«СЕЙ ДРЕВНИЙ ГРАД… В ТЕ ДНИ БЫЛ СОЦИАЛЬНЫМ РАЕМ»: КОКТЕБЕЛЬ В ПОЭЗИИ М. ВОЛОШИНА, М. ЦВЕТАЕВОЙ, О. МАНДЕЛЬШТАМА

МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН

«ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ МАКС»

«КОКТЕБЕЛЬ»

Как в раковине малой — Океана Великое дыхание гудит, Как плоть ее мерцает и горит Отливами и серебром тумана, А выгибы ее повторены В движении и завитке волны, — Так вся душа моя в твоих заливах, О, Киммерии темная страна, Заключена и преображена. С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я — душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась По складкам гор, по выгибам холмов, Огнь древних недр и дождевая влага Двойным резцом ваяли облик твой, — И сих холмов однообразный строй, И напряженный пафос Карадага, Сосредоточенность и теснота Зубчатых скал, а рядом широта Степных равнин и мреющие дали

Как в раковине малой — Океана Великое дыхание гудит, Как плоть ее мерцает и горит Отливами и серебром тумана, А выгибы ее повторены В движении и завитке волны, — Так вся душа моя в твоих заливах, О, Киммерии темная страна, Заключена и преображена. С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я — душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась По складкам гор, по выгибам холмов, Огнь древних недр и дождевая влага Двойным резцом ваяли облик твой, — И сих холмов однообразный строй, И напряженный пафос Карадага, Сосредоточенность и теснота Зубчатых скал, а рядом широта Степных равнин и мреющие дали

Как в раковине малой — Океана Великое дыхание гудит, Как плоть ее мерцает и горит Отливами и серебром тумана, А выгибы ее повторены В движении и завитке волны, — Так вся душа моя в твоих заливах, О, Киммерии темная страна, Заключена и преображена. С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я — душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась По складкам гор, по выгибам холмов, Огнь древних недр и дождевая влага Двойным резцом ваяли облик твой, — И сих холмов однообразный строй, И напряженный пафос Карадага, Сосредоточенность и теснота Зубчатых скал, а рядом широта Степных равнин и мреющие дали

Как в раковине малой — Океана Великое дыхание гудит, Как плоть ее мерцает и горит Отливами и серебром тумана, А выгибы ее повторены В движении и завитке волны, — Так вся душа моя в твоих заливах, О, Киммерии темная страна, Заключена и преображена. С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я — душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась По складкам гор, по выгибам холмов, Огнь древних недр и дождевая влага Двойным резцом ваяли облик твой, — И сих холмов однообразный строй, И напряженный пафос Карадага, Сосредоточенность и теснота Зубчатых скал, а рядом широта Степных равнин и мреющие дали

Как в раковине малой — Океана Великое дыхание гудит,

Как плоть ее мерцает и горит Отливами и серебром тумана,

А выгибы ее повторены В движении и завитке волны, —

Так вся душа моя в твоих заливах, О, Киммерии темная страна, Заключена и

преображена. С тех пор как отроком у молчаливых Торжественно-пустынных берегов Очнулся я — душа моя разъялась, И мысль росла, лепилась и ваялась

По складкам гор, по выгибам холмов, Огнь древних недр и дождевая влага Двойным резцом ваяли облик твой, — И сих холмов однообразный строй, И напряженный пафос Карадага,

Сосредоточенность и теснота Зубчатых скал, а рядом широта

Степных равнин и мреющие дали

«ОДНО ИЗ ЖИЗНЕННЫХ ПРИЗВАНИЙ МАКСА БЫЛО СВОДИТЬ ЛЮДЕЙ, ТВОРИТЬ ВСТРЕЧИ И СУДЬБЫ» (М. ЦВЕТАЕВА «ЖИВОЕ О ЖИВОМ»)

«К ЕГО СОБСТВЕННОМУ ОПРЕДЕЛЕНИЮ СЕБЯ КАК КОРОБЕЙНИКА ИДЕЙ МОГУ ПРИБАВИТЬ И КОРОБЕЙНИКА ДРУЗЕЙ»

(М. Цветаева «Живое о живом»)

«ОН ТАК ЖЕ ДАВАЛ, КАК ДРУГИЕ БЕРУТ. С ЖАДНОСТЬЮ. ДАВАЛ, КАК ОТДАВАЛ. ДАВАЛ ВСЕМ. ПОМОГАЛ ВСЕМ. ОН – И КОКТЕБЕЛЬ …»

(М. Цветаева «Живое о живом»)

.

«Он и свой коктебельский дом, таким трудом добытый, так выколоченный, такой заслуженный, такой его по духовному праву, кровный, внутренне свой, как бы с ним сорожденный, похожий на него больше, чем его гипсовый слепок, - не ощущал своим, физически своим…»

(М. Цветаева)

М. ВОЛОШИН«МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ»

Ваша книга странно взволновала — В ней сокрытое обнажено,

В ней страна, где всех путей начало,Но куда возврата не дано.

Помню все: рассвет, сиявший строго,Жажду сразу всех земных дорог,

Всех путей... И было все... так много!Как давно я перешел порог!

Кто Вам дал такую ясность красок?Кто Вам дал такую точность слов?

Смелость все сказать: от детских ласокДо весенних новолунных снов?

Ваша книга — это весть "оттуда",Утренняя благостная весть.

Я давно уж не приемлю чуда,Но как сладко слышать: "Чудо — есть!»

МАРИНА ЦВЕТАЕВА В КОКТЕБЕЛЕ

Сам Коктебель, обетованная земля для многих поэтов, был еще одним бесценным "даром" Волошина. 30 августа Цветаева пишет его матери: "Коктебель 1911 г. - счастливейший год моей жизни, никаким российским заревам не затмить того сияния". "Одно из лучших мест на земле", - определяет она это выжженное, дикое побережье в 1931 году. И где-то в конце 30-х годов, уже "подводя итоги", поставит Коктебель в ряд с лучшими воспоминаниями жизни: "Таруса... Коктебель да чешские деревни - вот места моей души".

В ДОМЕ ВОЛОШИНА(ДОМ ПРА-, КАК ЕГО ВСЕ НАЗЫВАЛИ)

ЦВЕТАЕВА И ЭФРОН В ДОМЕ ВОЛОШИНА

Ах, недаром лучше хлебаЖадным глазкам балаган.Темнокудрый мальчуган,Он недаром смотрит в небо!

По душе ему курган,Воля, поле, даль без меры…Он рождён в лучах Венеры,Голубой звезды цыган.

из цикла «Венера»,Коктебель 1911

Ждут нас пыльные дороги,Шалаши на часИ звериные берлогиИ старинные чертоги…Милый, милый, мы, как боги:Целый мир для нас!

Всюду дома мы на свете,Всё зовя своим.В шалаше, где чинят сети,На сияющем паркете…Милый, милый, мы, как дети:Целый мир двоим!

Коктебель, 1913

«ЕСЛИ ПОДАРИТ МНЕ СЕРДОЛИК – ВЫЙДУ ЗА НЕГО ЗАМУЖ…»

М. Цветаева и С. Эфрон:«Коктебельское знакомство» и любовь на всю жизни

Я с вызовом ношу его кольцо- Да, в Вечности — жена, не на бумаге.

- - Его чрезмерно узкое лицо - Подобно шпаге.

- Безмолвен рот его, углами вниз, Мучительно-великолепны брови. - В его лице трагически слились

- Две древних крови. - Он тонок первой тонкостью ветвей.

- Его глаза — прекрасно-бесполезны! – - Под крыльями раскинутых бровей –

- Две бездны. - В его лице я рыцарству верна, -

- Всем вам, кто жил и умирал без страху! - Такие — в роковые времена –

- Слагают стансы — и идут на плаху.

«МОИМ СТИХАМ, НАПИСАННЫМ ТАК РАНО…»

Моим стихам, написанным так рано,Что и не знала я, что я - поэт,Сорвавшимся, как брызги из фонтана,Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,В святилище, где сон и фимиам,Моим стихам о юности и смерти,- Нечитанным стихам! -

Разбросанным в пыли по магазинам(Где их никто не брал и не берет!),Моим стихам, как драгоценным винам,Настанет свой черед.

«ИДЕШЬ, НА МЕНЯ ПОХОЖИЙ…»

Идешь, на меня похожий, Глаза устремляя вниз. Я их опускала — тоже! Прохожий, остановись! Прочти — слепоты куриной И маков набрав букет, — Что звали меня Мариной И сколько мне было лет. Не думай, что здесь — могила, Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя!

Идешь, на меня похожий,Глаза устремляя вниз. Я их опускала — тожеПрохожий, остановись!

Прочти — слепоты куриной И маков набрав букет, — Что звали меня Мариной И сколько мне было лет. Не думай, что здесь — могила, Что я появлюсь, грозя… Я слишком сама любила Смеяться, когда нельзя!

«ВЫ, ИДУЩИЕ МИМО МЕНЯ…» Вы, идущие мимо меня

К не моим и сомнительным чарам, —Если б знали вы, сколько огня,Сколько жизни, растраченной даром,

И какой героический пылНа случайную тень и на шорох…— И как сердце мне испепелилЭтот даром истраченный порох.

О летящие в ночь поезда,Уносящие сон на вокзале…Впрочем, знаю я, что и тогдаНе узнали бы вы — если б знали —

Почему мои речи резкиВ вечном дыме моей папиросы, —Сколько тёмной и грозной тоскиВ голове моей светловолосой.

«НАД ФЕОДОСИЕЙ УГАС…» Над Феодосией угас

Навеки этот день весенний,И всюду удлиняет тениПрелестный предвечерний час.

Захлёбываясь от тоски,Иду одна, без всякой мысли,И опустились и повислиДве тоненьких моих руки.

Иду вдоль генуэзских стен,Встречая ветра поцелуи,И платья шёлковые струиКолеблются вокруг колен.

«ФЕОДОСИЯ» Сей древний град — богоспасаем

(Ему же имя «Богом дан») —В те дни был социальным раем.Из дальних черноморских странСолдаты навезли товаруИ бойко продавали тутОрехи — сто рублей за пуд,Турчанок — пятьдесят за пару —На том же рынке, где рабовСлавянских продавал татарин.Наш мир культурой не состарен,И торг рабами вечно нов.Хмельные от лихой свободыВ те дни спасались здесь народы:Затравленные пароходыВрывались в порт, тушили свет,Толкались в пристань, швартовались,Спускали сходни, разгружалисьИ шли захватывать «Совет».

О.Э. МАНДЕЛЬШТАМБессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочел до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд

журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,

На головах царей божественная пена,-

Куда плывете вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер

молчит,И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

«ФЕОДОСИЯ»Окружена высокими холмами, Овечьим стадом ты с горы

сбегаешь И розовыми, белыми камнями В сухом прозрачном воздухе

сверкаешь. Качаются разбойничьи фелюги, Горят в порту турецких флагов

маки, Тростинки мачт, хрусталь волны

упругий И на канатах лодочки - гамаки

«СТАРЫЙ КРЫМ»Холодная весна. Голодный Старый Крым, Как был при Врангеле – такой же

виноватый.Овчарки на дворах, на рубищах заплаты, Такой же серенький, кусающийся дым.

Все так же хороша рассеянная даль, Деревья, почками набухшие на малость, Стоят как пришлые, и вызывает жалость Bчерашней глупостью украшенный

миндаль.