу одного итальянско-го ученого, который был ей представлен, беседовал сней целый час по-итальянски, по-испански, по-грече-ски и по-латыни и, выйдя от нее, восторженно сказал:«Побывать при дворе, не повидав Маргариту Валуа, –значит не увидеть ни Франции, ни французского дво-ра».

Не было недостатка в похвалах и самому королю

Карлу IX – известно, какими искусными ораторами бы-ли гугеноты. В эти речи ловко вплетались и намеки напрошедшее, и пожелания на будущее. Но Карл IX схитрою улыбкой бледных губ давал на все подобныенамеки один ответ:

– Отдавая Генриху Наваррскому мою сестру, я от-даю в ее лице и свое сердце всем гугенотам моего ко-ролевства.

Такой ответ на некоторых действовал успокоитель-но, у других он вызывал улыбку, допуская двусмыс-ленное толкование: одно – как отеческое отношениекороля ко всему народу, но Карл IX сознательно не со-бирался придавать своей мысли такую широту; дру-гое толкование – обидное для новобрачной, для еемужа, да и для самого Карла, поскольку его слованевольно вызывали в памяти глухие сплетни, которы-ми дворцовая хроника успела еще раньше испачкатьбрачные одежды Маргариты Валуа.

Как мы уже сказали, герцог Гиз беседовал с де Те-линьи, но уделял беседе не все свое внимание: времяот времени он оборачивался и кидал взгляд на группудам, в центре которой блистала Маргарита Валуа. Ивсякий раз, когда взгляд наваррской королевы встре-чался со взглядом молодого герцога, тень набегалана ее красивый лоб, обрамленный, как ореолом, тре-петным сверканием алмазных звезд, и во всей ее ма-

нере держать себя, выражавшей нетерпение и беспо-койство, проглядывало желание что-то предпринять.

Старшая сестра ее, принцесса Клод, недавно вы-шедшая замуж за герцога Лотарингского, заметилатревожное настроение сестры и стала продвигать-ся к ней, чтобы узнать его причину, но в это времявсе гости расступились, давая дорогу королеве-ма-тери, входившей под руку с молодым принцем Кон-де, и оттеснили принцессу Клод далеко от ее сестры.Герцог Гиз воспользовался общим движением толпы,чтобы подойти поближе к герцогине Невэрской, своейневестке, а вместе с тем и к Маргарите. В ту же минутугерцогиня Лотарингская, не терявшая из виду своейсестры, заметила, как тень тревоги на ее челе сразуисчезла, а щеки ярко вспыхнули румянцем. Когда жегерцог, все ближе продвигаясь сквозь толпу, наконецоказался в двух шагах от Маргариты, она, еще не ви-дя этого, почувствовала его близость и, сильным на-пряжением воли придав своему лицу выражение бес-печного спокойствия, повернулась к герцогу.

Герцог почтительно приветствовал ее и, низко кла-няясь, тихо сказал ей по-латыни:

– Ipse attuli, – что означало: «Я принес» или «Я сампринес».

Маргарита сделала реверанс и, выпрямляясь, от-ветила тоже по-латыни:

– Noctu pro more, – что означало: «Этой ночью, каквсегда».

Эти милые слова, подхваченные ее плоеным,очень широким и тугим воротником, как воронкой ру-пора, не были услышаны никем, кроме того, кому онипредназначались. Но, несмотря на краткость разгово-ра, все важное для них обоих было сказано, судя потому, что, обменявшись этими словами, они расста-лись – Маргарита с мечтательным выражением лица,а герцог более веселый, чем до встречи. Но тот, комубы следовало заинтересоваться происходившей сце-ной больше всех, то есть король Наваррский, не об-ратил на нее ни малейшего внимания – глаза его в товремя не видели уже ничего, кроме одной женщины,собравшей вокруг себя почти такой же многочислен-ный кружок, как и Маргарита Валуа, – эта женщинабыла красавица мадам де Сов.

Шарлотта де Бон-Санблансе, внучка несчастногоСанблансе и жена Симона де Физ, барона де Сов,была придворной дамой Екатерины Медичи и самойопасной ее помощницей в тех случаях, когда Екате-рина, не решаясь опоить врага флорентийским ядом,старалась опьянить его любовью: блондинка неболь-шого роста, то искрившаяся жизнью, то грустно том-ная, но всегда готовая к интриге и любви, двум основ-ным занятиям придворной жизни при трех француз-

ских королях, сменившихся на троне за пятьдесят по-следних лет, – мадам де Сов была женщина в пол-ном смысле слова, во всем обаянии этого созданияприроды, начиная с синих глаз, порой томных, поройблиставших внутренним огнем, до кончика ее игри-вых точеных ножек, обутых в бархатные туфли. Все-го за несколько последних месяцев она успела овла-деть всем существом короля Наваррского, едва всту-пившего на путь политики и любовных приключений;от этого и Маргарита Валуа с ее роскошной, царствен-ной красой не вызывала даже простого восхищения всвоем супруге. Одно обстоятельство поражало всех –поведение королевы-матери, странное даже для та-кой темной, таинственной души, как Екатерина Меди-чи: дело в том, что королева-мать, неуклонно прово-дя план брачного союза между своей дочерью и коро-лем Наваррским, в то же время почти открыто поощ-ряла его любовь к мадам де Сов; однако, несмотряна эту сильную поддержку и вопреки свободным нра-вам той эпохи, красавица Шарлотта покамест не сда-валась, и это неслыханное, непостижимое сопротив-ление больше, чем ум и красота упрямицы, возбуди-ло в сердце пылкого Беарнца такую страсть, которая,не находя себе удовлетворения, вся ушла внутрь, из-гнав из юной души Генриха застенчивость и гордостьи даже главную черту его характера – беспечность,

основанную частью на его мировоззрении, частью жена лени.

Мадам де Сов явилась в бальный зал лишьнесколько минут тому назад; с досады или с огорче-ния, но, как бы то ни было, первоначально она ре-шила не присутствовать при торжестве своей сопер-ницы и под предлогом нездоровья отправила в Луврмужа, занимавшего пост государственного секретаряуже пять лет, одного. Но Екатерина Медичи, заметив,что барон де Сов вошел один, спросила у него, по-чему отсутствует ее любимица; узнав, что причина –всего лишь легкое недомогание, она написала мадамде Сов записку с предложением явиться, и баронессапоспешила исполнить ее требование. Генрих Наварр-ский, сначала очень огорченный отсутствием мадамде Сов, все же почувствовал себя свободнее, когдазаметил одиноко входившего барона; не ожидая еевстретить, Беарнец с грустным вздохом уже собралсяподойти к той милой женщине, которую он обязалсяесли не любить, то почитать своей женой, как вдругувидел в дальнем конце одной из галерей мадам деСов. Он замер на месте, не спуская глаз с этой Цир-цеи, приковавшей его к себе волшебной цепью, и, по-сле некоторого колебания, вызванного скорее неожи-данностью, чем осторожностью, пошел навстречу ба-ронессе.

Придворные видели, что король Наваррский идет ккрасавице Шарлотте, и, зная, как пылко его сердце,любезно удалились, чтоб не мешать их встрече; слу-чилось так, что Генрих подошел к мадам де Сов в товремя, когда Маргарита Валуа и герцог Гиз обмени-вались уже известными читателю латинскими слова-ми, тогда же и Генрих Наваррский, подойдя к мадамде Сов, завел с ней разговор, но на французском язы-ке, вполне понятном, несмотря на примесь гасконско-го акцента, – разговор, во всяком случае, гораздо ме-нее таинственный, чем первый.

– А-а! Милочка моя! – сказал он ей. – Вы здесь, ока-зывается, а мне сейчас сказали, будто вы больны, и яуже терял надежду вас увидеть!

– Ваше величество, не думаете ли убедить меня,что потеря этой надежды стоила вам дорого?

– Святой боже! Ну конечно! Разве вы не знаете, чтоднем вы мое солнце, а ночью – моя звезда? Честноеслово, я чувствовал себя в потемках, но вот явилисьвы и сразу озарили все.

– В таком случае, ваше величество, я играю с вамизлую шутку.

– Но почему же, милочка моя?– Вполне понятно: когда имеешь власть над женщи-

ной, самой красивой во всей Франции, можно желатьтолько одного – чтобы исчез свет и наступил мрак, ибо

во мраке ждет нас блаженство.– Злая женщина, вам очень хорошо известно, что

мое блаженство в руках только одной женщины, а этаженщина играет и тешится несчастным Генрихом.

– О-о! А мне вот кажется, что эта женщина былаигрушкой и потехой для короля Наварры.

В первую минуту такое резкое, неприязненное от-ношение испугало Генриха, но он сейчас же рассудил,что за этим скрывается досада, а досада – маска люб-ви.

– Милая Шарлотта, честно говоря, ваш упрекнесправедлив, и я не понимаю, как может такой кра-сивый ротик говорить так зло. Неужели вы думаете,что в этот брак вступаю я? Клянусь святою пятницею– нет! Это не я.

– Уж не я ли? – ответила она с колкостью, если мож-но назвать колкостью слова женщины, которая васлюбит и упрекает за то, что вы не любите ее.

– И этими прекрасными глазами вы видите так пло-хо? Нет, нет, не Генрих Наваррский женится на Мар-гарите Валуа.

– Но тогда кто же?– О святой боже! Да реформатская церковь выхо-

дит замуж за папу, вот и все.– Ни-ни, ваше величество, меня не ослепить блес-

ком остроумия, нет: ваше величество любит королеву

Маргариту, и это не упрек, боже сохрани! Она так хо-роша, что невозможно не любить ее.

Генрих задумался на минуту, и, пока он размышлял,добрая улыбка заиграла в уголках его губ.

– Баронесса, мне кажется, вы ищете предлога, что-бы поссориться со мной, но у вас нет на это права:послушайте, сделали вы хоть что-нибудь, что мне ме-шало бы жениться на Маргарите? Ничего! Наоборот,вы занимались только тем, что приводили меня в от-чаяние.

– И благо мне, ваше величество!– Это почему?– Конечно, так, ведь вы сегодня соединяетесь с дру-

гой.– Но оттого, что вы меня не любите.– А если б я полюбила вас, мне через час пришлось

бы умереть.– Умереть? Что это значит? И почему через час, и

от какой причины?– От ревности… Через час королева Наваррская

отпустит своих придворных дам, а ваше величество –своих придворных кавалеров.

– Послушайте, милочка моя, вас в самом деле такудручает эта мысль?

– Этого я не говорила. А сказала – если б я любилавас, то эта мысль удручала бы меня ужасно.

– Хорошо! – воскликнул Генрих, обрадованный еепервым признанием в любви. – Ну, а если сегодня ве-чером король Наваррский не отпустит своих придвор-ных кавалеров?

– Сир, – промолвила мадам де Сов, глядя на коро-ля с изумлением, на этот раз совершенно непритвор-ным, – вы говорите о том, что невозможно, а главное– чему нельзя поверить.

– Как нужно поступить, чтобы вы поверили?– Доказать делом, а вы не можете мне дать такого

доказательства.– Отлично, мадам, отлично! Клянусь святым Ген-

рихом! Я дам вам это доказательство! – воскликнулГенрих, обжигая молодую женщину горящим взглядомпламенной любви.

– О ваше величество! – тихо произнесла баронесса,опуская глаза. – Я… я не понимаю… Нет, нет! Нельзябежать от счастья, которое вас ждет.

– Моя прелесть, в этом зале – четыре Генриха: Ген-рих Французский, Генрих Конде, Генрих Гиз, но толькоодин Генрих Наваррский.

– И что же?– А вот что: если Генрих Наваррский всю ночь про-

ведет у вас?..– Всю ночь?..– Да. Убедит ли это вас, что у другой он не был?

– Ах, сир, если вы сделаете так!.. – воскликнула наэтот раз мадам де Сов.

– Так и сделаю, честное слово дворянина!Мадам де Сов подняла на короля глаза, полные

страстных обещаний, улыбнулась ему такой улыбкой,что сердце Генриха забилось от радости и упоения.

– Посмотрим, – продолжал Генрих, – что вы скажететогда?

– О, тогда, ваше величество, тогда скажу, что я дей-ствительно любима вами.

– Святая пятница! Вы это скажете, потому что таконо и есть.

– Но как же это сделать?– Ах, боже мой! Неужели, баронесса, у вас нет ка-

кой-нибудь камеристки, горничной, служанки, на кото-рую вы могли бы положиться?

– О да! У меня есть моя Дариола, которая так пре-дана мне, что даст себя изрезать на куски ради меня:настоящее сокровище.

– Скажите этой девице, баронесса, что я ее озо-лочу, как только, согласно предсказанию астрологов,стану королем Франции.

Шарлотта улыбнулась, потому что в это время уста-новилось невыгодное мнение о гасконских обещани-ях Беарнца.

– Ну хорошо! Чего же вы хотите от Дариолы?

– Того, что ей не стоит ничего, а для меня – все.– А именно?– Ведь ваши комнаты над моими?– Да.– Пусть она ждет за вашей дверью. Я тихо стукну в

дверь три раза; она откроет, и вы получите то доказа-тельство, какое я вам обещал.

Несколько секунд мадам де Сов молчала; потом по-вела вокруг себя глазами, как бы желая убедиться, чтоникто их не подслушивает, и на мгновение остановилавзор на группе дам, окружавших королеву-мать; этобыло действительно мгновение, но его было доста-точно, чтобы Екатерина и эта приближенная к ней да-ма обменялись взглядами.

– А вдруг у меня явится желание уличить ваше ве-личество во лжи? – сказала мадам де Сов голосомсирены, растопившим воск в ушах Улисса.

– Попробуйте, милочка моя, попробуйте.– Говоря честно, мне очень трудно победить в себе

это желание.– Так пусть оно победит вас: женщины никогда не

имеют такой силы, как после поражения.– Сир, когда вы будете французским королем, я вам

припомню ваше обещание Дариоле.Генрих Наваррский даже вскрикнул от восторга.Замечательно, что радостное восклицание вырва-

лось у Генриха в то самое мгновение, когда Маргари-та Валуа ответила герцогу Гизу латинской фразой:

– Noctu pro more.Так Генрих Наваррский и Генрих Гиз одновременно

– и оба радостные – расстались со своими дамами,один – с Шарлоттою де Сов, другой – с МаргаритойВалуа.

Спустя час после двух этих разговоров король Карли королева-мать ушли в свои покои; почти сейчас жезалы Лувра начали пустеть и в галереях стали видныбазы мраморных колонн. Четыреста дворян-гугенотовпроводили адмирала и принца Конде сквозь народ-ную толпу, недовольно ворчавшую им вслед. Послених вышли герцог Гиз, лотарингские и другие вель-можные католики, приветствуемые радостными кри-ками и рукоплесканиями народа.

Что касается Маргариты Валуа, Генриха Наварр-ского и мадам де Сов, то они жили в самом Лувре.

II. Спальня королевы Наваррской

Герцог Гиз проводил свою невестку, герцогиню

Невэрскую, до ее дома на улице дю Шом, что противулицы де Брак, и, оставив герцогиню на попечениеее служанок, пошел в свои покои, чтобы переодеться,взять ночной плащ и короткий, с острым кончиком кин-жал, который носил название «дворянская честь» иприцеплялся вместо шпаги. Но, взяв со стола кинжал,герцог заметил маленькую записку, всунутую междуножнами и клинком. Он развернул бумажку и прочел:«Надеюсь, что герцог Гиз не пойдет обратно в Луврсегодня ночью; если же пойдет, то пусть наденет навсякий случай добрую кольчугу и захватит шпагу».

– Так! Так! – произнес герцог, оборачиваясь к свое-му лакею. – Вот, дядюшка Робен, какое странное пре-дупреждение. А теперь будьте добры сказать мне, ктовходил сюда в мое отсутствие.

– Только один человек.– А именно?– Месье Дю Гаст.– Так! Так! То-то я вижу – рука знакомая. А ты на-

верно знаешь, что приходил Дю Гаст? Ты его видел?– Даже больше, я с ним разговаривал.– Хорошо, послушаюсь его совета. Мою шпагу и ко-

роткую кольчугу!Лакей, уже привыкший к таким переодеваниям,

принес то и другое. Герцог надел кольчугу из таких то-неньких колечек, что стальная ткань казалась не тол-ще бархата; поверх кольчуги надел камзол, трико спуфами и колет – серые с серебром – любимое имсочетание цветов, натянул высокие сапоги, доходив-шие до половины ляжек, накрыл голову черным бар-хатным беретом без пера и драгоценных украшений,потом закутался в широкий темный плащ, прицепил кпоясу кинжал и, отдав шпагу своему пажу, составляв-шему теперь всю его свиту, пошел по направлению кЛувру.

Когда он только переступал через порог своего до-ма, звонарь на Сен-Жермен-Л’Озеруа прозвонил часночи.

Несмотря на поздний час и опасность ночных прогу-лок в те времена, смелый герцог совершил свой путьбез всяких приключений и подошел, здрав и невре-дим, к огромному массиву Лувра, где все огни уже по-гасли один вслед за другим, страшному теперь своиммолчанием и тьмою.

Перед королевским замком тянулся глубокий ров,на который и выходили почти все комнаты высокопо-ставленных особ, живших в Лувре. Покои Маргаритынаходились в нижнем этаже. Туда нетрудно было бы

проникнуть, если бы не ров, вырытый на такую глуби-ну, что нижний этаж оказывался на высоте почти трид-цати футов, а следовательно – вне досягаемости дляворов или любовников; однако герцог Гиз решительноспустился в ров.

В ту же минуту скрипнуло одно из окон в нижнемэтаже. На окне была железная решетка, но чья-то ру-ка вынула один из прутьев, заранее подпиленный, и вэто отверстие спустила шелковый шнурок.

– Жийона, это вы? – тихо спросил герцог.– Да, ваша светлость, – еще тише ответил женский

голос.– А Маргарита?– Ждет вас.– Хорошо.Он сделал знак своему пажу; паж вынул из-под пла-

ща и развернул узенькую веревочную лестницу. Гер-цог привязал к ее концу опущенный шнурок; Жийонаподтянула лестницу к себе наверх и закрепила; гер-цог, прицепив шпагу, полез по лестнице и благополуч-но добрался до окна. Когда он скрылся в проделан-ном отверстии, железный прут решетки стал на ме-сто, и окно закрылось; тогда паж, раз двадцать сопро-вождавший герцога под эти окна, как только убедился,что его господину удалось благополучно проникнутьв Лувр, закутался в свой плащ и улегся спать тут же,

под стеной, на травке, покрывавшей ров.Погода была мрачная, из насыщенных электриче-

ством желтовато-черных туч перепадали редкие круп-ные капли теплого дождя.

Герцог следовал за своей провожатой, которая бы-ла дочерью маршала Франции Жака де Монтиньон ипользовалась исключительным доверием МаргаритыВалуа, не имевшей от нее никаких тайн, а, по мне-нию некоторых лиц, в числе тайн, хранимых неподкуп-ной верностью этой девицы, были такие страшные,что заставляли ее хранить все остальные.

Никакого света ни в нижних комнатах, ни в коридо-рах, лишь изредка голубоватый отблеск далекой мол-нии освещал мрачные покои и тотчас потухал.

Спутница герцога вела его за руку все дальше, инаконец они дошли до винтовой лестницы, проделан-ной в толще стены и упиравшейся в потайную дверьпередней комнаты покоев Маргариты.

В этой комнате царил такой же беспросветныймрак, как и в других покоях нижнего этажа. Жийона,войдя в переднюю, остановилась.

– Вы принесли то, что угодно королеве? – спросилаона шепотом.

– Да, – ответил герцог Гиз, – но я отдам только ейсамой.

– Не теряйте времени, входите, – раздался из тем-

ноты голос, при звуке которого герцог вздрогнул, узнавголос Маргариты.

Бархатная лиловая с золотыми лилиями портьераприподнялась, и герцог увидел в полумраке королеву,которая, не утерпев, вышла ему навстречу.

– Я здесь, мадам, – ответил герцог, быстро проходяпод портьерой, которая тотчас упала за его спиной.

Маргарите Валуа пришлось теперь самой бытьпроводницей герцога в своих покоях, хотя и хорошоему знакомых. Жийона осталась сторожить у двери и,приложив палец к губам, давала этим знать, что коро-лева может быть спокойна.

Маргарита, как будто понимая ревнивые тревогигерцога, довела его до спальни и там остановилась.

– Что ж, вы довольны, герцог?– Доволен? А чем, мадам, позвольте вас спросить?– А доказательством того, – ответила Маргарита с

оттенком раздражения, – что я принадлежу мужчине,который уже к вечеру в день свадьбы, в самую брач-ную ночь, забыл о моем существовании и даже неявился поблагодарить за честь если не моего выбора,то согласия назвать его моим супругом.

– О мадам, не беспокойтесь, он придет, а тем болееесли вы сами этого хотите!

– Генрих! И это говорите вы, зная лучше всех,как это несправедливо! – воскликнула Маргарита Ва-

луа. – Если б у меня было то желание, какое вы разу-меете, разве просила бы я вас прийти сегодня в Лувр?

– Вы, Маргарита, просили меня явиться в Лувр длятого, чтобы уничтожить все следы наших прошлых от-ношений, так как это прошлое живет не только в моемсердце, но и в том ларчике, который я принес.

– Разрешите, Генрих, сказать вам одну вещь, – от-ветила Маргарита, глядя пристально на герцога. – Вымне напоминаете не владетельного князя, а школьни-ка! Это я стану отрицать, что любила вас?! Это я ста-ну гасить огонь, который, может быть, потухнет, но от-блеск свой оставит навсегда?! Любовь женщин, зани-мающих такое положение, как я, может быть или све-точем, или злым гением своей эпохи. Нет, мой герцог,нет! Вы можете оставить у себя и эти письма, и самыйларчик – мой подарок. Из всех писем, что в нем лежат,королева Маргарита требует только одно, да и то по-тому, что оно опасно в равной мере для вас и для нее.

– Все в вашем распоряжении; берите любое – какоевам угодно уничтожить.

Маргарита стала быстро рыться в ларчике, трепет-ной рукой перебрала в нем двенадцать писем, пробе-гая глазами только начало их, – было очевидно, чтоей достаточно взглянуть на обращение, как в ее па-мяти сейчас же возникало и содержание письма; но,просмотрев все, она вдруг побледнела, перевела гла-

за на герцога и спросила:– Месье, здесь нет того письма, которое мне нужно.

Неужели вы потеряли его? Ведь… передать его…– Мадам, какое письмо вам нужно?– То, где я прошу вас немедленно жениться.– Чтобы оправдать вашу неверность?Маргарита пожала плечами.– Нет, чтобы спасти вам жизнь. То письмо, где я пре-

дупреждала вас, что король заметил и нашу любовь,и мои старания расстроить предполагаемый ваш бракс инфантой Португальской, что он вызвал своего по-бочного брата, графа Ангулемского, и сказал ему, по-казывая на две шпаги: «Или вот этой ты убьешь гер-цога Гиза сегодня вечером, или вот этой я завтра жеубью тебя». Где это письмо?

– Вот, – ответил герцог Гиз, вынимая из-за пазухиписьмо.

Маргарита чуть не выхватила его у герцога, поры-висто развернула, удостоверилась, что оно – то са-мое, вскрикнула от радости и поднесла к свече; бума-га вспыхнула, и в один миг письма не стало; но коро-лева не удовлетворилась этим и, словно боясь, чтодаже в пепле могут найти ее неосторожное предупре-ждение, растоптала и самый пепел.

Герцог Гиз все это время следил за лихорадочнымидвижениями своей любовницы.

– Теперь, Маргарита, вы наконец довольны? –спросил он, когда все кончилось.

– Да, теперь вы женитесь на принцессе Порсиан, иблагодаря этому брат Карл простит мою связь с вами;но он никогда бы не простил мне разглашение тайны,подобной той, какую я, из слабости к вам, была не всилах скрыть.

– Да, это правда, – ответил герцог Гиз, – в то времявы меня любили.

– Генрих, я вас люблю все так же и даже больше.– Вы?– Да, я. Я никогда так не нуждалась в преданном

и бескорыстном друге, как теперь, – я, безземельнаякоролева и безмужняя жена.

Молодой герцог грустно кивнул головой.– Я говорила вам и повторяю, Генрих, что мой муж

меня не только не любит, но презирает, даже нена-видит; впрочем, одно то, что вы находитесь у меняв спальне, лучше всего доказывает его презрение иненависть ко мне.

– Мадам, еще не поздно: король задержался, от-пуская своих придворных, и если не пришел еще, тоявится сейчас.

– А я вам говорю, – воскликнула Маргарита с воз-растающей досадой, – что король Наваррский не при-дет!

– Мадам, – сказала Жийона, приподняв портьеру, –мадам, король Наваррский вышел из своих покоев.

– О, я же знал, что он придет! – воскликнул герцогГиз.

– Генрих, – решительно сказала Маргарита, сжимаяруку герцога, – вы сейчас увидите, верна ли я своимсловам и можно ли рассчитывать на то, что мною обе-щано. Войдите в этот кабинет.

– Мадам, лучше мне уйти, пока не поздно, а то припервой любовной ласке короля я выскочу из кабинета– и тогда горе королю!

– Вы с ума сошли! Входите же, входите, вам гово-рят, я отвечаю за все!

Она втолкнула герцога в кабинет, и вовремя: едвауспел он закрыть за собой дверь, как Генрих Наварр-ский, в сопровождении двух пажей, освещавших емупуть восемью восковыми свечами в двух канделяб-рах, переступил с улыбкой порог комнаты.

Маргарита сделала глубокий реверанс, чтобыскрыть свое смущение.

– Вы еще не легли спать? – спросил Беарнец с ве-селым и открытым выражением лица. – Уж не меняли вы дожидались?

– Нет, месье, – ответила Маргарита, – ведь вы ещевчера сказали мне, что считаете наш брак только по-литическим союзом и никогда не позволите себе по-

сягать на меня лично.– Очень хорошо! Но это нисколько не мешает нам

поговорить друг с другом. Жийона, заприте дверь иоставьте нас одних.

Маргарита, до этого сидевшая на стуле, встала ипротянула руку по направлению к пажам, как бы при-казывая им остаться.

– Может быть, позвать и ваших женщин? – спросилкороль. – Если изволите, я это сделаю, но должен вампризнаться – мой разговор с вами касается таких ве-щей, что я бы предпочел свидание с глазу на глаз.

И король Наваррский направился к двери кабинета.– Нет! – воскликнула Маргарита, стремительно пре-

граждая ему путь. – Нет, не надо, я выслушаю вас.Беарнец теперь знал все, что ему нужно было

знать; он быстро, но зорко взглянул на кабинет, точ-но хотел проникнуть взором сквозь портьеру до самыхтемных уголков его, затем перевел взгляд на бледнуюот страха красавицу жену.

– В таком случае, – сказал он, – поговорим спокой-но.

– Как будет угодно вашему величеству, – ответилаона, почти падая в кресло, на которое указал ей муж.

Беарнец сел рядом с ней.– Мадам, – продолжал он, – пусть там болтают что

угодно, но, по-моему, наш брак – добрый брак. Во вся-

ком случае, я – ваш, а вы – моя.– Но… – испуганно произнесла Маргарита.– Следовательно, – продолжал Беарнец, как бы не

замечая ее смущения, – мы обязаны быть добрымисоюзниками, ведь мы сегодня перед богом дали клят-ву быть в союзе. Не так ли?

– Разумеется, месье.– Мадам, я знаю, как вы прозорливы, и знаю, сколь-

ко опасных пропастей бывает на дворцовой почве;я молод, и, хотя никому не делал зла, врагов у ме-ня много. Так вот, к какому лагерю я должен отнеститу, которая перед алтарем клялась мне в добрых чув-ствах и носит мое имя?

– О месье, как вы могли подумать…– Я ничего не думаю, мадам, я лишь надеюсь и хочу

только убедиться, что моя надежда имеет основания.Несомненно одно: наш брак – или политический ход,или ловушка.

Маргарита вздрогнула, возможно, потому, что этамысль приходила в голову и ей.

– Итак, какой же лагерь – ваш? – продолжал Ген-рих Наваррский. – Король меня ненавидит, герцог Ан-жуйский – тоже, герцог Алансонский – тоже, Екатери-на Медичи настолько ненавидела мою мать, что, ко-нечно, ненавидит и меня.

– Ах, месье, что вы говорите?!

– Только истину, мадам, и если думают, что ме-ня сумели обмануть относительно убийства де Муи иотравления моей матери, то я не хочу, чтобы так ду-мали, и был бы поэтому не прочь, если бы здесь ока-зался кто-нибудь еще, кто мог бы меня слышать.

– Что вы! Вы прекрасно знаете, что здесь нас толь-ко двое: вы и я, – ответила она быстро, но как можноспокойнее и веселее.

– Поэтому-то я и пускаюсь в откровенность, поэто-му-то и решаюсь вам сказать, что я не обманываюсьни ласками царствующего дома, ни ласками семей-ства лотарингских герцогов.

– Сир! Сир! – воскликнула Маргарита.– В чем дело, моя крошка? – улыбаясь, спросил

Генрих.– А в том, что такие разговоры очень опасны.– С глазу на глаз? Нисколько. Так я вам говорил…Для Маргариты это было пыткой; ей хотелось оста-

новить короля на каждом слове; но Генрих с нарочи-той искренностью продолжал речь:

– Да! Так я вам говорил, что угроза нависла надомной со всех сторон; мне угрожают и король, и герцогАлансонский, и герцог Анжуйский, и королева-мать, игерцог Гиз, и герцог Майнцский, и кардинал Лотаринг-ский – словом, все. Такие вещи чувствуешь инстинк-тивно, вы это понимаете, мадам. И вот от всех этих

угроз, готовых обратиться в прямое нападение, я могбы защитить себя при вашей помощи, потому что какраз те люди, которые меня не переносят, любят вас.

– Меня? – спросила Маргарита.– Да, вас, – ответил очень добродушно Генрих. –

Вас любит король Карл; вас любит, – подчеркнул он, –герцог Алансонский; вас любит королева Екатерина;наконец, вас любит герцог Гиз.

– Месье… – чуть слышно выговорила Маргарита.– Ну да! Что же удивительного, если вас любят все?

А те, кого я назвал, – ваши братья или родственни-ки. Любить же своих родных и своих братьев – значитжить в духе божием.

– Хорошо, но к чему вы клоните весь этот разго-вор? – спросила совершенно подавленная Маргари-та.

– А я уже сказал к чему: если вы станете моим – нескажу другом, но союзником, – мне ничто не страшно;в противном случае, если и вы будете моим врагом,я погибну.

– Вашим врагом? О, никогда! – воскликнула Марга-рита.

– Но другом – тоже нет?– Возможно – да.– А союзником?– Наверно!

Маргарита повернулась к королю и протянула емуруку. Генрих взял ее руку, учтиво поцеловал и удержалв своих руках не столько из чувства нежности, сколькопреследуя другую цель: более непосредственно чув-ствовать душевные движения Маргариты.

– Хорошо, я верю вам, мадам, и почитаю вас сво-им союзником. Итак, нас поженили, хотя мы друг дру-га и не знали, и не могли любить; женили, не спраши-вая тех, кого женили; следовательно, у нас нет взаим-ных обязательств мужа и жены. Как видите, мадам,я иду навстречу вашему желанию и подтверждаю то,что говорил вам и вчера. Но союз мы заключаем доб-ровольно, нас к нему никто не вынуждает, наш союз –это союз двух честных людей, обязанных поддержи-вать и не бросать друг друга; вы сами так ли понима-ете его?

– Да, месье, – подтвердила Маргарита и попыта-лась высвободить свою руку.

– Хорошо, – продолжал Беарнец, не спуская глаз сдвери кабинета, – а так как лучшим доказательствомчестного союза является полное доверие, то я сейчасвас посвящу подробно во все тайны плана, которыйя себе составил, чтобы успешно противостоять всемэтим враждебным силам.

– Месье… – пролепетала Маргарита, оглядываясьна кабинет, что вызвало скрытую улыбку у Беарнца,

довольного успехом своей хитрости.– И вот что я собираюсь сделать, – продолжал Ген-

рих, как будто не замечая ее смущения. – Я…– Месье, – воскликнула она и, быстро встав, схва-

тила короля за локоть, – дайте мне передохнуть: вол-нение… жара… я задыхаюсь.

Маргарита действительно побледнела и вся дрожа-ла, едва удерживаясь на ногах, чтоб не упасть.

Генрих направился к отдаленному окну и растворилего. Окно выходило на реку.

Маргарита шла вслед за ним.– Молчите! Молчите! Ради себя, сир, – чуть слышно

произнесла она.– Эх, мадам, – ответил Беарнец, улыбаясь своей

особенной улыбкой. – Ведь вы же сами мне сказали,что мы одни.

– Да, месье, но разве вам неизвестно, что посред-ством слуховой трубки, пропущенной сквозь стенуили потолок, можно слышать все?

– Хорошо, мадам, хорошо, – с чувством прошепталБеарнец. – Верно то, что вы не любите меня, но вернотакже то, что вы честная женщина.

– Как надо это понимать?– Будь вы способны меня предать, вы дали бы мне

договорить, потому что я выдавал только себя, а выменя остановили. Теперь я знаю, что в кабинете кто-

то есть, что вы неверная жена, но верная союзница,а в данное время, – добавил Беарнец, улыбаясь, –надо признаться, для меня гораздо важнее верностьв политике, нежели в любви…

– Сир… – стыдливо вымолвила Маргарита.– Ладно, ладно, об этом поговорим после, когда

узнаем друг друга лучше. – И уже громко спросил ее:– Ну как, мадам, теперь вам легче дышится?

– Да, сир, да, – тихо ответила она.– В таком случае, – продолжал он громко, – я не хо-

чу вас больше утруждать своим присутствием. Я по-чел своим долгом прийти, чтоб изъявить вам все моеуважение и сделать первый шаг к нашей дружбе; со-благоволите принять их так же, как я их предлагаю, –от всего сердца. Спите спокойно, доброй ночи.

Маргарита посмотрела на мужа с чувством призна-тельности, светившимся в ее глазах, и сама протяну-ла ему руку, говоря:

– Согласна.– На политический союз, искренний и честный? –

спросил Генрих.– Искренний и честный, – повторила королева.Беарнец пошел к выходу, бросив на Маргариту

взгляд, увлекший ее невольно как завороженнуювслед за мужем.

Когда портьера отделила их от спальни, Генрих На-

варрский с чувством прошептал:– Спасибо, Маргарита, спасибо. Вы истинная дочь

Франции. Я ухожу спокойным. Бедный вашей любо-вью, я не буду беден вашей дружбой. Полагаюсь навас, как и вы можете полагаться на меня… Прощайте,мадам!

Генрих нежно сжал и поцеловал руку жены, затембодрым шагом направился к себе по коридору, шепо-том рассуждая сам с собой:

– Какой черт сидит там у нее? Кто это – сам король,герцог Анжуйский, герцог Алансонский, герцог Гиз, –брат ли, любовник ли или тот и другой? По правде го-воря, мне теперь почти досадно, что я напросился насвидание с баронессой; но раз уж я дал слово и Да-риола ждет меня у двери… все равно. Боюсь толь-ко, не потеряет ли баронесса в своей прелести оттого,что по дороге к ней я побывал в спальне у моей жены,ибо Марго, как зовет ее мой шурин Карл Девятый, –клянусь святой пятницей! – прелестное создание.

И Генрих Наваррский не очень решительно сталподниматься по лестнице к покоям мадам де Сов.

Маргарита провожала его глазами, пока он не исчезиз виду, и только тогда вернулась к себе в комнату. Вдверях кабинета стоял герцог, и эта картина вызвалав Маргарите чувство, похожее на угрызения совести.Суровое выражение лица и сдвинутые брови герцога

говорили о горьких размышлениях.– Маргарита сейчас нейтральна, а через неделю

Маргарита будет враг, – произнес он.– Значит, вы подслушивали? – спросила королева.– А что ж мне было делать в этом кабинете?– И, по-вашему, я вела себя не так, как подобало

наваррской королеве?– Нет, но не так, как подобало возлюбленной герцо-

га Гиза.– Месье, я могу не любить своего мужа, но никто не

имеет права требовать от меня, чтоб я сделалась егопредательницей. Скажите честно, способны ли вы са-ми выдать какую-нибудь тайну вашей будущей жены,принцессы Порсиан?

– Хорошо, хорошо, мадам, – сказал герцог, покачи-вая головой. – Пусть так. Я вижу, что у вас нет большетой любви ко мне, во имя которой вы раскрывали мнекозни короля против меня и моих сообщников.

– Тогда король представлял силу, а вы слабость. Те-перь слабая сторона – Генрих, а сила на вашей сто-роне. Как видите, я продолжаю играть все ту же роль.

– Но перешли из одного лагеря в другой.– Я получила на это право, когда спасла вам жизнь

таким же способом.– Хорошо, мадам! Когда любовники расходятся со-

всем, то возвращают друг другу все свои взаимные

дары; поэтому и я при первом случае спасу вам жизнь,чтобы не быть у вас в долгу.

Вслед за этим герцог раскланялся и вышел, а коро-лева не шевельнула пальцем, чтобы его остановить.В передней герцог встретился с Жийоной, которая ипроводила его к окну в нижнем этаже; во рву нашелон верного пажа и возвратился с ним домой.

Маргарита, задумавшись, сидела у открытого окна.– Хороша брачная ночь! – прошептала королева. –

Муж сбежал, любовник бросил!В это время на той стороне рва, по дороге от Дере-

вянной башни к Монетному двору, шел, подбоченясь,какой-то школяр и пел:

Почему, когда на грудьЯ хочу к тебе прильнутьИль когда, вздыхая тяжко,Я ищу твои уста,Ты обычно и чиста,И сурова, как монашка!..

Для чего тебе беречьБелизну точеных плеч,Этот лик и это лоно?Для того ли, чтоб отдатьВсю земную благодатьЛаскам страшного Плутона?..

Дивный блеск твоих ланитЗев могилы поглотит;Но когда и за могилойВстретиться придется нам,Знать никто не будет там,Что была моей ты милой!

Так не мучь, и не гони,И скорее протяни,Протяни свои мне губки,А не то – пройдут года,Пожалеешь ты тогда,Что не сделала уступки!1

Маргарита с грустной улыбкой прислушивалась кэтой песне; когда же голос школяра замер вдали, оназатворила окно и кликнула Жийону, чтобы с ее помо-щью раздеться и лечь спать.

1 Стихотворные тексты в романе переведены А. Арго.

III. Король-поэт

Торжества, балеты и турниры заняли все следую-

щие дни. Сближение двух партий продолжалось. Дворрасточал ласки и любезности, которые могли вскру-жить голову даже самым ярым гугенотам. На глазах увсех старик Коттон обедал и кутил с бароном де Кур-томер, а герцог Гиз и принц Конде вместе катались пореке на лодке в сопровождении оркестра.

Карл IX как будто расстался со своим обычно мрач-ным настроением и не мог жить без своего зятяГенриха Наваррского. Наконец королева-мать обре-ла такую жизнерадостность, так прилежно заняласьвышивками, драгоценными уборами и перьями дляшляп, что даже потеряла сон.

Гугеноты, немного развратившись в этой новой Ка-пуе, стали надевать шелковые колеты, вышивать де-визы и не хуже католиков гарцевать перед заветны-ми балконами. Во всем была заметна перемена, бла-гоприятная для реформатского исповедания, – каза-лось, сам королевский двор собрался перейти в про-тестантизм. Даже адмирал, при своей опытности, по-пался на эту удочку, как и другие: ему до такой степе-ни затуманили рассудок, что однажды вечером он нацелых два часа забыл о зубочистке и не ковырял ею

у себя во рту, хотя обычно предавался этому занятиюс двух часов дня, когда кончал обедать, и до восьмивечера, когда садился ужинать.

В тот самый день, когда адмирал проявил такуюневероятную забывчивость, король Карл IX пригласилгерцога Гиза и Генриха Наваррского поужинать втро-ем. Закончив ужин, Карл увел их к себе в комнату,где стал показывать и объяснять им хитрый механизмволчьего капкана, изобретенный им самим, как вдругпрервал себя, спросив:

– Не собирается ли адмирал зайти ко мне сегоднявечером? Кто его видел сегодня днем и может мнесказать, как он себя чувствует?

– Я, – ответил Генрих, – и если ваше величествобеспокоитесь о его здоровье, то могу вас утешить: явидел его сегодня два раза – в шесть утра и в семьвечера.

Король, глядевший до этого рассеянно, вдруг с ост-рым любопытством остановил взгляд на своем зяте исказал:

– Ай, ай, Анрио! Вы встали сегодня что-то уж слиш-ком рано для новобрачного.

– Да, сир, – ответил Беарнец, – но мне хотелосьузнать у всеведущего адмирала, не едет ли кое-кто издворян, которых я жду.

– Еще дворяне! В день свадьбы их было уже во-

семьсот, и каждый день все едут новые – уж не соби-раетесь ли вы оккупировать Париж? – смеясь, спро-сил король.

Герцог Гиз нахмурил брови.– Сир, – возразил Беарнец, – ходят слухи о походе

во Фландрию, поэтому я и собираю к себе из своейобласти и из соседних всех, кто, по моему мнению,может быть полезен вашему величеству.

Герцог Гиз, вспомнив ночной разговор Беарнца сМаргаритой о каком-то плане, стал слушать болеевнимательно.

– Ладно, ладно! – ответил король с хищной улыб-кой. – Чем больше будет их, тем лучше; созывайте,созывайте, Генрих. Но каковы эти дворяне? Надеюсь,люди храбрые?

– Не знаю, сир, сравняются ли в храбрости мои дво-ряне с дворянами вашего величества, герцога Анжуй-ского или месье Гиза, но я их знаю и уверен, что онисебя покажут.

– А вы ждете еще многих?– Человек десять-двенадцать.– Как их зовут?– Сейчас не припомню, кроме одного, которого ре-

комендовал мне Телиньи как образованного дворяни-на, по имени де Ла Моль; не могу уверять…

– Де Ла Моль! Уж это не провансалец ли – Лерак де

Ла Моль? – заметил король, хорошо знавший генеа-логию французского дворянства.

– Совершенно верно, сир; как видите, я хожу залюдьми даже в Прованс.

– А я, – ответил с насмешливой улыбкой герцогГиз, – хожу еще дальше его величества короля На-варрского и дохожу до самого Пьемонта, чтобы со-брать всех тамошних верных католиков.

– Католиков ли или протестантов – мне безразлич-но, были бы лишь храбры, – возразил король.

Эти слова, соединившие католиков и протестантовв одно целое, король произнес с видом такого беспри-страстия, что сам герцог Гиз был озадачен.

– Ваше величество, уж не о наших ли фламандцахидет речь? – спросил адмирал, который, пользуясьнедавно дарованным ему королевским разрешениемявляться без доклада, входил в комнату короля и слы-шал последние его слова.

– А-а! Вот и отец мой адмирал! – воскликнул КарлIX, раскрывая объятия. – Стоит заговорить о войне,дворянах, храбрецах – и он тут как тут, его тянет какмагнитом. Мой наваррский зять и мой кузен Гиз ждутподкреплений для вашей армии. Вот о чем шел раз-говор.

– И подкрепления идут, – сказал адмирал.– У вас есть свежие вести, адмирал? – спросил Бе-

арнец.– Да, мой сын, в частности – о Ла Моле; вчера он

был в Орлеане, а завтра или послезавтра будет в Па-риже.

– Чудеса! Господин адмирал просто колдун, – заме-тил Гиз. – Ему известно, что делается за тридцать илисорок миль от него! Я очень хотел бы знать так же до-стоверно, что происходит или что произошло под Ор-леаном.

Колиньи совершенно спокойно отнесся к этому вы-паду герцога Гиза, явно намекавшего на смерть сво-его отца, Франсуа де Гиза, убитого под Орлеаном гу-генотом Польтро де Мере, и, как подозревали, по на-ущению адмирала.

– Месье, – ответил адмирал холодно, с достоин-ством, – я бываю колдуном всегда, когда хочу знатьточно все, что имеет значение для дел короля или мо-их лично. Час тому назад прибыл из Орлеана мой ку-рьер, он ехал на перекладных почтовых лошадях иблагодаря этому проехал за один день тридцать двемили; а месье де Ла Моль едет верхом на собствен-ной лошади, делая по десяти миль в день, – следова-тельно, он прибудет только двадцать четвертого. Воти все колдовство.

– Браво, отец, – воскликнул Карл IX, – хорошо ска-зано! Пусть знают эти юноши, что не одни годы, но и

мудрость убелила вашу бороду и голову. Давайте от-пустим их болтать об их турнирах и любовных похож-дениях, а сами побеседуем вдвоем о наших военныхпредприятиях. При хорошем советнике и король ста-новится хорошим, отец. Ступайте, господа, мне надопоговорить с адмиралом.

Молодые люди вышли – первым король Наварр-ский, а за ним герцог Гиз, но, выйдя за дверь, они хо-лодно раскланялись и пошли каждый в свою сторону.

Колиньи с некоторой тревогой посмотрел им вслед:всякий раз, когда сходились эти два ненавистных другдругу человека, он опасался какой-нибудь вспышкимежду ними. Карл IX угадал мысль адмирала, подо-шел к нему и, взяв его под руку, сказал:

– Будьте покойны, отец; для того чтобы держать ихв страхе и повиновении, существую я. Я стал настоя-щим королем с того дня, как моя мать перестала бытькоролевой, а она перестала быть королевой с тогодня, как Колиньи стал мне отцом.

– Что вы, сир! – воскликнул адмирал. – Ведь коро-лева Екатерина…

– Старая склочница! С ней никакой мир невозмо-жен. Эти оголтелые итальянские католики понимаюттолько одно – всех резать. Я же, наоборот, хочу умиро-творения, и даже больше – хочу поддержать привер-женцев нового исповедания. Все остальные чересчур

распущенны, отец, они меня позорят своей любовнойгрязью и своим беспутством. Хочешь, я буду говоритьс тобой честно, – продолжал Карл IX, все больше от-даваясь порыву откровенности. – Я не доверяю ни од-ному человеку из окружающих меня, за исключениемновых моих друзей. Честолюбие Тавана мне очень по-дозрительно; Вьейвиль любит только хорошее винои продаст своего короля за бочку мальвазии; Монмо-ранси ничего не хочет знать, кроме охоты, и проводитвсе время в обществе собак и соколов; граф Рец –испанец, Гизы – лотарингцы. Да простит мне бог, номне сдается, что во всей Франции только три честныхфранцуза – я, мой наваррский зять да ты. Но я при-кован к трону и не могу командовать армией; самоебольшее, что мне позволено, – это поохотиться в Сен-Жермене и в Рамбулье. Мой наваррский зять слиш-ком юн и малоопытен; кроме того, его отца, короляАнтуана, всегда губили женщины, и мне сдается, чтоГенрих унаследовал эту слабость своего отца. Нет ни-кого, кроме тебя, отец, – ты смел, как Цезарь, и мудр,как Платон. Я не знаю, как мне поступить: оставитьли тебя здесь советником при мне или послать тудаглавнокомандующим. Если ты будешь моим советни-ком – кому командовать? Если командовать будешьты – кто будет мне советником?

– Сир, сначала надо победить, а после победы бу-

дет и совет.– Ты так думаешь, отец? Ну что же, хорошо – будь

по-твоему. В понедельник ты отправишься во Фланд-рию, а я поеду в Амбуаз.

– Ваше величество уезжает из Парижа?– Да… Я устал от этого шума, от всех этих торжеств.

Я не деятель, я мечтатель. Я родился поэтом, а некоролем. Ты организуешь нечто вроде совета, кото-рый и будет править, пока ты будешь на войне; а по-скольку моя мать не войдет в него, все пойдет хорошо.А я уже оповестил Ронсара, чтоб он приехал в Амбу-аз, и там вдвоем, вдали от шума, от дрянных людей,в тени лесов, на берегу реки, под тихий говор ручей-ков, мы будем беседовать о божественных вещах, этоединственное утешение в суете мирской. Вот послу-шай мои стихи – предложение Ронсару быть моим го-стем в Амбуазе; я сочинил их сегодня утром.

Колиньи усмехнулся. Карл IX провел рукою по глад-кому желтоватому, как будто из слоновой кости, лбу иначал декламировать, немного нараспев, свои стихи:

Ронсар, когда с тобой в разлуке мы живем,Ты забываешь вдруг о короле своем.Но я и вдалеке ценю твой дивный гений,И продолжаю брать уроки песнопений,И снова шлю тебе ряд опытов своих,Чтоб вызвать на ответ твой прихотливый стих.

Подумай, не пора ль закончить летний отдых?Уместно ли весь век копаться в огородах?Нет, должен ты спешить на королевский зовВо имя радостных, ликующих стихов!..Когда не навестишь меня ты в Амбуазе,Я не прощу тебе такое безобразье!..

– Браво, сир, браво! – сказал Колиньи. – Я, прав-да, больше смыслю в военном деле, чем в поэзии, но,как мне кажется, эти стихи не уступят лучшим стихамРонсара, Дира и самого канцлера Франции – Мишеляде л’Опиталь.

– Ах, отец, – воскликнул Карл IX, – если бы ты ока-зался прав! Поверь, что звание поэта меня прельщаетболее всего; и как я говорил недавно своему учителюпоэзии:

Искусство дивное поэмы составлять,Пожалуй, потрудней искусства управлять.Поэтам и царям господь венки вручает,Но царь их носит сам, поэт – других венчает.Твой дух и без меня величьем осиян,А мне величие дает мой гордый сан.

Мы ищем, я и ты, к богам путей открытых,Но я подобье их, Ронсар, ты фаворит их!Ведь лира власть тебе над душами дала,

А мне – увы и ах! – подвластны лишь тела!Власть эта такова, что в древности едва лиТираны лютые подобной обладали…

– Сир, мне хорошо известно, что ваше величествоведет беседы с музами, – сказал Колиньи, – но я незнал, что они стали для вас главными советниками.

– Главный ты, отец, главный ты! Я и хочу тебя по-ставить во главе всего государственного управления,чтобы мне не мешали свободно общаться с музами.Слушай, я тороплюсь ответить нашему великому по-эту на его новый мадригал, который он прислал мне…Да я и не могу собрать тебе сейчас все документы, ко-торые необходимы, чтобы ты мог уяснить себе основ-ное расхождение между Филиппом Вторым и мной.Кроме того, мои министры дали мне что-то вроде пла-на будущей войны. Все это я разыщу и отдам тебезавтра утром.

– В котором часу, сир?– В десять; если окажется, что я буду занят писани-

ем стихов и запрусь у себя в кабинете… то все рав-но входи прямо сюда, и ты найдешь здесь, на столе,все документы – в этом красном портфеле; забирайих вместе с портфелем, цвет его настолько бросаетсяв глаза, что ты не ошибешься. А я сейчас иду писатьРонсару.

– Прощайте, сир.– Прощай, отец.– Разрешите вашу руку, сир?– Какая там рука? Мои объятия, моя грудь – вот

твое место! Приди, приди ко мне, старый воин!Карл IX привлек к себе склоненную голову адмира-

ла и прикоснулся губами к его седым волосам.Адмирал вышел, утирая набежавшую слезу.Карл следил за Колиньи глазами, пока мог его ви-

деть, затем прислушался к его шагам, пока их былослышно; когда же адмирал исчез и шаги его затихли,Карл IX, по свойственной ему привычке, склонил го-лову набок и медленно проследовал в Оружейную па-лату.

Оружейная палата была любимым местопребыва-нием Карла; здесь брал он уроки фехтования у Пом-пея и уроки стихотворства у Ронсара. Здесь находи-лось собрание лучших образцов наступательного иоборонительного оружия. Все стены были увешаныбоевыми топорами, копьями, щитами, алебардами,мушкетами и пистолетами; и как раз в этот день одинзнаменитый оружейный мастер принес королю пре-восходную аркебузу, на стволе которой была сдела-на серебряной насечкой надпись, состоявшая из че-тырех строк, сочиненных самим Карлом:

В боях за честь, за божье словоЯ непреклонна и сурова,В того, кто недруг королю,Я пулю меткую пошлю!

Заперев входную дверь, король прошел в другойконец палаты и приподнял стенной ковер, скрывав-ший переход в другую комнату, где молилась женщи-на, склонив колени на низкую скамейку с аналоем.

Ковер скрадывал звук шагов, и Карл, медленно сту-пая, вошел как призрак, настолько тихо, что колено-преклоненная женщина ничего не услышала, не огля-нулась и продолжала молиться. Карл остановился напороге, задумчиво глядя на нее.

Женщине с виду было лет тридцать пять, ее здо-ровую красоту оттенял наряд крестьянок из окрестно-стей Ко. Белый колпак, бывший в моде при француз-ском дворе времен королевы Изабеллы Баварской, икрасный корсаж были расшиты золотом, – такие кор-сажи носят и теперь крестьянки близ Соры и Нетту-но. Комната, где она жила чуть не двадцать лет, бы-ла смежной со спальней короля и представляла со-бой своеобразную смесь изысканности и деревенскойпростоты. Здесь дворец как будто растворялся в про-стой избе, а изба – во дворце, образуя что-то среднеемежду деревенской простотой и роскошью вельмож-ной дамы. Так, скамейка, на которой коленопрекло-

ненно молилась женщина, вся была из дуба, украше-на чудесною резьбой и обита бархатом с золотою ба-хромой, а Библия – главная молитвенная книга этойпротестантки, – раскрытая перед ее глазами, была по-лурастрепанная, старая, какие бывают только в са-мых бедных семьях. Вся остальная обстановка – втом же духе.

– Эй, Мадлон! – окликнул ее король.Коленопреклоненная женщина с улыбкой оберну-

лась на знакомый голос и, сходя со скамеечки, отве-тила:

– А-а, это ты, сынок?– Да, кормилица. Поди ко мне.Карл IX опустил ковер, прошел в Оружейную и сел

на ручку кресла. Вошла кормилица и спросила:– Что тебе, Шарло?– Поди сюда и говори шепотом.Кормилица подошла к нему с ласковой просто-

той, возникшей, вероятно, из чувства той материн-ской нежности, которую питает к ребенку женщина,вскормившая его своею грудью. Однако памфлеты то-го времени находили источник этой нежности в дру-гих, далеко не таких чистых отношениях.

– Ну, вот я, говори, – сказала кормилица.– Здесь тот человек, которого я вызвал?– Ждет уже с полчаса.

Карл встал, подошел к окну и посмотрел, не подгля-дывает ли кто-нибудь, затем приблизился к двери иудостоверился, что никто не подслушивает, смахнулпыль с висевшего на стене оружия, приласкал круп-ную борзую собаку, которая ходила за ним по пятам,останавливаясь, когда он останавливался, и следуяза своим хозяином, когда он сходил с места; наконецкороль вернулся к кормилице и сказал:

– Ладно, кормилица, впусти его.Кормилица вышла тем же ходом, по которому вхо-

дил к ней король, а Карл IX присел на край стола, за-нятого разложенным на нем оружием различных ви-дов. В ту же минуту ковер вновь приподнялся, пропус-кая того, кого ждал Карл.

Это был человек лет сорока, с серыми глазами, вы-ражавшими коварство, с крючковатым носом, как у со-вы, и выдававшимися скулами; лицо его пыталось вы-разить почтение, но вместо этого белые от страха гу-бы скривились в лицемерную улыбку.

Карл IX тихо протянул руку за спину и нащупал настоле рукоятку пистолета новой системы, где вспыш-ка пороха производилась не фитилем, а трением пи-рита о колесико в замке; в то же время король смот-рел своими тусклыми глазами на нового актера этойсцены, насвистывая верно и даже очень мелодичносвою любимую охотничью песенку.

Так прошло несколько секунд, и незнакомец менял-ся в лице все больше.

– Вы тот самый, кого зовут Франсуа де Лувье-Мо-рвель? – спросил король.

– Да, сир.– Офицер отряда петардщиков?– Да, сир.– Мне хотелось посмотреть на вас.Морвель поклонился.– Вам известно, – сказал Карл IX, подчеркивая каж-

дое слово, – что своих подданных я люблю одинакововсех.

– Я знаю, – пролепетал Морвель, – что ваше вели-чество – отец народа.

– И что гугеноты и католики одинаково мне дети.Морвель молчал, но проницательный глаз короля

заметил, что он дрожал всем телом, хотя Морвельстоял в полутемной части кабинета.

– Вам это не по нраву? – спросил король. – Ведь выжестоко воевали с гугенотами?

Морвель упал на колени.– Сир, – пролепетал он, – поверьте, что…– Верю, – продолжал король, все глубже пронизы-

вая Морвеля своим взглядом, ставшим из стеклянно-го сверкающим, – я верю, что в сражении при Монкон-туре вам очень хотелось подстрелить адмирала, кото-

рый сейчас вышел из этой комнаты; я верю, что тогдавы промахнулись, и после этого вы перешли в армиюк нашему брату, герцогу Анжуйскому; наконец, верюи тому, что из нее вы еще раз перебежали в армиюпринцев Конде, где и поступили на службу в отряд кмесье де Муи де Сен-Фаль…

– О сир!– К храброму пикардийскому дворянину?..– Сир, сир! Не мучьте меня! – воскликнул Морвель.– Он был прекрасный командир, – продолжал Карл

IX; и по мере того, как он говорил, выражение почтихищной жестокости все больше проявлялось на еголице, – и этот человек принял вас как сына, приютил,одел, кормил.

Морвель тяжело вздохнул.– Вы звали его своим отцом, – безжалостно продол-

жал Карл, – и, помнится, его сын, юный де Муи, питалк вам нежные, дружеские чувства.

Морвель, стоя на коленях, все более сгибался подгнетом этих слов, а Карл стоял, бесчувственный инедвижимый, как статуя, у которой были живымитолько губы.

– Кстати, – продолжал король, – не вам ли герцогГиз предназначал награду в десять тысяч экю, есливы убьете адмирала?

Убийца в ужасе склонился лбом до земли.

– И вот старого сеньора де Муи, вашего доброго от-ца, вы как-то сопровождали в разведке по направле-нию к Шевре. Он уронил бич и спешился, чтобы егоподнять. Вы оказались с ним наедине, вы вынули изольстры пистолет, и когда ваш добрый отец нагнулся,вы перебили ему хребет пулей; он был убит наповал,а вы, убедившись, что он мертв, удрали на лошади,которую он же вам и подарил.

Морвель продолжал молчать, сраженный этим об-винением, верным во всех подробностях, а Карл IXпринялся опять насвистывать с той же точностью, стой же музыкальностью все ту же охотничью песню.Выждав некоторое время, Карл IX сказал:

– Вот что, мастер убийца, у меня большое желаниевас повесить.

– О ваше величество! – возопил Морвель.– Молодой де Муи еще вчера молил меня об этом.

Я даже не знал, что ему ответить, хотя просьба еговполне законна.

Морвель умоляюще сложил руки.– Она тем более законна, что, как вы сказали сами,

я отец народа, а я ответил вам на это, что я теперьпримирился с гугенотами и они точно такие же моидети, как и католики.

– Сир, – вымолвил совсем упавший духом Мо-рвель, – жизнь моя в ваших руках, делайте с ней, что

хотите.– Верно! И, по-моему, она не стоит ни гроша.– Сир, неужели нет возможности искупить мою ви-

ну? – взмолился убийца.– Не знаю. Во всяком случае, будь я на вашем ме-

сте, чего, слава богу, нет…– Сир, ну а если бы вы были на моем месте?.. – про-

лепетал Морвель, впиваясь глазами в губы короля.– Думаю, что я бы нашел выход, – ответил Карл.Морвель оперся рукою о пол и приподнялся на од-

но колено, пристально смотря на Карла, чтобы раз-глядеть, не смеется ли над ним король.

– Я, конечно, очень люблю молодого де Муи, – про-должал король, – но я очень люблю и моего кузена Ги-за; и если бы он попросил меня даровать жизнь како-му-нибудь человеку, а де Муи просил бы казнить тогоже человека, я был бы в крайнем затруднении. Одна-ко по разным политическим и религиозным соображе-ниям я должен был бы уступить желанию моего кузе-на Гиза, ибо де Муи хотя и очень храбрый командир,но все же мелок в сравнении с принцем Лотарингским.

Пока Карл IX говорил эти слова, Морвель мало-по-малу привставал и как бы возвращался к жизни.

– Итак, в вашем крайнем положении вам было быважно заслужить благоволение моего кузена Гиза;кстати, мне вспоминаются его вчерашние слова.

Морвель сделал шаг вперед.– «Представьте себе, сир, – говорил Гиз, – каждый

день в десять часов утра по улице Сен-Жермен-Л’О-зеруа возвращается из Лувра мой заклятый враг, и ягляжу на него из дома моего бывшего наставника, ка-ноника Пьера Пиля, сквозь зарешеченное окно в ниж-нем этаже. Каждый день я вижу, как идет мой враг, икаждый день я умоляю дьявола разверзнуть под нимземлю».

Не кажется ли вам, мастер Морвель, – продолжалКарл IX, – что если бы вы оказались дьяволом илипо крайней мере заместили бы его хоть на минуту, то,может быть, вы и порадовали бы моего кузена Гиза?

На губах Морвеля, еще белых от испуга, появиласьдьявольская усмешка, и они заговорили:

– Да, сир, но не в моей власти разверзнуть землю.– Однако вы, насколько помню, ее разверзли для

доброго Муи. На это вы мне скажете: да, но посред-ством пистолета… Он у вас не сохранился?

– Простите, сир, но я стреляю из аркебузы лучше,чем из пистолета, – ответил разбойник, почти опра-вившись от страха.

– Пистолет или аркебуза, – сказал Карл, – какаяразница? Я убежден, что мой кузен Гиз не станет при-дираться к мелочам.

– Но мне нужно очень надежное, меткое ружье –

быть может, придется стрелять на дальнем расстоя-нии.

– В этой комнате десять аркебуз, – сказал король, –и я из каждой попадаю в золотой экю на сто пятьдесятшагов. Хотите – попробуйте любую.

– О сир! С великим удовольствием! – воскликнулМорвель, направляясь к той, что была принесена се-годня утром и поставлена отдельно в угол.

– Нет, только не эту, – возразил король, – ее я остав-ляю для себя. На днях предстоит большая охота, где,я надеюсь, она послужит мне. Но любую другую мо-жете взять.

Морвель снял со стены одну из аркебуз.– Теперь, сир, кто же этот враг? – спросил убийца.– Почем я знаю? – ответил Карл, уничтожая мер-

завца презрительным взглядом.– Хорошо, я спрошу у герцога Гиза, – пролепетал

Морвель.Король пожал плечами.– Нечего его спрашивать – герцог Гиз вам не отве-

тит. Разве дают ответы на подобные вопросы? Тем,кто хочет избегнуть виселицы, надо иметь смекалку.

– А как же я его узнаю?– Говорят вам, что ежедневно он проходит мимо ок-

на каноника.– Перед этим окном проходит много народу. Мо-

жет быть, ваше величество соблаговолит мне указатьхоть какую-нибудь примету?

– О, это нетрудно. Например, завтра он понесет подмышкой портфель из красного сафьяна.

– Достаточно, сир.– У вас все та же лошадь, которую подарил вам де

Муи, и скачет так же хорошо?– У меня самый быстрый берберский конь.– О, я нисколько не боюсь за вас! Но вам полезно

знать, что в монастыре есть задняя калитка.– Благодарю, сир! Помолитесь за меня богу.– Что?! Тысяча чертей! Вы лучше сами молитесь

дьяволу, только с его помощью вы избежите петли!– Прощайте, сир!– Прощайте. Да, вот что еще, месье де Морвель:

если завтра до десяти часов утра будет какой-нибудьразговор о вас или если после десяти не будут гово-рить про вас, то не забудьте, что в Лувре есть камерадля смертников.

И Карл IX опять принялся насвистывать мотив сво-ей любимой песенки.

IV. Вечер 24 августа 1572 года

Если читатель помнит, в предшествующей главе

упоминался дворянин по имени Ла Моль, которогоподжидал король Наваррский. Как и предсказывал ад-мирал, этот дворянин к концу дня 24 августа 1572 годавъезжал в Париж от городских ворот Сен-Марсель и,довольно презрительно посматривая на живописныевывески гостиниц, в большом количестве стоявших ис правой, и с левой стороны, направил взмыленнуюлошадь к центру города, где пересек площадь Мобе-ра, проехал Малый мост, мост собора Богоматери, за-тем по набережной и наконец остановился в началепереулка Бресек, переименованного позднее в улицуАрбр-сек, – это название мы и сохраним ради удоб-ства нашего читателя.

Название «Арбр-сек» («сухое дерево»), видимо,понравилось Ла Молю, и он въехал в эту улицу, гдепривлекла его внимание великолепная жестяная вы-веска, которая, скрипя, раскачивалась на кронштей-не и позванивала своими колокольчиками. Ла Мольостановился перед ней и прочел название: «Путевод-ная звезда», написанное как девиз под изображени-ем, самым заманчивым для проголодавшегося путе-шественника: в темном небе жарится на огне цыпле-

нок, а человек в красном плаще взывает к этой но-воявленной звезде, воздевая свои руки вместе с ко-шельком.

«Вот эта гостиница хорошо рекламирует себя, – по-думал дворянин, – а ее хозяин, наверно, ловкий па-рень; к тому же я слыхал, что улица Арбр-сек – в квар-тале Лувра, и если только само заведение соответ-ствует вывеске, то я устроюсь здесь отлично».

Пока новоприбывший произносил этот монолог, сдругого конца переулка, то есть от улицы Сент-Оно-ре, подъехал другой всадник и тоже остановился, пре-льщенный вывеской «Путеводная звезда».

Всадник, уже знакомый нам хотя бы лишь по имени,сидел на белой лошади испанской породы и был одетв черный колет с пуговицами из черного агата. Кромеколета, на нем были темно-лиловый плащ, черные ко-жаные сапоги, шпага с чеканным стальным эфесом ипарный к ней кинжал. Если мы от костюма перейдемтеперь к лицу, то увидим человека лет двадцати че-тырех – двадцати пяти, сильно загорелого, с голубы-ми глазами, тонкими усиками, с ослепительно белымизубами, которые, казалось, озаряли его лицо, когда онулыбался – обычно мягкой, грустной улыбкой, – и, на-конец, с безупречно очерченным, изящным ртом.

Второй путешественник являл собой полную про-тивоположность первому. Из-под шляпы с загнутыми

вверх полями выбивались волнистые густые белоку-рые, рыжего оттенка, волосы и глядели серые гла-за, сверкавшие при малейшем недовольстве такимослепительным огнем, что начинали казаться черны-ми. Невольно обращали на себя внимание розоватыйоттенок кожи, тонкие губы, темно-рыжие усы и заме-чательные зубы. Высокий и плечистый, он представ-лял собою тип красавца в обыденном значении это-го понятия, и за то время, пока он ездил по Парижу,оглядывая все окна под тем предлогом, что ищет вы-веску, многие дамы засматривались на него; что жекасается мужчин, то они, возможно, были бы не прочьвысмеять и чересчур узкий плащ, и узкие штаны, и ка-кой-то допотопной формы сапоги, но смех переходилв любезное пожелание «Да хранит вас бог!» сейчасже, как только замечали, что лицо незнакомца име-ло способность в одну минуту принимать десяток раз-личных выражений, кроме одного – выражения доб-рожелательности, обычно свойственного смущенно-му провинциалу.

Он первый и начал разговор, обратившись к друго-му дворянину, занятому внешним осмотром гостини-цы «Путеводная звезда».

– Дьявольщина! Скажите, месье, – произнес он сужасным горским выговором, который сразу выда-ет уроженца Пьемонта среди сотни других пришель-

цев, – отсюда недалеко до Лувра? Во всяком случае,наши вкусы как будто сходятся; это очень лестно длямоей особы.

– Месье, – произнес другой с провансальским вы-говором, не уступавшим по типичности пьемонтскомуакценту первого собеседника, – мне кажется, что этагостиница действительно находится недалеко от Лув-ра. Тем не менее я еще не вполне уверен, буду ли яиметь удовольствие присоединиться к вашему наме-рению. Я пока раздумываю.

– Так вы еще не решили? А вид у гостиницы заман-чивый! Но, может быть, я соблазнился тем, что увидалздесь вас. Все-таки согласитесь, что вывеска красива.

– Это так, но она-то и возбуждает мои сомнения от-носительно действительного содержания. Меня пре-дупреждали, что в Париже множество плутов и чтоздесь так же ловко обманывают вывесками, как и дру-гими способами.

– Дьявольщина! Плутовство меня не смущает, –возразил пьемонтец. – Если хозяин подаст мне кури-цу, изжаренную хуже, чем та, на вывеске, я его само-го посажу на вертел и буду вертеть, пока он не прожа-рится. Итак, месье, войдем.

– Вы меня убедили, – смеясь, ответил прованса-лец. – Прошу, месье, входите первым.

– Нет, месье, клянусь душой, этого не будет, – я

только ваш покорный слуга, граф Аннибал де Кокон-нас.

– А я граф Жозеф-Гиасинт-Бонифас Лерак де ЛаМоль, к вашим услугам.

– В таком случае возьмем друг друга за руки и вой-дем вместе.

Во исполнение этого примиряющего предложенияоба молодых человека спешились, передали лоша-дей конюху, поправили шпаги и, взявшись за руки, по-шли к двери гостиницы, где на пороге стоял ее хозя-ин. Но, вопреки обыкновению людей этой породы, по-чтенный собственник, видимо, не обратил на них вни-мания, а весь ушел в какие-то переговоры с желтымсухим верзилой, которого окутывал широкий плащ бу-ро-коричневого цвета, как сову перья.

Оба дворянина подошли к хозяину гостиницы и егособеседнику в буро-коричневом плаще уже так близ-ко, что Коконнас, рассерженный их невнимательно-стью к себе и своему спутнику, дернул хозяина за ру-кав. Последний сразу очнулся и отпустил своего со-беседника, сказав ему:

– До свидания! Приходите поскорее и непременноосведомляйте меня о том, что происходит.

– Эй, старый плут, – сказал Коконнас, – вы что же,не видите, что к вам пришли по делу?

– Ах, простите, господа, – ответил хозяин, – я не

заметил вас.– Дьявольщина! Нас надо замечать! А теперь, ко-

гда вы нас заметили, то будьте любезны обращатьсяк нам не просто «месье», а «граф».

Ла Моль стоял сзади, предоставив вести перегово-ры Коконнасу, благо тот принял все дело на себя. Од-нако по нахмуренным бровям Ла Моля было ясно, чтоон в любую минуту готов прийти на помощь, когда на-ступит время действовать.

– Ладно! Так что же вам угодно, граф? – совершен-но спокойно спросил хозяин.

– Хорошо… Не правда ли, так будет лучше? – спро-сил Коконнас, оборачиваясь к Ла Молю, на что по-следний утвердительно кивнул головой. – Мы, графи я, основываясь на вашей вывеске, желаем иметьужин и ночлег в вашей гостинице.

– Господа, я очень огорчен, – ответил хозяин, – ноу меня свободна только одна комната, а это вам неподойдет.

– Ну и тем лучше, – сказал Ла Моль, – остановимсяв другом месте.

– Нет, нет, – возразил Коконнас, – я останусь здесь;у меня лошадь измучена. Раз вы не хотите, я берукомнату один.

– А-а, это меняет дело, – ответил хозяин с тем женахальным равнодушием. – Если вы один, так я вас

вовсе не пущу.– Дьявольщина! Вот так забавная скотина! Только

что сказал, что двое – слишком много, а теперь ока-зывается, что один – слишком мало! Так ты не хочешь,плут, принять нас?

– По совести, господа, раз уже вы заговорили такимтоном, я вам отвечу откровенно.

– Отвечай, но только поскорей.– Ладно! Так уж лучше не надо мне чести иметь вас

постояльцами.– Почему?.. – спросил Коконнас, бледнея от него-

дования.– А потому, что у вас нет лакеев, значит, господская

комната будет занята, а две лакейские будут пусто-вать. Ежели я отдам вам комнату господскую, то несдам двух других.

– Месье Ла Моль, – сказал Коконнас, оборачива-ясь, – не думается ли вам, что придется поколотитьэтого прохвоста?

– Это можно, – ответил Ла Моль, приготовляясьвместе со своим спутником отхлестать хозяина пле-тью.

Но, несмотря на готовность обоих, видимо, оченьрешительных дворян перейти от слов к делу, чтоне предвещало ничего хорошего трактирщику, он ни-сколько не смутился и только отступил на один шаг к

двери.– Сейчас видать, что из провинции, – сердито про-

ворчал он. – В Париже прошла мода бить хозяев, ко-торые не хотят сдавать у себя комнат. Теперь бьютвельмож, а не горожан, а ежели вы будете на меняорать, я кликну соседей, но тогда уж исколотят вас,что вовсе не почетно для дворян.

– Дьявольщина! Он еще издевается над нами! –крикнул Коконнас вне себя.

– Грегуар, подай мне аркебузу! – приказал хозяинсвоему слуге таким же тоном, как будто говорил: «По-дай господам стул!»

– Клянусь кишками папы! – зарычал Коконнас, об-нажая шпагу. – Да разгорячитесь же, месье Ла Моль!

– Не надо! Не стоит: пока мы будем горячиться,остынет ужин.

– Вы так думаете? – воскликнул Коконнас.– Я думаю, что хозяин «Путеводной звезды» прав,

но не умеет принимать гостей, особенно дворян. Вме-сто того чтобы грубо говорить нам: «Господа, мне васне надо», – лучше было бы сказать нам вежливо: «По-жалуйте, господа», а в счете поставить: за господскуюкомнату – столько-то, за лакейскую – столько-то, учи-тывая, что, если у нас нет сейчас лакеев, мы их най-мем.

И с этими словами Ла Моль тихонько отстранил хо-

зяина, уже протянувшего руку к принесенной аркебу-зе, пропустил Коконнаса в дом, а вслед за ним вошели сам.

– Ну ладно, – сказал Коконнас, – а все-таки оченьдосадно вкладывать шпагу в ножны, не убедившись,что она колет не хуже, чем вертела у этого парня.

– Уж потерпите, дорогой спутник, – ответил ЛаМоль. – Теперь все гостиницы переполнены дворяна-ми, съехавшимися в Париж на брачные торжества идля предстоящей войны во Фландрии, поэтому нам ненайти другой квартиры; а кроме того, возможно, что вПариже принято так встречать приезжих.

– Дьявольщина! Ну и терпение у вас! – пробурчалКоконнас, яростно закручивая рыжий ус и сверкая гла-зами на хозяина. – Но берегись, мошенник! Если у те-бя готовят скверно, постели жестки, вино выдержаноменее трех лет в бутылках и слуга не изворотлив, кактростник…

– Ля-ля-ля, мой милый дворянин, успокойтесь, выбудете здесь как у Христа за пазухой, – прервал егохозяин, оттачивая кухонный нож на оселке.

Затем пробормотал, качая головой:– Это гугенот; все отступники совершенно обнаг-

лели после свадьбы ихнего Беарнца с мадемуазельМарго!

И, помолчав, добавил с такой усмешкой, что оба

постояльца, наверно, вздрогнули бы, если бы виделиее:

– Ну, ну! Забавно, что мне попались гугеноты, и какраз…

– Эй! Будем мы ужинать, наконец? – резко спросилКоконнас, прерывая рассуждения хозяина с самим со-бой.

– Как будет вам угодно, – ответил хозяин, сразусмягчившись, вероятно, под влиянием мысли, при-шедшей ему в голову.

– Нам так угодно, да поскорее, – ответил Коконнас.Затем, обернувшись к Ла Молю, сказал:– Вот что, граф, пока приготовляют комнату, скажи-

те: как, по вашему мнению, Париж – веселый город?– По правде говоря – нет, – ответил Ла Моль. – У ме-

ня осталось такое впечатление, что у всех встречныхили встревоженные, или отталкивающие лица. Можетбыть, это оттого, что парижане боятся грозы. Види-те, какое мрачное небо, и чувствуете, какая тяжестьв воздухе?

– Скажите, граф, вы ведь стремитесь в Лувр?– Да, и вы тоже, месье Коконнас, как мне кажется?– Ну что ж! Давайте устремимся вместе.– Гм! Пожалуй, немного поздно выходить на улицу.– Поздно или нет, а придется выйти. Мне даны точ-

ные приказания: как можно скорее доехать до Парижа

и тотчас по прибытии снестись с герцогом Гизом.При имени герцога Гиза хозяин насторожился и по-

дошел ближе.– Мне сдается, что этот бездельник подслушива-

ет нас, – сказал Коконнас, который, как все пьемонт-цы, был злопамятен и не мог простить хозяину «Пу-теводной звезды» малопочтительный прием, оказан-ный обоим путешественникам.

– Да, я прислушиваюсь, господа, – ответил трактир-щик, прикасаясь рукою к своему колпаку на голове, –но только чтобы услужить вам. Я услыхал разговорпро герцога Гиза и тотчас подошел. Чем, господа дво-ряне, могу быть вам полезен?

– Ха, ха, ха! Как видно, это имя обладает волшеб-ной силой, судя по тому, что из нахала ты стал подли-зой. Дьявольщина!.. Мэтр… мэтр… как тебя там?

– Мэтр Ла Юрьер, – ответил хозяин, кланяясь.– Отлично, мэтр Ла Юрьер; значит, у герцога Гиза

такая тяжелая рука, что может сделать вежливым да-же тебя! Уж не думаешь ли ты, что моя легче?

– Нет, граф, но ваша короче, – возразил хозяин. – Акроме того, – добавил он, – должен вам сказать, чтодля нас, парижан, великий Генрих – кумир!

– Какой Генрих? – спросил Ла Моль.– Мне думается, есть только один, – ответил Ла

Юрьер.

– Прости, милейший, есть и другой – тот, о которомпредлагаю вам не говорить плохо, а именно – ГенрихНаваррский, помимо Генриха Конде, человека тожевесьма достойного.

– Этих я не знаю, – ответил хозяин.– Зато их знаю я, – сказал Ла Моль, – а так как я

направлен к королю Генриху Наваррскому, то и пред-лагаю не отзываться о нем плохо в моем присутствии.

Хозяин вместо ответа только прикоснулся к своемуколпаку и продолжал смотреть нежным взглядом наКоконнаса.

– Стало быть, месье будет разговаривать с великимгерцогом Гизом? Какой счастливец вы, месье: вы при-ехали, конечно, ради…

– Ради чего? – спросил Коконнас.– Ради праздника, – ответил хозяин с особенной

усмешкой.– Вернее – ради праздников, поскольку мне говори-

ли, что Париж захлебывается во всяких празднествах;только и слышно о пирах, балах и каруселях. Ведь вПариже много веселятся, а?

– Не очень, месье, по крайней мере до сегодняш-него дня, – ответил хозяин. – Но я надеюсь, что скоровсе повеселятся.

– Все-таки свадьба его величества короля Наварр-ского привлекла в Париж много народа, – заметил Ла

Моль.– Много гугенотов, это верно, месье, – резко отве-

тил Ла Юрьер, но, спохватившись, добавил: – Ах, про-стите, может быть, господа – тоже протестанты?

– Это я-то протестант? – воскликнул Коконнас. –Еще чего! Я такой же католик, как наш святой отец па-па.

Ла Юрьер повернулся в сторону Ла Моля, как быспрашивая и его; но Ла Моль или не понял его взгля-да, или не счел нужным ответить прямо, а спросилсам:

– Если вы, мэтр Ла Юрьер, не знаете его величе-ства короля Наваррского, то, может быть, знаете ад-мирала? Я слышал, что адмирал пользуется благово-лением двора; а так как я ему рекомендован, я бы хо-тел знать, где он живет, если его адрес не раздеретвам рот.

– Он жил на улице Бетизи, отсюда вправо, – отве-тил хозяин с тайным удовольствием, невольно отра-зившимся и на его лице.

– То есть как жил? – спросил Ла Моль. – Значит, онпереехал?

– Возможно, на тот свет.– Что значит «адмирал переехал на тот свет»? –

воскликнули разом оба дворянина.– Как, месье де Коконнас? – продолжал хозяин с

хитрой усмешкой. – Вы сторонник Гиза, а не знаете?– Чего?– Да того, что третьего дня, когда адмирал шел по

площади Сен-Жермен-Л’Озеруа мимо дома каноникаПьера Пиля, в него выстрелили из аркебузы.

– И он убит? – спросил Ла Моль.– Нет, ему только перебило руку и оторвало два

пальца, но есть надежда, что пуля была отравлена.– Как «есть надежда», негодяй! – воскликнул Ла

Моль.– Я хотел сказать – есть слух; не будем ссориться

из-за какого-нибудь слова; я просто оговорился.И мэтр Ла Юрьер, повернувшись спиной к Ла Молю,

многозначительно подмигнул Коконнасу и явно изде-вательски высунул язык.

– И это правда? – радостно спросил Коконнас.– Правда? – тихо спросил Ла Моль, убитый горест-

ным известием.– Все так, как я имел честь сказать вам, – ответил

хозяин.– В таком случае я немедленно отправляюсь в

Лувр. Найду я там короля Генриха?– Вероятно: он там живет.– Я тоже пойду в Лувр. А найду я там герцога Гиза?– Возможно: он только что туда проехал, и с ним

две сотни дворян.

– Ну что ж, идем, месье Коконнас, – предложил ЛаМоль.

– Иду за вами, – ответил Коконнас.– А ваш ужин, господа дворяне? – спросил мэтр Ла

Юрьер.– Ах да! – вспомнил Ла Моль. – Впрочем, я, может

быть, поужинаю у короля Наваррского.– А я – у герцога Гиза, – сказал Коконнас.– А я, – сказал хозяин, проводив глазами своих дво-

рян, шагавших по дороге к Лувру, – почищу мою каску,вставлю новый фитиль в аркебузу и наточу свой про-тазан. Мало ли что случится!

V. В частности – о Лувре,

а вообще – о добродетели

Оба дворянина, спросив дорогу у первого встреч-ного, направились по улице Аверон, потом по улицеСен-Жермен– Л’Озеруа и дошли до Лувра уже в товремя, как силуэты его башен начинали расплывать-ся в сумерках.

– Что с вами? – спросил Коконнас, когда Ла Мольостановился, со священным трепетом разглядываяпредставшие его глазам подъемные мосты, узкие вы-тянутые окна и островерхие шатры на башнях.

– Право, и сам не знаю: у меня вдруг забилось серд-це, – ответил Ла Моль. – Я не так уж робок, но по-чему-то этот дворец мне представляется угрюмым и,сказать правду, страшным.

– А что касается меня, – ответил Коконнас, – незнаю отчего, но я на редкость весел. Вот только наряду меня неважный, – продолжал он, оглядывая свойдорожный костюм, – но это пустяки! Зато вид бравый.Да и приказом мне вменяется быстрота исполнения.А раз я выполняю его точно, значит, и буду принят хо-рошо.

И оба молодых человека пошли к Лувру, настроен-ные по-разному, в зависимости от только что выска-

занных чувств.Лувр строго охранялся, и, видимо, количество по-

стов удвоили. Сначала это обстоятельство смутилопутешественников. Но Коконнас, уже заметивший, чтоимя герцога Гиза действует на парижан как талисман,подошел к одному часовому и, прикрываясь этим все-могущим именем, спросил, нельзя ли через его по-средство проникнуть в Лувр.

Это имя, казалось, произвело обычное действие,однако часовой спросил у Коконнаса, знает ли он па-роль?

Пьемонтец должен был признаться, что не знает.– Тогда ступайте прочь, – ответил часовой.В эту минуту какой-то человек, беседовавший с

офицером охраны, но слышавший просьбу Коконна-са, прервал свой разговор и подошел к Коконнасу.

– Што фам укодно от херцог Гиз? – спросил он.– Мне угодно поговорить с ним, – улыбаясь, ответил

Коконнас.– Невозмошно! Херцог у короля.– Но я получил письменное уведомление явиться

в Париж.– А-а! У вас есть письменный уведомлений?– Да, и я приехал издалека.– А-а! Вы приехал издалека?– Я из Пьемонта.

– Корошо, корошо! Это другой дело. А ваш имя?– Граф Аннибал де Коконнас.– Корошо, корошо! Тайте ваш письмо.– Честное слово, прелюбезный человек! – сказал

Ла Моль, обращаясь к самому себе. – Не посчастли-вится ли и мне найти такого же, чтобы пройти к коро-лю Наваррскому?

– Так тавайте ваш письмо, – продолжал немецкийдворянин, протягивая руку к Коконнасу, стоявшему внерешительности.

– Дьявольщина! Я не знаю, имею ли я право… – от-вечал пьемонтец, проявляя недоверчивость по своейполуитальянской природе. – Я не имею чести знатьвас.

– Я Пэм, я человек херцога Гиз.– Пэм, – пробормотал Коконнас, – такого имени я

не слыхал.– Это месье Бэм, мой командир, – ответил часо-

вой. – Вас спутало его произношение. Отдайте емуваше письмо, я за него ручаюсь.

– Ах, месье Бэм! – воскликнул Коконнас. – Ну какже мне не знать вас! Ну конечно, с великим удоволь-ствием, вот мое письмо. Простите мое колебание, нобез этого нельзя, если хочешь выполнить свой долг.

– Корошо, корошо, не нато извинять себя.Ла Моль тоже подошел к немцу и обратился с

просьбой:– Месье, вы так любезны, не возьметесь ли вы пе-

редать и мое письмо, как вы это сделали по отноше-нию к моему товарищу?

– Как ваш имя?– Граф Лерак де Ла Моль.– Граф Лерак де Ла Моль?– Да.– Такой не знаю.– Неудивительно, что я не имею чести быть вам

знаком, я не здешний и так же, как граф Коконнас,приехал только сегодня вечером и издалека.

– А откуда вы приехал?– Из Прованса.– С один письмо?– Да, с письмом.– К херцог де Гиз?– Нет, к его величеству королю Наваррскому.– Я не служу у короля Наваррского, – крайне холод-

но ответил Бэм, – я не могу передавать ваш письм.Бэм отошел от Ла Моля и, войдя в ворота Лувра,

сделал знак Коконнасу следовать за собой. Ла Мольостался в одиночестве.

В ту же минуту из других ворот Лувра выехал отрядвсадников, около сотни человек.

– Ага, вот и де Муи со своими гугенотами, – ска-

зал часовой своему товарищу. – Они сияют, король имобещал казнить того, кто стрелял в их адмирала; а таккак этот парень убил и отца де Муи, то сын одним уда-ром отомстит за обоих.

– Простите, – обратился Ла Моль к солдату, – ведьвы, кажется, сказали, что этот командир – месье деМуи?

– Совершенно верно.– И что сопровождающие – это…– Нечестивцы, говорю я.– Благодарю, – ответил Ла Моль, как будто не слы-

ша презрительного наименования, которым наградилгугенотов часовой. – Мне только это и надо былознать.

И тотчас подошел к командиру всадников.– Месье, – сказал Ла Моль, – я сейчас узнал, что

вы – месье де Муи.– Да, месье, – учтиво ответил командир.– Ваше имя, хорошо известное сторонникам проте-

стантской веры, дает мне смелость обратиться к вамс просьбой оказать мне услугу.

– Какую, месье? Но сначала – с кем имею честь го-ворить?

– С графом Лерак де Ла Моль.Молодые люди обменялись приветствиями.– Я слушаю вас, месье, – сказал де Муи.

– Я прибыл из Экса с письмом от д’Ориака, губерна-тора Прованса. Письмо адресовано королю Наварр-скому и заключает в себе важные и спешные изве-стия… Каким образом я мог бы передать это письмо?Как мне пройти в Лувр?

– Пройти-то в Лувр очень легко, – ответил де Муи, –только я боюсь, что король Наваррский сейчас оченьзанят и не сможет вас принять. Но все равно, если хо-тите, пойдемте со мной, и я доведу вас до его покоев.Остальное зависит уж от вас.

– Тысячу благодарностей!– Идите за мной, – сказал де Муи.Де Муи сошел с лошади, бросил поводья своему

лакею, подошел к решетке, назвал себя часовому,провел Ла Моля в замок и, открыв дверь в покои ко-роля Наваррского, сказал:

– Входите и узнайте сами.Затем поклонился Ла Молю и вышел.Оставшись в одиночестве, Ла Моль огляделся.Передняя комната была пуста, одна из внутренних

дверей открыта.Ла Моль сделал несколько шагов и очутился в ка-

ком-то коридоре. Он стучал и звал, но никто не отзы-вался. Полнейшая тишина царила в этой части Лувра.

«А мне еще говорили про строгий этикет! – подумалон. – По этому дворцу можно разгуливать, как по го-

родской площади».Он позвал еще раз, но с тем же успехом, что и рань-

ше.«Ну что же, пойдем прямо, – подумал он, – в конце

концов встречу же я кого-нибудь».Ла Моль направился по коридору, все больше по-

гружаясь в темноту, как вдруг в противоположном кон-це раскрылась дверь, на пороге появились два пажа сдвусвечниками и осветили фигуру выходившей дамы,величавой и замечательно красивой.

Сноп света упал прямо на Ла Моля, который замерна месте.

Дама тоже остановилась, увидев Ла Моля.– Месье, что вам угодно? – спросила она, и голос ее

показался молодому человеку прелестной музыкой.– О мадам, прошу вас извинить меня, – сказал Ла

Моль, потупив взор, – месье де Муи проводил менясюда и ушел, а я ищу короля Наваррского.

– Его величества здесь нет; мне кажется, он у свое-го шурина. Но, за его отсутствием, вы разве не моглибы передать королеве…

– Да, конечно, если бы кто-нибудь соблаговолилпредставить меня ей.

– Вы перед ней, месье.– Как?! – воскликнул Ла Моль.– Я королева Наваррская, – ответила Маргарита.

На лице Ла Моля вдруг появилось такое выражениеиспуга и растерянности, что королева улыбнулась:

– Месье, говорите поскорее, а то меня ждут у коро-левы-матери.

– О мадам, если вас ждут, то разрешите мне уда-литься – сейчас я не в силах говорить. Я не могу со-браться с мыслями – я вами просто ослеплен. Я ужене мыслю, а только любуюсь.

Во всем обаянии прелести и красоты Маргарита по-дошла к молодому человеку, оказавшемуся, помимосвоей воли, придворным утонченным льстецом.

– Месье, придите в себя, – сказала она. – Я подо-жду, и меня тоже подождут.

– О, простите мне, мадам, что я с самого начала неприветствовал ваше величество со всей почтительно-стью, какую вы вправе ожидать от одного из вашихпокорнейших слуг, но…

– Но, – продолжила Маргарита, – вы приняли меняза одну из моих придворных дам.

– Нет, мадам, за призрак красавицы Дианы де Пуа-тье. Мне говорили, что он появляется в Лувре.

– Знаете, месье, после этого я за вас не беспокоюсь– вы сделаете карьеру при дворе. Вы говорите, у васесть письмо для короля? Сейчас вам с ним не уви-деться. Но это все равно. Где письмо? Я передам…Только, прошу вас, поскорее.

В один миг Ла Моль распустил шнурки у своего ко-лета и вынул из-за пазухи письмо, завернутое в шелк.

Маргарита взяла письмо и прочла надпись.– Вы месье де Ла Моль? – спросила она.– Да, мадам. Боже мой! Откуда мне такое счастье,

что вашему величеству известно мое имя?– Я слышала, как его упоминали и король, мой муж,

и брат мой, герцог Алансонский. Я знаю, что вас ждут.Королева спрятала за тугой от вышивок и алмазных

украшений свой корсаж письмо, только что лежавшееза колетом молодого человека и еще теплое тепломего груди. Ла Моль жадным взглядом следил за каж-дым движением Маргариты.

– Теперь, месье, спуститесь в галерею и ждите там,пока к вам не придут от короля Наваррского или гер-цога Алансонского. Мой паж проводит вас.

Отдав это распоряжение, Маргарита проследоваладальше. Ла Моль встал к стене, но коридор оказал-ся слишком узок, а фижмы королевы Наваррской такшироки, что ее шелковое платье коснулось молодогочеловека, и в то же время аромат крепких духов на-полнил все пространство, где она прошла.

Ла Моль вздрогнул всем телом и, чувствуя, что сей-час упадет, прислонился к стене.

Маргарита исчезла, как видение.– Месье, вы пойдете? – спросил паж, которому бы-

ло поручено проводить Ла Моля в нижнюю галерею.– Да, да! – воскликнул Ла Моль восторженно, видя,

что паж указывает рукой в том направлении, в какомпроследовала королева Маргарита, а он надеялся на-гнать ее и еще раз увидеть.

В самом деле, выйдя на лестницу, он заметил коро-леву, уже спустившуюся в нижний этаж; случайно илина звук шагов Маргарита подняла голову, и он ее уви-дел еще раз.

– О, это не простая смертная женщина, – прошеп-тал Ла Моль, – а богиня, и, как сказал Вергилий Ма-рон: «Et vera incessu patuit dea».2

– Что же вы? – спросил паж.– Иду, иду, простите, – ответил Ла Моль.

2 Настоящую богиню видно по походке (лат.).

Паж пошел вперед, спустился в следующий этаж,отворил одну дверь, потом другую и, остановившисьна пороге, сказал:

– Ждите здесь.Ла Моль вошел в галерею, и дверь за ним закры-

лась. В галерее было пусто, только какой-то дворянинпрогуливался взад и вперед и, видимо, тоже ожидал.

Вечерние тени, спускаясь с высоких сводов, окуты-вали все предметы таким мраком, что молодые лю-ди на расстоянии каких-нибудь двадцати шагов, раз-делявших их, не могли разглядеть один другого.

Ла Моль стал приближаться к другому дворянину и,подойдя на несколько шагов, тихо сказал себе:

– Господи, помилуй! Ведь это граф Коконнас.Пьемонтец обернулся на звук шагов и стал разгля-

дывать Ла Моля с не меньшим изумлением.– Черт меня побери, если это не месье де Ла Моль!

Тьфу, что я делаю! Ругаюсь у короля в доме! А впро-чем, и сам король ругается, пожалуй, еще почище, да-же в церкви. Значит, мы оба попали в Лувр?

– Как видите; а вас провел Бэм?– Да! Прелюбезный немец этот Бэм. А кто же про-

вел вас?– Месье де Муи… Я говорил вам, что гугеноты тоже

немало значат при дворе… Что ж, повидали вы гер-цога Гиза?

– Еще нет… А вы получили аудиенцию у короля На-варрского?

– Нет, но должен получить. Меня провели сюда исказали подождать.

– Вот увидите, это пахнет парадным ужином, и мыокажемся рядом на этом пиршестве. Действительно,какая игра случая! В течение двух часов судьба всевремя сводит нас… Но что с вами? Вы словно чем-тоозабочены?

– Кто, я? – вздрогнув, спросил Ла Моль, все ещезавороженный видением, представшим перед ним. –Нет, но само место, где мы находимся, вызывает вомне целый сонм размышлений.

– Философических, не правда ли? И у меня тоже.Как раз когда вошли вы, мне приходили на ум все на-ставления моего учителя. Граф, вы знаете Плутарха?

– Ну как же! – улыбаясь, отвечал Ла Моль. – Этоодин из самых любимых моих авторов.

– Так вот, по-моему, – серьезно продолжал Кокон-нас, – этот великий человек не преувеличил, когдасравнивал наши природные способности с цветами,ослепительно яркими, но преходящими, тогда как вдобродетели он видит растение бальзамическое, сневыдыхающимся ароматом и представляющее со-бой лучшее лекарство для душевных ран.

– Месье Коконнас, вы разве знаете греческий

язык? – спросил Ла Моль, пристально глядя на собе-седника.

– Нет, но мой учитель знал, и он-то мне совето-вал побольше рассуждать о добродетели, если я будупри дворе. Это, говорил он, очень похвально. Так что,предупреждаю вас, по этой части я хорошо подкован.Кстати, вы не проголодались?

– Нет.– А мне казалось, что в «Путеводной звезде» вас

очень манила курица на вертеле; я лично умираю отистощения.

– Вот вам, месье Коконнас, отличный случай при-менить к делу ваши доводы в пользу добродете-ли и доказать ваше преклонение перед Плутархом,ибо этот великий писатель где-то говорит: «Полез-но упражнять душу горем, а желудок – голодом» –«Prepon esti tên men psuchên odunê, ton de gastérasemô askeïn».

– Вот как, значит, вы знаете греческий язык? – в пол-ном изумлении воскликнул Коконнас.

– Честное слово, да! – ответил Ла Моль. – Меня мойучитель выучил.

– Дьявольщина! Ваша судьба, граф, обеспечена:вы будете с королем Карлом сочинять стихи, а с коро-левой Маргаритой говорить по-гречески.

– А еще могу говорить по-гасконски с королем На-

варрским, – добавил, смеясь, Ла Моль.В эту минуту в конце галереи, примыкавшей к по-

коям короля, отворилась дверь, раздались шаги, и изтемноты стала надвигаться чья-то тень. Тень принялаобраз человеческого тела, а тело оказалось принад-лежащим командиру стражи – Бэму.

Он в упор поглядел на лица обоих молодых людей,чтобы узнать своего, и жестом пригласил Коконнасаследовать за собой. Коконнас сделал рукой прощаль-ный знак Ла Молю, и они расстались.

Бэм провел Коконнаса до конца галереи, отворилдверь, и они очутились на верхней ступеньке какой-толестницы.

Тут Бэм остановился, посмотрел кругом и спросил:– Месье де Коконнас, вы где живет?– В гостинице «Путеводная звезда», на улице Арбр-

сек.– Корошо, корошо! Эта два шаг от сдесь… идить

скоро в ваш гостиница и в этот ночь…Он снова огляделся.– Так что же в эту ночь? – спросил Коконнас.– Так в этот ночь, – ответил он шепотом, – ви ходить

сюда с белый крест на ваш шляпа. Пароль для про-пуск будет «Гиз». Тс! Ни звук!

– А в котором часу должен я прийти?– Когда вы услышить напат.

– Какой «напат»? – спросил Коконнас.– Ну да, напат: пум! пум! пум!..– А-а, набат!– Так я и сказал.– Хорошо, приду, – ответил Коконнас.Он попрощался с Бэмом и пошел прочь, рассуждая

сам с собой: «Какого черта все это значит и почемубудут бить в набат? Все равно, я остаюсь при своеммнении, что этот Бэм – очаровательный немец. А неподождать ли мне графа де Ла Моль? Нет, не стоит:он, может быть, останется ужинать у короля Наварр-ского».

И Коконнас пошел прямо на улицу Арбр-сек, кудаего тянула как магнит вывеска «Путеводной звезды».Пока Бэм беседовал с пьемонтцем, в галерее отвори-лась другая дверь, со стороны покоев короля Наварр-ского, и к Ла Молю подошел паж.

– Это вы – граф де Ла Моль? – спросил он.– Он самый.– Где вы живете?– На улице Арбр-сек, в «Путеводной звезде».– Хорошо, это рядом с Лувром. Слушайте! Его ве-

личество просил вам передать, что сейчас ему нель-зя принять вас, но, может быть, он этой ночью пошлетза вами. Во всяком случае, если завтра утром вы неполучите от него никакого извещения, приходите сю-

да, в Лувр.– А если часовой меня не впустит?– Да, правда… Пароль – «Наварра». Скажите это

слово, и перед вами откроются все двери.– Благодарю!– Подождите, мне приказано проводить вас до са-

мой железной решетки входа, чтобы вы не заблуди-лись в Лувре.

«Да! А как же Коконнас? – сказал себе Ла Моль, ужевыйдя из Лувра. – Впрочем, он останется на ужин угерцога Гиза».

Но первый, кого он увидел, входя к мэтру Ла Юрьер,был Коконнас, уже сидевший за столом перед огром-ной яичницей с салом.

– Ха, ха, ха! – расхохотался Коконнас. – Видать, вытак же пообедали у короля Наваррского, как я поужи-нал у герцога Гиза.

– По чести, так!– И вы проголодались?– Еще бы!– Несмотря на Плутарха?– Граф, у Плутарха есть и другое место, – смеясь,

отвечал Ла Моль, – а именно: «Имущий должен де-литься с неимущим». Итак, ради любви к Плутарху, неподелитесь ли со мной вашей яичницей, и мы за тра-пезой побеседуем о добродетели.

– Нет, даю слово, – ответил Коконнас, – все это хо-рошо в Лувре, когда боишься, что тебя подслушивают,и когда в желудке пусто. Садитесь и давайте ужинать.

– Теперь и я окончательно уверился, что судьбасвязала нас неразрывно. Вы будете спать здесь?

– Ничего не знаю.– И я тоже.– Я хорошо знаю только одно – где я проведу ночь.– Где?– Там же, где и вы, это ведь неизбежно.Оба расхохотались и принялись за яичницу мэтра

Ла Юрьер.

VI. Долг платежом красен

Теперь, если читатель любопытствует, почему ко-

роль Наваррский не мог принять Ла Моля, почему Ко-коннас не мог увидеться с Гизом и, наконец, почемуоба дворянина, вместо того чтобы поужинать в Лув-ре дикой козой, фазанами и куропатками, ели яични-цу с салом в гостинице «Путеводная звезда», то пустьлюбезный читатель войдет вместе с нами в старин-ное жилище королей и последует за Маргаритой На-варрской, которую Ла Моль потерял из виду у входа вбольшую галерею.

В то время как Маргарита спускалась с лестницы,в кабинете короля находился герцог Гиз, которого онаеще не видела со времени своей брачной ночи. Лест-ница, по которой спускалась Маргарита, выходила вкоридор; в этот же коридор вела и дверь из кабинетакороля, а коридор упирался в покои королевы-мате-ри, Екатерины Медичи.

Екатерина одна сидела у стола, опершись локтемна раскрытый Часослов и поддерживая голову рукой,замечательно еще красивой благодаря косметикамфлорентийца Рене, исполнявшего при королеве-ма-тери две должности – отравителя и парфюмера.

Вдова Генриха II была одета в траур, которого ни

разу не снимала со дня смерти своего мужа. В этовремя ей было года пятьдесят два – пятьдесят три,но благодаря еще свежей полноте Екатерина сохра-нила черты былой красоты своей молодости. Так же,как и наряд, ее жилище имело вдовий вид. Вся об-становка была мрачной: стены, ткани, мебель. Толькопо верху балдахина, устроенного над самым королев-ским креслом, была написана живыми красками ра-дуга, а вокруг нее греческий девиз, сочиненный коро-лем Франциском I: «Phôs pherei ê de kai aithzên», чтов переводе значит: «Источник ясности и света». Те-перь на этом кресле лежала любимая левретка коро-левы-матери, подаренная ей зятем, королем Наварр-ским, и носившая мифологическое имя – Феба.

И вот когда Екатерина Медичи, казалось, всецелопогрузилась в думу, вызывавшую ленивую и робкуюулыбку на ее устах, подкрашенных кармином, вдругкакой-то мужчина открыл дверь, приподнял портьеруи, высунув из-за нее свое бледное лицо, сказал:

– Дело плохо.Екатерина приподняла голову и увидела герцога Ги-

за.– Как, дело плохо?! – ответила она. – Что это зна-

чит?– Это значит, что король больше чем когда-либо

околпачен своими проклятыми гугенотами, и если мы

станем ждать его отъезда, чтобы осуществить наш за-мысел, то нам придется ждать еще долго, может быть,всю нашу жизнь.

– Что же случилось? – спросила Екатерина с обыч-ным выражением спокойствия на своем лице, хотяпри случае умела придавать ему совсем другие вы-ражения.

– Я только что был у короля и в двадцатый раз за-вел с ним разговор о том, долго ли нам терпеть всевыходки, которые позволяют себе эти господа из но-вой церкви со дня ранения их адмирала.

– Что же ответил вам мой сын?– Он ответил: «Герцог, народ, конечно, подозрева-

ет, что вы вдохновитель покушения на жизнь адмира-ла, второго моего отца; защищайтесь как хотите. А я исам сумею защититься, если оскорбят меня…» С эти-ми словами он повернулся ко мне спиной и отправил-ся кормить ужином своих собак.

– И вы не попытались удержать его?– Пытался, но король, бросив на меня взгляд, свой-

ственный одному ему, ответил хорошо вам известнымтоном: «Герцог, собаки мои проголодались, а они нелюди, и я не могу заставлять их ждать…» После чегоя пошел предупредить вас.

– И хорошо сделали, – ответила Екатерина.– Но что нам предпринять?

– Сделать последнюю попытку.– А кто сделает ее?– Я. Король один?– Нет, у него Таван.– Подождите меня здесь. Нет, лучше следуйте за

мной, но издали.Екатерина тотчас встала и направилась в комнату,

где любимые борзые короля лежали на турецких ков-рах и бархатных подушках. На жердочках, прикреп-ленных к стене, сидели два или три отборных сокола инебольшая пустельга, которой Карл IX любил травитьмелких птичек в садах Лувра и строящегося Тюильри.

По дороге королева-мать придала своему бледно-му лицу выражение тоскливой грусти, украсив его яко-бы последней, еще не высохшей слезой, а на самомделе первой и единственной.

Она бесшумно подошла к Карлу IX, раздававшемусобакам остатки пирога, нарезанного ровными ломтя-ми.

– Сын мой! – обратилась к нему Екатерина с дро-жью в голосе, так хорошо наигранной, что корольневольно вздрогнул.

– Мадам, что с вами? – спросил король, быстрообернувшись.

– Сын мой, я прошу вашего разрешения уехать водин из ваших замков, все равно какой, лишь бы он

был подальше от Парижа.– А по какой причине, мадам? – спросил Карл IX,

пристально глядя на нее своим стеклянным взором,который в других случаях бывал проникновенным.

– По той причине, что с каждым днем меня всебольше оскорбляют эти люди из новой церкви, и по-тому, что еще сегодня я слышала, как гугеноты грози-ли лично вам здесь, в самом Лувре, а я не хочу бытьсвидетельницей такого рода сцен.

– Но ведь кто-то хотел убить их адмирала, – ответилКарл IX голосом, в котором звучала искренняя убеж-денность. – Какой-то мерзавец уже лишил этих бед-ных людей их мужественного де Муи. Клянусь жиз-нью, матушка! В королевстве должно быть правосу-дие!

– О, не беспокойтесь, сын мой, – ответила Екатери-на, – они не останутся без правосудия: если откажетев нем вы, то они сами совершат его по-своему: сего-дня убьют Гиза, завтра меня, а потом и вас.

– Вот что! – ответил Карл IX, и в его голосе впервыепослышалась нотка подозрения. – Вы так думаете?

– Ах, сын мой, – продолжала Екатерина, всецелоотдаваясь бурному течению своих мыслей, – неужеливы не понимаете, что дело не в смерти Франсуа Гизаили адмирала, не в протестантской или католическойрелигии, а в том, чтобы сына Генриха Второго заме-

нить сыном Антуана Бурбона?– Ну, ну, матушка, вы опять впадаете в свойствен-

ные вам преувеличения, – ответил Карл.– Каково же ваше мнение, мой сын?– Выжидать, матушка, выжидать! В этом – вся чело-

веческая мудрость. Самый великий, самый сильный,самый ловкий тот, кто умеет ждать.

– Ждите, но я ждать не стану.С этими словами Екатерина сделала реверанс, по-

дошла к двери и хотела идти в свои покои, но Карлостановил ее, сказав:

– В конце концов, что я могу сделать?! Прежде все-го я справедлив и хочу, чтобы все были мной доволь-ны.

Екатерина вернулась и сказала Тавану, все это вре-мя ласкавшему королевскую пустельгу:

– Граф, подойдите к нам и выскажите королю вашемнение о том, что надо делать.

– Ваше величество, разрешите? – спросил граф.– Говори, Таван, говори.– Ваше величество, как поступаете вы на охоте, ес-

ли на вас бросается кабан?– Черт возьми! Я его напускаю на себя и всаживаю

ему в глотку свою рогатину.– И только для того, чтобы он вас не ранил, – заме-

тила Екатерина.

– И ради наслаждения, – ответил король с та-ким вздохом, который свидетельствовал об удаль-стве, легко переходившем в зверство. – Но убиватьсвоих подданных мне не доставило бы наслаждения,а гугеноты такие же мои подданные, как и католики.

– Тогда, сир, – ответила Екатерина, – ваши поддан-ные гугеноты поступят, как кабан, которому не всади-ли рогатины в горло: они вам вспорют ваш трон.

– Ба! Это, матушка, так думаете вы, – ответил ко-роль, показывая всем своим видом, что он не оченьверит предсказаниям своей матери.

– Разве вы не видели сегодня де Муи и всех егоприспешников?

– Конечно, видел, раз я пришел сюда от них. А развеон требовал чего-нибудь несправедливого? Он про-сил меня казнить убийцу его отца, злоумышлявшегои на жизнь адмирала. Разве мы не наказали Монтго-мери за смерть вашего супруга, а моего отца, хотя егосмерть – просто несчастный случай?

– Хорошо, сир, бросим этот разговор, – ответила за-детая за живое королева-мать. – Сам господь бог хра-нит ваше величество, даруя вам силу, мудрость и уве-ренность; а я, бедная женщина, оставленная богом,конечно, за мои грехи, страшусь и покоряюсь.

И, сделав еще раз реверанс, она дала знак герцогуГизу, вошедшему к королю во время разговора, чтобы

он занял ее место и сделал последнюю попытку.Карл IX проводил глазами свою мать, но не позвал

ее назад; затем он начал ласкать собак, насвистываяохотничью песню.

Вдруг он прервал свое занятие и сказал:– У моей матери настоящий королевский ум: у нее

нет ни колебаний, ни сомнений. Не угодно ли взять даубить несколько дюжин гугенотов за то, что они яви-лись просить о правосудии! В конце концов, разве этоне их право?

– Несколько дюжин, – тихо повторил герцог Гиз.– А-а, вы здесь, герцог! – сказал король, сделав вид,

что только сейчас его увидел. – Да, несколько дюжин;невелика убыль! Вот если бы кто-нибудь пришел комне и сказал: «Сир, вы разом будете избавлены отвсех врагов, и завтра не останется из них ни одного,который мог бы упрекнуть вас за смерть всех осталь-ных», – ну, тогда другое дело!

– Сир… – начал герцог Гиз.– Таван, оставьте Марго, посадите ее на жердочку, –

прервал герцога король, – она носит имя моей сестры,королевы Наваррской, но это еще не причина, чтобывсе ее ласкали.

Таван посадил пустельгу на жердочку и занялсяборзой собакой.

– Сир, – снова заговорил герцог Гиз, – так если бы

вашему величеству сказали: «Ваше величество, зав-тра вы будете избавлены от всех ваших врагов…»

– Предстательством какого же святого свершитсяэто чудо?

– Сир, сегодня двадцать четвертое августа, празд-ник святого Варфоломея, следовательно, его пред-стательством все и совершится.

– Превосходный святой пошел на то, что с него за-живо содрали кожу! – ответил король.

– Тем лучше! Чем больше его мучили, тем большеу него должно быть злобы против своих мучителей.

– И это вы, кузен мой, вы, вашей шпажонкой с золо-тым эфесом, перебьете сегодня за ночь десять тысячгугенотов? Ха-ха-ха! Клянусь смертью, ну и забавниквы, месье де Гиз!

И король расхохотался, но хохот был неестествен-ный и прокатился по комнате каким-то зловещимэхом.

– Сир, одно слово, только одно! – убеждал герцог,затрепетав от этого смеха, звучавшего нечеловече-ски. – Один ваш знак – и все уже готово. У меня естьшвейцарцы, тысяча сто дворян, легкая конница и го-рожане; у вашего величества – личная охрана, друзьяи католическая знать… Нас двадцать против одного.

– Так что ж, мой кузен, раз вы так сильны, какогоже черта вы приходите жужжать мне об этом в уши?

Пробуйте, пробуйте, но без меня.И король отвернулся к своим собакам. Портьера

приподнялась, из-за нее показалась голова Екатери-ны.

– Все хорошо, – шепнула она Гизу, – настаивайте,и он уступит.

И портьера снова опустилась, но король этого незаметил или сделал вид, что не заметил.

– Поистине, кузен мой Генрих, вы пристаете ко мнес ножом к горлу; но, черт возьми, я не поддамся! Развея не король?

– Пока нет, сир; но вы будете им завтра, если захо-тите.

– Ах, вот как! Значит, убьют и короля Наваррского, ипринца Конде… у меня в Лувре!.. Фу! – Затем корольчуть слышно добавил: – За его стенами – другое дело.

– Сир! – воскликнул герцог Гиз. – Сегодня вече-ром они идут кутить вместе с вашим братом, герцогомАлансонским.

– Таван, – сказал король с прекрасно наиграннымраздражением, – неужели вы не видите, что злитемою собаку! Идем, Актеон, идем!

И, не желая больше слушать, Карл ушел к себе,оставив Тавана и герцога Гиза почти в прежней неиз-вестности.

В это же время у Екатерины Медичи разыгрыва-

лась другая сцена; посоветовав герцогу Гизу держать-ся твердо, Екатерина вернулась в свои покои, где за-стала всех лиц, обычно присутствующих при отходеее ко сну. Она пришла от короля уже с другим выра-жением лица, не мрачным, как было при ее уходе,а веселым; очень любезно отпустила одного за дру-гим своих придворных дам и кавалеров; и вскоре унее осталась лишь королева Маргарита, которая, за-думавшись, сидела у открытого окна, глядя на небо.

Уже два или три раза, оставаясь наедине с доче-рью, королева-мать приоткрывала губы, чтобы заго-ворить, и каждый раз мрачная мысль останавливалав ее груди слова, готовые сорваться.

В это время портьера на двери приподнялась, и во-шел Генрих Наваррский. Екатерина вздрогнула.

– Это вы, сын мой? Разве вы ужинаете в Лувре?– Нет, мадам, герцог Алансонский, принц Конде и

я идем шататься по городу. Я был почти уверен, чтозастану их здесь, любезничающих с вами.

Екатерина улыбнулась.– Ну что ж, идите, идите… Какие счастливцы муж-

чины, что могут ходить куда угодно… Правда, дочьмоя?

– Да, правда; как прекрасна и заманчива свобода, –ответила Маргарита.

– Вы хотите сказать, мадам, что я стесняю вашу

свободу? – сказал Генрих, склоняясь перед женой.– Нет, месье: я болею не за себя, а за положение

женщины вообще.– Сын мой, вы, может быть, увидитесь и с адмира-

лом? – спросила королева-мать.– Может быть, да.– Пойдите к нему, это послужит примером для дру-

гих; а завтра вы мне расскажете, что с ним.– Раз вы, мадам, одобряете этот поступок, я, разу-

меется, зайду к нему.– Я ничего не одобряю… Кто там еще? Не пускайте,

не пускайте!Генрих уже пошел к двери, чтобы исполнить прика-

зание Екатерины, но в это мгновение портьера при-поднялась и показалась белокурая головка мадам деСов.

– Мадам, это парфюмер Рене: ваше величествоприказали ему прийти.

Екатерина бросила мгновенный взгляд на Генриха.Услышав имя убийцы своей матери, юный король

слегка покраснел, а затем почти сейчас же смертель-но побледнел. Он сообразил, что лицо выдает его вол-нение, отошел к окну и прислонился к подоконнику.

Маленькая левретка залаяла, и в тот же миг вошлидвое: тот, о ком доложили, и дама, не нуждавшаяся вдокладе.

Первым вошел парфюмер Рене с вкрадчивой учти-востью флорентийских слуг; в руках он нес ящик с от-крытой крышкой, перегороженный на отделения, гдестояли флаконы и коробки с пудрой.

За ним следовала старшая сестра Маргариты, гер-цогиня Лотарингская. Она вошла в потайную дверь,сообщавшуюся с кабинетом короля, дрожа всем те-лом, бледная как смерть. Герцогиня надеялась, чтокоролева-мать, занявшись вместе с мадам де Совосмотром того, что было в принесенном ящике, не за-метит ее прихода, и села рядом с Маргаритой, околокоторой стоял король Наваррский, прикрыв лоб рукой,в позе человека, приходящего в себя от головокруже-ния. Но Екатерина обернулась и сказала Маргарите:

– Дочь моя, вы можете идти к себе. А вы, мой сын,идите развлекаться в город.

Маргарита встала; Генрих тоже собрался уходить.Герцогиня Лотарингская схватила Маргариту за ру-

ку.– Сестра, – заговорила она торопливым шепотом, –

от имени герцога Гиза, который хочет спасти вамжизнь за то, что вы спасли его, – не ходите к себе,останьтесь здесь!

– Вы что говорите, Клод? – спросила Екатерина,оборачиваясь к дочери.

– Ничего, мама.

– Вы что-то сказали Маргарите шепотом.– Я только пожелала ей доброй ночи и передала

сердечный привет от герцогини Невэрской.– А где сейчас эта красавица герцогиня?– У своего деверя, герцога Гиза.Екатерина подозрительно глянула на обеих сестер

и нахмурилась.– Клод, подойди ко мне! – приказала она дочери.Клод подошла, и Екатерина взяла ее за руку.– Что вы ей сказали?.. Болтунья! – проворчала ко-

ролева-мать, стиснув до боли руку дочери.Генрих хотя не слышал слов, но хорошо заметил

немую игру, происходившую между Екатериной, Клоди Маргаритой, и, обращаясь к своей жене, сказал:

– Мадам, окажите мне честь и разрешите поцело-вать вам руку.

Маргарита протянула ему свою трепещущую руку.– Что она сказала? – прошептал он, наклоняя голо-

ву к руке жены.– Не выходить из Лувра. Заклинаю вас небом, не

выходите и вы.Эти слова сверкнули молнией, и, несмотря на мгно-

венность ее вспышки, Генрих увидел целый заговор.– Еще не все, – сказала Маргарита, – вот вам пись-

мо, которое привез один провансальский дворянин.– Ла Моль?

– Да.– Спасибо, – сказал Генрих, взяв письмо и спрятав

его за колет.И, отходя от своей растерянной жены, он хлопнул

флорентийца по плечу.– Ну как идет ваша торговля, мэтр Рене? – спросил

Генрих.– Неплохо, ваше величество, неплохо, – ответил

отравитель с предательской улыбкой.– Еще бы, когда состоишь поставщиком почти всех

коронованных особ Франции и чужих земель, – сказалкороль Наваррский.

– Кроме короля Наваррского, – нагло ответил фло-рентиец.

– Святая пятница! Вы правы, мэтр Рене; а ведь бед-ная мать моя, ваша покупательница, умирая, реко-мендовала вас, мэтр Рене, моему вниманию. Зайди-те ко мне завтра или послезавтра и принесите вашилучшие парфюмерные изделия.

– Это не вызовет косых взглядов, – с улыбкой заме-тила Екатерина, – говорят, что…

– У меня карман тощий, – смеясь, ответил Генрих. –Кто вам сказал об этом, матушка? Уж не Марго ли?

– Нет, сын мой, мадам де Сов.В эту минуту герцогиня Лотарингская, несмотря на

все свои усилия, все-таки не могла сдержать себя и

разрыдалась. Генрих Наваррский даже не обернулся.– Сестра, что с вами? – воскликнула Маргарита и

бросилась к сестре.– Пустяки, – сказала Екатерина, становясь между

двумя молодыми женщинами, – пустяки; у нее быва-ют нервные припадки, и врач Мазилло советовал ле-чить ее благовониями. – И Екатерина еще сильнее,чем в первый раз, сжала руку старшей дочери; затем,обернувшись к младшей, сказала: – Марго, вы развене слыхали, что я предложила вам идти к себе? Еслиэтого недостаточно, то я повелеваю вам.

– Простите меня, мадам, – ответила бледная, тре-пещущая Маргарита, – желаю доброй ночи вашемувеличеству.

– Надеюсь, что ваше пожелание исполнится. Досвидания, до свидания.

Маргарита старалась, но напрасно, уловить взглядсвоего мужа, – он даже не повернулся в ее сторону, иМаргарита вышла, едва удерживаясь на ногах.

Наступило молчание. Екатерина устремила прони-зывающий взор на герцогиню Лотарингскую, котораясмотрела на мать, не говоря ни слова, и умоляющесжимала свои руки.

Генрих стоял спиной к ним, но наблюдал всю сценув зеркале, делая вид, что помадит усы помадой, пре-поднесенной ему услужливым Рене.

– А вы, Генрих, не раздумали идти в город? – спро-сила Екатерина.

– Ах да, правда! – воскликнул король Наваррский. –Честное слово, я совсем забыл, что меня ждут герцогАлансонский и принц Конде! А все из-за этих заме-чательных духов, они одурманили меня и отбили па-мять. До свидания, мадам.

– До свидания! А завтра вы известите меня о здо-ровье адмирала, да?

– Не премину, мадам. Ну, Феба, что с тобой?– Феба! – сердито крикнула Екатерина.– Отзовите ее, мадам, а то она не хочет выпускать

меня.Королева-мать встала, взяла собаку за ошейник и

держала, пока не вышел Генрих, а уходил он с такимвеселым и спокойным выражением лица, как будто вглубине души не чувствовал нависшую над ним смер-тельную опасность.

Собачка, отпущенная Екатериной, бросиласьвслед за ним, но дверь уже закрылась; тогда Фебапросунула свою длинную мордочку под портьеру и жа-лобно завыла.

– Теперь, Карлотта, – сказала баронессе де СовЕкатерина, – сходите за Гизом и Таваном – они в моеймолельне; вернитесь с ними и побудьте с герцогинейЛотарингской, у нее опять головокружение.

VII. Ночь 24 августа 1572 года

Так как в гостинице «Путеводная звезда» жареные

куры существовали только на вывеске, то Ла Моль иКоконнас быстро закончили свой скудный ужин; Ко-коннас повернул на одной ножке свой стул в четвертьоборота, вытянул ноги, оперся локтем о стол и, допи-вая последний стакан вина, спросил:

– Месье Ла Моль, вы намерены теперь же идтиспать?

– По правде говоря, очень хочется поспать, а то какбы не пришли за мной ночью.

– И за мной тоже, – ответил Коконнас, – но, мне ду-мается, лучше не ложиться и не заставлять ждать тех,кто пришлет за нами, а попросить карты и провестиэто время за игрой. Таким образом, когда придут занами, мы будем уже готовы.

– Я с удовольствием принял бы ваше предложение,но для игры у меня слишком мало денег; едва ли на-берется сто золотых экю, да и те – все мое богатство.С ним я должен теперь устраивать свою судьбу.

– Сто экю золотом! – воскликнул Коконнас. – И выеще плачетесь! Дьявольщина! У меня всего-навсегошесть.

– Рассказывайте! – возразил Ла Моль. – Я видел,

как вы вынимали из кармана кошелек, он был не толь-ко полон, а, можно сказать, битком набит.

– А! Эти деньги, – сказал Коконнас, – пойдут в упла-ту давнишнего долга одному старому другу моего от-ца, как я подозреваю, тоже гугеноту, вроде вас. Да, тутсто ноблей с розой, – заявил Коконнас, хлопнув себяпо карману, – но эти нобли принадлежат мэтру Мер-кандон; моя же личная собственность состоит, как ясказал, из шести экю.

– Какая же тут игра?– А вот потому, что денег мало, я и хотел сыграть.

Кроме того, мне пришла в голову одна мысль.– А именно?– Мы оба приехали в Париж с одной и той же целью.– Да.– У каждого из нас есть могущественный покрови-

тель.– Да.– Я могу положиться на своего так же, как вы на

вашего.– Да.– Вот мне и пришла в голову мысль сначала сыг-

рать на деньги, а потом на первую благостыню, кото-рую получим от двора или от возлюбленной.

– Действительно, хорошо придумано! – заметил,смеясь, Ла Моль. – Но, признаюсь, я не такой страст-

ный игрок, чтобы ставить всю свою жизнь в зави-симость от карт или очков в кости, потому что пер-вая благостыня, полученная вами или мной, вероят-но, определит течение всей нашей жизни.

– Хорошо! Оставим первую благостыню от двораи будем играть на первую благостыню от возлюблен-ной.

– Есть одно препятствие, – возразил Ла Моль.– А именно?– У меня нет никакой возлюбленной.– И у меня тоже, но я рассчитываю быстро обзаве-

стись ею. Слава богу, мы не так скроены, чтобы стра-дать от недостатка в женщинах.

– Вы-то, месье Коконнас, конечно, не будете тер-петь в них недостатка; я же не так уверен в своейзвезде любви и боюсь обокрасть вас, поставив противвашего заклада свой. Давайте играть на ваши шестьэкю, а если вы, на ваше горе, их проиграете и захотитепродолжать игру, то вы ведь дворянин, и ваше словоравноценно золоту.

– Ну и отлично! Вот это разговор! – воскликнулКоконнас. – Вы совершенно правы; слово дворяни-на равноценно золоту, особенно если этот дворянинпользуется доверием двора. Поэтому не думайте, чтоя слишком зарываюсь, играя с вами на первую благо-стыню, которую я, наверно, получу.

– Да, вы-то можете проиграть ее, но я-то ее выиг-рать не могу, потому что я служу королю Наваррскомуи ничего не могу получить от герцога Гиза.

– Ага, еретик! Я сразу тебя почуял, – пробурчал хо-зяин, начищая старую каску. И, прервав свою работу,перекрестился.

– Вот как, – сказал Коконнас, мешая карты, прине-сенные слугой, – значит, вы…

– Что?– Протестант.– Я?– Да.– Ну, предположим, что это так, – ответил, усмех-

нувшись, Ла Моль. – Вы что-нибудь имеете противнас?

– О, слава богу – нет. Мне все равно. Я от всей душиненавижу гугенотскую мораль, но не самих гугенотов,а кроме того, они теперь в чести.

– Да, – ответил с улыбкой Ла Моль, – доказатель-ство этому – салют из аркебузы адмиралу! Не доигра-емся ли и мы до выстрелов?

– До чего угодно, – ответил Коконнас, – мне лишьбы играть, а там все равно – на что.

– Ну что ж, давайте играть, – сказал Ла Моль, соби-рая и тасуя карты.

– Да, играйте, не сомневаясь; даже если я проиг-

раю сто экю против ста ваших, завтра же утром я най-ду чем заплатить.

– Значит, вы разбогатеете во сне?– Нет, я пойду и найду деньги.– Скажите где? Я пойду с вами!– В Лувре.– Разве вы пойдете туда сегодня ночью?– Да, в эту ночь у меня будет особая аудиенция у

великого герцога Гиза.Еще когда Коконнас заявил, что пойдет за деньгами

в Лувр, Ла Юрьер бросил чистить каску и встал за сту-лом Ла Моля так, что его мог видеть один Коконнас, иначал делать ему знаки из-за спины Ла Моля, но пье-монтец их не замечал, поглощенный игрой и разгово-ром.

– Да это просто сверхъестественно! – сказал ЛаМоль. – Вы были правы, говоря, что мы родились пододной звездой. У меня тоже свидание в Лувре этойночью, но только не с герцогом Гизом, а с королем На-варрским.

– А вы знаете пароль?– Да.– А сигнал для сбора?– Нет.– Ну, а я знаю. У меня пароль…Говоря эти слова, пьемонтец поднял голову, и в тот

же миг Ла Юрьер сделал ему знак до такой степенивыразительный, что болтливый дворянин сразу обо-рвал речь, остолбенев от этой мимики гораздо боль-ше, чем от потери ставки в три экю. Ла Моль, заме-тив состояние партнера по его лицу, обернулся, но неувидел ничего, кроме хозяина, стоявшего позади негосо скрещенными на груди руками и в той каске, кото-рую чистил Ла Юрьер за минуту перед тем.

– Что с вами? – спросил Ла Моль Коконнаса.Коконнас молча поглядывал то на хозяина, то на

партнера, так как не мог понять, в чем дело, несмотряна новые жесты мэтра Ла Юрьер.

Ла Юрьер смекнул, что необходима его помощь.– Штука в том, что я сам любитель игры в карты, –

сказал он Ла Молю, – я и подошел взглянуть на вашход, которым вы выиграли, а граф вдруг увидал на го-лове простого горожанина боевой шлем, ну и удивил-ся.

– Действительно, хороша фигура! – воскликнул ЛаМоль, заливаясь смехом.

– Эх, месье! – сказал Ла Юрьер, хорошо разыгры-вая добродушие и пожимая плечами в сознании сво-его ничтожества. – Конечно, мы не вояки, и нет в наснастоящей выправки. Это хорошо вам, бравым дво-рянам, сверкать золочеными касками да тонкими ра-пирами, а наше дело – отбыть свое время в карауле.

– Так, так! – сказал Ла Моль, тасуя, в свою очередь,карты. – Вы разве ходите в караул?

– Да, граф, приходится! Я ведь сержант в одном от-ряде городской милиции, – сказал Ла Юрьер и, покаЛа Моль сдавал карты, тихонько удалился, приложивпалец к губам, как указание совершенно растерявше-муся Коконнасу, чтоб он не проболтался.

Необходимость быть настороже привела к тому, чтоКоконнас проиграл вторую ставку так же быстро, каки первую.

– Ну вот и все ваши шесть экю! Хотите отыгратьсяв счет ваших будущих благ?

– С удовольствием, – ответил Коконнас, – с удо-вольствием.

– Но прежде чем продолжать игру, я хотел напом-нить вам: ведь вы говорили, что у вас назначено сви-дание с герцогом Гизом?

Коконнас поглядел на кухню, где стоял Ла Юрьер, иувидел, что трактирщик смотрит на него во все глаза,делая все то же предупреждение.

– Да, – ответил Коконнас, – но теперь еще не время.Поговорим лучше о вас, месье Ла Моль.

– А по-моему, мой дорогой Коконнас, поговоримлучше об игре, а то, если не ошибаюсь, я сейчас вы-играл у вас еще шесть экю.

– Дьявольщина! Верно!.. Мне всегда говорили, что

гугенотам везет в игре. У меня большое желание статьгугенотом, черт меня подери!

Глаза хозяина загорелись как уголья, но Коконнас,всецело занятый игрой, не заметил этого.

– Переходите к нам, граф, переходите, – сказал ЛаМоль, – и хотя желание стать гугенотом пришло к вампутем очень своеобразным, вы будете хорошо приня-ты у нас.

Коконнас почесал за ухом.– Будь я уверен, что везение в картах зависит от ре-

лигии, то ручаюсь вам… ведь я, в конце концов, не такуж сильно держусь за мессу, а раз и король не оченьдорожит ею…

– А кроме того, протестантское исповедание – пре-красное исповедание: оно так просто, чисто…

– И к тому же в моде, – добавил Коконнас, – да ещеприносит в игре счастье; ведь, черт меня подери, всетузы у вас, а между тем с самого начала, как мы взяликарты в руки, я следил за вами: вы играете честно, непередергиваете… Это не иначе как от протестантскойверы.

– Вы задолжали мне еще шесть экю, – спокойно за-метил Ла Моль.

– Ах, как вы искушаете меня! – сказал Коконнас. –И если этой ночью я останусь недоволен герцогом Ги-зом…

– Тогда что?– Тогда я завтра попрошу вас представить меня ко-

ролю Наваррскому, и будьте покойны: уж если я ста-ну гугенотом, то буду им больше, чем Лютер, Кальвин,Меланхтон и все реформаторы на свете.

– Тс! Вы поссоритесь с нашим хозяином, – сказалЛа Моль.

– Да, правда, – согласился Коконнас, взглянув накухню. – Нет, он нас не слышит, он сейчас очень занят.

– А что он делает? – спросил Ла Моль, не видя хо-зяина со своего места.

– Он разговаривает с… Черт меня подери! Это он!– Кто – он?– Та самая ночная птица, с которой он разговари-

вал, когда мы подъехали к гостинице, – человек в жел-том колете и в темно-коричневом плаще. Дьявольщи-на! Да еще как увлекся! Эй! Мэтр Ла Юрьер! Не поли-тический ли разговор у вас?

Но на этот раз мэтр Ла Юрьер ответил таким пове-лительно-энергичным жестом, что Коконнас, несмот-ря на свое пристрастие к картам, встал с места и по-шел к нему.

– Что с вами? – спросил Ла Моль.– Вам нужно вина, граф? – спросил Ла Юрьер,

быстро хватая Коконнаса за руку. – Сейчас подадут.Грегуар! Вина господам дворянам!

Потом в самое ухо прошептал:– Молчите! Молчите, или смерть вам! И спровадьте

куда-нибудь вашего товарища.Ла Юрьер был так бледен, а желтый человек так

мрачен, что Коконнас почувствовал дрожь в теле и,обернувшись к Ла Молю, сказал ему:

– Дорогой месье Ла Моль, прошу извинить меня, яза один присест проиграл пятьдесят экю; мне сегодняне везет, и я боюсь зарваться.

– Отлично, месье, отлично, как вам угодно. Крометого, я с удовольствием прилягу хоть на минуту. МэтрЛа Юрьер!

– Что угодно, граф?– Разбудите меня, если за мной придут от короля

Наваррского. Я лягу, не раздеваясь, чтобы в любуюминуту быть готовым.

– Я сделаю то же, – сказал Коконнас, – а чтобы егосветлости не ждать меня ни минуты, я теперь же сде-лаю себе значок. Мэтр Ла Юрьер, дайте мне ножницыи белой бумаги.

– Грегуар! – крикнул Ла Юрьер. – Белой бумаги дляписьма и ножницы, чтобы сделать конверт!

– Положительно, – сказал пьемонтец, – здесь гото-вится что-то чрезвычайное.

– Доброй ночи, месье Коконнас! – сказал Ла Моль. –А вы, хозяин, будьте любезны показать мне мою ком-

нату. Желаю вам успеха, мой новый друг!И Ла Моль в сопровождении хозяина ушел по вин-

товой лестнице наверх. Тогда таинственный человексхватил Коконнаса за локоть, подтащил к себе и то-ропливо заговорил:

– Месье, сто раз вы чуть не выдали тайну, от кото-рой зависит судьба королевства. Еще одно слово, и япристрелил бы вас из аркебузы. К счастью, теперь мыодни, так слушайте.

– Но кто вы такой, что говорите со мной повелитель-ным тоном? – спросил Коконнас.

– Вам приходилось слышать о некоем Морвеле?– Убийце адмирала?– И капитана де Муи.– Да, конечно.– Так этот Морвель – я.– Та-та-та! – произнес Коконнас.– Слушайте же.– Дьявольщина! Надо думать, что я вас слушаю.– Тс! – прошипел Морвель, поднося палец ко рту.Коконнас прислушался. Было слышно, как хозяин

захлопнул дверь в какой-то комнате, запер дверь в ко-ридоре на засов и стремительно сбежал с лестницы.

Вернувшись к двум собеседникам, он подал стулКоконнасу и стул Морвелю, взял третий себе и сказал:

– Месье Морвель, все заперто, можете говорить.

На колокольне Сен-Жермен-Л’Озеруа пробилоодиннадцать часов вечера. Морвель считал один задругим удары, раздававшиеся в ночи гулко и уныло, и,когда последний удар замер в воздухе, сказал, обра-щаясь к Коконнасу, совершенно взбудораженному те-ми предосторожностями, которые принимали эти двачеловека:

– Месье, вы добрый католик?– Ну конечно, – ответил Коконнас.– Месье, вы преданы королю?– Душой и телом. Я даже считаю оскорблением, что

вы мне предлагаете такой вопрос.– Из-за этого не будем ссориться. А вы пойдете с

нами?– Куда?– Это все равно. Предоставьте себя нам. От этого

зависят и ваше благосостояние, и ваша жизнь.– Предупреждаю вас, что в полночь у меня есть де-

ло в Лувре.– Туда мы и идем.– Меня ждет герцог Гиз.– Нас тоже.– У меня особый пароль для входа, – продолжал

Коконнас, считая обидным для себя делить честь сво-его приема у герцога вместе с каким-то Морвелем имэтром Ла Юрьер.

– У нас тоже.– Но у меня особый опознавательный знак!Морвель улыбнулся, вытащил из-за пазухи при-

горшню крестов из белой материи, дал один Ла Юрье-ру, один Коконнасу и один взял себе. Ла Юрьер при-крепил свой к шлему, а Морвель к шляпе.

– Вот как! – удивился Коконнас. – Значит, и свида-ние, и пароль, и знак – для всех?

– Да, месье, лучше сказать – для всех верных като-ликов.

– Стало быть, в Лувре – торжество, королевскийбанкет, да? – воскликнул Коконнас. – И на него не хо-тят пускать этих собак гугенотов? Хорошо! Здорово!Замечательно! Довольно с них, покрасовались!

– Да, в Лувре торжество, королевский банкет, – от-ветил Морвель, – в нем будут участвовать и гугеноты.Больше того – они-то и будут героями дня, они же изаплатят за банкет, так что если вы хотите быть нанашей стороне, мы начнем с того, что пойдем пригла-шать их главного бойца, или, как они говорят, – их Ге-деона.

– Адмирала? – воскликнул Коконнас.– Да, старика Гаспара, по которому я промахнулся

как дурень, хотя стрелял из аркебузы самого короля.– Вот почему, дорогой дворянин, я чистил свой

шлем, вострил шпагу и точил ножи, – шипящим голо-

сом сказал мэтр Ла Юрьер.Коконнас вздрогнул и побледнел от этих сообще-

ний, начиная понимать, в чем дело.– Как?.. Это правда? – воскликнул Коконнас. – Так

это торжество, этот банкет… значит…– Вы очень недогадливы, месье, – сказал Мо-

рвель, – сразу видно, что вам не надоела, как нам,наглость этих еретиков.

– Ага! Вы взялись пойти к адмиралу и…Морвель улыбнулся и подвел Коконнаса к окну.– Взгляните туда, – сказал он, – видите в конце ули-

цы, на маленькой площади за церковью, отряд людей,который выстраивается в темноте?

– Да.– У всех этих людей на шляпе такой же белый крест,

как у мэтра Ла Юрьер, у вас и у меня.– И что же?– А то, что это отряд швейцарцев из западных кан-

тонов, а вы знаете, что эти господа из западных кан-тонов – королевские благожелатели.

– Та-та-та! – произнес Коконнас.– Теперь посмотрите, вон там, по набережной, дви-

жется отряд кавалерии; разве вы не узнаете его на-чальника?

– Как же я могу узнать его? Ведь я приехал в Парижтолько сегодня вечером!

– Так это тот самый человек, с кем вы должны уви-деться в полночь в Лувре.

– Герцог Гиз?– Он самый. А сопровождают его бывший купече-

ский старшина Марсель и теперешний старшина Шо-рон. Оба они должны выставить свои отряды горожан.А вот идет по нашей улице и командир здешнего квар-тала; приглядитесь, что он будет делать.

– Он стучит во все двери. А что такое на дверях, вкоторые он стучит?

– Белый крест, молодой человек, такой же, как у насна шляпах. Прежде, бывало, предоставляли богу от-мечать своих и чужих; теперь мы стали вежливее иизбавляем его от этого труда.

– Да, куда он ни постучит, всюду отворяется дверьи выходят вооруженные горожане.

– Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.– Но поднимать столько народа, чтобы убить одно-

го старика гугенота, это… дьявольщина! Это позор!Это достойно разбойников, а не солдат, – возразилКоконнас.

– Молодой человек, – отвечал Морвель, – если вамне нравится иметь дело со стариками, вы можете вы-брать себе молодых; гугеноты не такие люди, что да-дут себя резать без сопротивления, и, как вам извест-но, они все, старые и молодые, очень живучи.

– Так вы собираетесь перебить их всех?! – восклик-нул Коконнас.

– Всех.– По приказу короля?– Короля и герцога Гиза.– И когда же?– Как только забьют в набат на колокольне Сен-

Жермен-Л’Озеруа.– Ах, вот почему этот милый немец, служащий у гер-

цога Гиза… как бишь его имя?– Месье Бэм?– Верно. Вот почему он мне сказал, чтобы я бежал

в Лувр по первому удару набата.– Вы, значит, видели месье Бэма?– И видел, и говорил с ним.– Где?– В Лувре. Он меня и провел туда, сказал пароль

и…– Взгляните.– Дьявольщина! Да это он!– Хотите с ним поговорить?– И даже не без удовольствия.Морвель тихонько открыл окно. В самом деле, шел

Бэм и с ним человек двадцать горожан.– Гиз и Лотарингия! – произнес Морвель.Бэм обернулся и, сообразив, что обращаются к

нему, подошел.– А-а, это вы, мессир Морфель.– Да, я; кого вы ищете?– Я ищу гостиниц «Путеводный звезда», чтоп пре-

дупредить некой монсир Коконнас.– Это я, месье Бэм! – ответил молодой человек.– А-а! Корошо! Очень корошо!.. Вы готов?– Да. Что надо делать?– Што вам будет сказать мессир Морфель. Он до-

прый католик.– Слышали? – спросил Морвель.– Да, – ответил Коконнас. – А куда идете вы, месье

Бэм?– Я? – смеясь, переспросил Бэм.– Да, вы.– Я иду сказать словешко атмиралу.– Скажите ему два на всякий случай, – посоветовал

Морвель, – тогда, если он оправится от первого, то ужне встанет от второго.

– Бутте покоен, мессир Морфель, бутте покоен идрессируйте мне корошо этот молодой шеловэк.

– Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по своейпороде хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.

– Прошшайте.– Идите.– А вы?

– Начинайте охоту, а мы подоспеем к самой травле.Бэм отошел, и Морвель затворил окно.– Слышали, молодой человек? – спросил Мо-

рвель. – Если у вас есть личный враг, даже если они не совсем гугенот, занесите его в список, – междудругими пройдет и он.

Коконнас, совершенно ошеломленный тем, что ви-дел и слышал, посматривал то на хозяина, принимав-шего грозные позы, то на Морвеля, который спокойновынимал из кармана какую-то бумагу.

– Что касается меня, – сказал Морвель, – вот мойсписок: триста человек. Пусть каждый добрый като-лик сделает в эту ночь десятую долю той работы, ка-кую сделаю я, и завтра не будет ни одного гугенота вовсем королевстве!

– Тс! – произнес Ла Юрьер.– Что? – в один голос спросили Коконнас и Мо-

рвель.На Сен-Жермен-Л’Озеруа раздался первый удар

набата.– Сигнал! – воскликнул Морвель. – Значит, начина-

ют раньше? Мне сказали, что только в полночь… Темлучше! Для славы бога и короля лучше, когда часы неотстают, а идут вперед.

Действительно, зловеще раздавались частые уда-ры церковного колокола. Вскоре грянул и первый ру-

жейный выстрел, и почти сейчас же свет несколькихфакелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.

Коконнас отер рукой выступивший на лбу пот.– Началось, пошли! – крикнул Морвель.– Стойте! Стойте! – сказал хозяин. – Прежде чем

выступать в поход, надо, как говорят на войне, обез-опасить свои квартиры. Я не хочу, чтобы зарезалимою жену и детей, пока меня не будет дома: здесьостается гугенот.

– Ла Моль?! – воскликнул Коконнас, отшатнувшись.– Да! Нечестивец попал в пасть волку.– Как? Вы нападете на собственного постояльца? –

спросил Коконнас.– Для этого я и оттачивал свою рапиру.– Ну, ну! – произнес пьемонтец, хмуря брови.– До сих пор я резал только кроликов, кур да уток и

ни разу – человека, даже не знаю, как это делается, –ответил почтенный трактирщик. – Вот я и поупражня-юсь на постояльце. Если я это сделаю коряво – покрайности некому будет смеяться надо мной.

– Дьявольщина! Это жестоко! – вознегодовал Ко-коннас. – Месье де Ла Моль ужинал со мной, месьеде Ла Моль играл со мной в карты.

– Но месье де Ла Моль еретик, – ответил Морвель. –Месье де Ла Моль обречен, и, если не убьем его мы,его убьют другие.

– Не говоря уже о том, что он выиграл у вас пять-десят экю, – добавил хозяин.

– Верно, – ответил Коконнас, – но выиграл честно,я в этом уверен.

– Честно или нет, а платить придется, если же яубью его – вы будете в расчете.

– Ну, ну, господа, поторапливайтесь! – сказал Мо-рвель. – Стреляйте из аркебузы, колите рапирой, стук-ните его молотком, кистенем, чем хотите, только кон-чайте с ним скорее, если хотите исполнить ваше обе-щание и прийти вовремя к адмиралу на помощь гер-цогу Гизу.

Коконнас тяжело вздохнул.– Сейчас сбегаю к нему, – сказал Ла Юрьер, – по-

дождите меня.– Дьявольщина! – воскликнул Коконнас. – Он еще

причинит страдания несчастному юноше, а можетбыть, и обворует. Я пойду, чтобы в случае чего при-кончить его сразу и не дать обворовать.

Движимый этой благородной мыслью, Коконнасбросился по лестнице вслед за мэтром Ла Юрьер ибыстро догнал его, так как Ла Юрьер, поднимаясь полестнице, все больше начинал раздумывать и, соот-ветственно, замедлять свои шаги. В ту минуту, как они следовавший за ним Коконнас подходили к дверив комнату Ла Моля, раздались выстрелы на улице.

Слышно было, как Ла Моль вскочил с кровати и подего ногами заскрипели половицы.

– Черт! – пробурчал встревоженный Ла Юрьер. –Видать, он проснулся.

– Как будто так, – ответил Коконнас.– Он будет защищаться, а?– Он такой, что может. Послушайте, мэтр Ла Юрьер,

вот будет штука, если он вас убьет.– Гм! Гм! – протянул Ла Юрьер.Но, чувствуя в руках хорошую аркебузу, он набрал-

ся духа и сильным ударом ноги распахнул дверь.Ла Моль без шляпы, но одетый стоял, загородив се-

бя кроватью, в руках у него были пистолеты, в зубах– шпага.

– Та-та-та! – произнес Коконнас, раздувая ноздри,как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-тостановится занятным, мэтр Ла Юрьер. Ну что же вы?Вперед!

– А-а! Как видно, меня собираются убить! – крикнулЛа Моль. – И это ты, мерзавец?

Мэтр Ла Юрьер ответил тем, что приложил аркебу-зу к плечу и стал целиться в молодого человека. НоЛа Моль следил за его движениями: в самый моментвыстрела он упал на колени, и пуля пролетела у негонад головой.

– Ко мне, ко мне, месье Коконнас! – крикнул Ла

Моль.– Ко мне, ко мне, месье Морвель! – кричал Ла

Юрьер.– Честное слово, месье де Ла Моль, – ответил Ко-

коннас, – все, что я могу сделать в этом случае, этоне выступать против вас лично. По-видимому, сегодняночью избивают всех гугенотов именем короля. Выпу-тывайтесь сами как умеете.

– А-а! Предатели! Убийцы! Вот как! Ну подождите!И Ла Моль, прицелившись из пистолета, нажал со-

бачку. Ла Юрьер, все время наблюдавший за ним, от-скочил в сторону, но Коконнас, не ожидая такого отве-та, остался стоять на месте, и пуля задела ему плечо.

– Дьявольщина! – крикнул он, заскрежетав зуба-ми. – Принимаю вызов. Померяемся силой, раз ты хо-чешь.

И, обнажив свою рапиру, он бросился на Ла Моля.Будь они один на один, Ла Моль, конечно, при-

нял бы вызов, но за спиной Коконнаса стоял мэтрЛа Юрьер, снова заряжавший аркебузу, а кроме то-го, Морвель уже спешил на зов трактирщика, взбегаяпо лестнице через две ступеньки. Поэтому Ла Мольскрылся в смежный отдельный кабинет и заперся тамна задвижку.

– Ах, прохвост! – крикнул Коконнас, стуча в дверьэфесом шпаги. – Ну подожди, я тебе наделаю сейчас

столько дыр в теле, сколько ты выиграл у меня экю!Я-то пришел к тебе, чтобы тебя не мучили, не обокра-ли, а ты отплачиваешь за это пулей в плечо! Погоди,мозгляк! Погоди!

В это время мэтр Ла Юрьер подошел к двери ка-бинета и, ударив в нее прикладом аркебузы, разбилдверь в щепы.

Коконнас влетел в комнату, но чуть не ткнулся но-сом в стену: в кабинете было пусто, а окно открыто.

– Он, наверно, выпрыгнул в окно, – сказал трактир-щик. – Но это пятый этаж, и он разбился насмерть.

– Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Кокон-нас, перелезая через подоконник и собираясь пресле-довать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши.Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащилиего обратно в комнату.

– Вы с ума сошли? – крикнули они в один голос. –Вы убьетесь.

– Вот еще! – ответил Коконнас. – Я горец, лазил и поледникам. А если меня еще оскорбили, так я за оскор-бителем полезу хоть на небо или спущусь в ад, какойбы дорогой он ни отправился туда. Пустите меня!

– Послушайте, – сказал Морвель, – или он ужемертв, или уже далеко. Идемте с нами. Не беда, еслиэтот ускользнул от вас, вы найдете тысячу других.

– Вы правы, – прорычал Коконнас. – Смерть гуге-

нотам! Мне необходимо отомстить за себя, и чем ско-рее, тем лучше.

Все трое скатились с лестницы, как лавина.– К адмиралу! – крикнул Морвель.– К адмиралу! – повторил Ла Юрьер.– К адмиралу так к адмиралу, – согласился Кокон-

нас.Оставив «Путеводную звезду» на попечение Грегу-

ара и прочих слуг, все трое выскочили из дома и по-бежали на улицу Бетизи, где находилось жилище ад-мирала. Яркое пламя и грохот выстрелов указывалинаправление.

– Кто это там идет? – спросил Коконнас. – Какой-точеловек без колета и без перевязи.

– А, это кто-нибудь спасается, – сказал Морвель.– Ну же, ну! У вас аркебуза, – крикнул ему Коконнас.– Нет, ни за что, я берегу порох для лучшей дичи.– Тогда вы, Ла Юрьер!– Подождите, подождите! – сказал трактирщик, при-

целиваясь.– Ждать? Вот еще! – крикнул Коконнас. – Пока вы

ждете, он убежит.Он кинулся за несчастным и вскоре настиг его, так

как беглец был ранен. Чтобы не наносить удара в спи-ну, Коконнас крикнул ему: «Обернись, обернись!» Нов тот же миг раздался выстрел, мимо ушей Коконнаса

просвистела пуля, и беглец покатился по земле, какзаяц, настигнутый на всем бегу выстрелом охотника.

Позади Коконнаса раздался торжествующий крик;пьемонтец обернулся и увидел трактирщика, потря-савшего своим оружием.

– Ага, на этот раз почин сделан!– Да, но вы чуть не прострелили меня насквозь.– Берегитесь! Берегитесь! – крикнул Ла Юрьер.Коконнас отскочил назад. Раненный пулей незнако-

мец приподнялся на одно колено и, горя местью, хо-тел ударить Коконнаса кинжалом, но трактирщик во-время предостерег пьемонтца.

– Ах, гадина! – прорычал Коконнас, набросился насвоего врага, три раза вонзил ему в грудь шпагу по са-мую рукоять и, оставив его биться в предсмертных су-дорогах, крикнул: – А теперь к адмиралу, к адмиралу!

– Эге, дорогой мой дворянин, вы, кажется, входитево вкус, – сказал Морвель.

– Да, – ответил Коконнас. – Запах ли пороха пьянитменя, или вид крови так волнует, но меня тянет уби-вать. Это своего рода облава на людей. До сих пор ятак охотился только на волков и медведей, но, чест-ное слово, облава на людей мне кажется гораздо ин-тереснее!

И все трое побежали к адмиралу.

VIII. Бойня

Дом, отведенный адмиралу, стоял, как мы сказали,

на улице Бетизи. Он представлял собой большое зда-ние в глубине двора, выходившее двумя крыльями наулицу. Ворота и две калитки в каменной ограде, отде-лявшей дом от улицы, вели во двор.

Когда три наших гизовца выбежали на улицу Бети-зи, служившую продолжением улицы Фосе-Сен-Жер-мен-Л’Озеруа, они увидели, что дом адмирала окру-жен швейцарской стражей, солдатами и вооруженны-ми горожанами. В руках у них мелькали пики, шпагиили аркебузы, а некоторые в свободной руке держалифакелы и освещали эту сцену погребальным колеб-лющимся светом, который, следуя движениям факе-лоносцев, то падал на мостовую, то полз по стенамвверх, то пробегал по этому живому морю, где каждыйпредмет вооружения отсвечивал своим особым блес-ком. Вокруг, на близлежащих улицах – Тиршап, Этьени Бертен-Пуаре, – свершалось страшное дело. Слы-шались пронзительные крики, громыхали выстрелы,и время от времени какой-нибудь несчастный гуге-нот, бледный, окровавленный, полуголый, большимипрыжками, как преследуемая лань, вбегал в злове-щий световой круг, где, точно демоны, метались люди.

Через минуту Коконнас, Морвель и Ла Юрьер,встреченные, по их белым крестам, громкими привет-ствиями, очутились в самой гуще толпы, тяжело ды-шавшей и тесно сомкнутой, как стая гончих. Они, ко-нечно, не пробрались бы сквозь нее, но многие, узнавМорвеля, дали ему дорогу. Коконнас и Ла Юрьер про-тиснулись вслед за ним, и все трое очутились во дво-ре, так как ворота и две калитки были выломаны. По-среди двора стоял человек на пустом пространстве,почтительно освобожденном для него убийцами; онопирался на обнаженную рапиру и не сводил глаз сбалкона, выступавшего перед стеклянной дверью вцентре здания на высоте около пятнадцати футов отземли. Этот человек нетерпеливо притопывал ногойи время от времени оборачивался, чтобы задать во-прос стоявшим ближе к нему людям.

– Все нет! – сказал он. – Никого!.. Наверно, его пре-дупредили, и он бежал. Дю Гаст, как думаете?

– Это невозможно, ваша светлость.– Почему? Вы же мне сами говорили, что за минуту

до нашего прихода какой-то человек без шляпы, с об-наженной шпагой в руке, бежавший точно от погони,постучал в ворота и его впустили.

– Верно, ваша светлость! Но почти сейчас же вследза ним пришел Бэм, ворота были выломаны, а домокружен. Человек действительно вошел, но выйти он

не мог никак.– Эге! Если не ошибаюсь, ведь это герцог Гиз? –

спросил Коконнас мэтра Ла Юрьер.– Он самый. Да, великий Генрих Гиз собственной

персоной, и он, наверно, дожидается, когда выйдетадмирал, чтобы разделаться с ним так же, как адми-рал разделался с его отцом. Каждому свой черед, асегодня, слава богу, пришел наш.

– Эй! Бэм! Эй! – громко крикнул герцог. – Неужелиеще не кончили?

И концом своей тоже нетерпеливой шпаги он высекискры из каменной мостовой двора.

В доме послышались какие-то крики, затем выстре-лы, сильный топот и звяканье оружия. Потом все ра-зом стихло.

Герцог рванулся к дому.– Ваша светлость, ваша светлость! – сказал Дю

Гаст, останавливая герцога. – Ваше достоинство тре-бует, чтобы вы оставались здесь и ждали.

– Ты прав, Дю Гаст! Спасибо! Я подожду. Но, прав-ду говоря, я умираю от нетерпения и беспокойства. Авдруг он улизнул!

Теперь топот ног в доме стал слышнее, и на окон-ных стеклах второго этажа заиграли красные отблес-ки, как при пожаре.

Стеклянная дверь, не один раз привлекавшая взо-

ры герцога, распахнулась или, вернее, разлетеласьвдребезги, и на балконе появился человек; лицо егобыло бледно, шея залита кровью.

– Бэм! Наконец-то! – крикнул герцог. – Ну что? Что?– Сдесь! Фот! Фот! – спокойно ответил немец, затем

нагнулся, и через несколько секунд стал напряженноразгибаться, видимо, приподнимая какую-то большуютяжесть.

– А где остальные, где остальные? – нетерпеливоспросил герцог.

– Оздальные кончают оздальных.– А ты что делаешь?– Сейчас увидите; отойтить назат немношко.Герцог сделал шаг назад.В эту минуту стало видно и то, что немец с таким

усилием подтягивал к себе.Это было тело старика.Бэм поднял его над перилами балкона, раскачал в

воздухе и бросил к ногам своего хозяина.Глухой звук падения, кровь, хлынувшая из тела и

широко обрызгавшая мостовую, ужаснули всех, не ис-ключая герцога, но чувство ужаса длилось недолго,уступив место любопытству – все присутствующие по-дались на несколько шагов вперед, и дрожащий светфакела упал на жертву. Стали видны и седая борода,и строгое почтенное лицо, и руки, застывшие в смерт-

ной неподвижности.– Адмирал! – вскрикнули разом двадцать голосов и

разом смолкли.– Да, адмирал, это он! – сказал герцог, подойдя к те-

лу и с затаенной радостью разглядывая своего врага.– Адмирал! Адмирал! – вполголоса повторяли сви-

детели этой жуткой сцены, сбившись в кучу и робкоприближаясь к великому поверженному старцу.

– Ага, Гаспар! Вот ты наконец! – торжествующе про-изнес герцог Гиз. – Ты велел убить моего отца, теперья мщу тебе!

И он дерзко поставил ногу на грудь протестантскогогероя.

В тот же миг глаза умирающего с трудом открылись,простреленная, залитая кровью рука его сжалась впоследний раз, и, оставаясь все так же недвижимым,адмирал ответил замогильным голосом:

– Генрих Гиз, настанет час, когда и ты почувствуешьна своей груди ногу твоего убийцы. Я не убивал твоегоотца. Будь проклят!

Герцог вздрогнул, побледнел, и ледяной холодокпробежал по его телу. Он провел рукой по лбу, как быотгоняя от себя мрачное видение, затем опустил ру-ку и решился еще раз взглянуть на адмирала, но гла-за убитого уже закрылись, рука лежала неподвижно,а вместо ужасных слов изо рта хлынула черная кровь,

заливая седую бороду.Герцог с какой-то отчаянной решимостью взмахнул

шпагой.– Итак, монсир, фы доволен? – спросил его Бэм.– Да, да, мой храбрый Бэм! – ответил Гиз. – Ты ото-

мстил…– За херцог Франсуа, да?– За религию, – упавшим голосом ответил Гиз. – А

теперь, – продолжал он, обращаясь к швейцарцам,солдатам и горожанам, заполнившим улицу и двор, –за дело, друзья мои, за дело!

– Здравствуйте, месье Бэм, – сказал Коконнас, счувством восхищения подходя к немцу, все еще стояв-шему на балконе и спокойно вытиравшему свою шпа-гу.

– Так это вы спровадили его на тот свет? – востор-женно крикнул ему Ла Юрьер. – Как это удалось вам,достопочтенный месье Бэм?

– О-о! Ошень просто, ошень просто! Он слыхалшум, отворял свой тверь, я протыкал его мой рапир.Но это еще не все, я думай, Телиньи еще стоит за се-бя, я слышу, как он кричит.

Действительно, в эту минуту донесся из дома отча-янный, как будто женский вопль. Показались фигурыдвух бежавших мужчин, которых преследовала целаявереница убийц. Одного мужчину убили выстрелом из

аркебузы; другой добежал до открытого окна и, не об-ращая внимания ни на высоту, ни на врагов, ждавшихего внизу, бесстрашно прыгнул во двор.

– Бей! Бей! – закричали преследователи, видя, чтожертва может ускользнуть.

Прыгнувший человек поднялся на ноги, подобралшпагу, выпавшую у него из рук при падении, бросилсястремглав сквозь толпу, сбил трех или четырех с ног,проткнул кого-то шпагой и среди треска пистолетныхвыстрелов и ругани промахнувшихся по нему солдатмелькнул как молния мимо Коконнаса, с кинжалом вруке поджидавшего у ворот.

– Есть! – крикнул пьемонтец, проколов беглецупредплечье тонким, острым клинком кинжала.

В узком пролете ворот невозможно было колотьшпагой, и бежавший человек только хлестнул клинкомпо лицу врага, крикнув ему:

– Подлец!– Тысяча чертей! Месье де Ла Моль! – воскликнул

Коконнас.– Месье де Ла Моль! – повторили Морвель и Ла

Юрьер.– Он и предупредил адмирала! – закричали

несколько солдат.– Бей! Бей! – вопили со всех сторон.Коконнас, Ла Юрьер и человек десять солдат бро-

сились за Ла Молем, а он, покрытый кровью, охвачен-ный тем возбуждением, которое доводит до пределажизненные силы человека, мчался по улицам, руково-дясь одним инстинктом. Топот ног и крики гнавшихсяза ним врагов подстегивали и как бы окрыляли бегле-ца. Минутами ему хотелось бежать тише, но свистнув-шая рядом пуля вновь заставила его ускорить бег. Онуже не просто вдыхал и выдыхал воздух, а из его гру-ди вырывались глухое клокотание и хриплый свист.Капли крови, сочившейся из головы, смешивались спотом и заливали его красивое лицо. Узкий колет всебольше стеснял биение сердца – Ла Моль сорвал ссебя колет и бросил. Вскоре и шпага оказалась слиш-ком тяжелой для его руки – он отшвырнул и шпагу. По-рой казалось, что топот врагов его как будто отдалял-ся и что ему удастся уйти от этих палачей, но крики ихдолетали до других убийц, находившихся поблизости,и, бросив свою кровавую работу, они бежали вслед заним. Наконец слева от себя Ла Моль увидел спокойнотекущую реку и вдруг почувствовал, что если он бро-сится в нее, как загнанный олень, то испытает неизъ-яснимое блаженство, и только крайним напряжениемума и воли он удержал себя от этого. А справа возвы-шался Лувр, мрачный, неколебимый, но полный глу-хих, зловещих звуков. Через подъемный мост взад ивперед сновали люди в шлемах, латах, сверкавших

холодным отблеском луны. Ла Моль подумал о коро-ле Наваррском, так же как он подумал и о Колиньи, –своих двух верных покровителях. Он собрал остаткисил, взглянул на небо, давая про себя обет стать ка-толиком, если спасется, уловкой выиграл шагов трид-цать расстояния у гнавшей его стаи, свернул к Лувру,бросился на подъемный мост, смешался с кучей сол-дат, получил новый удар кинжалом, скользнувшим, ксчастью, лишь по ребрам, и, несмотря на крики «Бей!Бей!», раздававшиеся со всех сторон, несмотря на го-товых к бою часовых, стрелой промчался во двор Лув-ра, прыгнул в подъезд, взбежал по лестнице на третийэтаж и, прислонившись к знакомой ему двери, началстучать в нее руками и ногами.

– Кто там? – тихо спросил женский голос.Ла Моль вспомнил пароль и крикнул:– Наварра! Наварра!Дверь тотчас отворилась. Ла Моль, не благодаря и

даже не заметив Жийону, ворвался в вестибюль, про-бежал коридор, две или три комнаты и попал в спаль-ню, освещенную лампой, свисавшей с потолка.

В кровати из резного дуба за бархатным, расшитымзолотыми лилиями пологом лежала полуобнаженнаяженщина и, опершись на локоть, смотрела на негорасширенными от ужаса глазами.

Ла Моль подбежал к лежавшей даме:

– Мадам! Там бьют, там режут моих собратьев! Онихотят зарезать и меня… Ах! Вы королева… спаситеже меня!

Он бросился к ее ногам, оставив на ковре широкийкровавый след.

Видя перед собою человека на коленях, растерзан-ного, бледного, королева Наваррская приподняласьи, в страхе закрыв лицо руками, начала звать на по-мощь.

– Мадам, во имя бога, не зовите! – говорил Ла Моль,пытаясь встать. – Если вас услышат, я пропал! Убий-цы гнались за мной уже по лестнице. Я их слышу…вот они! Вот!

– На помощь! – кричала королева Наваррская внесебя. – На помощь!

– Ах! Вы убиваете меня! – с отчаянием сказал ЛаМоль. – Умирать от звука такого чарующего голоса,умирать от такой прекрасной руки! О! Не думал я, чтоэто может быть!

В ту же минуту дверь отворилась, и толпа людей,запыхавшихся, разъяренных, с лицами, испачканны-ми порохом и кровью, со шпагами, аркебузами и але-бардами, ворвалась в комнату. Во главе их – Кокон-нас, с рыжими всклокоченными волосами, с расши-ренными неестественно глазами и кровавым рубцомво всю щеку, нанесенным шпагою Ла Моля, – пьемон-

тец был просто страшен в таком виде.– Дьявольщина! Вот он, вот он! А-а, наконец-то по-

пался! – кричал Коконнас.Ла Моль попытался найти какое-нибудь оружие, но

безуспешно. Он посмотрел на королеву и на лице еезаметил выражение глубокой жалости. Тогда он по-нял, что только она одна могла б его спасти, метнулсяк ней и обнял ее.

Коконнас выступил на три шага вперед и концомдлинной рапиры нанес вторую рану в правое плечосвоему врагу; несколько капель красной теплой кро-ви оросили белые душистые простыни на постели на-варрской королевы.

Маргарита, увидев кровь и чувствуя содроганияприжавшегося к ней человека, бросилась вместе сним в проход между кроватью и стеной. И вовремя:Ла Моль совершенно изнемог, он был не в состояниисделать шага – ни для того, чтобы бежать, ни для того,чтобы защищаться. Он склонил голову на плечо мо-лодой женщины и судорожно цеплялся за нее паль-цами, раздирая тонкий вышитый батист, облекавший,точно волнистым газом, тело Маргариты.

– Мадам! Спасите! – пролепетал он замирающимголосом.

Больше сказать он ничего уже не мог. Взор его за-туманился, будто подернутый предсмертной дымкой,

голова бессильно запрокинулась назад, руки разжа-лись, ноги подогнулись, и он упал на пол в лужу своейкрови, увлекая вслед за собой и королеву.

Коконнас, возбужденный криками, опьяненный за-пахом крови, ожесточенный горячей долгой травлей,протянул руку к королевскому алькову. Одно мгнове-ние – и он пронзил бы сердце Ла Моля, а может быть,и сердце королевы.

При виде обнаженного клинка, а еще больше привиде этой невероятной наглости дочь французскихкоролей выпрямилась во весь свой рост и вскрикнула,но в этом страшном крике было столько негодованияи яростного гнева, что пьемонтец застыл на месте подвластью неведомого ему чувства. Конечно, если б этасцена продлилась в составе тех же действующих лиц,то и его чувство растаяло бы так же быстро, как снегв апреле под лучами солнца.

Но дверь, скрытая в стене, вдруг распахнулась, ив комнату вбежал юноша лет семнадцати, бледный, срастрепанной прической, одетый в черное.

– Сестра, не бойся, не бойся! Я здесь! Я здесь! –крикнул он.

– Франсуа! Франсуа! На помощь! – закричала Мар-гарита.

– Герцог Алансонский! – прошептал Ла Юрьер,опуская аркебузу.

– Дьявольщина! Брат короля! – пробурчал Кокон-нас, отступая.

Герцог Алансонский поглядел вокруг.Маргарита с распущенными волосами, более кра-

сивая, чем обычно, стояла, прислонясь к стене, однасреди мужчин, а в их глазах светилась ярость, по лбуструился пот, и губы покрывала пена.

– Мерзавцы! – крикнул герцог.– Спасите меня, брат! – сказала Маргарита, теряя

силы. – Они хотят меня убить.Бледное лицо герцога вдруг вспыхнуло. С ним не

было оружия, но, полагаясь на свое звание, он, судо-рожно сжав кулаки, стал наступать на Коконнаса и еготоварищей, а они в страхе отступали перед его свер-кавшими как молнии глазами.

– Может быть, вы убьете и брата короля? Ну-ка!Они продолжали отступать.– Эй, капитан моей охраны! – крикнул он. – Сюда!

И перевешайте всех этих разбойников!Испуганный гораздо больше видом этого безоруж-

ного юноши, чем целым отрядом рейтаров или ландс-кнехтов, Коконнас уже допятился до двери. Ла Юрьерс быстротой оленя умчался вниз по лестнице, а сол-даты теснились и толкались в вестибюле, так как раз-меры двери не соответствовали их страстному жела-нию покинуть поскорее стены Лувра.

Маргарита инстинктивно набросила на молодогочеловека, лежавшего без чувств, свое камчатное оде-яло и отошла прочь.

Когда последний убийца исчез за дверью, герцогАлансонский обернулся и, увидев, что вся одеждаМаргариты в кровавых пятнах, воскликнул:

– Сестра, ты ранена?Он кинулся к сестре с такой тревогой, какая сдела-

ла бы честь братской его нежности, если бы в этомпорыве не сказывалось чувство сильнее братского.

– Нет, не думаю, – ответила сестра, – а если и ра-нена, то легко.

– Но на тебе кровь, – говорил герцог, ощупывая дро-жащими руками тело Маргариты, – откуда же она?

– Не знаю. Один из этих негодяев схватил меня –возможно, он был ранен.

– Схватить мою сестру! – воскликнул герцог. – О,если бы ты указала мне его, если бы ты сказала мне,какой он из себя, – лишь бы мне его найти!

– Тс! – произнесла Маргарита.– Почему? – спросил Франсуа.– А потому что, если вас увидят в этой комнате и в

такой час…– Разве брат не может зайти к своей сестре?Королева взглянула на герцога Алансонского таким

твердым и грозным взглядом, что юноша отошел по-

дальше.– Да, да, Маргарита, ты права, лучше я пойду к се-

бе. Но тебе нельзя оставаться одной в такую ночь. Хо-чешь, я позову Жийону?

– Нет, нет, не надо никого. Ступай, Франсуа, ступайтем же ходом, каким пришел.

Юный принц вышел. Едва успела закрыться за нимдверь, как в проходе за кроватью раздался вздох.Маргарита кинулась к потайной двери, заперла ее назасов, затем побежала к входной двери и заперла еев ту самую минуту, когда по другому концу коридоранесся как ураган большой отряд стрелков, преследуягугенотов, живших в Лувре.

Королева пристально оглядела все кругом и, убе-дившись, что она действительно одна, вернулась кпроходу за своей кроватью, положила на место кам-чатное одеяло, скрывшее Ла Моля от глаз герцогаАлансонского, с трудом вытащила бессильное телона середину комнаты. Заметив, что бедняга еще ды-шит, она присела на пол, положила голову молодогочеловека себе на колени и плеснула ему водой в ли-цо, чтобы привести в чувство.

Вода очистила лицо раненого от слоя пыли, по-роховой копоти и крови, и только теперь Маргаритаузнала в нем того красивого дворянина, который, пол-ный жизни и надежд, три или четыре часа тому назад

явился к ней просить ее посредничества перед коро-лем Наваррским и расстался с ней, ослепленный еекрасотой, да и на нее произвел большое впечатление.

Маргарита вскрикнула от страха за него, чувствуятеперь к нему не только сострадание, но и участие;для нее он стал не просто какой-то человек, а по-чти знакомый. Под ее заботливой рукой сделалось чи-стым красивое, но бледное, истомленное страданиемлицо Ла Моля.

Маргарита, замирая от боязни, почти такая жебледная, как он, приложила руку к его сердцу – оноеще билось; тогда она протянула руку к стоявшему ря-дом столику, взяла флакончик с нюхательной солью идала ее понюхать Ла Молю.

Ла Моль открыл глаза.– О господи! – прошептал он. – Где я?– Вы спасены! Успокойтесь! – ответила Маргарита.Ла Моль с трудом перевел глаза на королеву и, по-

глядев на нее восхищенным взглядом, чуть слышнопроизнес:

– Какая вы красавица!Молодой человек, точно ослепленный, сразу опу-

стил веки, тяжело вздохнул и побледнел как будтобольше прежнего. Маргарита тихо вскрикнула, думая,что это был его последний вздох.

– Боже, боже, сжалься над ним! – сказала она.

В эту минуту раздался сильный стук в дверь из ко-ридора. Маргарита слегка приподнялась, продолжаяподдерживать за плечи Ла Моля.

– Кто там? – крикнула она.– Мадам, мадам, это я, я! – ответил женский голос. –

Я, герцогиня Невэрская.– Анриетта! – воскликнула королева. – Это не опас-

но, это друг, вы слышите, месье?Ла Моль сделал усилие и приподнялся на одно ко-

лено.– Постарайтесь не упасть, покамест я отворю

дверь, – сказала королева.Ла Моль оперся рукой о пол, чтоб удержаться в рав-

новесии.Маргарита пошла было к двери, но вдруг останови-

лась, задрожав от страха.– Так ты не одна? – воскликнула она, услыхав звя-

канье оружия.– Нет, со мной двенадцать человек охраны; мне дал

их мой деверь, герцог Гиз.– Герцог Гиз! – прошептал Ла Моль. – О! Убийца!

Убийца!– Тс! Ни слова! – сказала Маргарита и поглядела

вокруг себя, придумывая, куда бы спрятать раненого.– Шпагу!.. Кинжал! – шептал Ла Моль.– Для защиты? Это бесполезно; разве вы не слы-

шали, что их двенадцать, а вы – один!– Не для защиты, а чтобы не даться живым им в

руки.– Нет, нет, я вас спасу, – сказала Маргарита. – Да…

кабинет! Идем, идем!Ла Моль напряг все силы и при поддержке Марга-

риты дотащился до кабинета. Маргарита заперла заним дверь и спрятала ключ в свой кошелек.

– Ни крика, ни стона, ни вздоха – и вы спасены! –сказала она ему сквозь дверь.

Затем она набросила на плечи ночной халат, откры-ла дверь своей подруге, и обе бросились в объятиядруг к другу.

– Мадам, с вами не приключилось ничего плохо-го? – спросила герцогиня Невэрская.

– Нет, ничего, – ответила Маргарита, запахнув свойхалат, чтобы не видно было следов крови на пеньюа-ре.

– Тем лучше! Но герцог Гиз отрядил двенадцать те-лохранителей, чтобы проводить меня до его дома, амне такая большая свита не нужна, и я оставлю ше-стерых вам, на всякий случай. В такую ночь шесть те-лохранителей герцога Гиза стоят целого полка коро-левской гвардии.

Маргарита не решилась отказаться: она расстави-ла шестерых телохранителей по коридору, расцело-

валась с герцогиней, а герцогиня в сопровождениидругих шести отправилась в дом Гиза, где она жила,пока был в отъезде ее муж.

IX. Палачи

Удаляясь из покоев королевы Наваррской, Кокон-

нас не бежал, а «произвел отступление». Что же ка-сается Ла Юрьера, то он даже не сбежал, а со всех ногудрал. Первый удалился, как тигр, второй – как волк.

Таким образом, Ла Юрьер уже стоял на площадиСен– Жермен-Л’Озеруа, когда Коконнас еще тольковыходил из Лувра. Ла Юрьер, очутившись с аркебу-зой среди людей, бегавших туда-сюда по площади,где свистели пули, а из окон все время выбрасыва-ли трупы, то целые, то изрезанные в куски, почувство-вал непреодолимый страх и стал благоразумно про-бираться к своему трактиру, но, выходя из переул-ка Аверон на улицу Арбр-сек, он наткнулся на отрядшвейцарцев и легкой конницы, которым командовалМорвель.

– Вы что ж, уже закончили? – крикнул Морвель, сампридумавший себе прозвище – Королевский Истреби-тель. – Вы уже домой? А какого черта вы сделали с на-шим пьемонтским дворянином? С ним не случилосьничего плохого? Было бы жаль: он вел себя отлично.

– По-моему, нет, – ответил Ла Юрьер, – надеюсь, онеще придет к нам.

– Вы откуда?

– Из Лувра, где, надо сказать, нас встретили нелас-ково!

– Кто же?– Герцог Алансонский. Разве он не причастен к на-

шему делу?– Его величество герцог Алансонский причастен

только к тому, что касается его лично; предложите емуразделаться с двумя старшими братьями, как с гуге-нотами, он согласится, но при условии, чтобы в этодело не путали его. А разве вы, мэтр Ла Юрьер, несобираетесь идти вместе с этими храбрыми людьми?

– А куда они идут?– Да на улицу Монторгей; там живет один гугенот-

ский сановник, мой знакомец, с ним жена и шестеродетей. Эти еретики ужасно плодовиты. Будет забавно!

– А сами вы куда идете?– О! Я иду в особое местечко.– Слушайте, возьмите меня с собой, – сказал кто-

то за его спиной так неожиданно, что Морвель вздрог-нул, – вы знаете хорошие места, а мне хочется тудапопасть.

– А-а! Вот и наш пьемонтец! – воскликнул Морвель.– Вот и месье Коконнас, – повторил Ла Юрьер. – А

я думал, что вы идете вслед за мной.– Черт! Вы улепетывали так, что не догонишь! А

кроме того, я свернул с пути, чтобы швырнуть в реку

негодного мальчишку, который кричал: «Долой папи-стов, да здравствует адмирал!» К сожалению, мне по-казалось, что мальчишка умеет плавать. Если хочешьутопить этих мерзких еретиков, надо бросать их в во-ду, как котят, лишь только родились.

– Так вы говорите, что вы из Лувра? Что же, ваш гу-генот нашел там себе убежище? – спросил Морвель.

– Увы, да!– Я послал ему из пистолета пулю там, во дворе у

адмирала, когда он подбирал свою шпагу, но промах-нулся, сам не знаю как.

– Ну, а я не промахнулся, я всадил ему в спину шпа-гу так, что конец ее оказался в крови на пять пальцев.При этом я сам видел, как он упал на руки королевыМаргариты. Красивая женщина, дьявольщина! Одна-ко я бы был не прочь узнать наверно, что он умер. Намой взгляд, этот парень очень злопамятен и будет всюжизнь иметь зуб против меня… Да! Ведь вы сказали,что собираетесь идти куда-то?

– Вам, значит, хочется идти со мной?– Мне хочется не стоять на месте. Я убил только

трех или четырех; да и как только я успокаиваюсь, уменя начинает ныть плечо. Идем! Идем!

– Капитан, – обратился Морвель к начальнику отря-да, – дайте мне трех человек, а с остальными ступай-те отправлять на тот свет вашего сановника.

Трое швейцарцев вышли из рядов и присоедини-лись к Морвелю. Оба отряда прошли вместе до улицыТиршап; здесь солдаты легкой конницы и швейцарцынаправились по переулку Тонельри, а Морвель, Ко-коннас, Ла Юрьер и три швейцарца пошли по пере-улку Феронри, затем по Трус-Ваш и уперлись в улицуСент-Авуа.

– К какому дьяволу вы нас ведете? – спросил Кокон-нас, которому уже надоела долгая и праздная ходьба.

– Я вас веду на дело блестящее, да и полезное. По-сле адмирала, Телиньи и гугенотских принцев я бы немог вам предложить ничего лучшего. Наше место наулице Де-Шом, и через минуту мы там будем.

– Скажите, улица Де-Шом – это недалеко от Тамп-ля? – спросил Коконнас.

– Да, а что?– Там живет некий Ламбер Меркандон, давнишний

заимодавец нашей семьи, и отец мой поручил мневернуть ему сто ноблей, которые и лежат у меня в кар-мане.

– Ну вот вам прекрасный случай рассчитаться сним, – заметил Морвель.

– Каким образом?– Сегодня как раз такой день, когда сводят старые

счеты. Ваш Меркандон – гугенот?– Так, так! Понимаю. Он наверняка гугенот.

– Тише! Мы пришли.– А чей это большой особняк с выступом на улицу?– Гиза.– По правде говоря, мне надо было бы зайти сю-

да, поскольку я приехал в Париж благодаря велико-му Генриху. Дьявольщина! Однако в этом кварталевсе спокойно, сюда доносятся лишь звуки выстрелов;можно подумать, что здесь уже деревня. Все дрыхнут,черт подери!

В самом деле, даже в доме Гиза, казалось, было также тихо, как обычно: все окна закрыты, и только сквозьжалюзи центрального окна пробивался свет, которыйпривлек внимание Коконнаса, еще когда он выходилна эту улицу.

Пройдя немного дальше дома Гиза, до скрещенияулиц Пти-Шантье и Катр-Фис, Морвель остановился.

– Вот здесь живет тот, кто нам нужен.– То есть кто вам нужен… – заметил Ла Юрьер.– Раз вы пошли со мной – то, значит, нам.– Как же так? В этом доме все спят крепким сном…– Верно! Вот вы, Ла Юрьер, и используйте вашу на-

ружность порядочного человека, по ошибке даннуювам богом, и постучитесь в этот дом. Отдайте аркебу-зу месье Коконнасу, он уже давно косится на нее. Ес-ли вас пустят в дом, скажите, что вам надо поговоритьс его милостью месье де Муи.

– Эге! Понимаю, – сказал Коконнас. – У вас, как вид-но, тоже оказался заимодавец в квартале Тампля.

– Верно, – ответил Морвель. – Так вы, Ла Юрьер,разыграйте из себя гугенота и расскажите де Муи отом, что происходит; он человек храбрый и сойдетвниз…

– А когда он сойдет, тогда?.. – спросил Ла Юрьер.– Тогда я попрошу его скрестить со мной шпагу.– Клянусь душой, вот это честно, по-дворянски! –

сказал Коконнас. – И я думаю поступить точно так жес Ламбером Меркандоном, а если он слишком стардля поединка, я вызову кого-нибудь из его сыновейили племянников.

Ла Юрьер, не прекословя, начал стучать в дверь.На его стук, гулко раздавшийся в ночной тиши, вособняке Гиза приоткрылись входные двери, и отту-да высунулось несколько голов. Тогда только обнару-жилось, что спокойствие особняка герцога Гиза былоспокойствием крепости, охраняемой надежным гар-низоном.

Головы сейчас же спрятались – очевидно, догадав-шись, в чем было дело.

– Ваш де Муи здесь и живет? – спросил Коконнас,указывая на дом, куда стучался Ла Юрьер.

– Нет, это дом его любовницы.– Дьявольщина! До чего вы любезны по отношению

к нему! Даете ему возможность показать себя своейкрасавице в поединке на шпагах! В таком случае мыбудем только судьями. Хотя я лично предпочел быдраться сам, а то горит плечо.

– А лицо? – спросил Морвель. – Ему ведь тоже по-рядочно досталось!

Коконнас зарычал от злости.– Дьявольщина! Надеюсь, что Ла Моль умер, – ска-

зал он, – в противном случае я вернусь в Лувр, чтобыего прикончить.

Ла Юрьер продолжал стучать.Наконец одно окно во втором этаже открылось, и

на балконе появился какой-то мужчина в ночном кол-паке, в кальсонах и без оружия.

– Кто там? – крикнул он.Морвель сделал знак швейцарцам спрятаться за

угол дома, а Коконнас прижался к стене.– Ах, вы ли это, месье де Муи? – ласково спросил

трактирщик.– Да, я! Что дальше?Морвель затрепетал от радости и прошептал:– Да, это он.– Месье де Муи, – продолжал Ла Юрьер, – неуже-

ли вы не знаете, что происходит? Зарезали адмира-ла, избивают наших духовных братьев. Бегите на по-мощь! Скорей, скорей!

– А-а! Я так и чувствовал – что-то затевают в этуночь! Не надо было мне оставлять храбрых товари-щей. Сейчас, мой друг! Подождите меня, я сейчас.

Муи, даже не затворив окна, откуда донеслиськрики испуганной женщины и слова нежной мольбы,быстро надел колет, плащ и оружие.

– Он сходит вниз! Он сходит! – бормотал бледныйот радости Морвель. – Гляди в оба! – шепнул он швей-царцам.

Потом он взял аркебузу из рук Коконнаса и подулна фитиль, пробуя, хорошо ли он горит.

– На, Ла Юрьер! – сказал он трактирщику, отошед-шему к швейцарцам. – Бери свою аркебузу.

– Дьявольщина! – сказал Коконнас. – Вот и луна,как нарочно, вышла из-за тучи, чтобы присутствоватьпри таком прекрасном поединке. Дорого бы я дал зато, чтобы Ламбер Меркандон очутился здесь и былсекундантом у месье де Муи.

– Погодите, погодите! – ответил Морвель. – Месьеде Муи один стоит десятерых, и, пожалуй, нас шесте-рых не хватит, чтобы с ним справиться… Ну, вы! Под-ходите! – обратился он к швейцарцам, приказывая имзнаками проскользнуть к самой двери и нанести удар,как только выйдет де Муи.

– Та-та-та! – произнес Коконнас, глядя на эти при-готовления. – Похоже на то, что все произойдет не со-

всем так, как я предполагал.Послышался лязг засова, который отодвигал де

Муи. Швейцарцы вышли из своего прикрытия и заня-ли места у двери. Морвель и Ла Юрьер подошли нацыпочках, и только Коконнас, сохранивший остаткидворянской чести, не сдвинулся со своего места; но вэто время молодая женщина, уже забытая убийцами,вышла на балкон и, увидев швейцарцев, Ла Юрьераи Морвеля, громко вскрикнула.

Де Муи, приотворивший было дверь, остановился.– Назад! Назад! – кричала молодая женщина. – Я

вижу, там сверкают шпаги и светится огонек на фити-ле у аркебузы. Это ловушка!

– Ого! – прогремел голос молодого человека. – По-смотрим, в чем тут дело.

Он захлопнул дверь, задвинул засов, опустил ще-колду и поднялся наверх.

Убедившись, что де Муи теперь не выйдет, Морвельизменил боевой порядок. Швейцарцы заняли пози-цию на другой стороне улицы, Ла Юрьер изготовил-ся стрелять, как только враг покажется в окне. Ему непришлось ждать долго. Де Муи вышел на балкон, во-оруженный пистолетами такой почтенной длины, чтоЛа Юрьер, уже прицелившись в него, сразу сообра-зил, что гугенотские пули пролетят от балкона до ули-цы не дольше, чем его пуля от улицы до балкона. «Ко-

нечно, – сказал он про себя, – я могу убить этого дво-рянина, но и этот дворянин может убить меня». А таккак мэтр Ла Юрьер по роду занятий был не солда-том, а трактирщиком, то эта мысль определила егорешение отступить и поискать убежища за углом ули-цы Брак – на расстоянии, достаточно далеком, чтобыспокойно и с известной точностью установить в этойтемноте линию полета своей пули до де Муи.

Де Муи быстро огляделся и двинулся вперед, «за-крываясь» как в поединке, но, не видя противника,сказал:

– Эй, господин уведомитель! Вы, кажется, забыливашу аркебузу у моей двери. Вот я, что вам угодно?

«Та-та-та! Да это в самом деле молодец», – поду-мал Коконнас.

– Ну, что же? – продолжал де Муи. – Кто бы вы нибыли – враги или друзья, вы видите, я жду!

Ла Юрьер молчал, Морвель тоже не ответил. Швей-царцы притаились.

Коконнас подождал с минуту, но, видя, что никтоне продолжает разговора, начатого Ла Юрьером с деМуи, вышел на середину улицы, снял шляпу и обра-тился к де Муи:

– Месье, мы явились не для убийства, как вы мог-ли подумать, а для поединка… Я пришел вместе с од-ним из ваших врагов, который хотел сразиться с вами,

чтобы благородным образом положить конец старин-ной распре. Эй! Месье Морвель, чего вы прячетесь?Выходите на поле битвы: месье принимает вызов.

– Морвель! – вскрикнул де Муи. – Морвель, убийцамоего отца! Морвель – Королевский Истребитель. Ага!Черт его возьми, я принимаю вызов!

Морвель бросился за подкреплением в дом Гиза иначал стучать в дверь, тогда де Муи прицелился в Мо-рвеля и прострелил ему шляпу.

На звук выстрела и на крик Морвеля выбежалителохранители, сопровождавшие герцогиню Невэр-скую, за ними – трое или четверо дворян со своимипажами, и все подошли к дому возлюбленной де Муи.

Новый выстрел из второго пистолета, направлен-ный в эту толпу, убил солдата, стоявшего рядом с Мо-рвелем. Разрядив пистолеты, де Муи оказался без-оружным, вернее, с оружием, но бесполезным, так какпротивники были недосягаемы для его шпаги, и онспрятался за колоннами балкона.

Между тем в соседних домах то там, то здесь ста-ли отворяться окна, и, смотря по характеру обитате-лей, мирному или воинственному, они или затворя-лись снова, или щетинились стволами мушкетов и ар-кебуз.

– Ко мне! На помощь, храбрый Меркандон! – крик-нул де Муи уже старому мужчине, который только что

отворил свое окно, выходившее в сторону особнякаГиза, и старался разобрать что-нибудь в этой сумато-хе.

– Это вы, сир де Муи? – крикнул старик. – Значит,добираются и до вас?

– До меня, до вас, до всех протестантов! А вот вами доказательство.

Действительно, в эту минуту де Муи заметил, чтоЛа Юрьер навел на него аркебузу. Прогремел вы-стрел, но молодой человек успел присесть, и пуляразбила стекло у него над головой.

– Меркандон! – вскрикнул Коконнас, который весьтрепетал от радости при виде этой заварухи, забыв окредиторе, и только сейчас вспомнил про него благо-даря де Муи. – Ну да, Меркандон, улица Де-Шом, онсамый! Хорошо, что он живет здесь, теперь у каждогобудет свой противник.

Между тем как люди из особняка Гиза вышибалидвери в доме, где находился де Муи, Морвель с факе-лом в руке пытался поджечь и самый дом. Когда две-ри были разбиты, внутри дома завязался страшныйбой против одного человека, который каждым ударомсвоей рапиры убивал врага, а в это время Коконнаспытался камнем, выломанным из мостовой, разбитьдвери в доме Меркандона, но старик, не обращая вни-мания на эту одинокую попытку, палил из своего окна.

Наконец пустынный и темный квартал весь осве-тился как днем и заворошился, как муравейник: изособняка Монморанси вышли семь или восемь дво-рян-гугенотов с друзьями и слугами, бешено атакова-ли и, при поддержке стрелявших из окон, начали тес-нить отряд Морвеля и людей из особняка Гиза, при-жав их в конце концов к дверям, из которых эти людивышли.

Коконнасу все же не удалось вышибить дверь уМеркандона, так как внезапное отступление гизовцевзахватило и его, хотя он отбивался изо всех сил. То-гда пьемонтец встал спиной к стене, взял шпагу в пра-вую руку и начал не только защищаться, но и напа-дать с неистовыми выкриками, покрывавшими собойшум общей свалки. Он наносил удары направо и на-лево, друзьям и врагам, пока вокруг него не образо-валось пустое широкое пространство. Всякий раз, ко-гда его рапира, протыкая вражескую грудь, обрызги-вала ему лицо и руки теплой кровью, глаза его широкораскрывались, ноздри раздувались, зубы сжимались,и он вновь отвоевывал потерянную территорию, всебольше приближаясь к осажденному особняку.

Де Муи, после яростной схватки на лестнице и в ве-стибюле, покинул охваченный пожаром дом, выказавсебя настоящим героем. Все время, пока шел бой, онкричал: «Сюда, Морвель! Куда ж ты делся?» – и на-

граждал его крайне нелестными эпитетами. Наконецде Муи вышел на улицу; левой рукой он поддерживалсвою возлюбленную, полуголую, почти без чувств, ав стиснутых зубах держал кинжал. Шпага в другой ру-ке, сверкавшая от быстрого вращения как пламя, хо-дила то белыми, то красными кругами, отражая своейокровавленной сталью то серебристый свет луны, токрасный отблеск факела. Морвель бежал. Ла Юрьер,отброшенный атакой де Муи на Коконнаса, которыйне узнал его и встретил острием шпаги, был вынуж-ден просить пощады у двух враждующих сторон. В этуминуту его заметил Меркандон и, по белой перевязина рукаве, признал в нем заговорщика-убийцу.

Раздался выстрел. Ла Юрьер вскрикнул, протянулвперед руки, выронил аркебузу, хотел добраться достены, чтобы удержаться на ногах, но не успел и рух-нул ничком на землю.

Де Муи воспользовался обстановкой, свернул в пе-реулок Паради и скрылся.

Гугеноты дали такой отпор, что люди из особнякаГиза отступили, вошли в дом и заперли входные две-ри, боясь штурма и драки в самом доме.

Коконнас, опьяненный видом крови и шумом битвы,дошел до такого увлечения, когда храбрость, в осо-бенности у южан, становится безумной, – он ничего невидел, ничего не слышал. Он лишь почувствовал, что

в ушах звенело уже тише, что лоб и руки становилисьсуше, и, опустив наконец шпагу, только тогда заметил,что перед ним лежит какой-то человек, лицом уткнув-шись в лужу крови, а вокруг одни горящие дома.

Но эта минута оказалась короткой передышкой:лишь только он собрался подойти к лежавшему, до-гадываясь, что это Ла Юрьер, как дверь, которую онтщетно пытался вышибить булыжником, вдруг рас-творилась, и старый Меркандон с двумя племянника-ми и сыном набросились на переводившего дух Ко-коннаса.

– Вот он! Вот он! – кричали они в один голос.Коконнас стоял посреди улицы и подвергался опас-

ности быть окруженным четырьмя противниками, ата-ковавшими его одновременно, поэтому он, подражаясернам, на которых, бывало, охотился в горах, сделалбольшой скачок назад и стал спиной к фасаду домаГиза. Обезопасив себя от всяких неожиданностей, онвновь обрел свою насмешливость и, став в позицию,сказал:

– Та-та-та! Папаша Меркандон! Вы что ж, меня неузнаете?

– Ах, негодяй! – воскликнул старый гугенот. – На-оборот, я очень хорошо тебя узнал! Ты покушался наменя, на друга и компаньона твоего отца?

– И его заимодавца, да?

– Да, и его заимодавца, как ты говоришь.– Я и пришел уладить наши счеты.– Хватай! Вяжи его! – крикнул старик сопровождав-

шим его сыну и племянникам.Молодые люди бросились к тому месту, где стоял

Коконнас.– Одну минуту, одну минуту! – сказал, смеясь, пье-

монтец. – Чтобы арестовать человека, надо иметьприказ о взятии под стражу, а вы забыли попроситьего у верховного судьи.

С этими словами он скрестил свою шпагу со шпа-гой ближайшего молодого человека и тотчас, сделавобманное движение, обрубил ему кисть руки, держав-шую оружие. Несчастный взвыл от боли.

– Один! – крикнул Коконнас.В то же мгновение окно, под которым стоял пьемон-

тец, со скрипом отворилось. Коконнас отскочил, бо-ясь атаки и с этой стороны, но вместо нового врага вокошке показалась женщина, а вместо какого-нибудьопасного предмета к его ногам упал букет цветов.

– Женщина?! Вот как! – сказал Коконнас.Он отсалютовал даме шпагой и нагнулся поднять

букет.– Берегитесь, берегитесь, храбрый католик! – крик-

нула дама.Коконнас выпрямился, но недостаточно быстро, и

кинжал второго племянника, прорезав плащ пьемонт-ца, нанес ему рану в другое плечо.

Дама пронзительно вскрикнула. Коконнас, однимжестом поблагодарив ее и успокоив, набросился навторого племянника, который ушел от этого удара, нопри второй атаке поскользнулся в луже крови. Кокон-нас кинулся на него с быстротой рыси и пронзил емугрудь шпагой.

– Браво! Браво, храбрый рыцарь! – воскликнула да-ма. – Браво! Я сейчас вышлю вам подмогу.

– Не стоит беспокоиться, мадам! – ответил Кокон-нас. – Если это вас интересует, то лучше досмотритедо конца, и вы увидите, как расправляется с гугенота-ми граф Аннибал де Коконнас.

В это время сын старика Меркандона почти в упорвыстрелил из пистолета в Коконнаса. Коконнас упална одно колено; дама вскрикнула, но пьемонтец всталневредим, – упав нарочно, чтобы избежать пули, ко-торая и просверлила стену в двух футах от красивойзрительницы.

Почти одновременно из окна в жилище Меркандо-на раздался яростный крик, и старая женщина, узнавпо белому кресту и белой перевязи, что Коконнас ка-толик, швырнула в него цветочный горшок и попалаему в ногу выше колена.

– Прекрасно! – сказал пьемонтец. – Одна бросает

мне цветы, другая – горшок к ним. Если так будет про-должаться, то разнесут из-за меня и самый дом.

– Спасибо, матушка, спасибо! – крикнул юноша.– Валяй, жена, валяй! – крикнул старик Меркан-

дон. – Только не задень нас!– Подождите, подождите, месье Коконнас, – крик-

нула ему дама из особняка Гиза, – я прикажу стрелятьиз окон!

– Вот как! Да это целый женский ад, где одни жен-щины за меня, а другие – против! – сказал пьемон-тец. – Дьявольщина! Надо кончать!

Действительно, вся обстановка сильно измени-лась, и дело явно шло к развязке. Хотя Коконнас былранен, но находился во всем расцвете своих двадца-ти лет, привык к боям, и три или четыре полученныеим царапины не столько ослабили его, сколько обо-злили. Против него остались только Меркандон и егосын – старик на седьмом десятке лет и юноша летсемнадцати, бледный и хрупкий блондин; он бросилсвой разряженный, бесполезный пистолет и в трепе-те размахивал своей шпажонкой, наполовину корочешпаги Коконнаса; отец, вооруженный лишь кинжаломи незаряженной аркебузой, звал на помощь. В окненапротив старая женщина, мать юноши, держала вруках кусок мрамора и собиралась его сбросить. Пье-монтец, возбужденный угрожающими действиями с

одной стороны и поощрениями с другой, гордый своейдвойной победой, опьяненный запахом пороха и кро-ви, озаренный отсветами горящих зданий, воодушев-ленный сознанием того, что бьется на глазах у жен-щины, казалось, занимавшей по красоте такую же вы-сокую ступень, какую занимала в обществе, – этот Ко-коннас, подобно последнему из всех Горациев, ощу-тил в себе двойную силу и, заметив нерешительностьюного противника, подскочил к нему, скрестил своюстрашную окровавленную рапиру с его шпажонкой и вдва приема выбил ее из руки. Тогда Меркандон поста-рался оттеснить пьемонтца с таким расчетом, чтобыпредметы, брошенные из окна, могли попасть в неговернее. Но Коконнас неожиданным маневром обез-опасил себя от двойной угрозы – от Меркандона, пы-тавшегося ткнуть его кинжалом, и от старухи матери,уже готовой бросить камень и раздробить врагу че-реп. Он схватил юного противника в охапку и, зажав всвоих геркулесовых объятиях, начал подставлять егокак щит под все удары.

– Помогите, помогите! – кричал юноша. – Он мнераздавит грудь! Помогите, помогите!

Голос его переходил в глухое, сдавленное хрипе-ние.

Тогда Меркандон бросил свои угрозы и начал умо-лять:

– Пощадите! Пощадите, месье, он у меня един-ственный ребенок!

– Мой сын! Мой сын! – кричала мать. – Надежданашей старости! Не убивайте его! Не убивайте!

– А-а, вот как! – воскликнул Коконнас и расхохотал-ся. – Не убивать? А что он хотел сделать со мной сво-им пистолетом и шпагой?

– Месье, – продолжал Меркандон, умоляюще скла-дывая руки, – у меня есть денежное обязательство,подписанное вашим отцом, – я вам верну его; у менядесять тысяч экю золотом – я их отдам вам; у меняесть семейные драгоценности – они будут ваши, толь-ко не убивайте, не убивайте!

– А у меня есть любовь, – вполголоса сказала дамаиз дома Гиза, – я обещаю ее вам!

Пьемонтец на одно мгновение призадумался, по-том спросил юношу:

– Вы гугенот?– Да, гугенот, – пролепетал юноша.– Тогда – смерть! – ответил Коконнас, нахмурив

брови и поднося к груди противника тонкий, узенькийкинжальчик, так называемый «мизерикорд».

– Смерть! – вскрикнул старик. – Мое дитя! Моенесчастное дитя!

Послышался вопль старухи матери, проникнутыйтакой глубокой скорбью, что пьемонтец на минуту

приостановил исполнение своего жестокого пригово-ра.

– О герцогиня! – взмолился Меркандон, обращаяськ даме, смотревшей из особняка Гиза. – Вступитесьза нашего ребенка, а мы вас будем поминать в нашихвечерних и утренних молитвах.

– Пусть он перейдет в католичество! – сказала дамаиз особняка Гиза.

– Я протестант, – ответил юноша.– Тогда умри, раз тебе недорога жизнь, которую да-

рит тебе такая красавица!Меркандон и его жена увидели, как молнией сверк-

нул страшный клинок над головой их сына.– Сын мой, мой Оливье! Отрекись… отрекись! –

взывала к нему мать.– Отрекись, сынок! Не оставляй нас одинокими на

свете, – кричал Меркандон, валяясь в ногах у Кокон-наса.

– Отрекайтесь все трое! – воскликнул Коконнас. –Спасение трех душ и одной жизни за «Верую».

– Согласны! – воскликнули Меркандон и его жена.– На колени! – приказал Коконнас. – И пусть твой

сын повторяет за мной молитву слово в слово.Отец первым встал на колени.– Я готов, – ответил сын и тоже встал на колени.Коконнас начал произносить латинские слова мо-

литвы. Случайно или намеренно, но только юныйОливье встал на колени у того места, куда отлетелаего шпага. Как только юноша сообразил, что можетдостать до нее рукой, он, повторяя слова молитвы,протянул руку к шпаге. Коконнас заметил его маневр,но не подал виду. Когда же юноша дотронулся конца-ми пальцев до рукояти шпаги, Коконнас бросился нанего, повалил на землю и со словами: «А-а! Преда-тель!» – вонзил ему в горло кинжал.

Юноша вскрикнул, судорожно приподнялся и упалмертвый.

– Палач! – крикнул Меркандон. – Ты убиваешь нас,чтобы украсть сто ноблей, которые нам должен.

– Честное слово, нет! – возразил Коконнас. – Я до-кажу…

С этими словами пьемонтец швырнул к ногам ста-рика кошелек, который вручил ему отец, чтобы вер-нуть долг парижскому заимодавцу.

– И доказал! – продолжал Коконнас. – Вот вашиденьги!

– А вот твоя смерть! – крикнула мать из своего окна.– Берегитесь! Берегитесь, месье Коконнас! – вос-

кликнула дама из особняка Гиза.Не успел Коконнас повернуть голову, чтобы сообра-

зоваться с предостережением дамы и избежать гро-зившей опасности, как тяжелая каменная глыба про-

резала со свистом воздух, плашмя упала на шляпухрабреца, сломала шпагу, а самого его свалила на мо-стовую, где он и распростерся, оглушенный ударом,потеряв сознание, не слыша ни крика радости, ни кри-ка отчаяния, раздавшихся одновременно с левой и справой стороны.

Старик, держа в руке кинжал, сейчас же кинулся кврагу, лежавшему без чувств. Но в тот же миг дверь вдоме Гиза распахнулась, и Меркандон, завидев блескшпаг и протазанов, убежал. А в это время дама, на-званная им герцогиней, наполовину высунулась из ок-на, сияя в зареве пожара страшной красотой и осле-пительной игрою самоцветов и алмазов; она указыва-ла рукой на Коконнаса, крича вышедшим из дома лю-дям:

– Здесь, здесь! Напротив меня! Дворянин в красномколете… Да, этот, этот!..

X. Смерть, обедня или Бастилия

Как читателю уже известно, Маргарита, заперев

дверь, вернулась к себе. Но когда она с трепетом вхо-дила в спальню, ей прежде всего бросилась в глазаЖийона, которая в ужасе прижалась к двери кабине-та, глядя на пятна крови, разбрызганной по мебели,постели и ковру.

– Ох, мадам! – воскликнула она, увидев королеву. –Неужели он умер?

– Тише, Жийона, – ответила Маргарита строгим то-ном, подчеркнувшим необходимость такого требова-ния.

Жийона умолкла. Маргарита вынула из кошельказолоченый ключик и, отворив дверь в кабинет, указа-ла своей приближенной на молодого человека.

Ла Моль кое-как встал и подошел к окну. Под рукуему попался маленький кинжальчик, какие в те време-на носили женщины, и он схватил его, услышав, чтоотпирают дверь.

– Месье, не бойтесь ничего, – сказала Маргарита. –Клянусь, вы в безопасности!

Ла Моль упал на колени.– О мадам, – воскликнул он, – вы для меня больше

чем королева! Вы божество!

– Не волнуйтесь так, месье, – сказала королева, – увас еще продолжается кровотечение… Взгляни, Жий-она, как он бледен. Послушайте, куда вы ранены?

– Мадам, – говорил Ла Моль, стараясь разобрать-ся в охватившей все тело боли и установить главныеболевые точки, – помнится, что первый удар мне на-несли в плечо, а второй – в грудь, все остальные раныне стоят внимания.

– Это мы увидим, – ответила Маргарита. – Жийона,принеси мне шкатулочку с бальзамами.

Жийона вышла и тотчас вернулась, держа в однойруке шкатулочку, в другой серебряный, позолоченныйкувшин с водой и кусок тонкого голландского полотна.

– Жийона, помоги мне приподнять его, – сказалаМаргарита. – Если он будет приподниматься сам, толишится последних сил.

– Мадам, я так смущен… я, право, не могу позво-лить…

– Я надеюсь, месье, вы не будете мешать нам де-лать наше дело, – сказала Маргарита. – Раз мы мо-жем вас спасти, было бы преступлением дать вамумереть.

– О, я предпочел бы умереть, – воскликнул ЛаМоль, – но не видеть, как вы, королева, пачкаете рукив моей недостойной крови!.. О, ни за что! Ни за что!

И он почтительно отстранился от нее.

– Ах, дорогой мой дворянин, – улыбаясь, ответилаЖийона, – да вы уже испачкали своею кровью и по-стель, и всю комнату ее величества.

Маргарита запахнула халат на своем батисто-вом пеньюаре, пестревшем кровяными пятнами. Этостыдливое женское движение напомнило Ла Молю,что он держал в своих объятиях и прижимал к сво-ей груди эту красивую, горячо любимую им королеву,и легкий румянец стыда мелькнул на бледных щекахюноши.

– Мадам, – слабым голосом проговорил он, – развевы не можете передать меня на излечение какому-ни-будь хирургу?

– Хирургу-католику, да? – спросила королева с та-ким оттенком в голосе, что Ла Моль вздрогнул.

– Разве вы не знаете, – продолжала Маргаритас неизъяснимой теплотой в голосе и взгляде, – чтов воспитание королевских дочерей входит изучениесвойств растений и умение приготовлять целебныебальзамы? Во все времена обязанностью королев иженщин было облегчать страдания. И, как уверяют, покрайней мере, наши льстецы, мы не уступим любомухирургу. Разве до вас не доходили слухи о моем ис-кусстве врачевания? Ну, Жийона, примемся за дело!

Ла Моль попытался еще раз оказать сопротивле-ние, повторяя, что предпочитает умереть, чем возла-

гать на королеву такой труд, что ее заботы, вызван-ные состраданием, могут после возбудить отвраще-ние к нему. Но это сопротивление только истощилоего силы – глаза его закрылись, голова откинулась на-зад, и он во второй раз лишился чувств.

Маргарита подняла выпавший у него из руки кин-жал, быстро перерезала им шнуры на колете, в то вре-мя как Жийона распорола или, вернее, взрезала ру-кава.

Затем Жийона взяла льняную тряпочку, смочила еесвежей водой и смыла кровь, сочившуюся из плечаи груди молодого человека, а Маргарита, взяв золо-той зонд, начала исследовать раны так осторожно, такумело, что это сделало бы честь хоть самому Амбру-азу Паре.

Рана в плече оказалась глубокой, удар же в грудьскользнул по ребрам и ранил только мускулы; но ниодна из этих ран не повредила того естественногопанциря, который предохраняет легкие и сердце.

– Рана болезненная, но не смертельная, acerrimumhumeri vulnus, non autem lethale, – прошептала ученаякрасавица-хирург. – Дай мне бальзам, Жийона, и при-готовь корпию.

Между тем Жийона, не дожидаясь распоряжениякоролевы, вытерла насухо и надушила грудь моло-дого человека, его руки античной формы, его краси-

во развернутые плечи и его шею, прикрытую густы-ми кудрями, больше походившую на шею статуи изпаросского мрамора, чем на часть тела израненного,чуть живого молодого человека.

– Бедняга, – прошептала Жийона, любуясь нестолько делом рук своих, сколько самим объектом ихстараний.

– Красив! Не правда ли? – спросила Маргарита сцарственной откровенностью.

– Да, мадам, но, по-моему, не следовало бы остав-лять его на полу; нужно поднять его и положить на ди-ван.

– Верно, – ответила Маргарита.Обе женщины нагнулись, соединенными усилиями

приподняли Ла Моля и положили его на широкую со-фу с резной спинкой, стоявшую у окна, которое ониприоткрыли, чтобы раненый дышал чистым воздухом.

Ла Моль, разбуженный этим перемещением, вздох-нул и открыл глаза. Он находился теперь в том бла-женном состоянии, какое испытывает раненый, воз-вращаясь к жизни и чувствуя вместо жгучих болейполное успокоение, а вместо теплого, противного за-паха крови – благоухание бальзамов. Он начал лепе-тать какие-то бессвязные слова, но Маргарита с улыб-кой приложила свой пальчик к его губам. Послышалсястук в дверь.

– Это стучатся у потайного хода, – сказала Марга-рита.

– Кто бы это мог быть? – спросила Жийона.– Я пойду посмотрю, – сказала Маргарита, – а ты

останься здесь и не отходи от него ни на минуту.Маргарита затворила дверь в кабинет, вернулась к

себе в комнату и отперла дверь потайного хода.– Мадам де Сов! – воскликнула она, отшатываясь

от баронессы под влиянием не чувства страха, а ско-рее вражды, как бы оправдывая мнение, что женщинаникогда не прощает другой женщине, отнявшей у неехотя бы и нелюбимого мужчину.

– Да, это я, ваше величество! – промолвила мадамде Сов, умоляюще складывая руки.

– И вы здесь, мадам? – продолжала Маргарита, всебольше изумляясь и в то же время повышая голос.

Шарлотта упала на колени.– Мадам, простите, – говорила она, – я сознаю, как

я перед вами виновата. Но если бы вы знали все!.. Невся вина лежит на мне, был и особый приказ короле-вы-матери!

– Встаньте, – сказала Маргарита. – Я полагаю, выявились не для того, чтобы оправдываться передомной! Встаньте и говорите, зачем вы пришли?

– Мадам, я пришла… – с блуждающим взглядом го-ворила Шарлотта, продолжая стоять на коленях, – я

пришла, чтобы узнать, не здесь ли он?..– Кто – здесь? О ком вы говорите?.. Не понимаю.– О короле.– О короле? Вы бегаете за ним даже ко мне?! Вы

же отлично знаете, что здесь он не бывает.– Ах, мадам! – продолжала баронесса, не отвечая

на эти колкие слова и, видимо, даже не осознавая ихистинного смысла. – Дай бог, чтоб он был здесь!

– А почему?– Ах, боже мой, мадам! Да потому, что гугенотов из-

бивают, а он глава их.– О, я забыла об этом! – воскликнула Маргарита,

хватая за руку мадам де Сов и вынуждая ее встать. –Я не подумала, что королю может грозить такая жеопасность, как другим.

– Бóльшая, мадам, – воскликнула баронесса деСов, – в тысячу раз большая, чем другим!

– Правда, герцогиня Лотарингская меня предупре-ждала. Я говорила ему, чтоб он не выходил на улицу.Разве он вышел?

– Нет, нет, он в Лувре. Но его нет нигде! Если он нездесь…

– Его здесь нет…– О-о! – воскликнула мадам де Сов в порыве горя. –

Тогда ему конец! Королева-мать поклялась его уни-чтожить.

– Уничтожить! О, вы меня пугаете. Это невозможно.– Мадам, мадам, – заговорила баронесса с такой

настойчивостью, какую внушает только страсть, – яповторяю вам: никто не знает, куда девался корольНаваррский.

– А где королева-мать?– Королева-мать послала меня за герцогом Гизом и

месье Таваном, которые находились у нее в молель-не, а потом велела мне уйти. Тогда я пошла к себе и,простите, мадам, стала ждать, как обыкновенно…

– Моего мужа, да? – спросила Маргарита.– Он не пришел, мадам. Тогда я начала его искать

повсюду, спрашивала всех. Только один солдат ска-зал мне, будто бы видел, как король шел в сопровож-дении конвоя с обнаженными шпагами, и было это доизбиения гугенотов, а избиение началось час тому на-зад.

– Благодарю, мадам, – сказала Маргарита. – И хотячувство, побудившее вас действовать так, для менятолько лишняя обида, я все же вас благодарю.

– О мадам, в таком случае простите, с вашим про-щением я пойду к себе бодрее; я не решаюсь следо-вать за вами даже издали.

Маргарита протянула ей руку.– Идите к себе, а я пойду к королеве-матери. Король

Наваррский под моей защитой – я обещала быть ему

союзницей и сдержу слово.– А если вам не удастся пройти к королеве-матери?– Тогда я пройду к брату Карлу, надо будет погово-

рить с ним.– Идите, идите, мадам, – сказала баронесса, усту-

пая дорогу Маргарите, – и дай вам боже счастливыйпуть!

Маргарита быстро пошла по коридору. Но в концеего обернулась и посмотрела, не идет ли сзади ма-дам де Сов. Мадам де Сов шла вслед за ней. Убедив-шись, что она свернула на лестницу, которая вела кней в комнаты, королева Наваррская направилась ккоролеве-матери.

Вся обстановка в Лувре изменилась. Вместо толпыпридворных, которые, почтительно приветствуя ее,давали ей дорогу, Маргарита все время натыкаласьили на дворцовых стражей с окровавленными прота-занами и в одежде, выпачканной кровью, или же надворян в пробитых оружием плащах и с лицами, из-мазанными пороховой гарью; они разносили приказа-ния и депеши – одни входили, другие выходили. Всеэти люди, сновавшие взад и вперед по галереям, на-поминали какой-то страшный огромный муравейник.

Но Маргарита все же быстро двигалась вперед инаконец дошла до передней комнаты в покоях коро-левы-матери. В передней стояли в два ряда солдаты,

не пропуская никого, кроме лиц, знавших особый па-роль.

Маргарита тщетно пыталась пробраться сквозь этуживую изгородь. Дверь в комнату Екатерины Медичито отворялась, то затворялась, и в растворявшуюсядверь Маргарита видела королеву-мать, помолодев-шую от делового возбуждения и полную энергии, точ-но ей было двадцать лет. Она то принимала письма,их распечатывала и читала, то сама писала, то разда-вала приказания, одним что-то говорила, другим лишьулыбалась, награждая более дружеской улыбкой тех,кто больше был запылен и обагрен кровью.

Среди этой великой суматохи, наполнявшей Луврстрашным шумом, с улицы доносились, все учаща-ясь, ружейные выстрелы.

После трех безрезультатных попыток добиться про-пуска у алебардщиков, Маргарита решила: «Мне низа что не проникнуть к ней. Лучше, не теряя времени,пойти к брату».

В это время шел мимо Гиз, который доложил коро-леве-матери о смерти адмирала и теперь возвращал-ся продолжать бойню.

– Генрих! – окликнула его Маргарита. – Где корольНаваррский?

Герцог с усмешкой удивленно взглянул на Маргари-ту, раскланялся и молча вышел в сопровождении сво-

ей охраны.Маргарита догнала одного командира, который уже

выводил свой отряд из Лувра, но задержался передвыходом, приказав отряду зарядить аркебузы.

– Где король Наваррский? Месье, скажите, где ко-роль Наваррский?

– Не знаю, мадам, я не из охраны его величества, –ответил командир.

– А-а, дорогой Рене! – воскликнула Маргарита, уви-дев парфюмера Екатерины Медичи. – Вы… вы от ко-ролевы-матери? Не знаете ли, что сталось с моим му-жем?

– Мадам, вы, вероятно, забыли, что его величествосовсем не друг мне… Даже говорят, – добавил он стакой злой улыбкой, точно не улыбался, а собирал-ся укусить, – даже говорят, что король Наваррский ре-шился обвинить меня в том, что я в соучастии с ее ве-личеством королевой Екатериной отравил его мать.

– Нет! Нет! Милейший Рене, – воскликнула Марга-рита, – не верьте этому!

– О, мне это безразлично, мадам! – ответил парфю-мер. – Теперь уж нечего бояться короля Наваррскогои его сторонников.

И парфюмер пошел прочь от Маргариты.– Месье Таван! Месье Таван! – крикнула Маргарита

проходившему Тавану. – Прошу вас, на одно слово!

Таван остановился.– Где Генрих Наваррский? – спросила она.– Где?! Думаю, что разгуливает в городе вместе с

герцогом Алансонским и принцем Конде. – Потом чутьвнятно, так, чтобы одна Маргарита слышала его, до-бавил: – Ваше прекрасное величество, если вам угод-но видеть того, за чье место я отдам жизнь, постучи-тесь в королевскую Оружейную.

– Спасибо, Таван! Благодарю вас, я иду туда сейчасже, – ответила Маргарита, уловившая из слов Таванатолько это важное для нее указание.

Маргарита поспешила на половину короля, рассуж-дая про себя: «О! После того, что я обещала ему, по-сле того, как обошелся он со мной в ту ночь, когданеблагодарный Генрих Гиз прятался у меня в кабине-те, я не могу допустить его гибели!»

Она постучалась в двери королевских покоев, нотут же ее окружили два отряда дворцовой стражи.

– К королю входа нет, – сказал подошедший офи-цер.

– А мне? – возразила Маргарита.– Приказ для всех.– Но я королева Наваррская! Я его сестра!– Мадам, приказ не допускает исключений. Прими-

те мои извинения.И офицер запер дверь.

– Он погиб! – воскликнула Маргарита, встревожен-ная зловещим видом всех этих людей, или дышавшихместью, или непреклонных. – Да, теперь все понят-но… Из меня сделали приманку… Я ловушка, в кото-рую поймали гугенотов, и теперь их избивают. О нет!Я все-таки войду, хотя бы мне грозила смерть!

Маргарита мчалась как сумасшедшая по коридо-рам и галереям, как вдруг, пробегая мимо одной две-ри, услышала тихое, однообразно-унылое пение. Кто-то в комнате за этой дверью пел дрожащим голосомкальвинистский псалом.

– Ах, это милая Мадлон, кормилица моего брата –короля! – воскликнула Маргарита, озаренная мельк-нувшей у нее мыслью. – Это она!.. Господь, покрови-тель всех христиан, помоги мне!

И Маргарита тихонько постучалась в небольшуюдверь.

Когда Генрих Наваррский, выслушав предупрежде-ние Маргариты и поговорив с Рене, все-таки вышелот королевы-матери, хотя маленькая собачка Феба,как добрый гений, старалась не пустить его, он встре-тил нескольких дворян-католиков, которые, под ви-дом оказания почета, проводили Генриха до его поко-ев, где собрались человек двадцать гугенотов и, разуже собравшись, решили не покидать своего молодо-го короля, так как что-то недоброе чувствовалось в

Лувре еще за несколько часов до этой роковой ночи.Они остались, и никто их не беспокоил. Но при первомударе в колокол на Сен-Жермен-Л’Озеруа, отдавшем-ся в сердцах этих людей как похоронный звон, вошелТаван и среди гробового молчания объявил ГенрихуНаваррскому, что король Карл IX желает с ним пого-ворить.

О сопротивлении не могло быть речи, да эта мысльи не приходила никому в голову. В галереях и кори-дорах Лувра – сверху, снизу – слышался топот око-ло двух тысяч солдат, собранных внутри здания и надворе. Генрих Наваррский, простившись с друзьями,которых ему не суждено было увидеть вновь, пошелвслед за Таваном до маленькой галереи рядом с ко-ролевскими покоями, и здесь Таван оставил его одно-го, безоружного, с тяжелым гнетом всяких подозренийна душе.

Король Наваррский провел так, минута за минутой,жутких два часа, с возрастающим ужасом прислуши-ваясь к звукам набата и грому выстрелов. В стеклян-ное оконце Генрих видел, как в зареве пожара или присвете факелов мелькали палачи и жертвы, но не могпонять, что значили и эти вопли отчаяния, и эти крики:«Бей!» Несмотря на то что король Наваррский зналКарла IX, королеву-мать и герцога Гиза, он все же немог себе представить всего ужаса драмы, свершав-

шейся в эти часы.В нем не было природной храбрости, но было дру-

гое не менее ценное достоинство – большая сила ду-ха: он боялся опасности, но шел с улыбкой навстречуей в сражении – в открытом поле, при свете дня, наглазах у всех, под пронзительные звуки труб и дроб-ные, глухие перекаты барабанов… А здесь стоял онбезоружен, одинок, в неволе, в полутьме, где еле-елеможно было разглядеть врага, подкравшегося неза-метно, и сталь, готовую разить. Эти два часа оста-лись, пожалуй, самыми жестокими часами в его жиз-ни.

Когда Генрих Наваррский уже начал понимать, что,по всей вероятности, происходит организованное из-биение, к большому его смятению, вдруг появился ка-кой-то капитан и повел его по коридору в покои ко-роля. Едва они дошли до двери, как она открылась,пропустила их и тотчас, как по волшебству, закрыласьвслед за ними. Затем капитан ввел Генриха Наварр-ского в Оружейную, где находился Карл IX.

Король сидел в высоком кресле, свесив голову нагрудь и положив руки на подлокотники. При звуке ша-гов короля Наваррского и капитана Карл IX поднял го-лову, и Генрих Наваррский заметил крупные капли по-та, выступившие у него на лбу.

– Добрый вечер, Анрио! – резко произнес молодой

король. – Ла Шатр, оставьте нас!Капитан вышел. Воцарилось мрачное молчание.Генрих Наваррский с тревогой оглядел комнату и

убедился, что они одни.Вдруг Карл IX поднялся с кресла, быстрым движе-

нием откинул назад белокурые волосы, отер лоб испросил:

– Черт подери, Анрио! Вы рады, что находитесьздесь, cо мной?

– Конечно, сир, – ответил король Наваррский, – явсегда счастлив быть с вашим величеством.

– Лучше быть здесь, чем там, не так ли? – заметилКарл IX, не столько отвечая на любезность своего зя-тя, сколько следуя течению своей мысли.

– Сир, я не понимаю… – ответил Генрих Наварр-ский.

– Взгляните – и поймете!Король быстро подбежал, вернее, подскочил к окну

и, подтащив к себе своего перепуганного зятя, указалему на страшные силуэты палачей на палубе какой-тобарки, где они резали или топили своих жертв, кото-рых к ним приводили каждую минуту.

– Скажите же, ради бога, что происходит этой но-чью?! – спросил белый как полотно король Наварр-ский.

– Месье, этой ночью меня избавляют от гугенотов.

Видите вон там, над Бурбонским дворцом, дым и пла-мя? Это дым и пламя от пожара в доме адмирала. Ви-дите это мертвое тело, которое добрые католики во-локут на разодранном матраце? Это труп зятя адми-рала и вашего друга Телиньи.

– Что это такое?! – воскликнул король Наваррский,почувствовав в этих словах издевательство, соеди-ненное с угрозой, и, содрогаясь от гнева и стыда,тщетно пытался нащупать рукоять своего кинжала.

– А то, – выкрикнул Карл IX, вдруг приходя в яростьи страшно побледнев, – а то, что я не хочу иметь гуге-нотов вокруг себя! Теперь вам понятно, Анрио? Развея не король? Не властелин?

– Но, ваше величество…– Мое величество избивает сейчас всех, кто не ка-

толик! Такова моя воля! Вы не католик? – вскрикнулКарл IX, в котором гнев все время нарастал, как мор-ской прилив.

– Сир, вспомните ваши слова: «Какое мне дело дорелигии тех, кто хорошо мне служит!»

– Ха-ха-ха! – залился мрачным смехом Карл. – Ты,Анрио, советуешь мне вспомнить мои слова! Verbavolant,3 как говорит моя сестричка Марго. А те, – про-должал он, показывая пальцем на город, – разве пло-хо служили мне? Не были храбры в бою, мудры в со-

3 Слова летучи (лат.).

вете, неизменно преданы? Все они были хорошимиподданными! Но они – гугеноты! А мне нужны толькокатолики.

Генрих молчал.– Пойми же меня, Анрио! – воскликнул Карл IX.– Я понял, сир…– И что же?– Сир, я не представляю себе, почему бы коро-

лю Наваррскому не поступить так же, как поступилистолько дворян и простых людей. В конце концов, всеэти несчастные гибнут потому, что им предложили тосамое, что ваше величество предлагает мне, а они этоотвергли так же, как отвергаю это я.

Карл схватил своего зятя за руку и остановил нанем свой, обычно тусклый, взгляд, начинавший те-перь светиться зверским огоньком.

– Ах, так ты воображаешь, что я брал на себя трудпредлагать католичество тем, кого сейчас режут? –спросил Карл.

– Сир, – сказал Генрих Наваррский, освобождаясвою руку, – когда придется умирать, ведь вы умретев вере своих отцов?

– Да, черт побери! А ты?– Я тоже, – ответил Генрих.Карл взвыл от ярости и дрожащей рукой схватил ле-

жавшую на столе аркебузу. Генрих Наваррский при-

жался к стене, пот выступил у него на лбу от смер-тельной истомы, но благодаря огромной силе самооб-ладания он внешне был спокоен и следил за всемидвижениями страшного монарха, застыв на месте, какптица, завороженная змеей.

Карл IX взвел курок аркебузы и в слепой ярости топ-нул ногой.

– Принимаешь мессу? – крикнул он, ослепляя Ген-риха сверканием рокового оружия.

Генрих молчал.Карл потряс своды Лувра самым ужасным ругатель-

ством, какое когда-либо произносилось человеком, илицо его из бледного сделалось зеленоватым.

– Смерть, месса или Бастилия! – крикнул он, при-целиваясь в Генриха.

– О сир! Неужели вы убьете меня, вашего брата?Генрих Наваррский, с исключительным присутстви-

ем духа, составлявшим одно из самых главных егоприродных качеств, воздержался от прямого ответана вопрос Карла, сознавая, что отрицательный ответповлечет за собою смерть.

Как это бывает, вслед за сильным припадком яро-сти начала сказываться реакция: Карл IX не повторилсвоего вопроса. С минуту он только глухо хрипел, за-тем повернулся к открытому окну и прицелился в како-го-то человека, бежавшего по набережной на той сто-

роне реки.– Надо же мне кого-нибудь убить! – крикнул он,

бледный как смерть, с налитыми кровью глазами.Он выстрелил и уложил бежавшего на месте. Ген-

рих невольно охнул.Тогда Карл IX в страшном возбуждении начал без-

остановочно перезаряжать свою аркебузу и стрелять,радостно вскрикивая при каждом удачном выстреле.

«Я погиб, – подумал король Наваррский, – как толь-ко ему не в кого будет стрелять, он убьет меня».

Вдруг сзади них раздался голос:– Ну как? Свершилось?Это была Екатерина, которая вошла неслышно,

под гром последнего выстрела.– Нет, тысяча чертей! – заорал Карл IX, швыряя на

пол аркебузу. – Нет! Упрямец не хочет!..Екатерина не ответила, а медленно перевела

взгляд в сторону Генриха Наваррского, стоявшего также неподвижно, как одна из фигур на стенном ковре,к которому он прислонился. Потом Екатерина сновапосмотрела на Карла, как будто спрашивая взглядом:«Тогда почему он жив?»

– Он жив… Он жив… – заговорил Карл IX, хорошопоняв значение ее взгляда, и без колебаний ответилна него: – Он жив потому, что он мой родственник.

Екатерина усмехнулась.

Генрих заметил ее усмешку и понял, что ему надобороться прежде всего с Екатериной.

– Мадам, я хорошо вижу, – сказал он ей, – все этодело ваших рук, а не моего шурина Карла. Вам при-шла в голову мысль заманить меня в ловушку; вы за-думали сделать из вашей дочери приманку, чтобы по-губить нас всех; вы разлучили меня с моей женой, что-бы избавить ее от неприятного зрелища – смотреть,как будут убивать меня на ее глазах.

– Да, но этого не будет! – раздался чей-то прерыви-стый и страстный голос, который ободрил Генриха, нозаставил вздрогнуть Карла от неожиданности, а коро-леву-мать от ярости.

– Маргарита! – воскликнул Генрих.– Марго! – сказал Карл IX.– Дочь! – прошептала Екатерина.– Месье, – обратилась Маргарита к мужу, – вы пра-

вы и не правы. Правы в том, что я действительно ока-залась орудием для того, чтобы погубить всех вас; неправы – поскольку я не знала, что вас ждет гибель.Сама я жива только благодаря случайности, а можетбыть – забывчивости моей матери; но как только яузнала о грозящей вам опасности, я тотчас вспомнилао своем долге. А долг жены – разделять судьбу свое-го мужа. Изгонят вас – я пойду в изгнание; заключатвас в тюрьму – я пойду в тюрьму; убьют вас – я приму

смерть.Она протянула мужу руку, и он сжал ее с чувством

признательности, если не любви.– Бедняжка Марго, ты лучше бы уговорила его стать

католиком, – сказал Карл IX.– Сир, поверьте мне, – ответила Маргарита со свой-

ственным ей достоинством, – ради вас самих не тре-буйте подлости от члена вашей королевской семьи.

Екатерина многозначительно взглянула на короляКарла. Маргарита поняла страшную мимику Екатери-ны так же хорошо, как и Карл.

– Брат, – воскликнула она, – вспомните, что вы самисделали его моим мужем!

Карл IX, под действием повелительного взгляда ма-тери и умоляюще глядевших на него глаз сестры, однуминуту был в нерешительности. В конце концов Ор-музд взял верх над Ариманом.

– Мадам, – сказал он на ухо Екатерине, – Маргодействительно права, и Анрио – мой зять.

– Да, – ответила сыну, и тоже на ухо, Екатерина, –да… Но если бы он не был зятем?

Часть вторая

I. Боярышник у «Гробницыневинно убиенных»

Возвратясь в свои покои, Маргарита тщетно пыта-

лась разгадать смысл того, что шепотом сказала Кар-лу королева-мать и почему ее слова сразу прекрати-ли ужасное обсуждение вопроса о жизни или смертикороля Наваррского, которое она застала.

Часть утра Маргарита посвятила заботам о ране-ном Ла Моле, а другую часть тому, чтобы угадать сло-ва Екатерины, но ее ум отказывался от решения та-кой задачи.

Король Наваррский остался в Лувре пленни-ком. Преследование гугенотов продолжалось большепрежнего. За ужасной ночью наступил день еще бо-лее мерзких избиений. Колокола били не набат, а тре-звонили «Те Deum»,4 но звуки меди, радостно зве-невшие над сценами убийства и пожаров, казалисьпри свете солнца даже унылее, чем мрачный звон, гу-девший в темноте предшествующей ночи. К утру об-

4 Молитва в католической обедне: «Тебя, бога, славим…»

наружилось одно необычайное явление: за эту ночьбоярышник, обычно расцветающий весной и теряю-щий в июне душистый свой наряд, расцвел еще раз.Католики признали это чудом, разнесли весть о немпо городу и, сделав бога своим сообщником, устро-или церковный ход с крестами и хоругвями к «Гроб-нице невинно убиенных», где вдруг расцвел боярыш-ник. Это как бы небесное благословение на происхо-дящую резню подогрело рвение убийц.

И в то время, когда весь город, каждая улица, каж-дая площадь, каждый перекресток становились аре-ною убийства, Лувр уже стал братскою могилой всехпротестантов, оказавшихся там в момент сигнала.В живых остались только король Наваррский, принцКонде и Ла Моль.

Состояние здоровья Ла Моля не тревожило боль-ше Маргариту, так как подтвердились ее вчерашниеслова о том, что его раны тяжелы, но не смертельны,и она занялась разрешением только одного вопроса:как спасти жизнь своему мужу, все еще находившую-ся под угрозой? Несомненно, первое овладевшее еючувство было естественное сострадание к человеку,которому она совсем недавно поклялась если и не влюбви, то в дружбе. Но вслед за этим в сердце ко-ролевы проникло и другое чувство – не такое беско-рыстное.

Маргарита была честолюбива: выходя замуж заГенриха Бурбона, она была почти уверена, что станеткоролевой на наваррском троне. Хотя с одной сторо-ны король французский, а с другой – король испан-ский отрывали от Наварры целые куски и сократилитерриторию ее до половины, Генрих Бурбон в тех ред-ких случаях, когда ему приходилось обнажать своймеч, выказывал большое мужество, и если он его про-явит впредь, Наварра может стать настоящим коро-левством, объединив как своих подданных француз-ских гугенотов.

Благодаря своему развитому и тонкому уму Марга-рита все это предусмотрела и учла. Теряя Генриха,она теряла не только мужа, но и трон.

Она сидела, глубоко задумавшись над этим, каквдруг кто-то постучал в дверь из потайного хода. Онавздрогнула, так как лишь три лица ходили этим хо-дом: король, королева-мать и герцог Алансонский.Она приотворила дверь, сделала пальцем знак Жий-оне и Ла Молю притаиться и пошла впустить посети-теля.

Посетителем оказался герцог Алансонский. Моло-дой человек не появлялся со вчерашнего дня. Намгновение у Маргариты мелькнула мысль попроситьего, чтоб он вступился за короля Наваррского, но од-но тревожное соображение ее остановило: брак был

заключен против воли Франсуа – он терпеть не могГенриха и сохранял нейтралитет по отношению к немутолько благодаря уверенности, что Генрих и его же-на остались чужими друг для друга. Следовательно,всякий признак внимания Маргариты к своему супру-гу мог не отдалить, а приблизить к груди Генриха триугрожавших ему кинжала.

Вот почему Маргарита, увидев своего брата, испу-галась еще больше, чем если бы увидала Карла IX идаже королеву-мать. По внешнему виду юного прин-ца нельзя было себе представить, что в городе и вЛувре происходит нечто чрезвычайное: он был одетс большой изысканностью, как всегда. От его одеждыи белья пахло духами, чего не выносил Карл IX, ночем злоупотребляли его братья – герцог Анжуйский игерцог Алансонский. Только изощренный глаз Марга-риты мог заметить, что, хотя герцог был бледнее, чемобычно, а концы пальцев его холеных рук слегка дро-жали, душу его наполняло радостное чувство.

Войдя, он, как всегда, подошел к сестре, чтобы еепоцеловать, но Маргарита наклонилась и подставилаему для поцелуя лоб, хотя два старших брата – ко-роль и герцог Анжуйский – целовали ее в щеку.

Герцог Алансонский тяжело вздохнул и прикоснул-ся бледными губами к подставленному для поцелуялбу.

После этого он сел и стал передавать сестре кро-вавые события этой ночи: медленную и мучительнуюсмерть адмирала Колиньи и мгновенный конец Тели-ньи, убитого на месте пулей. Он остановился, уселсяпоглубже в кресле и со свойственной ему и двум егобратьям любовью к кровавым зрелищам начал опи-сывать подробности ночных убийств. Маргарита егоне прерывала.

Когда Франсуа закончил рассказ, она спросила:– Ведь вы, дорогой брат, зашли ко мне не для того

только, чтобы рассказать все это, не так ли?Герцог Алансонский улыбнулся.– Вам нужно мне сказать что-то другое?– Нет, – ответил герцог, – я жду.– Чего вы ждете?– Разве не говорили вы, моя милая и горячо люби-

мая сестра, – начал герцог, подвигая свое кресло бли-же к креслу Маргариты, – что брак ваш с королем На-варрским свершился против вашего желания?

– Разумеется, да. Я даже не была знакома с на-следником беарнским, когда мне предложили его вмужья.

– Но и когда вы познакомились, разве не уверяливы меня, что не чувствуете к нему никакой любви?

– Верно, я это говорила.– Разве вы не были убеждены, что этот брак будет

для вас несчастьем?– Дорогой мой Франсуа, когда брак не большое сча-

стье, то он почти всегда большое несчастье.– Поэтому, как я уже сказал вам, дорогая Маргари-

та, я и жду.– Но чего же вы ждете?– Жду, когда вы скажете, что рады.– Чему же мне радоваться?– Неожиданной возможности вернуть себе свободу.– Мне – свободу?! – удивилась Маргарита, застав-

ляя герцога высказаться до конца.– Ну да, свободу. Вас освободят от короля Наварр-

ского.– Освободят? – сказала Маргарита, пристально

вглядываясь в своего брата.Герцог попытался выдержать ее взгляд, но тотчас

в смущении отвел глаза.– Освободят? – повторила Маргарита. – Ну что ж,

посмотрим! Но я была бы очень рада, если бы вы по-могли мне разобраться до конца в этом вопросе: какже думают меня освободить?

– Да ведь Генрих – гугенот! – растерянно пробор-мотал Франсуа.

– Конечно, но он и не делал тайны из своего вероис-поведания, об этом знали все, когда устраивали нашбрак.

– Да, но со времени вашего брака что делал Ген-рих? – возразил герцог, и луч радости скользнул поего лицу.

– Вам, Франсуа, лучше знать, что делал Генрих,ведь он почти все время проводил в вашем обществе:вы вместе охотились, вместе играли в лапту и в мяч.

– Да, днем – это верно, а по ночам? – возразил гер-цог.

Маргарита не ответила и потупила глаза.– А по ночам, по ночам?.. – настаивал герцог Алан-

сонский.– Ну, говорите! – сказала Маргарита, чувствуя, что

надо что-нибудь ответить.– А по ночам он проводил время в обществе мадам

де Сов.– Откуда вы это знаете?– Я это знаю потому, что мне это нужно знать, – от-

ветил герцог, нервно обрывая шитье у себя на рука-вах.

Маргарита начинала проникать в смысл слов, ска-занных Екатериной на ухо Карлу IX, но не подавалавида, что начала их понимать.

– Зачем вы это говорите? – ответила она с хоро-шо наигранной печалью. – Зачем напоминать мне, чтоздесь меня никто не любит и мною не дорожит, не ис-ключая и тех, кого сама природа мне дала в заступни-

ки, и того, кого мне церковь дала в мужья?– Вы несправедливы, – горячо возразил герцог

Алансонский, еще ближе придвигаясь к сестре, – я васлюблю, я ваш заступник.

– Франсуа, вам ведь нужно сказать мне что-то попоручению королевы-матери?

– Да нет! Клянусь вам, милая сестра, вы ошибае-тесь! Что вам могло внушить такую мысль?

– Мне ее внушает ваше поведение: вы порываетес дружбой, которая вас связывала с моим мужем; вырешили больше не участвовать в политических делахкороля Наваррского.

– В политических делах короля Наваррского?! – по-вторил герцог Алансонский, совсем смутившись.

– Именно так. Послушайте, Франсуа, давайте го-ворить откровенно. Вы сами признавались двадцатьраз, что вы оба не в силах не только подняться, но да-же удержаться на должном уровне без взаимной под-держки. Этот союз…

– Теперь стал невозможен, – прервал ее герцогАлансонский.

– Это почему?– Потому, что у короля свои намерения относитель-

но вашего мужа. Простите! Говоря: «вашего мужа», яобмолвился – я хотел сказать: «Генриха Наваррско-го». Наша мать узнала все. Я связывал себя с гуге-

нотами, думая, что они в милости. Но теперь их из-бивают, а через неделю их не останется и полусотниво всем королевстве. Я протянул руку помощи коро-лю Наваррскому потому, что он был… вашим мужем.Но он больше не ваш муж. Что скажете на это вы, нетолько самая красивая, но и самая умная женщина вовсей Франции?

– Скажу, – ответила Маргарита, – что слишком хо-рошо знаю нашего брата Карла. Вчера я была свиде-тельницей одного из его припадков умоисступления,а каждый из них стоит ему десяти лет жизни; скажу,что его припадки, к несчастью, повторяются все ча-ще, и, по всей вероятности, брат наш Карл проживетнедолго; скажу, что недавно умер король Польский имногие поговаривают об избрании французского на-следного принца на его место; наконец, скажу, что разобстоятельства складываются так, то совсем не вре-мя бросать союзников, которые в час битвы могут насподдержать, пользуясь сочувствием целого народа иопираясь на собственное королевство.

– А разве то, что вы родному брату предпочитаетечужого, – не измена? И притом гораздо большая.

– Разъясните мне, Франсуа, в чем и как я изменилавам?

– Разве не вы вчера просили брата Карла пощадитьжизнь короля Наваррского?

– Так что же? – спросила Маргарита с притворнымпростодушием.

Герцог вскочил с места и вне себя обошел раза дваили три комнату, потом вернулся к Маргарите и взялее неподвижную, застывшую руку.

– Прощайте, сестра, – сказал он, – вы не захотелипонять меня, так пеняйте на себя за все несчастья,какие могут случиться с вами.

Маргарита побледнела, но осталась сидеть на ме-сте. Она видела, как герцог выходил из комнаты, нодаже не пошевельнулась, чтоб удержать его. Однакоедва успел он потонуть во мраке потайного хода, каксам вернулся обратно в комнату.

– Слушайте, Маргарита, я забыл сказать вам однувещь: завтра в этот самый час король Наваррский бу-дет мертв.

Маргарита вскрикнула; мысль, что она являетсяорудием убийства, внушала ей непреоборимый ужас.

– И вы не воспрепятствуете этому убийству? – спро-сила она. – Вы не спасете вашего лучшего друга и са-мого верного союзника?

– Со вчерашнего дня мой союзник не король На-варрский.

– А кто же?– Герцог Гиз. Разгром гугенотов сделал Гиза коро-

лем католиков.

– Сын Генриха Второго признает своим королем ка-кого-то лотарингского герцога!

– Вы, Маргарита, в дурном настроении и ничего непонимаете.

– Должна сознаться, что я тщетно пыталась проник-нуть в ваши мысли.

– Вы, дорогая сестра, по своему происхождению нениже принцессы де Порсиан, а Гиз так же смертен,как и король Наваррский. Теперь предположите тривполне возможных обстоятельства: первое – что нашбрат, герцог Анжуйский, будет избран польским коро-лем; второе – что вы полюбите меня, как я люблю вас;ну и третье?.. Третье – что я стану французским коро-лем, а вы… вы… королевой католиков.

Маргарита закрыла лицо руками, пораженная даль-новидностью этого юноши, которого никто при дворене решился бы назвать умным.

– Вы, значит, не ревнуете меня к герцогу Гизу, какк королю Наваррскому? – спросила Маргарита послеминутного молчания.

– Что было, то было! – ответил тихо герцог Алан-сонский. – А если было к чему ревновать Гиза, так яи ревновал.

– Осуществлению этого замечательного проектамешает только одно.

– Что?

– Я не люблю герцога Гиза.– Кого же вы любите теперь?– Никого.Герцог Алансонский, перестав понимать Маргари-

ту, изумленно взглянул на нее, тяжело вздохнул и вы-шел из комнаты, сжимая холодной рукой лоб так креп-ко, словно боялся, что он треснет.

Маргарита осталась одна и задумалась. Ее соб-ственное положение представлялось ей ясно и опре-деленно. Король лишь не препятствовал Варфоломе-евской ночи, а осуществили ее Екатерина Медичи игерцог Гиз. Герцог Гиз и герцог Алансонский теперьобъединятся, чтобы извлечь из этого события возмож-но больше выгод. Смерть короля Наваррского самасобою вытекала из этого великого разгрома. Как толь-ко умрет король Наваррский, королевство его захва-тят. Тогда она, Маргарита, останется вдовой – без тро-на, без власти, а дальше – монастырь, где у нее не бу-дет даже основания тихо скорбеть, оплакивая смертьсвоего мужа, который никогда им не был.

На этом мысли ее прервали: Екатерина Медичиприслала к ней спросить, не желает ли Маргарита со-вершить вместе со всем двором паломничество к рас-цветшему боярышнику у «Гробницы невинно убиен-ных».

Первым побуждением Маргариты было отказаться.

Но, подумав, что во время такой прогулки предста-вится, быть может, случай узнать что-нибудь новое осудьбе короля Наваррского, Маргарита решила ехать.Она велела сказать, что если ей подадут лошадь сей-час, то она готова сопровождать их величества.

Через пять минут явился паж и доложил, что есликоролева желает ехать, то может сойти во двор, таккак процессия сейчас трогается в путь.

Король, королева-мать, Таван и самые знатные ка-толики уже сидели на лошадях. Маргарита быстрымвзглядом окинула всю эту группу человек в двадцать– короля Наваррского здесь не было. Зато была ма-дам де Сов, и Маргарита, обменявшись с ней взгля-дом, поняла, что возлюбленной ее мужа необходимочто-то ей сказать.

Участники прогулки двинулись в путь и по улицеАстрюс выехали на улицу Сент-Оноре. При появле-нии короля, королевы Екатерины и католических гла-варей собралась толпа и двинулась все нарастающейволной за королевской кавалькадой, крича:

– Да здравствует король! Да здравствует месса!Смерть гугенотам!

Кричавшие потрясали еще дымящимися аркебуза-ми и окровавленными шпагами, которые свидетель-ствовали о доле участия каждого из них в только чтосвершившихся убийствах.

Когда процессия поравнялась с улицей Прувель,она встретила людей, тащивших обезглавленныйтруп. Это было тело адмирала Колиньи. Его волоклина Монфокон, чтобы там повесить вверх ногами.

К «Гробнице невинно убиенных» кавалькада въеха-ла в ворота со стороны улицы Шап, теперь улицы Де-шаржёр. Духовенство кладбища, предупрежденное оприезде короля и королевы-матери, ждало у ворот,чтобы приветствовать их величества хвалебными ре-чами.

Пока Екатерина выслушивала обращенную к нейречь, мадам де Сов воспользовалась этим временем,чтобы подойти к королеве Наваррской и попроситьразрешения поцеловать у нее руку. Когда королеваНаваррская протянула руку, мадам де Сов наклони-лась и, целуя руку, всунула Маргарите в рукав свер-нутую трубочкой бумажку.

Несмотря на то что мадам де Сов очень ловко и наодну минуту покинула королеву-мать, Екатерина тот-час заметила ее отсутствие и обернулась в то мгно-вение, когда ее приближенная дама целовала Марга-рите руку.

Обе женщины заметили этот молниеносный, про-низывающий взгляд, но не смутились. Мадам де Совотошла от Маргариты и заняла свое место около Ека-терины.

Ответив на обращенную к ней речь, Екатерина сулыбкой поманила пальцем королеву Наваррскую,подзывая ее к себе.

Маргарита подошла.– Эге, дочь моя! Оказывается, вы в большой дружбе

с мадам де Сов? – сказала королева на итальянскомязыке.

Маргарита усмехнулась, придав своему красивомулицу самое кислое выражение, какое только моглаизобразить.

– Да, – ответила она, – гадюка подползла ко мне иукусила в руку.

– Так, так! – сказала с улыбкой Екатерина. – Сдает-ся мне, что ты ревнуешь.

– Вы ошибаетесь, мадам, – ответила Маргарита, –я не ревную короля Наваррского постольку, посколькуон меня не любит. Я лишь умею отличать своих дру-зей от моих врагов, люблю тех, кто меня любит, и невыношу тех, кто ненавидит меня. Иначе я не была бывашей дочерью.

Екатерина улыбнулась, показав своим видом, чтоесли у нее и были подозрения, то они рассеялись.Кроме того, в эту минуту новые паломники привлек-ли внимание королевы-матери. Прибыл герцог Гиз воглаве отряда дворян-католиков, еще возбужденныхпроисходившею резней. Они сопровождали обитые

дорогой тканью крытые носилки, остановившиеся пе-ред королем.

– Герцогиня Невэрская! – воскликнул Карл IX. – Таквыходите же, красавица и рьяная католичка, прими-те наши поздравления! Мне рассказали, что вы охо-тились за гугенотами из своего окна и одного убиликамнем, – это правда?

Герцогиня Невэрская сильно покраснела.– Сир, – тихо ответила она, преклоняя колена пе-

ред королем, – совсем другое: мне посчастливилосьприютить у себя одного раненого католика.

– Отлично, отлично, моя кузина! Служить мне мож-но двумя способами: или истреблять моих врагов, илисодействовать моим друзьям. Каждый делает, что мо-жет. И я уверен, если бы у вас была для этого возмож-ность, то и вы сделали бы больше.

В это время народ, видя полное согласие междуКарлом IX и лотарингским домом, кричал во все горло:

– Да здравствует король! Да здравствует герцог Гиз!Да здравствует месса!

– Анриетта, вы с нами в Лувр? – спросила короле-ва-мать красавицу герцогиню.

Маргарита подтолкнула локтем свою приятельни-цу; герцогиня поняла этот знак и ответила:

– Мадам, если на это не будет приказания ваше-го величества, то не в Лувр; у меня есть в городе од-

но дело, общее с ее величеством королевой Наварр-ской.

– Какие же это у вас общие дела? – спросила Ека-терина.

– Посмотреть очень редкие и очень любопытныегреческие книги, которые нашли у одного старого про-тестантского пастора и перенесли в башню Сен-Жак-де-ла-Бушри, – ответила Маргарита.

– Лучше бы вы отправились к мосту в Мельникахпосмотреть, как швыряют в Сену последних гугено-тов, – сказал Карл IX. – Настоящим французам надобыть там.

– Мы и отправимся туда, раз это угодно вашему ве-личеству, – ответила герцогиня Невэрская.

Екатерина бросила недоверчивый взгляд на обеихмолодых женщин. Насторожившаяся Маргарита пе-рехватила его и с озабоченным видом стала огляды-ваться во все стороны, беспокойно посматривая во-круг себя. Ее действительная или притворная тревогане ускользнула от внимания королевы-матери.

– Кого вы ищете?– Ищу, но нигде не вижу…– Кого вы ищете? Кого не видите?– Де Сов, – ответила Маргарита. – Может быть, она

уже поехала обратно в Лувр?– Я говорила, что ты ревнуешь! – сказала Екатери-

на на ухо дочери. – О, bestia!.. Так и быть, Анриетта, –продолжала она, пожав плечами, – берите с собой ко-ролеву Наваррскую.

Маргарита, продолжая делать вид, что ищет кого-тоглазами, нагнулась к уху своей приятельницы и ска-зала:

– Увези меня скорее, мне надо сказать тебе крайневажную вещь.

Герцогиня Невэрская сделала реверанс королю икоролеве-матери, потом, склонив голову перед коро-левой Наваррской, сказала ей:

– Ваше величество, не удостоите ли сесть в мои но-силки?

– Хорошо, но только вы обязуетесь потом доста-вить меня в Лувр.

– Мои носилки, мои слуги и я сама в распоряжениивашего величества, – ответила герцогиня Невэрская.

Королева Маргарита села в носилки и пригласилажестом свою подругу. Герцогиня повиновалась и по-чтительно уселась против нее на передней скамейке.

Екатерина и сопровождавшие ее дворяне верну-лись в Лувр прежней дорогой. Но на обратном путикоролева-мать все время говорила что-то королю наухо, несколько раз указывая ему на мадам де Сов.И каждый раз король смеялся своим особым смехом,звучавшим более зловеще, чем его угрозы.

Как только крытые носилки двинулись в путь и Мар-гарита перестала опасаться пытливой зоркости Ека-терины, она быстро вытащила из рукава записку ма-дам де Сов и прочла следующее:

«Я получила приказание вручить королю Наварр-скому два ключа: один от комнаты, где он заключен,другой – от моей. Когда он будет у меня, мне предпи-сано задержать его до шести часов утра.

Пусть ваше величество все обдумает, пусть вашевеличество решит, пусть ваше величество не считает-ся с моей жизнью».

– Несомненно одно, – прошептала Маргарита, –эту несчастную женщину собираются сделать оруди-ем, чтобы погубить нас всех. Но мы еще посмотрим,удастся ли королеву Марго, как называет меня братКарл, превратить в монахиню!

– От кого это письмо? – спросила герцогиня Невэр-ская, указывая на записку, которую Маргарита прочлаи вновь перечитывала с большим вниманием.

– Ах, Анриетта! Мне надо многое сказать тебе, – от-ветила Маргарита, разрывая записку на мельчайшиеклочки.

II. Признания

– Прежде всего, куда мы направляемся? – спроси-

ла Маргарита. – Надеюсь, не к мосту в Мельниках?..Со вчерашнего дня я уже достаточно нагляделась наубийства.

– Я позволю себе доставить ваше величество…– Прежде всего мое величество просит тебя забыть

«мое величество»… Так куда ты меня доставишь?– В дом Гизов, если только вы не примете другого

решения.– Нет, нет, Анриетта! Отправимся к тебе. А там нет

герцога Гиза и твоего мужа?– О нет! – воскликнула герцогиня с такой радостью,

что изумрудные глаза ее даже засверкали. – Нет нимоего деверя, ни мужа, никого! Я свободна, как ве-тер, как птица, как облака… Свободна, вы слышите,королева? Понимаете ли вы, сколько счастья в этомслове: свободна? Хожу, куда хочу, распоряжаюсь, какхочу!.. Ах, бедняжка королева! Вы не свободны! Вы ивздыхаете от этого…

– Ходишь, куда хочешь, распоряжаешься, как хо-чешь! Разве это все? И вся твоя свобода сводитсялишь к этому? Уж очень весела ты, есть у тебя что-то,кроме свободы?

– Ваше величество обещали начать признания.– Опять «ваше величество»! Послушай, Анриетта,

мы поссоримся! Разве ты забыла наш уговор?– Нет. «Быть к вам почтительной на людях и твоей

безрассудной поверенной с глазу на глаз». Не так ли,мадам? Не так ли, Маргарита?

– Да, да! – ответила с улыбкой королева.– Никаких родовых споров, никакого коварства в

любви; все честно, благородно, откровенно; словом,оборонительный и наступательный союз, имеющийединственную цель: искать и на лету хватать ту мимо-летность, которая зовется счастьем, если оно для наснайдется.

– Прекрасно, моя герцогиня! Именно так! И в знаквозобновления нашего договора поцелуй меня.

И две прелестные женщины, одна – бледная, охва-ченная грустью; другая – розовая, белокурая и ра-достная, красиво наклонили друг к другу свои головкии так же крепко соединили свои губки, как и мысли.

– Так, значит, есть что-то новое? – спросила герцо-гиня, жадно и с любопытством смотря на Маргариту.

– Разве мало новостей принесли эти последние двадня?

– Ах! Я говорю о любви, а не о политике. Когда намбудет столько лет, сколько мадам Екатерине, тогда имы займемся политикой. Но нам, красавица королева,

по двадцати лет, поговорим же о другом. Слушай, тызамужем по-настоящему?

– За кем? – смеясь, спросила Маргарита.– Ох, ты успокоила меня!– Знаешь, Анриетта, то, что успокоило тебя, меня

приводит в ужас. Мне не миновать быть замужем по-настоящему.

– Когда же?– Завтра.– Вот так так! Правда? Бедная подружка! И это так

необходимо?– Совершенно.– Дьявольщина, как говорит один мой знакомый.

Это очень грустно.– У тебя есть знакомый, который говорит «дьяволь-

щина»? – спросила Маргарита.– Да.– А кто он такой?– Ты все расспрашиваешь меня, а ведь рассказы-

вать должна ты. Кончай свое, тогда начну я.– В двух словах вот что: король Наваррский влюб-

лен в другую, а мною не интересуется. Я ни в кого невлюблена, но не хочу принадлежать и ему. А междутем необходимо нам обоим изменить свое представ-ление о нашем браке или, по крайней мере, сделатьвид, что мы его изменили. Срок для этого – завтраш-

нее утро.– Что ж тут трудного?! Перемени твое представле-

ние, и – уж будь уверена! – свое он переменит!– Вот в том-то и трудность, что мне меньше чем ко-

гда-либо хотелось бы менять свое.– Надеюсь, это только в отношении мужа?– Анриетта, меня тревожит совесть.– В каком смысле?– В религиозном. Ты делаешь различие между ка-

толиками и гугенотами?– В политике?– Да.– Конечно.– А в любви?– Милый друг, мы, женщины, до такой степени языч-

ницы в этом вопросе, что допускаем любые секты ипоклоняемся нескольким богам.

– В одном-едином, не так ли?– Да, да, – ответила герцогиня с чувственным огонь-

ком в глазах, – в том боге, у которого повязка на гла-зах, на боку колчан, а за спиною крылья и кого зовутАмур, Эрос, Купидон. Дьявольщина! Да здравствуетслужение ему!

– Однако у тебя очень своеобразный способ емуслужить: ты швыряешь камнями в головы гугенотов.

– Будем поступать хорошо, а там пусть себе болта-

ют, что хотят. Ах, Маргарита! Как извращаются и луч-шие понятия, и лучшие поступки в устах толпы!

– Толпы?! Но, помнится, тебя-то расхваливал мойбрат Карл?

– Твой брат Карл, Маргарита, страстный охотник,целыми днями трубит в рог и от этого очень похудел…Я не принимаю даже его похвал. Кроме того, я же да-ла ответ твоему брату Карлу… Ты разве не слыхала?

– Нет, ты говорила слишком тихо.– Тем лучше, мне придется больше рассказать те-

бе… Да, Маргарита! А где конец твоих признаний?– Дело в том… в том…– В чем?– В том, что если твой камень, о котором говорил

брат мой Карл, имел политическое значение, то я луч-ше воздержусь, – смеясь, ответила королева.

– Ясно! – воскликнула Анриетта. – Ты избрала себегугенота. Тогда, чтобы успокоить твою совесть, я обе-щаю тебе в следующий раз избрать своим любовни-ком гугенота.

– Ага! Как видно, на этот раз ты избрала католика?– Дьявольщина! – воскликнула герцогиня.– Ладно! Ладно! Все понятно.– А каков наш гугенот?– Его я не избирала, этот молодой человек для меня

ничто и, вероятно, никогда ничем не будет.

– Но это не причина, чтобы не рассказать мне онем. Ты знаешь, как я любопытна. А все-таки, каковже он?

– Несчастный молодой человек, красивый, как Ни-сос Бенвенуто Челлини, укрылся у меня, спасаясь отубийц.

– Ха-ха-ха! А ты сама его чуть-чуть не поманила?– Бедный юноша! Не смейся, Анриетта, в эту мину-

ту он еще находится между жизнью и смертью.– Он болен?– Тяжело ранен.– Но раненый гугенот в теперешние времена –

большая обуза! И что ты делаешь с этим раненым гу-генотом, который для тебя ничто и никогда ничем небудет?

– Я его прячу у себя в кабинете и хочу спасти.– Он красив, он молод, он ранен; ты его прячешь

у себя в кабинете, ты хочешь его спасти. Тогда твойгугенот будет крайне неблагодарным человеком, еслине проявит большой признательности!

– Он ее уже проявляет; боюсь только… не большели, чем мне хотелось бы.

– А этот бедный молодой человек… тебя интересу-ет?

– Только по человечности.– Ох уж эта человечность! Бедняжка королева, вот

эта добродетель и губит нас, женщин!– Да, ты понимаешь – ведь каждую минуту могут

войти ко мне и король, и герцог Алансонский, и моямать, и, наконец, мой муж!

– Ты хочешь попросить меня, чтобы я приютила усебя твоего гугенотика, пока он болен, а когда он вы-здоровеет, вернуть его тебе, не так ли?

– Насмешница! Нет, клянусь тебе, что я не пре-следую такой далекой цели, – ответила Маргарита. –Но если бы ты нашла возможность спрятать у себянесчастного юношу, если бы ты могла сохранить емужизнь, которую я спасла, то, конечно, я была бы ис-кренне признательна тебе. В доме Гизов ты свободна,за тобой не подсматривают ни муж, ни деверь, а кро-ме того, за твоей комнатой, куда, к счастью для тебя,никто не имеет права входа, есть кабинет вроде мо-его. Так дай мне на время этот кабинет для моего гу-генота; когда он выздоровеет, ты отворишь клетку, иптичка улетит.

– Милая королева, есть одно затруднение: клетказанята.

– Как? Значит, ты тоже спасла кого-нибудь?– Об этом-то я и говорила твоему брату Карлу.– А-а, понимаю – вот почему ты говорила тихо, так,

что я не слышала.– Послушай, Маргарита, это замечательное при-

ключение, не менее прекрасное, не менее поэтичное,чем твое. Когда я оставила тебе шестерых телохрани-телей, а с шестью остальными отправилась в дом Ги-зов, я видела, как поджигали и грабили один дом, от-деленный от дома моего деверя только улицей Катр-Фис. Вхожу к себе в дом, вдруг слышу женские крики имужскую ругань. Выбегаю на балкон, и прежде всегомне бросается в глаза шпага, своим сверканием, ка-залось, озарявшая всю сцену. Я залюбовалась этимнеистовым клинком: люблю красивое!.. Затем, есте-ственно, стараюсь разглядеть и руку, приводящую вдвижение клинок, и того, кому принадлежит сама ру-ка. Гляжу по направлению криков и стука шпаг и ви-жу наконец мужчину… героя, своего рода Аякса, сынаТеламона, слышу его голос – голос Стентора, прихожув восхищение, вся трепещу, вздрагиваю при каждомугрожающем ему ударе, при каждом его выпаде. Чет-верть часа я испытывала такое волнение, какого, по-веришь ли, я не чувствовала никогда, – я даже не ду-мала, что оно вообще возможно. Я стояла молча, за-таив дыхание, забыв себя, как вдруг герой мой скрыл-ся.

– Как это случилось?– На него свалился камень, брошенный в него ка-

кой-то старухой; тогда, подобно Киру, я обрела голоси закричала: «Ко мне! На помощь!» Прибежали мои

телохранители, подхватили его, подняли и перенеслив ту комнату, которую ты просишь для твоего питомца.

– Увы! Я понимаю тебя, Анриетта, и тем больше,что твое приключение почти такое же, как мое.

– С той только разницею, моя королева, что я слугамоего короля и моей религии и мне не нужно куда-топрятать моего Аннибала де Коконнаса.

– Его зовут Аннибал де Коконнас? – повторила Мар-гарита и расхохоталась.

– Грозное имя, не правда ли? – сказала Анриетта. –И тот, кто носит это имя, его достоин. Какой боец, дья-вольщина! И сколько крови пролил! Надень свою мас-ку, милая королева, – вот и наш дом.

– Зачем же маска?– Затем, что я хочу показать тебе моего героя.– Он красив?– Во время битвы он мне казался бесподобным.

Правда, то было ночью, в зареве пожарищ. Сегодняутром, при дневном свете, должна признаться, он по-казался мне похуже. Тем не менее думаю, что он тебепонравится.

– Итак, моему подопечному отказывают в доме Ги-зов. Очень жаль, потому что дом Гизов – самое по-следнее место, где вздумают разыскивать гугенотов.

– Нисколько не отказывают: сегодня же вечером явелю перенести его сюда; один будет лежать в правой

части комнаты, а другой – в левой.– Но если они узнают, что один из них протестант, а

другой католик, они съедят друг друга.– О, этого можно не опасаться. Коконнас получил в

лицо такой удар, что почти ничего не видит, а у твое-го гугенота такая рана в грудь, что он почти не можетдвигаться… а кроме того, внуши ему не говорить натемы о религии, и все пойдет как нельзя лучше!

– Да будет так!– Решено! Теперь войдем в дом.– Благодарю, – сказала Маргарита, пожимая руку

своей приятельницы.– Здесь, мадам, вы будете опять вашим величе-

ством, – предупредила герцогиня Невэрская, – и раз-решите мне принять вас в доме Гизов, как это подо-бает по отношению к королеве Наваррской.

И герцогиня, сойдя с носилок, почти стала на одноколено, чтобы помочь выйти Маргарите, потом, ука-зав рукой на двери в дом, охраняемые двумя часовы-ми с аркебузами, последовала сзади в нескольких ша-гах от королевы, которая величественно шествовалавпереди герцогини, сохранявшей смиренный вид всевремя, пока они были на виду у всех. Придя к себев комнату, она затворила дверь и позвала свою каме-ристку, очень подвижную сицилианку.

– Мика, – обратилась она к ней по-итальянски, – как

здоровье графа?– Все лучше и лучше, – ответила камеристка.– А что он делает?– Думаю, что сейчас он закусывает.– Это хорошо, – сказала Маргарита, – раз вернулся

аппетит, то это добрый признак.– Ах, правда, я ведь и забыла, что ты ученица Ам-

бруаза Паре! Ступай, Мика.– Ты выгоняешь ее?– Да, пусть сторожит нас.Мика вышла.– Теперь, – обратилась герцогиня к Маргарите, – ты

сама войдешь к нему или пригласить его сюда?– Ни то, ни другое – я хочу посмотреть на него, но

невидимкой.– Так что же? На тебе будет маска!– Он может потом узнать меня по волосам, по ру-

кам, по украшениям…– О, до чего стала осторожна милая королева с тех

пор, как вышла замуж!Маргарита улыбнулась.– Тогда… есть только один способ, – продолжала

герцогиня.– Какой?– Посмотреть на него в замочную скважину.– Хорошо, веди меня.

Герцогиня взяла Маргариту за руку и повела ее кдвери, завешанной ковром, затем встала на одно ко-лено и приложила глаз к замочной скважине.

– Отлично, – сказала герцогиня, – он сидит за сто-лом и лицом к нам. Иди смотри.

Королева Маргарита заняла место своей приятель-ницы и тоже приложила глаз к замочной скважине. Ко-коннас, как и говорила герцогиня, сидел за столом,уставленным всякими яствами, и, несмотря на своираны, отдавал им должную честь.

– Ах, боже мой! – воскликнула Маргарита, отстра-няясь.

– Что такое? – спросила герцогиня удивленно.– Невероятно! Нет!.. Да! Клянусь душой, это тот са-

мый!– Какой «тот самый»?– Тс-с! – прошептала Маргарита, поднимаясь и хва-

тая за руку герцогиню. – Тот самый, который хотелубить моего гугенота, ворвался за ним ко мне в ком-нату и на моих глазах ударил его шпагой! Какое сча-стье, Анриетта, что он не видел меня здесь!

– Значит, ты видела его в бою? Не правда ли, онпрекрасен?

– Не знаю, – ответила Маргарита, – я смотрелатолько на того, кого он преследовал.

– А как зовут того гугенота, которого он преследо-

вал?– Ты своему католику не скажешь его имени?– Нет, даю слово.– Лерак де Ла Моль.– Но теперь каков он, по-твоему?– Месье де Ла Моль?– Нет, месье Коконнас.– Как тебе сказать? – ответила Маргарита. – По-мо-

ему…Она остановилась.– Ну, ну, – настаивала герцогиня, – как видно, ты

сердишься на него за то, что он ранил твоего гугено-та?

– Мне кажется, – смеясь, ответила Маргарита, – чтомой гугенот в долгу не остался, и такой рубец, какойон оставил твоему под глазом…

– Значит, они квиты, и мы можем их примирить!Присылай своего раненого ко мне.

– Не теперь, а попозже.– Когда же?– Когда ты своего католика переведешь в другую

комнату.– В какую же?Маргарита только взглянула на свою приятельни-

цу, не сказав ни слова, герцогиня тоже посмотрела наМаргариту и рассмеялась.

– Ну хорошо! – сказала герцогиня. – Итак, союз! Бо-лее тесный, чем когда-либо.

– Искренняя дружба и навсегда! – ответила короле-ва.

– Какой же наш пароль, наш условный знак – на слу-чай, если мы понадобимся друг другу?

– Тройное имя твоего триединого бога: Eros –Cupido – Amor.

Приятельницы еще раз расцеловались, в двадца-тый раз пожали друг другу руки и расстались.

III. Ключи открывают не толькоте двери, для которых сделаны

Возвратясь в Лувр, королева Наваррская застала

Жийону в большом волнении. Пока отсутствовала ко-ролева, приходила мадам де Сов и оставила ключ, ко-торый прислала ей королева-мать. Ключ был от ком-наты, где находился в заключении Генрих Наварр-ский. Было ясно, что королеве-матери зачем-то нуж-но, чтобы Беарнец провел ночь у мадам де Сов.

Маргарита, взяв ключ и вертя его в руках, продума-ла каждое слово из письма мадам де Сов, взвесилазначение каждой буквы и наконец как будто разгада-ла замысел Екатерины.

Она взяла перо, обмакнула в чернила и написала:«Сегодня вечером не ходите к мадам де Сов,

а будьте у королевы Наваррской.Маргарита».

Потом свернула бумажку в трубочку, всунула ее вполую часть ключа и приказала Жийоне, как толькостемнеет, подсунуть этот ключ узнику под дверь.

Покончив с этим, Маргарита подумала о раненом,заперла все двери, вошла в кабинет и, к своему ве-ликому удивлению, застала Ла Моля одетого в свое

продранное, испачканное кровью платье.Увидев ее, он сделал попытку встать, но зашатал-

ся, не смог удержаться на ногах и упал на софу, пре-вращенную в кровать.

– Месье, что это такое? Почему вы так плохо вы-полняете назначения вашего врача? – спросила Мар-гарита. – Я предписала вам покой, а вы, вместо тогочтобы слушаться меня, делаете все наоборот!

– Мадам, – сказала Жийона, – я не виновата. Я про-сила, умоляла графа не делать этого, а он мне заявил,что не останется ни часа дольше в Лувре.

– Уйти из Лувра?! – сказала Маргарита, глядя сизумлением на молодого человека, потупившего гла-за. – Да это немыслимо! Вы не можете ходить, выбледны, у вас нет сил, дрожат колени, из раны шлакровь еще сегодня утром!..

– Мадам! Так же горячо, как я вчера благодарил ва-ше величество за то, что вы дали мне убежище, также горячо молю вас разрешить мне уйти сегодня.

– Я даже не знаю, как назвать такое безрассудноерешение, – ответила изумленная королева, – это ху-же, чем неблагодарность!

– О мадам! – воскликнул Ла Моль, умоляюще скла-дывая руки. – Не обвиняйте меня в неблагодарно-сти! Чувство признательности к вам я сохраню на всюжизнь!

– Значит, ненадолго! – сказала Маргарита, тронутаяискренностью, звучавшей в его словах. – Или вашираны откроются – и вы умрете от потери крови, или жев вас признают гугенота – и вы не сделаете ста шаговпо улице, как вас убьют!

– И все-таки я должен уйти из Лувра, – прошепталЛа Моль.

– Должны?! – повторила Маргарита, глядя на негоясным, глубоким взглядом; затем, слегка побледнев,сказала: – Да! Да! Понимаю! Извините, месье! У вас,конечно, есть за стенами Лувра женщина, которую ва-ше отсутствие мучительно тревожит. Это справедли-во, это естественно, я это понимаю. Почему же высразу не сказали… или, вернее, как я сама не подума-ла об этом?! Долг хозяина – оберегать чувства своегогостя так же, как и лечить его раны; ухаживать за егодушой так же, как за телом.

– Увы, мадам, вы далеки от истины, – ответил ЛаМоль. – Я почти одинок на свете и совсем одинок вПариже, где меня никто не знает. В этом городе пер-вый человек, с которым я заговорил, был тот, кто пы-тался убить меня, а первая женщина, которая со мнойзаговорила, были вы, ваше величество.

– Тогда почему же вы хотите уйти? – в недоуменииспросила Маргарита.

– Потому, что прошлую ночь ваше величество со-

всем не спали, и потому, что этой ночью…Маргарита покраснела.– Жийона, – сказала она, – уже темнеет, я думаю,

что время отнести ключ.Жийона улыбнулась и вышла.– Но если вы в Париже одиноки, без друзей, что же

будете вы делать? – спросила Маргарита.– У меня будет много друзей. Когда за мной гнались,

я вспомнил о своей матери – она была католичка; мнечудилось, что она летит впереди меня по пути в Луври держит в руке крест; тогда я дал обет принять веро-исповедание моей матери, если господь сохранит мнежизнь. Господь сделал больше, чем спас мне жизнь:он послал мне такого ангела, чтоб я полюбил жизнь.

– Но вы не можете ходить, вы не пройдете и сташагов, как упадете в обморок.

– Мадам, сегодня я пробовал ходить по кабинету;правда, хожу я медленно и ходить мне тяжело, нотолько бы дойти до Луврской площади, а там – будьчто будет!

Маргарита, подперев голову рукой, крепко задума-лась.

– А почему вы не говорите больше о короле На-варрском? – спросила она с определенной целью. –Что же, с желанием переменить вероисповедание увас пропало и желание служить королю Наваррско-

му?– Мадам, вы коснулись действительной причины,

почему я хочу уйти… Я знаю, что королю Наваррско-му грозит великая опасность, и всего вашего значениякак принцессы крови едва ли хватит, чтобы спасти емужизнь.

– Что такое, месье? Что это значит? – спросила ко-ролева. – О какой опасности вы говорите?

– Мадам, – нерешительно отвечал Ла Моль, – в томкабинете, где меня поместили, слышно все.

«Верно, – подумала королева, – то же самое гово-рил мне и герцог Гиз».

– Так что же вы слышали? – спросила она громко.– Прежде всего – разговор вашего величества с ва-

шим братом сегодня утром.– С Франсуа? – краснея, воскликнула королева.– Да, с герцогом Алансонским. Затем, когда вас не

было, – разговор мадемуазель Жийоны с мадам деСов.

– Так эти два разговора…– Да, мадам! Вы замужем всего неделю, вы люби-

те своего супруга. И вслед за герцогом Алансонскими мадам де Сов придет ваш муж. Он будет поверятьвам свои тайны. А я не должен их слышать; я был былишний… я не могу, не должен… и прежде всего я нехочу быть лишним!

Тон, которым были произнесены эти слова, дрожь вголосе и смущенный вид юноши явились внезапнымоткровением для Маргариты.

– Так! Значит, из кабинета вы слышали все, что го-ворилось в этой комнате?

– Да, мадам.– И чтобы ничего больше не слышать, вы хотите

уйти сегодня вечером или сегодня ночью?– Сейчас, мадам! Если ваше величество милостиво

разрешите мне уйти.– Бедный ребенок! – сказала Маргарита тоном лас-

кового сострадания.Удивленный таким участливым ответом вместо

ожидаемой отповеди, Ла Моль робко поднял голову;глаза его встретились с глазами Маргариты, и, точ-но притянутый какой-то магнетической силой, он былуже не в состоянии оторваться от ясного, глубокоговзгляда, а королева откинулась на спинку кресла и на-слаждалась тем, что, сидя в полумраке за спущеннойковровой занавеской, могла свободно читать в душеЛа Моля и не выдавать себя ничем.

– Значит, вы считаете себя неспособным хранитьтайну? – мягко спросила королева.

– Мадам, у меня жалкий характер, – ответил ЛаМоль, – я не уверен в самом себе и не выношу чужогосчастья.

– Но чьего же счастья? – спросила, улыбаясь, коро-лева. – Ах да! Счастья короля Наваррского! БедныйГенрих!

– Вот видите, мадам, он счастлив! – воскликнул ЛаМоль.

– Счастлив?..– Да, потому что ваше величество его жалеет.Маргарита теребила в руках шелковый кошелек и

выдергивала из него ниточки шитого золотом узора.– Итак, вы не хотите видеться с королем Наварр-

ским, – сказала она. – Это ваше твердое решение?– Боюсь, что теперь я буду в тягость его величе-

ству…– А с моим братом, герцогом Алансонским?– С герцогом Алансонским?! – воскликнул Ла

Моль. – О нет! Нет, мадам! С ним еще меньше, чем скоролем Наваррским!

– Почему же? – спросила королева, взволнованнаядо такой степени, что голос ее почти дрожал.

– Потому что я стал слишком плохим гугенотом,чтобы преданно служить его величеству королю На-варрскому, и еще недостаточно хорошим католиком,чтобы войти в число друзей герцога Алансонского игерцога Гиза.

На этот раз потупила глаза королева, чувствуя, какэто неожиданное заключение глубоко отозвалось в ее

сердце; она сама не могла понять, радость или больпричинили ей слова Ла Моля. В эту минуту вошлаЖийона. Маргарита бросила на нее вопросительныйвзгляд. Жийона тоже взглядом дала понять, что ейудалось передать ключ королю Наваррскому.

– Месье де Ла Моль горд, – сказала Маргарита, – и яне решаюсь сделать ему одно предложение, котороеон, без сомнения, отвергнет.

Ла Моль встал, сделал шаг к королеве и хотел скло-ниться перед ней в знак готовности повиноваться, ноот сильной, острой боли у него выступили слезы, и он,чувствуя, что вот-вот упадет, схватился за стенной ко-вер, чтоб удержаться на ногах.

– Вот видите, – воскликнула Маргарита, подбегая кнему и поддерживая его, – вот видите, что я вам ещенужна!

Едва заметно шевеля губами, он прошептал:– О да! Как воздух, которым я дышу, как свет, кото-

рый вижу!В это мгновение послышались три удара в дверь.– Мадам, вы слышите? – испуганно спросила Жий-

она.– Уже! – прошептала королева.– Отпереть?– Подожди. Это может быть король Наваррский.– О мадам! – воскликнул Ла Моль, которому сло-

ва Маргариты придали силы, хотя она произнесла ихшепотом, в полной уверенности, что ее услышит од-на Жийона. – Мадам, молю вас на коленях: удалитеменя из Лувра, живого или мертвого! Сжальтесь надомной! Ах, вы не хотите отвечать! Хорошо! Тогда я бу-ду говорить! А когда я заговорю, то, надеюсь, вы самименя выгоните.

– Замолчите, несчастный! – сказала королева, на-ходя неизъяснимое очарование в этих упреках моло-дого человека. – Замолчите сейчас же!

– Мадам, повторяю: из этого кабинета слышновсе, – продолжал Ла Моль, не услышав в тоне коро-левы той строгости, какой он ожидал. – Не дайте мнеумереть такой смертью, какой не выдумать самым же-стоким палачам!

– Молчите! Молчите! – приказала королева.– Как вы безжалостны, мадам! Вы не хотите ничего

слушать, не хотите ничего понять. Поймите же, что ялюблю вас!..

– Молчите, вам говорят! – прервала его королева,закрыв ему рот своей теплой душистой ладонью.

Ла Моль прижал ее к своим губам.– Все-таки… – прошептал он.– Все-таки замолчите, ребенок! Это еще что за бун-

товщик, который не повинуется своей королеве?Затем Маргарита выбежала из кабинета, заперла

дверь и прислонилась к стене, стараясь трепетнымируками сдержать биение сердца.

Конец ознакомительного

фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».Прочитайте эту книгу целиком, купив полную ле-

гальную версию на ЛитРес.Безопасно оплатить книгу можно банковской кар-

той Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильноготелефона, с платежного терминала, в салоне МТСили Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.День-ги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другимудобным Вам способом.