bkjournal · 30 царь горы / Привычное дело Владимира Садырина...

бизн

ес и

кул

ьтур

а 1

(7) •2

015

/ тем

а ном

ера:

ВРЕМЯ

бизнес и культура 1(9)•2016 / тема номера:

bkjournal.org

Львы и львята «Лиона»Ялта вместо орденаМедная предыстория

Привычное делоВладимира Садырина

ОБЛОЖКАКрутой поворотФото: Владимир Садырин

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ Юрий П. Шевелевглавный редакторАлександр Даниловхудожественный редакторТатьяна Логачеваредактор, корректорЛев СтепановредакторМихаил Шевелевредактор

ТЕКСТЫСергей ЗыряновАлексей КазаковВиктор КузенковАлександр ПеревозниковЕвгений СавченкоВладимир СадыринАлександр ЧупровМихаил ШевелевЕлена Щетинкина

ИЛЛЮСТРАЦИИАлександр ДаниловЕлена Щетинкина

ФОТОЮрий ЕрмолинГеннадий ЛукьяновВладимир СадыринАлександр СоколовАнатолий СоколовДмитрий ЧеляпинМихаил Шевелев

Журнал «БИЗНЕС И КУЛЬТУРА»№ 1 (9), 2016 г.Учредитель, издатель, редакция:ООО «Диалог-холдинг»Директор Ю. П. Шевелев454092, г. Челябинск,ул. К. Либкнехта, 36а

Журнал зарегистрированв Управлении Федеральнойслужбы по надзору в сфере связи,информационных технологийи массовых коммуникацийпо Челябинской области.Свидетельство ПИ № ТУ74-00715от 24.02.2012 г.Выход в свет — 10.06.2016Заказ № ___. Тираж 600 экз.Отпечатано в ЗАО «Типография Автограф». 454091, Челябинск,ул. Постышева, 2РаспространениеАлександр Рейх, 8-9128998751

Перепечатка текстов, фотографий и иллюстраций допускается только с письменного разрешения редакции. Рекламируемые товары подлежат сертификации, услуги — лицензированию. Цены действительны на момент подписания номера в печать. Ответственность за достоверность рекламных материалов несет рекламодатель.© ООО «Диалог-холдинг» 2016 г.

Содержание

4 мысли редактора

6 репортаж / Дорога — это жизнь

12 жизнь людей / Трудовые резервы

18 история / Дорога

20 спорт / Львы и львята «Лиона»

30 царь горы / Привычное дело Владимира Садырина

36 социум / «Серега, нас ждут такие перемены!..»

46 искусство / Дорожные вешки Елены Щетинкиной

56 история / Ялта вместо ордена

62 опорный край / Каменные пейзажи природных минералов

66 ретроспектива / Хочу в КГБ!

76 арт-проект / Дороги Юрия Ермолина

84 книжная полка / Любимов, Высоцкий, Таганка…

92 спорт / Казань — восхитительная!

102 капитал / Медная предыстория

114 философия / Мысли о смерти и бессмертии души

117 мысли / Белые горы

118 спорт / Санкт-Петербург — чудесный!

МОСКВА

Виды деятельности:• Редакционно-издательская• Информационно-консалтинговая• Организационно-методическая• Благотворительная

4 бизнес и культура 1(9)·2016

юрий шевелев

О дороге

И я готов подписаться под этими строчками Булата Окуджавы. Мне без дороги нельзя. Так залади-лось с раннего детства. Бывает наоборот. Добро-

душный молдаванин, швейцар кишиневской гостиницы, выпроваживая (закончился срок брони на номера) нашу компанию, прибывшую за тридевять земель к другу на свадьбу, приговаривал: «Всегда так бывает в дороге. Обя-зательно неприятности, приключения. Мне вот жена всю жизнь предлагает куда-то съездить. Я не поддаюсь. Вот и вы, сидели бы дома. И ничего бы не случилось».

Ну, Молдавия маленькая, в те времена (1987 год) сытая, земля плодородная, климат благодатный, народ доволь-ный… Искать нечего, ехать далеко неохота. Все покойно, привычно. Россия — большая, огромная. Разная. Оста-новиться трудно. Куда глаза глядят, туда и сердце манит. Пока есть силы, надо двигаться. Движение — жизнь. До-рога, значит, тоже.

На втором году курсирования между двумя городами, большим и малым, я стал с особым удовольствием жить именно в дороге. В городах меня ждали: работа, дела, се-мья, друзья, зрелища, книги — много чего… А в дороге — созерцание и обдумывание. Только мое, интимное.

Даже одна и та же дорога никогда не повторяется в сво-их проявлениях. Не бывает одинакового неба над ней, поля и леса меняются, живут, даже само дорожное полот-но дышит, вспучивается, обращает на себя особое внима-ние. А что говорить о транспортных потоках, о страшных авариях, о человеческих драмах, о придорожных кафе, о шашлычниках, о лихих людях, о проститутках, о крестах и венках на обочине…

В дороге сознание выполняет примерно такую же роль, как во сне — подсознание. Плавно высвобождаешься из эмоций, переполнивших в точке отправления. Уходишь в себя. Поглубже. Потом накатывается встречная волна — впереди пункт назначения. Готовишься… Как к прыжку с обрыва. Отправиться в дорогу — сам по себе поступок, который что-то значит. Смысл дороги бесспорный. Это можно рассуждать о смысле оседлой жизни, а естествен-ность движения не оспоришь.

Время в дороге дробится на вполне осязаемые состав-ляющие, которые надо заполнить чем-то конкретным.

Часы, минуты становятся дороже. Значит, надо кон-центрировать свои силы на исполнении задуманного. Смена обстановки освежает, обостряет восприятие. Дает дополнительную энергию. Появляется ощущение запас-ного хода, лишнего козыря на руках. Думаешь о новом неосвоенном пространстве, о необходимости расшире-ния своего ареала обитания. В дороге складывается план жизни.

Но дорога есть и спасение от реалий жизни. Если тебя оттолкнул город, или друзья, или семья… Если тебя пре-следуют неприятности, недоброжелатели, или власть, или бандиты… Что остается? Дорога. Я про это хорошо знаю. Поэтому по большому счету спокоен и всегда предчув-ствую, предвкушаю новую дорогу. Особенно остро тогда, когда подходит к концу та, которой живу в эту минуту.

Например, я думаю, что этот текст изменит мою жизнь, позовет в дорогу, возможно, дальнюю. Перед тем как начать писать, я посоветовался со своим старшим товарищем: «Максимыч, скажи, что мне делать? Чтобы книга удалась, она должна быть искренней. Но если я напишу искренне, то мне придется уезжать. Далеко-да-леко…» — «Пиши искренне. И покупай билет…» Я после-довал этому совету, но не для того, чтобы было потом на кого обижаться или сваливать вину за последствия. Про-сто не мог иначе.

И не потому, что такой уж весь принципиальный и праведный. По-другому просто нельзя писать о реаль-ной жизни. Неоткуда, кроме как из повседневности, чер-пать силы или, как говорят маститые писатели, вдохнове-ние. Ну, может, у фантастов и беллетристов как-то иначе, а у меня задача тривиальная: жить и писать так, чтобы не было стыдно перед собственным сыном. Главное — это. Остальное — второстепенно.

Хотя, может, я могу быть полезен какому-то коллекти-ву, или населенному пункту, или даже государству. Кото-рое, кстати, ждет-не дождется, когда кто-нибудь наконец сформулирует национальную идею, способную вдохнуть животворящую силу в обезверившийся народ. Но мы так долго и так безмерно врали сами себе, что даже наступле-ние нового тысячелетия не подвигло нас к тому, чтобы быть искренними. И купить билет в новую жизнь…

Жена, как говорится, найдет себе другого,Какого-никакого, как ты — не дорогого,А дальняя дорога дана тебе судьбой,Как матушкины слезы, всегда она с тобой.

7бизнес и культура 1(9)·20166 бизнес и культура 1(9)·2016

репортаж дмитрия челяпина

Тема номера — дорога. Что такое дорога? Дорога — это жизнь. Правда, жизнь — конечна, а дорога — бес-конечна. Жизнь пройдет, а дорога останется, пока крутится Земля, пока не взорвется Вселенная…

Первым, кто откликнулся на тему номера, стал наш посто-янный автор Дмитрий Челяпин, замечательный фотограф и, между прочим, предприниматель, связанный крупными проектами с системой РЖД, из-за чего подавляющую часть его жизни занимает именно дорога.

Кстати, Дмитрий, прочитав анонс будущего номера, категорически не согласился, что жизнь вообще и «жизнь человеков» конечны. Он убежден, что жизнь так же беско-нечна, как и дорога, потому что продолжается в детях, вну-ках, правнуках, праправнуках и так дальше, и так дальше по дороге…

бк представляет небольшой «фотоотчет» Дмитрия о сво-их трудовых буднях, о неразделенной любви и безмерном «восхищении» российскими дорогами, без испытания ко-торыми не может состояться настоящий мужчина…

Дорога – это жизнь

8 9бизнес и культура 1(9)·2016 бизнес и культура 1(9)·2016


10 бизнес и культура 1(9)·2016 11бизнес и культура 1(9)·2016

Фото: Дмитрий Челяпин

Что может быть любопытнее и притягательнее, чем серьез-ный разговор с ребенком? Ведь именно дети, как и мудрые ста-рики, — ближе к Богу… Первых он только-только отправил на белый свет, а вторых уже ждет обратно. Поэтому дети и старики особенно ясно, четко представля-ют себе, как устроен мир и жизнь «человеков». Так случилось, что редактору бк удалось совершить автомобильное путешествие из Челябинска в Астану и обратно вместе с семьей своего товари-ща Дмитрия Челяпина — женой Ольгой и восьмилетней дочерью Маргаритой, которая без лишних церемоний согласилась поделить-ся своими впечатлениями от поездки…



Мы познакомились с Александром Миллером в 1975 году, но я знал о нем еще до нашей первой встречи.

В советские времена практически все вузы старались заботиться о трудоустройстве своих выпускников. Наш Челябинский государственный институт физической куль-туры не был исключением, и мы, руководители различных спортивных обществ и школ, твердо зная, что «кадры ре-шают всё», старались «водить дружбу» с ректором ЧГИФК Юрием Викторовичем Катуковым и членами выпускной комиссии, занимающейся распределением молодых спе-циалистов.

Именно Катуков и рассказал мне о перспективном тренере по дзюдо, который рвется к самостоятельной работе и может работать с подростками. И я поверил ему

на слово: мол, хорошо, что рвется, нам как раз нужен специалист, способный создать с нуля секцию в одном из профессионально-технических училищ, а в перспективе «заразить» борьбою наши «Трудовые резервы». Тем более идея всерьез заняться дзюдо у нас уже была, но товарищ, который взялся за дело, просто не справился.

В те годы я работал заместителем председателя об-ластного совета ВДСО «Трудовые резервы», занимался контролем за учебным процессом в профессионально-тех-нических училищах и организацией спортивно-массовой работы. В главном управлении ВДСО был специальный отдел физической культуры и спорта, который занимался подбором дипломированных специалистов для всей сети училищ и спортивных клубов.

Селекция специалистов была выверенная, жесткая: по-тенциальный сотрудник сдавал документы в отдел кадров; если они соответствовали заявленным требованиям, уже сам кандидат на должность приглашался на личное со-беседование. В завершение процедуры я визировал доку-мент, который оформлялся приказом по управлению.

Саша Миллер понравился с первого взгляда. Он сразу уверенно и спокойно заявил: «Я хочу поднять дзюдо в лю-бом вашем училище». А у нас была проблема с преподава-нием физкультуры в училище № 101. Буквально за три те-кущих месяца здесь сменились три физрука: один баналь-но запил, другой по болезни не мог проводить занятия, у третьего возникли сложные семейные обстоятельства.

Поэтому я честно предупредил молодого специалиста, что из-за текучки кадров в училище непростая обстановка и придется трудно. Тот ответил, мол, никаких трудностей не боится, лишь бы разрешили создать свою секцию. И я согласился: «Пожалуйста, если проявишь себя в дзюдо, мы

жизнь людей

Трудовые резервы

7 марта на 91-м году ушел из жизни Адольф Николаевич Лобанов, человек редкого достоинства, участник Великой Отечественной войны, крупный спортивный руководитель… Светлая ему память…

Ровно три года назад, когда задумывалась книга об истории южноуральского дзюдо, редактор бк встретился с Адольфом Николаевичем и записал его рассказ о начале тренерской карьеры Александра Миллера в спортивном обществе «Трудовые резервы». А еще наш герой немного рассказал о своей молодости…

ЧГИФК, 1975

поможем материально, оденем-обуем команду и даже про-финансируем поездки на соревнования…»

Так мы и договорились, а на прощание я предупредил: «Работай спокойно, втягивайся, зря дергать не будем, и вообще у тебя кредит доверия на целых два года, но по-том будешь держать ответ по-взрослому». И Саша начал работать… Понятно, что в училище был сложившийся педагогический коллектив во главе с директором и разные ученики самого «отчаянного возраста», поэтому, есте-ственно, всякое случалось, были нюансы, есть что вспом-нить, но постепенно дело пошло на лад. Это стало видно, как говорится, невооруженным глазом…

В советской системе профтехобразования контроль за процессом обучения был основательный — в течение

года специалистами областного управления проводились плановые проверки всех училищ, включая две капиталь-ные ревизии. Мы старались следить за квалификацией преподавательского состава, качеством и техническим оснащением проводимых занятий. Хотя, конечно, встре-чались и такие «педагоги», в частности физруки, которые работали спустя рукава. Например, какой-нибудь лентяй бросит мяч пацанам, они носятся как угорелые, а тот где-то бродит по своим надобностям.

Как раз в середине 1970-х по ведомству вышел при-каз, утверждающий новую оздоровительную программу, предусматривающую обязательную утреннюю зарядку в общежитии. И Миллер сумел настроить этот процесс на должном уровне, а ведь дело-то непростое — попробуй поднять вовремя всех этих гавриков да заставить делать гимнастику. А еще во время большой перемены надо было придумать какие-нибудь игры и проч. И уже после всех учебных занятий начиналась работа секций, тренировки, соревнования, внеклассные мероприятия. Вот из чего складывалась работа молодого преподавателя.

Прошло время, Миллер немного освоился и обратился ко мне: «Я хочу набрать первую группу в дзюдо». — «На-бирай». Так в училище помимо волейбольной и лыжной секций появилась и секция борьбы. Кстати, должность у него называлась «руководитель физического воспита-ния». Общая нагрузка составляла 720 часов, из которых 360 часов руководитель работает в счет ставки, зависящей от контингента учащихся: до 400 человек — одна ставка, 600 — другая, 700 — третья и так далее. А еще 360 часов он вел за отдельную плату, как преподаватель.

Авторитет завоевал быстро, что было непросто. Учи-лище № 101 располагалось на Троицком тракте в окру-жении довольно «разухабистых» поселков: Колупаевки, Локомотивного, Медведевки, Контейнерной. Мальчишки там росли, мягко говоря, озорные… Как правило, по-сле восьмого класса они уходили из школы и в лучшем случае поступали в училище, чтобы приобрести рабочую специальность. В 101-м в основном готовили автослеса-рей, сварщиков, электриков, киномехаников, но были

и две группы девочек, которых учили компьютерной грамоте.

Миллер вел уроки физкультуры и параллельно создавал свою секцию борьбы самбо и дзюдо. Работал с настрое-нием, увлеченно, и у него многое стало получаться. Мы увидели толк в его начинании и выделили деньги на за-ключение договора с институтом физкультуры об оказа-нии методической помощи. И не только руководство учи-лища и ДСО «Трудовые резервы» оценили его работу, тут главное, что пацаны из соседних поселков перестали бить стекла в здании и «бомбить» территорию. Саша сумел най-ти общий язык даже с записными хулиганами, многие из которых оказались у него в секции. И с тех пор — ни одно-го выбитого стекла в училище и общежитии.

Через короткое время в секции борьбы занимались до 150 мальчишек. А ровно через год по просьбе самого Мил-лера состоялся его открытый урок с приглашением руко-водства «Трудовых резервов». Урок прошел хорошо, мы внимательно посмотрели и остались довольны работой. Удивило нас, что секция дзюдо работала до самого отбоя. Зал практически все время был занят. Тренер сразу уста-новил тесный контакт с мастерами-преподавателями учи-лища. Например, Виталий Владимирович Иванов, «мастер золотые руки», сделал под заказ три специальных трена-жера для силовой подготовки: на 16, 4 и 2 человека. А сам тренажерный зал появился после того, как Миллер убедил директора училища оборудовать помещение пустующего склада для атлетической гимнастики. Там стали занимать-ся не только борцы, но и все желающие.

А вскоре нам удалось перевести его на должность тре-нера, хотя поначалу такой ставки не было, Москва ее не давала. Но я сумел убедить столичное начальство, и Мил-лер официально стал тренером по дзюдо, а на место руко-водителя физвоспитания приняли другого человека. Так они вместе и трудились. Саша проводил уроки физкульту-

Адольф Николаевич Лобанов. 9 мая 2005 г.

Секция дзюдо СГПТУ-101

Фото из семейного альбома Лобановых


Авторитет молодого тренера рос на глазах: его уже знали не только в России, но и в Грузии, Казахстане, Украине, практически везде. В стране не осталось ни одного уголка, где бы развивалось дзюдо, а Миллер там не побывал. По-этому его переход в «Динамо» в конце 1980-х был понятен, как и то, что к началу 1990-х он практически заменил легендарного Хариса Юсупова во главе южноуральского дзюдо. Кстати, никто формально не назначал Миллера главным тренером области — он сам взвалил на себя этот «воз». А его лучшие ученики, собранные в 101-м училище: Олег Карпов, Талгат Аубакиров, Вячеслав Шишкин, Сала-ват Мингазов — стали лидерами южноуральского дзюдо и вышли на международный уровень.

Но кроме, скажем так, «служебных отношений», у нас с Александром Евгеньевичем сложились просто дружеские отношения. Я старался хотя бы раз в неделю заглядывать в училище и нередко оставался там до отбоя, а потом на нашем же автобусе увозил с тренировки ребят, которые жили в городе. Мы ведь еще создали восстановительный центр с финской сауной, бассейном, медицинским каби-нетом. Я очень гордился такой работой, старался при-возить в училище интересных гостей для обмена опытом и просто отдохнуть, попариться… Хорошее было время, хорошее.

В середине 1980-х наша страна стала меняться. Мне уже было за 60, многое я понимал, но старался держать

в себе и внешне не показывать. Только однажды вскользь обмолвился на эту тему с Сашей. Мы были сосредоточены на работе, что и помогало сохранять присутствие духа. В декабре 1986-го я оставил «Трудовые резервы» в связи с выходом на пенсию, но уже с 13 января 1987 года стал заведующим лабораторией на кафедре физвоспитания в Челябинском политехническом институте (нынешнем ЮУрГУ), в котором проработал еще 25 лет…

Когда распался Советский Союз, естественно, прекра-тилось централизованное финансирование Всесоюзного ДСО «Трудовые резервы», стали закрываться областные общества, но в Челябинской области оно продолжало ра-ботать какое-то время. А вот наши отношения с Миллером сохранились на всю оставшуюся жизнь: он мне помогал в чем-то, и я ему тоже. Помимо служебных, деловых от-

ношений, наверное, нас связывает и «спортивная косточ-ка». Я ведь с детства, как все советские мальчишки, играл в футбол, волейбол, бегал…

22 июня 1941 года наша детская команда (15–16 лет) «Спартак» встречалась с юношеской командой (17–18

лет) «Динамо». Это была товарищеская встреча накануне открытия спортивного сезона, который стартовал через неделю. Силы были неравны, и мы проиграли динамовцам с крупным счетом. Да, понимали, что они старше и сильнее, но все равно было очень обидно. Идем со стадиона, пере-живаем, смотрим: у почтамта митинг… началась война…

На фронт я ушел добровольно 10 ноября 1942 года за месяц до 17-летия. Мне удалось подделать документы, и я умудрился так надоесть строгому капитану в военкома-те, что он, наконец, не выдержал: «Ну ладно, давай, иди, воюй…» Поначалу меня направили в Троицкое военное авиационное училище, а с июня по сентябрь 1943 года я прошел стажировку на Калининском фронте. Потом наш курс сдал экзамены, и мы отправились на 3-й Украинский фронт, а потом на 1-й… И так дошли до Берлина.

ры в училище и уже как тренер вел свою секцию. Мы не обижали училище деньгами, тренер получал нормальную зарплату, а когда заключили договор о сотрудничестве с институтом физкультуры, мы закрепили за училищем автобус. Естественно, стало легче работать: можно было запросто всем вместе отправиться в «Динамо» на день борьбы, или поехать в какой-то город области на очеред-ной турнир, или в летний лагерь…

Пошла череда соревнований. В любом турнире для начинающих непременно выступали воспитанники Мил-лера, а в училище соревнования проводились буквально каждую неделю. Вот так тренер постоянно мотивировал и натаскивал ребят. А вскоре у него появился первый ма-стер спорта, призер юниорского первенства Советского Союза — Василий Киселев. Он дважды занимал второе место на первенстве СССР, после чего стал выезжать на всесоюзные и зарубежные турниры.

В конце 1970-х ни один тренер в Челябинской области не имел возможностей, которые были у Миллера: автобус есть, питание и общежитие спортсменам обеспечено, а еще особо одаренным полагалось дополнительное пита-ние. Как результат, буквально за два-три года в училище появилось несколько мастеров спорта. И мы на базе 101-го училища начали создавать Центр олимпийской подго-товки по дзюдо. Причем Москва предоставила под него целевое финансирование. Центр дзюдо занял целый этаж в общежитии училища. Для спортсменов были созданы прекрасные бытовые условия — в каждой комнате имелся холодильник, телевизор, удобная мебель.

К началу 1980-х годов все лучшие спортсмены ДСО «Трудовые резервы» из самых разных училищ переводи-

лись в 101-е училище и жили в олимпийском центре. Здесь проводилось до семи соревнований в год — юношеские первенства ЦС «Трудовые резервы», матчевые встречи с разными командами и т. д. Миллер нередко выставлял по 40–50 человек на подобных турнирах. Москва высоко оце-нила наши организационные возможности — например, юношеские первенства Россовета систематически про-водились именно у нас. Под такие крупные мероприятия Миллер умел отмобилизовать буквально всех дзюдоистов и тренеров.

Кстати, Харис Мунасипович Юсупов неизменно при-нимал участие во всех соревнованиях Российского и Цен-трального Советов ВДСО «Трудовые резервы», прово-димых в Челябинске, как правило, в качестве именитого гостя. Он хорошо знал и ценил молодого тренера, подска-зывал ему, поддерживал в его начинаниях. И у нас с Са-шей, несмотря на разницу в возрасте, личные отношения сложились на зависть многим. Некоторые даже пытались упрекать: «Он ваш любимчик, вы слишком ему помога-ете…» Но я спокойно объяснял: мол, есть за что — раз у тренера конкретные результаты, его обязательно нужно поддерживать. Тогда добьется еще большего. Тут логика ясная: какой смысл помогать тому, кто не тянет? А тому, кто справляется, надо давать новые возможности.

Ко мне нередко обращались разные тренеры, напри-мер, по легкой атлетике или биатлону: мол, почему Мил-леру оказывается такое особое внимание? Но они же сами и соглашались: да, эта игра стоит свеч, он получает допол-нительные блага не просто за красивые глаза и усы, а за успешную работу и конкретные результаты. Тут еще один важный фактор: дети сильно тянулись к Саше, потому что он умел находить подход к каждому ребенку и ко всему коллективу в целом. Как только в секции появлялся но-венький — тренер тут же вводил его в колею. В основном секция пополнялась 14–15-летними ребятами из местных поселков, которые поступали в училище, но со временем всё больше становилось школьников. Тут уже у тренера был широкий выбор.

Я, как опытный руководитель, понимал, что Миллер растет быстро и скоро ему станет тесно в училище, даже несмотря на создание нашего олимпийского центра.

А служил я на аэродроме механиком по вооружению воздушного стрелка. Нас готовили по двум специально-стям: механика и стрелка. В основном я выполнял обязан-ности механика, но в особенно напряженное время выле-тал и в качестве стрелка. Конечно, это было очень страш-но, особенно когда попадали под зенитный огонь…

Где-то лет двадцать, до 1965 года, про войну я старался не думать, она была как бы на задворках сознания, но потом мы стали встречаться с фронтовиками и вспоми-нать… Сложные это чувства, сложные: и боль, и радость, и горе, и гордость… Иногда меня спрашивают о моем от-ношении к Сталину. Что тут ответить? Во время войны он был верховным главнокомандующим. Кто тогда мог пред-ставить, что скажет Никита Хрущев в 1956 году на ХХ съез-де КПСС о культе личности? Никто! Мы были потрясены этим. Но в войну такая фигура была необходима. Фронт

На спортивной трибуне — А. Н. Лобанов и А. С. Жимоедов, руководитель физвоспитания СГПТУ-34 г. Копейска. Май, 1984

Слава Великому Октябрю!На аэродроме

Секешвехер, Австрия. 1945



его чувствовал. Приказ Сталина — святое. Если Сталин сказал — никто приказ не обсуждал, а шел на смерть…

Когда началось наступление на Берлин — все мы бук-вально горели священным огнем. Никто не считался со вре-менем, штурмовики летали с утра до вечера, а мы таскали и таскали бомбы. На ИЛ-2 две пушки (23 мм) по 300 снаря-дов и скорострельные пулеметы ШКАС — 1800 выстрелов в минуту. Ящики по 1500 патронов плюс 8 ракет и 400 кг бомб — это четыре ящика по 100 кг, или, допустим, в люке 16 коробок по 25 осколочных снарядов — смотря какая цель. А чтобы бомбить танковые колонны, мы грузили противо-танковые бомбы — всего 300 штук. Тут перед вылетом надо было пальцами вытащить стопор взрывателя, то есть 300 стопоров аккуратно вытаскиваешь и укладываешь… Очень непростое дело! А еще, к примеру, берешь снаряд в 50 кг на плечо и тащишь или тянешь его по земле за стабилизатор. Иногда мы и парами работали, если обстановка позволяла, приноравливались, как могли…

В целом я прослужил восемь лет — до 1950 года. Кстати, Юрий Катуков, который служил радистом, демобилизо-вался в сентябре, а я в октябре. Мне было уже 25 лет! Вер-нулся домой, но после армейской среды я чувствовал себя неловко, не мог адаптироваться в мирной жизни. И вот встречаю еще довоенного знакомого — он был постарше

меня и когда-то дружил с моим братом. А брат мой после демобилизации побыл немного в Челябинске, а потом пе-реехал в Кострому, откуда у него была жена, тоже военная, с которой они вместе служили.

И вот я встретил этого товарища, который поначалу меня не узнал. Он тоже окончил Омское летное училище, но после войны больше не служил. И тут судьба нас свела. Он сразу меня потащил в областное управление профтех–образования «Трудовые резервы», где сам работал, мол, у них есть место инспектора по технике безопасности. Привел он меня к начальнику отдела Владимиру Алек-сандровичу Комиссарову, тот удивился: «Молодой совсем, никакого опыта, зачем ты его привел?»

Тогда заместителем председателя общества «Трудовые резервы» был старейший работник Константин Констан-тинович Голев. А его жена Ольга Ивановна Стрелова работала директором 17-й школы, а потом стала заведу-ющей облоно. И Комиссаров стал уговаривать Голева: «Нам требуется инспектор, конечно, парень молодой, но мы поможем ему освоиться. А еще он хорошо играет в футбол!» Так я стал инспектором по технике безопас-

ности, изучил свои обязанности и выполнял положенную работу. И вскоре сам Голев записал в моей характери-стике для городского комитета по физкультуре и спорту: «В течение двух недель вошел в колею…» Ну а потом я окончил в Миассе педучилище физвоспитания и Омский институт физкультуры. Когда Катукова назначили ректо-ром челябинского филиала Омского института, я уже его окончил…

С Катуковым мы уже не общаемся, он давно болеет. (Этот разговор состоялся в марте 2013 года — Прим. ред.) Ну а с Сашей Миллером мы всегда на связи. Он может

Люди же очень разные: кто-то во власть стремится, кто-то к деньгам, наживе, но приходит время, когда уже пора уходить из активной жизни. Мне кажется, некоторым людям трудно най-ти место внутри себя, поэтому многие трусят, боятся возраста.

Вот человеку всего 65–66 лет, а он, например, лишился высокой должности и не знает, как жить дальше. А, скажем, те же большие деньги, которые он зара-ботал, — они ведь ему душу не греют. Но впереди-то еще много жизни, и каждый день может быть радостным — только надо двигаться, чем-то увлекаться, за-водиться, а не ждать какого-то конца.

по любому вопросу заехать ко мне вечером после трени-ровки: «Адольф Николаевич, мне надо обсудить такое-то дело, лучше не по телефону». — «Хорошо, приезжай…» Мы с ним посидим, подумаем и всё решим. Миллер уме-ет себя вести с любым человеком: с одним так, с другим этак, правда, завистников у него всегда было много, но он сумел заслужить большое уважение.

И увлечься можно чем угодно даже после того, как оста-вишь свою работу… Я ушел на пенсию в 86 лет, послед-нее время болею, мотор начал сдавать… бк

Боевые товарищи

Винер-Нойштадт, Австрия. Май, 1946 г.

Адольф Лобанов, Нивинское,15.02.1950 Оборот фото

Советские физкультурники

Судья в поле Адольф Лобанов. Лагерь отдыха на оз. Малый Сунукль, 1958

За Победу! 9 мая 2005 года



Краткое эссе философа Александра Чупрова приоткрывает читателю бесконечные и бездонные смыслы, которые вбирает в себя дорога…

Дорога — это форма бытия. Это наше пространство и наше время. Это наша жизнь и судьба. Именно по-

этому древнекитайский иероглиф Дао изображался в виде стилизованной головы, символизирующей мысль, а под ней извилистый водный путь — дорога бытия.

Это вагоны с солдатами русско-японской и граждан-ской войн.

Это растянувшиеся по всему Транссибу восставшие пленные белочехи.

Это бесчисленные, двигавшиеся с запада на восток эшелоны с нашими заводами, которые надо было спа-сать от немецкой оккупации, и еще больше — эшелоны с востока на запад с танками и «катюшами», одеждой и нашими мужиками, ехавшими воевать на фронтах Великой Отечественной.

Это и современные материальные и финансовые по-токи рынка. По-научному «логистика».

Кажется, Василий Ключевский первым высказывал мысль о том, что Петр I построил флот, который

спустя пятнадцать лет весь сгорел, а надо было строить дороги.

Но как знать, не въехали бы по тем дорогам и не по-селились бы навсегда в России не только венценосные особы, начиная с Екатерины Первой, Анны Иоанновны и заканчивая женой Николая Второго Александрой Фе-доровной (урожденной принцессой Викторией Алисой Еленой Луизой Беатрисой Гессен-Дармштадтской), но и бесчисленные немецкие бюргеры, полчища францу-зов, которых вел Наполеон, и полчища фашистов Гитле-ра и Муссолини, а сегодня — армады НАТО.

Трагическое «дорожное» бытие России то и дело обо-рачивается к нам стороной саркастической и нашей самоиронией. В 1836 году Николай I, разгневанный чте-нием книги о быте и нравах Российской империи фран-

цузского барона де Кюстена, воскликнул: «Б…! Да в Рос-сии только две беды: дураки и плохие дороги». С тех пор фраза стала нашим апокрифом.

И нашей «божественной» комедией: «Ну да. Две беды, из которых первая ремонтирует вторую».

Но этот апокриф также и знак нашей жизни, и знак живучести России.

Дорога — это русский символ неизбывной грусти-пе-чали и вечного ожидания.

Это архетип России.Прижившееся в философской литературе (с легкой

руки швейцарского философа и психиатра Карла Юнга, 1875–1961) слово «архетип» (от греч. arche — «начало» и typos — «образ, прообраз, первоначальный образ, идея») — это не только «коллективное бессознательное». Глубинный смысл его сугубо религиозный. Выражение «архетип» встречалось в древности у Филона Иудея по от-ношению к образу Бога в человеке как «печать Бога».

Архетипы многообразны, но сейчас не об этом речь. Каждая нация имеет свою «печать Бога». У англичан — это образ корабля, у немцев — дом, у русских — дорога.

О дороге как архетипе России говорил академик Д. С. Лихачев в начале 1980-х на встрече со зрителями в Останкино. Ему Россия представилась старушкой у дороги, вечно ждущей своего сына. Может быть, этот сказанный почти экспромтом образ был навеян есенин-скими стихами:

Так забудь же про свою тревогу, Не грусти так шибко обо мне. Не ходи так часто на дорогу В старомодном ветхом шушуне.

В книге Д. С. Лихачева «Заметки о русском» этого об-раза России я уже не нашел.

Образ дороги в русской поэзии неразрывно связан с образом женщины:

Что ты жадно глядишь на дорогуВ стороне от веселых подруг?Знать, забило сердечко тревогу –Все лицо твое вспыхнуло вдруг.

Николай Некрасов

Или вот это, может быть, самое пронзительное стихо–творение о Великой Отечественной войне:

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,Как шли бесконечные, злые дожди,Как кринки несли нам усталые женщины,Прижав, как детей, от дождя их к груди…

Константин Симонов

Но дороги России — это и мужская, военная история:

Эх, дороги, пыль да туман, Холода, тревоги да степной бурьян.

Знать не можешь доли своей: Может, крылья сложишь посреди степей. Вьется пыль под сапогами, степями, полями…

… Край сосновый, солнце встает, У крыльца родного мать сыночка ждет. И бескрайними путями, степями, полями Все глядят вослед за нами родные глаза.

Лев Ошанин

Образ России как дороги неотделим от ее бескрайних просторов. Как мудро и точно определил Дмитрий

Сергеевич Лихачев: у нас не свобода, у нас — воля, кото-рая требует простора и широты души.

Простор — это и есть наша экзистенция, которая всег-да есть результат выхода наружу сущности (эссенции). Экзистенции не бывает без эссенции, существования — без сущности. Российского простора не могло быть без могучего русского духа, который и есть наша сущность.

«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет».Дух — начало мужское.Мужское начало в русской культуре — «фигура умол-

чания». Тогда как женский образ — это образ женщины в душе русского богатыря.

Он отнюдь не сказочный. Например, Николай Семено-вич Патоличев — это и был самый настоящий богатырь Русской земли. Кажется, «рекордсмен» Советского Союза по числу орденов Ленина (их у него было 11) .

И получил он их не за расшаркивания в коридорах власти, а за подвиги в тылу, когда во время Великой Отече-ственной руководил Челябинской областью, куда были переброшены сотни гигантов промышленных предпри-ятий и тысячи людей. И всё это надо было заставить ра-ботать для фронта.

Мифы фашизма о женственности славянского духа, которому надобно мужское, тевтонское начало, — обман или самообман комплексующих немецких идеологов: ведь Германия проиграла все войны с Россией.

Но в этом мифе есть доля истины: «Страна у нас бо-гата, порядка ж нет как нет» (Алексей Толстой). Но по-рядок — это не жизнь и не дух нации. Это технологии: политические, производственные и бытовые (вплоть до биотуалетов).

Единственное, чему нам нужно учиться у Запада, — это его технологиям, начиная от кантовской и гегелев-ской философии до технологий строительства дорог (автобанов). И нужно нам это лишь для того, чтобы идти своей дорогой…

дорога

И. И. Левитан. Владимирка. 1892. Холст, масло. 123×79 см.

Но в России, хотя и есть Волга, простирающаяся от края до края горизонта, символом бытия всегда была дорога пешая. Тот «кремнистый путь», о котором писал Михаил Лермонтов в стихотворении «Выхожу один я на дорогу», а Николай Гоголь восклицал:

Какое странное, и манящее,и несущее, и чудесное в слове «дорога»,и как чудна она сама, эта дорога!

Та дорога, что грезится нам, когда мы слушаем 5-ю сим-фонию Петра Чайковского и музыку Георгия Свиридова по мотивам пушкинских «Повестей Белкина». Та дорога, что на картине Исаака Левитана «Владимирка».

Почти все великие реки России текут с севера на юг и еще больше с юга на север, и только Амур — с запада на восток, который стал естественным рубежом с Китаем и выходом — с охотой — через Охотское море в Тихий океан.

Но Россия — страна не только «лохматая», как любовно назвал ее Захар Прилепин. Она, главным образом, стра-на «поперечная». Поперек великих рек шли пути Ермака и Дежнева, Хабарова и Пояркова, сиятельных жен дека-бристов и Муравьева-Амурского.

Это и дорога каторжан, сосланных в Сибирь, — «Влади-мирка» Левитана, с ее уже безмолвным звоном кандалов, стонами, причитаниями баб и плачем детей, верстовыми столбами и едва заметной вдали церквушкой.

Это «поперечные» дороги Наполеона и Гитлера. Их бра-вурный «Drang nach Osten» и бесславный исход из России.

история


В начале 2000 года, после двадцатилетней работы в Трех-горном, мне пришлось его покинуть. Вопрос встал ребром — куда податься? Двинулся в Челябинск — ни денег, ни жилья у меня не было… Поселился в подвале Детско-юношеского центра на ул. Коммунаров, 28, в тренерском закутке спортза-ла без окон и дверей. Днем занимался с детьми из центра, по-том отправлялся в «Динамо» тренировать своих парней, ко-торых привез из Трехгорного. Ночевать возвращался в свой подвал.

характер. Несмотря на тяжелую травму (разрыв мышцы), он дошел до финала и стал серебряным призером чемпионата Европы-1975! А ведь мы с ним оба — плоть от плоти — вос-питанники легендарного тренерского дуэта: братьев Влади-мира и Николая Мусатовых.

Еще один исторический штрих — в 1831 году в Лионе состоялось знаменитое восстание ткачей. И их лозунг — «Жить, работая, или умереть, сражаясь!» — показался нам уместным и органичным, когда мы взялись за организацию клуба. Название «Лион» всем приглянулось, мы его утверди-ли, зарегистрировали клуб — а с 15 мая 2000 года меня при-няли на работу в Детско-юношеский центр.

И тут же возникла первая проблема: приступить к трени-ровкам сразу или прежде сделать ремонт зала и купить та-тами? Ремонт не такой уж и дорогой — но всё равно деньги. А чтобы провести достойную презентацию клуба и пригла-сить на его открытие уважаемых гостей, знатоков дзюдо, — конечно, нужен приличный зал. Где взять средства?

Этот гордиев узел одним махом рассек Андрей Черевко, который продал (!) свою квартиру, чтобы вложить деньги в ремонт. И процесс пошел… Я очень жалею, что тогда, пе-ред строителями, не сфотографировал зал. Земля и небо! Ах, какой зал мы отгрохали: подвесной потолок, растровые све-тильники, то, сё! Полы отшлифовали, стены оштукатурили, покрасили, иероглифы написали, атрибутику достали…

Осталось одно — купить татами. Я предложил обратиться к Сергею Косоротову — в прошлом знаменитому дзюдоисту, чемпиону мира, двукратному чемпиону Европы, которого я хорошо знал. Мы созвонились, договорились о цене: 65 дол-ларов за один мат, а всего нам было нужно 105 матов! Но де-нег у нас уже не было. Решили рискнуть и взять кредит. По большому блату договорились в банке «Хлебный» на 100 ты-сяч рублей под 37% годовых. Да, по блату — но для детей же!

И я отправился за матами в Москву. В те же дни на базе сборной России в Подольске должна была состояться кон-трольная схватка между Юрием Степкиным и Александром Михайлиным, в которой решалось, кому из них выступать на Олимпиаде-2000 в Сиднее. Мне даже удалось внести свою скромную лепту в организацию судейства — порекомендо-

И еще мы с Андреем Черевко, тренером этого центра, не-редко коротали вечера у него на кухне в поисках ответа на простые вопросы типа «Кто виноват?», «Что делать, за что хвататься?» и вообще — «Быть нам или не быть?». С Андреем я познакомился незадолго до переезда в Челябинск. Когда-то он тоже боролся, окончил Институт физкультуры, учился там в одно время с Дмитрием Худяковым, потом тренировал платные группы дзюдо и джиу-джитсу, сам арендовал залы — в общем, у него уже был опыт выживания как самодеятель-ного тренера и «свободного художника».

Вместе с Андреем работал и мой старый знакомый — Раис Шахетдинов, которому я в свое время помог получить квали-фикацию судьи и выйти на уровень всероссийских соревно-ваний. Раис и Андрей, татарин и хохол, составляли эдакую гремучую смесь. Я в этом понимаю: у меня отец хохол, а мать татарка — очень мощный симбиоз…

Вскоре я получил предложение от Исаака Валицкого пере-йти в спортшколу на ЧМЗ. Но Черевко отговаривал меня: «Зачем? Давай лучше тут что-нибудь придумаем! Создадим свой спортивный клуб, зарегистрируем юрлицо, откроем расчетный счет — и будем привлекать спонсоров к совмест-ной работе, договариваться с городской властью и занимать-ся с детьми…»

Думали, думали… Наконец, пришли к решению — имен-но на базе Детского центра открыть свой клуб и найти ин-вестиции для организации учебно-тренировочного процес-са. Зал был подходящий: небольшая площадь — 15х7 метров (на 105 квадратов татами), но зато высокий потолок и объ-ем воздуха вполне достаточный. Раньше в нем занимались волейболом и гимнастикой, а потом для борцов постелили маты, которые от ветхости «диффундировали» в пол, и бо-роться приходилось практически на полу. И еще нюанс: важ-но, чтобы в зале могли одновременно заниматься порядка 12 пар, что для одного тренера идеально, а иначе теряется каче-ство тренировочного процесса.

Естественно, возник вопрос: как назвать новый клуб? Я предложил — «Лион». Тут несколько смыслов и ассоциа-ций. Лион — это лев. А лев — это «царь зверей», самая ха-ризматическая фигура в животном мире. Кстати, наш зем-ляк — уроженец Озерска Валерий Двойников — именно во французском Лионе проявил свой победительный, львиный

Львы и львята «Лиона»

Воспитанник мусатовской школы борьбы в Озерске, один из основателей трехгорнен-ской школы дзюдо, судья олимпийской кате-гории Александр Перевозников рассказывает о детском клубе дзюдо «Лион», созданном им вместе с его товарищами по борьбе за свет-лое будущее нашего Отечества…

«Лион»-2000

спорт


вать судей на эту схватку и самому там побывать. На татами судил Анатолий Трофимов, боковые судьи — Василий Смо-лин и Андрей Шпанагель. Присутствовали все тренеры сбор-ной, и вообще в зале было много народу.

Схватка началась, прошло секунд 30 — нужно было опре-делить, кто активнее. Степкин уже сделал несколько попы-ток, а Михайлину дали «шидо». Сразу после команды «хад-жиме» Юра прошел в корпус — и сделал боковой переворот на иппон. Ах, какая была реакция зрителей! Тут же Дмитрий Худяков обратился ко мне: «Александр Сергеевич, надо…» Я всё организовал, «накрыли поляну»… Все собравшиеся сошлись в одном мнении: оба спортсмена красавцы, но на сегодняшний день Юра был лучше. И, конечно, все поблаго-дарили судей за работу…

В тот же день я заехал к Косоротову, заплатил наличными за маты, заодно купил еще десять кимоно фирмы «Данро», дилером которой он был. Нашел машину, поехали на склад, погрузили маты — и бегом на Казанский вокзал. Оплатил транспортировку, затащили багаж в товарный вагон, мигом купил себе билет в соседний плацкартный вагон — и домой. В Челябинске меня встречали Черевко и Шахетдинов с ребя-тами: бесценный груз привезли в сверкающий чистотой зал и ровненько-ровненько уложили все маты… И, уже не дожи-даясь официального открытия, намеченного на 1 сентября, я привел своих старших ребят на первую тренировку!

К концу августа наш зал был как песня, как сказка… Всё идеально! Даже не зал, а шкатулка бриллиантовая: всё бле-

стит, освещение, потолок… Настолько красочно — не опи-сать! И еще я организовал серию показательных выступле-ний. Вокруг Детско-юношеского центра располагалось око-ло двадцати общеобразовательных школ Ленинского райо-на. И в течение нескольких дней в каждой из них мы прове-ли показательные выступления наших воспитанников.

Договаривались с преподавателями физкультуры в шко-лах, назначали удобное время и по составленному графику проводили показательные выступления с участием наших старших ребят, которых даже освободили от других занятий. Часть из них были моими воспитанниками, часть — Черев-ко и Шахетдинова. Мы приходили в школы и выступали пре-имущественно перед учениками младших классов — с пер-вого по пятый.

А у меня уже была богатая практика в Озерске, где мы с Мусатовым практически каждую неделю проводили по-казательные выступления, в которых я участвовал еще как спортсмен, поэтому технологию подобного действа знал до молекул. И потом в Трехгорном перед сентябрьским набором в детскую школу дзюдо я, уже в качестве тренера, организо-вывал показательные выступления в общеобразовательных школах города. В самом начале сентября у нас в центре состо-ялись организационные собрания. Набился полный актовый зал: родители, дети, все 400 мест заняты — и мы на сцене.

Здесь важен такой нюанс: человек, который приглашает гостей и рассказывает о своем любимом деле, по сути, дол-жен быть настоящим артистом. То есть максимально гра-мотно, профессионально и доходчиво демонстрировать, что занятия дзюдо — это великая честь и ни с чем не сравнимая радость! И конечно, чтобы быть убедительным в сцениче-ских проявлениях, надо быть квалифицированным масте-ром дзюдо. Ведь наши ребята демонстрировали мастерство и в спортивном единоборстве с эффектными приемами и амплитудными бросками, и в боевом разделе дзюдо с ис-пользованием болевых и удушающих приемов…

Я переехал в Челябинск с десятью мальчишками из Трех-горного. Плюс еще были хорошие ребята, которые трени-ровались у Черевко и Шахетдинова. Поэтому мы смогли быстро собрать группу дзюдоистов, способных выйти на сцену и показать, что они умеют. Причем иногда в некото-рых школах не было подходящего ковра: какие-то горбатые маты или вообще ничего. Но наши ребята умудрялись пока-зывать приемы даже на голом полу. Народ удивлялся: «Как так?» А всё дело в подстраховке…

Для показательных выступлений готовились пригласи-тельные билеты на определенное время, которые раздавали в каждой школе. К примеру, в воскресенье, 10 сентября, мы пригласили четыре школы к 10 часам утра. Далее еще четыре школы — на 11 часов… И таким образом, до шести вечера у нас побывали все окрестные школы. А еще мы приготови-ли тысячу анкет, которые должны были заполнить желаю-щие заниматься дзюдо. Всё было серьезно, по-взрослому!

Кстати, в анкете должны были быть такие данные: ФИО, год рождения, школа, класс, имена родителей, вес и рост

школьника, каким видом спорта занимался и т. д. А также те-лефоны для связи плюс медицинский допуск. И этой тысячи анкет нам… не хватило! Еще 200–300 штук быстро написали на листочках — и родители сами их заполняли вручную. Был неслыханный наплыв желающих заниматься дзюдо даже для Челябинска — просто бешеный поток, бурная лавина…

И с понедельника — 11 сентября 2000 года — у нас на-чались тренировки, которые проходили ежедневно с 8 утра и до 21.30. Чтобы как-то дисциплинировать процесс, мы уста-новили членские взносы для занимающихся в клубе «Лион». Сумма взноса была небольшая, и за детей, естественно, пла-тили родители — так в прошлом мы сами платили взносы в ДСО. Кстати, почему я так крепко запомнил дату — 11 сен-тября? Накануне открытия мы разговорились с Худяковым, и я вдруг заволновался: «Дмитрий Геннадьевич, дата-то не очень хорошая…» — «Почему?» — «11 сентября 1973 года произошел военный переворот в Чили, при штурме прези-дентского дворца «Ла Монеда» грохнули Сальвадора Альен-де, власть в стране захватил генерал Пиночет…» — «Да ну, чего ты завелся! Не переживай, всё будет хорошо…».

Итак, торжественное открытие клуба «Лион» мы назначили на 11 сентября. Гостей было предостаточно, среди них и име-нитые спортсмены: Дмитрий Худяков, Дмитрий Черных, а Юрий Степкин, уже в ранге бронзового призера Олимпи-ады-2000, провел для членов клуба мастер-класс. Нас по-чтила своим вниманием заведующая Ленинским районны-

мотделом образования — Людмила Семеновна Шайдурова. Естественно, присутствовал и директор Детско-юношеского центра — Леонид Вячеславович Туфленков. Всех высоких гостей мы приглашали персонально, и каждый из них вы-ступил с благими пожеланиями и благодарностью за нашу незаурядную инициативу и бескорыстный труд!

Наконец, уже ближе к завершению торжественной части, к нам заглянул сам патриарх челябинской школы борьбы — Харис Мунасипович Юсупов. В своей неподражаемой мане-ре он удивленно воскликнул: «Шо?» А перед ним в парадном строю в белом кимоно стояло около сотни «новобранцев» и тех ребят, которые уже занимались раньше у Черевко, Шахетдинова, и еще борцов, что переехали со мною в Челя-бинск. И продолжил: «Шо, так здесь одни чемпионы стоят! Вижу двух-трех олимпийских чемпионов! Только не скажу, кто это, — а то остальные перестанут тренироваться!» Ну и как бы благословил нас любимой присказкой: «Звезд на небе много — и каждый может достать свою, только нужно работать…»

Потом накрыли безалкогольный фруктовый фуршет — соки, воды, чай. Дмитрий Геннадьевич и Людмила Семе-новна Шайдурова пожелали нам плодотворной деятель-ности на благо Отечества. От спортивной прессы освещал открытие клуба Валерий Китченко. И всё это в совокупно-сти произвело большое впечатление. Все узнали, что новый спортивный клуб в Ленинском районе получил официаль-ный статус, произвел первый набор будущих дзюдоистов и начал работать!

Веселые ребята

«Лион»-2016

спорт


И далее начался учебно-тренировочный процесс, обык-новенные будни борцовского клуба. Поначалу, конечно, но-вичков было чересчур много, но потом пошел естественный отбор, отсев и формирование коллектива. Практически сра-зу мы сформулировали стратегию развития клуба, главным образом нацеленную на оздоровительные занятия для детей на базе физических упражнений с использованием элемен-тов дзюдо.

Мы четко определились: клуб «Лион» работает не на спортивный результат, как то же «Динамо», а на укрепление физического здоровья и совершенствование двигательных навыков подрастающего поколения. По официальным ка-нонам дети могут заниматься дзюдо только с 10 лет, поэто-му мы поставили во главу угла именно общую физическую подготовку. Для этого создали свою систему тестирования и замера контрольных нормативов, а также сдачу экзаме-нов на разные пояса, исходя из опыта японских, немецких и французских специалистов, которые издали превосходные книги о дзюдо. Кстати, еще в советское время некоторые из них были переведены на русский язык.

Замечательный мастер спорта по дзюдо, судья всесоюз-ной категории Владимир Силин, пожалуй, первым в СССР перевел фундаментальное пособие по борьбе дзюдо, напи-санное лучшими японскими тренерами (Т. Иван, Т. Каваму-ра, С. Канэко и др.), которое было издано у нас в 1977 году. Теоретические труды о дзюдо издали и ведущие советские тренеры Ярослав Волощук и Якуб Коблев. Мы проанализи-ровали ряд известных трудов и пособий по дзюдо, а потом выбрали наиболее оптимальный вариант для принятой нами стратегии подготовки юных борцов.

В частности, мы расписали алгоритм для получения раз-ных поясов (желтый, оранжевый, зеленый, синий, коричне-вый), соответствующих определенному уровню мастерства. В каждом из поясов предполагалось освоение ориентиро-вочно восьми приемов в стойке и конкретных элементов в партере. И если в течение одного года юноша осваивал все заданные элементы для одного пояса, то, соответственно, через пять лет он мог получить коричневый пояс.

Правда, фактически мы эту систему как бы разделили пополам. То есть ребенок должен был освоить в течение

одного года только четыре приема. В сентябре, перед на-чалом систематических тренировок, обязательно прово-дилось вступительное тестирование, где фиксировался уровень начальной подготовки воспитанника, например, количество отжиманий от пола, подтягиваний на пере-кладине, прыжок в длину с места и т. п. Для малышей те-сты были очень простые — челночный бег, легкие упраж-нения на пресс, которые — судя по моему опыту работы в детских садах Трехгорного — могли сделать практиче-ски все детки.

Я примерно представлял себе, на что способен здоровый ребенок. Кстати, допуск врача к занятиям являлся обяза-тельным условием приема в клуб. И тестирование тоже про-ходили все без исключения. В сентябре приходили сотни новичков, и на каждого из них тратилось минуты три. В де-кабре проводили еще одно тестирование, а в начале июня воспитанники сдавали итоговый экзамен.

У нас постоянно шел поиск тренерских кадров. Мы тре-бовали исключительной дисциплины, качественного учеб-ного процесса и постоянного повышения своего образо-вательного уровня. В «Лионе» в то время работали Андрей Черевко, Раис Шахетдинов, Андрей Семенченок и Семен Мартемьянов.

Начиная с 2000 года мы ежегодно принимали участие в се-минарах, которые проводились для тренеров, работающих с малышами. Их организовывал в то время Сергей Соловей-чик, который приглашал даже итальянских специалистов, например Франко Капелетти. И обязательно как минимум один из наших тренеров отправлялся на те самые семинары, а потом рассказывал нам об особенностях системы отбора и обучения начинающих борцов.

В работе с детьми, естественно, встал вопрос: как мы бу-дем проводить лето? Я был убежден в необходимости спор-тивного лагеря и организации летней оздоровительной кампании. Благодаря Николаю Николаевичу Баеву в Школе высшего спортивного мастерства нам выделяли 10–15 путе-вок на озеро Теренкуль, где была база отдыха Владимира Викторовича Мякуша.

В свое время Владимир Мусатов наладил в летних ла-герях систему субботников, и мне пригодился этот опыт. Наши ребята всегда были готовы помочь в лагере по хозяй-ству. Например, пришла машина с песком, который надо раскидать по пляжу. Ну здорово, какие проблемы?! Это же физическая подготовка! Сделаем мигом! А однажды мы вытащили здоровенную березу, упавшую в воду, часть рас-пилили еще в воде — иначе было не вытащить, а потом рас-пилили весь ствол, причем двуручной пилой «Дружба». Тут выясняется: взрослые парни по 15–16 лет не умеют пилить! Ну ладно — научились. Потом я их учил колоть дрова — они даже начали в очередь становиться, в охотку стало.

Весь кадровый персонал на базе был в восторге от наших ребят, не могли на них нарадоваться. Всякое же случалось: вдруг гроза, перебои со светом — надо было воды прине-сти, котлы помыть. «Наши помоют». — «Как так?» — «У нас нарушители дисциплины — там проспал, тут опоздал. Вот он и помоет, да песочком отполирует. Водички принесут…» Вот так совмещали приятное с полезным.

Естественно, там мы еще и тренировались в поте лица и, как правило, летом участвовали в разных массовых ме-роприятиях с показательными выступлениями. Могли опе-ративно заказать автобус, посадить туда 40 детей в белых кимоно, приехать, куда надо, и показать всё, на что спо-собны. Летнюю кампанию мы отрегулировали в 2001 году, и с тех пор нас уже ждали в лагере с нетерпением: «А вы приедете снова?»…

Особое внимание уделялось тренерской квалификации. Однажды один из тренеров допустил во время тренировки столкновение трех пар, то есть борцы бросили своих спар-рингов в одно место, что в принципе недопустимо! Кому-то нос разбили, кому-то набили шишку. Были нарушены каноны правильной расстановки пар — броски должны производиться «от центра к краю». Выясняем у тренера: «Как получился такой казус?» — «А я не видел». — «Шесте-рых человек не видел? Ну извините! Или ты работаешь как надо — или нам такие не нужны…»

Таким образом, у нас сформировался тренерский коллек-тив, который прошел, как говорится, огонь, воду и медные трубы. Мы сразу договорились — со стороны тренеров не брать. Там, где работают на спортивный результат, могут себе позволить большие затраты на знаменитых тренеров, снять для них квартиру, купить спортивную форму, витами-ны… А если еще травмы случатся!

Большой спорт — большие затраты. Поэтому в «Лионе» мы сразу решили: тренеры должны быть «свои» и во главе угла — здоровье!

Нам нужны были контакты для того, чтобы выезжать за пре-делы страны клубной командой. В «Динамо» тренировался воспитанник Юрия Ефимовича Попова — Анатолий Блинов. Он учился в ЧИМЭСХ, где была такая учебная программа: сразу после первого курса отправлять своих студентов на стажировку в разные страны, включая Венгрию. Блинов и предложил: «Я живу в Венгрии, можно попытаться органи-зовать там летний лагерь».

И мы в течение восьми лет (2002–2010) каждое лето, с 1 по 15 августа, отправляли до двадцати своих детей 14–16 лет под Будапешт, в международный спортивный лагерь. Особо ода-ренных могли и в 12 лет отправить. Венгры полностью брали

Директор и тренер клуба Денис Шенерт ставит бросок

спорт


на себя все затраты на наше пребывание: размещение, пита-ние, экскурсии, а мы оплачивали только дорогу. Хотя гости из других 15 стран жили в лагере за свой счет. Вот такие от-ношения нам удалось выстроить с венграми. Наши ребята в Европу ехали поездом, жили в специальных апартаментах, тренировались в ангаре и на природе, ну а домой возвраща-лись с полным багажом впечатлений… Это был замечатель-ный обмен опытом: и мы могли что-то показать, и, конечно, у других что-то перенимали.

Из тренеров «Лиона» в Венгрии побывали практически все: Раис Шахетдинов, Андрей Черевко, потом его воспитан-ник — Алексей Пашковенко, который после окончания ин-ститута стал работать тренером в клубе. Правда, сам я ни разу туда не выбрался, потому что как судье мне хватало других поездок. Важнее было, чтобы все наши побывали и набрались опыта в Европе, где процесс обучения был выстроен очень ка-чественно и приносил большую пользу всем участникам.

Со временем воспитанники «Лиона» подходили к опре-деленному уровню мастерства — и им уже требовалось участие в соревнованиях. Но финансирование таких по-ездок в Детско-юношеском центре не предусматривалось. Желающие могли участвовать в турнирах за свой счет. Надо было что-то придумать, и мы, по договоренности с Алексан-дром Евгеньевичем Миллером, начали передавать группы по 15–20 человек в Центр олимпийской подготовки по дзю-до. И нередко тренеры ЦОП признавались Миллеру: мол, детки из «Лиона» делают «учикоми» лучше нас. А почему? У нас в клубе подготовка детей не форсировалась, а велась планомерная, монотонная, качественная работа. Мы рабо-тали спокойно, никуда не торопясь, понапрасну не тратили нервы и здоровье ребят на достижение быстрого результата. Но при этом дисциплина была жесткая. Иначе никак!

Такая системная работа стала давать ощутимые резуль-таты. Через несколько лет один из самых первых наших воспитанников Антон Бербер, который пришел в «Лион» еще шестилетним ребенком, а в 2004 году был передан в ЦОП, выступил на юношеских первенствах России в 2006 и 2007 годах в тяжелом весе и оба раза занял третье место. Кстати, в Челябинске после Григория Веричева в тяжелом весе очень долго не было призеров юношеских первенств

Уже в сентябре 2000 года мы провели в «Лионе» первый командный юношеский турнир с участием иногородних команд во Дворце пионеров и школьников им. Н. К. Круп-ской. В нем приняли участие самые известные клубы: «Ло-комотив» (Виктор Мосейчук), «Динамо» (Юрий Попов), «Динамо-Екатеринбург» (Владимир Тараканов) и наш «Лион». На игровой баскетбольной площадке постелили одно татами для командной борьбы — «стенка на стенку». Многоуровневые зрительские трибуны в зале были запол-нены до отказа, что искренне удивило Дмитрия Худякова: «Александр Сергеевич, а откуда такая массовая поддерж-ка? Никогда не видел столько зрителей на подобных со-ревнованиях!»

А секрет простой: на типографскую печать листовок де-нег у нас не было, но мы нарезали листочки бумаги, от руки написали приглашение и поименно каждому воспитаннику «Лиона» вручили: «Уважаемые родители! Приглашаем вас посетить торжественное открытие и финальную часть командного турнира по дзюдо с участием клуба “Лион”». И, конечно, они откликнулись — большой зал даже не смог всех вместить. Мы были счастливы: «Локомотив» выиграл, «Лион» — второй, «Динамо» на третьем месте. Призы хоро-шие, судейство качественное — жизнь удалась!

Тогда у нас и родилась идея: организовать свой особен-ный турнир — отличный от того, как обычно проводят лич-ные первенства среди юношей, где участвуют по 30–40 че-ловек в одном весе, а весовых категорий не меньше десяти. Там набирается столько участников, что соревнования про-ходят с раннего утра до позднего вечера. А мы предложили для детей и юношей свой формат — «многоборье дзюдо». Турнир состоит из трех этапов.

Первый этап — состязания по общей физической подго-товке в форме эстафеты, включающей бег, акробатические элементы, «каракатицу», игру с мячом, скакалку… Таким об-разом, ребенок показывает широкий объем двигательных навыков. Продолжительность эстафеты — не более 20 минут.

Второй этап — экзамен по технике дзюдо. Каждая коман-да вытягивает билет, соответствующий своему «поясу». Про-

страны в этой весовой категории. То есть мы начали «про-изводить качественный продукт» и передавать его в ЦОП, где юноши уже по-взрослому настраивались на спортив-ную карьеру.

В принципе этот процесс налажен и сейчас, правда, уже не такими большими потоками. Поначалу у нас занима-лись до пятисот ребятишек, начиная с 4–5-летнего возрас-та. Раньше с таким «горохом» никто не работал — спортив-ным клубам нужны были будущие мастера спорта, наце-ленные на высокие результаты. А с малышней практически не было серьезных методических наработок. Даже в ста-рейшей детской школе дзюдо «Локомотив», где Александр Михайлович Брылкин и Виктор Николаевич Мосейчук на-чали основательно работать с детьми еще в 1975 году. Но и они не брали пятилетних…

Я еще вернусь к церемонии торжественного открытия Центра олимпийской подготовки по дзюдо в 2004 году. К этому времени «Лион» был уже во всеоружии. На торже-ственном открытии ЦОП были руководители города и обла-сти, а также дорогие гости, включая тогдашнего председате-ля Госкомспорта России Вячеслава Фетисова. Воспитанники «Лиона» выступили с показательными выступлениями. Ах, какие чудеса творили наши ребята: и дзюдо, и акробатика, и гимнастика…

Кстати, систему акробатических упражнений выстроил Андрей Черевко, большой специалист в этой дисциплине. Его воспитанники способны на такие фляки и сальто — за-качаешься! А какую они демонстрируют гибкость, эластич-ность, координацию — с ума сойти! Естественно, такие ка-чества имеют огромное «прикладное значение» не только для борьбы дзюдо, но и вообще для физической состоятель-ности человека.

В том же 2004-м Виталий Макаров вернулся из Афин сере-бряным призером Олимпиады, и его чествовали в большом губернаторском зале. Кто мог создать праздничное настро-ение гостям церемонии? Конечно, малышня из «Лиона»! И тогда же мы провели показательные выступления на тор-жественном открытии чемпионата России по дзюдо в Челя-бинске. Малыши заполнили все четыре татами — это было удивительно красочное, незабываемое зрелище!

грамма заранее известна, команда вытягивает билет, ска-жем, с заданием — бросок через бедро. И каждый ребенок демонстрирует исполнение этого приема. Сначала первый делает бросок три раза вправо, потом три раза влево. Далее по очереди: второй, третий, четвертый… Судьи выставляют оценки в балльной системе. Это занимает максимум 10 ми-нут на команду.

И третий этап — командная встреча «стенка на стенку», где исключены травмоопасные приемы: бросок через спину с колен, через голову и т. д. Такие соревнования проходят на большом эмоциональном подъеме, в сравнительно корот-кое время и совершенно безопасно для детского здоровья. Родители с умилением и гордостью следят за своими отпры-сками: «О, ребенок-то у меня какой красавец! Бегает, прыга-ет, скачет, кувыркается и даже знает приемы дзюдо — может побороться с соперником!»

И тут еще один важный нюанс: в командном турнире — поражение на всех и победа на всех. В команде — как в одной семье! А в традиционных юношеских соревнованиях прини-мают участие до 500 человек. Ребенок приходит в зал в 8 утра на взвешивание, соревнования стартуют в 10, а его выход на татами может случиться только через 3–4 часа. К этому време-ни большая часть уже закончила выступать. Усталые родите-ли сидят и думают: «Ну, блин, какая тягомотина…»

Зато наше «троеборье» проходит на таком эмоциональ-ном подъеме, с таким задором! Не успеешь оглянуться, как твое чудо уже несет тебе «Почетную грамоту» и сувенир на память… А впереди еще целый свободный день и вообще вся жизнь! Кстати, в этом начинании нас поддержал Клуб дзюдо «Каскад» Рашита Варисовича Муллакильдина, что во Дворце спорта ЧМК на ул. Российской. Муллакильдин сразу стал нашим партнером, с первого же дня: «Александр Серге-евич, мы — с вами!..»

Андрей Анатольевич Черевко воплотил в себе все лучшие качества спортивного организатора: и как администратор, и как финансовый директор, и как тренер, который дотош-но знает все приемы и подводящие упражнения… Философия нашего клуба позволяла никуда не торопиться, работать ос-

Ксения Голубчик и ее голубки

спорт


новательно, последовательно наращивая функциональные кондиции и спортивное мастерство. Черевко, буквально как слесарь-миллиметровщик, до молекул разбирал каждый эле-мент физических упражнений, каждый прием и бросок, вы-страивая целостную систему подготовки с учетом индивиду-альности каждого ребенка. Поэтому даже самым трепетным родителям можно было не беспокоиться за свое чадо… Конеч-но, по мере сил и времени я тоже старался участвовать в жиз-ни клуба: показывал на тренировках какие-то комбинации, рассказывал о правилах, общался с ребятами, с тренерами, но львиная нагрузка легла именно на Андрея Анатольевича…

А еще одним из таких наших бодрых начинаний стала ор-ганизация детских вояжей в Европу. Многолетняя судейская практика дает мне возможность общаться с большим количе-ством людей в мире дзюдо. Благодаря этому я познакомился с организаторами 20-дневных туров юных дзюдоистов по Ев-ропе. И первым нашим опытом стало участие в юношеском турнире в итальянской Генуе. В 2002 году я собрал около со-рока юных борцов (1981–1985 г. р.) из детских групп «Динамо», «Локомотив», «Каскад» и «Лион» — и мы отправились на тур-нир в Геную. Поездом до Москвы, а потом на автобусе через Польшу и Германию в Италию. А после выступления и зна-комства с Италией мы отправились обратно на автобусе, но уже через Францию, где заглянули в Ниццу и, естественно, в парижский Диснейленд. Ребята были в восторге…

Следующую поездку в апреле 2003 года я предложил возглавить Виктору Мосейчуку. Тогда он впервые вывез за границу совсем еще юных братьев-двойняшек — Дмитрия и Дениса Ярцевых. Вернулись — гора впечатлений! И по-боролись от души, и столько повидали — и вообще такой кайф! Можно сказать, что эту эстафету по турниру в Генуе я передал Мосейчуку, который несколько раз вывозил туда своих ребят. А мне уже было сложно всё совмещать с учетом работы в ЧелГУ и судейской практики.

Но мне очень хотелось, чтобы наши ребята побывали именно в Лионе, и я установил контакт с Мариной Львовной Сатановской, организатором таких туров во Францию. Для начала она предложила съездить в город Мьон, а на следу-ющий год в Лион. В Мьон наши ребята из «Лиона» отправи-лись в сопровождении тренера Алексея Пашковенко. Всего было 32 человека — съездили благополучно и выступили от-

лично! Привезли памятные вымпелы и нашли контакт с ад-министрацией города Лиона.

В 2007-м на взрослом международном турнире во Фран-ции я познакомился с тренером из Лиона, который сразу откликнулся на мою идею приехать к ним в гости: «При-езжайте!» Мы оформили выездные документы, и делега-ция челябинского клуба «Лион» отправилась знакомиться с одноименным французским городом. Там мы потрени-ровались, поборолись на турнире, выиграли медали и куб-ки, которые сейчас стоят в клубе как вехи нашей истории: «Лион» против Лиона. Так интересно было! Ребята начали переписываться, потом на соревнованиях неоднократ-но встречались. То есть мы теперь постоянно находимся в творческом поиске.

И еще с 2005 года мы проложили дорожку к Черному морю: неоднократно выезжали в Анапу, Адлер, Крым… Причем группы доходили до 70 человек. Однажды ми-нистр спорта Владислав Борисович Беседин провожал нас с железнодорожного вокзала. Там были корреспонденты областного телевидения с видеокамерами, хотя это недо-пустимо, поскольку вокзал — стратегический объект. Но Беседин и Анатолий Петрович Сурков (тогда президент областной Федерации дзюдо) сумели заручиться разреше-нием службы безопасности вокзала, чтобы запечатлеть для истории, как почти сотня юных спортсменов отправляется на летний отдых в Крым. А с учетом кучи родителей в это время на вокзале случилось целое столпотворение! Отдо-хнули и вернулись все целые, здоровые, довольные, заго-ревшие…

Такие поездки на юг, наряду с европейскими турами, стали для нас постоянной практикой. Младшие дети в ос-новном едут в Анапу и Крым просто отдохнуть и позаго-рать. В 2015-м я договорился с представителем Федерации дзюдо России по Крымскому федеральному округу Влади-миром Кондратовым, и мы подобрали подходящую спор-тивную базу в Крыму. В июне этого же года 36 лионовцев побывали там в международном спортлагере, где поборо-лись на международном детском турнире. Несколько на-ших воспитанников стали победителями и призерами. Воз-главили эту поездку директор клуба «Лион» Денис Викто-рович Шенерт и тренер Алексей Валерьевич Пашковенко.

Даже исповедуя изначально принятую стратегию клуба на приоритет оздоровительного начала, мы естественным образом готовим и новые кадры для «большого спорта». В марте 2016 года в Ростове-на-Дону состоялось юниорское первенство России, где в категории 52 кг боролась наша воспитанница Ксения Вильданшина (сейчас тренируется в КСДЮСШОР «Юность Метар» под руководством Андрея Вострикова). Ксения в феврале стала третьей на первенстве УрФО в Тюмени и вошла в состав сборной округа. На пер-венстве России она отборолась пять схваток, вошла в вось-мерку сильнейших в этом весе. Кстати, в 2014 и 2015 годах она уже выигрывала юношеское первенство УрФО и дваж-ды участвовала в юношеских первенствах России.

Да, мы изначально заложили в фундамент клуба не фор-сированную подготовку юных спортсменов, нацеленную на достижение высокого спортивного результата, а систе-матическую качественную работу по освоению широкого объема двигательных навыков с использованием элементов дзюдо — и до сих пор эта стратегия является приоритетной для «Лиона». Поэтому, например, заработная плата наших тренеров не зависит от спортивных результатов воспитан-ников, в отличие от большинства других клубов дзюдо.

Тем не менее мы работаем достаточно серьезно. И на свои экзамены по сдаче на пояса приглашаем самых авторитет-ных мастеров, в частности Юрия Степкина. На одной поло-вине зала мы убираем татами и рассаживаем на скамейках родителей — а на другой половине ребята сдают экзамены. И это действо проходит на потрясающем эмоциональном подъеме!

Однажды мама двоих близнецов даже выскочила на тата-ми с упреком своему ребенку: «Ты понимаешь?! Тренер ска-зал: вот так надо делать!» И тут даже невозмутимый Юрий Викторович Степкин зааплодировал и сказал: «А что вы ро-беете? Занимайтесь тоже дзюдо и показывайте пример сво-им детям!» И рассказал родителям историю, как однажды во Франции он побывал в составе российской команды на приеме у одного банкира 48 лет от роду. И у него в кабине-те на самом видном месте висел сертификат о присуждении ему зеленого пояса. Банкир очень гордился, что в таком со-лидном возрасте сумел сдать экзамен на этот пояс! То есть, уважаемые родители, дзюдо все возрасты покорны! Какая еще нужна реклама?

В наши экзамены входит не только сдача нормативов по технике, но еще и обязательные акробатические элементы и общефизическая подготовка: подтягивания, отжимания, стойка на голове, а для ребят постарше — подвороты на резине, канат, руколаз. В общем, такой букет получается, что ребята начинают переживать еще в марте, задолго до экзаменов. Но, естественно, у нас практически все сдают обязательные нормативы — иначе никак. Но тремор «сдам-не сдам» имеет место быть. Здесь выручает именно жесткая дисциплина при обучении… Не ходишь на тренировки — не сдашь экзамен и не получишь пояс! Вот так!

С первого дня работы клуб тесно сотрудничает с Урал-ГУФКом, а именно с кафедрой гимнастики в лице ее бес-сменного лидера Виктора Константиновича Миловидова. Еще будучи студентом (1976–1980 годы), я сдавал ему заче-ты и экзамен по гимнастике. Это специалист самого высо-кого класса. Он нам и рекомендует симпатичных девушек, мастеров спорта, которые занимаются с нашими малы-шами, ставят им растяжки, складочки, кувырки, рандаты, садят на шпагат… То есть всё, что укрепляет мышечный корсет, развивает гибкость, эластичность связок и мышц, координацию движений. Сначала это была Альбина Байчу-рина, в настоящее время работает Марина Сокольникова. Для меня вне сомнения, что гимнастика для детей 4–6-лет-него возраста необходима как воздух, это основа основ. С гимнастики начинается и правильная осанка, и вообще вся двигательная состоятельность человека…

Идея систематических занятий акробатикой и гимна-стикой на первых этапах обучения дзюдо родилась у меня еще в Трехгорном. Там был замечательный тренер по гим-настике Сергей Николаевич Обжорин. И мы его пригласи-ли посотрудничать за небольшую копеечку, чтобы показать старшим ребятам упражнения на гибкость и акробатиче-ские элементы, а младшие бы уже вслед потянулись. Это дало ошеломительные результаты — ребенок становится совершенно другим: его уже очень сложно бросить, он не упадет на спину, а будет выкручиваться — появляется со-вершенно другая ориентация в воздухе…

Вообще, и большой спорт, и «малый» должны быть орга-нично связаны со спортивной наукой. Когда я принял предло-жение возглавить кафедру в ЧелГУ, мне надо было обязатель-но защитить кандидатскую диссертацию. Да, кто-то не чура-ется покупать ученую степень, но это не для меня. Я решил «остепениться» честно, обратился за научным руковод-ством в Тюменский госуниверситет к Валериану Владими-ровичу Киму, в прошлом боксеру. Он начал думать, какую тему для меня выбрать: «А расскажи немного о себе!» И я ему рассказал о клубе «Лион». Тут Валериан Владимирович воскликнул: «Так вот же тема диссертации! И ничего боль-ше выдумывать не надо! Напиши про «Лион» — и никаких вопросов не будет!» И в 2003 году я защитился… бк

Андрей Черевко, Алексей Пашковенко, Мария Тресоногова, Ксе-ния Голубчик, Александр Сизоненко, Александр Перевозников

Великолепная тройка: Тимофей и Александр Перевозниковы, Владлен УстименкоЗолотой запас южноуральского дзюдо

спорт


Дорога для меня — дело привычное. Да, на заре туманной юности дорога или ее предчувствие меня очень волнова-ли. Но так сложилась моя судьба и трудовая деятельность, что я этой дороги «наелся» даже, пожалуй, с избытком.

Перед выборами 2005 года, будучи министром образо-вания и науки областного правительства, я по поручению губернатора Петра Сумина и его заместителя Андрея Косилова в течение 17 дней наколесил по области пять с половиной тысяч километров, побывав во всех городах и районах. Вот тогда я прочувствовал каждой клеточкой, что дорога может не только волновать и радовать, но и сильно-сильно утомлять человека, особенно водителя.

Ну а с философской точки зрения «дорога» есть ожи-дание чего-то нового, неизведанного, шаг и взгляд в бу-дущее. А настроение перед дорогой и в пути может быть самое разное. Скажем, если я еду на машине домой к маме по дороге, знакомой до каждого камня, то понятно, какие на меня «накатывают» чувства и какое настроение может быть у благодарного сына.

А если лечу в Москву по служебным делам — тоже по-нятно, что буквально за четверть века интенсивных по-ездок я хорошо «пообтерся в разных коридорах» и поэтому вполне рационально складываю в голове алгоритм своих действий. Поэтому в дороге к столичному начальству я продумываю разные варианты возможных встреч, бесед, а на обратном пути прикидываю, как реализовать то или иное поручение, приказ, или составляю конкретный план действий.

У меня есть хорошее качество — во время долгого пере-лета я приучил свой организм расслабляться и отдыхать. Как правило, у меня нет каких-то волнений по поводу того, как меня встретят и где я обустроюсь. Все подобные вопросы заранее продуманы, поэтому точно известен путь до гостиницы или как я доберусь на запланированную встречу в каком-то ведомстве.

А вот когда еду куда-то далеко на поезде (недавно возил на родину отца свою дочь и жену), то в купе, как правило, чувствуется особая аура и возникает какая-то романтиче-ская умиротворенность, охватывающая тебя под ритмич-ный стук колес. И ты можешь с незнакомым человеком вдруг разговориться так откровенно, что покажется непо-зволительным даже с самым близким другом. Это можно объяснить только полной уверенностью, что никогда больше не увидишь случайного попутчика.

Привычное дело Владимира Садырина

Ректор ЧГПУ Владимир Садырин, превосходный фотограф и замечательный рассказчик, представляет толику своих снимков о дороге, сделанных в разные годы и в разных местах…

< Дорога в пос. Катавка. Вдали хребет Суук (Холодный)

царь горы


Когда я еду в дальние поездки на автомобиле — напри-мер, в Оренбург (7–8 часов), в Казань (12 часов), в Уфу (6 часов), в Тюмень, Шадринск… — то обычно беседую с во-дителем о житье-бытье или слушаю музыку. Раньше мно-го слушал в машине аудиокниги, в основном школьную программу по литературе. И иногда под настроение могу в ожидании самолета или прямо в самолете что-то печа-тать. Вот так практически напечатал целую книгу своих воспоминаний.

В общем, я могу по-разному использовать дорогу: и как отдых, и как сон, и как беседу с попутчиками, и как рабо-ту — в зависимости от ситуации и настроения. Но, конеч-но, дорога не обходится без приключений. За сорок лет всякое случалось, есть что вспомнить…

Однажды мы возвращались в 45-градусный мороз — поезд на станции Бердяуш сошел с рельсов, и наш вагон покатился буквально по шпалам… Или был случай, когда в автомобиле заклинило коробку передач, и мы доехали из Челябинска в Сатку только на второй скорости. Глубо-кой ночью уже в самом городе наш водитель, будто назло, неукоснительно соблюдал правила дорожного движения и останавливался перед каждым светофором.

Мы с другом — Анатолием Кравцовым — выходили, толкали машину, чтобы завелась со второй скорости, — и на ходу вспрыгивали в салон… Наконец, мне это осто-чертело, и я решил пошутить: когда мы в очередной раз толкнули, я забежал слева к двери водителя, постучал сверху по крыше и спросил: «Скажите, вы точно до Сатки едете?» Водитель рассмеялся, сбросил газ — и мы опять

Дорога для Л. И. Брежнева на оз. Байкал (Иркутск-Листвянка)

Дорога к скалам на Нургуше

Дорога на оз. Зюраткуль

Трасса М-5. Спуск к Уреньге

Старый Сибирский тракт, по которому ссыльные в кандалах шли в Сибирь

Вдоль реки Ай

Туманное утро. Иркускан

Спуск с Уреньги

царь горы


остановились. Тут уж меня отругал товарищ — опять при-шлось толкать…

Еще один памятный случай. В день 80-летия Великой Октябрьской социалистической революции, 7 ноября 1997 года, целые сутки шел снег. И мы капитально застря-ли в дороге на всю ночь. Образовалась пробка длиною в 20 км на вершине Уреньги — ни туда, ни обратно. При двурядном движении машины стояли в шесть рядов! Но-чью подорожало пиво (правда, когда бутылки стали раз-

и дороги не стало. Никто из пионерлагеря «Барабанщик» не смог уехать домой…

В дороге я насмотрелся разных ужасов, в основном ава-рий и смертей. На «трассе смерти» — М-5 погиб мой отец, на автодороге Сатка-Бакал в 23 года погиб мой младший брат… Человек, построив скоростные дороги, подвергает себя огромной опасности. Дорога таит не только благо, комфорт, скорость, но и непредсказуемые последствия… и даже смерть. бк

< Все дороги ведут на Пороги

мерзаться, пиво раздавали бесплатно!), бензин стал до-роже в три раза, «ушлые златоустовцы» съездили в город и под утро стали предлагать пирожки… И только в 9 утра гаишники стали как-то растаскивать пелотон.

А была история, когда на юбилей Сатки пошел страш-ный, невероятный по силе ливень. Он длился больше су-ток, и потоками воды на дорогу принесло камни, а из-под дорожного полотна вымыло грунт, асфальт обрушился —

Челябинск, улица Труда

Ильменский заповедник. Уразбаево

царь горы

Дорога на оз. Зюраткуль. Февраль Бакал. На вершине Шихана


В марте 1985 года я учился в Москве на курсах повышения квалификации в МГУ, где читались очень любопыт-ные лекции и встречались разные интересные люди. Например, с нами учился двоюродный племянник ми-нистра иностранных дел Андрея Ан-дреевича Громыко. Сразу после смер-ти генсека К. У. Черненко всем стало понятно: кто возглавит похоронную команду, тот и будет генеральным секретарем ЦК КПСС. Логику смены власти в стране иллюстрировал опыт погребения сиятельных трупов пре-дыдущих генсеков — Л. И. Брежнева и Ю. В. Андропова. Эта траурная про-цедура «обновления» власти прово-дилась достаточно быстро, буквально в течение двух-трех дней.

С племянником Громыко мы не были друзьями, но учились в одной группе, на одном потоке. И он вполне свободно делился своими впечат-лениями и подробностями, о кото-рых еще никто не знал и вслух не говорил: «Слушай, Серега, нас всех ждут такие перемены, ты и предста-вить себе не можешь!..» — «А что за перемены?» — «Ну, начнутся новые времена…» — «А в чем они будут новыми?» — «Стариков уберут из Политбюро и вообще отовсюду. Это вопрос решенный…» — «А как твой дядя?» — «Он тоже уйдет с поста министра иностранных дел, но полу-чит другой пост, тоже солидный». — «А почему?» — «Горбачев и Громыко заключили какой-то тайный союз, договорились, что Громыко поддер-жит Горбачева во время выдвижения его на пленуме ЦК КПСС и в дальней-шем…»

И именно так всё случилось. Во-прос в том, как племянника Громыко угораздило слить эту информацию? А просто тогда, в 1985-м, уже не было страха. Кстати, сейчас он возвраща-ется, к сожалению. Мы опять в слож-

ной ситуации: всего-то тридцать лет прошло — и как быстро виток спирали закругляется. Официальная пресса давит, мол, не смей говорить, что «Крым не наш», а то тебя сразу же прижучат! А в 1980-х годах не было страха — по крайней мере, в нашей специфической среде гуманитариев, преподавателей и заведующих кафе-драми общественных наук.

Мы учились в Институте повы-шения квалификации в МГУ, где по советским меркам был довольно высокий уровень свободы мысли. И базовые лекции нам читали препо-даватели, которые весьма критично воспринимали социалистический уклад в экономике и политической жизни в Советском Союзе. Передо-вая профессура, как правило, отли-чалась особой тягой к либерализму, к независимости оценок. Например, спецкурс по экономике сельского хозяйства читал Алексей Михайло-вич Емельянов, который на первой же лекции заявил: «Я — последний крестьянин в МГУ!» И, правда, у него были крестьянские корни, родился и рос в Смоленской области. Кстати, прошло всего несколько лет, и имен-но А. М. Емельянов стал первым ректором-президентом Российской академии государственной службы, в которой я сейчас работаю. А в вось-мидесятые годы Алексей Михайлович выделялся прогрессивным мышлени-ем и смелостью суждений по поводу организации экономики сельского хозяйства в стране…

А еще я записался на семинар Анатолия Павловича Бутенко, из-вестного и по тем временам смелого социального мыслителя, который написал статью, вызвавшую большой резонанс в философской среде, — «Противоречия при социализме». Он задал однозначный вектор такой фразой: «Мы говорим о социализме, о развитом социализме — но мы не знаем общества, в котором живем». Импульс к обсуждению подобных публикаций придал приход к власти Ю. В. Андропова. Такой посыл стал мощным толчком для мыслящих лю-

дей! Это было воспринято как сигнал к обсуждению того, что в стране про-исходит что-то не так: мы влезаем в страшные долги, ослабли те самые «духовные скрепы», что сейчас часто упоминаются.

Советская система была типичным авторитарным режимом, который во многом зависел от личности перво-го руководителя. Поэтому три под-ряд смерти престарелых генсеков КПСС — Леонида Брежнева, Юрия Андропова и Константина Чернен-ко — привели к мощному внутри-элитному напряжению, переросшему в открытый конфликт. А я тогда сам пытался разобраться — кто с кем и кто против кого?

В составе советской властвующей элиты можно было выделить три ос-новные группы интересов. Первая — государственники и военные, вклю-чая представителей ВПК; вторая — высшие партийные работники, всег-да отличающиеся своим положением от всех прочих; третья — «красные директора», то есть руководители хозяйственных структур, и часть пар-тийных работников, по своей карьере связанных с ними.

В итоге после трехкратного пере-напряжения в 1982–1985 годах, свя-занного с пышными похоронами ген-секов, в поиске устраивающего всех компромисса победила третья груп-пировка. А новый генсек — Михаил Горбачев, 54 лет от роду, — в принци-пе выражал их интересы и выступал за то, чтобы именно эта «группа вли-яния» получила сначала хотя бы боль-шую степень свободы в принятии решений, а потом право определять политический курс развития страны. Об этом уже тогда говорилось вслух, публично, но я полагаю, что у всех акторов перестроечного процесса та-ился в подсознании и сугубо личный корыстный интерес.

Драма состояла в том, что крупная собственность, которой «красные ди-ректора» управляли де-факто по сво-ему разумению, используя ее для ре-шения государственных задач, а по-путно и для собственных интересов,

В связи с 25-летним юбилеем развала Советского Союза, отмечаемого в 2016 году всей «прогрессивной» либерально-демократической общественностью, редакция бк становится на безвозмездную трудовую вахту с намерением еще выше поднять знамя новейшей России в пристрастных опусах скромных летописцев.Мы вновь обращаемся к площадке «Начало конца», на которой уже побывали философ Вячеслав Липский и первый губернатор Челябинской области Вадим Соловьев, и представляем воспоминания авторитетного уральского политолога и социолога — Сергея Зырянова…

«Серега, нас ждут такие перемены!..»

Сергей Зырянов. ЧГПИ, 1982

В 1985-м уже не было страха

социум


социум

не могла быть передана им де-юре в бессрочное пользование, например, с правом продажи или наследования их родственниками. Подобное ис-ключалось в принципе, хотя «крупные руководители» всегда пользовались «общими благами» в групповых и лич-ных корыстных интересах на полную катушку. То есть «верхушка» какого-нибудь машиностроительного или металлургического завода-гиганта вполне могла себе позволить жить на широкую ногу, а не на зарплату, без зазрения совести оправдывая это сложившейся системой привилегий и интересами дела.

В каждом областном центре или от-носительно крупном городе союзного значения обустраивались так назы-ваемые «дворянские гнезда», где оби-тала местная номенклатура — пар-тийное и хозяйственное руководство, а также силовики. Скажем, в Челябин-ске «номенклатурным оазисом» был «городок МВД», очерченный проспек-том Ленина, улицами Красной, Сони Кривой и Свердловским проспектом. В Свердловске, где жил первый секре-тарь обкома Борис Ельцин, такое же «дворянское гнездо» было свито на улице Рабочей молодежи, рядом с пло-щадью 1905 года, и позже еще одно обосновалось в районе перекрестка улиц Малышева и Белинского.

Когда в первой половине 1970-х годов я и мои сокурсники, включая будущего госсекретаря России Генна-дия Бурбулиса, обсуждали подобные темы, то вполне себе понимали, что единство партии и народа, а также монолитность членов Политбюро ЦК КПСС являлись мифом, за которым скрывалась внутриэлитная борьба и разобщенность интересов высшего руководства партии.

И борьба разных групп интересов, обострившаяся через десять лет — в середине 1980-х, очень четко про-явила набравшие силу противоречия, что наглядно описал Виль Липатов в своем замечательном романе «Игорь Саввович». К приходу Горбачева связ-ка между партийными работниками, силовыми структурами и директора-

ми-хозяйственниками начала трещать и ломаться. Пожалуй, даже простые обыватели имели какое-то — пусть и смутное — представление о мощном конфликте, имевшем место в начале 1980-х между главой КГБ Юрием Ан-дроповым и главой МВД Николаем Щелоковым. Ну а подковерная борь-ба, что происходила «на местах», была очевидна уже многим.

Раньше, скажем, первый секретарь горкома партии, начальник милиции и руководитель градообразующего предприятия как-то старались ладить друг с другом, чтобы поддерживать согласованную линию поведения. Правда, они и следили друг за другом в поисках компромата на коллег и со-перников в надежде, что это может пригодиться в сложной ситуации как некая гарантия против атаки на само-го себя.

Но тут, как бы вопреки принятым правилам, отдельные внутренние кон-фликты стали проявляться непосред-ственно на поверхности обществен-ной жизни — то есть не в кухонных спорах, а в общем информационном пространстве и даже в публичных об-суждениях в трудовых коллективах.

Конечно, в Москве и Ленинграде люди чувствовали себя заметно сво-боднее, чем в провинции. В столицах и уровень жизни, и уровень образо-вания, и возможность доступа к по-литической информации были значи-тельно выше. Например, «вражеские радиоголоса» здесь, в Челябинске, мы своими приемниками ловили с боль-шим трудом, причем, как правило, глубокой ночью, а москвичи и ленин-градцы могли при желании даже непо-средственно пообщаться с «живыми» иностранцами. Да и возможность выезжать за границу, по крайней мере у столичной элиты и интеллигенции, была вполне реальной.

Такие факторы «унавоживали» почву для «прорастания и проклевы-вания» более независимых суждений и оценок у осведомленной, «продви-нутой» и критично настроенной части общества. В то же время у «рядовых» граждан нарастало отчуждение и не-

верие в те идеалы, которые официаль-но декларировались представителями властвующей элиты, поскольку всё более очевидной становилась разни-ца между политическими лозунгами и реальной жизнью.

Этот зазор разламывал сознание людей, подрывал доверие к идеоло-гии, Советскому Союзу и к социали-стической системе вообще. Впрочем, у нас это был даже не социализм в его теоретическом, научном представле-нии, а просто фигура речи, обознача-ющая фактический государственный феодализм с вкраплениями латентных капиталистических отношений. Да, условно принято называть наше про-шлое «социализмом», но по существу у нас сложился государственный феодализм, возведенный в абсолют централизованный механизм управ-ления.

Однако в нашем «народном хозяй-стве» производственные отношения строились не только на плановой основе — в Советском Союзе, наряду с феодальными, «бытовали» и вполне себе рыночные структуры и меха-низмы. С остальным миром мы ведь все равно экономически взаимодей-ствовали, а не только ему противо-стояли — мы сотрудничали не только со странами «социалистического лагеря», но и со «зловредными капита-листами».

Разрушение СССР произошло по тем же основаниям, по каким в прин-ципе рушатся все авторитарные режи-мы — в том числе из-за вынужденной и явно избыточной частоты смены первых лиц системы — генсеков КПСС. А для подобных режимов и ра-зовое обновление власти, смена выс-шего правителя — весьма серьезная проблема. Кстати, если сегодня мы можем квалифицировать сложивший-ся в современной России режим как электоральный авторитаризм — хотя в терминологии можно еще покопать-ся и поискать более точный термин, — то для российского общества ситуация со сменой первого лица в государстве тоже может быть весьма сложной и опасной.

и американской разведок, но и воен-ных машин. Впрочем, здесь оно пред-ставляется в версии взгляда именно с нашей стороны. Но тогда это было нормальное явление, все прекрасно понимали, что мир состоит из двух геополитических полюсов. И каждый из них — СССР и США — пытался всеми правдами и неправдами удер-жать своих союзников, расширить и укрепить территорию своего гео-политического влияния. То же самое в мире происходит и сегодня, и наша страна пытается играть в этом про-цессе посильную роль.

И у нас в пединституте звучала Афганская тема, но все-таки в первое время она была почти закрытой. Кое-что понималось из рассказов бывших афганцев, поступавших учиться. А по-том, как я полагаю, события в Афгани-стане стали причиной прихода к вла-сти Юрия Андропова как «сильного лидера, способного принимать силь-ные решения». Правда, когда он умер, это же стало ставиться ему в пику, его уже начинали критиковать за то, что он допустил неуправляемое развитие ситуации в Афганистане.

Наши военные и политические стратеги буквально метались, не зная, как правильно вести себя в этой стране. Официально мы вроде как друзья афганского народа, а не-официально мы их, мирных афган-цев, убивали. Поэтому и тактика ведения боевых действий в Афга-нистане была крайне непоследова-тельной и эклектичной. Наверное, если бы стояла задача завоевать эту территорию — СССР ее бы завоевал.

Но такую задачу боялись ставить официально. К тому же она была просто бессмысленной: зачем нужна нищая территория? Чтобы ее потом содержать? Но зачем?

Одним из факторов, ускоривших развал СССР, безусловно, явилась Аф-ганская война (1979–1989), которую я сразу воспринял как трагедию. Война всегда была катализатором кризиса политического режима. О вводе Огра-ниченного контингента советских войск на территорию Демократиче-ской Республики Афганистан я узнал от своего родственника-свояка. Он был довольно ехидным человеком и едко заметил: «Аа-а, наши опять вляпались — ввели войска в Афга-нистан!» Возможно, именно такая первая подача информации и насторо-жила. Тем более что я немножко знал подоплеку случившегося из разных источников информации.

Надо вспомнить, что американцы открыто не противостояли нашему вторжению в Афганистан, они дей-ствовали из-за спины: сначала подтал-кивали СССР к вмешательству, а по-том создали движение сопротивления, начали вооружать моджахедов, вести их подготовку в военных лагерях и, наконец, стали передавать стинге-ры для борьбы с советской авиацией. По существу это был типичный кон-фликт 1960–1970-х годов, когда случа-лись «разборки» сверхдержав где-то в Африке, например в Анголе, где мы поддерживали одну конфликтующую сторону, а американцы — другую. Интересы двух сверхдержав сталки-вались постоянно и по всему миру, но особенно остро на дуге нестабильно-сти. Естественно, каждый стремился «накачать» своих друзей в третьей стране оружием, военными советни-ками и подталкивал всё к войне…

Роман Юлиана Семенова «ТАСС уполномочен заявить…» и заме-чательный фильм, поставленный по нему режиссером Владимиром Фокиным, наглядно показывают противостояние не только советской

Я уже говорил раньше, что заведу-ющий кафедрой научного комму-низма Челябинского пединститута Вячеслав Липский всегда отличался от коллег ярко-проблемным стилем мышления. И даже на таком пустом бессодержательном пространстве, каким являлась официальная иде-ология в СССР, он умел находить какие-то крючочки и вылавливать интересные нюансы политических проблем.

Мы, «профессиональные гумани-тарии», в советское время (правда, в разной степени) являлись как бы «двойными людьми». Тогда это пред-ставлялось практически неизбежным следствием безраздельного доми-нирования официальной государ-ственной идеологии: публично, вслух почти все говорили одно, а в нефор-мальном общении могли позволить себе какие-то вольности в оценках «текущего момента»… В общем, всё происходило примерно так, как у ге-роев повестей Юрия Трифонова.

Кафедра научного коммунизма, ЧГПИ, 1980-е годы

Зачем нужна война?

Мы – профессиональные гуманитарии


Когда же в стране наступила «тре-вожная осень социализма» — стали проявляться активные попытки вла-ствующей элиты обновить часть пар-тийного руководства на всех уровнях в соответствии с новым курсом ген-сека Горбачева, который был назван «перестройкой». Понятно, что импуль-сы к обновлению шли «сверху». Если там принималось какое-то важное партийное решение — то неизбежно, в той или иной форме, аналогичное решение дублировалось на уровне об-комов и крупных горкомов партии.

В это самое «перестроечное вре-мя» Вячеслава Липского оторвали от нашей кафедры и пригласили, или лучше сказать «взяли», в Челябинский горком партии на должность секрета-ря по идеологии. Это была инициати-ва Вадима Соловьева, который в 1984 году вернулся в Челябинск после работы в ЦК ВЛКСМ и поначалу занял должность второго секретаря горко-ма. И уже при Горбачеве Соловьев стал первым секретарем и всерьез за-нялся обновлением кадрового состава партийных работников. И казалось бы, ни с того ни с сего такие люди, как я или мой коллега — преподаватель философии Владимир Помыкалов, вдруг оказались избранными в состав горкома партии. Кстати, в горком тог-да входило около сотни членов.

Таким образом, Соловьев стал формировать собственную «группу поддержки», поскольку внутри партии уже явно обозначилось конфликтное противостояние между разными «группами интересов» — «прогрес-соров», сторонников перестройки, и консерваторов, ее противников. Например, Владимир Стручков, че-ловек весьма традиционных взглядов на социализм, выдвиженец одного из оборонных заводов, как бы пред-ставлял консервативное крыло партии в противовес позиции Соловьева и его команды.

Правда, тех, кто пробовал думать свободнее, еще нельзя было считать такими уж завзятыми вольнодумцами и борцами за свободу. Просто люди всё чаще позволяли себе публично

высказывать собственное мнение, вы-ходящее за рамки официальной точки зрения на актуальные проблемы. И это, кстати, касалось и нашего по-нимания прошлого, а особенно — ста-линской эпохи.

Я был членом горкома партии, но у меня, в отличие от Липского, прак-тически не было прямого доступа к первому секретарю Вадиму Соло-вьеву. И скоро мне уже стало непросто добраться и до Вячеслава Ивановича, поскольку он оказался как бы в дру-гом слое властвующей элиты. Тем не менее именно от Липского мы стали узнавать о противоречиях в «верхних слоях атмосферы» и о растущем на-пряжении между какими-то персо-нами и группами влияния в регионе, в частности, между «демократиче-ским» горкомом КПСС и консерватив-ным Челябинским обкомом.

И тут наступил 1989 год, знаковый год в нашей истории, когда было при-нято решение проводить реальные вы-боры на конкурентной основе — как в партийные, так и советские органы власти. Эта новая ситуация позволила разрешить накопившиеся противоре-чия демократическим путем. На пер-вых конкурентных выборах Липский был избран секретарем полностью обновленного обкома КПСС, а Вадим Соловьев в соответствии с рекомен-дацией ЦК должен был сначала из-бираться в городской Совет, а потом в горком. И вот на волне радикальных перемен Соловьев оставил должность секретаря горкома, пошел на вы-боры депутатом городского Совета народных депутатов и стал его пред-седателем, отказавшись от избрания в горком партии.

Важная метаморфоза — человек, который всю жизнь упорно делал комсомольско-партийную карьеру, вдруг отказывается от построенного карьерного партийного будущего, хотя у него наверняка были шансы са-мому попасть в состав обкома КПСС. Впрочем, эти шансы являлись скорее теоретическими, поскольку Соловьев многим не нравился жестковатой прямотой по поводу оценок происхо-

дящего в стране. А еще многим ока-зались не по душе управленческие решения, которые он предлагал. И, видимо, Соловьев сделал для того времени правильный карьерный шаг, так как позже именно он возглавил администрацию Челябинской области в октябре 1991 года. А далее — вплоть до декабря 1996 года — руководил ре-гиональными реформами.

Вадим Соловьев, работая с 1980 по 1984 год в ЦК ВЛКСМ, а затем в верх-нем эшелоне региональной власти, имел возможность своими глазами разглядеть изнанку «той жизни» с ее лукавством и двоемыслием, которое во властной среде проявлялось еще острее. И я полагаю, что у него тоже назрел внутренний ценностный кризис. Наверное, поэтому Вадим Павлович пригласил к сотрудничеству Липского и замечательного журна-листа Геннадия Лубнина. Они стали для него надежными помощниками в оценке происходящих политических и идеологических событий, а еще работали над важными текстами и докладами. Кстати, Вячеслав Ива-нович иногда мне признавался: «Мы с Геной в докладе секретаря горкома застолбили такие-то вещи…» Но я по неопытности не придавал этому боль-шого значения, поэтому ничего кон-кретного в памяти не осталось…

РАН заявляет, что не видит альтерна-тивы случившемуся и что сложивший-ся режим далее существовать не мог.

Как же понять то, что произошло в те годы? Ведь раньше институты власти довольно умело эксплуатиро-вали ненависть людей друг к другу, которая, в частности, проявлялась в тайном доносительстве или в пу-бличных обвинениях на партийных собраниях. И вот — когда ценности коммунистического режима стали совсем уж дырявыми, когда ослабли традиционные институты аккуму-ляции человеческой энергии и вы-вода ее из человека во внешнюю среду, — начались колебания основ общественного устройства. И эти «колебания» выливались порою не только в проявление гражданского возмущения, но даже в трагические, кровавые события…

17–18 декабря 1986 года в тогдаш-ней столице Казахстана Алма-Ате случились националистические вы-ступления казахской молодежи. Они были спровоцированы решением Михаила Горбачева сместить первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Динмухамеда Кунаева и заменить его на Геннадия Колбина, бывшего секретаря Ульяновского обкома. Во время массовых беспорядков погибли три человека, а более тысячи полу-чили тяжкие телесные повреждения. То было одно из первых выступлений в союзных республиках против цен-тральной власти и лично Горбачева.

Дальше — больше. В июле 1987 года более сотни крымских татар устроили манифестацию на Красной площади с требованием восстановить национальные права татар в Крыму. В конце февраля 1988 года случились беспорядки на этнической почве в городе Сум-гаите Азербайджанской ССР. Они сопровож дались массовым насилием в отношении армянского населения, грабежами, убийствами, поджогами и уничтожением имущества армян. По официальным данным Генпроку-ратуры СССР, погибло 26 армян и 6 азербайджанцев, более сотни чело-

век было ранено, телесные повреж-дения различной степени тяжести получили 276 военно слу жа щих.

В 1988 году предельно обострился этнополитический конфликт в За-кавказье между азербайджанцами и армянами, который имел давние исторические и культурные корни. А в годы перестройки конфликт при-обрел особую остроту на фоне резко-го подъема национальных движений. Эти события вышли за рамки локаль-ной проблемы. Вопрос заключался в том, кому — Армении или Азер-байджану — должен принадлежать Нагорный Карабах?

Политическое руководство страны не было готово к подобным вызовам и общественным катаклизмам. А к осени 1988 года в Нагорном Карабахе фактически начались боевые дей-ствия, приведшие к большой крови и массовому исходу армян, прожи-вающих в Азербайджане (около 200 тысяч). В свою очередь из Армении насильно были высланы порядка 125 тысяч азербайджанцев.

К весне 1989 года разразился еще один этнический конфликт — между грузинами и абхазцами. Абхазцы требовали выхода своей автономной республики из состава Грузинской ССР и восстановления ее в статусе со-юзной республики. Грузины в ответ возмутились и провели серию мас-совых митингов протеста. Тогда же ярко проявился лидер грузинских на-ционалистов, в прошлом диссидент, Звиад Гамсахурдиа — сын известного писателя Константина Гамсахурдиа.

4 апреля 1989 года в центре Тби-лиси начался бессрочный митинг, выдвинувший казавшиеся всем провокационными лозунги: «До-лой коммунистический режим!», «СССР — тюрьма народов!» и проч. Ядро протестующих составляли быв-шие воины-«афганцы» и спортсмены, вооруженные металлическими пру-тьями, цепями, камнями и даже огне-стрельным оружием. Для подавления митинга 8-9 апреля были привлечены внутренние войска, мотострелковый полк дивизии имени Дзержинского,

полк ВДВ, Пермский и Воронежский ОМОН, а также другие боевые части. Руководил операцией командующий Закавказским военным округом ге-нерал Игорь Родионов, впоследствии дослужившийся до министра обо-роны России. С обеих противобор-ствующих сторон погибли около 20 человек, десятки были ранены…

И уже в мае-июне 1989 года в Фер-ганской области Узбекской ССР раз-горелся межэтнический конфликт между узбеками и турками-месхетин-цами. Опять были привлечены армей-ские части, и опять погибли люди. Считается, что с обеих сторон были убиты свыше 100 человек, из которых больше половины составили турки-месхетинцы. Кроме того, погибли более 30 узбеков, и еще были жертвы среди военнослужащих СССР. Ну а ра-неных оказалось более 1000 человек!

Таким образом, во многом на под-нявшейся волне межнациональных конфликтов и вопреки десятилети-ями насаждаемой сверху иллюзии о нерушимом единстве многонаци-онального советского народа, мол, «я, ты, он, она — вместе целая стра-на…» зашатался фундамент нашего Советского Союза. На мой взгляд, ключевая причина произошедшего кроется в том, что, как только «вер-тикальные государственные скрепы» управления начали переходить в го-ризонтальную плоскость, автори-тарное государство затрещало и рух-нуло в кратчайшие исторические сроки.

Все вдруг увидели, что всем вместе жить плохо. Тут пришла якобы спаси-тельная мысль: вот если мы отделим-ся в свое маленькое национальное государство и будем жить как бы сво-ей семьей, то всё у нас будет хорошо. Поэтому самое главное — выгнать чужих с родной земли, в том числе и с помощью кровавого насилия. Это стало очень мощным деструктивным фактором, вообще разрушающим управляемость обществом и государ-ством. Вслед за политическими ката-клизмами последовало и разрушение экономических связей…

В одной из недавних публикаций в «Независимой газете» историк и по-литолог Юрий Пивоваров отвечает

примерно на такой по смыслу вопрос: «Можно ли себе представить другое развитие событий во время пере-стройки, например, что Советский Союз удержался бы от распада и со-хранился бы в каком-то обновленном качестве?» И авторитетный академик

«СССР – тюрьма народов!»

социум


В декабре 1991 года всем нам свои-ми глазами пришлось увидеть круп-нейшую геополитическую катастрофу ХХ века — распад могучего Советско-го Союза. По моему субъективному убеждению, как бы главные действую-щие лица «исторического спектакля» в Беловежской пуще — Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шуш-кевич, а также мой университетский товарищ Геннадий Бурбулис — не яв-ляются теми субъектами, на которых следует возлагать персональную от-ветственность за развал СССР.

Страна стояла на грани граждан-ской войны, но не они привели ее к этой грани. Просто судьба предо-ставила им шанс совершить исто-рический акт и произнести слова: «Союз Советских Социалистических Республик прекратил свое суще-ствование». И закрыть занавес… Таким образом, население союзных республик и местные элиты полу-чили возможность самостоятельно определить свое будущее. И это, на мой взгляд, позволило избежать «югославского варианта» распада государства.

они свершили революцию в головах советских людей.

Многостраничные периодические журналы: «Октябрь», «Дружба на-родов», «Нева», «Москва», «Новый мир» — были нарасхват, несмотря на миллионные тиражи! Буквально в каждом номере публиковалось что-то необычное, чего раньше вообще невозможно было ни прочитать, ни услышать. Я уже не говорю про до-ступность иностранной литературы как совершенно нового информаци-онного пласта. Новое знание подпи-тывало аргументацию и усиливало позицию либерально ориентиро-ванной части интеллигенции, в том числе и партийной…

Любопытно, что одним из первых государственных решений Горбаче-ва была антиалкогольная кампания. 16 мая 1985 года вышел знаменитый Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьян-ством и алкоголизмом, искорене-нии самогоноварения», который преду сматривал административные и даже уголовные наказания. А пред-шествовали ему Постановление ЦК КПСС («О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма») и Поста-новление Совмина СССР № 410 («О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению само-гоноварения») от 7 мая 1985 года.

Таким образом, всем партийным, административным и правоохрани-тельным органам предписывалось решительно и повсеместно усилить борьбу с пьянством и алкоголизмом, причем предусматривалось значи-тельное сокращение производства алкогольных напитков, числа мест их продажи и времени продажи. Было создано Всесоюзное общество трезвости. Что это полная дурь — было понятно сразу. Я в это время был в Москве на повышении квали-фикации и как раз застал первые по-следствия принятия антиалкоголь-ного закона.

Одного нашего преподавателя, ко-торый немного погулял с московски-ми друзьями и слегка «под мухой»

Николай Яковлев, в частности, из-ложил конспирологическую версию того, что именно и почему произо-шло с Андреем Дмитриевичем Саха-ровым, академиком, трижды Героем Социалистического Труда. А я лично в то время как-то двойственно от-носился к этому явно талантливому, смелому и незаурядному человеку. У меня не было полного доверия к его диссидентской позиции, по-скольку прежде он был обласкан со-ветскими властями как выдающийся физик, разработчик термоядерной бомбы, но вдруг диаметрально изме-нил свои взгляды и стал выступать с критикой политики Советского государства. А это, при отсутствии доверительной информации, вы-зывало, с одной стороны, некоторую настороженность, а с другой — чув-ство жалости к гонимому властями человеку.

Правда, всё это происходило в Москве, в столице, а у нас в Че-лябинске не было какой-то своей особенной дискуссионной темы для местной полемики, как и сво-ей контрэлиты или общественной оппозиции. Пожалуй, я могу вспом-нить только одного челябинского диссидента — это выпускник ЧГПИ Анатолий Арендарь, автор ряда дис-сидентских акций и публикаций, который имел прямые контакты со столичными оппозиционерами, включая Сахарова и даже Алексан-дра Исаевича Солженицына. Кста-ти, Вячеслав Липский хорошо знал Арендаря, но я с ним пересекался только несколько раз.

В 1980-е годы в Челябинской области еще не было активно на-строенной контрэлиты. Кстати, нынешнего главного редактора «Че-лябинского рабочего» Бориса Кир-шина в первый раз я увидел в 1987 году, когда он пришел брать у меня интервью в связи с демонстрацией в день 7 ноября. Студенты ЧГПИ вышли с лозунгами типа «Партия, дай порулить!», что у официальных структур вызвало недовольство. Я был членом парткома института

и отвечал за идеологию, а Киршин представлял газету «Комсомолец» и пришел ко мне обсудить возник-шую проблему. Кстати, вскоре после этого Киршин перешел в «Челябин-ский рабочий», который и возгла-вил в 1991 году в результате выборов в трудовом коллективе.

Основные темы для раскола об-щественных настроений поставляла союзная властвующая элита. В ок-тябре 1987-го Борис Ельцин на Пле-нуме ЦК КПСС выступил с критикой Горбачева и достигнутых за два года результатов перестройки. Пафос его выступления выражался в том, что перестройка не дает результатов, которые были обещаны народу. Конечно, кадровые коммунисты-консерваторы встретили Ельцина в штыки. И тогда же прозвучала зна-менитая фраза Егора Лигачева «Бо-рис, ты не прав!». А потом начался какой-то кавардак со здоровьем Ельцина, и возникло такое ощуще-ние, что он как бы сделал смелый шаг, но испугался и отступил чуть-чуть назад…

Кстати, примерно в то же время студент филологического факульте-та пединститута Андрей Корецкий, сегодня весьма известный блогер, выпустил со своими однокашни-ками несколько стенгазет в аван-гардистском духе, с легким крити-ческим зарядом, причем в эдаком непривычном для консервативного педагогического вуза авангардист-ском же оформлении. У нас ведь фактически не было никакого пар-тийного контроля за содержанием стенных газет, но после ряда едких критических статей в стенгазете по-явился «ответственный секретарь».

А весной 1988 года случилось важное событие на идеологическом фронте. 13 марта в газете «Совет-ская Россия» было опубликовано письмо преподавателя Ленинград-ского технологического института Нины Андреевой — «Не могу по-ступаться принципами». В письме осуждались появившиеся в прессе после объявления перестройки ма-

пришел в общежитие МГУ, бдитель-ные вахтеры, учуяв характерный запах, задержали и сообщили куда надо. Через два дня состоялось пар-тийное собрание преподавателей потока — обстановка была напря-женная, никто из присутствующих не хотел поддерживать президи-ум, проводивший это собрание. Но в итоге беднягу отчислили из ИПК и отправили письмо по месту его работы. Я даже допускаю, что сломали мужику судьбу. Вот такие были «перегибы на местах».

1985 год запомнился еще матчем шахматных гигантов: Анатолия Кар-пова и Гарри Каспарова. Я болел за Карпова как за нашего земляка! Его тогдашние взгляды у нас никому не были известны и публично не транс-лировались, но различные «голоса» поясняли болельщикам шахматного поединка о противостоянии Карпо-ва, якобы символа коммунистиче-ского режима, и Каспарова, молодо-го человека с «новым мышлением», сторонника свободы мысли.

Однако я тогда не связывал с по-литикой этот шахматный матч за мировую корону между двумя совет-скими гроссмейстерами. И только позже заметил, что Каспаров дей-ствительно начал проявлять какую-то политическую активность. В 1989 году я увидел Гарри Кимовича среди членов межрегиональной группы народных депутатов СССР, в которой блистали Гавриил Попов, Анатолий Собчак, Юрий Афанасьев, Николай Травкин, Геннадий Бурбулис — наши прорабы демократии.

Примерно в середине 80-х воз-никла масштабная полемика в связи с личностью легендарного физика и правозащитника Андрея Сахарова. Историк Николай Яковлев написал книгу «ЦРУ против СССР» для форми-рования определенного правильного общественного мнения у населения СССР. Она многократно издавалась в СССР на русском и на языках на-родов союзных республик и даже на английском общим тиражом свыше трех миллионов экземпляров.

териалы, критикующие социализм и политику И. В. Сталина.

Решительная ленинградская пар-тийная дама-преподаватель требова-ла вернуться к оценке происходящих в стране событий с партийно-клас-совых позиций. Она утверждала, что «именно сторонники “леволибе-рального социализма” формируют тенденцию фальсифицирования истории социализма» и упрекала их в западничестве и космополитизме.

Кстати, о Сталине. В конце июня 1988 года Горбачев решил созвать XIX партийную конференцию. Такие мероприятия, промежуточные меж-ду партийными съездами, у нас не проводились со времен вождя всех народов. Но с началом перестройки политическая жизнь в стране оживи-лась вследствие «ускорения», «глас-ности» и «демократизации» деятель-ности властных органов.

Поэтому и было решено не ждать очередного XXVIII съезда КПСС, на-меченного на 1990 год, а обсудить назревшие проблемы на конферен-ции. Тем более что в общественном сознании уже стало сказываться представление, что «перестройка» не ускоряется, а тормозится. И вместо продекларированного сверху каче-ственного улучшения экономики и вообще жизни трудящихся на-метилось очевидное ухудшение, за-кончившееся возвратом карточной системы распределения.

Кроме того, мы стали очевидцами жесткого противостояния в верхних эшелонах власти, чего еще недавно просто невозможно было вооб-разить. С одной стороны, начали активничать и энергично проводить свою линию сторонники члена По-литбюро ЦК КПСС Александра Яков-лева, который считался главным идеологом перестройки. С другой стороны, напряглось консерватив-ное большинство «строителей ком-мунизма», верных идеям Маркса-Эн-гельса-Ленина, естественно, в своей интерпретации.

На партконференции и предпо-лагалось «выяснить отношения»

Общий фон общественно-политиче-ской жизни после прихода к власти Михаила Горбачева менялся очень быстро. Повторюсь: многое из того, что раньше было запрещено даже просто обсуждать в кругу близких или сослуживцев, превратилось в предмет публичных дискуссий и факт повсе дневной действитель-ности. Причем всё происходило в нарастающем темпе. И, как мне ка-жется, довольно значимую роль для интеллигенции, для читающей и ду-мающей публики сыграли литера-турные «толстые журналы». Именно

Партия, дай порулить!

социум


между двумя партийными группи-ровками. Вот такие базовые смыслы закладывались в это собрание. Надо признать, что «прояковлевских» де-легатов конференции было сравни-тельно немного. Думаю, значитель-ную часть их составляли как раз ву-зовские преподаватели, способные публично высказывать свое мнение и оценки.

Причем, как мне кажется, в памя-ти интеллектуальной элиты таилось генетическое ощущение страха, формировавшееся в сознании уже нескольких поколений советских людей, задавленных жестко выстро-енной коммунистической системой воспитания, образования, идео-логической пропаганды и репрес-сий, поэтому каждая высказанная свободная, смелая идея была свое-образным резонатором, помогав-шим многим выдавливать по капле из себя раба.

Естественно, более молодые люди живее откликались на провоз-глашенные сверху перемены. Вот почему и студенты нашего педин-ститута осмелились на лозунги типа «Партия, дай порулить!» и какие-то смелые, критичные заметки в стен-газете. А я, отвечавший за идеоло-гический сектор в парткоме, уже сам понимал, что нам жизненно необходимо то, что называли демо-кратическими реформами.

Правда, ребят я как бы журил и призывал их «взаимодействовать и действовать согласованно», но они правильно делали, что ничего не согласовывали, никто бы им эти лозунги заявить публично не по-зволил. С другой стороны, я старал-ся препятствовать тому, чтобы этих задир серьезно наказывали. А во-обще, преподавать в конце 1980-х было очень интересно. Тем более мы уже перестали преподавать на-учный коммунизм. Вместо него я предложил на выбор два курса: социологию и политологию. И в результате сам стал читать социо-логию на факультете иностранных языков…

Петр Сумин в 1980-е годы уже был довольно известной персоной. В 1980–1984 годах он был вторым, затем первым секретарем Металлур-гического райкома КПСС. А следом перешел на «хозяйственную рабо-ту» — возглавлял Челябинский гор-исполком и позже стал первым за-местителем председателя облиспол-кома. В 1988 году Сумин вернулся на партийную работу и на альтернатив-ной (!) основе был избран вторым секретарем обкома партии. В 1989 году он стал председателем Челябин-ского облисполкома, а в 1991-м был избран председателем Челябинского областного Совета народных депу-татов. Причем с 1990 года он парал-лельно являлся народным депутатом России и входил во фракцию «Ком-мунисты России».

У Вячеслава Липского с Петром Суминым были давние хорошие человеческие отношения. И мы на кафедре «пользовались» этим. На-пример, в начале 1980-х годов беше-ной популярностью пользовалось приложение к еженедельнику «Ого-нек», которое называлось «Народная библиотека “Огонька”». Главным редактором журнала был Виталий Коротич. Подписка на приложение стала настоящим дефицитом, а Лип-ский умудрялся как-то договари-ваться, чтобы оформить ее на нашу кафедру. Мне лично доводилось ездить в Металлургический район за талончиками для оформления этой подписки.

Конечно, с Суминым я тогда не встречался, а имел дело с его помощ-никами. Но и со стороны видел, что Петр Иванович как человек обладал редким личностным обаянием. Ду-маю, этим врожденным качеством

Сумин очень умело пользовался. Он мог выстроить разговор практиче-ски с любой аудиторией. В нем не было нарочитой жесткости, которой нередко любили козырять партий-ные руководители, причем самого разного калибра. Полагаю, он тоже умел крепко отругать подчиненного, и даже допускаю, что мог в сердцах сказать по матушке, но, видимо, на публике брал все-таки демонстраци-ей своего искреннего человеческого отношения и заботы…

Кстати, Петр Сумин и Вадим Соловьев в молодые годы были до-вольно близки и даже дружили семьями — во всяком случае, мне известно, что садовые участки у них были смежные и поначалу вообще не разделялись никаким забором. Правда, потом забор — и фактиче-ский, и ценностный — вдруг вырос до небес, а следом вообще с этим садовым соседством и дружбой было навсегда покончено.

А почему? Потому что уже к ру-бежу 1980–1990-х годов между ними четко проявились различия в жизненных и идеологических ценностях. А к середине 90-х они и вовсе стали если не врагами, то однозначными антиподами. Сумин был верен сложившейся практике госуправления и поддерживал по-следнего первого секретаря Челя-бинского обкома КПСС Анатолия Литовченко, московских партийных и хозяйственных функционеров типа Егора Лигачева и Николая Рыжкова, а потом вошел во фракцию КПРФ в Госдуме, возглавляемую Геннадием Зюгановым.

А Соловьев, напротив, был явно «прояковлевски» ориентированным человеком. Он увлекся риторикой известных демократических публи-цистов-рыночников Николая Шме-лева, Отто Лациса, Игоря Яковенко и др. А потом уже всецело проникся идеями экономических реформ Его-ра Гайдара и Бориса Ельцина. Таким образом, между прежними соратни-ками и друзьями молодости нака-пливался потенциал непонимания,

со временем перешедший в сильную взаимную неприязнь.

Кстати, уже упомянутая выше ста-тья Нины Андреевой «Не могу посту-паться принципами» вообще взорва-ла всё общество, обнажив какие-то прежние полунамеки и фактически поставив перед «еще не определив-шимися» членами партии ситуацию выбора — занять свою позицию либо «слева», либо «справа». Думаю, тот ход Андреевой был направлен отчасти против нерешительного Горбачева, а отчасти и против бру-тального Ельцина с его манерами публичного полудемократа-полу-популиста. Причем статья была опубликована в «Советской России» именно в отсутствие в стране Горба-чева. Это тоже весьма любопытный штрих, говорящий о большом напря-жении в верхних слоях партийной атмосферы.

И, между прочим, под влиянием этих бурных политических процес-сов наша кафедра в пединституте оказалась пусть неявно, но разделен-ной на две группы. Галина Сачко уже начинала делать партийную карье-ру — стала секретарем по идеологии Центрального райкома партии, а на последнем, XXVIII партийном съезде, ее даже избрали членом ЦК КПСС.

Мне было интересно наблюдать, как закипели страсти по поводу не-обходимости дружно выступить на защиту Ельцина в связи с его кон-фликтом с Горбачевым. А Липский довольно спокойно воспринял эту ситуацию. Ну поспорили, порас-суждали — и что? Сам Вячеслав Иванович никого ни в какую сто-рону активно не подталкивал и не призывал, скажем, выступить в под-держку Ельцина. Но наши активные дамы сами собрали в пединституте небольшую группу своих сторонни-ков, сочинили письмо, подписали его и отправили куда-то в Москву… В общем, они молодцы, чувствовали необходимость что-то сделать — и сделали.

А Вячеслав Иванович, будучи осторожным и расчетливым чело-

веком, позволял себе только то, что не допускало бы его дискредитации как личности и как статусного пар-тийного функционера. В тот период, когда он был секретарем обкома КПСС по идеологии, в Челябинске появилась такая любопытная группа демократически ориентированных активистов, «представляющих инте-ресы трудящихся и рабочего класса». Вспоминаю некоторых из них — Александр Алексеев, Анатолий Гращенков, Андрей Сашенков… Это были большие любители поговорить о «текущем моменте» на массовых мероприятиях, на собраниях в гор-коме или обкоме партии, на каких-то официальных или полуофициаль-ных встречах.

Однажды на совещании секре-тарей Челябинского обкома КПСС с партийным активом и обществен-ностью города в Доме политического просвещения «новые демократы» своими вопросами и громкими вы-криками заставили «замолчать» первого секретаря обкома Анатолия Литовченко. И тогда ведущий этой встречи секретарь по идеологии Вя-чеслав Липский осадил их словами: «России всегда не везет! Как только

начинается переустройство обще-ства, так высовываются свиные рыла и орут: «Долой! Нечего ждать! Всё-всё разрушить!».

В отместку за такую резкость «де-мократы» написали в суд жалобу на Вячеслава Ивановича за оскорбле-ние их личного достоинства. И суд принял это заявление! Разбиратель-ство проходило в суде Централь-ного района в течение двух дней с участием подписантов жалобы. Но заявители не смогли доказать необходимость наказания ответчи-ка, так как он был дипломатичен даже в своих резких высказываниях и употребил выражение «свиные рыла» чисто метафорически, не адресуя его конкретным персонам. А я тогда имел честь выступить в судебном заседании в качестве свидетеля.

В этом незаурядном событии интересен сам прецедент, свиде-тельствующий о том, что у нас таки наступили времена, когда граждане могли привлечь к судебной ответ-ственности даже секретаря обкома за допущенное им некорректное публичное высказывание в свой адрес… бк

Размежевание «левых» и «правых»

«В 1980 году мы будем жить при коммунизме» (из Отчетного доклада Н. С. Хрущева на XXII съезде КПСС, 1961 г.)

социум


искусство

Елена Щетинкина рассказывает о своем далеком и недалеком прошлом. Она вспоминает, быть может, самые характерные моменты личной жизни, связан-ные с важными историческими событиями, которые так или иначе повлияли на судьбу незаурядного ху-дожника…

1979После учебы в Строгановке (Московское высшее худо-жественно-промышленное училище) передо мной стоял выбор, куда пойти работать. Я почему-то не хотела на подмосковные заводы, например, на тот же Дулёвский фарфоровый завод. И не из-за того, что им руководила наша бывшая «строгановская» дама. А скорее оттого, что в Дулево шибко чтут определенные традиции.

Например, один мой однокурсник решил заниматься именно исконным народным искусством и посвятил фак-тически всю жизнь гжельской традиции — так по сей день этим и занимается. Но мне хотелось делать что-то свое…

Хотя я прекрасно понимала, что молодому художнику вместо того, чтобы искать собственный путь в приклад-ном искусстве, куда проще было бы реализоваться за счет бренда Дулевского фарфора, Императорского завода или той же гжели. Тем более их работы даже в то время вы-ставлялись за рубежом, например в Германии. А у других заводов и «свободных художников» в принципе не было никаких возможностей показать свои работы на зарубеж-ных выставках.

Но даже такие перспективы меня почему-то не прель-щали. Мне просто хотелось самостоятельного творческого поиска без стеснения жесткими канонами традиционного искусства. Вот я и поехала на Урал, про который раньше

слышала байки, будто там по улицам чуть ли не медведи бродят. Ну и вообще всякие чудеса творятся… И как бы в тон этим представлениям Южноуральский фарфоровый завод в Челябинской области пообещал мне все прелести творческой свободы. Помню, как я тогда размечталась: вот уж я там раскручусь!

И чудеса начались буквально с порога, как только в кон-це 1979 года я прибыла в город Южноуральск и обратилась к директору завода, который и направил запрос в Стро-гановку на достойного выпускника. Директор тут же без лишних церемоний направил меня к главному художнику завода. А тот даже удивился — зачем я пришла — и прямо заявил: «Нам не нужны художники». Ну я как стояла — так и… Меня это настолько шокировало… и я наивно вопро-шаю: «Как это не нужны? Вы же меня сами пригласили…»

Ситуация была такая: главный художник Николай Николаевич Калилов, который долго руководил художе-ственным отделом, в очередной раз решил повысить свою весомость и как бы подал заявление об уходе с должности главного художника. А директор, уже пригласивший ди-пломированного художника из Строгановского училища, тут же подписал это самое заявление, чтобы освободить должность.

Естественно, мой приезд вызвал у Калилова крайнее недовольство. Он давно привык считать себя большим ма-стером и любил, когда заводские художники бегали к нему советоваться по всякому поводу и получать одобрение на малейшую черточку в эскизе. Любая завитушка на серий-ном фарфоре должна была получить санкцию Калилова.

Но очень скоро, когда все увидели мои новые работы, некоторые молодые специалисты потянулись ко мне… Понятно, Калилова это заметно раздражало, поскольку его авторитет явно потускнел. Тем более я-то умела рисо-вать, писать на фарфоре всё что угодно… Правда, в самом технологическом процессе его производства я еще была абсолютно «нулевая».

1981Вскоре я начала выставлять свои работы в челябинском Союзе художников, и меня без особых проволочек при-няли в его члены. Многие уже известные художники оце-нили мои работы по достоинству. И их признание было очень важным, особенно в то время, когда в Южноураль-ске толком еще не могли понять, что я делаю, — там про-сто некому было.

На рубеже 1970–1980-х годов у нас на фарфоровом заво-де работали пять-шесть художников, не больше. Наконец, директор приглашает меня на разговор и делает предло-жение стать главным художником. Я поначалу замахала руками: «Да вы что, я же толком не знаю производства». — «А мы поможем разобраться с этими премудростями. Да еще и квартиру дадим!» Тут я остановилась, подумала: ведь так устала жить в общагах — сколько можно… И со-гласилась. Квартиру, правда, дали не сразу, но работы при-бавилось выше крыши.

Дорожные вешки Елены Щетинкиной

Две дороги.Цикл «Мы — цыгане», 1989. Пастель

Древняя дорога. Цикл «Сыростан», 1992. Пастель

Идущий по воде, 1994. Акварель, белила >

Венецианский сон, 1991. Пастель

1953Я родилась в Читинской области в семье военного. В 1945 году мой отец участвовал в разгроме японской Квантун-ской армии в Маньчжурии, а потом продолжил службу на границе с Китаем. Наш дом находился во второй погра-ничной зоне, в сопках Читинской области.

Мои самые первые детские впечатления очень отрывоч-ные, но я хорошо запомнила сообщение по радио о смерти Сталина, хотя была очень маленькая — годика три. Тогда в доме повисла такая гнетущая тишина… Ну вроде как горе — не горе, но в атмосфере возникло что-то очень тя-желое. Наверное, это мое первое «политическое» впечат-ление, если можно так выразиться.

Естественно, как ребенок, я не понимала, что в дей-ствительности произошло, — но какую-то нависшую тем-ную тучу и тревогу почувствовала. Не могу объяснить как. Может быть, потому что мои родители были так потрясе-ны смертью вождя всех народов… Не знаю.

Репродукции: Анатолий Соколов

Дорога, 1982. Пастель


1982Шел ноябрь месяц. Мы, несколько заводских художников, как обычно, ехали поездом в Москву со своими коробками фарфора на художественный совет в Министерство легкой промышленности, чтобы утвердить новые образцы серий-ной продукции. При так называемом тоталитарном режи-ме невозможно было запустить в производство ни одного образца, не подписанного московскими чиновниками. Ах, как они любили перед нами покочевряжиться, прежде чем одобрить какой-то очередной эскиз. Да еще частенько сами норовили приехать к нам на завод с ревизией, и не дай бог, если им на глаза попадется какой-нибудь неут-вержденный образец…

Дорога — почти двое суток, и никто в поезде не знал последних новостей. Но странное дело — в вагоне почему-то все время звучала только классическая музыка. К чему бы это? Приезжаем в Москву — чувствуем: какая-то не-понятная атмосфера, и москвичи молчаливые, будто рас-терянные.

С вокзала отправляемся прямо в Министерство легкой промышленности, обращаемся к нашим кураторам, а они машут руками: «Ребята, рвите когти назад, ну не до вас сейчас!» А мы ничего не понимаем, я возражаю: «Да как же так — мы столько ехали-ехали, вот притащили эти ко-робки! Да вы что!..»

Но уже сами видим: наш приезд оказался нежелатель-ным, а понять не можем — почему? И тут узнаем: ока-зывается, умер «наш дорогой Леонид Ильич». Ах, горе-то какое!.. И в министерстве просто не знали, что будет дальше, — может, вообще мир рухнет! Вот поэтому они и попытались нас сразу спихнуть: есть ли у вас место, где можно втихаря отсидеться?

1983Каких-то особых строгостей во времена нового генсека Юрия Владимировича Андропова я просто не могу при-

помнить. Но слышала от других художников, будто кого-то ловили в московских магазинах и даже наказывали за то, что они находились не на работе. Поэтому в очередной приезд на худсовет в столицу мы как бы напряглись. Худ-совет обычно начинался поздно — часов в 11. А утром-то нам хотелось конфеток купить, да и поискать хороший чай, потому что в Челябинске его не сыскать — дефицит страшнейший!

И вот забегаем в какой-нибудь ближайший к гостини-це магазин — да так с оглядочкой, все-таки страшились, чего-то побаивались. Ведь с 8–9 часов утра какие-то «това-рищи» уже начинали шерстить по магазинам: что-то вы-нюхивали, выспрашивали, проверяли документы. Правда, лично я не попадалась им на крючок, но мои знакомые сказывали, что кое-кому после задержания в неурочное время пришлось отбатрачить 15 суток на принудительных работах. Кстати, когда Андропов ушел из жизни, это не произвело такого уж сильного впечатления, как смерть Брежнева. Однако для меня лично похороны очередного генсека имели значение, поскольку они совпали с моей первой творческой выставкой в Челябинске…

А жила я по-прежнему в Южноуральске, где от завода мне дали плохенькую квартирку на первом этаже, но в ней все-таки нашлась лишняя площадь под мастерскую. И это вызвало у меня большой подъемчик: ну как же — своя ма-стерская! Ведь до этого, живя в общаге, писать мне было негде, а тут появился свой угол — красота.

На заводе работа шла своим чередом: в конце каждого дня директор рапортовал в Москву, сколько мы нашлепали посуды — тарелок, чашек, сервизов и проч. В общем, это были обычные рабочие будни, но один день мне запом-нился очень хорошо. Мы собрались на очередную планер-ку в конце смены — и тут выяснилось, что из всей выпу-щенной за день продукции 80% оказались браком. Ну про-сто бешеный процент! И вот мы сидим, голову ломаем…

Брак в фарфоре бывает разнообразный: например, вылезет железо, попадет в материал мушка или какая-то соринка. Когда металлическая крошка попадает в формо-вочную массу — это приговор. Ее уже ничем не выкуришь, даже магнитом. А сором может быть абсолютно всё: пыль, мелкие крупинки… Правда, меня по должности эти вопро-сы не касались…

А однажды нам пытались всучить один заграничный заказ на чайники, отлитые вручную. И мы отлили первую партию, но не смогли выбрать и пяти штук с идеально ровным горлышком из-за сильной деформации в про-цессе нагревания. На практике такие огрехи случаются нередко, поскольку фарфор считается вообще самым сложным видом керамики — в технологическом процессе может произойти всё что угодно. Чуть дрогнет темпера-тура, что-то лишнее попадет в состав материала — и по-жалуйста, брак.

Как-то у нас созвали такое представительное совеща-ние на тему «Конкурентная способность Южноураль-ского фарфорового завода в сравнении с японскими производителями фарфора». Так я там просто залилась от хохота и публично заявила: «Да вы издеваетесь, что ли? Какая конкурентная способность? У нас же просто пещерный век — о каком «уровне производства» может идти речь, когда в Японии совсем другие технологиче-ские критерии!»

1984Моя первая выставка в челябинском Союзе художников случилась в феврале 1984-го. И была у меня там одна кар-тинка, на которой изображена лежащая собачка, которая как бы осмысливала свою незадавшуюся судьбу, — а две другие собачки на заднем плане уже побежали в кусты за-ниматься любовью. И куратор выставки — эдакая глубоко партийная госпожа Орлова, увидев ее, буквально озвере-ла: «Срочно снять эту пошлятину — ты с ума сошла? За-гремишь в тартарары!..» А мне сюжет с собачками казался совершенно невинным.

И дальше эта строгая дама прошлась по моей выставке и сняла буквально все женские обнаженки, с чем тогда

вообще было шибко строго. Но зато мужскую обнаженную натуру она не тронула, чему я была очень рада. И после ее нашествия все работы, снятые по ее приказу, мы пере-несли в отдельную комнатку искусствоведов, в которую потом приглашали только избранных гостей…

А еще нам категорически запретили делать банкет: «Ни в коем случае! Никаких банкетов! Распоряжение особое!» Но Союз художников тогда еще помогал делать выстав-ки — нам выделили немного денег, и мы втихаря купили «горючего», закуски и организовали маленький банкет. Однако кто-то таки «капнул», доложил начальству про нашу затею. И вот мы мирно сидим за столом, поднимаем бокалы… Я-то вообще не челябинская и впервые в гости со своей выставкой. Вдруг звонок в дверь — и на пороге наряд милиции: «Что тут за безобразие? Поступила ин-формация, что здесь банкет. Вы не понимаете, что стране не до веселья? Нас постигло большое горе — умер выдаю-щийся член Коммунистической партии Советского Союза, ее генеральный секретарь Юрий Владимирович Андропов. Как вы можете допустить такое кощунство?!..»

Дорога к храму, 1995. Акварель, белила

Жизнь, 1995. Акварель

Тропой пионов, 2000. Акварель, белила Предначертанье, 1996. Акварель, белила

Поцелуй в степи. Цикл «Аркаим», 2000. Бумага, карандаш

искусство


И еще драма была в том, что на родном заводе мне по-стоянно ставили в укор, что я участвую в выставках. На каждом совещании ведущих специалистов главный тех-нолог завода всегда старалась упрекнуть: «Товарищ Ще-тинкина, а что вы такого хорошего сделали для завода?» Ну и остальные в таком же духе отчитывали. Я даже как-то привыкла к этому. Однажды на утренней двухчасовой (!) оперативке я долго размышляла о том, сколько бы успела нарисовать за это время, и незаметно заснула. Ну и ди-ректор мне, конечно, попенял: «Товарищ Щетинкина, вам что, совсем не интересно наше производство?» — «Мне оно интересно, но если вы два часа обсуждаете, какую гай-ку куда вкрутить, то мне это просто не нужно!» Поэтому, естественно, в коллективе меня считали строптивой.

Еще до моего прихода на заводе выпускали один чай-ный бокал — обыкновенный большой бокал с ручкой. И вот в силу своего несносного, скверного характера наш главный технолог накатала на меня кляузу в министер-ство, откуда к нам приезжали комиссии проверять каче-ство продукции. А меня она обвинила в том, что у бокала, мол, ручка плывет… Ну, тут уж я не удержалась и прямо при рабочих в глаза ей заявила: «Вы как технолог — про-сто дуб стоеросовый и не соображаете, что это чисто тех-нологический вопрос. Вы посмотрите-ка лучше жежельку

(масса, которую приставляют к бокалу), ее конструкция появилась еще до меня! А почему она сейчас поползла? Потому что жежельку сделали неправильно — это чисто технологическая погрешность!»

Главный технолог мне этого так никогда и не прости-ла. Мы с нею враждовали вплоть до моего ухода. Кстати, однажды к нам на завод прибыла телевизионная группа

и стала снимать сюжет прямо у меня в кабинете. Тут уж тех-нолог не смогла себя сдержать и во всеуслышание заявила: «Елена Александровна, ну что это такое, позвольте вас спро-сить. Мы все работаем-работаем, трудимся, не покладая рук, даем стране фарфор, а вот снимают почему-то именно вас!» На что я ей парировала, дескать, вы сами спросите у журналистов, почему я им интереснее, чем вы? Так что на заводе мне постоянно приходилось обороняться…

1985После смерти очередного престарелого генсека — Кон-стантина Устиновича Черненко — пришел относительно молодой Михаил Сергеевич Горбачев… Поначалу по-казалось, будто бы что-то новенькое, — те же все были больными стариками, а этот вроде живой, подвижный, говорливый. Но по тому моему восприятию не могу пря-мо сказать, что так уж «ах-ах!», но все-таки было какое-то впечатление, что-то в нем импонировало, но особого умиления не было. Да, поначалу он говорил хорошо, складно… Поначалу. Хотя, честно говоря, я в него и не всматривалась пристально. И о том, что он «меченый», тоже не задумывалась. Мне надо было на заводе решать вопросы…

Слишком много я тогда «имела по морде» на заводе, столько нервов тратила! Ведь почти десять лет я была главным художником, а эта должность все-таки страшно административная: сплошные заседания, совещания день-деньской без конца и края. Мне пора было уже сдать назад

и уйти из главных, но я понимала: только уйду — в меня все вилы воткнут, какие только можно. И самое главное — не дадут творчески работать. Вот что меня держало. Но к концу девятого года в должности я поняла, что работаю в стол — всё в стол, что эту заводскую махину я не раз-верну.

И тут кстати возник серьезный конфликт с последним директором завода. Он как-то надумал оформить кучу чайников в подарок кому-то из начальства. «Елена Алек-сандровна, прошу это сделать…» — «Хорошо, давайте вашу заявочку с подписью и датой — и всё будет исполне-но, хотя художественная лаборатория выполняет образцы для производства, а не подарки какие-то…»

Этот мой ответ сильно раздосадовал директора, и он заорал на меня во весь голос: «Да вы… да вы… как вы смеете? Вы у меня вылетите с завода по 33-й статье!» Но я заорала еще громче: «А вы свалитесь со своего кресла еще раньше, чем я по 33-й статье!» Кстати, статья 33 касалась наказания за прогулы, и директор решил мне в отместку зацепиться за «творческие дни», которые я выбила для художественного отдела. Поэтому в эти самые творческие дни я либо работала дома, либо ездила на выставки. А ди-ректор всё разорялся: «Где у нас главный художник, поче-му ее вечно нет на месте?» Причем он это орал по громко-говорителю на весь завод.

Между прочим, завод у нас был довольно большой, вполне приличный: численность работников — больше двух тысяч. И под Свердловском построили завод при-мерно по такому же образцу, как Южноуральский, только заточенный под выпуск тарелок. А мне тогда очень хоте-лось, чтобы у нашего завода было свое лицо, свой знак. Я с такой задумкой туда и приехала — но, в конце концов, поняла, что с этой махиной мне не совладать.

К примеру, придумаю я сложный рисунок, а наша ма-шина не сможет его отштамповать, она была способна только на простейшие оттиски. Поэтому на всех фарфо-ровых заводах в стране шлепали одинаковые чайники. Но ведь и Москва тоже гнобила творческое начало. Я почти десять лет ездила в столицу на худсовет — и, как только

Золотой ангел. Цикл «Аркаим», 2000. Пастель

Кочевники. Цикл «Аркаим», 2000. Бумага, карандаш

Кочевники. Цикл «Аркаим», 2000. Бумага, карандаш Дагомыс, 1991. Пастель

искусство


осмеливалась показать там хоть одну свою работу, тут же возникало гробовое молчание…

И на заводе за мной следили, как за какой-то вредитель-ницей, даже шпионов подсылали: что я делаю в рабочее время, не занимаюсь ли творческими работами? Вот такая обстановочка была — уж извините… Как при мадридском дворе — кругом «одни шпиёны». Уже потом, спустя годы, меня нередко спрашивали журналисты: «Елена Алексан-дровна, а что значит завод в вашей творческой судьбе художника?» И я им честно признавалась: «Конечно, завод стал для меня своеобразной школой жизни, и в то же вре-мя это фактически был приговор — десять лет без права переписки и с конфискацией имущества».

На заводе мне катастрофически не хватало зарплаты, я хронически не могла свести концы с концами. И нередко думала: «Ну почему я не могу ничего заработать, почему я так плохо живу, хотя вот предыдущий главный художник в свое время даже в кругосветное путешествие съездил…» А я, как правило, часть своей зарплаты отдавала модель-щику. Более того, я часто вообще в долгу оставалась…

1987Наконец я решилась оставить завод и перебраться в Челя-бинск. Мы с мужем обменяли две наши однокомнатные

квартиры в Южноуральске на одну квартирку в Ленин-ском районе Челябинска. Правда, первые три года я еще постоянно наведывалась в Южноуральск, но потом по-няла, что мне просто не хватает времени для нормальной осмысленной работы — и лучше совсем оборвать эту пу-повину с заводом и начать работать самостоятельно.

Обращаюсь в челябинский Союз художников и быстро понимаю, что я никому не нужна и что мои способности и возможности абсолютно не востребованы. На том же заводе от меня хоть что-то требовали за зарплату в 175 ру-блей, а тут ровным счетом никто никому не нужен — де-лай что хочешь, никто тебе ничем не обязан. И все худож-ники — свободны!

Наверное, для очень многих художников эта самая горбачевская «перестройка» оказалась серьезным испы-танием. Все-таки в одночасье произошло переустройство буквально всей жизни с налаженной плановой системы хозяйствования на совершенно непонятную «рыночную экономику». Однако я к этому времени уже многому на-училась: во-первых, уметь терпеть, а во-вторых — смирять какие-то свои ожидания и желания. Мало ли чего я хочу? Ну «хоти» сколько хочешь.

Конечно, стало любопытным, как это наши давно сложившиеся представления о жизни вдруг оказались совсем несостоятельными? Эта самая пресловутая

«гласность» и откровенные публикации в прессе как бы изменили весь окружающий мир. Но в нашей среде ху-дожников все-таки дискуссии разгорались не по поводу вдруг обнаруженных мерзких пороков тоталитаризма и прелестей «свободного западного мира», а в основном мы говорили и спорили о свободе именно в области ис-кусства, о поиске новых художественных направлений, о своих личных стремлениях…

В советское время за художниками сильно присматри-вали разные «вышестоящие органы». Например, в андро-повский период живописцев прямо обязывали писать пор-треты славных передовиков производства. И вообще — партийные и советские структуры власти внимательно следили, чтобы никакая проказа не проникла в художе-ственное творчество, чтобы все художники или скульпто-ры вели себя «хорошо» и делали «правильные» работы.

Правда, пока я работала на заводе, эта самая власть нас не прессовала — просто не было повода. Вот мы приехали в министерство, показали очередной чайный сервиз — и что там можно сказать об обыкновенных чашках и та-релках? Очень уж сложно так извратиться, чтобы посчи-тать какой-то обыкновенный чайник «диссидентским»!

А художники-живописцы относились ко мне тоже скеп-тически: «Ну что там плошки-поварешки — какое это мо-жет быть искусство? Всё это бытовуха…» Но они просто не понимали, что фарфор — очень серьезный вид керамики.

С другой стороны, я сама была довольна таким отношени-ем — по крайней мере, никаких идеологических подкопов ко мне не предъявишь. Правда, по поводу обнаженки немножко намекнули — и все дела. Единственное, меня часто подводила собственная несдержанность — порою я могла прямо в лицо сказать всё, что думаю. Сама себе вредила.

В 1987–1988 годах начали открываться разные мастер-ские, небольшие предприятия и кооперативчики, альтер-нативные заводам. Наш челябинский художник Тимур Ди-дишвили с компаньонами затеяли кооператив как филиал Южноуральского фарфорового завода. Где-то в пригороде они нашли маленький цех с печью, которая топилась углем. Дидишвили, с которым мы были знакомы по Союзу художников, предложил мне присоединиться к ним, но я отказалась и объяснила, что хорошо знаю внутреннюю обстановку на заводе и что им точно не дадут заработать. Не зря я сомневалась, поскольку на заводе была жесткая атмосфера, ко всем чужим относились крайне подозри-тельно. Тем более что кооперативщики рассчитывали каким-то образом зарабатывать приличные деньги.

Правда, все-таки кооперативное движение стало раз-виваться, раскручиваться — и уже к началу 1990-х годов появились еще несколько мелких кустарных предпри-ятий из самих заводчан, которые пытались промышлять фарфоровыми изделиями, и что-то им даже удавалось.

Степные дороги. Цикл «Аркаим», 2000. Акварель

Аркаимская стихия. Цикл «Аркаим», 2000. Пастель

искусство


А я уже переехала в Челябинск и пыталась как-то «про-расти», но мне поначалу приходилось работать только дома — никакой мастерской у меня не было. А потом я таки получила комнатку в мастерских Союза художников на улице Омской. Причем моей первой комнатой была именно та, которую сейчас занимает скульптор Виктор Митрошин.

В это время комбинат художников работал на полную катушку. Частных заказов было предостаточно, и, напри-мер, керамисты день и ночь жгли свои блюда. Однако до меня заказы хоть и доходили, но немного. Конечно, я могла бы получать заказы от Союза художников, но мне никто ничего не предлагал. Как бы то ни было, я никогда у кормушки не толкалась — нет и нет заказов, ну и что ж теперь? Каким-то образом я умудрялась выживать: напри-мер, для детского сада делала какие-то блюда, вазы и т. д. Кстати, в ту пору в мастерских на Омской было оживлен-но: ходили всякие мэтры и маэстро… а я обычно не свети-лась, закрывалась и работала…

Поначалу в этом непривычном для меня свободном режиме мне надо было самой научиться планировать свое время и работу. И когда я сумела-таки внутренне пере-строиться — тогда уже стало легче. Моим соседом был акварелист Валентин Львович Старков, который приходил в мастерскую с собакой, заваривал крепкий кофе и рабо-тал. К концу жизни он полностью переключился на еван-гельские темы.

У нас в подвале собирались художники-керамисты, которые любили посидеть и повспоминать добрые ста-рые времена. Ах, какая была славная жизнь в советское время — заказов всегда выше крыши, и водку таскали ящиками!.. Тогда «свободные художники» зарабатывали больше, чем даже на приличных заводах. Но в 1990-е наш Художественный фонд как производственное предприятие начал помаленьку чахнуть, затихать. Да, заказы и тогда случались, но уже скорее эпизодически, постоянной за-грузки явно не хватало.

Начало 1990-хНаконец, в 1990 году художникам стали предоставлять мастерские, в том числе и в доме на улице Пушкина, где и у меня появился свой угол. И вот уже целых 26 лет я в этих стенах. В августе 1991-го, когда я услышала новости о ГКЧП, стало как-то страшно, и я побежала в Союз художников к Кудрявцеву: «Что делать, Александр Петрович, что с нами будет?» — «Ничего не будет. Как было — так и будет. А может, и лучше!» Да, я прекрасно понимала, что у него есть годами наработанные заказчи-ки и во всех инстанциях было всё подмазано. Петрович уже долго сидел у руля Союза и в этот тревожный момент был совершенно спокоен.

А мы, художники, народ такой взбалмошный: чуть что случается — и мы мгновенно загораемся от волнения: «Боже мой, всё пропало, ведь отберут мастерские и во-обще возможность работать! Как быть, что делать? Быть или не быть?!» Одним словом — классика жанра. Но по-том, так или иначе, всё утрясается, и ты снова цепляешь-ся за любимую работу, успокаиваешься и погружаешься в какую-то свою атмосферу, собственный мир, отличный от всего остального…

Я и жила в таком мире в то самое, как потом поняла, действительно историческое время, когда наш родной Советский Союз прекратил свое существование. Но даже я понимала, что между Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным возникли распри, которые вызвали большие волнения в обществе и в итоге привели к развалу госу-дарства. Тем не менее даже такое событие, как Беловеж-ская пуща, как-то прошло мимо меня. То есть тогда я на это не обратила особого внимания: у меня не было ощу-щения случившейся катастрофы — и тем более какого-то внятного понимания нового пути «свободной России». Его осознанию просто неоткуда было взяться. Думаю, подавляющее число соотечественников все эти перемены воспринимали сугубо эмоционально, чувственно, а глу-бокого осмысления и осознания происходящего не было ни у кого, включая руководителей государства. Кстати, вполне себе обыкновенных людей — часто с невысоким уровнем образования и культуры.

В самом начале 1990-х в нашей среде художников всё шло по накатанной дорожке еще с советских времен. Даже случившееся радикальное повышение цен на товары первой необходимости на мне почему-то не отразилось. Музеи и знатоки искусства продолжали закупать работы художников — и, честно говоря, лично у меня в ту пору не было особых финансовых проблем, по крайней мере до середины 1990-х.

Одна за другой проходили художественные выставки, посетителей всегда хватало, внимание прессы было даже избыточным — открытие выставок освещали минимум три телевизионных канала. Причем особое внимание ча-сто уделялось именно мне, как начинающему молодому

художнику, хотя я уже была совсем не начинающая, но всё же. Замечательный челябинский тележурналист — Василий Васильевич Павлов — в то самое «голодное вре-мя» снял обо мне два полноценных фильма по 40 минут. И его съемочная группа толклась у меня в мастерской чуть ли не три месяца, причем приезжали буквально каждый день. А Василий Васильевич научил меня тогда не обращать внимания на камеру, не замечать ее вообще. Я только потом оценила роль Павлова в моей жизни — она чрезвычайно важная…

И вот теперь, спустя четверть столетия, я вглядываюсь в какие-то свои ранние работы и думаю: да, вроде бы всё хорошо, замечательно, есть и чувственность, и смелость, но… Но сейчас этого мне уже недостаточно, мне хочется чего-то поглубже, посложнее… А в то время, видимо, было достаточно — в соответствии с возрастом и со все-ми своими «чуйствами». О каком таком глубоком осмыс-лении могла быть тогда речь?

И сегодня я прекрасно понимаю, что — если бы остал-ся советский строй — даже со статусом главного худож-ника я бы никогда не выехала за границу, не узнала, как устроен другой мир, как живут эти самые «цивилизо-ванные люди», чего они хотят, на что способны, что они делают? А ведь мне уже в 1991 году удалось побывать в Германии в городе Хагене, где проходили «Дни России». Там и состоялась художественная выставка, на которой я представила свой фарфор и пастели из «Ярославского цикла».

И я была очень рада тому, что рухнул «железный за-навес» и как бы открылись «ворота» для нас, свободных художников. Но хваленое зарубежное изобилие ничуть меня не смутило. Правда, я привезла оттуда пастель «Рембрандт», да и вообще наши мастера тогда скупили весь местный художественный магазин. В России еще просто не было подобных по качеству красок. И я там впервые немножко заработала — у меня прикупили какой-то чайник.

Кстати, в Москву мы ехали поездом вместе с директо-ром Златоустовского машзавода и главным инженером Кусинского завода. (Причем они так заспорили в поезде, что чуть было не подрались.) И устроили нас в Хагене в хорошем отеле, с питанием… Но на беду выехала я почему-то позже наших челябинских художников. А ког-да, наконец, прилетела в Хаген чартерным рейсом уже непосредственно перед открытием выставки — чуть не упала в обморок… Мои чайники оказались без крышек в одном зале, а в другом были крышки без чайников! Вот такая крутая экспозиция! Постмодерн, одним словом. Но переставлять уже было поздно…

И еще важная история: перед отправкой все наши выставочные экспонаты таможня просматривала очень строго. У меня залезли буквально в каждый чайник и фарфоровую чашку. Да еще пришлось всё задеклариро-вать. Есть закон о порядке проведения художественных выставок: что привез — то увез. Если по возвращении какого-то экспоната не хватает — нужно возместить его стоимость. Я знала об этом, но посчитала ниже своего достоинства что-то подделывать прямо на выставке. Да и как выпечь фарфоровые дубликаты?

Некоторые художники в декларации показали копе-ечную стоимость своих работ, но это было рискованно, поскольку машина с ними шла через несколько границ — и коробки могли вскрыть где угодно. Я всё задеклари-ровала честно, а стоимость проданного чайника потом возместила в таможне. Хотя это были не сильно большие деньги, но всё же. А всё, что я там заработала, потратила на материалы. И главное — мы все были довольны, что увидели заграницу. Ну а всякие политические события как-то прошли мимо меня — я была погружена в свою работу. У меня ведь еще папа офицер, поэтому я с детства воспитывалась в доверии к правительству. Семья у нас такая была… бкСтепная роза. Цикл «Аркаим», 2000. Акварель, белила

Шаманка. Цикл «Аркаим», 2000. Акварель, белила

искусство

Грозовая птица. Цикл «Аркаим», 2000. Акварель, белила


история

оперативной работы в Центральном районе Челябинска.

Разумеется, тогда я еще не был готов к службе, поскольку не учился ни на каких специальных курсах, тем более в Высшей школе КГБ СССР. Фактически я представлял из себя «свободного дилетанта», и мое миро-воззрение резко отличалось от внутренних устоев кадровых сотрудников спецслужб, настоящих «зубров» оперативной работы, прошедших системное обучение и имею-щих реальный практический опыт. Однако мне сразу доверили самостоятельный уча-

2.В 1985 году к власти в Политбюро ЦК КПСС и в стране пришел сравнительно юный генсек Михаил Горбачев. Одними из его первых шагов стали законодательные инициативы по принятию ряда антикоррупционных постановлений. Лично я воспринял их с чувством глу-бокого удовлетворения и даже с некоторым пиететом, мол, наконец-то мы все: народ, партия и ее вооруженный отряд — дружно возьмемся за большое дело. Но через ко-роткое время, по крайней мере в нашей профессиональ-ной среде, большинство поняло, что сверху большей ча-стью льется лишь пустая болтовня и что никаких эффек-тивных действий в масштабах государства не предприни-мается. В огромной разношерстной стране практически никто не занимался экономической безопасностью, противодействием коррупции, организованной преступ-

начальства. Однако уже через три месяца работы я завел уголовное дело по нарушению правил проведения валют-ных операций (статья 88 УК), связанное с контрабандной поставкой за границу старинных икон и произведений искусства.

В середине 1980-х в СССР еще господствовала «плановая социалистическая экономика», но в соседней Польше уже стали появляться ростки «свободного предприниматель-ства» и разгосударствления экономики — то есть обретения частными лицами права собственности на орудия труда, производственную и коммерческую недвижимость и т. д. Таким образом налаживалось чуждое нам «рыночное хо-зяйство», и, как следствие, проклюнулась новая идеология мелких собственников, прежде всего пекущихся о своем кармане. Но мы-то всю жизнь росли в твердом убеждении, что надобно «раньше думать о Родине, а потом о себе!» Для честного советского человека было просто невыносимо

1.Меня пригласили в КГБ в 1984 году, когда я всего лишь год отработал по распределению в 3-м отделе ЧПИ. В то время 1-й и 3-й отделы института курировал проректор по режиму, полковник в отставке КГБ СССР, ветеран Великой Отечественной войны Иван Васильевич Сопов, а руководил 3-м отделом подполковник в отставке КГБ СССР Вячеслав Павлович Гусев, также пришедший в ор-ганы государственной безопасности в годы войны. Они и стали моими первыми учителями, которые помогли адаптироваться к службе, усвоить сложившиеся тради-ции и характерные особенности взаимоотношений в си-стеме госбезопасности.

Помимо основной работы, я оставался активным чле-ном студенческого Оперативного комсомольского отряда, в который вошел еще на первом курсе института. Видимо, поэтому на меня и обратили внимание компетентные органы. Ведь именно в 1984-м наш отряд (350 бойцов) за-воевал первое место в стране и был удостоен Почетного знамени ЦК ВЛКСМ и МВД СССР. Мы были верными по-мощниками работников уголовного розыска и ОБХСС, их внештатными сотрудниками и получили первые навыки

сток — работу с «неорганизованной молодежью», то есть с молодыми людьми, которые не укладывались ни в один из кладезей милого нашему сердцу социалистического об-раза жизни в отличие от добропорядочного студенчества, славных молодых рабочих и служащих. «Неорганизован-ной молодежью» у нас считались болтающиеся без дела «вредные элементы» вроде фарцовщиков и проституток, карточных шулеров, наркодилеров и прочих асоциальных типов, отравляющих общественную атмосферу.

Благодаря ОКО у меня был какой-то опыт общения с подобной молодежью, и я понимал, что мне доверено до-вольно серьезное направление работы, имеющее важное социальное значение. Я по-хорошему завелся и через счи-танные месяцы плотного изучения оперативной обстанов-ки пришел к выводу, что «неорганизованная молодежь» является, по сути, плодородной почвой и экономической базой для «организованной преступности».

Мое непосредственное начальство поначалу не разде-лило такие смелые выводы, вероятно списывая их на впе-чатлительность молодого опера. Мне внятно объяснили: в советском обществе мафии быть не может, поскольку для нее нет никакой социальной основы! Тем не менее я взялся за столь увлекательную «исследовательскую ра-боту», прежде всего начав с изучения околоспортивной среды. Основания для этого имелись — в области как раз случилось несколько заказных убийств, что говорило о вероятном существовании организованных бандитских группировок. А такого рода эксцессы мне представлялись реальной угрозой безопасности государства. К середине 1980-х, когда прошло тридцать лет после смерти «красного диктатора», страха стало поменьше, а всякого рода воль-ностей — побольше. Поэтому устойчивость нашего обще-ства могла поколебаться…

Фото из архива Виктора Кузенкова

ности и промышленному шпионажу.

Одним из первых в Че-лябинске я заметил, что эта самая «неорганизован-ная молодежь» и разного пошиба «сомнительные личности» кучкуются пре-имущественно в местах, где практикуется наличный расчет и неучтенный доход. Например, это могли быть базы «Плодовощторга», станции технического об-служивания, автосервисы, рестораны, кафе и проч. И именно здесь возникает большая вероятность появле-ния организованных преступных группировок, способных взять под контроль «левые» финансовые потоки.

Я стал составлять каталоги, вводить систему учета событий и их фигурантов, отслеживать динамику проис-шествий и уголовных преступлений. Мне казалось, что это поможет выявить определенные закономерности и логику развития дальнейших событий. В своей первой справке я систематизировал ряд криминальных групп, каждая из которых специализировалась на «чисто конкретном» деле. Одни бригады занимались рэкетом и силовым давлением; другие — мошенничеством и прочими экономическими преступлениями; третьи налаживали коррупционные связи и сбыт похищенных материальных средств и това-ров. Всё это выглядело как классическая мафиозная орга-низация криминальной среды, известная из учебников, специальных исследований и даже художественных произ-ведений, рассказывающих о «тайных пороках» западных стран, и в первую очередь США.

Несмотря на ретивость и усердие, за ту «дилетантскую справочку» я получил крепкий нагоняй от вышестоящего

знать, что кто-то посмел жить как-то иначе…

3.Итак, я занялся «неорга-низованной молодежью» и очень скоро понял, что это целая наука и совершенно новое направление работы. Не могу не отдать должное тогдашнему начальнику КГБ по Челябинской обла-сти — генералу Юрию Нико-лаевичу Соколову, умному,

смелому, на редкость эрудированному человеку, сумевше-му в зародыше разглядеть колоссальную важность этого направления. И весьма признателен ему за то, что он по-зволил мне, юному лейтенанту, рядовому оперу, одному из первых в стране покопаться в этой грязи.

На тот момент я находился в самом низу жесткой слу-жебной вертикали. Надо мною был стройный ряд руково-дителей низшего и среднего звена: замначальника отделе-ния, начальник отделения, замначальника отдела, началь-ник отдела, замначальника управления — и только потом Юрий Николаевич. Мне было крайне сложно добраться до высшего руководства со своей оперативной справкой, которая могла «зависнуть», например, где-то посередине «вертикали».

От непосредственных начальников (особенно бывших советских деятелей, пришедших в КГБ по так называемо-му партийному набору) я непременно получал нагоняй за всякие огрехи в текущей работе, поэтому и не рассчи-тывал на особое внимание первого руководителя к моим «исследованиям». Но меня сразу «взял в оборот» Виктор Владимирович Бочин, который будто отрезал: «Раз есть

При всем многообразии авторов и героев бк на его страницах еще никогда не было генералов, тем более — генералов спецслужб. И даже при нашем хладнокровии к внешним признакам карьерного успеха мы вынуждены признать, что генеральский статус — это серьезно. А может быть, нам просто повезло, что Виктор Кузенков — герой настоящей публикации — и следующий далее Евгений Савченко оказались на редкость содержательными и в высоком смысле отчаянными людьми. Генералы согласились что-то повспоминать о своем недалеком прошлом на площадке «Начало конца», и первым рискнул Виктор Анатольевич, который буквально заворожил всю нашу простодушную редакцию удивительными откровениями о том, как устроен этот бренный мир…

Старший лейтенант Виктор Кузенков. Фото на Доске почета, 1985

Заседание штаба ОКО, начало 1980-х


мозги — давай вкалывай, потом доучишься, и вообще, знания надо брать от задачи…» И тогда я занялся рас-следованием, связанным с контрабандой и незаконными валютными операциями.

Начинающие челябинские контрабандисты — как правило, бывшие спортсмены, имеющие возможность выезжать за границу, — быстро сообразили, что можно зарабатывать не только на ценовой разнице товаров, не-законно провезенных через границу, но и на курсовом разрыве между валютами. Если в нашем Госбанке давали всего 76 копеек за 1 доллар, то на черном рынке в Москве доллар стоил 4 рубля, в Ленинграде — 3,5, в Одессе — 3,9, а в приграничном Львове давали аж 12 рублей. В подоб-ных обменах можно было выручить немереные прибыли, скупая доллары у валютчиков и продавая их контрабанди-стам во Львове.

Мы взялись за разработку темы, но подследственность такого рода преступлений оказалась довольно сложной — тут тебе и спекуляции, и контрабанда, и нарушение пра-

Галиной и челябинский дзюдоист Юрий Ладнев с женой Любой. Так что недаром говорят: «Муж и жена — одна сатана».

К середине 1980-х наш провинциальный Челябинск фактически стал лидером по организованной преступно-сти благодаря установлению криминальной связи между так называемыми «синими», то есть «ворами в законе», и спортсменами, прежде всего единоборцами — боксе-рами, дзюдоистами и самбистами. Вокруг одного «вора в законе» формировалась силовая бригада в пару сотен боевиков, по сути представлявших собою организованное преступное сообщество — ОПС, целью и задачами которого являлось «извлечение прибыли» из криминальной эконо-мической деятельности, рэкета и «крышевания» первых ко-оперативов типа мелких мастерских, производителей това-ров и услуг, уличных рынков, торговых павильонов и проч.

Позднее, в «либеральные» девяностые, на этой самой почве проросла известная политическая группировка под названием «Спортивная партия России» и другие ана-

собственностью на орудия труда и средства производства, валютными спекуляциями и т. д.

«Воровская идея» явилась платформой для объедине-ния преступных авторитетов старой формации и новой молодой силы в лице спортсменов, ставших силовым под-спорьем для криминальных авторитетов. Наши боксеры и борцы взяли под контроль путан и таксистов, барменов и торгашей, антикваров и коллекционеров, то есть тех, у кого могла водиться наличная валюта. В короткие сроки организованные группировки стали собирать значитель-ные денежные суммы, антиквариат, иконы, что высоко оценивалось на Западе. Всё добро доставлялось преиму-щественно в приграничные и портовые города: Львов, Калининград, Ленинград, Одессу — и в Москву, где фоку-сировалось разное ворье во главе со своими паханами…

4.Я начинал карьеру с оперативной разработки контрабан-дистов и валютчиков в приграничном Львове, где какое-то время работал «под крышей» и под видом деляги общался с разной клиентурой. Однажды я получил информацию, что на одной из площадей Львова должна состояться пере-дача крупной партии валюты от челябинских посыльных Галине Михальской. Так как был выходной день и у меня не было возможности быстро поднять службу наружного наблюдения Львовского управления, то я рискнул лично «поприсутствовать» во время этой сделки. Выхожу на пло-щадь перед храмом, вижу Галину… но рядом никого. И во-обще кругом пусто, а у меня нет никакой возможности спрятаться где-то под кустом, но я решаюсь идти напро-лом и пробую как-то поприставать к даме. Ведь иной раз какой-то прямолинейный ход может показаться наименее подозрительным…

Итак, я пытаюсь представиться, но в ответ слышу: «Мужчина, вы мне не интересны». Что делать? А ведь я всё про нее знал, поэтому тут же нашелся и предложил ей… погадать по руке. И когда я начал «угадывать» каждую деталь ее биографии, она просто «офонарела» — действи-тельно экстрасенс! — и стала бурно восхищаться моими уникальными способностями. А тут как раз и подошла молодая барышня, ее знакомая. Естественно, возбужден-ная Михальская попросила погадать ее подружке… Тут уж мне пришлось как-то выкручиваться: я пытался объяснить доверчивым девушкам, что в течение одного вечера могу напрячься и сосредоточиться только один раз, поскольку контакт с «потусторонними силами» требует чрезмерных энергетических затрат. Наконец, я согласился погадать девушке (ее звали Леной), но только на следующий день, когда «восстановится» мой «экстрасенсорный потенциал» и что-то я про нее выясню у львовских коллег…

Мы договорились, и я взялся провожать подружек, по-нимая, что незнакомка, скорее всего, должна передать

Галине сверток с деньгами. Квартиру Михальских я уже знал, но мне надо было выяснить, где живет ее подруга, а значит, надо было как-то красиво «сбросить с хвоста» Галину и переключиться на незнакомку. И вот я начинаю выписывать маршрут по городу, чтобы пройти именно мимо дома, где жили Михальские. В одном из переулков я засек передачу пакета из рук в руки… Наконец, выбрал момент и сыграл свою роль: «Ой, девчата, совсем забыл, что мне нужно товарищу передать ключи, — давайте я вас быстренько по домам разведу, а завтра встретимся…» И тут, будто случайно, дом Галины оказался рядом, она прощается, а я дальше провожаю Лену…

Надо отметить, что во Львове на редкость своеобраз-ные дома — один подъезд (на местном диалекте «брама»), внутри дворик, в который сходятся десятки квартир. Мы уже подходим к подъезду ее дома, я про себя думаю: «Елки-палки, если дальше не пройду, то не узнаю номер квартиры, и потом ее не найдешь!» И я таки решился «от-крыться» прелестной незнакомке: мол, так и так, влюбил-ся без памяти, такое бывает раз в жизни, у меня серьезные намерения, хочу познакомиться с родителями! Лена под-далась моему искреннему возбуждению и неукротимому напору — она пригласила меня домой, где я уже на правах потенциального жениха трепетно и с большим чувством пообщался с ее мамой — женщиной, приятной во всех от-ношениях!..

На следующий день прихожу во Львовское управление, спрашиваю, проходил ли по оперативной информации такой-то дом. «Да, только не можем установить номер квартиры, контрабандисты быстро ныряют внутрь подъ-езда, и дальше мы их отследить не можем». И я им всё рас-сказал… Вот примерно таким образом мы и сумели разо-браться в организации валютных операций, после чего взялись за точечные операции по перехвату отдельных партий валюты, проходивших из Одессы в Москву, а отту-да во Львов и обратно.

В один прекрасный день мы задержали весьма за-нятную москвичку — Антонину Васильевну Титову, 1937 года рождения. Это была незаурядная, выдающаяся в своем роде жрица любви с солидным профессиональ-ным стажем, которая уже по возрасту перешла на «пре-подавательскую работу», обучая «талантливых» молодых девушек премудростям первой древнейшей профессии. Эта самая весьма характерная особа, широко известная в узких столичных кругах, оказалась крепко связанной с нашими челябинскими ребятами — вот почему мы ее и «вычислили»…

Задержание Титовой произошло накануне того, как в ее столичную квартиру должны были прибыть львовские контрабандисты, чтобы забрать очередную партию валюты. Мы пришли с обыском ровно в 5 утра, смотрим — никого нет: ни в туалете, ни на кухне, но за-мечаем в зале большой диван, приглядываемся — а из-за спинки виднеется огромная попа! Ну не смогла дама

вил проведения валютных операций, да плюс еще первые заказные убийства неугодных подельников. КГБ не мог обойтись без участия органов прокуратуры, по-этому вместе со мною стал работать следователь област-ной прокуратуры Николай Васильевич Жуков. С ним мы и возбудили уголовное дело по уже наработанным мате-риалам.

В тогдашнем советском уголовном праве была очень крутая статья «Нарушение правил валютных операций» (ст. 88, ч. 2 УК РСФСР), которая являлась одной из самых тяжких, перебивая практически все прочие, — от 15 лет лишения свободы до высшей меры. И действительно, к на-чалу 1980-х уже были расстреляны несколько фигурантов уголовных дел по 88-й статье. Но в Уголовном кодексе в то время не было отягчающих признаков в виде «организо-ванной составляющей» — как это звучит сейчас в статье 210 УК РФ «Организация преступного сообщества или уча-стие в нем». Тогда звучала такая трактовка: «… в составе организованной группы».

Вместе со следователем прокуратуры Жуковым мы взя-лись за дела, связанные с контрабандной деятельностью «околоспортивной мафии». Практически каждый эпизод из тех дел выглядит сегодня буквально как детективная история. А начинали мы с разработки контрабандных каналов в приграничном Львове, по которым проходили товары ширпотреба, валюта, предметы искусства и анти-квариат. С польской стороны были организованы «дыры» через границу, которые контролировали настоящие масте-ра спорта: польский боксер Михал Михальский с женой

логичные партии и фонды. А тогда, в восьмидесятые, наши доморощенные челя-бинские авторитеты одними из первых в стране поняли, что на советскую Родину над-вигается пресловутый рынок и что объявленные генсеком «перестройка», «ускорение» и «гласность» в конечном сче-те должны привести к тому, что во главе угла для каждого из нас станет собственное

благополучие и зарабатывание денег. Тогда же зазвучали новые удивительные лозунги: «Если ты такой умный — почему такой бедный?!», «Если ты такой умный — покажи свои деньги», «Если ты такая красивая — почему спишь с одним мужчиной?»…

Всё это очень свежо прозвучало в нашем обществе, поскольку честные граждане Страны Советов привыкли жить скромно, обыкновенно, гордясь равным достатком и стесняясь выпячиваться чем-то материальным, веще-ственным в кругу товарищей и коллег. Однако самые про-зорливые и ушлые «цеховики», кооператоры, лавочники, торгаши, работники плодоовощных баз, уличных базаров и прочие типы с АЖП (активной жизненной позицией) приветствовали горбачевскую перестройку, в особенности ее первые шаги по экономической либерализации «народ-ного хозяйства».

Вот из таких избыточно активных и рисковых особей стали складываться криминальные группы и бригады, которые пытались взять под контроль и подмять под себя отдельные сектора экономики. Наглядным примером ста-ла та самая Польша, с головой окунувшаяся в рынок с его «волчьей идеологией», жесткой конкуренцией, частной

история

Суровые блюстители порядка, начало 1980-х


скрыть такое крупное женское достоинство! «Мадам, а вы не могли бы привстать…» Она вылезает, отряхи-вается, и тут я буквально захожусь от восторга: передо мною стоит — о, как тесен мир! — мама той самой Лены из Львова, то есть моя нареченная «теща»… А следом мы обнаружили тайник с золотом и деньгами — по тем вре-менам страшные суммы.

Кстати, нашу группу укрепили еще несколькими ре-бятами из управления КГБ и прокуратуры, в том числе со мною стал работать Борис Николаевич Козиненко, который позже возглавил управление КГБ в Свердловской области. А самым важным для дела оказалось то, что по-сле задержания во время перелета из Москвы в Челябинск Антонина Васильевна проявила похвальную инициативу и сама предложила сдать нам вражеских шпионов, тесно связанных с нею валютными операциями и, возможно, любимым делом. Тут мы, конечно, подыграли искренней патриотке: «Ну если ты нам всё расскажешь про шпионов, то, конечно, поблажка тебе гарантирована. Мы же не зве-ри какие-то, а люди благодарные, с понятием…»

Драма была в том, что одними из конкретных каналов поступления валюты в страну являлись резиденты запад-ных разведок. Они, естественно, использовали деньги для подкупа слабохарактерных советских граждан, занима-ющих какое-то интересное служебное положение. Чаще всего их жертвами становились специалисты, имеющие доступ к государственным секретам, или какие -то персо-ны, способные стать «агентами влияния», а иногда даже «свободно мыслящие» деятели культуры…

Западные агенты были вынуждены искать разные спо-собы обмена валюты на рубли, чтобы рассчитываться со своими подручными. И эти самые агенты и резиденты, воспитанные в капиталистическом обществе, естествен-но, скупились менять те же доллары по 76 копеек за штуку в государственном банке. В результате они вышли именно на нашу «клиентуру», чтобы как можно выгоднее менять валюту на рубли, например по курсу 4,50 рубля за доллар. Таким вот тривиальным образом «враги» старались что-то подзаработать себе, поскольку перед бухгалтерией они отчитывались так, будто бы меняли валюту по официаль-ному курсу: 76 копеек за доллар, но фактически их профит составлял порядка 500% — запредельный бизнес!

Конечно, ради такого «крутого навара» можно было бы особенно не напрягаться по поводу национальных инте-ресов далекой капиталистической родины. Вот почему все обитающие в Москве резиденты подсели на «валютную иглу» и, по сути, постоянно рисковали подставить себя под удар во время банальной обменной сделки. Здесь-то нам и подфартило… Рано или поздно шпионы и валютчики должны были найти друг друга. Дражайшая Антонина Ва-сильевна оказалась замечательным коммуникатором для всех действующих лиц. Она нередко вступала в «обменные процессы» с агентами вражеских разведок и рассказала, где, как и когда проходят такие сделки… Так и вышло, что

мы, скромные челябинцы, опытным путем подобрались к разоблачению западной резидентуры в Москве.

Что такое разоблачить профессионального разведчика? Для этого требуются годы кропотливой работы больших «трудовых коллективов»! А тут мы чуть ли не с бухты-ба-рахты докладываем в столицу, что готовы взять несколь-ких шпионов, осевших в Москве. Ну понятно, как к нам отнеслись там, наверху… На нашу записку был получен красноречивый ответ: «Вы там в своем Мухосранске с головой-то дружите? Мы сто лет разрабатываем шпио-наж, а вы смеете заявлять, что готовы сейчас выложить все резидентуры…» Однако когда мы отправили собран-ную нами информацию с указанием конкретных явок, адресов и паролей — московские коллеги всё сверили и, наконец, поверили.

Первой нашей жертвой стал один из резидентов запад-ной разведки мистер NN, работавший под крышей одной из западных фирм. Он как раз и дружил с Титовой, благо-даря чему мы его перехватили именно в момент обмена 10 тысяч долларов. А уж потом NN сознался, что деньги пред-назначались для приобретения секретных материалов, поскольку наши предатели такие жадные, что просят без-мерные гонорары! Он нам и сдал одного из руководителей Министерства авиационной промышленности, который продавал шпионам секретные материалы.

Таким замысловатым образом — от изучения «не-организованной молодежи» и разработки мафиозных структур — мы сумели выйти на профессиональную си-стему западной резидентуры, конечной целью которой являлся развал Советского Союза, в том числе с помо-щью «агентуры влияния». И попутно нам тогда удалось обезглавить организованную преступную группировку в Челябинске…

Кстати, резидента мы брали примерно так, как расска-зывается в детективных романах. У нас была конкретная информация в отношении нескольких шпионов, но пер-вая валютная сделка должна была состояться с мистером NN. Из Москвы пришло задание вернуть Титову в столи-цу, чтобы она могла у себя в квартире принять звонок от клиента. Потом он должен был проехать мимо ее дома и зафиксировать условленный знак: если форточка за-крыта, то всё нормально, если открыта — значит, грозит опасность.

Наша оперативная группа находилась в засаде в квар-тире Титовой, где я оказался в одной комнате с закрытой форточкой и с тремя курильщиками! На пятый день я понял, что часть своей жизни мне придется дышать через фильтр… Могу честно признаться, что никакого особого страха в засаде мы не испытывали, наверное, просто по молодости у человека еще нет ощущения, что его съедят. И между прочим, поначалу нам было довольно неприят-но работать в Москве. Как правило, основные меропри-ятия проводились только благодаря личным договорен-ностям с милиционерами и прокурорами… Часто при-

ходилось передвигаться без специального транспорта, а иногда мы даже на задержания ездили в метро, да еще и жуликов перевозили в общественном транспорте! Со временем у нас все же установились рабочие контакты со столичными коллегами, когда они поняли, что от нас тоже можно что-то получить, и стали предоставлять нам посильную помощь, мы даже стали пользоваться у них авторитетом…

5.Другая любопытная история связана с одним из челябин-ских авторитетов — дзюдоистом Виктором Овчиннико-вым, при задержании которого двум его подельникам, боксеру Валерию Тюрину и борцу Юрию Сафонову, уда-лось скрыться в Москве. Мы начали их искать, вычислять контакты, и вскоре выяснилось, что эти два «гаврика» колесят по стране вместе с концертной труппой Аллы Пу-гачевой. Причем прикрывает их продюсер певицы — Олег Наумович Непомнящий, который позже взялся писать книжки о примадонне. А тогда мы быстро выяснили, где он живет, и получили информацию, что Тюрин и Сафонов остановились у него в квартире…

Операцию пришлось проводить в 2 часа пополуночи, когда брать санкцию на обыск было проблематично, по-этому мы рискнули разобраться на месте. Нам повезло: Юра Сафонов возвращался поздно, и его удалось задер-жать прямо у подъезда. Когда мы его слегка поприжали: «Где Тюрин?», он нам указал на квартиру Непомнящего. Но как туда проникнуть без санкции на обыск? Сооб-разили по ходу: я тихонько постучал в дверь — она от-крылась (видимо, ждали Юру), на пороге меня встретил кокетливый лысенький дяденька не первой молодости, но в легком халатике, весь напомаженный, с накрашенными ноготками…

Я наклонился к нему на ушко и таким доверительным шепотом спрашиваю: «Наумыч, ты один?» — «Да». — «А ты знаешь, что у тебя в квартире настоящий мафиози?» — «А что делать?» — «Давай мы его выпроводим». Наумыч меня пропустил, я прошел в дальнюю комнату, смотрю: Тюрин спит. Шепотом бужу его: «Валера, мигом вставай, одевайся!» Тот спросонья ничего не понимает, но быстро надевает штаны. Я подбадриваю: «Давай, давай, смелее, нас ждут…» Заходим в лифт… «А что, а как?» — «Аресто-ван, батенька! Садись в машину!»

Вдохновленный удачей, я по неопытности не стал ни с кем советоваться и тут же вызвал на допрос Аллу Бо-рисовну, мол, хочу выяснить, что за публика окружает эстрадную богиню, наше национальное достояние. Но уже через час содержательной беседы заверещали звонки из самых высоких кабинетов: «Кто ты такой, что ты себе позволяешь?» В общем, я в очередной раз получил по шапке…

***Таким вот образом и рушилось советское государство, когда наши известные спортсмены и артисты стали по-тихоньку-помаленьку приоткрывать тяжелый полог пре-словутого «железного занавеса» между «Красной импери-ей» и «свободным Западом». И ведь именно спортсмены и артисты, имеющие законную возможность выезжать за границу, фактически стали героями этого неоднозначно-го процесса. Конечно, параллельно с ними «трудились» и наши криминальные структуры, и вражеские разведки, и много других факторов и акторов помогли «сыграть в ящик» великому Советскому Союзу.

Мне же довелось быть непосредственным свидетелем удивительных событий, которые сегодня «вырисовыва-ются» в логическую историческую последовательность. После того, как наша группа вышла на шпионскую сеть в Москве и мы взяли с поличным резидента западной разведки, а следом одного из руководителей Минавиа-прома, мою кандидатуру включили в список на присво-ение ордена Красной Звезды. Это было ровно тридцать лет назад — в 1986 году. Когда мои коллеги раскрыли мне этот секрет, я, как положено в подобных случаях, проко-лол дырочку в лацкане парадного кителя…

Прошло два месяца, меня вызывает начальник управ-ления Юрий Николаевич Соколов: «Виктор, слушай, такая ситуация: Москва подготовила слишком длинные списки, и руководство КГБ начало вычеркивать снизу всех без разбору, а по алфавиту Челябинск как раз на дне списка. Это чисто статистика… Но ты не переживай, ты же еще совсем молодой…» Да я тогда особенно и не расстроился, просто еще не понимал ценности боевого ордена. Правда, когда Соколов вызвал снова и сказал, что меня отправляют с семьей в отпуск в Ялту, тут уж я догадался, что орден — штука серьезная, хотя именно в те мои молодые годы отпуск на море казался, конечно, покруче…

И только в самой Ялте до меня, наконец, дошло, что Юрий Николаевич отдал мне собственную путевку, по-скольку принимали меня аж в генеральском корпусе, где летом отдыхали самые знатные москвичи, члены семей руководящих работников. Они на меня смотрели, как на какого-то блатного, — будто бы за мною есть какая-то очень «мохнатая лапа». Ну а я был просто счастлив и беспечен, как может быть беспечен 25-летний парень, который мало того, что целый год красовался на доске почета, так еще и вырвался не просто на море, а именно в Ялту… в генеральский санаторий!

Шел второй год «перестройки», «ускорения» и «глас-ности»… И кто тогда мог подумать даже из самых про-зорливых работников спецслужб, что мы буквально с каждым днем приближаемся к крупнейшей в ХХ веке геополитической катастрофе?.. бк

история


В один прекрасный летний день прошлого

года известный челябинский фотограф

Александр Соколов побывал в музее

Ильменского государственного заповедника

и познакомился с его уникальной

коллекцией природных минералов…

Тогда и родилась идея сфотографировать

восхитительные срезы камней как

отдельные «живописные» картины.

Впоследствии они вошли в замечательный

календарь «Минералы. Музей Ильменского

заповедника. 2016» (Группа компаний

«Автограф»), страницы из которого мы

представляем на суд благосклонного

читателя и самого взыскательного критика.

каменныепейзажиприродныхминералов

опорный край

яшма

яшма

справа:лабрадорит

справа:лунный камень

клинохлор

Фото: Александр Соколов


родонит известняк

справа:чароит

слева:солнечный камень

справа:аметист

слева:агат

малахитяшма

опорный край


ретроспектива

– 1 –

Меня и сегодня поражает, как я, будучи еще под-ростком, выбрал свою дорогу жизни. Но этот выбор

случайным не назовешь. С раннего детства мне нрави-лись фильмы про «людей в погонах», я мечтал стать раз-ведчиком и борцом с преступностью. В старших классах школы, при поддержке райкома комсомола, мы создали «Оперативный комсомольский отряд дружинников», что-бы оказывать помощь сотрудникам милиции. И в один прекрасный день мы вместе с товарищами по «ОКОД» пришли в Управление КГБ по Челябинской области, что-бы узнать условия приема в эту спецслужбу и, возможно, наладить формы взаимодействия с нашей комсомоль-ской дружиной.

В те годы люди просто побаивались КГБ и, конечно, по собственной инициативе старались не наведываться в столь серьезное учреждение. Поэтому дежурный пра-

порщик был поражен, когда увидел на пороге группу юношей, которые прямо заявили, зачем они пришли. Он тут же доложил по телефону вышестоящему на-чальству о юных посетителях, и вскоре к нам вышел седовласый офицер. Как и прапорщику, мы ему объяснили, что являемся настоящими дружинниками школьного комсомольского оперативного отряда и после учебы хотим непременно служить в КГБ. Наивные, мы тогда не осознавали, что в такую структуру по собственному желанию, как правило, не попадали.

Однако офицер, видимо оценив наш от-крытый, решительный настрой, поверил

Напутствие офицера о необходимости выполнить ряд условий для приема в КГБ я воспринял серьезно, поэтому после успешного окончания школы не стал поступать в вуз, а настроился на службу в армии. Перед призывом устроился каменщиком в трест «Уралремстроймонтаж», где стал комиссаром ОКОД треста, да еще и на обще-ственных началах возглавил комсомольскую организа-цию РСУ. Всю эту дополнительную работу я выполнял после трудовой смены. Горжусь, что за неполный год работы на стройке бригадой из пяти человек мы с нуля построили капитальное здание профилактория на ул. Чоппа в Челябинске и проложили к нему дорогу.

В декабре 1987 года меня пригласили в военкомат на призывную комиссию, в которую, наряду с кадровыми военными, входили представители разных предприятий, партийные и комсомольские работники. Как тогда было принято, перед лицом грозной комиссии я стоял в одних семейных трусах, а уважаемый Герой Социалистического Труда наставлял меня: «Сынок, тебе доверена великая честь служить на атомной подлодке “Челябинский комсо-молец”, и мы, земляки, уверены, что ты станешь доблест-ным защитником нашего Отечества…» В этом месте, ви-димо, полагалось торжественно воскликнуть: «Так точно, клянусь честью!» Но я напружинился и твердо заявил: «Никак нет!»

Тут все члены комиссии буквально выпучили глаза. Но я не растерялся: «Хочу служить только в войсках КГБ СССР!» А в этой комиссии оказались секретарь и ин-структор райкома комсомола, которые отвечали за рабо-ту комсомольских дружин и хорошо меня знали. Они-то и поддержали. Начались бурные дебаты! Наконец, во-енком сдался: «Ладно, сынок, сейчас мы тебя призывать не будем, но скоро ты пойдешь служить в особые (!) во-йска». И действительно, весной 1988 года меня призвали на службу в отдельную мотострелковую дивизию особого назначения (ОМСДОН) Внутренних войск СССР имени Дзержинского…

– 2 –

К концу 1980-х годов в стране «пошел процесс» — раз-вернулась так называемая «перестройка». Одним

из тяжелых последствий резких политических перемен стало обострение социально-экономического положения и возникновение «горячих точек» на Кавказе и в Средней Азии. Мне хотелось разобраться в истоках конфликтных ситуаций, взбудораживших все общество. Что фактически привело к жестким и даже кровавым столкновениям — то ли «вдруг» обнажившиеся межнациональные противоре-чия, то ли экономические причины, то ли вообще какие-то неведомые обстоятельства, спровоцированные внешними силами?

Подразделения ОМСДОН многократно участвовали в локализации конфликтов в той или иной «горячей точ-ке». И когда мы стали курсантами школы сержантов, нас направили в Армению, где как раз случились стычки про-тивоборствующих сторон и даже массовые волнения. Моя первая служебно-боевая командировка состоялась еще до

Фото из архива Евгения Савченко

Генерал-лейтенант полиции Евгений Савченко рассказывает о своей боевой молодости и не менее суровой зрелости… Неспешный, обстоятельный монолог Евгения Юрьевича поможет вдумчивому читателю полнее представить наше недалекое прошлое и, может быть, как-то иначе взглянуть на сегодняшний день.

Евгений Савченко, июнь 2014

нам. Он спокойно и внятно пояснил, что продолжить раз-говор о приеме на службу в КГБ можно будет только по-сле службы в армии, получения высшего образования, да еще требуется определенный трудовой стаж. А для наше-го профессионального совершенствования, как дружин-ников, пообещал нас познакомить с руководством об-ластного УВД. Мы ему дали телефон приемной директора школы, и буквально на следующий день к нам в класс влетела директриса и испуганно сообщила, что меня и моего товарища разыскивают из КГБ СССР! И вскоре нас действительно познакомили с руководителями ком-сомольской организации УВД, которые, вероятно, сами были под впечатлением от того, откуда прозвучала прось-ба, и поэтому самым ответственным образом отнеслись к тому, чтобы помочь нам приобрести первые навыки работы дружинников.

Создание школьного ОКОД, осень 1986 Первый состав ОКОД. Вручение удостоверений, осень 1986

ХОЧУ В КГБ!

Вместе с комсоргом и бригадиром треста «Уралремстроймонтаж», май

1988

Проводы в армию. Отец, мама, бабушка и одноклассники, 21 мая 1988

Боец Софринской бригады особого назначения, 1989


трагических событий 7 декабря 1988 года, когда произо-шло страшное Спитакское землетрясение, унесшее сорок тысяч жизней. А после возвращения из Еревана и окон-чания школы сержантов меня распределили в одну из рот оперативного полка дивизии, где я вскоре узнал о наборе добровольцев в создаваемую Софринскую бригаду особо-го назначения (БРОН). Я сразу изъявил желание служить в бригаде, успешно сдал практические экзамены и был зачислен в ее состав.

Это была действительно уникальная бригада для оперативного разрешения вооруженных конфликтов на территории ряда республик СССР. В составе БРОН я дважды побывал в длительных командировках в Баку и ряде территорий Нагорного Карабаха, где, будучи еще сержантом, исполнял обязанности старшины роты. Во время выполнения боевых задач мы постоянно общались с самыми разными людьми, посетили массу населенных пунктов, лазили по горам и принимали участие в охране участков государственной границы. В итоге я пришел к глубокому убеждению, что межнациональные воору-женные конфликты были спровоцированы внешними силами, грамотно использовавшими внутренние соци-ально-экономические проблемы этих территорий.

Нашей бригаде довелось участвовать в операции по задержанию провокаторов, переброшенных с Ирана. Они планировали объявить себя правительством одного из районов Нагорного Карабаха и сразу же попросить извне военную помощь. К тому времени серьезные во-оруженные формирования уже стояли в приграничных районах Ирана и фактически ждали сигнала для оказа-ния помощи самопровозглашенным правителям. После задержания ряда несостоявшихся «вождей» мы вместе с подразделениями морской пехоты длительное время оказывали помощь пограничникам по обеспечению ох-раны государственной границы и пресечению довольно частых вооруженных провокаций. Мы изымали оружие, боеприпасы, задерживали боевиков в разных районах

Нагорного Карабаха, сталкивались с фактами минирова-ния и подрыва дорог, водозаборов и т. д. и т. п.

– 3 –

Длительное время находясь в непосредственном контакте с жителями конфликтующих территорий,

я убедился, что, несмотря на высокое социальное на-пряжение, абсолютное большинство местного населения было категорически против кровавых столкновений. Многие коренные жители давно жили в смешанных бра-ках, с уважением относились к соседям, и «национальная тема» никого особенно не волновала. На мой взгляд, межнациональные распри раздувались сторонними силами искусственно, а главной причиной возникшего напряжения в обществе являлась коррупционность долж-ностных лиц республик и бедственное материальное по-ложение простых людей. В 1988 году даже в самом Ерева-не — красивейшем городе! — я был поражен нехваткой питьевой воды и электричества, многие жили в подвалах и на чердаках многоквартирных домов. Перенаселен-ность способствовала возникновению спонтанных быто-вых, уличных конфликтов, которые связывались якобы с избыточным присутствием азербайджанцев.

Внимательно изучая на карте СССР населенные пункты в Нагорном Карабахе, я однажды нашел месторасполо-жение нашей бригады и обратил внимание, что на карте нарисованы асфальтированные дороги. Однако на самом деле в этом месте была только грунтовка. Зато рядом нахо-дилась соседняя деревушка из десятка домов, которой даже не было на карте, но асфальт там был! Карабах тогда входил в Азербайджанскую ССР, и местный чиновник — вот она, коррупционная составляющая, — подвел дорогу к своему родовому местечку, а крупный армянский населенный пункт Аракюль так и остался без нормальной дороги. По-добные «открытия» мы встречали нередко. И те «деятели», что понабивали себе карманы, стремились как-то легализо-ваться, в том числе и при помощи зарубежных связей.

Еще один характерный эпизод. Мы патрулируем на улицах Баку. К нам подходит обаятельная бабушка, сла-вянка лет 80, в абсолютно здравом уме. Рассказывает лю-бопытную историю: «Сынки, в сороковые годы я служила в Министерстве безопасности Азербайджанской ССР, министр наш был большой бабник (то же самое говорили и про Берию), но, когда Берию скинули, он сразу исчез вместе со своими соратниками. Люди говорили, будто они удрали за границу, но недавно я встретила бывшего министра на улице города…»

После всего увиденного и пережитого я демобилизо-вался с твердым намерением поступить в военное учи-лище МВД СССР с последующей перспективой перевода в оперативные подразделения КГБ. Однако неожиданно выяснилось, что кадровые службы УВД, которые давали направления для поступления в училище Внутренних войск, уже прекратили выдачу документов. Почему? Я уходил в весенний призыв 21 мая, спустя ровно два года — 21 мая — меня как раз и уволили. Но тогда счита-лось, что в мае демобилизуют «залетчиков» — нарушите-лей дисциплины. Но мы же практически не вылезали из командировок! Непосредственно перед демобилизацией я только-только вернулся после очередной поездки в За-кавказье. Зато на тех, что вернулись «вовремя», в воен-комате оформили соответствующие документы, и они имели возможность поступить в элитные учебные заве-дения ВВ МВД и КГБ СССР. А я нет! Всё это было крайне неприятно…

– 4 –

И тут судьба сводит меня с уникальным человеком — Михаилом Иосифовичем Чемодуровым, который

стал первым руководителем областной налоговой ин-спекции. В 1990 году государственные налоговые инспек-ции появились в составе Министерства финансов СССР, и только в ноябре 1991 года Государственная налоговая служба обрела самостоятельность. При первой встрече Чемодуров объяснил: «Вот ты печешься по поводу кор-рупции, ее разрушительного влияния на экономику, а через два-три года в нашей службе появится правоохра-нительная структура, которая и будет бороться с этими проблемами». Однако в 1990-м редкие профессионалы верили в будущее самой налоговой инспекции. Опытные советские сотрудники финансовых отделов просто не хотели в нее идти, поскольку посчитали, что это какая-то прихоть, мол, через короткое время новую службу раз-гонят…

Но Чемодуров решился возглавить областную налого-вую инспекцию и сразу определился со своей кадровой стратегией: приглашать на службу способных молодых людей, которые еще не научились врать и ловчить. Тогда появляется возможность правильно сформировать ква-лифицированного налоговика. В то же время открылись целевые наборы, привлекшие большое внимание самой

разной молодежи. И особенно парней, только отслужив-ших в армии, на что и рассчитывал первый руководитель областной налоговой инспекции.

Параллельно с работой я стал заочно учиться — вна-чале в техникуме, а позже в университете. Мне пришлось практически «вгрызаться» в новую сферу деятельности и в особенности налогового законодательства. Сопри-коснувшись с финансовыми архивами, я был поражен: насколько продуманной и выверенной оказалась совет-ская финансовая система с ее детальной регламентацией и жестким контролем. Например, ответственный работ-ник финансовой службы мог быть уволен или привлечен к строгой дисциплинарной ответственности за одну лишнюю тысячу рублей, выпущенную в оборот. Однако с началом рыночных реформ началась неоправданная вольница. Со временем я самостоятельно пришел к по-ниманию, как происходило разворовывание и растаски-вание государства. Ведь первое, что придумали новояв-ленные «либеральные демократы», — не проверять вновь созданные кооперативы в течение трех лет и не устанав-ливать для них лимитов по работе с наличными средства-ми. В результате в короткий промежуток времени вся «наличка» сконцентрировалась в частных компаниях.

На рубеже 1980-х и 1990-х годов в стране вдруг стали пропадать самые простые товары повседневного спроса: нитки, зубная паста, мыло, стиральный порошок… А по-чему? Принятый ранее «Закон о кооперации», который должен был стимулировать производство, практически способствовал росту банальной спекуляции с примитив-ной перепродажей. Можно было на простую юбку на-шить солнышко — и это уже считалось новым изделием. Причем финансовый оборот строился ровно так, как на базаре: преимущественно на наличных деньгах, за ко-торые «оптовики» скупали товары со складов, а дальше

Командировка в Нагорный Карабах. Аэропорт Кировобада, осень 1989

Аэропорт Кировобада, весна 1990

Перед боем... Е. Савченко справа. Нагорный Карабах, весна 1990



всё шло в розничную торговлю. И обратно в банки деньги уже не возвращались. Поэтому в короткие сроки банки буквально опустели на глазах изумленных бюджетников, которым хоть что-то надо было платить. Тут же была спро-воцирована искусственная инфляция, которая вообще свела всех с ума. Повторюсь, моя оценка субъективная, но бесспорно то, что ситуация в стране сложилась тогда крайне опасная.

К тому времени Запад, во многом за счет дешевой со-ветской нефти, которую согласно подписанным в 1970-х долгосрочным контрактам мы обязались продавать по фиксированной цене, обеспечил себе рывок в новых тех-нологиях, значительно повысив внешнюю конкурентоспо-собность. И во мне еще более и более укреплялось мнение, что Советский Союз разваливается по сценарию «внешних сил» с опорой на коррумпированных руководителей наше-го государства.

– 5 –Как и предсказал Михаил Чемодуров, в марте 1992 года при Государственной налоговой инспекции было создано Главное управление налоговых расследований (УНР), име-ющее право заниматься оперативно-розыскной деятель-ностью по выявлению и пресечению налоговых престу-плений. В 1994-м УНР получило самостоятельный статус Департамента налоговой полиции, а затем и Федеральной службы налоговой полиции. В мае 1993-го я перешел на службу в УНР, став одним из первых в области налоговых полицейских. Тогда же я с отличием окончил финансовый техникум и, благодаря практической работе в отделе на-логообложения физических лиц областной ГНИ, на мо-мент перехода в налоговую полицию (замечу без ложной скромности) являлся одним из лучших специалистов. По-этому Чемодуров был категорически против моего пере-хода в полицию. Он провел со мной «углубленную» беседу и, лишь окончательно убедившись в твердости моих наме-рений, все-таки меня благословил…

Работая в налоговой инспекции, я наблюдал за множе-ством удивительных процессов. Скажем, есть небольшой городок в области, где весь бюджет составляет один мил-лион рублей. Пять предпринимателей регистрируют в нем ИП — и каждый из них вываливает за патент по миллион-чику. То есть городской бюджет в одночасье увеличивается в пять раз. Интересно! Однако есть одно «но»… Предпри-ниматель, согласно действовавшим законам, должен был регистрироваться по месту жительства, и от главы требова-лось маленькое нарушение: «Ты нас здесь зарегистрируй, а деньги мы перечислим в бюджет города, мы же не взятку тебе даем в карман…» Начинаешь анализировать счета этих предпринимателей — а через них прут сумасшедшим потоком десятки и даже сотни миллионов рублей! Так про-гонялись колоссальные суммы, чтобы легализовать все, что лежало мертвым грузом. В нужное время эти предприятия закрывались, и всё выглядело шито-крыто.

Такая цепочка финансовых акций вертелась по всей стране, и через Южный Урал тоже. Нам было понятно, простая налоговая проверка результатов не даст, необхо-димо применение специальных средств, используемых правоохранительными органами. А с появлением налого-вой полиции и наделением ее полномочиями по осущест-влению оперативно-разыскных мероприятий возникла реальная возможность воздействия на «теневую экономи-ку» России. Поначалу основной костяк налоговой поли-ции составляли сокращенные из Министерства обороны офицеры, а также уставшие от многочисленных кадровых реформ сотрудники органов ФСБ и МВД. Для их перепод-готовки создали краткосрочные курсы при специальных учебных заведениях. Среди первых налоговых полицей-ских я оказался, пожалуй, единственным с практическими навыками налоговика и с профильным образованием.

Федеральную службу налоговой полиции (ФСНП) по Челябинской области первым возглавил Александр Ми-хайлович Редькин, но он проработал всего около года и по семейным обстоятельствам покинул службу. В декабре 1993-го на его место был назначен Анатолий Петрович Сурков, с приходом которого почти на все руководящие посты были назначены активные и творческие сотруд-ники, перешедшие из органов госбезопасности. Поэтому в самые первые годы деятельности служить было крайне интересно. Упор был сделан на «глубинные» разработки с активным использованием арсенала специальных не-гласных оперативно-разыскных мероприятий.

Распутывая хитроумные схемы уклонения от налогов и вывода средств за рубеж, с санкции высшего руковод-ства мне лично пришлось взаимодействовать с пред-ставителями ФБР США, полицейскими Канады, Австрии, Германии и даже ОАЭ! Наши оперативные подразделения специализировались на выявлении налоговых и валютных преступлений в сфере внешнеэкономической деятель-

ности, черной и цветной металлургии, алкоголя и даже организованной преступности (криминал через «крыши» подбирался к воротилам теневой экономики). Тогда на-ших командиров интересовало не количество «палок», а конкретный результат и возмещение экономического ущерба стране.

Мы раскрыли уникальную операцию «Песок», связан-ную с масштабной и хитроумной схемой уклонения от уплаты налога на добавленную стоимость (НДС), которая фактически обеспечила изъятие из федерального бюджета в пользу бизнес-структур российских олигархов милли-ардных сумм. Не берусь утверждать, но в нашей среде считалось, что изобретателем схемы был сам Борис Абра-мович Березовский или в простонародье — БАБ! И ведь НДС является одним из самых хитрых налогов, поскольку он позволяет идеально изымать прибавочный капитал из оборота в нужное время и в нужном месте, а в ряде случа-ев даже в конкретной стране.

В России пресловутых девяностых практически никто не мог противостоять БАБу, за исключением налоговой полиции. И, по моему мнению, именно успешная опера-ция «Песок» и стала началом конца нашей службы. Пер-вый директор ФСНП Сергей Николаевич Алмазов сумел раскопать эту тему и подобраться к Березовскому, однако сложившиеся к началу 1999-го обстоятельства и органи-зованная травля директора полиции способствовали его досрочному увольнению…

Расследование «песочной» схемы заняло несколько лет — от 1995 года до 1998-го. Цепочка вывода финансовых потоков начиналась с работы компаний, не освобожден-ных от НДС, которые далее проводили операции с компа-ниями, освобожденными от НДС, получая право на его возмещение из федерального бюджета. Главным нюансом схемы было то, что фактически никто ничего не покупал и не продавал, — это были мнимые бумажные сделки. Опе-рация потому и называлась «Песок», что, по сути, «прода-вался» песок, но его никто не касался и никуда не увозил. В подобном ключе было проведено несколько успешных глубинных операций и с песочниками, и с фармацевтами, и проч.

Когда ФСНП действительно стала серьезной и полезной службой, ее решили свалить в обычную бюрократическую систему. Новый директор, Вячеслав Федорович Солтаганов, обозначил новый «фронт» работы — «палки-галки» в до-кументах. Нам предлагали через количество пресловутых «галочек» о проведенных мероприятиях создать представ-ление о качественной работе службы. Но реальная жизнь показывает, что исключительный упор на статистику, срав-нение показателей с АППГ (аналогичный период прошлого года) неизменно способствуют подлогу и другим должност-ным преступлениям, развязывая руки криминалу и кор-рупционерам. Налоговая полиция стала сереть и чахнуть на глазах. Поэтому в конце службы в полиции в 2003 году я уже морально готовился к уходу на пенсию.

Пройдя непростой путь от рядового оперативника, отработав замначальника отдела по городу Челябинску и став начальником оперативного отдела в Управлении ФСНП, я не мог себе позволить такую сомнительную ро-скошь, как очковтирательство. Мне было неинтересно искать какие-то «палки» и выявлять преступления, свя-занные, например, с обманом потребителя, должностным подлогом, мошенничеством, с невыплатой пособий по безработице тем, кто не оформил закрытие своей деятель-ности в качестве индивидуального частного предприни-мателя.

А еще у нас были успешные операции по раскрытию ин-тересных преступлений, когда ряд собственников крупных промышленных предприятий, стремясь получить депутат-ские полномочия и соответствующий иммунитет, пыта-лись проводить свои избирательные кампании и благотво-рительные акции за счет неуплаченных налогов. Ряд таких бизнесменов пытались бороться с налоговой полицией, активно используя грязные информационные технологии и разного рода провокации. Поэтому нам было не скучно, но как-то противно…

– 6 –В марте 2003 года объявляется о ликвидации налоговой полиции. В свои 33 года, будучи подполковником и на-чальником отдела оперативной службы, окончив с от-личием заочный юридический факультет Челябинского государственного университета, я очутился на перепутье. Решил собрать личный состав и обратился к товарищам: «Мы с вами почти десять лет отслужили в налоговой поли-ции. Я понимаю, что мы лучше разбираемся в налоговых преступлениях, чем наши коллеги из МВД…»

Кстати, в структуре ФСНП были спецподразделения документальных проверок, в которых работали професси-ональные налоговики, финансисты и экономисты, систем-но актуализирующие постоянные изменения в налоговом законодательстве. С их помощью оперативники распу-тывали сложнейшие цепочки по уклонению от налогов. А для результативной работы надо было знать не только законодательство, но и всю технологическую цепочку создания конкретного товара, чтобы разобраться в схемах сокрытия доходов и уклонения от уплаты налогов злост-ными неплательщиками. И нам ведь много раз удавалось раскрывать и пресекать самые хитроумные схемы!

Так, один авантюрист приехал из Америки с печатью (кстати, в США печать в контракте не имеет особой юри-дической силы: главное — подпись полномочного лица), показывал контракты, под которые с помощью крими-налитета брались банковские кредиты, и деньги перево-дились за рубеж, откуда уже не возвращались. Валютное законодательство в то время позволяло штрафовать пред-приятие, отправившее по контракту валюту за рубеж, если в течение 180 дней не доставлялся контрактный товар или не возвращены деньги. В результате невозврата средств

Старший лейтенант налоговой полиции, июнь 1994



российское предприятие фактически банкротилось, а переведенные за границу деньги оказывались под кон-тролем криминальных структур.

И наше расследование установило, что деньги из США были перенаправлены в одну из западноевропейских компаний, которая приобрела и направила в Россию по своему контракту товар якобы под реализацию, но с на-мерением всю прибыль от сделки оставить в Европе. Для раскрытия подобных схем с банковскими фальшивками нам приходилось взаимодействовать с немцами, амери-канцами, британцами и представителями других стран, чтобы разобраться в нарушениях и особенностях их на-логового, валютного и таможенного законодательства. То действительно была чрезвычайно сложная, но и очень захватывающая работа.

Однако к началу 2003 года у нас укрепилась «палоч-но-галочная» система, и новое руководство не особо привлекали масштабные долговременные оперативные разработки, не дающие сиюминутный результат. В марте 2003-го, после Указа президента России о ликвидации ФСНП, я обратился к подчиненным примерно с такими словами: «Наши знания должны пригодиться в МВД,

и мы должны делать то, что умеем…» Но мне самому в МВД не хотелось — во время совместной работы с коллегами из милиции я хорошо рассмотрел, что и там страдают «палочной» болезнью в ущерб реальной борьбе с крими-налом. В такой психологически сложной ситуации, не желая быть «пАлководцем», я все-таки решился перейти в МВД, но в сентябре уйти в отставку, поскольку уже по-лучал право на пенсию с учетом льготной выслуги.

И тут совершенно неожиданно меня пригласил на бе-седу заместитель начальника УФСБ по Челябинской об-ласти Виктор Анатольевич Кузенков, который признался, что ему поступило предложение возглавить Управление Госнаркоконтроля по Челябинской области. Причем но-вая служба создавалась именно на базе упраздненной налоговой полиции. Оказалось, что по Указу президента формируется служба ГНК, директором которой назначен Виктор Васильевич Черкесов. Он-то и предложил Кузен-кову набрать команду в территориальное Управление.

Виктор Анатольевич прямо спросил меня: «Ты хочешь работать в команде президента»? Я искренне удивился: «Зачем я вам? Да, у меня есть практические навыки опе-ративной работы, но ведь о наркотиках я мало что знаю».

Но Кузенков объяснил мне, что средства и методы опера-тивно-разыскных мероприятий везде одинаковы. И далее он немного рассказал о задачах новой службы по раскры-тию разных форм легализации средств от сбыта наркоти-ков и по борьбе с должностными преступлениями в сфере легального оборота. В конце он подчеркнул, что самые первые сотрудники налоговой полиции были воспитаны и обучены еще советскими «чекистами», а потому владе-ли практическими навыками «глубинной разработки».

По службе в налоговой полиции мне нередко приходи-лось общаться с Кузенковым. Чаще это было позитивное, конструктивное сотрудничество, но случались и крайне эмоциональные столкновения, поскольку полицейских часто подозревали в коррупции и писали на нас жалобы, в том числе и в ФСБ. Ну как же, люди имеют дело с боль-шими и очень большими деньгами, значит, обязательно сумеют что-то прибрать к своим рукам. Не миновали подобные наветы и мою персону. Но, видимо учитывая опыт подобных расследований, Виктор Анатольевич и принял решение пригласить меня в новую службу и вначале предложил занять должность начальника опе-ративного отдела. Он сразу обозначил крайне интерес-ные направления работы, включая разработку аналити-ческих методик выявления и пресечения наркопотоков. А уже после беседы позвонил и сообщил, что пришел к решению назначить меня заместителем начальника оперативной службы Управления.

– 7 –Первые годы службы в ГНК (с 2004 года ФСКН) меня

слегка разочаровали. Поначалу никак не просматривался системный подход к изучению оперативной обстанов-ки с координацией действий со стороны центрального аппарата по выявлению преступлений, совершаемых организованными группами. Да еще предпринимались какие-то неловкие попытки организовать соревнование с МВД. Но постепенно погружаясь в проблематику нарко-мании, я стал понимать, что каналы наркотрафика в на-правлении постсоветского пространства имеют явные признаки внешнего системного руководства. Однако ни у кого еще не было четкого понимания масштабов нарко-тизации населения. Не было и объективных механизмов для установления фактической численности зависимых от наркотиков лиц и общего представления о факторах, влияющих на спрос и предложения.

И тогда, да и сегодня тоже, ответственные чиновники грешат тем, что судят о масштабах наркотизации по дан-ным массивов наркологических наблюдений. При этом не учитывается тот факт, что, пойдя на уступки запад-ным консультантам, в России законодательно закрепили сугубо добровольный порядок постановки зависимого лица на учет к наркологу. А посему если у наркомана или его родственников есть деньги, то можно на законных основаниях лечиться анонимно без постановки на учет.

И только в отсутствие средств желающий пройти курс лечения ставится на учет. В результате такого лукавства большая часть наркоманов оказалась «в тени», и нам пришлось внедрить ряд федеральных законодательных актов, чтобы их вытащить на свет. Правда, тут же во мно-гих СМИ зазвучало, что благодаря работе полицейских число наркоманов только увеличилось.

Другой пример. Лечение наркомании дает положитель-ный эффект только в 2% случаях, а использование наряду с ним форм медицинской и комплексной социальной реабилитации повышает эффект до 40% и выше. Причем свыше 90% всех средств у нас направлялось исключитель-но на лечение, а процесс социальной реабилитации даже не был нормативно отрегулирован на федеральном уров-не. Здесь надо отдать должное Кузенкову, способному на нестандартные подходы в работе, которые всё же вписы-вались в рамки правового поля, но о их содержании пока еще не пришло время рассказывать. Впоследствии этими наработками заинтересовалось новое руководство ФСКН, и многое из тех методов было принято на вооружение.

С приходом нового директора ФСКН — Виктора Пе-тровича Иванова (в мае 2008-го) у меня появился до-полнительный драйв в работе. Кузенков предложил мне войти в руководство Управления, став его помощником. Кстати, тут же СМИ стали называть меня руководите-лем пресс-службы УФСКН, кем я никогда не был, просто в новой должности мне пришлось много сотрудничать с активом гражданского общества и прессой. Из опыта службы в налоговой полиции я вынес, что в любом деле надо четко распознать союзников и противников, а еще стараться использовать потенциал СМИ в благих целях. Иначе «сильные мира сего» непременно навяжут свой административный ресурс, после чего и дело пострадает, и сам столкнешься с большими проблемами. А уж с этим самым административным ресурсом против себя и своих коллег я столкнулся не раз.

Однажды, когда я служил еще рядовым оперативни-ком в налоговой полиции, мы вскрыли многомиллион-ную схему сокрытия налогов и таможенных платежей в ходе выполнения контрактных обязательств крупной челябинской компании перед зарубежными партнерами. Преступление было совершено весьма известными в об-ласти лицами, и далеко не каждый руководитель право-охранительного блока, включая прокуратуру, готов был вступить с ними в борьбу. Прокурор, впервые увидев мои материалы, буквально опешил и предложил к утру при-нести ему обвинительное заключение, чтобы убедиться, что на стадии оперативно-разыскных мероприятий я со-брал действительно полные доказательства совершен-ного преступления. Наутро я ему принес написанное от руки заключение. Изучив документы и мои записи, про-курор вызвал следователя, распорядился зарегистриро-вать материалы и возбудить уголовное дело. Сразу после этого мы провели следственные мероприятия на пред-


Годовщина ФСКН, лето 2004


приятии, изъяли ценные документы и задержали лицо, подозреваемое в подделке документов для сокрытия на-логов. Задержанный не стал отпираться и дал признатель-ные показания. Вся следственная группа была в восторге от предварительных результатов расследования.

Однако уже на следующее утро меня в срочном порядке вызвали в прокуратуру и ознакомили с постановлением вышестоящего прокурора об отмене постановления о воз-буждении уголовного дела. Профессионалы прекрасно знают, что после выполнения хотя бы одного следственно-го действия — допрос, выемка, задержание — вынесенное ранее постановление не может быть отменено в принци-пе — оно может быть только прекращено. И тот прокурор, что вынес первое постановление, пояснил мне, что он не может ничего изменить. Более того, ему уже намекнули на возможное увольнение.

Всё случившееся потрясло меня основательно. Владея всеми деталями разработки и понимая влияние этого деятеля, я в нарушение всех инструкций и приказов при-шел к нему лично (правда, поставив в известность своего непосредственного начальника) и сказал в лицо, что он «поступил по-скотски». Тот удивился такой наглости и дал послушать аудиозапись, где некоторые должностные лица из руководства Управления налоговой полиции расска-зывают о моей невменяемости и что со мной они ничего сделать не смогут. А поэтому он нашел выход «на самом верху» и решил проблему так, как решил. Поразительная откровенность объяснялась просто: все документы, свиде-тельствующие о нарушениях, были уже уничтожены, в том числе и у зарубежных партнеров.

В моей жизни рядового опера такой разговор случился впервые. «Сильный мира сего» признался, что оценил мои способности, и предложил отблагодарить меня за принци-пиальность. Буквально опустошенный таким цинизмом, я все-таки попросил его использовать свои связи и не тро-гать прокурора, которого должны были уволить. И он не обманул, выполнил эту просьбу, а смелый прокурор со вре-менем сделал хорошую карьеру. А я после разговора с «хо-зяином жизни» пришел и написал рапорт на увольнение. Мой начальник отдела, выходец из внешней разведки, порвал его: «Мы и не такое видели, тебе надо успокоиться, прийти в себя, не так всё просто. Если уйдешь, то дальше уже не сможешь им мешать — значит, они тебя сломали». И впоследствии я еще дважды попадал в подобное положе-ние и писал рапорты на увольнение, но рядом неизменно оказывались мудрые командиры, которым удавалось меня переубедить.

– 8 –В должности помощника начальника УФСКН я начал выстраивать комплексную систему мониторинга нарко-ситуации в тесном сотрудничестве с общественностью и СМИ и одновременно формировал «защитное лобби» для предотвращения возможных провокаций и давления

со стороны «сильных мира». С приходом в ФСКН Виктора Иванова и его команды многое изменилось в организа-ции работы. Появилось четкое целеполагание и систем-ность во всесторонней оценке оперативной обстановки и выработке конкретных мер. А еще заметно возросла координирующая роль центрального аппарата, с которым установилась круглосуточная связь. Прояснились все при-оритетные направления в работе: борьба с организован-ными формами наркопреступности; выявление внешних и внутренних каналов распространения наркотиков; под-рыв финансовых основ наркобизнеса… Здесь мы стали безусловными лидерами среди всех правоохранительных органов страны, но хорошо понимали, что наши результа-ты являются следствием совместной работы с коллегами из других силовых ведомств.

С 2006 года ФСКН стала активно использовать предо-ставленное президентом России право делегировать наших сотрудников в российские посольства. Это было особенно актуально в странах с мощным наркооборотом (вроде Афганистана). Офицеры ФСКН, командированные в посольства, отвечали за взаимодействие с коллегами из национальных правоохранительных органов. При Викто-ре Иванове наша служба стала весьма активно влиять на формирование единой национальной системы монито-ринга наркоситуации и вообще антинаркотической поли-тики государства. Это была объемная, сложная, но очень интересная работа.

В 2008 году Виктор Кузенков предложил мне стать за-местителем начальника областного УФСКН. После согла-сования в центральном аппарате и собеседования с выс-шими должностными лицами в 2009 году я был утвержден на эту должность. К моим прежним обязанностям доба-вилась организация оперативно-разыскной деятельности межрайонных отделов УФСКН по приоритетным направ-лениям. Эта работа позволила пресечь деятельность ряда организованных преступных сообществ (ОПС — высшая форма преступности, согласно УК РФ), создавших сетевой сбыт наркотиков на территории Челябинска, Магнитогор-ска, Копейска, Златоуста и Троицка.

А уже в 2010-м Виктор Анатольевич принял крайне не-простое для себя решение уволиться со службы. Он при-гласил меня и сообщил о своем предложении высшему руководству назначить меня и. о. начальника УФСКН. И еще подчеркнул, что постарается добиться в Москве именно моего назначения на эту должность. Я к этому от-несся философски, поскольку понимал особенности кадро-вой политики в силовых органах: местного полковника (а я коренной челябинец) никто не поставит на генерал-лейтенантскую должность начальника территориального управления. И еще я представлял, что поскольку моя кан-дидатура внесена в федеральный кадровый резерв, то при условии достойной работы в должности и. о. начальника в принципе у меня есть перспектива возглавить одно из других территориальных Управлений в России.

У меня за плечами уже была и учеба в закрытых учеб-ных заведениях спецслужб России, и профессиональное реноме… Но пока суд да дело, я просто приступил к ис-полнению своих новых обязанностей и стал реализовы-вать те идеи и потенциал, что были наработаны за все предыдущие годы службы в ФСКН. И в первую очередь сосредоточился на исследовании внешних и внутренних факторов воспроизводства наркомании и побудитель-ных мотивов вовлечения в наркоманию… А в январе 2011 года Указом президента России я был назначен на должность начальника УФСКН РФ по Челябинской об-ласти.

– 9 –Мировой опыт работы силовых ведомств наглядно сви-детельствует: для уничтожения практически любого государства, прежде всего, необходимо развалить его культурные и ментальные основы, что в конечном счете приводит к уничтожению генофонда страны… Уже в пер-вые годы горбачевской перестройки в Советском Союзе возникло резкое расслоение уровня жизни населения вследствие стремительного обрушения прежних социаль-ных институтов, связанных с бесплатным образованием, здравоохранением и культурно-массовыми учреждени-ями. Пресловутая «гласность» обернулась спонтанной активизацией СМИ, массированными информационны-ми потоками, которые стали навязывать простодушному населению, и особенно молодежи, якобы новые «потре-бительские смыслы», стимулирование собственной кон-курентоспособности и настойчивое акцентирование на примате личности, но не общества…

Промывка мозгов «западными ценностями» прово-дилась на фоне жестокой, бесчеловечной дискредитации отечественной истории. На теле- и киноэкранах пышным цветом расцвели похоть, бандитская романтика, культ денег… А ведь наркомания — один из классических ви-дов психического заболевания, развитие которого сти-мулируется характером и уровнем депрессивности лич-ности. Человек, не обладающий навыками деятельного, ответственного поведения, природной стрессоустойчиво-стью, волевым характером, может легко потеряться при столкновении со сложными жизненными реалиями. Та-кой человек часто не выдерживает «испытаний жизнью» и нередко стремится отрешиться от возникших трудно-стей с помощью самых примитивных средств — табака, алкоголя, наркотиков…

Наркотики — один из важнейших факторов современ-ной мировой финансово-экономической системы. Так называемое «цивилизованное общество» — это общество потребления, в котором доминируют производители товаров и услуг, нацеленные на активное формирование спроса с помощью маркетинга и рекламы. Экономиче-ские субъекты, как правило, широко используют воз-можности кредитных организаций, однако значительная

часть кредитов не погашается, а проценты за пользова-ние заемными средствами нередко не покрывают возни-кающие убытки. Поэтому мировые финансовые группы постоянно заинтересованы в пополнении денежных средств, в том числе и за счет средств криминального происхождения: от работорговли, проституции, незакон-ной продажи оружия и наркооборота. Известно, что в ус-ловиях мирового финансового кризиса 2008 года часть кредитных учреждений США избежали банкротства благодаря использованию значительных средств, полу-ченных именно от наркоторговли.

Вхождение боевых подразделений НАТО в Афганистан в 2001 году способствовало созданию мощного плацдар-ма для развития масштабного производства наркотиков, что позволило поддержать финансовые институты стран, входящих в военный блок. С того времени в Афганистане существенно расширились плантации, занятые опийным маком, и более чем в 40 раз увеличилось воспроизвод-ство героина. Причем значительная часть наркопото-ков была направлена именно в сторону постсоветского пространства. Почему? Один из ответов на этот вопрос такой: в среднеазиатском и дальневосточном регионах сосредоточены огромные запасы углеводородов, для их добычи необходимы значительные капиталовложения, а драйвером этого процесса может быть резко возросший наркооборот с его безмерными финансовыми потоками. Ведь наркозависимый пойдет на любое преступление ради необходимой дозы, а слабая техническая оснащен-ность государственных границ стран Средней Азии, российско-казахстанской и российско-китайской границ, как правило, не создает серьезных препятствий для скры-той перевозки наркотиков. Плюс к этому анонимные электронные платежные системы могут даже способство-вать активному проведению международных расчетов за перевозку и сбыт наркотиков.

Наряду с обеспечением комплексной безопасности мировых финансовых групп их хозяева заинтересованы и в обеспечении устойчивости своих политических ре-жимов. В современном мире налицо масса проблем, свя-занных, в частности, с природными ресурсами: очевиден дефицит пресной воды; всё более тяжкими становятся последствия от частого затопления ряда западноевропей-ских стран или еще каких-то природных катаклизмов. С другой стороны, наша великая Россия обладает круп-нейшими в мире запасами пресной воды и огромными территориями, скажем образно, с устойчивой, твердой сушей. Всё это вызывает очевидный избыточный интерес ряда политических сил и режимов к возможному пере-делу геополитической карты мира, а наркооборот высту-пает одним из самых действенных инструментов атаки на Россию. Поэтому борьба с этой чумой становится сегодня, быть может, самой актуальной государственной задачей… бк



Мы частенько не замечаем людей, которых встречаем на своем пути. Бывает, что просто не хватает сил, же-лания или времени. Зато у фотографа — в отличие от прочих — может сохраниться свидетельство о какой-то, даже мимолетной, встрече. Когда — на черно-белом оттиске на старой потрепанной фотобумаге, иной раз — в виде сотен файлов на жестких дисках…

Моя деревенька… Там же мое детство прошло. Там я начал свой путь, в том числе и на фотографической ниве. Думаю, если ты не помнишь своего детства — значит, не помнишь главного. Все дороги человека начинаются имен-но тогда. Ребенок впитывает все, как губка, — и кажется, только в том нежном возрасте ему подвластно видеть все возможные пути: и первый, и, так сказать, последний. Дру-гой вопрос — по какой дороге пойдешь, по своей воле или же неволе — это уже как распорядится судьба твоя.

«выбранный путь» — это тоже какая-то метафизическая опора. Так, ежели не будет опоры у государства, не будет армии — не ровен час, придут «варяги» и, мягко говоря, нехорошо поступят с нами…

Перед нами всегда были ветераны Великой Отечествен-ной войны, дедушки и бабушки, пережившие и блокаду, и голод. Все мы в школе знали об их подвигах и победах. Вообще приятно смотреть, как перед тобой торжественно маршируют ряды защитников Отечества, играет оркестр. И самолеты над головой летят. У ветеранов слезы — а у де-тей восторг.

Вера — такая штука… Хотя мой отец был атеист боль-шой, как и дед, — всех детей все равно крестили. И для нас церковь была таким таинственным пространством, куда не все вхожи. А так хотелось иной раз заглянуть, подглядеть, что же там происходит!

Родители всегда были заняты и до церквей не доходили. Но где-то в душе я всегда был уверен, что, если что-то бес-покоит — отца дома нет или мама на работе задерживает-ся, нужно что-то сделать.

И ты начинаешь тихонько проговаривать: «чтобы все было хорошо», «чтобы все доехали, приехали»…

Задумывался о том, сколько же перед ребенком сто-ит вероятностей, сколько дорог и тропинок… А все же на руках написано! Вот сколько жил у человека, сколько вен — столько разных путей он может выбрать. А чем даль-ше растешь, вырастаешь — поле выбора сужается, и тебе приходится брести по какой-то одной конкретной стезе. Заканчиваешь школу, поступаешь в институт. Да и инсти-тут — не тот, в который хотел, — а тот, в который удалось попасть. Одним дорога — Млечный Путь, другим — трам-вайное кольцо. Думаю, так можно сказать.

Когда мы были маленькими, то бегали целыми школь-ными классами на всякие парады. Не всегда удавалось вы-рваться — но парад Первого мая не пропускали никогда. Чем старше становился, тем больше я гордился: что летают самолеты, что танки на ходу. Думаю, это нормальное та-кое проявление патриотизма, это ощущение опоры. А ведь

Текст: Михаил Шевелев

арт-проект


арт-проект

Ведешь эту тихую, как бы молитвенную беседу… А с кем? Ведь ты с Богом и ведешь разговор! Если ты с ним разго-вариваешь, общаешься — то для тебя он существует. А кто просто не верит — то для них он закрыт.

На своем пути ты волен выбирать любое направление. Но во всякой дороге нужен попутчик. И иногда случается так, что тебе встречается вера…

Тут вот коммунальные службы соседний дом облаго-раживали, красили. Я с одним парнем пообщался — ока-залось, он буквально каждый день в пути, причем всегда в «необычном» направлении. Поднимается на двадцатый

этаж, спускает свои веревочки — и вперед: протаптывать свою дорожку сверху вниз, снизу вверх. А потом собирает все добро — и топает домой, уже по обычной «горизон-тальной» дороге.

Вспоминаю еще одно интересное выражение о дороге (как и о жизни, впрочем): чем ниже ты спускаешься, тем более продолжительный тебе предстоит подъем. Вообще в жизни все не так плохо и отчаянно: надо пройти, пре-одолеть какие-то препятствия — и дорога тебя выведет наверх. Ведь она не может всегда вести вниз: рано или поздно увидишь «радугу» — как символ, ореол, венчающий нашу радость.


арт-проект

Я в детстве занимался конькобежным спортом и вело-спортом. Но коньки все-таки были любимым активным времяпрепровождением. Мы с ребятами на стадионе «Инга» занимались: там же я встал впервые в жизни на коньки. У кого дзюдо, у кого футбол, у кого другие интересы были. Тяжелый, драматичный спортивный путь — это вообще отдельная история. Так получилось, что чемпионат Европы по скоростному бегу на коньках прошел в Челябинске — и у меня осталась целая серия фотографий…

Когда выезжаю по делам в область, всегда стараюсь за-нять переднее пассажирское место. Ставлю монопод, каме-ру — настраиваю вечернюю съемку или дневную… Заме-тил, что и время в пути как бы идет быстрее: ты настолько увлечен съемкой и в то же время заворожен — поток ма-шин нескончаем, погода меняется в мгновение…

Эти снимки были сделаны по дороге в Сатку — только-только снег начал насыпать. Ездили в сторону порогов, куда-то в заповедную зону. Смотрели на реку Уй. Тогда подумал: река-то — тоже «дорога» своеобразная. Может быть и бурная, ревущая, как на порогах, — а иной раз тишь да гладь. Но это уже другая история…


арт-проект


книжная полка

1.В 1968 году я впервые пришел в Театр на Таганке на

спектакль «Пугачев» по Сергею Есенину, постав-ленный Юрием Любимовым, и еще совсем ничего не знал ни о режиссере, ни о самом театре. А родился он четырьмя годами раньше, когда Юрий Петрович привел в Театр драмы и комедии на Таганке практически весь свой курс из Вахтанговской школы-студии. Прежний театр под руководством режиссера Александра Плот-никова влачил весьма жалкое существование, поэтому с благословения министра культуры Екатерины Фурце-вой фактически был ликвидирован. Впрочем, некоторые актеры из того состава остались — например, Готлиб Ронинсон.

Дипломный спектакль «Добрый человек из Сезуа-на», поставленный Любимовым в Щукинском училище в 1963 году, произвел большое впечатление. Все вдруг вспомнили эстетику Бертольда Брехта — условный пло-щадной театр. И никто не ожидал этого от режиссера, который сам еще недавно играл классические стандарт-ные роли героев-любовников, молодогвардейца Олега

Кошевого, известные роли в спектаклях по пьесам Горь-кого, за что, кстати, получил Сталинскую премию.

Итак, я стал постепенно вникать и в историю са-мой Таганки, и в биографию Любимова. А поступив в 1973 году в Литературный институт на отделение крити-ки, я к тому же оказался сотоварищем его сына Никиты, который учился на отделении драматургии. Он сейчас жив, и уже довольно пожилой человек… Когда я несколь-ко лет назад спросил у Юрия Петровича про сына, он ска-зал: «Ну, Никита уже дедушка». И я так удивился: «А вы сами разве не дедушка? Вам же девяносто!»

В молодости Никита был своеобразным человеком, дружил с Владимиром Высоцким, и тот к нему тянулся. Никита всё время себя искал, после литинститута думал поселиться в монастыре на Соловках, жил там какое-то время, но потом все же вернулся в Москву. Не найдя себя в церковной жизни, Никита стал работать на студии диа-фильмов. Мы много общались, мне с ним было очень ин-тересно, кстати, я ввел его в круг известных художников, в частности, книжных иллюстраторов школы Владимира Фаворского.

В 1975-1978 годах я вплотную занялся историей театра, готовясь к дипломной работе в Литинституте, активно собирал материал и много беседовал с Любимовым. Юрий Петрович пространно и с подробностями расска-зывал о своей театральной молодости. В память вреза-лась история его поступления в Щукинское училище, где на вступительном экзамене он прочитал речь Юрия Оле-ши на I съезде советских писателей в 1934 году.

Экзаменационная комиссия была поражена: не басня Крылова, не Грибоедов и Пушкин, а вот такой неожидан-ный выбор! Кстати, речь самого Олеши на съезде была удивительно выразительная, пылкая, и прозвучала она тогда странновато — про какое-то там светлое будущее… Ее пафос показался сродни роману Алексея Толстого «Аэ-лита»: вдруг какой-то нездешний мир возник в воображе-нии пылкого литератора! Именно это и привлекло яркого и дерзкого Любимова. Со временем тот юношеский по-рыв так или иначе трансформировался в его режиссер-ской эстетике. Я с трудом нашел стенограмму I съезда, которая хранилась в спецхране, поскольку, как досто-верно известно, треть его делегатов были расстреляны после 1934 года. И этот самый текст речи Олеши включил в свою дипломную работу.

Мой педагог — профессор Михаил Павлович Еремин, с которым я очень дружил, был членом художественного совета Таганки, большим другом Любимова и актеров Зинаиды Славиной, Вениамина Смехова… Еремин по праву слыл пушкинистом и консультировал постановку «Товарищ, верь…», которая была совместной работой Юрия Петровича и Людмилы Целиковской, в ту пору его жены. И как раз в то время вышла книга Еремина «Пуш-кин — публицист», что хранится у меня с автографом автора.

Безусловно, «пушкинское влияние» на Любимова шло от Еремина, который вообще влиял на многих. Он любил подолгу беседовать с актерами, учить их уму-разуму на своих лекциях в литинституте, где трудился на кафедре русской литературы, причем кафедра располагалась в той самой комнате, где родился Александр Иванович Герцен в родовом доме его дяди — Александра Алексее-вича Яковлева. И вот уже мы спустя полтора века ходили по этим священным коридорам русской классики и всё впитывали, впитывали…

Я познакомил Никиту с художником Федором Денисо-вичем Константиновым, который был одним из младших «фаворят» — учеников Владимира Фаворского. Тут же возникла идея сделать графический портрет Любимова к его шестидесятилетию — 30 сентября 1977 года. Внача-ле я привел Константинова к Любимову на Таганку, а по-том Юрий Петрович вместе с женой заглянули в мастер-скую художника. У меня даже фотография осталась с того вечера, поскольку я вообще старался всё документиро-вать, хорошо понимая ценность таких мгновений.

Тогда мы еще не знали словечка «эксклюзив», но мне было очевидно: гении редко куда сами ходят, часто предпочитая уединение или самый близкий круг. А тут вместе, в одной мастерской, сам хозяин и такие знатные гости (бывавшие в разное время) — Любимов с Целиков-ской и министр культуры РСФСР Юрий Мелентьев — ну и я, чтобы запечатлеть это редчайшее пиршество духа! Ведь каждый из присутствующих норовил показать себя во всей красе — так что мне было что послушать и по-смотреть.

Константинов сделал графический портрет Юрия Петровича, ксилографию на самшите, который и был вручен растроганному юбиляру на торжественном бан-кете. И я опять имел честь записать весь этот вечер на магнитофонную пленку — видео у меня не было. А перед банкетом был сыгран спектакль «Мастер и Маргарита», после чего все гости переместились в буфет и там уже гуляли до самозабвения. Я тогда сделал несколько фото-графий Высоцкого, когда он исполнял свой очередной шедевр — «Ах, как тебе родиться пофартило, скажи еще спасибо, что живой…».

И тут ко мне подвалил один незнакомый «человек в штатском» и настойчиво поинтересовался: «Вы для кого тут всё снимаете и записываете?» — «Для истории!» — гордо вскинулся я. «Человек» буквально опешил и отстал. Хотя, честно говоря, я действительно выглядел слишком подозрительно — единственный среди гуляющей и пью-щей публики ходил между рядами и работал, как завзя-тый репортер. У меня осталось два оттиска того замеча-тельного портрета от Константинова, но один я подарил Олегу Табакову во время гастролей «Современника» в Че-лябинске в 1979 году, второй — до сих пор храню.

«Добрый человек из Сезуана» довольно долго был единственным спектаклем в репертуаре театра, причем

Любимов, Высоцкий, Таганка…

Алексей Казаков

Юрий Шевелев

В журнальной версии второй главы будущей книги

Алексея Казакова и Юрия Шевелева — «Дорога

к Есенину» — Алексей Леонидович рассказывает

о «золотой поре» Театра на Таганке от 1964 года до

конца 1970-х, когда Юрию Любимову своим первым

же спектаклем «Добрый человек из Сезуана» по

Бертольду Брехту удалось попасть в «нерв времени».

Удивительный эмоциональный и эстетический

прорыв в устоявшейся советской театральной

традиции вовлек в ошеломительную воронку целую

плеяду блистательных актеров: Николая Губенко,

Виталия Шаповалова, Зинаиду Славину, Вениамина

Смехова, Леонида Филатова, Аллу Демидову,

Валерия Золотухина, Бориса Хмельницкого,

Анатолия Васильева…

Фото: Александр Соколов


народ упорно его посещал. Любимов еще пытался по-ставить «Горе от ума» Грибоедова, но не мог протаранить стену непонимания. Этот спектакль состоялся гораздо позже, в конце 1990-х годов, а ранее состоялась постанов-ка лермонтовского «Героя нашего времени».

2.Режиссерские пристрастия Любимова представляли собою такой симбиоз: Бертольд Брехт, Константин Ста-ниславский и Всеволод Мейерхольд. Перед последним Юрий Петрович буквально благоговел и позволял себе использовать его режиссерские разработки 1920-1930-х годов. Более того, у него были мейерхольдовские акте-ры-консультанты! Когда он еще только начинал работать в щукинском училище, ему помогали Николай Эрдман, Эраст Гарин, Михаил Вольпин, сестра которого Надежда была гражданской женой Сергея Есенина (в 1992 году мне удалось издать ее мемуары 100-тысячным тиражом в Южно-Уральском книжном издательстве).

С Михаилом Давыдовичем Вольпиным мы сошлись поближе, я бывал у него в гостях. И Вольпин, и Эрдман в довоенное время вместе с Любимовым служили в ан-самбле песни и пляски войск МВД, где Юрий Петрович был танцором и вел конферанс, вместе они сочиняли ку-плеты, а уже в шестидесятые им очень пригодился опыт личного общения с Всеволодом Эмильевичем. Например, буквально все так органично вошедшие в «Пугачева» вставки и репризы сочинил Эрдман, при том что у самого Есенина их не было. Да еще Высоцкий написал музыку к спектаклю. Это был удивительный союз: время и слу-чай свели в одном месте таких блистательных авторов!

И вот в 1963 году Любимов, 46 лет от роду, находясь на пике своей творческой судьбы, обращается к драматур-гии Брехта. Мне трудно судить — у нас с Юрием Петро-вичем не было прямого разговора, но думаю, к этому его побудила общая атмосфера 1960-х. Он и сам принадле-жал к поколению шестидесятников, которые вдруг что-то будто почуяли и забродили. А Брехт тогда уже вовсю зву-чал в Германии, и, видимо, Любимов к нему внимательно присматривался. Хотя по его собственной биографии невозможно было предположить, что он мог бы взяться за Брехта. Он ведь ставил еще А. Н. Островского — уди-вительно! Это же Малый театр. А Любимов ставил его!

Я видел все те спектакли — это был интересный, кра-сочный театр, но в постановках не хватало остроты, они не «выстреливали». Да, конечно, они были красивыми, даже изящными и с некоей головоломкой, но все равно выглядели как бы на потребу публике. То есть в них поч-ти отсутствовала внутренняя самостоятельность. Кстати, «Мать» Горького Любимов тоже поставил под Брехта, сделав этот спектакль политическим. Ему же постоянно всё запрещали: практически все любимовские спектакли

принимались только с третьего-пятого раза, в том числе «Мать», «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида и т. д. И режиссер их все выстраивал именно в клю-че политического памфлета, сатиры.

А тут еще и Высоцкий! Судьба подарила Любимову актера-поэта Высоцкого, который до Таганки играл и в Пушкинском, и в Театре миниатюр… Он много чего перепробовал, но нигде не прижился. Наконец, сокурс-ница привела его на Таганку. Тогда Высоцкий находился в простое и в совершенно безденежном состоянии… «А что вы можете?» — спросил у него Любимов. «Ну, песни», — ответил Высоцкий. «А чьи песни поете?» — «Свои». — «Так это ваши песни?!» И потрясенный Люби-мов тут же взял его без всяких оговорок.

У меня даже есть рассказ об этом случае из уст самого Юрия Петровича, записанный на видео. Он мгновенно понял — вот его человек! С одной стороны, главную роль в «Добром человеке» исполняла Зинаида Славина, а с другой — Владимир Высоцкий. Они оба идеально под-ходили к спектаклю. В самой первой постановке «Добро-го человека» Высоцкого еще не было, он пришел только в 1965 году и сыграл роль летчика. В то время на сцене практически был целый курс «щукинцев», в том числе и Славина, сыгравшая роль невесты летчика. Прекрасная драматическая актриса, даже трагическая! Она еще не-много снималась и в кино, но, по-моему, ее сильно недо-оценили.

В советское время сделать проститутку главной герои-ней спектакля! То была атмосфера шестидесятых! Люби-мов угодил именно в такое время, когда многие вещи не слишком запрещались. Возможно, это пробудило в нем избыточную энергию, стало эдаким внутренним котлом, где бурлили обнаженные страсти. Ведь только сам чело-век может себя «раздразнить», никакая внешняя среда на это не способна, она, скорее, может только убить. А по-будить себя к действию, пойти на бурю можешь только ты сам, когда тебя изнутри начнет распирать какая-то неведомая и неукротимая сила.

И со стороны Любимова это была совсем не фронда, а именно «чистое творчество». Но позднее, я думаю, на-чалась и фронда. Любимова немного прижали — и тем самым спровоцировали еще большую дерзость и актив-ность с его стороны. Между прочим, у него ведь прак-тически не было готовых пьес — одни инсценировки. Он даже и А. Н. Островского переделал, и «Дом на на-бережной» с Юрием Трифоновым они делали как бы заново. Это была не пьеса, а роман, переделанный под театральную постановку. Целиковская помогала как ли-тературный редактор, она вообще обладала заметным литературным даром и могла выступать в роли сценари-ста. Правда, я ее знал только как актрису.

3.Когда Высоцкий пришел в театр — там доминировал Николай Губенко. Такой нюанс: в гримерке Губенко за-нимал самое лучшее место — у окна. Только когда он совсем ушел из театра, оно перешло к Высоцкому. То есть по мере того, как рос его авторитет, он всё ближе и бли-же продвигался к окну. В 1967 году вышел фильм «Верти-каль», после которого актер обрел всесоюзную славу. Но в театре у него были только две работы: «Добрый чело-век» и «Галилей» (1969), где он играл главную роль.

В том же «Пугачеве» (1967) Высоцкий был, так сказать, в «куче»: в толпе каторжан он читает свой монолог и рас-творяется. Зато сам Губенко в роли Пугачева всё время блистал на сцене. Думаю, между ними были весьма непростые отношения. Не знаю, может быть, он видел в нем реального конкурента, а может, просто завидовал. Но, по-моему, как актер Губенко мощнее Высоцкого. И Любимов так же считал. Да, он гениален в своих пес-нях, он их играл изумительно, бесподобно, но как актер на сцене — нет. На Таганке были персоны гораздо силь-нее. Тот же Валерий Золотухин пришел из театра Моссо-вета — и сразу всех взял своими «алтайскими частушка-ми». Голос у него был сильнейший! Ну а Любимову пона-добился народный типаж.

Судьба подарила Любимову и Золотухина, и Высоц-кого, и Аллу Демидову, которая пришла на Таганку из театра МГУ. Как их всех притянуло к нему! Ведь только на одном своем театральном курсе Любимов долго бы не продержался, да он и сам прекрасно понимал, что нужно выходить за эти рамки. Потому-то у него в фойе театра были портреты Станиславского, Брехта, Мейерхольда, наглядно показывавшие театральные пристрастия ре-жиссера Любимова.

Однажды в декабре 1976 года мы сидели у Любимова в кабинете. Как-то ненароком у меня выскочило: «Вы же гений русского театра!» Он молча посмотрел, но ничего не сказал. На той встрече присутствовал Андрей Воз-несенский и еще кто-то. А я как раз привел художника Константинова. Тогда отмечали 60-летний юбилей Л. И. Брежнева, в театр нагрянула толпа высоких чинов-ников, кабинет Любимова только что покинул Э. А. Ше-варднадзе. Игрался спектакль «Пугачев» — и следом показывали «Антимиры» Вознесенского. Два коротких спектакля за вечер. Потом кто-то остался, сидели, пили вино, коньяк… И тут в кабинет заглянул Высоцкий — увидел, что идет застолье: «Простите, господа, я не вхож!» — и закрыл дверь

Помню, как на премьеру «Мастера и Маргариты» пришел Андрей Дмитриевич Сахаров. А вокруг театра — конная милиция. Сахарова не пускают. Сказали об этом Любимову. И тот вышел на улицу — и за руку провел его в зал. Это был апрель 1977 года. У меня в то время был постоянный пропуск, я был на преддипломной практике

в литературной части театра, но я и сам еле-еле зашел в здание — такой был ажиотаж! А я тогда занимался тем, что писал внутренние рецензии на пьесы, которые посту-пали в театр. Впрочем, они были изначально обречены, поскольку Любимов готовые пьесы никогда не рассма-тривал. Он всё делал сам, переделывал под себя, в том числе и военные вещи Василя Быкова.

Одна из особенностей Любимова — в повседневной речи он часто использовал фразы из Грибоедова, Крыло-ва, а еще крылатые выражения из песен Высоцкого, с ко-торым они варились в одном котле. В один прекрасный день Юрий Петрович показал мне и свои стихи. Одно из них я потом процитировал в своей дипломной работе. Любимов писал «под Вознесенского», и это выглядело довольно нелепо — я по молодости сказал ему об этом: «Это же не ваше!» В общем, он был недоволен моими ремарками. В ту пору ведь очень многие увлекались Воз-несенским, Евгением Евтушенко, Беллой Ахмадулиной, и Любимов подпал под их влияние. Хотя, честно говоря, в тех стихах публицистика преобладала над лирикой. Вроде тоже площадная эстетика — но не брехтовская все-таки, а чисто советская.

4.Актерское ядро театра составляли: Алла Демидова — Лю-бимов ее как-то сразу на первый план выдвинул, Зинаида Славина (на мой взгляд, она была мощнее, глубже), по-том Мария Полицеймако, Виктория Радунская, которая, кстати, была у меня в гостях. Осенью 1980 года Театр на Таганке приехал в Челябинск со своим спектаклем, а по-том собрались у меня дома. Мы тогда горевали, поминая Высоцкого, и Таганка казалась нам какой-то осиротев-шей. Любимов попросил всех подумать над спектаклем памяти Высоцкого, пособирать что-то особенное. Мне тоже было что рассказать про него. В тот вечер у меня дома мы засиделись почти на всю ночь, пели под гитару, вспоминали разные истории из жизни… Мои соседи ни-как не могли понять, что у нас за сходка такая, по какому случаю?..

Потом мы с таганцами сделали передачу на челябин-ском телевидении, но не знаю, сохранилась ли та запись. А когда эту передачу показали в эфире, — инструктор обкома партии по идеологии Таисия Тихоплав позвонила в редакцию с таким возмущением: «Кто это такой — Ка-заков? Какое он имеет право нам тут Таганку пропаган-дировать?» Вот какое сложилось отношение к театру по-сле истории с публикацией Альгиса Жюрайтиса «В защи-ту “Пиковой дамы”» в «Правде» по поводу ее постановки Любимовым в Париже.

А что касается мужского ядра труппы — это, конечно, Николай Губенко и великолепный Виталий Шаповалов — любимец Виктора Гришина, первого секретаря москов-



ского горкома КПСС. На шаповаловском старшине Васко-ве держался весь спектакль «А зори здесь тихие…». И еще такие звездные актеры, как красавец Робин Гуд — Борис Хмельницкий, умница Вениамин Смехов, удивительный Валерий Золотухин, гротескный Рамзес Джабраилов, острохарактерный Готлиб Ронинсон, изящный Семен Фа-рада… Кстати, Смехов всё время был на переднем плане в роли заведующего культмассовым сектором, например, он неизменно отвечал за проведение вечеров-капустни-ков. И по сей день он такой — очень остроумный чело-век, книжник в хорошем смысле.

У Любимова была нетрадиционная для режиссера со-ветского театра черта — он, словно юноша, постоянно увлекался кем-то из людей культуры, скажем, теми же Вознесенским и Евтушенко. И при этом настойчиво под-черкивал, что сам-то он малообразованный, поэтому ему очень интересны разные талантливые люди, с кем можно было бы что-то сделать вместе. Думаю, именно поэтому Любимов практически не касался готовых пьес, пусть даже и хороших. Ему было намного увлекательнее при-думать что-то новое с каким-то способным человеком. И именно от этого процесса получал огромное удоволь-ствие.

А каких авторов подбрасывала ему судьба — я пора-жаюсь! «Деревянные кони» по Федору Абрамову — ге-ниальный спектакль. Из актеров — ни Высоцкого, ни Золотухина там нет, но есть прекрасный Юрий Смирнов, который играл Полипова в телесериале «Вечный зов», и милая моему сердцу Славина… Остальные — второй-третий состав, но и они все — великолепные актеры. Ко-нечно, Любимов упорно «дрессировал» актеров, держал их в черном теле, но тут хорошая проза, яркие типажи — можно играть!

Если взять «Товарищ, верь…» — это просто пособие для школьников по Пушкину, которое поставит любой ТЮЗ. А вот, скажем, «А зори здесь тихие…» — великий спектакль. Хотя, если всерьез говорить, — я бы все-таки выбрал «Деревянные кони». Любимов там объединил несколько вещей. Ему ведь никогда не хватало одного произведения: он брал что-то из ранних рассказов или из романов — и всё это соединял. И самому Абрамову поста-новка Любимова нравилась.

И, конечно, «Мастер и Маргарита». Но все-таки это не любимовская вершина! И «Деревянные кони» — пре-красные, но тоже не вершина, а вот «Гамлет» — это да! Там Высоцкий!.. «Гамлет» вообще стоит каким-то особ-няком среди спектаклей. У Любимова в худсовет входил шекспировед Александр Аникст — Юрий Петрович таких людей любил привлекать, и они сами к нему тянулись. Образовался своего рода даже не художественный, а «ученый совет»! Как-то я побывал на таком мероприя-тии при разборе постановки «Преступление и наказание» во время репетиционного периода — это был как будто еще один спектакль.

На Таганке был великолепный сценограф — Давид Бо-ровский, но, скажем, для гоголевской «Ревизской сказки» Любимов привлек Эдуарда Кочергина из ленинградского БДТ. Почему-то его не устроило видение этого спектакля Боровским. И Кочергин всё сделал ровно так, как хотел Любимов. Много позже сам Кочергин (он и сегодня пре-подает в Петербурге в театральной академии) рассказы-вал мне, как впервые показал наброски сцен Любимову, и тот сразу их одобрил.

5.Юрий Петрович сам замечал, что любой, даже самый блистательный театр не должен существовать более 20 лет, а ведь Театр на Таганке продержался почти полвека! Итог, конечно, очень печальный. И какая сегодня Та-ганка?.. Период с 1964 по 1977 год — вершина Таганки. В 1977-м Любимову исполнилось 60 лет. Это тот возраст, когда осознаешь совсем другие горизонты. Причем взгляд уже больше направлен не столько на перспекти-ву, сколько на ретроспективу. И что же там? «Мать» уже кажется анахронизмом, «Десять дней, которые потрясли мир» смотрятся как устаревшие плакаты на стенках… Да, это всё было прекрасно для 1964-1968 годов, но не для 1977-го…

И мне кажется, что к концу семидесятых годов Театр на Таганке практически исчерпал форму самовыраже-ния. Любимов это осознавал и начал искать какие-то новые пути. Но творческие поиски прервались вынуж-денной эмиграцией и уже после возвращения в Россию появились такие спектакли, как «Доктор Живаго», «Фе-дра»… И потом он так завелся, что даже вознамерился инсценировать Библию! Вот настолько сильно его лично всколыхнул восьмой десяток жизни — в этом возрасте, хочешь не хочешь, а приходится становиться философом и обращаться к истокам мироздания.

А какие у него случались репетиции в те годы! Порою это были просто феноменальные истории. Эх, если бы их записывали! Впрочем, иногда кто-то и сидел с ви-деокамерой, но если бы это был специальный человек, который бы систематически собирал архив! Такого эн-тузиаста не было, хотя Любимов всегда разрешал делать записи репетиций. Это в театре Маяковского Андрей Гончаров всегда кричал и запрещал съемки. Из-за его не-обузданности многие актеры ушли из театра. А Любимов только просил фотографировать без вспышки, чтобы не мешать актерам. Я часто сидел рядом с ним и снимал. Даже на репетициях всегда треть зала была заполнена людьми. Слушали, впитывали, думали, и там присутство-вали не только студенты театральных училищ, но вообще самые разные люди. Жаль, тогда не было Интернета — любимовские репетиции наверняка набирали бы милли-онные просмотры.

За полтора десятка лет на Таганке Высоцкий, как ак-тер, вырос просто колоссально. Можно даже говорить о каких-то его знаковых ролях для отечественной куль-туры. А ведь на сцену он вышел в массовке «Пугачева» — и вдруг яркий «Галилей» как артподготовка, а затем сразу мощнейший удар — «Гамлет». Поначалу Высоцкий в принципе не был готов к большому масштабу, но потом набрал свою победительную мощь! И он все время шел не только вперед, но и вширь… Вспомним роль Свидри-гайлова в «Преступлении и наказании», хоть она и не самая главная, но какая выразительная! Правда, в 1980-м, в его последних спектаклях перед смертью, уже было оче-видно разрушение личности…

И не могу не вспомнить гениального Александра Тро-фимова! Он удивительно сыграл Гоголя в телесериале «Мертвые души» Михаила Швейцера и блистал в люби-мовских спектаклях, в той же гоголевской «Ревизской сказке». Да, тогда на Таганке собрались выдающиеся характерные актеры, и Любимов их всех очень тонко чувствовал. Даже на долгих и утомительных прослушива-ниях он всегда делал оптимальный выбор.

Чего стоит один Леонид Филатов! Он щукинский, но сразу стал таганским. Кстати, писать он начал еще в общежитии. Как-то я задал Любимову вопрос: «А что же вы Филатова затираете?» — «Да резонер он, не инте-ресен мне…» — «Но как же? Человек творческий, пишу-щий». — «Ну и что?» Действительно, тогда на Таганке писал каждый второй: Васильев, Высоцкий, Шаповалов, Золотухин, Смехов, еще в молодости начавший писать мемуары — «Записки на кулисах». У меня сохранился эк-земпляр, им подписанный.

К началу 1980-х на Таганке начался разлад. И когда в 1984 году Любимова лишили гражданства, — именно Филатов поднял бузу, чтобы сохранить театр, когда в него пришел Анатолий Эфрос. Филатов и Смехов буквально довели его до инфаркта. А ведь Эфроса предупреждали умные люди: «Не ходи туда, тебя съедят!» Но было распо-ряжение Управления культуры — и он пошел в это лого-во. И вскоре умер, слишком жестко его встретили.

А вот с Губенко у Юрия Петровича сложились прекрас-ные отношения. Более того, поскольку Николай был дет-домовцем, во время учебы в щукинском училище и даже некоторое время после его окончания он жил у матери Любимова. И вообще Губенко очень многим ему обязан, да и сам режиссер считал его актером «номер один». В начале 1970-х Губенко ушел в кино, но вовсе не из-за каких-то там разногласий, а просто «освободил место у окна»… Двум медведям тесно в одной берлоге, а всем уже было понятно, что Высоцкий приобрел нереальную популярность! И хотя Губенко тоже снимался в кино, причем в хороших фильмах, но Высоцкий со своими пес-нями-балладами стал недосягаем.

Губенко с Любимовым перед эмиграцией расстались нормально. В горбачевские времена Юрию Петровичу

вернули гражданство, он приехал, а Губенко уже ми-нистр культуры. И Любимов именно под него поставил «Бориса Годунова», а еще привлек фольклорный коллек-тив Дмитрия Покровского, с которым я тоже общался. Спектакль получился замечательный, но чрезмерно агитационный, пропагандистский, и вскоре он был снят с репертуара. Равно как распалась и дружба режиссера и актера… Любимов свои просчеты понимал, хотя очень редко прислушивался к тому, что ему говорили и сове-товали. На худсоветах всё вроде бы расхваливалось, но внутренне он чувствовал — что-то не то. Периодически он снимал свои постановки из репертуара.

Еще один спектакль — «Перекресток» — был по-ставлен на Таганке по двум повестям Василя Быкова, а накануне Лариса Шепитько сняла фильм по одной из них. Помню тогдашние бурные обсуждения на тему, что «театр поднялся на голову выше, чем кино». В «Пере-крестке» главную роль сыграл Юрий Смирнов, но этот спектакль даже один сезон не продержался. Однако для Любимова все равно постановка явилась какой-то оче-редной ступенью в творчестве, мол, и через это прошел, и такой материал попробовал… Так и рождались какие-то новые темы, но вскоре сами собой уходили — как бы символизировали, что они не любимовские. Зато «Ма-стера и Маргариту» он любил, хотя это было собрание из многих спектаклей и самой постановке явно не хватало целостности — что-то было взято из «Часа пик», из «Гам-лета» и еще много всего.

6.Иногда после спектаклей в кабинет к Любимову заходили Петр Леонидович Капица с женой. Юрий Петрович при-нимал их с огромным удовольствием. В таком кругу он отдыхал душой. Безусловно, ему нравилось, что его ценят выдающиеся люди, поскольку он вообще крайне редко слышал какие-то добрые слова в свой адрес. Обычно его долбали всякие чиновники, которые пытались учить строить мизансцену, купировать диалоги и вообще вы-страивать художественную линию. Любимов посылал их подальше и даже матом. Помню, к нему приходил какой-то сосунок из городского управления культуры (у меня стенограммы сохранились) с очередными настав-лениями. Тут уж Юрий Петрович взрывался: «Вы, моло-дой человек, еще поучитесь жизни! Что вы вообще сюда пришли? Вы кого учите?» Похоже на случай с Сергеем Есениным: когда в 1925 году его пытались критиковать за поэму «Анна Снегина», и поэт громко возмущался: «Я — Есенин, а вы кто? Вы-то вообще что написали?»

Мне посчастливилось несколько раз присутствовать на встречах Любимова с Петром Капицей и его семей-ством — женой и сыном Сергеем, который в своей книге с гордостью отметил, что Высоцкий в одной из песен



Победа любит насИстория южноуральского дзюдо

Издатель ООО «Диалог-холдинг» Челябинск, ул. К. Либкнехта, 36а

Заявки принимаются по адресуbkjournal.org

[email protected]Тел.: 8 (351) 90-60-991

назвал его баламутом в связи с телепередачей «Очевид-ное — невероятное», и таким образом благодаря Высоц-кому Сергей Петрович «попал в историю».

Из подлинных светочей науки и культуры я встречал у Любимова и Леонида Утесова, и Владимира Солоухи-на… Как плакал Утесов во время обсуждения спектакля «А зори здесь тихие…», а в конце просто встал и низко поклонился режиссеру. Я думаю, что на Таганке побы-вала практически вся советская элита, буквально каж-дый серьезный человек хоть раз заглянул к Любимову. И я ведь говорю только о тех, кого сам видел, а сколько было других!

Могу достоверно свидетельствовать, что первый се-кретарь московского горкома КПСС Виктор Васильевич Гришин буквально не вылезал из театра. Он так трога-тельно любил «Зори…», что исполнителю главной роли Виталию Шаповалову даже дал квартиру. А однажды во время визита Гришина кто-то сделал подлянку: была дана команда начать спектакль, когда секретарь МГК еще сидел в кабинете у Любимова. Наконец режиссер с высоким гостем зашли в зал — а представление уже идет! Причем это был спектакль «Пристегните ремни», где по сюжету есть сцена аварии в самолете, в которой появляется правительственная комиссия с портфелями… И тут, кстати, входит первый секретарь горкома! То есть Гришин в этой ситуации выглядит буквально как актер! Конечно, Любимов потом отругал своих «помощников», но с гостем особых недоразумений не возникло. Кстати, Гришин очень хорошо относился и к Высоцкому, имел коллекцию его записей. А еще известно, что у тогдашне-го «серого кардинала» ЦК КПСС М. А. Суслова тоже были песни Высоцкого.

Известно, что Высоцкий однажды попал на дачу к са-мому Хрущеву, правда, нормального общения не полу-чилось, хотя актер пытался завязать какой-то душевный разговор, но Никита Сергеевич о нем мало что знал и не заинтересовался. А, скажем, Леонид Ильич Брежнев слы-шал о Высоцком от своей дочери Галины, любительницы закрытых вечеринок, где он пел. Про это мне рассказы-вал один из организаторов таких тусовок «огоньковец» Феликс Медведев.

Сам же Высоцкий куда больше дорожил общением с выдающимися представителями отечественной куль-туры: он показывал песни драматургу Эдуарду Володар-

скому или Вознесенскому, Евтушенко, Ахмадулиной. Но, честно говоря, они не очень высоко ценили поэтический дар Высоцкого. Михаил Павлович Еремин мне рассказы-вал, что, когда Высоцкий ему показал свой «Памятник», тот ему сразу в ответ — «Памятник» Пушкина. И вот сегодня, читая «Памятник» Высоцкого, хорошо видно, насколько он всё прочувствовал. Это абсолютно точное провидческое стихотворение! Но современники не уло-вили этого, не уловили…

Где-то в 2001-2002 годах Любимов выступал в Петер-бурге в театре эстрады. Я там был, всё записал… Зрители стали расспрашивать его о Высоцком, но он как-то от-махнулся: «Ну что в нем особенного, так себе, средний актер…» И я пришел к выводу, что один гений, даже спу-стя много лет, так и не понял другого гения. А тогда уже в гримерке Любимов никак не мог остыть и возмущался: «Ну чего они пристали с этим Высоцким… Есть Театр на Таганке, а Высоцкий — один из… не больше!» Вот это «один из» и говорит о том, что он не понял до конца поэта, который был и остается столпом отечественной культуры. Да, конечно, они оба великие, на них всё дер-жалось. Но Высоцкий вырос и перерос Любимова…

После возвращения из-за границы у Любимова еще были попытки браться за постановку библейских сюже-тов, он и за Софокла как-то взялся, но уже пошла не та эстетика, или там, за кордоном, он поднабрался чего-то чужого. Видно, пребывание вне России оторвало от кор-ней, что вступило в противоречие с той Таганкой, с кото-рой начинался театр, когда Брехт стал спусковым крюч-ком, объединившим Любимова, Высоцкого и многих дру-гих феноменальных деятелей отечественной культуры.

И вспомним те замечательные зонги как сильный эстетический ход и, конечно, пронзительное понимание жизни — что идет не только от чувства, но и от ума… Та-кие «смысловые прокладки» держат всё художественное произведение. И когда я сам начал писать пьесу о Есени-не, то предложил Любимову поставить по ней спектакль. Но он отмахнулся: «Ну мы же сделали “Пугачева” — за-чем к этому возвращаться?» — «Но это же совершенно другое. Есенин с зонгами Высоцкого! Это будет круто, неожиданно!» Я даже поговорил об этом с Высоцким, он был согласен попробовать, но сказал, что решение должен принять режиссер. У меня сохранились наброски к этому спектаклю о Есенине с зонгами Высоцкого…бк

Продолжение следует



cпорт

Фото: Геннадий Лукьянов, Дмитрий Челяпин

С 21 по 24 апреля в блистательной столице Татарстана — Казани — состоялся очередной Чемпионат Европы по дзюдо. А ведь дзюдо — это особенное увлечение для редакции бк и наших читателей. В предыдущих номерах мы уже рас-сказали о легендарном борце Ароне Боголюбове и чемпионате мира 2014 года в Челябинске, о за-служенном тренере России Александре Миллере и чемпионате мира 2015 года в Астане.

Поэтому мы стараемся использовать каж-дый новый шанс, чтобы удовлетворить свое любопытство и получить новые впечатления и пищу для пытливого ума. Наше пристрастное отношение к дзюдо в меньшей степени связано

со спортивными результатами очередного официального турнира. Мы больше ориен-тированы на литературно-публицистическое исследование, посвященное истории людей и событий, в которой естественным образом отражается и вся история нашего Отечества от второй половины ХХ века до наших дней.

Сегодня еще нет какого-то обстоятель-ного и вдумчивого анализа выступления сборной России на ЧЕ-2016 в Казани. Нет и квалифицированного эксперта, способно-го прокомментировать итоги турнира, как это сделал известный челябинский ветеран дзюдо Владимир Тимофеев, откровенно вы-сказавшийся по поводу чемпионатов мира в Челябинске и Астане. Но зато мы распо-лагаем роскошными фотографиями специ-

ального фотокорреспондента бк Дмитрия Челяпина и нашего нового автора — московского фотографа экстра-класса Генна-дия Лукьянова.

Благоприобретенный опыт работы с большим количеством отснятого материала подсказал нам способ его структуризации на три условные номинации: «Татами», «Лица» и «Трибуны». И мы надеемся, более того,

мы абсолютно уверены: редкая, изысканная и в то же время сдержанная эстетика дзюдо как самого популярного в мире спортивного едино-борства не может не заворожить читателей бк, даже самых далеких от физической культуры и спорта…


cпорт

21 августа 2002 года в московском микрорайоне Митино (в лесополосе вдоль Пятницкого шоссе, во время утрен-ней прогулки с собакой) был расстрелян депутат Госдумы РФ, глава исполкома политической партии «Либеральная Россия» — Владимир Головлев, 45 лет от роду. Очевидное заказное убийство глубоко потрясло и даже опечалило всю «прогрессивную демократическую тусовку». Однако некоторые коллеги покойного вздохнули с облегчением, поскольку г-н Головлев собирался лететь на очередной допрос в прокуратуру Челябинской области в рамках уго-ловного дела, посвященного его незаурядной профессио-нальной деятельности на ниве приватизации флагманов социалистической индустрии на Южном Урале. И не ро-вен час… мог сболтнуть лишнего.

Господин Головлев, выдающийся государственный де-ятель «челябинского разлива», на заре своей карьеры ра-ботал на рядовой должности в челябинском облисполкоме (Облплан) и сумел заслужить благорасположение весьма авторитетной дамы — Светланы Степановой, руководив-шей этой конторой, а затем и Управлением экономики Челябинской областной думы.

Когда же на вершину пирамиды российской власти взошла «святая троица» в лице первого президента России Бориса Ельцина (1931–2007), его верного подручного Егора Гайдара (1956–2009) и пресловутого Анатолия Чубайса (ныне живущего и процветающего), смышленый Влади-мир Головлев оказался на вершине региональной «пира-миды» приватизации госсобственности.

Кстати, фигура злосчастного Чубайса стала поводом для раздора между мною и предпринимателем Павлом Рабиным, героем моей книги «Недалекое прошлое», но зато мы с Павлом Беньяминовичем нашли консенсус в от-ношении к Головлеву, с которым ему посчастливилось сталкиваться при приватизации Магнитогорского и Челя-бинского металлургических комбинатов в начале девяно-стых годов.

Впрочем, пионером приватизации в Челябинской об-ласти по праву считается Петр Сумин (1946–2011). В июне 1990 года он заведовал Челябинским облисполкомом и еще до общероссийской ваучеризации благословил приватизацию советского общепита, несмотря на свои нежные чувства к коммунистическому режиму и социали-стическому хозяйствованию. И только к концу 1991 года первый президент РФ Борис Ельцин самолично закрепил новую стратегическую линию экономического развития свободной России Указом «О коммерциализации предпри-ятий торговли в РСФСР» (№ 232 от 25.11.1991).

В свое время будущий директор «Южноуральской инве-стиционной компании» Игорь Липатников, копаясь в ар-хиве областного Управления юстиции, наткнулся на исто-рический документ от 1992 года о создании в Челябинской области «Южно-Уральского отделения Фонда содействия приватизации». Этот документ определял порядок при-ватизации в Челябинской области и был подписан пятью выдающимися деятелями той эпохи: столичным патроном приватизации Чубайсом, председателем областного Ко-митета управления государственным имуществом (КУГИ) Владимиром Головлевым, руководителем Фонда содей-ствия приватизации Александром Кушнарем (1954–2007),

народным депутатом России Александром Починком (1958–2014) и будущим легендарным олигархом Борисом Березовским (1946–2013). Без него уже тогда не обходилось ни одно «мутное дело».

Между прочим, все трое челябинских первопроходцев приватизации упокоились в Москве, а Борис Абрамович при невыясненных обстоятельствах отдал концы на чуж-бине — в местечке Аскот, в 40 км от Лондона. Про всех упомянутых покойников надобно писать отдельные, об-стоятельные монографии, посвященные их кропотливой деятельности на государственном поприще. Но при всей разности масштабов и потенциалов упомянутых героев их объединяет пламенная страсть к демократии и либерализ-му, а также… к собственному карману.

И вот сегодня — в год 25-летнего юбилея мучительной кончины «Красной империи» и рождения в тяжких муках новейшей России — оставшиеся в живых россияне с глубо-ким прискорбием или с чувством искреннего восхищения могут констатировать: одним из главных бенефициаров «приватизации Советского Союза» стал именно Чубайс, идеолог и актор грандиозного исторического мероприя-тия. Его демонический образ, сравнимый с булгаковским Воландом, фактически олицетворяет собою современную Россию — по сути, он стал именем нарицательным.

В канун 2016 года на веселеньком банкете своей весьма занятной конторы «Роснано» легендарный приватизатор и блистательный нанотехнолог выступил с духоподъем-ным признанием, что у него «очень много денег, их просто вот совсем много!..». И поэтому жизнь видного демократа-либерала, всегда отвечающего за свой базар, — таки уда-лась, несмотря на гнусное недовольство убогих россиян!

капитал

бк ПРОДОЛЖАЕТ РАЗБИРАТЬСЯ В «МЕДНОЙ ИСТОРИИ» (бк 8, 2015), УГЛУБЛЯЯСЬ В ПРЕДЫСТОРИЮ ЭТОЙ ДРАМЫ. ЮРИЙ ШЕВЕЛЕВ, КАК ИСТИННЫЙ ПРИВЕРЖЕНЕЦ ГЕОРГА ГЕГЕЛЯ («СУЩЕЕ — В ПРОШЛОМ») И КОЗЬМЫ ПРУТКОВА («ЗРИ В КОРЕНЬ!»), ПЫТАЕТСЯ ЗАГЛЯНУТЬ ХОТЯ БЫ НА ЧЕТВЕРТЬ СТОЛЕТИЯ НАЗАД, КОГДА ЗАКЛАДЫВАЛСЯ НОВЫЙ «ЛИБЕРАЛЬНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ФУНДАМЕНТ» ПОД РОССИЮ XXI ВЕКА.

АВТОР ОТДАЕТ СЕБЕ ОТЧЕТ В СУБЪЕКТИВНОСТИ, ПРИСТРАСТНОСТИ СВОЕЙ ТРАКТОВКИ И ФОРМУЛИРУЕТ ЛИШЬ ТЕЗИСЫ, ПУНКТИРЫ «ИСТОРИИ СОБЫТИЙ И ЛЮДЕЙ» ОТ НАЧАЛА 1990-Х ГОДОВ. ЭТО РОБКИЙ ШАЖОК «СВОБОДНОГО ДИЛЕТАНТА» В ПОНИМАНИИ ОТДЕЛЬНЫХ ЭПИЗОДОВ В РАЗВИТИИ ГОРНОДОБЫВАЮЩЕЙ ОТРАСЛИ И ЦВЕТНОЙ МЕТАЛЛУРГИИ НА ЮЖНОМ УРАЛЕ ПОСЛЕ ОЧЕРЕДНОЙ СМЕНЫ ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ФОРМАЦИИ В НАШЕМ ГОРЕМЫЧНОМ ОТЕЧЕСТВЕ…

ПРЕДЫСТОРИЯ

ПРЕД

ЫСТО

РИЯ

Текст: Юрий Шевелев

Фото: Владимир Садырин


Правда, почти все прежние подручные Чубайса либо сбежали за кордон, либо мотают тюремные сроки, либо полегли на поле брани с себе подобными… Но зато сам виновник торжества, обуреваемый частнособственниче-ским инстинктом, умудрился построить себе на старость «свечной заводик» в виде госкорпорации «Роснано» и про-должает сладострастно запускать руку в казну, утоляя свои безмерные физиологические потребности.

Ну а печальным обывателям и праздным щелкоперам остается лишь вспоминать потешного Бориса Николаеви-ча, который однажды в поисках истины заглянул на дно бокала и вынес исторический диагноз: «Во всем виноват Чубайс!» А еще нам, сирым и убогим, можно на сон гря-дущий перечитывать труд Артура Шопенгауэра «О ни-чтожестве и горестях жизни», примеряя на Чубайса облик дьявола и даже архидьявола…

Итак, в преддверии «Медной предыстории» мы видим, какие блистательные фигуры оказались в замесе при-ватизационных процессов в новейшей России! Тогда же вышеупомянутый Игорь Липатников, еще служивший на Южно-Уральской фондовой бирже (ЮУФБ), познакомился с нашим «медным королем» — генеральным директором Кыштымского медеэлектролитного завода (КМЭЗ) Алек-сандром Вольхиным. Поводом для судьбоносной встречи стало то, что Александр Иванович как раз сцепился с на-чальником областного КУГИ Головлевым за 30%-ный пакет акций КМЭЗ, который ушлый демократ умыкнул в партийную кубышку младореформаторов. Однако в ре-шающий момент Вольхин ушел от лобового столкновения с противником и примерно за 8–10 млрд еще неденомини-рованных рублей выкупил злополучный пакет, дабы он не достался Чубайсу и его присным.

Со второй половины 1980-х годов Вольхин по праву считался одним из самых авторитетных промышленни-ков области. Но к началу 1990-х, когда на глазах начала рушиться плановая социалистическая экономика, для юж-ноуральских металлургов и горняков наступили тяжкие времена: резко снизился объем производства, останови-лось строительство крупных объектов, обезлюдели цеха значительной части предприятий, еще недавно слывших флагманами социалистической промышленности.

Начались рыночные реформы. Все в шоке! Как без Гос–плана и Госснаба организовать связи между предприятия-ми? Как обуздать галопирующую инфляцию, когда ставка ЦБ поднималась до 180% годовых?! Каким образом при-дать импульс товаропроизводителям? Расцвели бартерные и взаимозачетные схемы — та самая муть, благодаря ко-торой сколачивался первоначальный капитал. Структуры, что сориентировались быстрее других, начали выкупать долги слабеющих предприятий, прибирать их к рукам, а продукцию продавать по рыночной цене.

Наверное, что-то тогда можно было сделать иначе, но скорость реформ была явно избыточной, чрезмерной — что-то додумать, предугадать было просто невозможно. Срочно потребовался «новый хозяин» для «эффективного, рачительного» управления собственностью, произво-дительными силами и в целом экономикой государства. И эта навязанная сверху борьба за собственность зачастую приобретала криминальный характер. Сколько случилось преступлений, убийств, громких разоблачений, падений финансовых пирамид!

Однако тут же, «на обломках самовластья» обкомовских секретарей и «красных директоров», возникли первые ры-ночные инструменты и новые хозяйственные площадки вроде торговых бирж, где стали оборачиваться материаль-ные и финансовые ресурсы. Вольхину и прочим «красным директорам» пришлось с грехом пополам осваивать «ры-ночные рельсы», учиться сбывать продукцию и продавать свой труд.

И тут на помощь реальному сектору экономики поспе-шили первые и самые удачливые предприниматели, уло-вившие тайные прелести новых экономических условий. В числе самых прозорливых можно назвать Льва Фредкина, весной 1991 года создавшего Челябинскую инвестиционно-товарную биржу (ЧИТБИ), и Эдуарда Тенякова, основателя Челябинской универсальной биржи (ЧУБ). Этим славным героям удалось в кратчайшие исторические сроки сколо-тить капиталец и с чистой (или нечистой?) совестью поки-нуть свою малую и даже большую родину.

А поначалу новое дело у них спорилось, и уже в 1992 году Фредкин выделил из ЧИТБИ отдельную фондовую биржу — вышеупомянутую ЮУФБ. Ее возглавил Ефим Медников (позднее перебравшийся в Штаты), а Игорь Липатников тогда подвизался в Центральном аукционном пункте ЮУФБ, находившемся в ДК железнодорожников. Липатни-кову посчастливилось делать всю техническую работу по приватизации самых разных предприятий по договорам с КУГИ и Челябинским областным фондом имущества (тер-риториальный орган РФФИ), которым управлял Александр Афонин, впоследствии руководитель одной из структур компании «МИЗАР».

Началась бурная деятельность новых «рыночных институ-тов». ЮУФБ без устали создавала специальные пункты при-ема ваучеров (их было свыше тридцати), занималась оформ-лением заявок на приватизацию конкретных предприятий, строила отношения с чубайсовским Всероссийским коор-динационным центром (ВКЦ) и его директором — весьма колоритным грузином Дмитрием Скардули. Все эти бойкие «ударники капиталистического труда» вкалывали, не по-кладая рук, дабы как можно стремительнее приватизировать госсобственность и акционировать ключевые предприятия области, чтобы они, бедные и несчастные, обрели новых ра-чительных хозяев и эффективных менеджеров!

Тому же Липатникову приходилось два-три раза в неде-лю летать в Москву для согласования технических вопросов

и передачи подлинников документов по приватизаци-онным аукционам. Главная задача состояла в том, чтобы в кратчайшие сроки аккумулировать, сформировать крупные пакеты ваучеров для последующей приватизации важнейших промпредприятий и согласовать свои личные, местные и столичные интересы. Естественно, в этой «ка-питалистической страде» активно поучаствовали самые смышленые и еще довольно молодые предприниматели: суровый, демонический Виталий Рыльских (тогда он ни-где не «светился») и такой бодренький «живчик», как Семен Мительман, шустрый юрист Южно-Уральского фи-нансового агентства (ЮУФА).

У ЮУФА, как и у ЮУФБ, тоже был свой аукционный пункт в Торговом центре. Интересно, что руководители ЮУФА каким-то удивительным образом договорились с Челябинским областным фондом имущества и добились права погашать «принятые к употреблению» ваучеры. Но у внимательных наблюдателей, вроде вездесущего Липат-никова, периодически возникало подозрение, что часть ваучеров ими все-таки не гасилась, а… вбрасывалась об-ратно в приватизационные процессы. Наверное, это тоже очень занятная история.

Итак, в один прекрасный день сошлись Игорь Липатников и Александр Вольхин, у которого в то время было две беды: первая — Головлев норовил оттяпать 30%-ный пакет акций КМЭЗ для своих демократических надобностей, а вто-рая — острая нехватка сырья для выплавки чистовой меди. «Медному королю» приходилось ужом крутиться, чтобы загрузить завод, сохранить рабочие места и специалистов. Сотрудничество между Вольхиным и ЮУФБ началось с тех-нических вопросов по ведению реестра акционеров КМЭЗ и продолжилось созданием схемы передачи производствен-ных активов из ОАО «Карабашский медеплавильный ком-бинат» (КМК), директором которого тогда был Владимир Огурцов, во вновь созданное ЗАО «Карабашмедь».

В 1989 году медеплавильное производство на КМК, входящем в Министерство цветной металлургии СССР, было остановлено по требованию экологической службы и под давлением «зеленых» из-за его чрезвычайной опас-ности. Комбинат, лишенный специальных установок для нейтрализации, утилизации и очистки вредных веществ при плавке черновой меди, в течение 80 лет безбожно тра-вил работников и жителей города сернистым газом. Вся округа на десятки километров оказалась в прямом смысле выжженной серной кислотой и насквозь пропитанной окислами свинца, мышьяка, цинка и прочей дрянью. А в 1996 году в приказе Минприроды РФ город Карабаш и при-легающие территории были названы зоной экологическо-го бедствия, единственной в России.

После развала СССР, ликвидации союзных министерств, включая Минцветмет, и последующей приватизации

и акционирования комбината новое руководство ОАО «КМК» во главе с Огурцовым занялось уже не налаживани-ем медного производства, а распродажей оборудования, ме-талла и рудного сырья, содержащего медь, золото, серебро, железо… Но в то же время в Свердловской области нашлись авторитетные деловые люди, сумевшие быстро сориентиро-ваться в рыночных условиях. Они весьма серьезно и ответ-ственно взялись за развитие бывшего флагмана Минцвет-мета — комбината «Уралэлектромедь» в Верхней Пышме, который в 1992-м стал акционерным обществом. К концу девяностых на его базе сложилась производственно-техно-логическая цепочка производителей меди, а осенью 1999-го в целом оформился один из крупнейших в России промыш-ленных холдингов — «Уральская горно-металлургическая компания» во главе с авторитетным, «крутым» предприни-мателем Искандером Махмудовым.

И поскольку рынок и «капиталистическое хозяйствова-ние» — это не планово-распределительная система и не «богадельня», а реальная, жесткая конкуренция, то для всех южноуральских промышленников, включая метал-лургов — производителей меди, началось время суровых испытаний как на прочность, так и на «вшивость». Ветер подул с севера — руководству «Уралэлектромеди» пона-чалу казалось более выгодным устранить челябинских конкурентов и, по возможности, полностью или частично закрыть КМК и КМЭЗ. Но для Александра Вольхина потеря КМК стала бы серьезным потрясением, поскольку КМЭЗ крайне нуждался в черновой меди, производимой в Кара-баше, а также в медном ломе.

В начале 1990-х сбором цветного лома занялись бра-вые парни в спортивных штанах с лампасами, которые примкнули к знаменитому Общественно-политическому союзу «Уралмаш», называвшемуся в простонародье «ор-ганизованным преступным сообществом». Некоторые из тех отважных парней позже стали весьма авторитетными предпринимателями. Кстати, в ту самую «веселую пору» сбору и продаже цветного лома посвятил себя совсем еще молодой специалист, стажер Игорь Алтушкин (1970 г. р.), будущий хозяин ныне популярной «Русской медной ком-пании» с кипрскими корнями. Между прочим, ОПС «Урал-маш» все девяностые годы крепко поддерживал свердлов-ского губернатора Эдуарда Росселя и президента Бориса Ельцина — выдающихся деятелей постсоветской эпохи. Это тоже любопытная история, но для другого романа…

Еще в бытность первого «демократически назначенного» губернатора Вадима Соловьева г-н Вольхин предприни-мал титанические усилия по спасению «медной отрасли» в Челябинской области. Для загрузки производственных мощностей КМЭЗа ему приходилось возить медный концентрат даже из Монголии, где наши построили гор-но-обогатительный комбинат «Эрдэнэт» как совместное

капитал


предприятие. Однако железнодорожная доставка обога-щенной руды оказалась несусветно дорогой. Надо было искать руду поближе. Наконец, в 1994 году в Нагайбак-ском районе начались вскрышные работы на Алексан-дринском рудном поле, где через два года добыли первый медный колчедан, который стали возить в Карабаш. Так и возобновили плавку черновой меди — сырья для КМЭЗ. Правда, против разработки Александринки поначалу резко возразил глава Нагайбакского района Каирбек Сеилов, но Вольхину удалось его «подкормить», и тот уго-монился.

При губернаторе Соловьеве — в самое жестокое вре-мя — Челябинская область оказалась в числе первых ре-гионов России по темпам проведения реформ. Это заслуга прежних руководителей промышленности. После акцио-нирования предприятий и ваучерного этапа приватиза-ции начались денежные аукционы, на которых собствен-ность перераспределялась в более сильные руки, а потом нарабатывался опыт самостоятельного управления ею в рыночных условиях.

Но далеко не все понимали и разделяли позицию Со-ловьева. И в этом нет ничего удивительного: очень часто во время проведения серьезных реформ основные массы населения не в состоянии адекватно оценить события, несущие в себе глубинные перемены. Поэтому Вадим Павлович, как и Егор Тимурович, был обречен на вылет из своего кресла. Соловьева постоянно пытались выбить из седла — Ельцину даже пришлось дважды его перена-значать, когда Облсовет провел какие-то самостоятельные выборы в 1993 году. Первый челябинский губернатор ока-зался между молотом и наковальней — его били и справа, и слева, и сверху, и снизу.

Со стороны так называемых «правых» на федеральном уровне развернулась бойкая кампания по дискредитации Соловьева, у которого не сложились отношения с «кошель-ком правых» Головлевым, который по ходу предвыборной кампании 1996 года организовал регулярные передачи на Центральном телевидении — «Время Ч…». Щедро проплаченные журналисты ездили по области в поисках «чернухи». Вот показывают окрестности Карабаша и зву-чит текст: «Здесь дети рождаются с медными волосами». Кто виноват? Понятно, Соловьев. И даже ряд центральных газет отдавали целые полосы под негативные материалы о Челябинской области.

С другой стороны, с «левой», навалились «возрожденцы Урала», пропитанные и пронизанные идеей возродить не то прежний Урал, не то какой-то другой, никому не понят-ный. Тогдашние областные законодатели сплошь испове-довали старорежимные, прокоммунистические взгляды. Ведомые карьерным коммунистом Петром Суминым депутаты устроили форменную обструкцию реформам и первыми в стране вынесли решение о приостановке при-ватизации в области, после чего могла нарушиться леги-тимность всех актов КУГИ.

Это был прецедент! У Соловьева не было законных ры-чагов противостоять решениям областных законодателей. И тогда в Челябинск нагрянул победоносный Чубайс. Он собрал всех бунтовщиков, всю коммунистическую фронду, пригласил на этот спектакль местную и столичную прессу и понес почти дословно: «Россия получит право исполь-зовать свои приватизационные чеки. Все, кроме россиян, проживающих в Челябинской области. В результате ва-шего недомыслия избиратели не получат своей доли соб-ственности…»

А потом Анатолий Борисович встретился один на один с Петром Ивановичем, предводителем бунтовщиков, и при-грозил ему, что отныне область не решит ни одного жиз-ненно важного вопроса в Москве! В самой разнузданной, грубейшей манере «об колено» он сломал Сумина — тот прогнулся, и приватизация продолжилась. Так, шаг за шагом, процесс стал необратимым — и к концу 1996 года никакие местные законы не могли сдержать «рыночную демократию». Никто не смог противостоять федеральной власти и отменить рыночные реформы в отдельно взятой Челябинской области.

Но Соловьеву пришлось уйти — выборы он проиграл. Электорат связал свои невзгоды с личностью первого гу-бернатора и отверг его в результате «всенародного волеизъ-явления» — именно того механизма, за внедрение которого так рьяно боролся сам Вадим Павлович, лихо выступивший на митинге 19 августа 1991 года против ГКЧП. Приход новой администрации во главе с «красноватым и хитроватым» Суминым был предопределен.

Власть в области переменилась в декабре 1996 года, когда на ул. Цвиллинга, 27 надолго воцарился «первый все-народно избранный» губернатор — Петр Иванович Сумин. Тут в качестве лирического отступления замечу, что в марте 2010 года второго «первого губернатора» заменил «третий первый губернатор» — макаронный магнат-депутат Миха-ил Юревич. Он стал первым в том смысле, что его не «де-мократически назначили» и не «всенародно избрали», а он сам «купил» (как когда-то «Первый хлебокомбинат») долж-ность губернатора на свои «кровные» денежки… Ну если в это можно поверить, исходя из признания Андрея Коси-лова, некогда «первого визиря» Сумина, а ныне славного птицевода. Об этой «сделке века» владелец птицефермы «Равис» недвусмысленно поведал в только что увидевшей свет на редкость забавной книжке с картинками — «Па-рень из Верхней Санарки». Ее автор — глубокоуважаемый журналист Михаил Фонотов — дословно записал сказанное Косиловым о том, как Сумин лишился своего насиженного кресла…

Кстати, эта удивительная книга вышла в кулинарном издательстве «Миллион меню» блистательного «издателя и кулинара» Василия Курбацких. Правда, он осмелился немного пошалить с буквой закона и не указал тираж кни-ги, видимо пытаясь «сэкономить» денежки агрохолдинга «Равис», а еще лично Косилова и его соратника Игоря

Сербинова, о чем с детским простодушием заявлено пря-мо на второй странице первого форзаца этого печального фолианта с весьма изогнутым курганским переплетом. Очевидно, хитроумный Василий Августинович сэкономил на редакторах — ни литературного, ни художественного, ни фоторедакторов в книге нет. В ней нет даже корректора и квалифицированного верстальщика! Бедного Ельцина безбожно склоняют в тексте и через букву «и», и через «ы», а еще целые куски при верстке либо накладываются друг на друга, либо просто выпадают из контекста. И совершенно потрясают фантасмагорические цветасто-цыганские шмуц-титулы на целые развороты! Это выдающаяся в своем роде «издательская стряпня»! Ладно, хоть Петр Иванович не до-жил до такого полиграфического шедевра…

Однако вернемся к теме повествования. Накануне сме-ны декораций на ул. Цвиллинга, 27 наш герой Александр Вольхин и другой знатный металлург Владимир Чечулин, якобы с нуля построивший один из цехов на ЧМЗ, прак-тически закончили сочинять свою «медную программу». Этот проект, озаглавленный как «Программа развития медной отрасли в Челябинской области», вошел в Поста-новление областного правительства «О мерах по развитию цветной металлургии области на 1997–2005 годы» № 16-п от 10.04.1997.

Здесь заметим, как прозорливо был предвосхищен срок ее действия! Именно к 2005 году контроль за цветной ме-таллургией в Челябинской области перешел к куда более продвинутым «специалистам» из Свердловской области. Итак, первые два абзаца Постановления, написанные с грамматическими ошибками (но далее исправленными), гласили:

«Челябинская область, являясь крупным производите-лем рафинированной меди, не имеет своего горнодобыва-ющего и обогатительного производства, что отрицательно сказывается на загруженности имеющихся мощностей, эффективности их использования и приводит к значитель-ным социально-экономическим потерям.

Разработка программы развития цветной металлургии области (медная подотрасль) обусловлена наличием зна-чительных запасов меднорудного сырья в области, необ-ходимостью обеспечения сырьем имеющихся мощностей Кыштымского медеэлектролитного завода и более полно-го использования экономического потенциала области…»

В Постановлении прозвучала мысль о создании ЗАО «Южно-Уральская горнорудная компания» (ЮУГРК) с госу-дарственной собственностью в размере 51% от Уставного капитала. И самые первые задачи предполагали разведку и разработку Михеевского, Тарутинского и Томинского меднорудных месторождений, а также продолжение раз-работки Александринского рудного поля. На заявленные работы предполагалось финансирование из областного

бюджета и средств недропользователя. А еще оговарива-лось «применение современных технологий добычи, обо-гащение металлургического передела, соответствующих экологическим стандартам РФ и современной мировой практики…» Более того, предусматривался комплекс реа-билитационных проектов в программе оздоровления Ка-рабаша, утвержденной Постановлением Правительства РФ № 1462 от 07.06.1996, а также реконструкция ОАО «КМК» и передача части его акций в областную собственность.

Одним словом, это был славный документ стратегиче-ского значения. Его подписал председатель правительства Владимир Уткин, сыгравший существенную, но еще не до конца проясненную роль в развитии дальнейших событий. Вспомним к месту, что при губернаторе Соловьеве чинов-ники его администрации непрерывно грызлись с област-ными законодателями — зато с приходом Сумина между двумя «ветвями власти» началось милое братание. Тот же Владимир Петрович Уткин частенько заглядывал на «рю-мочку чая» к влиятельному депутату из Магнитогорска Владимиру Всеволодовичу Мазулю, служившему зампре-дом областной думы по экономике. В первые деньки после ухода Соловьева почти все свежеиспеченные чиновники и ранее избранные депутаты казались обкуренными бла-гостью, добродушием и тихим счастьем… А дружеские, неформальные отношения, естественно, способствовали достижению компромисса в самых сложных и даже ще-котливых вопросах управления областью, которых было предостаточно…

Но ближе к теме. В Постановлении от 10.04.1997, в част-ности, было сказано, что «Томинское месторождение предлагается для включения в Программу как объект II очереди с обязательным проведением комплекса геоло-горазведочных работ, отвечающих поисково-оценочной стадии, и составлением технико-экономических расчетов промышленной значимости объекта». И еще добавлено,

капитал ПРЕДЫСТОРИЯ


что «Биргильдинский и Тарутинский участки медно-пор-фировых, скарновых и полиметаллических руд могут рас-сматриваться… как объекты III очереди, требующие про-ведения комплекса геологоразведочных работ». Причем финансирование этих работ поначалу ведется из област-ного бюджета, а далее возможно и с участием недрополь-зователя. Конкретно по Михеевскому и Томинскому ГО-Кам было записано следующее (грамматика сохранена):

«Михеевский горнообогатительный комбинат с объ-емом производства 50 тыс. тонн меди в концентрате в год будет представлять из себя вводимые поочередно карьеры, с размещенной на борту Северного рудника обо-гатительной фабрики по переработке хвостов обогащения и растворов выщелачивания, хвостохранилище с оборот-ным водоснабжением, отвала вскрышных пород. С целью снижения экологической нагрузки на породу предпола-гается использовать поочередно отработанные карьеры для складирования хвостов обогащения, а часть пород вскрыши использовать в качестве строительного материа-ла. Томинский горнообогатительный комбинат с объемом производства 40 тыс. тонн меди в концентрате в год будет представлять из себя карьер с размещенной по борту обо-гатительной фабрикой, с производственной инфраструк-турой, аналогичной Михеевскому ГОКу…»

Вольхин и Чечулин мечтали о строительстве нового ме-деплавильного завода, который «обеспечит приближение плавильного производства к создаваемым горно-обогати-тельным комбинатам, позволит сократить расходы на же-лезнодорожные перевозки, снизит затраты на производство черной меди, оставит в пределах области всю товарную продукцию, сбалансирует все переделы по производству меди и изделий из нее, создаст дополнительные рабочие

места…» А еще они уверяли, что «предлагаемая технология является самой экологически чистой в мире, удовлетворяет самым строгим требованиям норм по выбросам»!

Какие чистые помыслы, какие золотые слова! Однако жизнь учит: дорога в ад выстлана именно благими на-мерениями… А какие дьяволы могут встретиться на этой дороге! Кстати, металлурги внятно сказали и о скрапе, то есть вторичном сырье — медном ломе, жизненно необхо-димом для дополнительной загрузки КМК и КМЭЗ. Посему непременно надлежит обеспечить контроль за сбором скрапа, цветного лома и т. д. и т. п. Ну и, конечно, они рас-сказали про те пресловутые хвостохранилища, в которых теперь разбирается каждый десятый челябинец, подпи-савший петицию против строительства Томинского ГОКа в пригороде Челябинска. Для более глубокого погружения в горные премудрости процитируем дословно первоисточ-ник (грамматика сохранена):

«Руды Михеевского, Томинского и Тарутинского место-рождений расположены близко к поверхности, но порядка 10% этих руд на верхних горизонтах являются окисленны-ми рудами или рудами вторичного сульфидного обогаще-ния, которые плохо обогащаются и обычно складируются в отвалы, что приводит к экологическому загрязнению поверхности и подземных вод ионами тяжелых металлов.

В рамках концепции «Безотходный рудник» окислен-ные руды этих месторождений предусматривается пере-рабатывать на гидрометаллургических установках при обогатительных фабриках. Чтобы хвосты обогащения не вызывали проникновения кислых стоков в почву, преду–сматривается дополнительная флотация с извлечением серы в пиритный концентрат, который будет перерабаты-ваться на том же гидрокомплексе. Это значительно снизит

экологическую опасность от хвостохранилища и повысит комплексность и глубину извлечения полезных компонен-тов из руд.

Складирование хвостов планируется производить в спе-циально подготовленные хвостохранилища с непроницае-мым днищем, а по мере отработки карьеров использовать их в качестве хвостохранилищ, что позволит рекультиви-ровать поверхность под восстановляемые почвы. Породы вскрыши частично будут использоваться для строитель-ства, а остальные — на закладку карьеров.

Хранение концентратов будет обеспечиваться в закры-тых складах после капиллярной сушки, что значительно улучшит экологическую обстановку при их складирова-нии и транспортировке. Использование оборотного водо-снабжения в комплексе с электрохимической очисткой обеспечит содержание воды в бассейнах-накопителях на уровне ПДК рыбохозяйственного значения. Капитальные затраты на создание экологического комплекса составля-ют, как правило, около 18% общих капитальных затрат…»

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Так зазвучало в деловом и административном обороте «слож-носочиненное» словечко — хвостохранилище, которым сегодня челябинские мамочки пугают своих деток, когда они сильно расшалятся.

А еще Вольхин-Чечулин крепко озаботились обновлением медеплавильного производства и реанимацией КМК, вос-становлением экологического баланса в районе Карабаша и обеспечением занятости населения города. Наконец, в пункте «Технико-экономические показатели програм-мы» с обезоруживающей простотой было сформулировано (грамматика сохранена):

«Основной целью развития Челябинской области (мед-ной подотрасли) является обеспечение сырьем действую-щего медеэлектролитного производства в г. Кыштыме за счет сырьевого потенциала области, тем самым обеспече-ние стабильного поступления денежных средств в област-ной бюджет.

Экономическая основа Программы строится на полном производственном цикле, осуществляемом целиком в Че-лябинской области, от добычи руды до получения готовой продукции высокой степени готовности. В этом случае налоговые отчисления с предприятий, имеющих высоко-ликвидную продукцию, обеспечат бездотационное разви-тие социальной сферы, своевременную выплату зарплаты в бюджетной сфере. Помимо этого, создаваемые производ-ства позволят восполнить рабочие места в существующих промышленных районах.

Социальная значимость горно-обогатительного произ-водства для районов и городов, близ которых находятся месторождения, состоит в том, что каждый горно-обо-гатительный комбинат обеспечит занятость 1,5–2,0 тыс.

человек, кроме этого, вокруг этих производств будет развиваться производственная и обслуживающая инфра-структура, также обеспечивающая занятость населения. Объем инвестиций, необходимый для реализации этой программы, из всех источников финансирования на пе-риод до 2005 года составит ориентировочно 600 млн долл. США. Окупаемость инвестиционных средств для строя-щихся объектов составит от 2,5 до 7 лет…»

Финансирование Программы, в первую очередь геоло-го-разведочных работ, предусматривалось из бюджетных средств, а также за счет долгосрочных инвестиционных кредитов на льготной основе и средств недропользовате-лей. Еще предполагалось получение средств от распреде-ления готовой продукции по долгосрочным фьючерсным контрактам и продажи акций горнорудных предприятий. Для управления инвестиционной деятельностью надлежа-ло создать финансово-инвестиционную группу…

Таковы были «наполеоновские планы» металлургов, продиктованные, прежде всего, заботой о сохранении и развитии медеэлектролитного производства, включая мощности КМЭЗ и предполагаемого нового медеплавиль-ного завода, соизмеримого с КМК. Все прочее: геологораз-ведка, горнодобывающие предприятия, обогатительные фабрики и пресловутые хвостохранилища — являлось лишь необходимым подспорьем для извлечения прибыли от экспортной выручки при продаже чистовой меди.

Стартовой площадкой для реализации «медной про-граммы» являлось Михеевское месторождение, где тре-бовалось завершить геологоразведку, утвердить запасы и к 1999 году разработать Технико-экономическое обо-снование строительства Михеевского ГОКа, а в 2000 году приступить к разработке месторождения. Серьезный, объемный документ, составленный Вольхиным и Чечули-ным, вероятно, с привлечением не менее авторитетных геологов и горняков, был утвержден правительством обла-сти и стал алгоритмом действий и для промышленников, и для чиновников, прикрепленных к этому процессу.

И сегодня, спустя почти двадцать лет, внимательно вчитываясь в Программу, мы видим, что ни на одной странице, ни в одной строке масштабного опуса никто ни разу не вспомнил про живых людей. А именно тех, кого непосредственно могли задеть новые разрезы, горно-обо-гатительные комбинаты, медеплавильное производство и проч. Нигде никакого намека на проведение целевых социологических опросов. Никто не обмолвился по поводу сохранения природного ландшафта, сбережения водных артерий, в том числе Шершневского водохранилища, ока-завшегося в непосредственной близости к Томинскому и Биргильдинскому участкам.

Да и спросить не с кого! У Вольхина-Чечулина соответ-ствующая компетенция и свой кругозор, у Уткина и его коллеги по областному правительству Игоря Сербинова (он тоже подписал Программу) вообще другие горизонты. Похоже на то, что с экологами, природо- и водоохранными

капитал

ПРЕД

ЫСТО

РИЯ


ведомствами никто сей документ всерьез не прорабаты-вал. Тем более о нем не ведал так называемый «народ», включая жителей той местности, где планировались вскрышные работы, разработка карьеров, строительство обогатительных фабрик, возведение отвалов и устройство ядовитых хвостохранилищ. Никто не собирался учитывать моральные и материальные издержки «обыкновенных людей», которым предстояло покидать свои дома, угодья и могилы. Тут к месту можно было бы вспомнить всена-родно избранного губернатора Сумина и повесить на него ответственность за историческое Постановление област-ного правительства о развитии медной отрасли! Но что толку? Процесс пошел…

В соответствии с утвержденным алгоритмом действий 12 июля 1997 года было зарегистрировано ОАО «Южно-Уральская горнорудная компания». Ее генеральным ди-ректором стал Владимир Чечулин, председателем совета директоров выбрали Александра Лосева, а Игорь Липатни-ков вошел в совет представителем Александра Вольхина. Офис ЮУГРК расположился в здании Теплотехнического института на первом этаже, справа от главного входа. Энергичный Чечулин без раскачки сосредоточился на гео-логоразведке и изучении образцов породы из Томино, Ми-хеевки и Тарутино, что доставлялись ему тоннами.

Естественно, для организации процесса потребовались деньги. Напомним, что ориентировочная стоимость про-граммы составляла 600 млн долларов. Основу ее могли со-ставить иностранные инвестиционные кредиты, и, конеч-но, принципиальное значение имело участие областного бюджета, поскольку 51% акций ЮУГРК принадлежал об-ластному правительству. Соучредителями компании стали Научно-производственная фирма Чечулина «Доминион» и отдельные физические лица.

ЮУГРК, имея очевидные конкурентные преимущества перед существующими на рынке компаниями, начинает прибирать к рукам все «лакомые куски» на рудных полях Южного Урала. В частности, она выигрывает конкурс на получение лицензии по разработке Томинского месторож-дения медно-порфировых руд. Вот что 4 ноября 1998 года Чечулин рассказал в челябинской «Вечерке»:

«… Стоимость работ, связанных с доразведкой, до-бычей медного концентрата и использованием ряда до-полнительных производств, оценивается канадскими экс-пертами в 220–230 млн долларов. Инвесторами выступят крупные американские производители цветных металлов и холдинговая компания, торгующая ценными бумагами на Торонтовской сырьевой бирже. Сроки окупаемости проекта — 4–6 лет.

Планируемый оборот добычи меди в концентрате — 45 тысяч тонн в год. При нынешней медной конъюнктуре годовой оборот составит 96 млн долларов. Учитывая,

что запасов меди в этом месторождении, по нашим со-вместным с канадскими коллегами оценкам, около двух миллионов тонн, этих запасов цветмету области хватит на 50 лет. Освоение месторождения, являющегося серьезным звеном в технологической цепочке программы развития цветной металлургии Челябинской области, позволит без проблем обеспечить сырьем Карабашский медеплавиль-ный комбинат и Кыштымский медеэлектролитный завод.

Кроме того, разработка медно-порфировых месторож-дений — это перспектива развития медной промышлен-ности Урала. Сейчас истощается сырье в виде медно-кол-чеданных руд. Специалисты Европейского союза считают, что доступных запасов этих руд осталось на 20–25 лет. Мы уже начинаем ориентироваться на медно-порфировые руды, из которых, кстати, в мире добывают 72 процента меди. Конечно, в советские времена на медно-порфиро-вые руды мы и внимания-то не обращали, а теперь будем жить по «мировым стандартам». И то, что в столь трудное время областная администрация решает вопросы по но-вым проблемам, связанным с разработкой месторождений будущего, свидетельствует о понимании: основа экономи-ки — это хорошо развитая сырьевая база».

Мед бы пить устами нашего славного металлурга и гео-лога в одном флаконе. Однако памятный август 1998 года существенно сказался на развитии дальнейших событий. Про придуманные в Программе 1997 года иностранные инвестиционные кредиты в 600 млн долл. пришлось за-быть. Хотя, может быть, у Чечулина еще оставались иллю-зии по поводу возможного участия канадской компании «Morgan Mineral Inc.», о чем он поведал «Деловому Уралу» уже в июле 1999 года. Кроме того, он выразил надежду на сотрудничество со шведской («Boliden») и финской («Outocumpu») компаниями в части горного проектиро-вания и дальнейшего освоения трех основных месторож-дений, лицензии на разработку которых ЮУГРК получила в результате конкурсов Комитета по природным ресурсам администрации области. Имеются в виду Михеевское (прогнозные запасы по меди — 1,8 млн тонн), Тарутинское (1,317 млн тонн) и Томинское (0,464 млн тонн) месторож-дения медно-порфировых руд…

Уповая на западные методики анализа геологических данных, общий объем запасов меди и драгметаллов в руде был увеличен на 10-15% по каждому месторождению и со-ставил около 600 миллионов тонн медно-порфировых и скарновых руд, содержащих около 3,6 млн тонн меди, 100 тонн золота, 850 тонн серебра, 10,7 тыс. тонн молиб-дена. А еще был скорректирован срок проведения геоло-горазведки: вместо 20 месяцев увеличен раза в два — до конца 1999 года. Это могло бы позволить начать первые вскрышные работы к концу 2000 года, а уже в 2002 году рас-считывать на получение первой продукции гидрометаллур-

гического комплекса. Проектная мощность трех месторож-дений тогда оценивалась в 110 тыс. тонн меди в год с воз-можным увеличением до 130–140 тыс. тонн. Прежде всего предполагалось раскопать именно Томинское и Михеевское месторождения, а уже потом взяться за Тарутинское.

Вот кем и когда была «зарыта собака»! Именно Чечулин публично рассказал о стратегических намерениях ЮУГРК и для их реализации оценил ежемесячный объем финан-сирования не меньше 300–400 тыс. долл. Тогда же он еще заикнулся о совместном предприятии с французской ком-панией «BRGM» и о создании инвестиционной компании для привлечения финансовых средств. А еще заверил, что реализация программы обеспечит не только «стабильную работу предприятий цветной металлургии, но и дополни-тельные (довольно ощутимые) поступления в областной бюджет, рост занятости населения».

Правда, Чечулин искренне признался: «Что и в каком объеме будут выпускать предприятия — выяснится в ходе реализации проектов, которые еще требуют финансовых вливаний». Он объяснил, что «необходимо создать благо-приятные условия налогообложения, которые, в свою очередь, повысят привлекательность инвестиций в горное производство», для чего надобно принять закон о горно-промышленной политике Челябинской области, в основу которого заложить «концепцию грамотной внутриобласт-ной кооперации»!

И дальше, видимо вдохновленный высотой и размахом сочиненных планов, Чечулин, подобно Остапу Бендеру во время шахматного сеанса в Васюках, решительно отрубил: «Такая политика не будет замыкаться в рамках области, а будет распространяться на другие предприятия Ураль-ского региона, органы федеральной власти, субъекты Федерации. Заметьте, десятки международных компаний выработали подобную политику. Ведь это вопрос не толь-ко профессиональной этики, но и уникальная возмож-ность повысить эффективность реализуемых в рамках отдельной компании, региона, страны стратегических программ!» Ну блеск! Что тут скажешь?

А в качестве виньетки наш герой глубокомысленно за-метил, что в далекой перспективе надлежит перейти от «мед-ных проблем к цинковым», поскольку пока «в области нет ни одного действующего цинкового месторождения, хотя запасы оцениваются как довольно перспективные — поряд-ка 10 млн тонн». И всё это было сказано в середине 1999 года, когда уже вызревал серьезный конфликт интересов между ЮУГРК и рядом давно работающих в области геологоразве-дочных предприятий, что «верой и правдой служили своей стране, открыв и разведав десятки месторождений».

В марте 2000 года авторитетные геологи: Василий Мясни-ков, Александр Серегин, Валентина Ямщикова и Сергей Мелезин — от имени трудовых коллективов предприятий

из Миасса, Пласта, Межозерного, Козырево и Долгодере-венского — обратились к губернатору Сумину с открытым письмом, которое позволяет оценить неоднозначные по-следствия создания ЮУГРК. К этому времени профессио-нальных геологов в области осталось не более 300 чело-век, но они еще держали удар, как легендарные спартанцы под Фермопилами, и даже постарались объяснить Петру Ивановичу, как «смогли пережить годы безденежья, вза-имозачетов, всевозможных реорганизаций и сохранили свой производственный потенциал, несмотря на уменьше-ние численности сотрудников в десять раз»!

Но решающий натиск на свои ранее завоеванные по-зиции геологи испытали именно от ЮУГРК, которая при поддержке чиновников получила львиную долю об-ластного заказа на геолого-разведочные работы, оставив без работы квалифицированных специалистов. Геологи публично рассказали, в какую профанацию превратились конкурсы на заказы с заведомо предопределенным побе-дителем, и требовали для себя просто равных возможно-стей с придворной компанией. В частности, они раскры-вали губернаторские глаза на то, что ЮУГРК, арендуя обо-рудование в Казахстане и нанимая на работу казахов, фак-тически поддерживает их геологическую службу, а наши фирмы в лучшем случае получают заказы по расценкам на 25% ниже проектных. Зато ЮУГРК, единственная фирма в области, имела авансовое финансирование, и ее долг перед областным бюджетом на 31.12.1999 года составлял целых 11 млн руб., или 25% общего объема финансирова-ния геологоразведки. Более того, все целевые средства на техническое перевооружение геологических предприятий в 2000 году (8 млн руб.) были отданы ЮУГРК.

Достойные специалисты, но отставшие от жизни геоло-ги взывали «остановить творящийся беспредел чиновни-ков и обнаглевших фирмачей и тем самым сохранить для области высокопрофессиональные устоявшиеся коллекти-вы геологических предприятий, способные решать боль-шинство задач по восстановлению и расширению мине-рально-сырьевой базы области». Но как мог многомудрый губернатор кого-то остановить, что-то сохранить, кому-то «вдуть по первое число», чтобы было неповадно тырить из казны?! Да и болен он был — тяжко болен уже с 1991 года, о чем так пронзительно рассказала его вдова в вышеупо-мянутой книге «Парень из Верхней Санарки». Наверное, отчасти и поэтому к концу 1990-х и началу 2000-х годов в области четко оформился тот самый «беспредел чинов-ников и обнаглевших фирмачей», о котором писали геоло-ги. Впрочем, и без них все обо всем знали…

Действительно, Сумин серьезно болел, часто отлучался на лечение, но чиновничья жизнь в тогда еще «желтом доме» на Цвиллинга бурлила и кипела неподдельными страстями. Чиновники «первого» и «второго» ряда наби-рали силу, аппаратный вес, а некоторые даже «наращива-ли свою компетенцию», как недавно образно выразился нынешний губернатор области Борис Дубровский. Итак,

капитал


вплоть до осени 2000 года «медную тему» по определе-нию «курировал» председатель областного правительства Владимир Уткин, подписант исторической Программы от 1997 года. Ему отчасти помогал вице-губернатор Игорь Сербинов, но он всё больше смотрел «налево» — с его предпринимательской натурой было скучно и нудно за-ниматься распределением бюджетных денег по разным отраслям экономики, когда он уже успел до «похода во власть» почувствовать кайф от свободного предпринима-тельства и умения извлекать прибыль из умелого оборота финансовых потоков.

Сербинов как-то что-то поделал на своем посту в пра-вительстве, вроде бы даже помог областной власти со-риентироваться в дефолтные времена, но едва дотерпел до 2001 года и как бы ушел в сторону от «бюджетной кормушки». Зато его коллега Андрей Косилов с чувством и даже страстью продолжал «косить бюджетную ниву». Он целеустремленно и нахраписто продвигался к своей «го-лубой мечте» — стать единственным, безальтернативным преемником Сумина, о чем с присущей ему детской непо-средственностью признался в книжке, им же профинанси-рованной.

Другой важный герой в окружении Сумина — Влади-мир Уткин, бывший знатный «возрожденец Урала», — тру-дился, как мог, в промышленном секторе и не чуждался «наращивания компетенции» в бизнесе самого разного масштаба. Например, он умело выстроил коммерческую операцию по продаже Челябинской фабрики художествен-ных изделий свердловскому олигарху Дмитрию Пумпян-скому (о чем подробно рассказано в моей книге «Недалекое прошлое») и по-крупному взялся за курирование «медной программы», а также прочих масштабных затей областной власти и бизнеса.

По моей гипотезе, именно в медном проекте у Вла-димира Петровича начались «непонятки» с «головой и мотором» программы — Александром Вольхиным. Воз-можно, причиной стало то, что в самом конце девяностых наметился альянс между Уткиным и главой УГМК Махму-довым. Можно представить, что Искандер Кахрамонович внимательно изучил эпистолярные труды Вольхина-Чечу-лина и нашел их вполне здравыми, а главное — способны-ми стать полезными для его собственного предприятия. Вероятно, что в это самое время специалисты УГМК пред-метно и чисто конкретно начали всматриваться в место-рождения цветных металлов и медеплавильное производ-ство в Челябинской области.

И, таким образом, по ходу уточнения личных предпо-чтений начали оформляться группы интересов: у Сумина-Вольхина свой профит, а у Уткина-Махмудова свой. А тут еще наложился фактор времени — давно замечено, что накануне смены веков, а тем паче тысячелетий, челове-ческие популяции ведут себя особенно нервозно и даже пускаются во все тяжкие. Как раз случились выборы в Гос-думу в 1999 году, где, кстати, Косилов очень активничал,

плетя свои тонкие политтехнологические узоры. Это еще одна тема для специального исследования. Ну и на исходе легендарных девяностых президент Ельцин таки устал и ушел.

К началу 2000 года, в декабре которого были намече-ны выборы губернатора в Челябинской области, Андрей Косилов, отдышавшись от предвыборных госдумовских баталий, взялся за новую кампанию. По ходу дела (опять гипотеза) он разобрался в том самом конфликте интере-сов между Суминым и Уткиным и точными аппаратными ходами и тычками умудрился уже к осени выбить Уткина из администрации области. Причем поверженный экс-председатель правительства, перебравшись в офис на ул. Энгельса, вздумал даже попытать счастья на губернатор-ских выборах, но провалился — у него не хватило време-ни, хотя денег наверняка было достаточно. Все-таки долж-ность председателя областного правительства — весьма доходное местечко! Тот же северный сосед мог запросто дать сколько угодно. Кстати, еще одно доказательство, что «время» куда круче «денег». Более того, друзья тоже круче денег. А Искандер Махмудов в одночасье потерял хороше-го друга в администрации Челябинской области. Навер-ное, ему было грустно…

К началу 2001 года окончательно оформился еще один конфликт интересов между «старорежимными» геологами и напористой ЮУГРК. Геологи сумели объединиться в Го-сударственное унитарное предприятие «Южуралгеолого-разведка» вместо прежней областной геологоразведочной экспедиции и добились «бюджетной пайки», отрезая до 70% всех ежегодных бюджетных ассигнований на гео-логоразведку. Более того, руководство «Южуралгеолого-разведки» стало обвинять ЮУГРК в отсутствии реальной отдачи от бюджетных вложений и объяснять, что разра-ботка медно-порфировых месторождений является мало-перспективной, шибко затратной и преждевременной. А следовательно, надобно сосредоточиться и дорабаты-вать традиционные медно-колчеданные месторождения: Александринское плюс только обнаруженное Бабарыкское в Нагайбакском районе…

«Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево». Пока «паны» дрались и выясняли, кто из них круче, металлурги и геологи пытались побольше «заглотить» из бюджета. Тут надо было тонко сориентироваться в изменившейся об-становке в связи со сменой куратора: вместо покинувшего «желтый дом на Цвиллинга» Владимира Уткина в феврале 2001-го на его месте «нарисовался» новый первый вице-губернатор — Виктор Тимашов, помоложе (всего сорок!) и посимпатичнее своего предшественника. Однако вни-мательным аппаратным экспертам он показался излишне близко расположенным к самому Петру Ивановичу, что, естественно, не могло не взволновать «изощренного ца-редворца» Андрея Косилова и нового экономического ви-це-губернатора Владимира Дятлова, быстро набирающего карьерный ход и аппаратный вес…

Вице-губернаторы Виктор Тимашов, Андрей Косилов и Владимир Дятлов оказались главными действующими лицами во втором акте «Медной предыстории». В сере-дине 2000-х Тимашов «попал под раздачу» и получил тю-ремный срок. Вся медная отрасль Челябинской области оказалась под контролем надменного северного соседа. У Дятлова появилась вилла в Испании. В твердой карьер-ной поступи Косилова случился сбой. Петр Сумин не сумел передать «наследнику» губернаторское кресло, ко-торое прибрал Михаил Юревич. И он окончательно добил политическую карьеру Косилова, фактически вынудив его уйти на птицеферму…

Обо всем этом надо писать отдельную документаль-ную историю или даже художественный роман, чтобы литературными средствами изобразить «блеск и нищету» главных героев и той исторической эпохи, в которой нам так дико повезло жить и трудиться на благо нашего беспо-добного Отечества. А в качестве затравочки представляем начало второго акта «Медной предыстории»…

В мае 2001-го стало известно, что УГМК Искандера Махмудова приобрела контрольный пакет КМК, хотя практически все ликвидные активы КМК уже были выведены в новое предприятие Александра Вольхина — ЗАО «Карабашмедь».

21 мая 2001 года случилось открытое столкновение ра-ботников КМК и бойцов-охранников ЗАО «Карабашмедь». «Победили» последние, нанеся противнику телесные по-вреждения, вплоть до тяжких.

23 мая прокурор Карабаша возбуждает уголовное дело по ст. 213, ч. 3 УК РФ (злостное хулиганство, осуществлен-ное группой лиц с применением оружия). Расследование берет под личный контроль зам. генпрокурора РФ Юрий Золотов.

31 мая на КМК прибывает наряд налоговой полиции Челябинской области и в срочном порядке изымает всю документацию. Поводом служит начало процедуры бан-кротства КМК по инициативе территориального агентства ФСФО.

1 июня в Карабаш подтягивается «тяжелая артиллерия». Губернатор Петр Сумин в окружении своих «силовиков» клеймит позором соседей-свердловчан, вторгшихся на ис-конно челябинскую территорию, и громогласно заверяет земляков, что он не допустит, чтобы «мародеры» через за-хват КМК подобрались к нашей святыне — КМЭЗ.

4 июня Арбитражный суд Челябинской области в тече-ние одного дня (!) рассматривает дело и выносит решение о начале процедуры банкротства КМК и введении внеш-него наблюдения. (По мнению ряда СМИ, утвержденный судом внешний наблюдающий КМК Юрий Окороков был предложен лично Суминым, хотя не имел требуемой ли-цензии.) Ошеломленные таким скорым судом представи-тели УГМК сразу подают апелляцию.

5 июня по просьбе Махмудова губернатор Сумин принимает гендиректора УГМК Андрея Козицына в при-сутствии Александра Вольхина. Стороны расходятся при своих интересах.

6 июня полномочный представитель президента в Уральском федеральном округе Петр Латышев создает рабочую группу по проверке деятельности федеральных структур по невмешательству в работу хозяйствующих субъектов.

7 июня под контролем зам. генпрокурора РФ Юрия Золотова начинается проверка. В Карабаш выезжает со-трудник окружной прокуратуры. И уже на следующий день — 8 июня (!) — оглашаются выводы прокуратуры: а) законность приобретения свердловчанами акций КМК не оспаривается; б) высказывается сомнение в правомоч-ности решения Арбитражного суда о введении внешнего наблюдения на КМК, так как новый собственник погасил текущую задолженность за три месяца в требуемом объ-еме (2,1 млн руб.); в) выносится предупреждение, что если апелляция ответчика будет отклонена, то Генераль-ная прокуратура принесет протест в порядке надзора; г) инициируется следствие по поводу хищения (до прихода УГМК) с территории КМК 17 тонн клинкера, содержащего десятки килограммов золота и серебра. Таким образом, прокуратура усиливает позиции УГМК.

14 июня после внешнего затишья и паузы на обдумыва-ние дальнейших действий первый шаг делает начальник территориального агентства ФСФО Владимир Волчанов. Он подает в отставку практически одновременно с пред-ставлением о его снятии, подготовленным в окружном представительстве ФСФО в связи с признанием неправо-мочности введения внешнего наблюдения на КМК.

Несколько дней хранивший молчание Петр Сумин на расширенном аппаратном совещании руководителей об-ласти заявляет, что, ограничивая доступ Махмудову на КМК, он не пускает «не инвесторов, а бандитов». Губер-натор уверен, что «им наплевать, как будет развиваться город Карабаш и как будет жить его население», но при этом Сумин воздерживается от оценки заявления окруж-ной прокуратуры, считающей решение Арбитражного суда Челябинской области о начале банкротства КМК не-законным.

Кстати, заметим, что всё это время губернатор Сверд-ловской области Эдуард Россель находился в тени кон-фликта и публично не высказывался, хотя все знали о его системной поддержке УГМК, например, при овладении Качканарским ГОКом или Серовским металлургическим заводом.

капитал

ПРЕД

ЫСТО

РИЯ



Философ Александр Чупров с болью и тревогой рассуждает о вызовах современного мира, кото-рым подвергаются талантливые и образованные молодые люди…

†††

Когда Людвиг Фейербах, еще мало кому известный вы-пускник Берлинского университета, писал и анонимно

издавал свои «Мысли о смерти и бессмертии души» (1830), социальный мир держался на традиционной вере в Бога и в бессмертие человеческой души. Автора сразу «вычис-лили» и пожизненно запретили преподавательскую дея-тельность, поскольку он посмел покуситься на духовные основы той эпохи.

В современном мире ситуация гораздо трагичнее. Речь уже идет не только о первичных смыслах общественного устройства, но и о сохранении самой цивилизации и даже биологическом выживании человека и человечества. Сегодня тысячи (!) молодых людей вербуются в запрещен-ные экстремистские образования. И среди них — немало вменяемых, образованных молодых людей, например печально известная студентка философского факультета МГУ.

Конечно, причин, приводящих молодежь в ряды терро-ристов (в том числе готовых стать смертниками), — мно-жество, и я не берусь их все анализировать. Мне важнее понять мироощущение и логику потенциальных религиоз-но-политических убийц и самоубийц.

†††

Если и есть загробная жизнь человеческой души, то на том свете ей надо будет припоминать уже не идеаль-

ные сущности вещей, как настаивал Платон применитель-но к душе, отягощенной телесностью, а именно земную жизнь. И тосковать по ней, как по действительно утрачен-ному раю, где душа, хотя и очень ограниченно, но была действительно свободной. Ибо свобода обретает свою действительность только в соотнесении с необходимостью, точнее, в тождестве с нею. Абсолютная свобода в силу сво-ей односторонности тождественна ее отсутствию. Проще сказать — смерти.

В раю, как и в платоновском царстве идей, может быть только вечный покой. Но свободы уже не может быть по определению, поскольку там не может быть никакой необ-ходимости! Там никто и ничто никому и ничему не мешает, и никто ни от кого ничего не требует. Там не будет ни свобо-ды «от», ни свободы «для»: уже не от чего и не для чего.

Стремление к абсолютной свободе-смерти — это и есть сущность философского сатанизма, который в сфере суще-ствования принимает отвратительные и бесчеловечные формы. Гении пишут философские трактаты; страстные са-танисты-пассионарии увлекают массы на совершение Drang nach Osten, джихада, революций и контрреволюций; а при-дурки устраивают черные мессы с кровавыми жертвопри-ношениями… И все они — «сверхчеловеки», пребывающие якобы «по ту сторону добра и зла» (Фридрих Ницше).

Если и нужны человеку вера в Бога, религия и церковь — то только для жизни земной, а не небесной. А уж там — в потустороннем мире — Бог как-нибудь сам управится и по поводу распределения жилплощади в раю и аду среди вновь прибывших душ, и по оплате им за трудовые будни и герои-ческие дни на земле. Тем более не факт, что мы там окажем-ся, но верить хочется — это, знаете ли, как-то бодрит.

†††

Традиционной религии, атеизму и скептицизму можно противопоставить нечто четвертое — абсолютный

нигилизм, например философию Артура Шопенгауэра. Но она хороша лишь для того, чтобы раздразнить излишне замыкающийся на себе самом человеческий разум с симп–томами философского аутизма. И не более того.

Создавая и усиливая уже овладевшие человеком настро-ения, обусловленные главным образом телесно-физиологи-чески, тексты Шопенгауэра (в отличие от гегелевских) со-вершенно не развивают способность суждения (промежу-точный уровень интеллекта между рассудком и разумом). Они поразительно антиинтеллектуальны.

Прочитав книгу Шопенгауэра, лучше сразу задвинуть ее на дальнюю полку, чтобы не мозолила глаза. Такое чтиво вредно для психического и физического здоровья. Не зря Лев Николаевич Толстой после страстного, но кратковре-менного увлечения философией Шопенгауэра назвал его «талантливым пачкуном».

Не случайно философия жизни Ницше, которая выросла из философии смерти или нигилизма Шопенгауэра, обер-нулась своей противоположностью — идеологией и прак-тикой смерти (главным образом, для других), то есть фа-шизмом. Но это вовсе не означает, что проповедь смерти и самоубийства, напротив, приведет нас к благу, счастью и торжеству жизни в соответствии с высочайшими нрав-ственными принципами, как уверяют самих себя и других разные философствующие «певцы смерти».

Можно сколь угодно ублажать воспаленное (свое и чу-жое) сознание соображениями, что лучше умереть, чтобы и самому не мучиться, и не мучить других, но медицин-ским фактом (заключением патологоанатома) является констатация смерти. Отсутствие желания жить — это не-способность к жизни, импотенция и бесплодие.

Конечно, рано или поздно умрут все, но уже оставив после себя потомство и добрые плоды своего труда. А фи-зические и метафизические самоубийцы, умирая раньше положенного срока, оставляют после себя пустоту здесь — и оказываются в пустоте там… Им и вспомнить будет не о чем — и задуматься не о чем. В этом мире они могли раз-влечься хотя бы своими страданиями, а там их ждет абсо-лютная пустота, вакуум — nihil…

†††

Самоубийца Отто Вайнингер (1880–1903, Австрия) — несчастный еврейский мальчик-гений, по крайней

мере, не был убийцей. Он ушел из жизни с собственно-ручно написанной формулировкой: «Не хотел убивать других».

Вчитываясь в тексты таких «певцов смерти», как Юлиус Эвола и Отто Вайнингер, а также Фридриха Ницше и бес-конечно любимого мною Николая Бердяева, которого справедливо называют философом свободы и творчества, я всё более убеждаюсь в их гениальности и в их… сата-низме. Именно — сатанизме, стыдливо прикрытом либо демонстрацией «железной» воли по преодолению тради-ционной морали (имморализмом), либо, напротив, ис-ступленным морализаторством с обильными отсылками к Библии, Федору Достоевскому и Владимиру Соловьеву…

Несчастные, они могли сделать окружающих их людей лишь такими же несчастными, как и они сами, если, ко-нечно, окружение не состояло сплошь из метафизических мазохистов, упоенных собственной болью. Для них нет ничего отвратительнее, чем исторический оптимизм, в котором они усматривают одну лишь «человеческую, слишком человеческую» (Ницше) глупость.

Еще их всех роднит прямо-таки патологическое не-желание иметь детей. Может быть, из-за неспособности любить? Ведь от любви рождаются дети, а не революции и контрреволюции. Ну ладно, хворый Ницше, но Бердяев-то чего ради? Красавец-мужчина, широкоплечий, с во-енной выправкой, франт. Не бедный. Прямой потомок русских генералов и французских графинь…

философия


Разрыв с аристократической средой Бердяев считал самым важным фактом своей биографии. Но отказ от ро-дившей и воспитавшей его семьи, отца и матери — свиде-тельство не величия духа, а ущербного сознания (на бы-товом уровне) и всё того же метафизического сатанизма как устремленности к абсолютной свободе-смерти.

Еще можно было бы понять, если бы Бердяев, как принц Гаутама (Будда), увидев больного, старого и ни-щего, сбежал из дома, чтобы искать способы избавления от страданий всех людей на земле. Или, как Фома Ак-винский или наш Михайло Ломоносов, тянулся к истине и наукам. На худой конец, что часто бывает, сбежал бы из-за юношеской любовной страсти. Так ведь он убегал от самого себя — от собственной неискоренимой несвободы.

Но от себя убежать невозможно. Уж либо в тебе эта свобода есть, либо ее нет — и не будет никогда, сколько бы ты ни философствовал об этой самой свободе.

Красивая и глубокая по смыслу фраза Бердяева о том, что философский текст должен быть не о чём-то, а чем-то, открывается какой-то мрачной и даже зловещей сто-роной: чисто философский текст аннигилирует жизнь («о чём-то» — это всегда о жизни).

Факты биографии Бердяева больше, чем все его бли-стательные работы, обнаруживают скрытый в них сата-низм. Недаром немецкие фашисты весьма почитали его

философия

и потому не только не тронули в оккупированном Пари-же, но даже вели с ним философические беседы.

У Бердяева первичен не Бог, а свобода — в том числе (и обязательно) свобода делать зло. У него не только че-ловек, но и Бог — из свободы. Поэтому прорваться к этой вожделенной свободе можно только через роковую чер-ту — по трупам, трупам человеческим и, как ни прискорб-но, самого Бога — Бога, о смерти которого громогласно объявил еще Ницше: «Бог — умер!»

Вот почему и православные, и католические, и проте-стантские ортодоксальные богословы относились к фило-софии Бердяева крайне отрицательно, усматривая в ней недопустимое «вольнодумство». В устах клерикала слово «вольнодумство» есть эвфемизм сатанизма.

Сердцевиной идеологии немецких нацистов было утверждение превосходства арийской расы над всеми иными и утверждение права на жизненное простран-ство или «место под солнцем». Идеология и философия фашизма призваны тщательно скрывать главный его порок — ущемленный инстинкт самосохранения. А ведь он — основной для всего живого на земле, его «внутрен-няя основа основ». Собственно, так и расшифровывается «побуквенно» это латинское слово (in-st-in-ct�).

Инстинкт самосохранения существует в двух нераз-рывных ипостасях: индивидуальной и родовой. Атрофия индивидуального инстинкта самосохранения чревата су-ицидом. Атрофия родового самосохранения — убийством других, всякого рода сексуальными девиациями, беспло-дием и «скопизмом» как осознанным и притом яростно защищаемым выбором. Ненависть к жизни — суть фа-шизма. Так нежить становится нелюдью.

Именно инстинкт самосохранения есть биологическая основа так называемого естественного права. Ядром его является право на жизнь, которое каждый человек об-ретает в силу самого факта своего рождения. Хотя всякое социальное право — не более чем сначала приватизиро-ванная, а потом объективированная (но, увы, ущербная) правда бытия, которая состоит в вечно взыскуемой нами благодати, любви и справедливости, а всякое право по умолчанию предполагает того, кто покушается на это право.

Утверждая свое право, мы просто «держим оборону» перед лицом потенциального врага и хотим заставить его отказаться от недоброго намерения. Патриарх Кирилл назвал пропаганду прав человека «глобальной ересью». С этим тезисом можно и нужно спорить, но и скрытый в нем смысл тоже нельзя отрицать.

Без инстинкта самосохранения не может быть исклю-чительно человеческого — духовного и нравственного становления, восхождения к чему-то превосходящему чисто биологическое и даже социальное в человеке. Пусть даже через жертвенную смерть. Жертвуют всегда ради кого-то живого, а главное — через, а не в смерти. Как Христос.

Фото: Юрий Ермолин

Воля к бытию, по идее, должна была стать волей к жизни. Но почему-то она, провозглашенная Шопенгауэром, стала волей к личной смерти, а философия жизни Ницше, вырос-шая из Шопенгауэра, стала волей к смерти чужого (фашиз-мом). Но я, как писал Маяковский (правда, про диалекти-ку, которую «мы учили не по Гегелю»), «изучал» волю к бы-тию и жизни «не по Шопенгауэру». Самое значительное в моей жизни в этом отношении событие произошло в 1964 году, когда мне было 9 лет.

В тот год мама работала бухгалтером в летнем пионер-ском лагере имени Горького, расположенном на крутых сопках под названием Белые горы у реки Бурея. Это чуть ниже сегодняшней Бурейской ГЭС, плотина которой в 140 метров считается одной из самых высоких в мире. Места красоты неописуемой. Даже сейчас, побывав в разных ме-стах планеты, могу сказать это с еще большей категорич-ностью. А тогда мне и сравнивать было не с чем. Мне там просто нравилось.

Да и как могли не нравиться поросшие вековыми сосна-ми сопки, белые песчаные оползни, в которых каждый вто-рой камушек был с отпечатком растений времен динозав-ров, огромные, высотой в человеческий рост папоротники, заросли малины, ежевики, дикой красной и белой сморо-дины. Места, где я любил ловить гадюк и ужей, огромных черно-синих и золотистых махаонов (ныне занесенных в Красную книгу), вылавливать, как Дуремар, из болота черных пиявок… Всё и описать невозможно.

После первой смены, проведенной в отряде, мы с се-строй-двойняшкой взбунтовались. Дома же нас никто ничего не заставлял делать, никто ничего не запрещал и никогда ни за что не наказывал. Мы всё, что нужно, делали сами и не делали того, что было не положено, а тем более того, что нам не нравилось. Одна (старшая на 6 лет) сестра строжилась, но не очень, хотя и от нее я отчаянно отбивался веником. Короче, две последующие смены мы жили в довольно большой комнате, смежной с бухгалтерией.

Время от времени на два-три дня приезжали поочередно отец или старшая сестра. А мы, двойняшки, жили при маме постоянно. Больше всего я любил «пересменки», когда ла-герь пустел и на пару дней наступала потрясающая тиши-на. Правда, и многолюдье мне тоже нравилось, особенно ночные праздники с кострами и факелами.

В дни тишины я любил в пойме реки громко петь песню «Тот, кто рожден был у моря…» (хотя и моря-то никогда не видел), подражая уже тогда любимому мною Георгу Отсу. А по вечерам рисовал 10-рублевые купюры. Причем относился к этому делу серьезно: чтобы добить-ся хруста «денежных знаков», пропитывал подручными средствами обычную бумагу и сушил ее на солнце, да еще наносил водяной знак (портрет Ленина) маминым кремом для лица, чтобы портрет просвечивал, но при этом не был виден.

Но больше всего я любил в одиночку забираться на са-мую высокую сопку (метров сто высотой), откуда вся Бурея была видна до самого горизонта вместе с ее протоками и островами. Однажды черт меня дернул посмотреть сверху вниз на оползень, поперек него упала длиннющая сосна, по которой я начал ползти. И метров через пять с ужасом обнаружил, что подо мной пропасть, как я сейчас понимаю, глубиной около тридцати метров, а может, и более.

Тут до меня дошло, что еще одно неверное движение — и я сорвусь на камни с огромной высоты… Но и назад не могу сдать (полз на четвереньках, обхватив руками ствол). Тогда я стал ползти вперед над пропастью, судорожно держась за ствол, оставшиеся двадцать метров. Я очень хотел жить. Таки дополз. Спрыгнул с сосны и что есть мочи помчался вниз с сопки, царапая до крови руки, ноги, лицо. Я просто обезумел от радости, что остался жив. В лагере меня спросили: «Тебя что, кошка поцарапала?» — «Да нет, на кустарник малины налетел…» Так никому и не расска-зал о своем приключении.

Александр Чупров

Белые горы


ров, близких товарищей Анатолия Семеновича: Ярослава Керода, Семена Гуманова, Валерия Вострикова, Авеля Казаченкова, Башира Вараева, Алексея Левицкого, Евгения Ефремова, Всеволода Стрелкова… Мне удалось побеседо-вать с Сергеем Романовым, Леонидом Веселовым и даже с обаятельнейшим Нобоюки Асаи, помощником Ясухиро Ямасита. Ах, как это приятно, когда японец говорит на чи-стом русском языке!

Меня тронула прямота и открытость Михаила Рахлина, с которым нам удалось всерьез поговорить «за жизнь». И даже короткий разговор с его старшим братом Евгением произвел впечатление. Ясная, внятная, осмысленная речь, что, между прочим, большая редкость, тем более в спортив-ной среде. И я никак не мог понять — откуда это у братьев, пока не услышал в записи живой голос Анатолия Семенови-ча, который ребенком пережил блокаду. Такие великие ис-пытания, когда жизнь и смерть соприкасаются между собою буквально каждый день, безусловно, крепко учат человека безошибочно отделять зерна от плевел, всегда говорить только по существу и честно…

Я прилетел домой, и меня вдруг что-то толкнуло к ле-жащей на столе в гостиной книге, до которой никак не доходили руки. Это первая и единственная биография Стива Джобса, написанная при его содействии Уолтером Айзексеном. Я взял толстенный том, открыл последний разворот и увидел на суперобложке слова самого Стива Джобса: «Мне никогда не попадалось более действенного инструмента, помогающего делать выбор в важные мо-менты жизни, чем сознание, что я скоро умру. Потому что всё: ожидания окружающих, гордость, боязнь попасть в не-ловкое положение или потерпеть неудачу — все эти вещи просто отступают перед лицом смерти, и остается только то, что действительно важно».

Я думаю, что именно память об отце является для Миха-ила и Евгения Рахлиных «действительно важным». Может быть, главным в этой жизни…

спорт

Санкт-Петербург —

чудесный!

Текст: Юрий ШевелевФото: Дмитрий Челяпин, Михаил Шевелев

Наверное, из-за обложки — «Крутой поворот» от Владими-ра Садырина — в самом конце верстки чудесным образом вдруг возник Санкт-Петербург! А ведь в финале номера уже звучала «грустная нота» от философа Александра Чупрова как напоминание о бренности всего сущего. Но… накануне сдачи макета в печать мы вместе с нашим товарищем прези-дентом Фонда «Орбита дзюдо» (Москва) Геннадием Лукья-новым отправились в Санкт-Петербург, где 28 мая состоялся IV Традиционный юношеский турнир по дзюдо памяти Ана-толия Семеновича Рахлина, заслуженного тренера России и одного из основателей Ленинградской школы борьбы.

Ключевую роль в организации турнира сыграли сыновья А. С. Рахлина — Михаил, президент Клуба дзюдо «Турбостро-итель», и Евгений, судья олимпийской категории. И турнир этот получился превосходный: шикарный спортивный ком-плекс «Сибур Арена», 350 участников, масса зрителей, леген-дарные ветераны отечественного дзюдо в качестве почет-ных гостей, уютная, почти домашняя атмосфера в огромном зале — никакого избыточного напряжения ни у организато-ров, ни у судей, ни тем более у зрителей. Правда, на татами нередко разгорались настоящие страсти! А потом уже на пьедестале ярко пылали от гордости щеки юных чемпионов, но где-то рядом лились горькие слезы проигравших… И еще возмущенная мамочка показывала расстроенному сыну за-писанную на смартфоне схватку и приговаривала: «Вот ты взял захват, а что дальше, что дальше, я тебя спрашиваю?..»

бк — не специализированное спортивное издание. Для нас все-таки важнее не результаты и пьедестал, а этика и эстетика единоборства, чистые искренние эмоции и глу-бокое волнение, что вызывает открытая, бескомпромисс-ная борьба. Наши фотокорреспонденты Дмитрий Челяпин и Михаил Шевелев отработали на татами так здорово, что нам еще долго предстоит разбирать отснятое и вспоминать этот турнир.

А я неожиданно для себя встретил (на юношеском тур-нире!) ветеранов большого спорта, спортсменов и трене-


спорт

bkjournal · 30 царь горы / Привычное дело Владимира Садырина...

Documents