archeological conference

260

Upload: alex-prozorov

Post on 22-Mar-2016

270 views

Category:

Documents


5 download

DESCRIPTION

 

TRANSCRIPT

фгбоу впо «улгпу им. и.н.ульянова»исторический факультет

кафедра истории

xlviурало-поволжская

археологическая конференциястудентов и молодых ученых

5-7 февраля 2014ульяновск

тезисы докладов

Оргкомитет конференции:фгбоу впо «улгпу им. и.н.ульянова»

Редакционная коллегия:ю.а.семыкин, доцент (главный редактор)н.а.горбунов, ассистент (редактор, составитель)м.р.гисматулин (ответственный редактор)

XLVI Урало-Поволжская археологическая конференция студентов и молодых ученых (УПАСК, 5–7 февраля 2014 г., Ульяновск): тез. докл. — Ульяновск: ФГБОУ ВПО «УлГПУ им. И.Н.Ульянова», 2014. — 256 с., илл.

ISBN 978-5-86045-689-1

Сборник содержит тезисы докладов участников конферен-ции, посвященные различным вопросам археологии Урало-Поволжского региона.

Издание адресовано на учёным-специалистам, историкам и археологам, преподавателям и студентам, а также всем, ин-тересующимся современными археологическими проблемами Урала и Поволжья.

УДК 902ББК 63.4

УДК 902ББК 63.4

ISBN 978-5-86045-689-1

© Коллектив авторов, текст, 2014© УлГПУ им. И.Н.Ульянова,

оформление, 2014

С 654

3

Чуканов И.А. Развитие археологической науки на историческом фа-культете УлГПУ: к новым рубежам . . . . . . . . . . . . . . . . . 10

Семыкин Ю.А. К 30-летнему юбилею археологической лаборатории и экспедиции УлГПУ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .13

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

Блинова Д.С. Археологические исследования г. Казани в 2013 г. . . 26

Глушкова А.В. Коллекция крестов-«тельников» Котельнического рай-онного музея Кировской области . . . . . . . . . . . . . . . . . .27

Жукова Е.В. Правоприменительная практика в отношении «черных копателей» и нарушений на археологических объектах культурного значения на примере Кировской области . . . . . . . . . . . . . 30

Запевалов А.А. Состояние и перспективы сохранения археологических памятников Ульяновской области . . . . . . . . . . . . . . . . . 33

Петрова М.Е. Теоретические проблемы изучения импорта и торговых отношений в археологии и культурной антропологии . . . . . . 36

Русланов Е.В., Сахипов Р.Ф., Шамсутдинов М.Г., Мухамедьяров А.Р. Разведочные работы музея-заповедника «Древняя Уфа» в полевом сезоне 2013 года . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 39

Халиуллина З.Р. Предметы художественного культового литья Прика-мья в коллекциях археологического музея Казанского федерального университета . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42

Урало-Поволжье в эпоху камняБатуева Н.С. Анализ гребенчатой керамики поселения Чашкинское

озеро IIIа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 45

Башатов В.А. Новый энеолитический памятник Лебяжинка VI в лесо-степном Поволжье . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .47

содержание

4 Содержание

Бурмасов М.С. Комплекс неолитических стоянок Хомутовское болото бассейна Вишеры Северного Прикамья . . . . . . . . . . . . . . 50

Вандышева Ю.А. Красящие карандаши в древности . . . . . . . . . .52

Дога Н.С. Периодизация и хронология воротничковых комплексов Икско-Бельского междуречья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .55

Ересько О.В. О соотношении Новоильинских и Красномостовских комплексов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .57

Мешкова А.Е. Технология изготовления отверстий в древности . . 60

Митрошин Е.Н. Анализ каменного инвентаря поселения Чашкинское озеро IIIа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63

Морозов В.В. Историография изучения неолита Икско-Бельского между-речья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 66

Попов А.С. Хронология неолита Волго-Камья . . . . . . . . . . . . 69

Толпыгина И.Г. Хронология ямочно-гребенчатой культуры Среднего Поволжья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 71

Урало-Поволжье в эпоху палеометалловАмир Абед Амир Наджм. Храмы города Ниппура . . . . . . . . . . .75

Букачева А.О. Костяные наконечники стрел из коллекции поселения бронзового века Чебаркуль III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77

Буранбаев Д.А. Керамика Бегазинских мавзолеев . . . . . . . . . . 80

Голобурдина А.В. Могильник Коржар. Погребения времени валиковой керамики . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .81

Дмитриев Е.А. Могильник Коржар. Андроновские-федоровские по-гребения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84

Ескендиров Е.К. Мировоззренческий контекст артефактов с гравиров-ками . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 86

Иманбекова А.Ж. Архитектура и хозяйственно-производственная то-пография поселения Ботай . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89

Макаров А.С. Поселение эпохи бронзы Подты 1 на р. Вычегде (пред-варительные итоги и перспективы исследования . . . . . . . . . 92

Содержание 5

Маслова О.П. Огненные ритуалы населения срубной культуры . . 94

Михайлова А.В. Бассейн реки Вымь в эпоху бронзы . . . . . . . . . .97

Мосунова А.В. Погребения Шайтанского озера II: проблемы культурно-хронологической принадлежности . . . . . . . . . . . . . . . . 98

Насонова Э.Д. Новые энеолитические материалы тюменского Прито-болья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101

Нефёдов А.О. К вопросу о распространении памятников эпохи бронзы на территории Кировской области . . . . . . . . . . . . . . . . . 103

Пятыгина Я.С. Новые находки погребений эпохи энеолита на территории Среднего Урала . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107

Русланов Е.В. Формирование археологического микрорайона как историко-культурной единицы исследования. Выделение Берегов-ского археологического микрорайона . . . . . . . . . . . . . . . 110

Селин Д.В. Керамика культовых комплексов эпохи поздней бронзы Западной Сибири: вопросы историографии . . . . . . . . . . . . 113

Ткачёв А.А. Ритуальная практика и реконструкция мировоззренческих традиций в эпоху поздней бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . 116

Шамсутдинова Р.И. Вклад Оренбургской археологической экспедиции в изучение бронзового века Южного Приуралья . . . . . . . . . 119

Швецова А.А. Об уникальности постройки поздняковской культуры с памятника Безводное-1 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного векаАзаров Г.Н. Раскопки сарматских курганов на Дону . . . . . . . . . 125

Андронова О.А. Римская черепица из села Орловка . . . . . . . . . 126

Басырова А.А. Проблемы скифо-сарматской истории в историографи-ческом обзоре . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129

Бобб В.А. 3D реконструкция погребения 3 кургана Яковлева-2 . . . 131

Вильданова Е.В. К проблеме генезиса и хронологии меча прохоровского типа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133

6 Содержание

Гильмитдинова А.Х. Отражение ритуалов жизненного цикла в детских погребениях ранних кочевников Южного Урала . . . . . . . . . 135

Гуляев С.В. Семантика декоративно-прикладного искусства кочевников Южного Урала в древности и средневековье . . . . . . . . . . . 138

Елибаев Т.А. Жертвенный заклад из каменных колец на реке Карагайлы (Центральный Казахстан) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142

Казанцева А.С. Ременная гарнитура с горизонта Тураево-Кудаш по дан-ным раскопок Мокинского могильника 2013 г. . . . . . . . . . . 143

Кандыбина В.В. Курильницы в женских погребениях сарматов Нижнего Поволжья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 147

Косенко Д.С. К вопросу о формировании ременной гарнитуры поздне-сарматской культуры на материалах Нижнего Подонья . . . . . 149

Куликова С.А. Гривны и браслеты с зооморфными окончаниями кочев-ников Южного Урала VI–II вв. до н.э . . . . . . . . . . . . . . . 151

Морозов А.С. Характеристика и история изучения оборонительных укреплений Богородского городища (Варнавинский район Ниже-городской области . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 153

Саттаров Р.Р. Торговые отношения в среде пьяноборских племен За-падного Приуралья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156

Симонова Е.В. Исследование орнамента ананьинской керамики (по ма-териалам могильников и костищ Среднего Прикамья) . . . . . . 160

Тукушева М.Ж. История изучения находок зеркал с центральной ручкой-петелькой в погребениях кочевников Южного Урала в VII–VI вв. до н.э. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековьяАбакумова О.С. К проблеме приуральских миграций в Нижнее Приобье

в средние века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165

Емельянова А.Ю. Основные приемы изготовления подвесок неволинской культуры . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 167

Крапачева О.С. Мазунинско-бахмутинский вопрос в археологии Ура-ло-Поволжья (к истории проблемы) . . . . . . . . . . . . . . . . 170

Содержание 7

Моряхина К.В. Украшения рук с Саламатовского I городища: перстни и кольца . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174

Ощепкова М.А. Реконструкция головных уборов по материалам мо-гильника Сухой Лог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 177

Петров В.Л. Проблемы идентификации культовых комплексов на средне-вековых поселениях в Пермском Предуралье . . . . . . . . . . . 180

Полянина Е.Ю. Древнемарийский женский костюм по материалам Русенихинского могильника IX–XI вв. (опыт реконструкции) . 183

Рыбина И.Н., Фролова А.А. Новый памятник эпохи Великого пересе-ления народов на р. Вычегде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186

Семёнов Д.А. Вещи «аскизского типа» у средневекового населения Перм-ского Предуралья (по материалам раскопок КАЭЭ в 2009–2013 гг.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 187

Юрков И.А. Химический состав ювелирных украшений Калинского селища (по материалам раскопок 2011–2012 гг.) . . . . . . . . . . 191

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Алексеев Р.Р. К вопросу о планировке и домостроительстве золотоордын-ских городов Нижнего Поволжья (по материалам археологических исследований) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194

Белослудцев В.С. Костяные наконечники: их назначение . . . . . . 196

Буржаков Р.А. О мусульманском мавзолее с могильника «Маячный бугор-I» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 199

Гордеев И.А. Костяные изделия Водянского городища: общая харак-теристика (по материалам археологических исследований 2009–2013 гг.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 201

Заровняев А.С. Хозяйственная деятельность русского населения Астра-ханского Поволжья в позднем средневековье — в начале нового времени . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 204

Зеленков А.С. Миграции населения Притоболья в раннем средневековье (IV–VII вв.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 207

8 Содержание

Зубарева Е.Г. Религиозный состав населения Золотой Орды по пись-менным и археологическим данным в Нижнем Поволжье . . . . 210

Ионова Е.А. Погребальные памятники волжских болгар на территории г. Ульяновска . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 213

Капинус Ю.О. К вопросу о тюркских компонентах в керамическом комплексе памятников новинковского и уреньского типов . . . 217

Краснов С.В. Погребальные комплексы Верхнего Посурья в III–VII вв. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219

Кузьмищева К.С. Металлические навершия головных уборов жителей Золотой Орды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222

Кукушкин Ф.Ф. Фортификационные сооружения средневековых по-селений Верхнего Посурья (к истории изучения вопроса) . . . . 224

Мясников М.О. Археологические памятники раннего средневековья в ундоровском археологическом микрорайоне . . . . . . . . . . 226

Мясникова О.В. П. С. Рыков о месте Армиевского могильника в системе древностей волжских финнов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228

Наплекова М.А. К вопросу о распространении украшений с изображе-нием коня на Средней Цне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 231

Никитина А.В. Керамический комплекс поселения Романовка-II Респу-блики Башкортостан (по материалам раскопок 1989 года) . . . 234

Николаев В.Н. Кольцевые городища Волжской Булгарии на территории Ульяновской области . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 237

Петрова Д.А. Исследования могильника третьей четверти I тысячелетия н. э. в Ульяновской области в 2013 г. . . . . . . . . . . . . . . . . 239

Сафронов П.И. Анализ погребального инвентаря грунтовых погребений Армиевского курганно-грунтового могильника (по материалам рас-копок 1980 г.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 243

Слепцова А.В. Проблема происхождения искусственной деформации черепов в Зауралье . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246

Федосов И.В. Проблема хронологии погребальных памятников с сырцо-выми оградками Восточной Европы на территории Волго-Уральского междуречья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249

Херенская Ю.В. Сравнительный анализ головных уборов эрзи и мокши (по материалам могильников VIII–XI вв.) . . . . . . . . . . . . . 252

9

список принятых сокращений

АН РТ Академия наук Республики ТатарстанВДИ Вестник древней истории. — М.ГИМ Государственный исторический музей (Москва)ИА РАН Институт археологии РАНКСИА Краткие сообщения Института археологии АН СССР /

РАН. — М.КСИИМК Краткие сообщения Института истории материальной

культуры АН СССР. — М. МАР Материалы по археологии России. — М.МИА Материалы и исследования по археологии СССР. — М.РА Российская археология. — М.РАН Российская академия наук.СА Советская археология. — М.САИ Свод археологических источников. — М.СОИКМ Самарский областной историко-краеведческий музей

имени П.В.АлабинаУлГПУ Ульяновский государственный педагогический универ-

ситет имени И.Н.УльяноваУОКМ Ульяновский областной краеведческий музей имени

И.А.Гончарова

10

Развитие археологической науки на историческом факультете УлГПУ: к новым рубежам

и.а.чукановд.и.н., профессор, декан исторического факультета улгпу

Как показывает практика, реконструкция древней и значительной части средневековой истории нашей страны практически не обеспечена письменными источниками, что требует привлечения источников дру-гих видов. К настоящему времени на территории Ульяновской области выявлено и поставлено на учет почти 1 000 недвижимых памятников археологии — поселений, городищ, грунтовых и курганных могильников, оборонительных засечных черт и других объектов.

В советскую эпоху имела место недооценка значения археологии в Ульяновской области, существовал дефицит квалифицированных на-учных и педагогических кадров, а также ощущалось недостаточное фи-нансирование археологических разработок, чего не наблюдалось в других регионах страны. Свой отпечаток накладывало и то обстоятельство, что Ульяновск (Симбирск) является родиной В.И.Ленина. Ленинской тема-тике в истории Ульяновской области уделялось повышенное внимание. Другие направления истории и краеведения нашего края, в том числе и археология, оказывались в роли пасынков. Но в последнее время по-ложение дел в археологии Ульяновского Поволжья постепенно меняется к лучшему, увеличивается финансирование, большее внимание к про-блемам археологии уделяется со стороны правительственных структур.

Значительная роль в археологическом исследовании Ульяновского Поволжья принадлежит Ульяновскому государственному педагогическо-му университету им. И.Н.Ульянова, где сформировался археологический центр, возглавляемый доцентом Семыкиным Ю.А. До 1984 г. работы ульяновских археологов на территории Ульяновского Поволжья были нерегулярными. Но с 1984 г. археологическая экспедиция УлГПИ начала проводить охранно-спасательные исследования в зонах новостроек в Ульяновской области. Финансирование охранных археологических исследований за счет средств строительных организаций позволяло содержать необходимый штат научных сотрудников, и приобретать нужные для экспедиции материалы и оборудование.

За истекшие 30 лет со времени организации археологической ла-боратории УлГПИ (УлГПУ) ульяновскими археологами, преподава-телями и сотрудниками исторического факультета были достигнуты существенные научные результаты в изучении археологии Среднего

11

Поволжья. В качестве подтверждения сказанному приведем конкрет-ные примеры. Одной из ярких и самобытных археологических культур Среднего Поволжья является именьковская культура эпохи раннего средневековья, происхождение и этническая принадлежность которой вызывала активные дискуссии. В начале 80-х годов XX в. куйбышевский археолог, доцент Г.И.Матвеева высказала смелую гипотезу о славянской принадлежности носителей этой культуры, и о миграции групп насе-ления, принявших участие в её формировании, из Западных регионов Восточной Европы. Эта гипотеза сразу же вызвала неприятие у многих маститых отечественных археологов, придерживавшихся устоявшейся точки зрения о традиционном направлении миграционных потоков с востока на запад. Но впоследствии в результате обсуждения спорной проблемы на нескольких конференциях с точкой зрения Г.И.Матвеевой многие исследователи согласились. Эта гипотеза получила даже даль-нейшее развитие в трудах академика В.В.Седова, предположившего, что с приходом в Среднее Поволжье групп кочевого раннеболгарского населения в конце VII в. значительные массы именьковского насе-ления вновь мигрировали, но на этот раз — в западном направлении, на Левобережье Днепра, где сформировали Cеверянский племенной союз, известный по сообщению Нестора-летописца. Другим спорным вопросом средневековой археологии Урало-Поволжья является пробле-ма хронологии именьковской культуры, особенно — её верхней даты. Авторитетные исследователи, такие, как доктора исторических наук Е.П. Казаков, А.В. Богачев считают, что именьковское население не позднее середины VI в. н.э. покинули Среднее Поволжье.

Такая точка зрения долгое время оставалась господствующей в ар-хеологической науке, пока в 1993 г. археологическая экспедиция Улья-новского государственного педагогического университета под руковод-ством Ю.А.Семыкина не приступила к исследованиям городища «Чертов городок» в Старомайнском районе области. Уже в первый полевой сезон на городище при исследовании южного оборонительного вала были получены материалы, свидетельствующие о совместном проживании на его территории групп именьковского населения и представителей раннеболгарских кочевников. А значит, можно было говорить о том, что какая-то часть именьковского населения Среднего Поволжья осталась в регионе даже после прихода сюда грозных кочевников-степняков. Это было новым важным фактом, проливающим свет на этнокультурную ситуацию в Среднем Поволжье в VIII–IX вв. Интересно отметить, что чуть позже к таким же выводам пришли такие известные археологи и тюркологи, как Г.И.Матвеева, В.В.Седов и С.Г.Кляшторный. Более того,

12

они высказали смелое предположение об участии славянского (имень-ковского) населения в этногенезе населения Волжской Болгарии. Одним из аргументов в поддержку такого вывода является, например, название в арабских письменных источниках территории Волжской Болгарии как «страны сакалиба» (у восточных авторов «сакалиба» — славяне). Итак, можно сказать, что результаты работ экспедиции истфака УлГПУ выходят на решение крупных исторических научных проблем.

Не менее значительные результаты были в последние годы получены экспедицией нашего университета при исследованиях археологических памятников в Правобережье Ульяновской области, в Ундоровской курорт-ной зоне, в междуречье Волги и Свияги. Здесь с 2009 г. начались раскопки поселений и городищ у с. Новая Беденьга, где археологами УлГПУ и кол-легами из Тольяттинского и Самарского университетов были выявлены многочисленные следы металлургии железа эпохи раннего средневековья. Остатки масштабного металлургического производства были обнаружены у с.с. Комаровка, Старое Алейкино и Красное Сюндюково. Существенным новым моментом в исследовании этих памятников стало то, что было установлено использование в качестве рудных сырьевых источников сидеритовой руды, месторождения и рудопроявления которой выявлены в междуречье Волги и Свияги в Ульяновском районе области. Это лишь незначительная часть результатов работы археологов УлГПУ.

Следует отметить также участие наших ученых в музеефикации археологического наследия Ульяновской области. Например, в начале 2000-х годов по инициативе археологов В.И.Ледяйкина и Ю.А.Семыкина на территории Музея-заповедника «Родина В.И.Ленина» были проведены раскопки остатков оборонительной Касунско-Симбирской линии, ре-зультатом чего стало создание в черте г. Ульяновска одного из наиболее популярных музеев под открытым небом «Симбирско-Карсунскойя засечной черты». В 2010 г. — 2012 гг. в Старомайнском районе Ульянов-ской области при непосредственном участии археологов нашего вуза, были проведены подготовительные работы по созданию Достоприме-чательного места «Старая Майна», ядром которого являются памятники археологии на побережье Старомайнского района. Это лишь небольшой перечень тех научных и культурных достижений, к которым причастны археологи нашего вуза.

Однако развитие исторической науки, в том числе и археологической, невозможно без видимой перспективы. Основой развития археологии являются квалифицированные кадры, способные решать научные за-дачи. Ректорат и деканат нашего вуза видят существующие проблемы и намечают их решение. Активно поддерживается ориентация студентов

13

и выпускников истфака на дальнейшее занятие археологической наукой. Возможности повышения квалификации для выпускников истфака предоставляются ежегодно. Можно поступать в магистратуру с защитой квалификационной магистерской диссертации по археологии. Другая возможность заключается в обучении в аспирантуре по археологии, которая открыта на базе истфака УлГПУ с 2006 г. Её закончил и успешно защитил Е.А. Бурдин, который успел даже недавно защитить и доктор-скую диссертацию.

Материальная база археологической экспедиции УлГПУ ежегодно модернизируется и пополняется новым современным оборудованием. В распоряжении сотрудников экспедиции на время полевого сезона имеется свой автомобильный транспорт — автомобиль УАЗ (санитарка). В ближайшее время решается вопрос о создании стационарной базы на территории крупного города Волжской Болгарии домонгольского времени — на Староалейкинском городище.

Проводимая во второй раз в г. Ульяновске на базе УлГПУ 46 Урало-Поволжская археологическая студенческая конференция студентов и моло-дых ученых свидетельствует о том, что г. Ульяновск постепенно становится одним из заметных центров археологической науки нашего региона.

К 30-летнему юбилею археологической лаборатории и экспедиции УлГПУ

ю.а.семыкинк.и.н., доцент кафедры истории улгпу

Очередная Урало-Поволжская археологическая студенческая кон-ференция — УПАСК XLVI — проводится в г. Ульяновске во второй раз. Впервые УПАСК — № XXXIV, прошла на базе Ульяновского государствен-ного педагогического университета в 2002 г. Есть своя логика в том, что очередная УПАСК будет проходить в УлГПУ, так как именно Ульяновский государственный педагогический университет до настоящего времени является основным центром археологических исследований на террито-рии Ульяновского региона. Отметим, что археологическая лаборатория и археологическая экспедиция Ульяновского государственного педаго-гического университета в январе 2014 г. отмечают 30-летний юбилей. И это обстоятельство дает нам повод заглянуть в прошлое развития археологии в нашем крае, а заодно подвести некоторые итоги наших исследований. Конечно, 30 лет назад археологические исследования

14

на территории нашего края начинались не с чистого листа. Мы просто отмечаем, что в 1984 г. начались ежегодные регулярные долговременные археологические исследования на территории Ульяновского Поволжья.

Начало археологических исследований в Симбирском Поволжье от-носится еще ко второй половине XVIII — началу XIX вв. То были работы будущих академиков И.И. Лепехина и П.С. Палласа, которые носили в основном разведочный характер [Лепехин И., 1795.; Паллас П.С., 1773]. Первые же раскопки археологических памятников в Симбирском крае начались только в 70-е годы XIX в. Студентом Казанского университета С. Чугуновым в центральной части г. Симбирска (нынешнего Ульяновска) были проведены раскопки мусульманского могильника [Чугунов С., 1879]. В конце XIX в. симбирским археологом-любителем В.Н. Полива-новым были проведены раскопки мордовского Муранского могильника золотоордынского периода [Поливанов В.Н., 1896]. В конце XIX в. па-мятники Симбирского края привлекли внимание видного российского археолога А.А. Спицина [Спицин А.А., 1898]. Итогом археологических исследований XIX в. стала археологическая карта Симбирской губернии, подготовленная и опубликованная В.Н. Поливановым [Поливанов В.Н., 1901]. Но полноценное и масштабное археологическое обследование территории Симбирского и Ульяновского Поволжья началось только в первые годы советской власти. Инициатором и организатором этих работ была самарский профессор В.В. Гольмстен [Гольмстен В.В., 1925]. Тогда археологическому обследованию подвергалось Левобережье со-временной Ульяновской области, которое входило в состав Самарской губернии. В 1925 г. по приглашению В.В. Гольмстен в Ульяновской области работал выдающийся отечественный археолог В.А. Городцов, который начал исследование средневекового городища Волжской Бол-гарии у с. Ундоры, а также раскопал несколько курганов эпохи бронзы на территории современного Чердаклинского района.

Заметный вклад в исследование археологических памятников Ульянов-ской области в довоенные годы был сделан сотрудниками Куйбышевской археологической экспедиции [Смирнов А.П., 1938; Збруева А.В., 1939; Му-ромцева К.Н., 1940а.; Муромцева К.Н., 1940]. Работы этой экспедиции были прерваны Великой Отечественной войной, но были продолжены в конце 1940-х — начале 1950-х годов в связи со строительством Куйбышевского гидроузла и Куйбышевской гидроэлектростанции им. В.И. Ленина. Отряд под руководством Н.Я. Мерперта впервые в Среднем Поволжье раскопал погребения раннеболгарских кочевников у с. Кайбелы в Чердаклинском районе Ульяновской области [Мерперт Н.Я., 1954; Мерперт Н.Я., 1955; Мер-перт Н.Я., 1957]. Вплоть до конца 60-х годов XX в. в Ульяновске не было

15

собственного профессионального специалиста-археолога. В этой связи следует отметить, что в г. Симбирске прошли гимназические годы осно-воположника отечественной античной археологии — Б.В. Формаковского, который, однако, не имел отношения к археологическим исследованиям на территории нашего края. Но ульяновцы в качестве археологических во-лонтеров принимали активное участие в раскопках на территории Средне-го Поволжья. Так, преподаватель истории средней школы с. Карлинское Н.А. Кузьминский работал в отряде экспедиции под руководством Н.Я. Мерперта. Другой ульяновец, известный советский художник-акварелист Д.И. Архангельский, первый учитель будущего академика А.А. Пластова, несколько лет подряд работал в качестве экспедиционного художника на раскопках Болгарского городища.

В 1932 г. в Ульяновске был создан педагогический институт, а исто-рический факультет в его составе был открыт только в 1943 г. Соб-ственного специалиста-археолога по-прежнему долгое время в УлГПИ не было. Полевая археологическая практика у студентов истфака поэтому проводилась редко. Так, в 1966 г. студенты УлГПИ принимали участие в раскопках I Ундоровского городища под руководством московского археолога Н.В. Трубниковой [Трубникова Н.В., 1969]. А теоретический курс археологии в УлГПИ в 1960-х гг. преподавал кандидат исторических наук В.В. Казюхин — специалист по истории СССР. Ситуация к лучшему изменилась лишь в 1969 г., когда из Сыктывкара в Ульяновск был при-глашен археолог, кандидат исторических наук Г.М. Буров. За 4 года работы в Ульяновске Г.М. Буров сделал необыкновенно много. Он провел масштабные разведочные исследования, результатом чего стала объем-ная рукопись археологической карты Ульяновской области. Буров Г.М. провел исследования памятников неолита и бронзового века. По резуль-татам этих исследований он опубликовал ряд ценных работ: [Буров Г.М., 1972; Буров Г.М., 1974]. После отъезда в 1974 г. Г.М. Бурова из Ульяновска его сменил приехавший из Саранска В.И. Ледяйкин, незадолго до этого защитивший диссертацию по проблемам городецкой культуры. В.И. Ледяйкин проработал на историческом факультете УлГПУ до 1996 г.

До 1984 г. студенты-практиканты историко-филологического фа-культета УлГПУ в основном выезжали на полевую практику в соседние регионы Среднего Поволжья — в республику Татарстан (на раскопки Болгарского городища), и в Самарскую область (на раскопки золотоор-дынского селища у с. Сухая Речка, а также — на раскопки Шигонского поселения). Исключением был 1981 г. когда ульяновские студенты-практиканты во главе с В.И. Ледяйкиным провели исследование кургана срубной культуры у с. Белая Рыбка.

16

В 1984 г. по инициативе автора этих строк в УлГПИ была открыта археологическая лаборатория на основе многолетнего хоздоговора, на-правленного на проведение охранных археологических исследований в зоне строительства магистрального нефтепровода «Холмогоры-Клин». Еще весной 1983 г. участниками Средневолжской археологической экспедиции Куйбышевского госуниверситета под руководством Г.И. Матвеевой была проведена археологическая разведка на трассе буду-щего нефтепровода, в ходе которой были обнаружены многочислен-ные археологические памятники. Объектами охранных исследований экспедиции УлГПИ с июня 1984 г. стали три памятника — поселения бронзового века у с. Старое Тимошкино в Барышском районе и у с. Абрамовка в Майнском районе Ульяновской области, а также курганный могильник срубной культуры у с. Сиуч т, акже в Майнском районе. Рас-копки Старотимошкинского поселения в 1984 г. проводились совместно при участии отряда Куйбышевского государственного университета, а раскопки Абрамовского поселения срубной культуры продолжались экспедицией УлГПИ в течение трех лет. Эти работы дали интереснейшие результаты. В частности, на памятнике были исследованы два полузем-ляночных жилища. Из них одно жилище сохранило на себе следы по-жара. Рядом была исследована хозяйственная площадка с керамической посудой и летними очагами. А на окраине Абрамовского поселения был обнаружен и раскопан коллективный грунтовый могильник, не имеющий аналогий в материалах срубной культурно-исторической общности. В могильнике были захоронены останки принесенных в жертву 8 человек (членов трех поколений большой патриархальной семьи). А в верхних слоях заполнения второго полуземляночного жилища на Абрамовском поселении были встречены материалы салтовской археологической культуры [Ледяйкин В.И., Семыкин Ю.А., 1991, с. 112–129].

В 1988 и в 1989 годах экспедиция УлГПИ проводила охранные раскопки двух волжско-болгарских поселений на побережье Старо-Майнского за-лива. Эти исследования дали замечательные результаты. На поселении у с. Красная Река I были обнаружены материалы, свидетельствующие о присутствии здесь представителей скандинавского мира в начале X в. Об этом свидетельствует находка кольцевой фибулы стиля «Борре» [Семыкин Ю.А., 2002, с. 246–253]. На поселении Красная Поляна были выявлены артефакты, погребения и объекты культуры волжских болгар, а также материалы и сооружения именьковской культуры.

В начале 1990-х годов в связи с распадом СССР и крахом плановой экономики на некоторое время исчезла возможность стабильного фи-нансирования охранных археологических исследований. Это не могло

17

не отразиться на работе археологической лаборатории и экспедиции УлГПИ (с 1992 — УлГПУ). В 1990 г. все же проводились разведочные работы на территории Ульяновской области, разведочные раскопки в центральной части г. Ульяновска с целью поиска остатков Симбирской крепости XVII в. [Ледяйкин В.И., Бурундуков Р.Р., Семыкин Ю.А., 2003, с. 48–52.], а также охранные раскопки на городище Ундоры I. На городище, разрушаемом Куйбышевским водохранилищем, раскопками удалось исследовать конструкцию оборонительных сооружений памятника. В 1991 г. на территории городища Красное Сюндюково I в Ульяновском районе Ульяновской области экспедиция УлГПИ исследовала кирпичную (плинфовую) усадебную баню с подпольной системой отопления до-монгольского периода [Бурундуков Р.Р., Вискалин А.В., Ледяйкин В.И, Семыкин Ю.А., 1994, с. 20–22; Семыкин Ю.А., Ледяйкин В.И., 2005, с. 11-27]. В следующем, 1992 г. сотрудниками археологической лаборатории была выполнена полная инвентаризация археологических памятников Ульяновской области. В 1993 г. экспедиция УлГПУ приступила к раскоп-кам одного из интереснейших памятников, городища «Чертов городок» в Старомайнском районе Ульяновской области. На его территории были выявлены материалы эпохи энеолита, а также культурные слои именьковской и волжско-болгарской культур. Особый интерес здесь представляют материалы, свидетельствующие о совместном прожива-нии на городище остатков населения именьковской культуры в конце VII-IX вв., а также представителей раннеболгарских кочевников и при-камских угров [Семыкин Ю.А., 1996, с. 66–83].

В 1995 г. автор этих строк перешел на преподавательскую работу на кафедру истории России УлГПУ, а в 1996 г. в связи с выходом В.И. Ледяйкина на пенсию стал читать курс археологии на очном и заочном отделениях университета.

Работы на городище «Чертов городок» с некоторыми перерывами продолжались до 2011 г., когда в экспедиции УлГПУ приняли участие студенты и преподаватели из республики Болгария (университетов г. Софии и г. Шумена).

В 1996 г. экспедиция УлГПУ приступила к раскопкам Староалей-кинского городища, которое обоснованно считается остатками одного из крупнейших городов Волжской Болгарии (предположительно — г. Ошеля). В тот год на городище была исследована летняя булгарская кузница домонгольского периода [Семыкин Ю.А., 2005, с. 27–48].

В 2000 г. на территории Засвияжского района г. Ульяновска перед проходной автозавода был обнаружен грунтовый раннеболгарский могильник. Раскопки «Автозаводского» могильника, проведенные со-

18

вместной экспедицией УлГПУ и Института истории им. Ш. Марджани в полевой сезон 2001 г., показали, что территория современного г. Улья-новска входила в IX в. в зону летних кочевий одной из группировок салтовского кочевого населения [Казаков Е.П., Семыкин Ю.А., 2002, с. 121–127].

В полевой сезон 2002 г. по договору с Государственным историко-мемориальным заповедником «Родина В.И. Ленина» в Ленинском райо-не г. Ульяновска были проведены раскопки участка оборонительной линии XVII в. В результате этих работ в составе заповедника был создан музей под открытым небом «Симбирская засечная черта».

С 2002 по 2008 гг. возможности финансирования археологических работ на территории Ульяновской области для археологической лабо-ратории УлГПУ практически отсутствовали. В тоже время уже с 2002 г. действовал Федеральный Закон № 73 о культурном наследии, предусма-тривавший финансирование охранных археологических исследований в зонах новостроек. Лишь изредка удавалось выполнять хоздоговорные охранные исследования, и то, через другие организации. Так, в 2006 г. охранные раскопки на территории бывшего женского Спасского мо-настыря в центральной части г. Ульяновска выполнялись по договору с Государственным историко-мемориальным заповедником «Родина В.И. Ленина». В 2007 г. группа студентов истфака УлГПУ во главе с автором настоящей статьи принимала участие в археологическом обследовании территории, отводимой в хозяйственное пользование в Тверской области.

В феврале 2002 г. на историческом факультете УлГПУ была проведена XXXIV Урало-Поволжская археологическая студенческая конференция, в которой приняли участие более 100 делегатов, представлявших 19 вузов Урало-Поволжья [Семыкин Ю.А., 2002а, с. 3–7]. Финансирование кон-ференции по у РФФИ было весьма скромным. Тем не менее, удалось опубликовать материалы конференции. Из участников той конференции после окончания своих вузов многие связали судьбу с археологической наукой, защитили кандидатские диссертации и теперь вполне успешно ведут самостоятельную научную и педагогическую деятельность.

В 2002 и в 2003 гг. по приглашению доктора исторических наук Е.П. Казакова мы приняли участие в раскопках Измерского могильника на Нижней Каме в республике Татарстан.

В 2004 г. экспедиция УлГПУ в плане проведения археологической практики проводила исследования на территории Архангельского по-селения эпохи бронзы, где еще в 1998 г. был зафиксирован металлурги-ческий горн, разрушаемый Куйбышевским водохранилищем [Семыкин Ю.А., Ворона А.А., 2004, с. 127–135]. Горн был разрушен, но в 2004 г. нам

19

удалось зафиксировать и исследовать скопление железной руды, при-готовленной к восстановлению железа. При этом руда, относящаяся к сидеритовому типу, уже была предварительно обогащена. В дальней-шем было установлено, что геологические выходы такой руды имеются на Правобережье Волги в Ундоровской курортной зоне.

В августе — сентябре 2004 г. у д. Архангельское-Куроедово Вешкайм-ского района Ульяновской области отрядом экспедиции УлГПУ были проведены предварительные исследования разрушаемого языческого мордовского могильника середины XVII — начала XVIII вв.

В следующем 2005 г. была организована совместная археологиче-ская экспедиция Самарского государственного университета (САЭ) и Ульяновского государственного педагогического университета для продолжения охранных исследований Старомайнского городища. Эти раскопки под руководством Г.И. Матвеевой проводились с 1984 г. По-лученные в 2005 г. материалы дали ценные сведения о хозяйственных занятиях именьковского населения на территории Старомайнского района. В частности, была отмечена значительная роль рыболовства — добычи крупной рыбы осетровых пород именьковским населением в Ульяновском Поволжье.

В мае — июне 2006 г. экспедиция УлГПУ провела охранные иссле-дования на территории бывшего женского Спасского монастыря в цен-тральной части г. Ульяновска в зоне новостройки. Здесь были выявле-ны весьма интересные объекты и материалы, относящиеся к началу XVII–XIX вв. В частности, были обнаружены фундаменты бревенчатых и кирпичных монастырских построек — келий, хозяйственных хранилищ, монастырского погреба. Среди археологических материалов встречены следы катастрофического пожара г. Симбирска 1864 г. — оплавленные фрагменты оконных стекол.

Совместные исследования ульяновских и самарских археологов продолжились в 2006 г. и дали ощутимые результаты. В тот полевой сезон объектом наших исследований стало Новослободское городище в Сенгилеевском районе Ульяновской области. Здесь были обнаружены и исследованы многочисленные сооружения и объекты, свидетель-ствующие о раннем возникновении в Среднем Поволжье поселений протогородского типа еще в VIII–IX–X вв. Среди сооружений Ново-слободского городища заслуживают внимания два полуземляночных жилища столбовой конструкции с очагами-каменками и зерновыми ямами в материковом полу. Интересно, что котлованы этих жилищ на-кладывались один на другой под углом почти в 45 градусов. В материалах жилищ присутствует лепная керамика, сходная с именьковской, а также

20

развал кругового салтовского сосуда. Видимо, Новослободское городище относится к ранним поселенческим памятникам, где прослежены следы оседания раннеболгарских кочевников на круглогодичное оседание в Среднем Поволжье [Семыкин Ю.А., Матвеева Г.И., Багаутдинов Р.С., Вязов Л.А., Гисматулин М.Р., 2009].

В 2007 г. экспедиция УлГПУ вновь работала в Старомайнском районе Ульяновской области. Были проведены разведки памятников и охранные раскопки одного из волжскоболгарских поселений у с. Кременки. В этом году в структуре органов охраны памятников истории и культуры на-шей области произошли положительные изменения. Был сформирован Комитет по культурному наследию Ульяновской области, руководство которого, обратило внимание на необходимость реальной охраны и кон-троля за состоянием археологического наследия края. С этого времени вновь появилась возможность финансирования археологических работ в зонах новостроек в Ульяновской области.

В полевой сезон 2008 г. студенческая археологическая практика УлГПУ по согласованию с саратовскими археологами была проведена на раскопках золотоордынского поселения у с. Шумейка (под г. Эн-гельсом в Саратовской области). Тогда нами был получен богатый опыт организации экспедиции в отдаленном от Ульяновска регионе. В этом же году нами были обнаружены новые археологические памятники в Улья-новском районе Ульяновской области. У с. Новая Беденьга были выявлены два городища и два прилегающих к ним селища. Раскопки городища Новая Беденьга I и прилегающего к нему селища начались в 2009 году совместной экспедицией УлГПУ и Тольяттинского госуниверситета. Оказалось, что новые памятники содержат исключительно интересные и новые для Среднего Поволжья материалы [Вязов Л.А., Багаутдинов Р.С., Нерушин И.А., Семыкин Ю.А., 2012, с. 54–101].

Было установлено, что на территории поселения Новая Беденьга I в эпоху раннего средневековья различные группы населения занимались промышленной добычей железной руды сидеритового типа. Из нее здесь же раннесредневековые металлурги восстанавливали кричное железо. На всей территории поселения и городища встречаются много-численные остатки металлургии железа. На памятниках были обнаруже-ны керамические материалы и артефакты позднескифского населения, а также населения киевской культуры с некоторыми включениями иноэтничных материалов (например, дьяковской культуры). На горо-дище также встречаются керамические материалы раннеболгарской культуры. В дальнейшем было установлено, что междуречье Волги и Свияги в Ундоровской курортной зоне Ульяновской области в эпоху

21

раннего и развитого средневековья являлось металлургическим микро-районом Среднего Поволжья, где возникли многочисленные поселения и городища, население которых специализировалось на добыче железа.

В 2009 году экспедиция УлГПУ провела охранные исследования му-сульманского могильника в центральной части г. Ульяновска, в районе областной научной библиотеки, а также предварительные исследования именьковского селища «Северный Венец» в Ленинском районе Ульянов-ска. Это селище, судя по предварительным результатам раскопок, было первым относительно долговременным поселением на территории современного города Ульяновска [Семыкин Ю.А., 2012].

В 2010 г. сотрудники археологической лаборатории были заняты археологическими разведочными работами в Старомайнском районе Ульяновской области, направленными на организацию Достопримеча-тельного места «Старая Майна».

2011 год был посвящен продолжению археологических исследова-ний на территории городища «Чертов городок». Его территория после сооружения Куйбышевского водохранилища продолжает ежегодно интенсивно разрушаеться. Особенно интенсивно рушится мысовая часть памятника. За полевой сезон 2011 г. удалось исследовать оборо-нительные и хозяйственные сооружения (остатки глинобитной печи типа «тандыр», а также остатки хлебной печи в деревянном каркасе) в этой части памятника. В 2012 г. продолжались совместные работы экспедиции УлГПУ, Тольяттиинского и Самарского госуниверситетов на поселении Новая Беденьга I.

И в последний полевой сезон 2013 года совместная экспедиция УлГПУ, Самарского и Тольяттинского университетов проводила исследования в Ульяновском районе Ульяновской области. На Красносюндюковском I городище были проведены работы по подготовке к консервации средне-вековой бани, а также охранные раскопки городища Комаровка II. Здесь вновь были выявлены многочисленные материалы, свидетельствующие об интенсивном развитии металлургии железа в этой части Ульяновского Поволжья уже в именьковское время.

Важный вопрос, о котором следует сказать — это решение кадрово-го состава археологической лаборатории. К сожалению, привлечение в состав археологической лаборатории выпускников Ульяновского госпединститута и университета наталкивалось на определенные труд-ности, что тормозило развитие археологии в Ульяновском Поволжье. С 1985 г. в составе лаборатории два года работал выпускник истфака Куйбышевского университета, очень способный и удачливый археолог-полевик Александр Васильев. Однако проблемы жилищного характера

22

не позволили ему закрепиться в Ульяновске, и через два года работы в Ульяновске он был вынужден вернуться на родину в Самару. В 1987 г. в археологическую лабораторию УлГПУ был принят младшим науч-ным сотрудником выпускник истфака Ленинградского университета А.В. Вискалин. В настоящее время он является преподавателем Улья-новского госуниверситета. В 1989 г. штат лаборатории пополнился молодым выпускником историко-филологического факультета УлГПИ Р.Р. Бурундуковым. Он провел несколько самостоятельных полевых работ по Открытым листам, открыл несколько интересных памятников в Ульяновском, Чердаклинском и Старокулаткинском районах области. Более чем вероятно, он смог бы состояться как профессиональный археолог, однако, не имея возможности обеспечить себя и свою семью материально за счет профессии археолога, в начале 1990-х годов он из-брал путь предпринимательства.

В таком составе четырех сотрудников (включая руководителя — кан-дидата исторических наук В.И. Ледяйкина) археологическая лаборато-рия Ульяновского педагогического института (затем — университета) проработала до 1992 г. Но надвигалось время развала страны и эконо-мики государства. Р.Р. Бурундуков нашел себя в новых экономических условиях. Через какое-то время лабораторию покинул и А.В. Вискалин. За истекшие годы в составе археологической экспедиции УлГПУ оста-лись выпускники истфака УлГПУ М.Р. Гисматулин и Н.А. Горбунов. М.Р. Гисматулин в настоящее время заведует отделом истории Ульяновского областного краеведческого музея им. И.А. Гончарова и завершает обу-чение в аспирантуре по археологии, а Н.А. Горбунов работает ассистен-том на кафедре истории УлГПУ. На истфаке работает археологический кружок, который посещает до 10 студентов. Среди них есть студенты, серьезно интересующиеся археологией.

В заключение следует сказать, что, несмотря на трудности, с которыми мы сталкивались в прошлые десятилетия, археологические исследования в Ульяновском Поволжье продолжаются. Как положительный момент следует отметить, что областное руководство, и лично — губернатор области С.И. Морозов поддерживают археологические исследования в Ульяновском Поволжье. С января 2014 г в Ульяновске начинает работать Научно-исследовательский институт истории и культуры Ульяновской области. В его составе предусмотрено открытие отдела археологии. Мы полагаем, что проводимая в УлГПУ XLVI Урало-Поволжская сту-денческая конференция станет новым мощным толчком для пробуж-дения у ульяновских студентов интереса к археологической профессии. Мы ощущаем мощную поддержку и внимание к развитию археологии

23

и проблемам подготовки археологических кадров со стороны ректората и деканата истфака УлГПУ. В конце 2013 г. в Ульяновске открылось об-ластное отделение Исторического общества во главе с доктором исто-рических наук, президентом УлГПУ А.А. Бакаевым. Декан исторического факультета УлГПУ, доктор исторических наук, профессор И.А.Чуканов является председателем областного отделения Военно-исторического общества.

литератураБурундуков Р.Р., Вискалин А.В., Ледяйкин В.И., Семыкин Ю.А. Исследо-

вание средневековой болгарской бани на I Красносюндюковском городище // Археологические открытия Урала и Поволжья. — Йошкар-Ола, 1994. — С. 20–22.

Буров Г.М. Археологические памятники Верхней Свияги. — Ульяновск, 1972.

Буров Г.М. Археологические исследования 1970–1971 гг. в Ульяновском По-волжье. Курганы бронзового века близ Ульяновска. — Ульяновск, 1974.

Вязов Л.А., Багаутдинов Р.С., Нерушин И.А., Семыкин Ю.А. Исследования селища Новая Беденьга I в 2010 г. (новые материалы I тыс. н.э. с тер-ритории Ульяновского Поволжья) // Исследования по средневековой археологии Евразии. — Казань, 2012. — С. 54–101.

Гольмстен В.В. Дневник Северной экспедиции 1925 года // Архив ЛОИА, ф. 44, д. 4.

Гольмстен В.В. Материалы к археологической карте Самарской губер-нии, составленные на основе археологических работ 1921–1930 гг. // Архив ЛОИА, ф. 44, д. 8, 9.

Збруева А.В. Отчет о работе I отряда Куйбышевской экспедиции в 1939 г. // Архив ЛОИА, ф. 35, д. 101.

Казаков Е.П., Семыкин Ю.А. Новые памятники раннеболгарского времени Ульяновского Поволжья // Материалы вторых Халиковских чтений 23–30 мая 2002 г. — Казань, 2002. — С. 121–127.

Ледяйкин В.И., Семыкин Ю.А. Жертвенный погребальный комплекс 2-го Абрамовского поселения // Археологические исследования в лесостепном Поволжье. — Самара, 1991. — С. 112–129.

Ледяйкин В.И., Бурундуков Р.Р., Семыкин Ю.А. О результатах архео-логических исследований в старой части г. Ульяновска в 1990 г. // Симбирск в истории и культуре России — 1648–1990. Вып. I. — Улья-новск, 2003. — С. 48–52.

Лепехин И. Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства, 1768 и 1769 году. Ч. I. — СПб., 1795.

24

Мерперт Н.Я. 1954. Раскопки в Кайбелах. // Архив ИА, P-I, № 815.Мерперт Н.Я. 1955. Отчет о работах археологической экспедиции на тер-

ритории Ульяновской области за 1954 г. // Архив УОКМ.Мерперт Н.Я. К вопросу о древнейших болгарских племенах. — Казань,

1957.Муромцева К. 1940а. Археологические памятники Среднего Поволжья

в зоне затопления Куйбышевского гидроузла // «Коммунист», № 7. — Куйбышев, 1940.

Муромцева К.Н. 1940. Список археологических памятников Мелекес-ского, Чердаклинского, Николо-Черемшанского, Старомайнского, Ульяновского, Малокандалинского и Новомалыклинского районов. // Архив УОКМ.

Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. Ч. I. — СПб., 1773.

Поливанов В.Н. Муранский могильник. — М., 1896.Поливанов В.Н. Археологическая карта Симбирской губернии. — Сим-

бирск, 1901.Семыкин Ю.А. К вопросу о поселениях ранних болгар // Культуры

Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. — Самара, 1996. — С. 66–83.

Семыкин Ю.А. Находка кольцевой скандинавской фибулы из Ульянов-ского Поволжья // Великий Волжский путь. История формирования и развития. Материалы Круглого стола «Великий Волжский путь и Волжская Булгария» и Международной научно-практической кон-ференции «Великий Волжский путь», Казань-Астрахань-Казань. 6–16 августа 2001 г. Часть II. — Казань, 2002. — С. 246–253.

Семыкин Ю.А. Урало-Поволжские археологические студенческие кон-ференции и развитие археологических исследований в регионе // Материалы XXXIV Урало-Поволжской археологической студенческой конференции. — Ульяновск, 2002а. — С. 3–7.

Семыкин Ю.А., Ворона А.А. Находка древнего металлургического горна в Ульяновской области // Краеведческие записки. Итоги года 2002. — Ульяновск, 2004. — С. 127–135.

Семыкин Ю.А. Результаты археологических исследований на территории Староалейкинского городища и перспективы создания археологиче-ского заповедника в Ундоровской курортной зоне // Краеведческие записки. Выпуск 10. — Ульяновск, 2005. — С. 27–48.

Семыкин Ю.А., Ледяйкин В.И. Археологические исследования Красно-сюндюковского городища // Краеведческие записки. Выпуск 10. — Ульяновск, 2005. — С. 11–27.

25

Семыкин Ю.А., Матвеева Г.И., Багаутдинов Р.С., Вязов Л.А., Гисматулин М.Р. Исследования Новослободского городища и разведки в Сенги-леевском, Вешкаймском, Инзенском и Старомайнском районах Улья-новской области // Археологические открытия 2006 года. — М., 2009.

Семыкин Ю.А. Раннесредневековое поселение «Северный венец» в г. Ульяновске. Результаты предварительного исследования в 2009 г. // Краеведческие записки Ульяновского областного краеведческого музея им. И.А. Гончарова. — Ульяновск, 2012.

Смирнов А.П. Отчет о работе III отряда на левом берегу Волги от Улья-новска до Старой Майны в 1938 г. // Архив ЛОИА, ф. 35, № 56, 56а.

Спицин А.А. 1898. Поездка на Утку. // Архив ЛОИА, ф. 1, д. 63.Трубникова Н.В. Раскопки в окрестностях села Ундоры Ульяновской об-

ласти в I966 г. // УЗ УГПИ, сер. ист., т. XXI, вып. 5. — Ульяновск, 1969.Чугунов С. О раскопках древних кладбищ в г. Симбирске и его окрест-

ностях в 1878 г. // Тр. Общества естествоиспытателей при Казанском ун-те, т. VIII, вып. 5. — Казань, 1879.

26

Археологические исследования г. Казани в 2013 г.

д.с.блиновамарийский государственный университет, г. йошкар-оланаучный руководитель — к.и.н., доцент ю.а.зеленеев

С августа по ноябрь 2013 года отрядом Поволжской археологической экспедиции Марийского государственного университета (далее — ПАЭ МарГУ) проводились научно-исследовательские археологические работы (раскопки) на территории города Казани Республики Татарстан. Наибо-лее интересным из всех оказался раскоп по улице Карла Маркса, дом 17.

По архивным данным известно, что современная улица начала фор-мироваться благодаря заселению знатными людьми города Казани еще в начале XVI века. Впоследствии она носила название Грузинская. По плану города, составленному в 1768 году, улица в границах посада была спрямлена и разделена на Большую Воздвиженскую и Большую Арскую улицы. В XVIII веке Большая Воздвиженская и Большая Арская улицы одними из первых в городе начинают застраиваться каменными домами. В 1798 году они разделяются на Воздвиженскую, Покровскую, Грузинскую и Арскую улицы. 9 мая 1918 года эти улицы были объединены и названы именем Карла Маркса. В первой половине XX века на месте расположения современного дома № 17 размещался адмиралтейский корпус. В настоящее время на этой территории ведется строительство больничного комплекса.

В результате проведенных работ на данной территории был заложен и исследован участок общей площадью 80 кв.м.

На уровне материка было выявлено 13 ям различного рода заполне-ния. В ходе выборки данных ям были обнаружены различные находки.

Найденные здесь изразцы покрыты растительным орнаментом и под-разделяются на глазурованные и неглазурованные. Следует отметить, что некоторые изразцы имеют многоцветную глазуровку с преобладанием желтого, зеленого и синего цветов.

Обнаружены 2 грузила. Первое грузило имеет диаметр 5 см со сквоз-ным отверстием диаметром 1,3 см. Второе грузило имеет диаметр 6 см и аналогичный первому диаметр сквозного отверстия.

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 27

Среди найденной посуды большой интерес представляет фарфоровая баночка с орнаментом в стиле кракелюр. Диаметр венчика составляет 5 см, высота — 6,3 см, диаметр донца — 4,5 см. Не меньший интерес вы-зывает и фрагмент керамической чашечки, имеющей диаметр донца 5 см. Баночка расширяется к верху. К сожалению, определить диаметр венчика невозможно в силу его отсутствия.

Курительные трубки выполнены из глины и имеют орнамент в виде штрихов-засечек в сочетании с вдавленными окружностями.

Особо следует выделить находку печати, содержащую надпись «АК». Печать имеет овальную форму (2,4×2,8 см). К сожалению, в настоящий момент трудно сказать, кому принадлежал данный предмет.

На данном раскопе найдена печная заглушка. Ее диаметр составляет приметно 6 см, толщина — 4,3 см. Одна сторона заглушки имеет следы копоти.

Среди предметов, представляющих группу металлических находок, следует выделить сильно коррозированную и разломленную на три части, саблю со следами деревянных ножен. Также найден нож длиной примерно 18 см. Он сильно коррозирован и имеет следы деревянной обкладки. Из данного раскопа происходит наконечник стрелы длиной 10,2 см.

Наиболее массовой оказался керамический материал, представлен-ный, преимущественно сероглинянной керамикой.

Таким образом, археологические исследования г. Казани в 2013 году позволили получить насыщенный и интересный материал, который дает возможность пополнить знания о Казани XVII–XIX вв.

Коллекциия крестов-«тельников» Котельничского районного музея Кировской области

а.в.глушковавятский государственный гуманитарный университет, г. кировнаучный руководитель — зав. лаи вятггу а.о. кайсин

В фондах Котельничского краеведческого музея хранятся такие интересные экспонаты, как кресты-«тельники». Находки нательных крестов на Вятской земле достаточно редки и в большей своей части относятся к погребениям, совершенным после церковной реформы патриарха Никона, то есть после середины XVII в. [Макаров Л.Д., 2007, с. 36]. Но есть и более ранние кресты, изготовленные в других местах,

28 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

появившиеся на Вятке, благодаря экономическим связям Вятской земли [Макаров Л.Д., 2006, с. 133]. Значительная часть крестов, находящихся в коллекции музея, была переведена в его фонды из частных рук.

Все кресты мы предварительно разделили на 10 типов по внешним признакам. Классифицируя кресты, за основу была взята классифика-ционная схема А.К. Станюковича [Станюкович А.К., 2003] для крестов средневековья и Нового времени.

Тип I (1 экземпляр). Крест наперсный четырехконечный с овальны-ми концами и дугами в средокрестии. На верхнем конце — рельефное поясное изображение Ветхозаветной Троицы с неразборчивой над-писью над ним. В средокрестии — Распятие. Христос стоит раскинув руки на рельефной черте, отделяющей нижнюю оконечность. Под руками и у ног Христа — неразборчивые монограммы. На правой оконечности — поясные фигуры предстоящих Богоматери и жены-мироносицы. На левом конце — аналогичные изображения Иоанна Богослова и Лонгина Сотника. На нижнем конце — великомученика Никиты, побивающего беса. На уплощенном оглавии — схематичное изображение Нерукотворного Образа Спаса. Все изображения на кресте чрезвычайно схематичны.

Тип II (1 экземпляр). Створки четырехконечного креста-энколпиона с прямоугольным средокрестием и крестовидными медальонами на окон-чаниях ветвей, образующими двенадцати конечный крест. Правая часть креста утеряна. В центре лицевой створки — рельефное изображение Распятия. Голова Христа в нимбе, склонена к правому плечу. По сторонам инициалы «I» и «X» (Иисус Христос). Под руками Христа — надпись «ЦРЬ СЛАЫ» (Царь Славы) и схематические изображения копья и трости. В ле-вом медальоне — поясная фигура Иоанна Богослова в трех четвертном повороте к центру и надпись «ИВА БГ», размещенная в виде двух верти-кальных столбиков по сторонам фигуры Иоанна. В верхнем и нижнем медальонах — ростовые фигуры архангелов с мерилами и зерцалами. Оборотная створка имеет в центре ростовое изображение архангела Михаила с мерилом в правой руке и зерцалом в левой. В концевых медальонах — поясные фигуры бородатых святых с молитвенно сло-женными руками. Все изображения очень схематичны.

Тип III (1 экземпляр). Крест четырехконечный с расширяющимися лопастями, завершающимися полукруглыми выступами. В центральной части — рельефное изображение четырехконечного креста, у которого лопасти также расширяются. Над крестом присутствует нечитаемая монограмма. Нижняя оконечность — нечитаемая. На боковых оконеч-ностях — монограммы «IC» и «XC».

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 29

Тип IV (1 экземпляр). Крест четырехконечный с прямым углом в сре-докрестии и прямоугольными оконечностями. Изготовлен из медного сплава низкого качества. Надписи нечитаемые.

Тип V (2 экземпляра). Кресты четырехконечные с расширяющимися лопастями. В центральной части — рельефное изображение восьмико-нечного Голгофского креста с копьем и тростью. Голгофа имеет вид полукруга с пещерой и Головой Адама. Над крестами — надпись «ЦРЬС ЛАЫ» в две строки под титлами. На боковых оконечностях — монограммы «IC» и «XC» под титлами. Оглавие имеет вид плоского ушка.

Тип VI (2 экземпляра). Кресты четырехконечные с прямоугольными лопастями. В центральной части — рельефное изображение восьмико-нечного Голгофского креста с копьем, тростью в средокрестии и Головой Адама в пещере. Над основной перекладиной крестов, по обе стороны древа, — буквы «IC» и «XC», под перекладиной — неразборчивые буквы. На верхней и боковых оконечностях — квадратные клейма с вписанными в них ромбовидными фигурами. Оглавие имеет вид плоского ушка.

Тип VII (6 экземпляров). Кресты четырехконечные с прямоугольными лопастями. В центральной части — рельефное изображение восьми-конечного Голгофского креста с копьем и тростью по сторонам. Над крестом — надпись в две строки «ЦРЬ СЛВЫ» под титлами, по сторонам креста — монограммы: над основной перекладиной «IC» и «XC», под ней — «СНЪ БЖIИ». Между древом креста и древками копия и трости размещена монограмма «НИКА» без титлов. Оглавие выполнено в виде бусины с двумя венцами вверху.

Тип VIII (1 экземпляр). Крест четырехконечный с прямоугольными лопастями. В центральной части — рельефное изображение восьмико-нечного Голгофского креста. Над крестом в прямоугольном клейме — монограмма «ЦРЬ СЛВЫ» под титлами, в изножии — монограмма «КА» (сокращение от Ника). На боковых оконечностях — монограммы «IC» и «XC». Оглавие имеет вид плоского ушка.

Тип IX (8 экземпляров). Кресты четырехконечные с прямоугольными лопастями. В центральной части — рельефное изображение восьми-конечного Голгофского креста с копьем и тростью у основания. Вся плоскость крестов заполнена горизонтальными, а вдоль периметра — вертикальными строками текста Похвалы Кресту «Крестъ хранитель всей вселеней...». Кресты имеют лучистый венец вокруг средокрестия. Оглавие имеет вид плоского ушка.

Тип X (8 экземпляров). Композиция четырехконечных крестов за-ключена в обрамление барочных очертаний, украшенное растительным орнаментом. На лицевой стороне — рельефное изображение восьмико-

30 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

нечного Голгофского креста с копьем, тростью по сторонам и Головой Адама в пещере. Над крестом — надпись «ЦРЬ СЛВЫ» в две строки под титлами, по сторонам креста — монограммы «IC» и «XC» под титлами над основной перекладиной, под ней — «СНЪ БЖIИ». Между древом креста и древками копия и трости размещена монограмма «НИКА» без титлов. Семь экземпляров имеют оглавие в виде плоского ушка, а у одного — в виде бусины с тремя венцами вверху, символизирующими Святую Троицу.

Таким образом, культовая пластика, хранящаяся в коллекции Котель-ничского краеведческого музея, представляет достаточное разнообразие бытовавших крестов (как старообрядческого, так и «никонианского» типов) у населения города Котельнича и его округи в XV — начале XX вв.

литератураМакаров Л.Д. Православные памятники Вятской земли XII-XV вв. /

Православие на Вятской земле (к 350-летию Вятской епархии): Мат-лы Межрегион. науч. конф. — Киров, 2007.

Макаров Л.Д. Связи Вятской земли в XII — XV вв. по археологическим материалам // Finno-Ugrica. — 2007. — № 9.

Станюкович А.К., Осипов А.Н., Соловьев Н.М. Тысячелетие креста. — М., 2003.

Правоприменительная практика в отношении «черных копателей» и нарушений на археологических объектах культурного значения на примере Кировской области

е.в.жуковавятский государственный гуманитарный университет, г. киров,научный руководитель — зав. лаи вятггу а.о.кайсин

С 2008 г. на территории Кировской области силами КОГАУК «Научно-производственного центра по охране объектов культурного наследия Кировской области» и научно-исследовательской лабораторией архео-логических исследований ВятГГУ начался систематический мониторинг выявленных археологических объектов и работы по обнаружению новых памятников археологии. В ходе работ кировским археологам постоян-но приходится сталкиваться со следами деятельности так называемых «черных копателей».

За последние годы на территории Кировской области были зафик-сированы «грабительские закопушки» на таких памятниках археологии,

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 31

как Юмский могильник, городище Шудьякар, Горткушетские городище и могильник, Васеневский могильник, Щукинский могильник, Георгиев-ское II городище. Это лишь некоторые, наиболее известные памятники, на которых проводились охранные работы. При этом общее количество нарушенных памятников установить пока невозможно, ввиду нехватки людских ресурсов. К сожалению, данный список пополняется каждый год.

Кроме того, борьба археологов и «черных копателей» перешла в ин-формационную сферу. На сайте «Киров-клад» (http://www.kirovklad.ru), выкладываются фотографии найденных с помощью металлодетекторов артефактов, а также статьи о сделанных «закопушках», идет обсуждение перспективных мест для дальнейшей незаконной деятельности «черных археологов». Кроме того, обмен мнениями продолжается на страни-цах местных газет. Например, ответ на статью «Кладоискатели открыли сезон» газеты «Слободские куранты» младшего научного сотрудника «НПЦ по охране объектов культурного наследия Кировской области» А.В. Егорова, в котором он подчеркивает незаконность производимых работ на с/х поле с применением металлодетектора. Конкретно приводит статьи из КоАП и УК, дает понятие незаконной археологической разведки, а также в доступной форме объясняется, почему нельзя проводить точечную вы-емку артефактов. На этом общение с газетой не закончилось, следующая статья за авторством заместителя директора «НПЦ по охране объектов культурного наследия Кировской области» А.Л. Кряжевских и м.н.с. А.В. Егорова, посвящена повторному разъяснению гражданам незаконности самовольных раскопок, а также приводятся примеры из понятийного аппарата археологии (понятие археологической разведки). Кроме того в ответе редакции акцентируется внимание на мотивах «черных копате-лей»: «В Вашей статье о кладоискателях как раз рассказывается о людях, копающих на полях именно с целью поиска артефактов (предметов стари-ны). То есть, находясь с МД и лопатой в полях, люди из статьи занимались не поиском металлолома, метеоритов, пропавшего кольца жены (и прочие оправдания грабителей), а целенаправленным поиском и извлечением металлических предметов старины из почвы». Так же приводятся при-меры судебных прецедентов из других областей. В заключение археологи акцентируют внимание редакции на том, что публикуя такие статьи, как «Кладоискатели открыли сезон», они занимаются пропагандой нарушения законов РФ и потворствуют уничтожению своего исторического наследия.

С 2009 г. в Кировской области началась практика обращения архео-логов в правоохранительные органы области. В первое время архео-логи пытались действовать через участковых милиции, успехов такое сотрудничество не приносило. Работники милиции не понимали, в чем

32 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

заключается состав преступления, не обладали понятийным аппаратом археологии и часто отказывали в принятии заявления. Более успешное сотрудничество началось уже в 2013 г., когда зав. НИЛ Археологических исследований А.О. Кайсин и м.н.с. Центра по охране объектов куль-турного наследия А.В. Егоров стали направлять свои заявления через прокуратуру города, области и районов.

За 2013 г. подано шесть заявлений в органы УВД и прокуратуры. В основном по ст. 7.15 КоАП РФ «Ведение археологических разведок или раскопок без разрешения».

В мае 2013 г. в прокуратуру Кировской области было направлено заявление от м.н.с. А.В. Егорова по факту выставленных на продажу на сайте avito.ru предметов, представляющих историческую ценность. По этому факту УМВД России по г. Кирову назначена проверка.

В июне 2013 г. в прокуратуру г. Кирова от имени зав. НИЛ Археологи-ческих исследований ВятГГУ А.О. Кайсина было направлено заявление, с прошением проверить деятельность сайта «Киров-клад» «на предмет пропаганды незаконной деятельности по разрушению культурного слоя археологических памятников и деятельность указанных граждан на предмет нарушения ст. 7.15 КоАП». На основании заявления было возбуждено дело об административном правонарушении по ст. 7.14 «Проведение земельных, строительных, мелиоративных, хозяйственных и иных работ без разрешения государственного органа охраны объектов культурного наследия» и 7.15 «Ведение археологических разведок или раскопок без разрешения» КоАП РФ. В итоге вынесено решении суда и наложен штраф в размере 1 500 рублей.

В сентябре 2013 г. в прокуратуру Афанасьевского района Кировской области было направлено заявление А.В. Егорова о разрушении па-мятников археологии регионального и федерального значения ввиду незаконного строительства на данной территории. Дело находится на рассмотрении в ОП «Афанасьевское», МО МВД России «Омутнинское».

В октябре 2013 г. прокурору Кировской области от А.О. Кайсина было направлено последнее заявление о нарушениях на объекте культурного наследия регионального значения «Старо-Бурецкое селище, I тыс. до н.э.», находящемся на территории Малмыжского района. В настоящее время на территории данного памятника складируется песок, используемый для ремонта дороги, ездит тяжелая техника, что разрушает верхнюю часть культурного слоя памятника. Заявление находится на рассмотрении прокуратуры.

Такова на настоящий момент правоприменительная практика Ки-ровской области в сфере археологии.

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 33

«НПЦ по охране объектов культурного наследия» в 2013 г. был выпу-щен информационный буклет, содержащий в себе сведения об основных правовых нормах в области археологии, и напоминающий гражданам о незаконности самовольных раскопок без устанавливающих докумен-тов, а также значимости сохранения культурного слоя для археологов, занимающихся изучением нашего исторического наследия.

В заключении хотелось бы добавить, что формирование правовой культуры среди населения в области археологии в настоящее время становится одной из важных задач для археологов. Общество должно понимать незаконность действий «черных археологов» по извлечению из земли предметов старины и неизбежность наказания за такие действия.

Состояние и перспективы сохранения археологических памятников Ульяновской области

а.а.запеваловулгпу, г. ульяновскнаучный руководитель — к.и.н., ю.а.семыкин

Археологическое наследие является общенародной собственностью и охраняется законом, в том числе — Хартиями Юнеско. Как известно, в состав этого наследия нередко входят артефакты исключительно высокой ценности.

Памятники археологии: поселения, городища, могильники постоянно подвергаются разрушению в результате действия разных факторов:

а) природных факторов — размывания почвы, оползневыми про-цессами и т.д.

б) антропогенного воздействия — человеческой деятельности (строи-тельства, сельскохозяйственной распашкой, воздействия рукотворными водохранилищами, в результате археологического браконьерства, то есть целенаправленного извлечения ценных артефактов из культурных слоев или насыпей курганов.

Ценные артефакты, в основном из драгоценных металлов, с давних времен привлекали грабителей разных мастей к археологическим па-мятникам в целях получения археологических ценностей. Достаточно вспомнить сибирских «бугровщиков», целенаправленно раскапывавших древние курганы, извлекавших из них артефакты огромной историко-культурной ценности и наносивших огромный ущерб науке уже в начале XVIII в. Нужно отдать должное Петру I за понимание значения сохра-

34 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

нения археологического наследия. Именно по инициативе Петра I было принято первое в России руководство по сохранению и собирательству археологических материалов.

Тем не менее, археологическое наследие России грабилось и в XIX в. Казалось бы, что в XX в. в советское время сохранность памятников археологии могла быть более надежной. Но и тогда памятники архео-логии подвергались разрушениям, но, преимущественно в результате природного воздействия и непреднамеренных антропогенных факторов (строительства, сельскохозяйственной деятельности, влияния водо-хранилищ и водоемов). Однако так называемая «черная археология» была редкостью.

Около 25 лет назад над археологическим наследием страны нависла угроза тотального уничтожения в результате появившейся деятельности «черных археологов». Археологические материалы превратились в ры-ночный товар. Целенаправленный сбор археологических материалов стал выгодным занятием. Появились в продаже металлодетекторы («металлоискатели»), позволявшие без больших трудозатрат извлекать из культурных слоев металлические артефакты. Появились как отдельные «черные археологи», так и их организованные группы. Некоторые их них оказались вооружены новейшими мощными импортными приборами.

Интересно отметить, что некоторые представители движения «чер-ных археологов» оправдывают свою деятельность, якобы, отсутствием должного внимания со стороны государства к проблемам сохранения памятников археологии, и заявляют о себе как о реальных хранителях вещественного археологического наследия прошлого. Другие высту-пают под лозунгом представителей «народной археологии», имеющих безусловное право вести сборы археологических материалов и создавать частные коллекции. Необходимость при этом соблюдать научную ме-тодику археологических полевых работ, по их мнению, не обязательна и отвлекает от основной «деятельности».

Размах черной археологии в конце II — в начале III тысячелетия приобрел такие масштабы, что возникла реальная угроза утраты ар-хеологического наследия страны. К сожалению, это явление коснулось и Ульяновской области. Представители этого движения не стеснялись даже выкладывать свои противозаконныке достижения в интернет сайтах, например:. http://www.simbir-archeo.narod.ru.

Ситуация в Ульяновской области долгое время казалась безнадежной, пока в 2007 г. в нашей области не был организован Комитет по культур-ному наследию под руководством Председателя Хаутиева Шарпудина Маулиевича. Комитетом была поставлена задача по противодействию

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 35

деятельности «черных археологов». Но ущерб археологическим памят-никам продолжал накапливаться. Причиной этого оставалась слабость государственного законодательства. Федеральный Закон 73 не предусма-тривал жестких санкций по отношению к нарушителям закона — архео-логическим браконьерам. Поэтому «черные археологи» продолжали безнаказанно свою деятельность, свободно полуляризуя результаты археологического браконьерства в интернет форумах и на своих сайтах. В этой связи профессиональное археологическое сообщество обратилось в Государственную Думу и лично к президенту В.В.Путину с предложе-нием принять дополнение к действующему 73 Федеральному закону. Почувствовав приближающееся наступление на свои противозаконные интересы, сообщество «черных археологов» организовало беспрецедент-ное давление на депутатов Государственной Думы путем голосования на сайте «Демократор». Учитывая, что в стране в свободном хождении на руках граждан числится около 3 млн. металлодетекторов, их владель-цы, даже не занимаясь археологическим браконьерством, автоматически попадали в разряд «черных археологов». Поэтому результаты открытого голосования в «Демократоре» можно было предугадать безошибочно не в пользу сохранения археологического наследия страны. Тем не менее, Государственная Дума проголосовала за внесение дополнений в Фе-деральный Закон, резко увеличив меры ответственности за нанесение ущерба археологическому наследию, вплоть до наказания реальными сроками лишения свободы. В конце августа 2013 г. 73 Федеральный Закон в новой редакции вступил в действие. Как же повлияло изменение в за-конодательстве на сохранение археологических памятников. По нашим наблюдениям, остаются возможности для деятельности археологических браконьеров. В первую очередь, из-за отсутствия налаженной системы наблюдения за археологическими браконьерами. То есть, нет штатных сотрудников, например, полиции, которым бы вменялось в служебную обязанность наблюдение за состоянием археологических памятников. У районных участковых на местах расположения памятников археоло-гии итак слишком много других дел по контролю за состоянием закон-ности. Поэтому, вероятно, было бы целесообразно ввести должность специальных уполномоченных, наподобие службы наркополицейских. Необходима также разработка специальных должностных инструкций по проведению контроля за сохранением археологического наследия и привлечение к контролю за сохранением памятников археологии представителей общественности на местах — школьных учителей, стар-шеклассников.

36 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

литератураКазаков Е.П., Семыкин Ю.А. Новые памятники раннеболгарского времени

Ульяновского Поволжья. Материалы вторых Халиковских чтений 23–30 мая 2002 г. Казань. 2002. — С. 121–127.

Семыкин Ю.А. Исследование бани на Красносюндюковском I городище. Археологические исследования в Поволжье. Самара. 1993. — С 219–230.

Семыкин Ю.А. Находка кольцевой скандинавской фибулы из Ульянов-ского Поволжья. Великий Волжский путь. История формирования и развития. Материалы Круглого стола «Великий Волжский путь и Волжская Булгария» и Международной научно-практической кон-ференции «Великий Волжский путь», Казань-Астрахань-Казань. 6–16 августа 2001 г. Часть II. Казань 2002. — С. 246–253.

Семыкин Ю.А. Результаты предварительных охранных археологических исследований Архангельско-Куроедовского грунтового могильни-ка в 2004 г. Краеведческие записки. Выпуск 12. Ульяновск. 2006. — С. 107–124. Сайт в интернете: http://www.simbir-archeo.narod.ru

Теоретические проблемы изучения импорта и торговых отношений в археологии и культурной антропологии

м.е.петровапермский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. пермь, научный руководитель — д.и.н., профессор а.м.белавин

Основанием для изучения процессов торговли и обмена как одной из форм отношений между населением разных регионов являются теоретические и методологические положения, идеи и исследования, появившиеся в социальных науках на протяжении XVIII–XX вв.

Зависимость облика древнего предмета от его этнического про-исхождения сформулировал в XVIII в. граф де Кейлюс [Клейн, 2011, с.152–153]. Й.И. Винкельман считал, что памятники искусства отражают социальные и политические условия их создания [Клейн, 2011, с. 158-180]. А. Бастиан рассматривал географические условия и обмен идеями, как факторы развития народов и складывания этнических стереотипов поведения [Марков, 2004, с. 27–30]. Г. Мэйн (Мэн) связал эволюцию норм права и форм собственности в первобытном обществе, отметил значение семьи как института хозяйственной жизни. Л.Г. Морган описал отличия коллективной собственности ирокезов от частной собствен-

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 37

ности в классовых обществах, доказал, что именно изменение порядка наследования имущества привело к перестройке материнского рода в отцовский [Морган, 1935, с. 14–20; 315–331].

Н.И. Зиберт в работе «Очерки первобытной экономической культуры» (1883) рассмотрел сферу производства, распределения и потребления у первобытных народов: дарение, причины и механизмы первобытного обмена, обычай «немой торговли», возникновение собственности. Обмен, по его мнению, возникает в результате увеличения населения и неравно-мерности распределения ресурсов, первоначально не индивидуализирован, носит натуральный характер, развивается на основе разделения труда.

Новые взгляды на обмен и торговлю в так называемых «примитивных обществах» появились в культурной антропологии в первой половине ХХ в. В работах Б. Малиновского, М. Мосса М. Сайлинза о хозяйственной деятельности современных племен, находящихся на первобытном уров-не, положено начало изучению экономики традиционных обществ, как результата устоявшегося в течение длительного времени эффективного хозяйственного уклада.

Эти идеи получили развитие в трудах экономистов субстантивист-ского направления. К. Поланьи и его последователи доказывали, что мотивация экономической деятельности в традиционных и модернизи-рованных обществах различна. Для традиционных обществ выделены две экономические модели — «примитивная» и «архаическая», экономиче-ские институты «встроены» в социальные структуры и самими членами общества отдельно не воспринимаются.

В археологии повышение интереса к торговле произошло в середи-не ХХ в. В cвязи с концепцией неолитической революции и политогенеза писал о торговле Г. Чайлд («Прогресс и археология» (1949) и др.), Дж. Г. Кларк в работе «Доисторическая Европа» посвятил обмену (который, он не совсем правомерно называет торговлей) отдельную главу [Кларк, 1953, с. 242–279]. В 1960-е гг. проблемы обмена в период палеолита активно разрабатывали представители процессуальной археологии (К. Ренфю и др.). В отечественной науке эта тенденция проявилась проведением в 1972 г. в Ленинграде теоретического семинара, посвященного проблемам обмена и торговли [Шафутдинова, 1973, с.104–108]. Теоретические вопро-сы исследования механизмов обмена и торговли в рамках социальных реконструкций истории архаических и раннегосударственных обществ разрабатывал В.М. Массон [Массон, 1973, с.104–108; Массон, 1976; Массон, 1996]. Л.С. Клейн разрабатывает археологические признаки миграций, и предлагает более детальную интерпретацию других категорий импорта [Клейн, 1973; Клейн, 1974, с. 126–134; Клейн, 1979 с. 209–221; Клейн, 2009].

38 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

В западной науке в 1980-х гг. сложилось новое научное направле-ние — экономическая антропология [Greif,1989;1995], в последние годы оно развивается и в России [Ярзуткина, 2012].

литератураКларк Дж. Г. «Доисторическая Европа». — М.: Иностр. лит., 1953. Клейн Л.С. Археологические признаки миграций // IX МКАЭН. — Чи-

каго,1973.Клейн Л.С. Генераторы народов // Древняя Сибирь, IV. — Новосибирск:

Наука, 1974.Клейн Л.С. О характере римского импорта в богатых курганах сармат-

ского времени на Дону // «АМА». Вып. 4. — Саратов, 1979.Клейн Л.С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сто-

рон. — СПб: Евразия, 2009.Клейн Л.С. История археологической мысли. Т. 1. — СПб: СПбГУ, 2011.Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры. — М.: РОССПЭН, 2004.Малиновский Б. Научная теория культуры. — М.: ОГИ, 2005.Марков Г.Е. Немецкая этнология. Учебное пособие для вузов. — М:

Гаудеамус, 2004.Морган Г.Л. Древнее общество или Исследование линий человеческого

прогресса от дикости через варварство к цивилизации. — Л: Изд-во народов севера, 1935.

Мэйн Г. Древний закон и обычай. Исследования по истории древнего права. — М.: Красанд, 2011.

Мэйн Г. Древнейшая история учреждений. — М.: Красанд, 2011.Поланьи К. Экономика как институциональный процесс // «Великая

трансформация» Карла Поланьи: прошлое, настоящее, будущее. — М.: ГУ-ВШЭ, 2007. с. 44–71.

Шафутдинова Э.С. Симпозиум по вопросам обмена и торговли в древних обществах // КСИА. — 1973. — № 138.

Массон В.М. Развитие обмена и торговли в древних обществах // Тор-говля и обмен в древности // КСИА. — 1973. — № 138.

Массон В.М. Экономика и социальный строй древних обществ (в свете данных археологии). — Л.: Наука, 1976.

Массон В.М. Исторические реконструкции в археологии. — Самара: СамГУ, 1996.

Ярзуткина А.А. Проблемы и перспективы этнографического и историко-антропологического исследования торговли, обмена и дарообмена у чукчей // Теория и практика общественного развития № 7, 2012. http://www.teoria-practica.ru/ru/7–2012.html

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 39

Avner Greif. Reputation and Coalitions in Medieval Trade: Evidence of the Maghreb Traders// The Journal of Economic History.Vol.49 No 4 (Des., 1989) р. 857–882.

Avner Greif. Micro Theory and Recent Developments in the Study of Economic. Institutions Through Economic History // Advances in Economic Theory. Cambridge University Press. Vol. II. Pp. 79–113. http://esnie.org/pdf/textes_2006/Straub_ref1.pdf

Разведочные работы музея-заповедника «Древняя Уфа» в полевом сезоне 2013 года

е.в.русланов, р.ф.сахипов, м.г.шамсутдинов, а.р.мухамедьяровгосударственное бюджетное учреждение республиканский историко-культурный музей-заповедник «древняя уфа» (г. уфа)

Недавно образованное Государственное бюджетное учреждение — Республиканский историко-культурный музей-заповедник «Древняя Уфа» активно включился в археологическую деятельность по изучению и сохранению объектов историко-культурного наследия Республики Башкортостан. В 2013 году сотрудниками музея-заповедника было получено три Открытых листа на проведение разведок в пределах Республики Башкортостан. Для проведения научных изысканий было образовано три экспедиционных отряда:

1. В задачу отряда входило обследование центральных районов республики, была проведена разведка бассейна р. Карламан, левого притока р. Белой в пределах Кармаскалинского района Республики Башкортостан (Открытый лист на М.Г. Шамсутдинова).

2. В задачу отряда входило обследование южных районов, была про-ведена разведка правого берега р. Белой в ее среднем течении от устья р. Нугуш до д. Юмаково Мелеузовского района Республики Башкортостан (Открытый лист на Е.В. Русланова).

3. В задачу отряда ставилось обследование северных районов респу-блики, была проведена разведка бассейна реки Кигазы, левого притока р. Быстрый Танып Балтачевского района Республики Башкортостан (От-крытый лист на Р.Ф. Сахипова).

Общими целями всех отрядов являлся осмотр ранее выявленных археологических памятников и поиск новых объектов археологиче-ского наследия. Результаты разведок показали, что с поставленными задачами все три отряда справились, результатом чего явилось открытие

40 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

16 новых археологических памятников от эпохи камня до позднего средневековья. Хотелось бы остановиться на характеристике наиболее интересных из них.

Эпоха бронзы1. Карламан-1, селище. Памятник расположен на первой надпой-

менной террасе правого берега р. Карламан, в черте деревни Карла-ман, Кармаскалинского района Республики Башкортостан. Селище расположено на территории деревенской усадьбы по улице Акуль, 22. Подъемный материал распространен по всему приусадебному участку, представлен фрагментами керамики срубной культуры эпохи бронзы. Площадка памятника имеет размеры 20×25 метров. Подвергается еже-годной распашке.

2. Карламан-3, поселение. Памятник расположен на первой надпой-менной террасе, правого берега р. Карламан 1 км, к западу от д. Карламан, Кармаскалинского района Республики Башкортостан. Площадка памят-ника имеет размеры 60×60 метров, хорошо задернована, юго-восточная часть объекта разрушается оврагообразованием, характеризующимся проявлением донной эрозии. В осыпях берега собрана коллекция ке-рамики срубной культуры эпохи бронзы. Фрагменты орнаментированы круглыми ямочными вдавлениями и украшены оттисками веревки или шнура. В северо-восточной части памятника визуально фиксируются следы жилищной впадины размером 10×6 метров.

3. Кармаскалы-1, селище. Памятник расположен на первой над-пойменной террасе левого берега р. Карламан, в 1 км,к северу от с. Кармаскалы, Кармаскалинского района Республики Башкортостан. Площадка задернована, памятник разрушается обрушением береговой линии. В обнажении берега найдено небольшое количество керамики срубной культуры эпохи бронзы.

4. Красногорская-1, стоянка. Памятник расположен в 0,8 км к северу от северной окраины д. Красногорка Мелеузовского района Республики Башкортостан, в 0,7 км к западу от шоссейной дороги Красногорка — Бе-реговка на распахиваемом поле. Стоянка находится на естественном 1,5 метровом возвышении, образованном высохшей старицей — протокой р. Белой и обрывом коренного берега р. Белой. Памятник занимает пло-щадь 35×30 метров, с распахиваемой поверхности собраны фрагменты срубной керамики серого цвета с примесью шамота и дресвы в тесте.

5. Юмаково-5, стоянка. Памятник расположен в 2 км к ЮВ от д. Юма-ково, Мелеузовского района Республики Башкортостан и в 0,15 км к ЮВ от Юмаковского-3, поселения на распахиваемом поле. Стоянка находится на 2-х метровой террасе старицы р. Белой, с востока площадку памят-

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 41

ника ограничивает полевая дорога на д. Юмаково, с юга и запада еще одна старица р. Белой, с севера памятник ограничен от Юмаковского-3, поселения полутораметровой промоиной, шириной 5–7 м. Площадка памятника размерами 60×30 метров, вытянута вдоль берега старицы. С поверхности собраны фрагменты керамики срубной культуры серого цвета с примесью шамота и дресвы в тесте, куски шлака, а также большое количество костей животных.

6. Озерки-5, стоянка. Памятник расположен на 1,5 метровой террасе старицы р. Белой в 200 метрах к СВ от Озерковской второй стоянки в 1,5 км к западу от пос. Кедровый, в 1,2 км к СВ от д. Береговка Мелеу-зовского района Республики Башкортостан. Памятник занимает пло-щадь 30×40 метров. С поверхности собрана керамика срубной культуры светло-серого цвета с примесью шамота в тесте, куски шлака.

Эпоха раннего средневековья7. Ново-Дюртюкеево-2, селище. Памятник расположен на коренной

3–4 метровой террасе левого берега р. Быстрый Танып. Селище на-ходится в 200 метрах к Северу от строений фермы и в 0,6 км к северу от северной окраины д. Н. Дюртюкеево. На распахиваемом поле обна-ружены фрагменты керамики бахмутинской археологической культуры и кости животных.

8. Улукуль-2, селище. Памятник расположен на берегу оз. Улукуль, в 1,7 км к юго-западу от д. Улукулево Кармаскалинского района Респу-блики Башкортостан. В обнажении берега собрана коллекция керамики, относящаяся к турбаслинской культуре эпохи раннего средневековья. Площадка памятника имеет размеры 40×20 метров, хорошо задернована.

Все выявленные археологические объекты — это места сезонных по-селений и кратковременных стоянок древнего и раннесредневекового населения региона. Большинство из них на поверхности не выражены и выявляются преимущественно благодаря обнаружению на эрозийных обнажениях почвы фрагментов керамических сосудов, каменных орудий.

Продолжение археологических изысканий музея-заповедника могут заметно расширить и углубить существовавшие до сих пор научные представления по истории заселения и освоения современной терри-тории Республики Башкортостан, дать представление о протекавших здесь культурно-этнических процессах с глубокой древности до эпохи средневековья.

42 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

Предметы художественного культового литья Прикамья в коллекциях археологического музея Казанского федерального университета

з.р.халиуллинаказанский федеральный университет, г. казаньнаучный руководитель — к.и.н. с.и.валиулина

Пермский звериный стиль — это распространенное в древности ис-кусство создания предметов с изображением животных, частей их тела, а также композиций в сочетании с человеческими фигурами.

В отечественной историографии интерес к предметам культовой пластики Прикамья проявляли дореволюционные и советские археологи такие, как Д.Н. Анучин, А. Аспелин, Ю.В. Балакин, Л.С. Грибова, О.В. Игнатьева, Н.П. Кондаков, К.И. Корепанов, В.А. Оборин, Е.И. Оятева, И.И. Толстой, А.В. Шмидт и т.д.

Предметы культового литья в своих фондах имеют в настоящее время как центральные, так и местные музеи нашей страны, а так же находятся частично и за рубежом, например, в Национальном музее Финляндии. Так в Государственном Эрмитаже хранятся предметы пермского зве-риного стиля из коллекции графа С.Г. Строганова, в Государственном Историческом Музее — из собрания П.И. Щукина, в основе коллекции культового литья Пермского областного краеведческого музея находится собрание А.Е. и Ф.А. Теплоуховых.

В истории собирания коллекций культовой пластики, помимо цен-тральных археологических обществ, большую роль сыграли провин-циальные общества. Прежде всего, это Общество Археологии, Истории и Этнографии при Казанском университете. Отдельные предметы нахо-дятся в Археологическом музее Казанского Федерального университета.

При обществе был создан музей, в котором находились и предметы культового литья.

На сегодняшний день проблема происхождения культового ли-тья Прикамья остается открытой. Это обуславливается разнообразием точек зрения дореволюционных, советских и современных ученых. Одни утверждают, что культовое литье попало в наши края из Ассирии, Древней Персии, Сасанидского Ирана. Например, российский историк и этнограф Иван Николаевич Смирнов придерживается, как и большин-ство дореволюционных исследователей, идеи заимствования культового литья от более «развитых» народов, в данном случае древнего Востока, но отмечает, что «заимствовалась» лишь чужая техника, а потребности

Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья 43

коренились в народной душе [Энциклопедический словарь Ф.А. Брок-гауза и И.А. Эфрона, 1903, с. 22].

Но большинство ученых сводятся к тому, что стиль местного проис-хождения и влияние соседей не имело определяющего значения для его развития. В российской историографии, можно обратиться к натуралисту и лесоводу — Федору Алексеевичу Теплоухову.

В работе «Древности пермской чуди в виде баснословных людей и животных» Федор Алексеевич рассматривает культовое литье как «продукт местного производства», а не заимствования извне [Пермский звериный стиль: история коллекций и их изучения Игнатьева О.В., с. 89].

В своей работе мне бы хотелось подробно остановиться на трех пред-метах культовой пластики Прикамья — это птицевидное изображение и два антропоморфных идола.

1. Прорезная бляха в виде хищной птицы с распростертыми крыльями; голова небольшая и выбита рельефно; загнутым вниз клювом, на плоском туловище вырезана фигура человека, на крыльях изображены лосиные головы, задняя сторона гладкая. Сохранность: патина. Материал: Бронза. Бляха выполнена в технике литья. Размер: 130×130 мм.

Что же касается аналогии, то можно рассмотреть птицу-предка с ли-чиной на груди Место находки: Пермский край, Верхнее Прикамье. Материал: бронза. Датировка: VI — IX вв. Местонахождение: Кабинет археологии ПГУ (коллекция Зеликмана). Птицевидный идол с широко распахнутыми крыльями и трехперистым хвостом. На груди изображена человеческая личина, на крыльях-лосиные головы. (Верхнее Прикамье Пермской обл.). Бронза, литье. ПГУ — коллекция М.Н. Зеликмана. Раз-мер: 109×97 мм [http://web-collection.ru/collection/87/].

Птицы играли огромную роль в жизни создателей культовой пла-стики. Считалось, что боги могли превращаться в птиц. Земля была создана благодаря водоплавающей птице, которая нырнула по приказу бога и досталась со дна горсть первой суши — землю.

Птицы с личиной на груди — это первопредки народа бьярмов. Суще-ствовали птицы с одной головой и с тремя — вестницы богов, летающие в трех мирах. Элементы птиц — гусиные и утиные лапки распростране-ны на шумящих подвесках, украшениях женского костюма. Женщины носили накосные украшения с изображениями-оберегами в виде птиц. Орлы были помощниками богов и вождей, крылатые собаки — помощ-ники шаманов.

В западносибирском зверином стиле распространены изображения гусенка — образ Мир-Сусне-Хума, покровителя людей, сына небесного бога.

44 Вопросы теории и сохранения археологического наследия Урало-Поволжья

2. Фигурка в виде антропоморфного идола, изображающего мужчи-ну с ярко выраженными половыми признаками, с непропорционально большой головой и поднятыми вверх руками. Материал: Бронза. Фигурка выполнена в технике полурельефного литья. Местонахождение: музей археологии КФУ. Размер: 210×100 мм. Сохранность: бронза с благород-ной патиной.

3. Человеческая фигурка в виде бронзового идола со сравнительно большой головой и личиной на груди. Материал: Бронза. Фигурка вы-полнена в технике полурельефного литья. Местонахождение: музей археологии КФУ. Размер: 155×70 мм. Сохранность: бронза с благородной патиной.

Хотелось бы отметить, что эти фигурки относятся к иной культуре и иной мифологии, а именно к тюркской, но они попали в разряд антро-поморфных идолов культовой пластике по технологии их изготовления, по особенностям литья.

Все исследователи сходятся в том, что в этих фигурках отражены представления древнего населения об устройстве мира и месте человека в нем, закреплены знания о природе и человеческом обществе. Именно поэтому они являлись коллективной собственностью и играли важную роль в древних обрядах.

Таким образом, культовая пластика Прикамья — это уникальное яв-ление, которое встретилось человечеству. Загадочность этого явления заключается в том, что оно может изображаться в виде животного, так же сочетать в себе элементы человека, птицы, рыбы и т.д.

Естественно, что на протяжении длительного времени искусство При-камья претерпевало различные изменения. Это сказалось как в манере исполнения, подборе материала, так и в характере сюжетов.

Несомненно, что по данной теме существует множество вопросов. Например, тема шаманизма. Обращение к теме шаманизма неслучайно, поскольку именно с шаманскими культами часто связывали предметы пермского звериного стиля. Возможно, в этом случае культовое литье считалось частью костюма шамана, а также своеобразными жертвами, которые приносились богам.

Что касается предметов культового литья Прикамья, представленных в настоящее время в Казанском университете, можно сказать, что они являются частью общей коллекции звериного стиля на территории нашей страны и не только.

45

Анализ гребенчатой керамики поселения Чашкинское озеро IIIа

н.с.батуевапермский государственный гуманитарно-педагогический университ, г. Пермьнаучный руководитель — к.и.н., доцент е.л.лычагина

В неолите Среднего Предуралья выделяют две группы памятников. Одна из них связана с керамикой, орнаментированной гребенчатым штам-пом. Эта группа была описана О.Н. Бадером, который отнес ее к камской культуре [Бадер О.Н., 1978, с. 57].

Поселение Чашкинское озеро IIIа расположено на восточном берегу озера в 10 км к северу от города Березники. Оно было открыто в 2012 году Лычагиной Е.Л. и Жеребцовым Н.И. Основную частью находок на этом памятнике составляет керамика, орнаментированная гребен-чатым штампом. Именно керамика с такой орнаментацией является объектом моего исследования.

Всего коллекция керамики насчитывает 840 фрагментов, в том числе 62 венчика. Большая часть керамики была отнесена к тем или иным со-судам, не удалось отнести ни к одному из сосудов 223 мелких фрагмента. В ходе анализа гребенчатой керамики с поселения Чашкинское озеро IIIa был выделен 51 сосуд. Из них 6 сосудов имели значительную примесь талька в формовочной массе и были отнесены нами к неолиту Зауралья.

В результате технико-технологического анализа выяснилось, что основная масса керамики толстостенная. Толщину от 0,7 см и более имеют 44 сосуда, что составляет более 80% от всей коллекции, 6 сосудов имеют толщину стенок от 0,6 см и менее.

Основной примесью в формовочной массе был шамот. Крупные зерна шамота зафиксированы более чем у 20% сосудов коллекции, но есть и фрагменты с тальком, которые, как уже было сказано, относятся к зауральской керамике.

Примерно 43% сосудов имеют песочный цвет, 33% коричневый, 20% красный, и серо-коричневого цвета — 4%. 24% от всех сосудов имеют значительное количество нагара, который свидетельствует о том, что сосуды использовались для приготовления пищи.

урало-поволжье в эпоху камня

46 Урало-Поволжье в эпоху камня

Опираясь на анализ венчиков, стенок и придонных частей сосудов, мы можем прийти к выводу, что для памятника были характерны сосуды полуяйцевидной формы с округлым или же приостренным донышком, венчик, в основном, скошенный внутрь с наплывом. Наплыв составляет примерно 2–5 мм. Но так же стоит отметить 2 сосуда, которые имеют немного прикрытое горлышко без наплыва на венчике.

Орнаментация представлена рядами гребенчатого штампа и рядами «шагающей гребенки». Ряды гребенчатого штампа проставлены вер-тикальными, горизонтальными, наклонными оттисками и оттисками углом штампа.

Наиболее часто встречаются орнаменты с рядами наклонных от-тисков, количество сосудов с таким узором составляет 57%. В большом количестве наклонные оттиски фиксируются на венчиках, ниже они, как правило, сменяются горизонтальными гребенчатыми оттисками. Так же они чередуются с вертикальными гребенчатыми оттисками, гладким штампом, зигзагами. На нескольких сосудах ряды гребенчатого штампа пересекаются с рядами округлых наколов.

Часть сосудов была орнаментирована разряженными рядами с «жуч-ковым» орнаментом, выполненным коротким широким гребенчатым штампом из четырех зубчиков под наклоном. Что составляет пример-но 4% от всей найденной коллекции.

Характерным видом орнамента является «шагающая гребенка». Он проставлялся горизонтальными, вертикальными и наклонными ря-дами. Как и ряды гребенчатого штампа, «шагающая гребенка» чередуется с «шагающей гребенкой», проставленной уже под другим углом, рядами гребенчатого штампа и округлыми наколами.

Зафиксировано несколько сосудов имеющих сквозные сверленые отверстия.

Таким образом, к характерным чертам гребенчатой керамики посе-ления Чашкинское озеро IIIa можно отнести: толстостенность, исполь-зование шамота в качестве основной примеси, коричневый и песочный цвет керамики, венчики с наплывом и скошенные внутрь, орнаментация горизонтальными и наклонными рядами гребенчатого штампа, а так же «шагающей гребенкой».

Керамику поселения Чашкинское озеро IIIa можно сравнить с ке-рамикой Хуторской стоянки, которая является эталонным памятником данной культуры [Денисов, В.П., 1960, с. 34–72]. К общим чертам можно отнести схожесть орнаментации, толстостенность, цвет, варьирующийся от песочного до красного.

Урало-Поволжье в эпоху камня 47

Для Хуторской стоянки характерны венчики трех видов: округлый с наплывом, округлый и скошенный внутрь с наплывом. Как раз по-следний и представлен в большом количестве на стоянке Чашкинское озеро IIIа. Почти 50% это венчики с наплывом скошенные внутрь. На-плыв составлял 2–5 мм на обоих памятниках.

Орнаментация керамики этих двух памятников схожа мотивами, выполненными как в том, так и в другом случае с помощью рядов «ша-гающей гребенки», вертикальных и наклонных оттисков, рядами выпол-ненными углом штампа. И там и там были встречены округлые наколы, гладкий штамп, зигзаги и «жучковый» мотив.

Таким образом, можно отнести основной комплекс гребенчатой керамики поселения Чашкинское озеро IIIа к развитому (хуторскому) этапу камской неолитической культуры.

литератураБадер О.Н. Хронологические рамки неолита Прикамья и методы их уста-

новления. // КСИА. — 1978. — Вып. 153.Бондаренко Н.В. Сравнительный анализ орнаментации неолитической

керамики Пермского Предуралья. — Пермь, 2011.Денисов В.П. Хуторская неолитическая стоянка // УЗ ПГУ. — Т. XII —

Вып. I — Труды КАЭ — Вып. III. — Пермь: Пермское книжное изда-тельство, 1960. — С. 34–72.

Жукова О.В. Орнаментация керамики Пермского Предуралья в эпоху неолита и энеолита. — Пермь, 2012.

Новый энеолитический памятник Лебяжинка VI в лесостепном Поволжье

в.а.башатовповолжская государственная социально-гуманитарная академия, г. самаранаучный руководитель — к.и.н., доцент а.и.королев

В 2009 г. А.И. Королевым был открыт энеолитический памятник Лебя-жинка VI, который находится на левом берегу р. Сок в Самарской области. В августе 2013 г. под его руководством были проведены рекогносцировоч-ные раскопки площадью 64 м². Несмотря на небольшую вскрытую площадь, частично изучены углубленные сооружения, получены представитель-ные коллекции керамики, костей животных, кремниевых, кварцитовых

48 Урало-Поволжье в эпоху камня

и костяных орудий, костей рыб, раковин. Цель работы: познакомить с результатами раскопок и в предварительном плане сравнить группы керамики Лебяжинки VI с керамическими коллекциями других энеоли-тических памятников Самарской области. При первичном ознакомлении с коллекцией выделилось несколько групп керамики, представленной как единичными экземплярами, так и фрагментами от десятков сосудов. Наиболее крупную группу составляет керамика с «внутренним ребром». Для нее характерно наличие примеси пуха птиц и раковины, В изломе фрагменты, как правило, двухслойные — у внешней поверхности корич-невые и далее — черные. Венчики, обычно отогнутые, с резким перегибом изнутри в месте отгиба — «ребром». В орнаментации преобладают оттиски короткого и среднего гребенчатого штампа, присутствуют небольшие овальные и треугольные вдавления, нанесенные в отступающей манере. Такой тип керамики выделен И.Б. Васильевым по результатам раскопок Гундоровского поселения и достаточно подробно опубликован [Королев А.И., Овчинникова Н.В., 2008, с.269–304]. Вторая по численности коллекция такой керамики была получена в 2007 году на поселении Чекалино IV [Ко-ролев А.И., 2008, с. 190]. Она выявлена также на Чесноковской II стоянке [Бахарев С.С., Овчинникова Н.В., 1991, с. 82–83], Лебяжинке IV [Королев А.И., Овчинникова Н.В., 2009, с. 298], Большой Раковке II [Барынкин П.П., Козин Е.В., 1991, с. 115]. Керамика с «внутренним ребром» даже в коллекци-ях, полученных с нестратифицированных памятников, демонстрирует ряд общих признаков с хвалынской и ивановской посудой. К ним следует от-нести примесь раковины, наличие ребра на внутренней стороне венчиков, наличие реминисценций воротничка на посуде с «внутренним ребром». Сходны и такие мотивы, как горизонтальные ряды оттисков гребенки и вдавлений, горизонтальный зигзаг, горизонтальные полосы гребенки. В то же время прослеживаются некоторые общие черты, сближающие данную группу керамики Лебяжинки VI c керамикой среднестоговского типа [Королев А.И., 2008, с. 1261–1262]. Прежде всего, это примесь раковины и пуха птиц, зубные расчесы на поверхности, резкая профилировка. Близ-ка и отступающая манера нанесения орнамента, присутствие орнамента на срезе венчиков, горизонтальные ряды оттисков, зигзаг и др. [Королев А.И., Ставицкий В.В., 2006, с. 28–30].

Вторая по численности группа керамики имеет в примеси толче-ную раковину. Она, как правило, хорошо заглаженная. Формы сосу-дов прямостенные, венчики прямые равные по толщине стенкам, есть и под — Т образные. В изломе фрагменты, как правило, коричневые. Найдены округлые днища. В орнаменте преобладают оттиски среднего гребенчатого штампа, овальные и подпрямоугольные вдавления. Она

Урало-Поволжье в эпоху камня 49

так же найдена на стоянках Чекалино IV [Королев А.И., 2011, с. 219–228], Чесноковка II [Бахарев С.С., Овчинникова Н.В., 1991, с. 79], Большая Ра-ковка II. Близкая керамика была выделена на Виловатовской стоянке, которую исследователи соотносят с волосовско-турбинскими древ-ностями [Васильев И.Б., Выборнов А.А., Габяшев Р.С., Моргунова Н.Л., Пенин Г.Г., 1980].

Кроме этих двух типов были получены отдельные фрагменты хва-лынской керамики и керамики аналогичной Лебяжинке III.

В заключение следует отметить, памятник является очень перспек-тивным для дальнейшего изучения, как с точки зрения накопления материалов, так и их углубленного изучения в связи с уникальной со-хранностью кости. Это позволит провести дублирующие датировки по керамике и кости.

литератураБарынкин П.П., Козин Е.В. Некоторые результаты исследований II Боль-

шераковской стоянки (о культурно-хронологическом соотноше-нии материальных комплексов памятника) // Древности Восточно-Европейской лесостепи. — Самара, 1991.

Бахарев С.С., Овчинникова Н.В. Чесноковская стоянка на реке Сок // Древности Восточно-европейской лесостепи. — Самара, 1991.

Васильев И.Б., Выборнов А.А., Габяшев Р.С., Моргунова Н.Л., Пенин Г.Г. Виловатовская стоянка в лесостепном Заволжье // Энеолит Восточной Европы. — Куйбышев, 1980.

Королев А.И. Актуальные вопросы изучения керамики «с внутренним ребром» // Проблемы изучения культур раннего бронзового века степной зоны Восточной Европы. — Оренбург, 2009.

Королев А.И. Материалы лесного круга со стоянки Чекалино IV Лесо-степного Заволжья // Тверской археологический сборник. Вып. 8. Т.1. — Тверь, 2011.

Королев А.И., Овчинникова Н.В. К вопросу о культурно-хронологической принадлежности керамики «с внутренним ребром» с поселений Са-марского Поволжья // Тверской археологический сборник. Вып. 7. — Тверь, 2009.

Королев А.И. Актуальные вопросы изучения энеолита лесостепного Поволжья // Известия СНЦ РАН. Т.10. № 4 (26). — Самара, 2008.

Королев А.И., Ставицкий В.В. Примокшанье в эпоху раннего металла. — Пенза, 2006.

Овчинникова Н.В. Жилища самарской культуры в лесостепном Повол-жье // Вопросы археологии Поволжья. Вып.1. — Самара, 1999.

50 Урало-Поволжье в эпоху камня

Комплекс неолитических стоянок Хомутовское болото бассейна реки Вишеры Северного Прикамья

м.с.бурмасовпермский государственный национально исследовательский университет, г. пермьнаучный руководитель — к.и.н., доцент а.ф.мельничук

Во время полевого сезона 2010 года, КАЭ ПГНИУ на левобережье реки Вишеры, в Красновишерском районе Пермского края, были об-наружены два ярких памятника камского неолита. Более детальные разведочные обследования этих объектов древнейшей истории были проведены летом 2013 года.

Памятники расположены в глубине первой надпойменной левобе-режной песчаной террасы, в двух километрах от её края, и приурочены к невысокому дюнообразному песчаному всхолмлению высотой от по-лутора до двух метров. Крупный болотный массив, на берегу которого расположены стоянки, назван по имени старичного образования реки Вишеры, Хомутовского озера расположенного к западу от стоянок. Формирование озера, по данным пермских геоморфологов [Спирин Л.Н., Шмыров В.А.,1984] следует отнести к концу плейстоцена. В период голоценового климатического оптимума такие озёра активно забола-чивались. Однако, считать данный болотный массив верховым болотом нельзя поскольку, следы торфяных отложений присутствуют в первой надпойменной террасе. Это свидетельствует, что озеро имеет древнюю плейстоценовую природу. На восточном берегу обнаружены мощные галичниковые фракции, свидетельствующие о русловой деятельности древней Вишеры. Стоянки Хомутовское болото I и II имеют общие стратиграфические позиции и единый материал.

Керамические комплексы характеризуются фрагментами керамики не менее чем от десяти сосудов, которые соотносятся с комплексами камского неолита в хуторской стадии развития. Основные примеси в тесте керамики: шамот и песок. Венчики сосудов приострённые или уплощённо-скошенные, на внутренней стороне иногда встречаются утолщения. В преобладающем количестве, декор сосудов гребенчатый и состоит из средне-мелкозубчатых отпечатков. Среди узоров хорошо проявляются плотные ряды шагающей гребёнки, различные узоры в виде «ёлочки», а так же горизонтальные и косо-поставленные линии. Разделительным элементом узора, являются ряды ямочных вдавлений.

Урало-Поволжье в эпоху камня 51

Стоит отметить, что значительное число сосудов ангобировалось красной или бардовой охрой, что свойственно для неолита Северного Прикамья.

Каменный материал обнаружен в количестве до тысячи предметов. В нём резко преобладают небольшие чешуйки и осколки, что свидетель-ствует о вторичной обработке орудий на площади памятника. Следует отметить значительное число узких и средних ножевидных пластин, которые явно свидетельствуют о производстве на стоянке составного вкладышевого вооружения. Орудия изготавливались из полупрозрачного халцедона и кремня серого оттенка, ряд орудий выполнен из яшмовидной гальки. Ведущее положение занимают концевые скребки, как на пла-стинах, так и на отщепах, реже встречаются овальные и подтреугольные формы. Встречаются обломки ножей в виде пластин с плоской односто-ронней ретушью. Отмечаются находки угловых резцов. Из двусторонне обработанных изделий следует отметить небольшие наконечники стрел ромбической формы. Из других каменных изделий найдены: наковальня, отбойник и шлифовальные плитки. Первичный трасологический осмотр орудий показал сильную изношенность рабочих лезвий.

Отмеченные находки стратиграфически расположены под слоем лесной подстилки и подзола в слое желтоватого песка с лёгким се-роватым оттенком. Обесцвеченность культурного слоя не позволила зафиксировать серьёзные объекты за исключением мощной очажной ямы на стоянке Хомутовское болото II. На обеих памятниках было вскрыто двадцать квадратных метров. Мощность горизонта обитания на Хомутовской I стоянке достигает 20–25 см, на стоянке Хомутовское болото II глубина горизонта доходит до 50 см.

Исследование Хомутовской II стоянки показало, что данная дюна продолжительно использовалась, как место поселения, для одной из общ-ностей камского неолита. Судя по находкам гастролитов, население стоянки занималось охотой на водоплавающую дичь.

Не исключено, что при полномасштабном исследовании, культурные горизонты обеих памятников соединятся. Стерильность изученного комплекса является важной источниковой основой для изучения Се-верного неолита Прикамья.

литератураСпирин Л.Н., Шмыров В.А. Основные черты голоценовой тектоники

и палеографии Пермского Приуралья // Физико-географические основы развития и размещения производительных сил Нечернозёмного Ура-ла. — Пермь, 1984.

52 Урало-Поволжье в эпоху камня

Красящие карандаши в древности

ю.а.вандышеванижнетагильская государственная социально-педагогическая академия, г. нижний тагилнаучный руководитель — д.и.н., профессор ю.б.сериков

Краски применялись не только в пещерной живописи и погребаль-ной обрядности. В настоящее время в научной литературе появляется все больше свидетельств того, что краски или сухие красящие вещества впервые были использованы задолго до эпохи верхнего палеолита.

Одним из основных красителей, использовавшихся в древности была охра. Охра — это природный пигмент желтого цвета, состоящий из ги-дрооксидов железа и глины. Исторически сложилось так, что археологи называют охрой красители в основном красного цвета.

Первые свидетельства использования охры относятся к ашельской эпохе. По данным Р. Беднарика, на стоянке Терра Амата найдено 75 кусков красного, коричневого и желтого обожженного лимонита, среди которых отмечено несколько обработанных фрагментов (возраст 380 тыс. лет). Кроме этого автор приводит сведения о целой серии ранних находок и на других территориях. Многочисленные куски охры встречены на всех уровнях пещеры Вондерверк в Южной Африке, самые ранние из которых относятся к среднему плейстоцену (около 800 тыс. лет назад). Сработан-ные куски гематита найдены в пещере Кабве в Замбии и в Нуитгедахте в Южной Африке. Они имеют возраст около 300 тыс. лет. Следы крас¬ной краски зафиксированы на фигурке Тан-Тан из Марокко (возраст около 400 тыс. лет). Несколько позже (285 тыс. лет) датируются 70 кусков красной охры общим весом свыше 5 кг с памятника GnJh-15 в Кении. Р. Беднарик подчеркивает, что «3 % материала имеет следы дробле¬ния или затирания». Датируются находки в интервале 270–170 тыс. лет назад [Беднарик Р., 2004, с. 36–37].

В мустьерскую эпоху такие свидетельства становятся более частыми и достоверными. Кусочки красной и черной краски найдены в пещерах Ла Ферраси, Ла Кина, Пеш-дель-Азе, Ла Шапель-о-Сен (Франция), Кафзех (Израиль), Бломбос (ЮАР) [Рогачев А.Н., Аникович М.В., 1984, с. 226–227].

На территории Восточной Европы также известны так называемые «карандаши». Они присутствуют в памятниках разных типов, эпох и тер-риторий. Охряные «карандаши» выявлены в поселенческих комплексах в Костенках. На Межиричском палеолитическом поселении (Украина) в трех жилищах найдено 26 кусочков красной и желтой охры со стер-

Урало-Поволжье в эпоху камня 53

тыми поверхностями [Пидопличко И.Г., 1976, с. 154]. Несколько десятков мелких охряных «карандашей» обнаружено и на Янской стоянке в Якутии [Питулько В.В. и др., 2012, с. 12]. В палеолитическом святилище с рисун-ками в Каповой пещере таких «карандашей» выявлено около десятка [Щелинский В.Е., 1996, с. 15].

Серия подобных находок отмечена также в пещерных святилищах реки Чусовой (Средний Урал). «Карандаши» из магнетита найдены в пещере на Камне Дыроватом и в Кумышанской пещере. В пещере Туристов (р. Чусовая) найдено несколько «мелков» из гематита и кусочек ярко-красной охры со стертой поверхностью [Сериков Ю.Б., 2009, с. 101, 151]. Свыше десятка «карандашей» из магнетита и глинистой охры проис-ходят с культовых памятников Шайтанского озера (Среднее Зауралье), которое в древности почиталось в качестве священного. На каждом исследованном памятнике озера найдено от десятка до нескольких сот кусочков охры разного размера и оттенков. В энеолитическом культовом центре Шайтанское озеро I найдено около 300 кусочков охры. Кроме того есть несколько «карандашей». Цвет «карандашей» в основном красный, но имеются кусочки желтого цвета [Сериков Ю.Б., 2013]. На энеолитическом поселении Тудозеро V (Карелия) найдено множество кусочков охры. На поверхности одного из образцов имеются глубокие частые царапины. Скорее всего, данный кусок охры скоблили для получения краски. Кроме того в коллекции имеется еще несколь-ко образцов со стертыми поверхностями [Васильева Н.Б. и др., 2008]. На поселении бронзового века Ташково II найдены кусочки бурого железняка, а также краскотерка и скобель для краски [Коробкова Г.Ф., Рыжкова О.В., 1993, с. 139].

Главный вопрос, интересующий нас, для чего древний человек ис-пользовал так называемые «карандаши»? Исследователи считают, что они могли использоваться в качестве мелков, для нанесения рисунков на какую-либо поверхность, в том числе на кожу. Кроме того «каранда-шами» могли натирать культовые сосуды. Несколько фрагментов таких сосудов найдено при раскопках Усть-Вагильского холма [Панина С.Н., 2008, с. 137]. Кроме того следы скобления на нескольких экземплярах «карандашей» позволяют предположить, что таким образом древний человек добывал красящий пигмент.

Даже эти немногочисленные находки позволяют нам реконструиро-вать процесс получения краски. В статье А.Н. Рогачева и М.В. Аниковича описан процесс получения краски из лимонита при помощи обжига. Авторы пишут, что уже через полчаса с наиболее рыхлых участков можно соскабливать пудру, а через 6–10 часов вся конкреция становилась темно-

54 Урало-Поволжье в эпоху камня

вишневой, и ее можно было растереть до порошковидного состояния [Рогачев А.Н., Аникович М.В., 1984, с. 227]. Процесс получения краски путем обжига железистых соединений также достаточно подробно опи-сан Н.Д. Прасловым [Праслов Н.Д., 1997, с. 82]. Также он подчеркивает тот факт, что, по всей видимости, получившийся порошок смешивали с жиром или водой. Находки краскотерок и так называемых «палитр» на ряде памятников свидетельствуют о том, что краску растирали до одно-родного состояния, а затем наносили на какую либо поверхность.

литератураБеднарик Р. Интерпретация данных о происхождении искусства //

Археология, этнография и антропология Евразии. — 2004. — № 4. Васильева Н.Б., Иванищев А.М., Иванищева М.В., Чернышов В.И. Исполь-

зование охры на поселении Тудозеро V // Геолого-археологические исследования в Тимано-Североуральском регионе. — Сыктывкар, 2008. Том XI.

Коробкова Г.Ф., Рыжкова О.В. О хозяйственно-производственной дея-тельности на поселении Ташково II // Проблемы реконструкции хозяйства и технологий по данным археологии. — Петропавловск, 1993.

Панина С.Н. Археологические исследования на Усть-Вагильском холме (2005–2006 гг.) // Вопросы археологии Урала. Вып. 25. — Екатерин-бург — Сургут, 2008.

Пидопличко И.Г. Межиричские жилища из костей мамонта. — Киев, 1976.Питулько В.В., Павлова Е.Ю., Никольский П.А., Иванова В.В. Символиче-

ская деятельность верхнепалеолитического населения арктической Сибири (бусы и подвески янской стоянки // Историко-культурное наследие и духовные ценности России. — М., 2012.

Праслов Н.Д. Краски в палеолитическом искусстве // Пещерный палео-лит Урала. — Уфа, 1997.

Рогачев А.Н., Аникович М.В. Поздний палеолит Русской равнины и Кры-ма // Археология СССР. Палеолит СССР. — М., 1984.

Сериков Ю.Б. Пещерные святилища реки Чусовой. — Нижний Тагил, 2009.Сериков Ю.Б. Шайтанское озеро — священное озеро древности. — Ниж-

ний Тагил, 2013. Щелинский В.Е. Некоторые итоги и задачи исследований пещеры

Шульган-Таш (Каповой). — Уфа, 1996.

Урало-Поволжье в эпоху камня 55

Периодизация и хронология воротничковых комплексов Икско-Бельского междуречья

н.с.догаповолжская государственная социально-гуманитарная академия, г. самаранаучный руководитель — д.и.н., профессор а.а.выборнов

Воротничковые комплексы позволяют решать вопрос о взаимодей-ствии лесостепных и лесных обитателей в период позднего неолита и раннего неолита.

Р.С. Габяшев сопоставлял керамику стоянки Русский Азибей с ком-плексами левшинского этапа развития камского неолита. Исходя из этого, он датировал ее концом III — самым началом II тысячелетия BC [Габяшев Р.С., 1978, с. 33]. Воротничковую посуду стоянки Сауз II было предложено относить к концу IV тысячелетия до н.э. [Бадер О.Н. Выборнов А.А., 1980, с. 192]. Г.Н. Матюшин на основании изучения стратиграфии стоянки Муллино, сделал вывод, что ранние агидельские комплексы следуют за неолитом и предшествуют хвалынской и гаринско-борской культурам. А близкое сходство агидельской и съезжинской керамики позволяет сделать вывод о синхронности этих культур. Самарская культура дати-руется IV — V тысячелетиями до н.э. Видимо, ими же следует датировать и агидельскую культуру [Матюшин Г.Н., 1982, с. 231]. В дальнейшем Г.Н. Матюшин стал склоняться к версии о существовании воротничковой керамики в данном регионе в V тыс. до н.э.

Памятники с воротничковой керамикой известны преимущественно по левобережью нижнего течения реки Камы и по ее левым притокам. Наиболее северным пунктом находок воротничковой керамики на Каме является поселение Непряха, исследованное В.П. Денисовым. На стоянках Русско-Азибейского типа отчетливо прослеживается преемственность основных типологических признаков более ранних камских памятни-ков Хуторского типа и памятников Русско-Азибейского типа, что дает основание рассматривать их в качестве поздних памятников камской неолитической культуры, выделенной ранее О.Н. Бадером в левшинско-чернашкинский этап [Васильев И.Б., Габяшев Р.С., 1982, с. 6].

Кремневый инвентарь на стоянках русскоазибейского типа характе-ризуется узкополосчатым сырьем, техникой первичного раскалывания на крупные пластины и продольные сколы. Все это еще раз доказывает, что рассматриваемые памятники представляют вариант перехода камской культуры в ранний энеолит под влиянием южных культур [Выборнов

56 Урало-Поволжье в эпоху камня

А.А., 1984, с. 10]. Отсутствие металла на стоянках с воротничковой ке-рамикой Предуралья не может опровергать ее энеолитический возраст [Выборов А.А., Елизаров А.Б., Овчинникова Н.В., 1985, с. 38].

Р.С. Габяшев стоянки Русский Азибей, Золотая Падь II относит ко вто-рому этапу развития икско-бельской группы неолитических памятников с гребенчатой посудой. И синхронизирует их с левшинским или чернаш-кинским этапом камской культуры [Габяшев Р.С., 2003, с. 120]. Проведен-ный анализ по материалам стоянки Золотая падь II, позволяет сделать вывод о схожести этих материалов с комплексом Русско-Азибейской стоянки и стоянок у д. Саузово. Это дало возможность автору датировать их не позднее середины IV тыс. [Шипилов А.В., 2007, с. 221].

Можно наметить два этапа в развитии воротничкового комплекса Предуралья. По технико-типологическим признакам выделяются две хронологические группы керамики данного типа. К первой группе отно-сится керамика памятников Сауз II, Русский Азибей, Мулино III. К поздней группе относятся памятники Сасыкуль, Караякупово, Давлеканово III [Выборнов А.А., 1984, с. 11]. Обратной реакцией на данное наблюдение может служить предположение исследователей о наличии еще одного этапа между самарской и хвалынской культурами. Воротничковую по-суду Нижнего Прикамья датировали концом IV тыс. до н.э. Ситуация изменилась в связи с возможностью радиоуглеродного датирования непосредственно по керамике. Типологические разработки получили конкретизацию 10 радиоуглеродными датами по керамике 6 памятни-ков: от 5500 до 5200 л.н., то есть третья четверть IV тыс. BР [Выборнов А.А., 2008, с. 260].

Радиоуглеродные даты, полученные по разным материалам, позво-ляют определить хронологические рамки существования хвалынской культуры — в пределах от 6000 до 5500 лет BР [Моргунова Н.Л., 2011, с. 131]. Хронология хвалынской культуры выглядит более поздней, чем хронология самарской культуры, в то же время, допуская их сосуще-ствование в период формирования хвалынской культуры. Памятники II этапа самарской культуры датируются от 5900 до 5400 BP. На данном этапе культура характеризуется керамикой ивановского типа. По ар-хеологическим признакам этот тип синхронизируется со временем Хвалынского могильника. Примечательно, что на стоянке Сауз I был обнаружен типичный сосуд хвалынской культуры.

Таким образом, есть основания связывать формироание воротнич-ковых комплексов интересуемой территории с процессом влияния на местное населения камского типа носителей второго этапа самарской или хвалынской культур.

Урало-Поволжье в эпоху камня 57

литератураБадер О.Н., Выборнов А.А. Саузовская II стоянка в устье р. Белой и неко-

торые проблему неолита-энеолита Приуралья // Энеолит Восточной Европы: сб. научных трудов. Куйбыш. гос. пед. ин-т. — Куйбышев, 1980.

Васильев И.Б., Габяшев Р.С. Взаимоотношение энеолитических культур степного, лесостепного и лесного Поволжья и Прикамья // Волго-Уральская степь и лесостепь в эпоху раннего металла: сб. научных трудов. — Куйбышев, 1982.

Выборнов А.А. Неолит Волго-Камья. — Самара, 2008.Выборнов А.А. Неолит и эпоха раннего металла правобережья Нижней

Белой: Автореф. дис... канд. ист. наук. — Ленинград, 1984.Выборнов А.А. Елизаров А.Б. Овчинникова Н.В. Поселение Сауз II и про-

блема переодизации эпохи раннего металла Нижней Белой // Древ-ности Среднего Поволжья. — Куйбышев. 1985.

Габяшев Р.С. Население Нижнего Прикамья в V-III тысячелетиях до на-шей эры. — Казань, 2003.

Габяшев Р.С. Русско-Азибейская стоянка // Древности Икско-Бельского междуречья. — Казань, 1978.

Матюшин Г.Н. Энеолит Южного Урала. — М., 1982.Моргунова Н.Л. Энеолит Волжско-Уральского междуречья. — Оренбург,

2011.Шипилов А.В. Итоги исследования стоянки Золотая Падь II // Влияние

природной среды на развитие древних сообществ. — Йошкар-Ола, 2007.

О соотношении Новоильинских и Красномостовских комплексов

о.в.ереськоповолжская государственная социально гуманитарная академия, г. самаранаучный руководитель — д.и.н., профессор а.а.выборнов

Актуальность темы исследования состоит в том, что соотношения энеолитических комплексов входит в одну из крупных разрабатываемых проблем в российской археологической науке.

Новоильинская культура открыта и обоснована Бадером О.Н. после широкомасштабных раскопок в Прикамье [Бадер О.Н., 1961]. Позднее

58 Урало-Поволжье в эпоху камня

аналогичные комплексы изучались А.Ф. Мельничуком и Е.Л. Лычагиной в Среднем Прикамье, Р.С. Габяшевым, Т.М. Гусенцовой, Л.А. Наговицыным и А.А. Выборновым в Камско-Вятском и Икско-Бельском междуречьях. Форма сосудов новоильинской культуры полуяйцевидная, цилиндро-шейная, реже слабо закрытая и открытая. Новоильинская керамика ор-наментирована оттисками короткого и среднего овального гребенчатого штампов, реже ямками, отпечатками гладкого штампа, ногтевидными насечками. Орнаментальные мотивы представлены горизонтальными рядами прямо и наклонно поставленных оттисков, горизонтального зигзага и линий, решетки, ромбов, специфичен мотив в виде флажка.

В 1980-е г. Марийской экспедицией были изучены поселения Красный мост II и III [Никитин В.В., 1984] и на их основе был выделен красномо-стовский тип памятников эпохи энеолита [Никитин В.В., 1996]. Орна-ментальные мотивы на керамике II и III Красномостовских поселений практически идентичны. Посуда реконструируется как полуяйцевидная с прикрытым устьем и округлым дном, тесто пористое, содержит примесь шамота и органики в формовочной массе, обломки посуды крепкие пе-сочного и светло-серого цвета, толщина стенок от 0,6 до 1,2 см, традиция заглаживания поверхности с двух сторон, применение в качестве основ-ных орнаментов мелкозубых штампов (сочетание коротких и длинных), в нанесении орнамента преобладает гребенка и овальнозубые оттиски. Наиболее распространенными мотивами являются пояса наклонных от-тисков гребенки, горизонтальные пояски гребенки в сочетании с рядами ямок (круглые, овальные, каплевидные, четырехугольные), наклонных поясов гребенки с ямками. Орнамент на поверхности сосудов чаще всего выполнен в горизонтальной зональности.

Наговицын Л.А. первоначально рассматривал красномостовский тип как самостоятельное явление [Наговицын Л.Я., 1990], но затем включил его в новоильинскую культуру, считая, что они принадлежат к ее за-падному, средневолжскому варианту [Наговицын Л.Я., 2000]. На само-стоятельном статусе красномостовских материалов настаивает В.В. Никитин [Никитин В.В., 2008; 2011].

Рассматривая хронологию памятников новоильинской кульутры мы можем привести даты, полученные по керамике с поселений Чашкино Озеро I — 5230±90 (Кі — 15618), 5140±90 (Кі — 15619) [Лычагина Е.Л., 2011], Сауз II — 5157±150 (Spb-943), По новоильинской культуре есть и более поздние даты: Кочуровское IV 3940±70, Сауз II 3980±90 [Выборнов А.А., Лычагина Е.Л., 2009]. Ранним датам новоильинской культуры близка датировка керамики красномостовского типа: Дубовское III 5295±80 л.н. (Ki — 16168), VIII — 5270±80 л.н. (Ki — 15728), Красный Мост II 5260±90 л.н.

Урало-Поволжье в эпоху камня 59

(Ki — 16172) [Королев А.И., Шалапинин А.А., 2010]. Учитывая датировки гаринских, борских и волосовских материалов от 4500 ВР, наиболее приемлемыми хронологическими рамками новоильинских и красно-мостовсих комплексов следует считать от 5200 до 4500 ВР.

У новоильинской и красномостовской керамики есть ряд схожих черт, которые во многом обуславливают близость гаринско-борской и волосовской культур. К ним относится плотное тесто с примесью ша-мота, иногда с порами от выгоревшей органики, заглаженные внешние поверхности сосудов, прямостенность, округлодонность, преобладание неглубоко отпечатанного орнамента. Из элементов типичны: овальный зубчатый штамп, короткая гребенка, овальные ямчатые вдавления. Так же схожими являются более сложные мотивы орнамента, такие как: горизонтальный зигзаг, пояски, составленные из оттисков овальной гребенки или ямчатых вдавлений, отпечатанных горизонтально и рас-положенных в шахматном порядке, горизонтальные полосы гребенки, наличие широких неорнаментированных зон. Совпадение комплекса признаков, а не только отдельных элементов, подтверждает наличие общего неолитичесского начала и указывает на близкое время форми-рования [Шалапинин А.А., 2011].

литератураБадер О.Н. Поселения у Бойцова и вопрос периодизации среднекамской

бронзы // Отчеты Камской археологической экспедиции. Вып. 2. — М., 1961.

Выборнов А.А., Лычагина Е.Л., К вопросу о происхождении и хронологии новоильинской энеолитической культуры // Научный Татарстан. — 2009. — № 2.

Королев А.И., Шалапинин А.А. Радиоуглеродное датирование ранних материалов волосовской культуры Среднего Поволжья // Известия СНЦ РАН. Том 12, номер 2. — Самара, 2010.

Лычагина Е.Л. Проблемы хронологии неолита-раннего энеолита При-камья // Вестник Пермского университета. — 2011. — № 1.

Наговицын Л.А. Узловые этапы в истории формирования древнейшего финноязычного населения на территории лесной полосы Европей-ской части СССР // Исследования по древней истории и этногенезу финноязычных народов. — Ижевск, 1990.

Наговицын Л.А. Основные итоги изучения энеолита лесного Приуралья в XX в. // Российская археология: достижения XX и перспективы XXI вв. — Ижевск, 2000.

60 Урало-Поволжье в эпоху камня

Никитин В.В.Новые материалы к изучению эпохи камня в Марийском Поволжье // Историография и источниковедение по археологии и этнографии Марийского края. — Йошкар-Ола, 1984.

Никитин В.В. Каменный век Марийского края. — Йошкар-Ола, 1996.Никитин В.В. Истоки Волосовских древностей на Оке и Волге (по мате-

риалам поселений Красный мост II и III) // Археология восточноев-ропейской лесостепи. Вып. 2. Том. 1 / Сб. материалов. — Пенза, 2008.

Никитин В.В. Поздний неолит в лесной полосе бассейна Волги (к про-блеме истоков волосовской культуры и её локальных вариантов) // ТАС. Вып.8. Том 1. — Тверь, 2011.

Шалапинин А.А. Культурно-хронологическое соотношение позднеэнео-литических комплексов Среднего Поволжья: Автореф. дис... канд. ист. наук. — Самара, 2011

Технология изготовления отверстий в древности

а.е.мешкованижнетагильская государственная социально-педагогическая академия, г. нижний тагилнаучный руководитель — д.и.н., профессор ю.б.сериков

В древности существовало много способов изготовления отверстий: сверление, вырезание, выдалбливание, прокалывание, даже пропилива-ние. Каждый способ был продиктован назначением предмета, в котором изготавливалось отверстие.

Изготовление отверстий на территории Урала применялось уже в на-чале верхнего палеолита. Сверленные подвески и бусы из камня, зубов животных, раковин и бивня мамонта известны уже в целом ряде палео-литических комплексов Южного, Среднего и Северного Урала (стоянках Гаринской и Талицкого; пещерах: Байсланташ, Бобылек, Игнатиевской, Каповой, Смеловской II, Туристов) [Сериков Ю.Б., 2013, с. 45–60].

Наиболее распространенный способ изготовления отверстий — свер-ление. Оно могло производиться несколькими способами. Самый древ-ний — одноручное сверление. В эпоху верхнего палеолита появилось двуручное сверление [Семенов С.А., Коробкова Г.Ф., 1983, с. 32]. В это же время широко применяется лучковый способ сверления. В мезолите появляется дисковый сверлильный станок [Сериков Ю.Б., 2006, с. 298]. Когда нужно было увеличить диаметр просверленного отверстия, — применялись развертки. Они отличаются большим диаметром и более

Урало-Поволжье в эпоху камня 61

глубоким проникновением в материал. Разверток на памятниках находят меньше, чем сверл. Единственной разверткой, которая использовалась в станке, было орудие с Усть-Вагильского холма (Северное Зауралье). Характер линейных следов изнашивания позволил предположить, что орудие служило для рассверливания отверстий в толстых изделиях, из-готовленных из мягкого материала [Сериков Ю.Б., 1975, с. 158]. Сверла с острыми концами, подобные концам проколок, не использовались для сверления кости, рога, дерева. Рабочий конец кремневого сверла должен был иметь слегка долотовидную форму. Такая форма необходима для захвата материала в процессе вращения [Семенов С.А., Коробкова Г.Ф., 1983, с. 32].

Менее распространенным, но позволяющим выбирать форму отвер-стия, был способ вырезания. Возможности такого способа значительно ограничены: он применим только на мягких материалах. Отобранная для такой обработки кость подвергалась обезжириванию и размягчению. Размягченная кость быстрее и легче поддается резанию, нож глубже и ровнее входит в костное вещество. Исследователи отмечают случаи выдалбливания и вырезания отверстий у свистулек-манков, острий, аму-летов из кости [Ашихмина Л.И., Черных Е.М., Шаталов В.А., 2006, с. 74].

Представляют интерес 2 керамических диска с неолитического свя-тилища Кокшаровский холм (Среднее Зауралье). Оба кольца выточены из неорнаментированных стенок сосудов при помощи шлифовки. Диа-метр целого кольца 5,4–5,8 см. Диаметр отверстия составляет 2,1–2,3 см. Оно прорезано каменным орудием вручную с двух сторон, возможно, углом ножевидной пластины.

В случае необходимости могли применяться и смешанные способы изготовления отверстий. Примером может служить опытный образец жезла, изготовленный Ломоносовской экспедицией. Материалом для этого эксперимента служил рог благородного оленя, слегка отмоченный в воде. Два отверстия были получены путем сверления при помощи кремневой пластинки и последующим подрезанием стенок острым лезвием [Семенов С.А., Коробкова Г.Ф., 1983, с. 40–41].

Обычно все сверленные изделия имеют небольшой диаметр отвер-стий — от 0,2 до 0,8 см. Изделия с отверстиями большого диаметра (1,5 см и больше) на территории Урала встречаются достаточно редко. К ним относятся фигурные молоты, булавы и диски. Изготовление отверстий происходило разными способами. Поскольку у некоторых изделий (фи-гурных молотов) длина отверстий доходила до 10 см, для их изготовления использовались полые сверла. На территории Урала это были диафизы трубчатых костей копытных и других животных. Дистальный конец

62 Урало-Поволжье в эпоху камня

большой берцовой кости лося, как и плюсна лошади, имели круглое сечение диаметром до 3,5 см. Сверление производилось буром вручную. Иногда применялись утяжелители. Практически все крупные изделия сверлились с двух сторон [Семенов С.А., 1968, с. 62–65]. Кроме полых сверл из кости использовались и каменные сверла. Обычно они применялись для сверления менее толстых булав и дисков. Находки каменных сверл большого диаметра на Урале являются большой редкостью. Пока они известны только на трех памятниках: Полуденке I, Кокшаровском и Усть-Вагильском холмах. Оригинальным способом изготовлено отверстие на диске из Антоновского (окрестности Н.Тагила). Оно имеет диаметр 3,5–3,7 см и изготовлено путем двустороннего пикетирования и после-дующим заглаживанием его стенок. Такую технику можно объяснить отсутствием сверл необходимого диаметра как из кости, так и из камня.

Промежуточное положение между сверлением и резанием занимает техника изготовление каменных височных колец. С.А. Семенов опубли-ковал реконструкцию деревянного циркульного станка для вырезания этих предметов. Он же экспериментально доказал, что для изготовления изделий из нефрита подходит кремневый резец, т.к. кремень тверже нефрита на 1–1,5 единицы [Семенов С.А., 1959, с. 38].

Способ станковой обработки колец был смоделирован в Ангарской экспедиции (1957 г.). Работа слагалась из следующих операций: 1) двусто-ронней шлифовки нефритовой плитки; 2) сверления центрового отверстия; 3) изготовления циркульного станка; 4) вырезания височного кольца. Резание проводилось с двух сторон плитки. На весь цикл по шлифовке плитки и вырезанию двух колец было затрачено 55–60 часов работы, за исключением труда по изготовлению станка [Семенов С.А.,1968, с. 67].

Для уточнения некоторых вопросов относительно изготовления и ис-пользования станка автором был проведен эксперимент по изготовлению кольца из змеевика. В результате удалось уточнить некоторые вопросы.

литератураАшихмина Л.И., Черных Е.М., Шаталов В.А. Вятский край на пороге же-

лезного века: костяной инвентарь ананьинской эпохи (I тысячелетие до н.э.). — Ижевск: ОАО «ИПК «Звезда», 2006.

Семенов С.А. Развитие техники в каменном веке. — Л.: «Наука», 1968.Семенов С.А. Экспериментальные исследования первобытной техники //

СА. — 1959. — № 2. Семенов С.А., Коробкова Г.Ф. Технология древнейших производств:

мезолит — энеолит. — Л.: «Наука», 1983.

Урало-Поволжье в эпоху камня 63

Сериков Ю. Б. Каменные сверла неолитических памятников лесного Зауралья. — М.: «Наука», 1975.

Сериков Ю.Б. Реконструкция технических приспособлений каменного века // Первобытная и средневековая история и культура Европейско-го Севера: проблемы изучения и научной реконструкции: междуна-родная научно-практическая конференция: сборник научных статей и докладов. — Соловки: изд-во «СОЛТИ», 2006.

Сериков Ю.Б. Украшения населения Урала в каменном веке // Тверской археологический сборник. Вып. 9. Материалы 13-ого — 15-ого заседа-ний научно-методического семинара «Тверская земля и сопредельные территории в древности». — Тверь: ООО «Издательство «Триада», 2013.

Анализ каменного инвентаря поселения Чашкинское озеро IIIа

е.н.митрошинпермский государственный гуманитарно-педагогический университ, г. пермьнаучный руководитель — к.и.н., доцент л.е.лычагина

Работа проведена при поддержке РГНФ, проект № 13-11-59003а/У — «Комплексный анализ хозяйственных занятий населения Пермского Предуралья в эпоху неолита».

В 2012–2013 гг. КАЭЭ ПГГПУ под руководством Е.Л. Лычагиной были произведены научно-исследовательские работы в пределах Чашкинского озера расположенного в окрестностях г. Березники и в Соликамском районе Пермского края.

В результате исследований был обнаружен новый археологический памятник, впоследствии получивший название Чашкинское озеро IIIа, на котором были произведены исследовательские работы.

В результате было разбито два раскопа 48 и 72 кв.м. соответствен-но. Материальная культура представлена более чем 2000 изделиями из камня и фрагментами глиняной посуды. В данной работе мы бы хотели остановиться на характеристике каменного инвентаря. Инвен-тарь, обнаруженный в ходе исследований, имеет смешанный характер.

Всего обнаружено около 800 изделий из камня. Большую часть из них составляли отходы производства — чешуйки, сколы и отщепы

64 Урало-Поволжье в эпоху камня

(611 экз.). Из них чешуйки — 195 экз., первичные сколы — 200 экз., и от-щепы — 216 экз.

К нуклевидным формам мы отнесли 39 предметов. Из них к закон-ченным нуклеусам относятся только — 11 экз. Значительную группу составляют преформы нуклеусов — 12 экз. и нуклевидные сколы — 16 экз.

Выделяются такие виды, как подконический нуклеус — 4, торцовый нуклеус — 3, призматический — 1, конический — 3.

Пластин без вторичной обработки в коллекции памятника 13 экз. Из них 10 экз. целых и 3 экз. дистальных конца. Встречаются в основ-ном пластины средних размеров. Сечение пластин имело треугольную (чаще) или трапециевидную форму. Основным материалом для их из-готовления служил кремень.

К изделиям с вторичной обработкой отнесено 137 (табл.1) предметов. Для их изготовления использовались пластины, отщепы, сколы с нуклеу-сов, плитки, гальки. При этом на пластинах было изготовлено 27 орудий, а на отщепах — 52 изделие. Соотношение соответственно 34%:66%. Т.е. для памятника характерна отщепово-пластинчатая индустрия.

Самой многочисленной группой орудий являются скребки — 30 экз. Они обычно изготавливались на отщепах и пластинчатых отщепах. Скребки представлены различными типами: концевые — 10 экз., высокие — 5 экз., прямоугольные — 3 экз., боковые — 2 экз., с ретушью по всему периме-тру — 2 экз., аморфные — 2 экз. Еще 3 изделия представлены обломками.

Следующую группу орудий составляют наконечники стрел и острия — 14 экз. Из них 6 изделий мы отнесли к наконечникам, 8 экз. — к остриям. Для изготовления наконечников использовались как отщепы — 3 экз., так и пластины — 3 экз. Основными формами наконечников являются: листовидная — 4 экз., треугольная — 1 экз., и один из наконечников пред-ставлен обломком основания, которое имеет форму рыбьего хвоста. Ретушь — бифасиальная — 5 экз., дорсальная, краевая — 1 экз.

Острия изготавливались на плитках, продольных сколах с нуклеуса, пластинах, отщепах. К этой категории орудий были отнесены: сверла — 3 экз., проколки — 4 экз., развертка — 1 экз.

Следующую категорию составляют режущие орудия. Представ-ленные 12 экз. Большинство из них изготавливались на пластинчатых отщепах — 7 экз. Так же имеются и пластины — 2 экз., плитка — 2 экз., краевой скол — 1 экз. Чаще всего край орудия оформлялся односторонней приостряющейся ретушью — 9 экз. Но так же встречаются орудия и без видимой обработки. Дорсальная ретушь преобладала — 8 экз. Лезвие могло иметь как чуть выпуклую — 8 экз., так и прямую форму — 2 экз. У остальных орудий (2 экз.) рабочий край был слегка вогнут. Размер

Урало-Поволжье в эпоху камня 65

лезвия колебался в пределах 1–5 см, но чаще всего встречались орудия, рабочая поверхность которых не превышала 3,5 см.

Очень интересную группу представляют резцы — 12 экз. Встречаются однолезвийные, двух лезвийные и многолезвийные резцы. Основным видом сырья для изготовления резцов был галечниковый и плитчатый кремень. Заготовками служили: плитки — 5 экз., пластины — 4 экз., отщепы — 3 экз. Интересным является то, что многолезвийные резцы встречаются на пластинах небольших размеров, не превышающих 2 см в длину. Средние размеры резцов колеблются до 2,7×1,5×1 см. Размеры скола также различны — до 1,8×0,5 см.

В ходе работ было обнаружено 10 пластин с ретушью. Для изготов-ления пластин с ретушью, так же как и для большинства орудий исполь-зовался кремень различных цветовых оттенков. Целых пластин найдено 2 экз., медиальных сечений несколько больше — 3 экз., также — 3 экз. дистальных концов и 2 экз. проксимальных. Таким образом, представ-лены все части пластин без видимого преобладания какой-либо. Также не выявляется преобладание какой-то определенной формы сечения: трапециевидные — 5 экз., треугольные — 5 экз. Что касается ретуши, то она также различна и по виду, и по размерам. Встречается мелкая дорсальная — 5 экз., мелкая вентральная — 3 экз., крутая вентральная ретушь — 1 экз., комбинированная — 1 экз. Размеры пластин в среднем не превышают 2,5×0,8×0,3 см.

Отмечено значительное количество комбинированных орудий — 8 экз. Основным видом сырья для их изготовления был кремень. Основными видами заготовки были пластины — 6 экз., плитки — 1 экз., отщепы — 1 экз. Ретушь краевая — 7 экз., бифасиальная — 1 экз. Что касается функций, то они также различны: острие-скребок — 3 экз., скребок-нож — 2 экз., острие-проколка — 1 экз., острие — скобель — 1 экз. и нож-резец — 1 экз.

Отдельную группу составляют долотовидные орудия. Они изготав-ливались на сколах с галек или отщепах. Орудия имели подовальное лезвие, размером 1,9×1,5 см.

Особенностью памятника является наличие большой группы массив-ных изделий из камня. Всего на стоянке было обнаружено 39 изделий из кварцитопесчаника, сланца и близких к ним пород. К ним относятся: точильные камни — 14 экз., мотыжки — 9 экз., отбойники — 7 экз., грузи-ла — 6 экз., наковальня — 2 экз., молот с перехватом — 1 экз. Наличие такой большой коллекции изделий из крупных камней характерно для посе-ленческих (жилищных) комплексов камской неолитической культуры. Похожая картина была зафиксирована в ходе исследований Хуторской стоянки, расположенной в 1 км к югу от стоянки Чашкинское Озеро IIIа.

66 Урало-Поволжье в эпоху камня

В итоге можно сказать, что для изготовления орудий использовался местный кремень различных цветовых оттенков. Заготовками орудий в основном служили отщепы — 66%, вдвое меньше орудий было сдела-но на пластинах — 34%. Также имеются следы термальной обработки на ряде орудий. Присутствует широкое использование вторичной об-работки, в основном дорсальной. При большом количестве оселков и массивных орудий, следов шлифования не замечено. Значительное количество отходов производства (611) может свидетельствовать о том, что первичная обработка орудий шла непосредственно на территории жилища. Широкий спектр орудий, выделяемых типологически, может говорить о высокоинтенсивном комплексном присваивающем хозяйстве.

Номенклатура каменных орудий труда:

Наименование орудия КоличествоПластины с ретушью 10Ножи, режущие орудия 12Острия и наконечники 14Скребки 30Отщепы и сколы с ретушью 8Тесла, долота 4Комбинированные орудия 8Резцы 12Массивные изделия из камня 39Всего 137

Историография изучения неолита Икско-Бельского междуречья

в.в.морозовакадемия наук республики татарстан, институт истории им. ш.марджани, г. казаньнаучный руководитель — к.и.н., с.н.с. а.а.чижевский

Икско-Бельское междуречье включает в себя обширный массив пой-мы рек Камы, Белой. В юго-западной части этого региона левобережная камская пойма ещё более расширяется за счёт низовий р. Ик. Речная сеть рассматриваемого региона достаточно густа, что характерно для лесостепного Заволжья в целом [Шипилов А.В., 2011].

Урало-Поволжье в эпоху камня 67

Нижнее Прикамье в целом, и Икско-Бельское междуречье, в частности регион, где интенсивное изучение позднего каменного века началось лишь в конце 40-х, начале 50-х гг. ХХ века камской археологической экс-педицией Пермского Госуниверситета во главе с О.Н. Бедером, где было обследовано не только Верхнее и Среднее Прикамье, но и приустьевая правобережная часть реки Белой в районе села Саузово. Вначале 1950-х гг. О.Н. Бадером была выделена и намечена периодизация камской культуры [Бадер О.Н., Обороин В.А., 1958]. Стоит отметить, что она существенно и не изменилась до нашего времени [Габяшев Р.С., 2003].

Одним из первооткрывателей неолитических памятников на реке Белая была Л.Я. Крижевская, открывшая в 1948 г. несколько стоянок. Ею были проведены тщательные стационарные исследования Усть-Юрюзанского поселения. В эти же годы в Нижнем Прикамье были обнаружены несколько эталонных поселений камского неолита — Щер-бетьская II и Лебединская II стоянки [Халиков А.Х., 1962].

В середине 60-х гг. прошлого столетия, были подведены итоги до-стижений предшествующих лет в изучении позднего каменного века. О.Н. Бадер очертил территорию распространения камской культуры, предложил трехчленную периодизацию, состоящую из:

1. Боровоозёрского;2. Хуторского;3. Левшинского этапов.С началом плана затопления Нижнекамского водохранилища активи-

зировались раскопки и в Икско-Бельском междуречье. Так в 1968–1973 го-дах Московским отрядом Нижнекамской экспедицией были обследованы мезолитические и неолитические памятники Западного Башкортостана. В 1972 году подвергаются раскопкам памятники Кюнь II и Бачки-тау II. Но в особенности крупные археологические изыскания проводит Татарский отряд Нижнекамской экспедиции. В 1969 и 1971 годах раска-пывалась Дубовогривская II стоянка, давшая исключительный по своему качеству неолитический материал. В 1970–1971 гг. П.Н. Старостиным и Р.С. Габяшевым была обследована Игимская стоянка. В эти же годы Р.С. Габяшев проводит стационарные раскопки на поселении Золотая падь II. Системным археологическим раскопкам подвергается комплекс с накольчато-прочерченной керамикой на II Татарско-Азибейском посе-лении. В результате системного анализа артефактов Р.С. Габяшев выводит накольчатую керамику из волго-камской культуры, предложенной А.Х. Халиковым, и соотносит материалы с данных памятников с развитым и поздним неолитом лесной и лесостепной зоны Восточной Европы [Габяшев Р.С., 1976а].

68 Урало-Поволжье в эпоху камня

Непосредственно в Икско-Бельском междуречье в конце 90-х гг. XX в. казанскими исследователями Института Истории им. Марджани (Габяшевым Р.С., Марковым В.Н., Чижевским А.А.), краеведом г. Набе-режные Челны Капленко Н.М., проводятся широкие археологические разведки на островах Нижнекамского водохранилища. Были выявлены доселе неизвестные памятники эпохи камня (Каентубинская стоянка, Кырнышское местонахождение, Юртовское поселение), обследованы уже известные объекты археологии и установлено их интенсивное разруше-ние в результате абразионных процессов. К сожалению, с затоплением ложа водохранилища некоторые памятники оказались утраченными.

С началом XXI в. неолитические памятники Икско-Бельского между-речья подвергаются лишь частичному осмотру и раскопкам небольшими площадями (Гулюковская I, Дубовогривская II). Несмотря на это, мы, в целом можем констатировать факт нанесения на археологическую карту Татарстана нового, интересного и богатого памятника эпохи неолита (Гулюковская I стоянка), материалы которого находятся на ста-дии камеральной обработки.

литератураБадер О.Н., Обороин В.А. На заре истории Прикамья. — Пермь, 1958.Выборнов А.А. Неолит Волго-Камья. — Самара, 2008.Габяшев Р.С. Икско-Бельские неолитические памятники // Проблемы

археологии Поволжья и Прикамья. — Куйбышев, 1976.Габяшев Р.С. Население НижнегоПрикамья в V-III тысячелетиях до новой

эры. — Казань, 2003. Галимова М.Ш. Кремневые комплексы мезолита-энеолита северной

части Икско-Бельского междуречья // Поволжская археология. — 2012. — № 2.

Лыганов А.В., Морозов В.В. Археологические разведки в Тукаевском районе РТ // Материалы III Республиканской научно-практической конференции «Родной край: история и современность». — Набереж-ные Челны, 2011.

Халиков А.Х. Археологические исследования ИЯЛИ АН СССР в 1957-60 гг. в Татарской АССР // Вопросы истории Татарии. — Казань, 1962.

Чижевский А.А. Лыганов А.В. Морозов В.В. Исследования памятников археологии на острове Дубовая Грива в 2009–2010 гг. // Поволжская археология. — 2012. — № 1

Шипилов А.В. Энеолит Икско-Бельского междуречья: Автореферат дис... канд. ист. наук. — Казань, 2011.

Урало-Поволжье в эпоху камня 69

Хронология неолита Волго-Камья

а.с.поповповолжская государственная социально гуманитарная академия, г. самаранаучный руководитель — д.и.н., профессор а.а.выборнов

1. Решение вопросов хронологии способствуют конкретизации аспектов происхождения культур и их развития. Определение точно-го возраста достигается радиоуглеродным анализом. Для различных культур неолита Волго-Камья до недавнего времени было получено около 30 дат. Этого не достаточно для решения поставленных выше задач. Объясняется это отсутствием на многих стоянках органического материала. Малочисленность дат порождала у специалистов разногласия по хронологии неолита.

2. На рубеже XX–XXI вв. специалисты предложили новую методику радиоуглеродного анализа. Она направлена на датирование фрагментов керамики. Методика данного анализа введена в научный оборот (Ковалюх, Скрипкин, 2007). Они основывались на том, что при изготовлении гли-няной посуды туда попадали органические вещества. Сами специалисты отмечают ряд погрешностей при его применении. В сосуде может нахо-дится разная органика. Во-первых, в самой глине присутствует естествен-ная органика. Во-вторых, человек добавлял органику при лепке сосуда. В-третьих, органика попадала в керамику при её пребывании в культурном слое. Неслучайно эти препятствия вызывают разное отношение к этой методике как у радиоуглеродчиков, так и археологов (Котова, 2002).

3. Несмотря на эти противоречия и сложности, с 2007 года была пред-принята попытка датирования по керамике многочисленных стоянок от Сыктывкара на севере, до Элисты на юге. При датировании учитыва-лось то, что в различных регионах керамика отличается формовочными массами. В Северном Прикаспии она изготовлена из ила с примесью ракушек, в лесостепном Поволжье из илистой глины, а в Среднем При-камье из глины с примесью шамота. При датировке североприкаспий-ской посуды учитывалось, что ракушки могут удревнить дату до 500 лет (Зайцева, Скрипкин, Каволюх, Выборнов, Долуханов, Посснерт, 2008). Поэтому, перед датировкой образца ракушки удалялись. На дату мог еще повлиять возраст самого ила, из которого сделана керамика. До начала этих работ возраст неолита Северного Прикаспия, основанный на датах по углистой почве, определялся от 6900 до 5500 лет от наших дней. В ре-зультате датирования по керамике были получены определения от 7800

70 Урало-Поволжье в эпоху камня

до 6600 ВР (Выборнов, 2008). Чтобы проверить эти даты, были сделаны анализы по нагару, костям и органике в керамике в других лабораториях (Швеция, Санкт-Петербург) на АМС. Полученные значения подтвердили даты Киевской лаборатории (Барацков, Выборнов, Кулькова 2012). Что касается возраста ила, то он скорее незначительно влияет на дату. Так, дата по органике в керамике стоянки Каиршак III — 7740 ВР, а по нагару в уп-псальской лаборатории на АМС 7775 ВР и в санкт-петербургской — 7700 ВР.

4. На территории Нижнего Поволжья хронология неолита устанав-ливалась по радиоуглеродным датировкам слоев Варфоломеевской стоянки (Юдин, 2004). От нижнего к верхним слоям даты распреде-лялись от 6900 ВР до 5200 ВР. В тоже время, исследователи отмечали ряд моментов. Например, слой 2Б датировался второй половиной V тыс. до н.э., а слой 2А второй половиной IV тыс. до н.э. Иначе говоря, между ними существовал промежуток более 500 лет. Прямое датиро-вание керамики показало иные значения. Так для слоя 2А — 6600 ВР, 2Б — 6900 ВР, а для слоя 3 — 7200 ВР (Выборнов, 2008). Поскольку ке-рамика Варфоломеевской стоянки различалась в зависимости от слоя по формовочным массам, то возникла необходимость перепроверки дат. Данная процедура была проведена по нагару в лабораториях Уппсалы и Познани (на АМС) и Санкт-Петербурга. В результате были получены следующие значения. Для слоя 2А — 6600 ВР, 2Б — 6900. Та-ким образом, подтвердились даты по органике в керамики (независимо от их формовочной массы) и абсолютный возраст Варфоломеевской стоянки укладывается в рамки от 7200 до 6600 лет от н.д.

5. В лесостепном Поволжье хронология елшанской культуры устанав-ливалась датами по раковинам — 8500 — 8000 ВР. По керамике в Киевской лаборатории были получены даты 7900 — 7600 ВР. Видимо, древние даты по раковинам объясняются резервуарным эффектом. В тоже время по нагару с керамики в лаборатории Познани на АМС получена дата 7200 ВР (Андреев, Выборнов, Кулькова, 2012). Иначе говоря, киевские даты, видимо, также подвержены какому-то искажению. В тоже время на стоянке Вьюново озеро I на р. Суре по елшанской керамике на АМС в лабораториях Аризоны и Познани получены даты 7200 ВР. На соседнем памятнике — Утюж I елшанская керамика получила две даты 6500 ВР, а по нагару на АМС в лаборатории Уппсалы — 6500 ВР. Таким образом, хронология елшанской культуры укладывается в рамки от последней четверти VI тыс. до н.э. до середины V тыс. до н.э.

6. По камской культуре, керамика которой изготовлена из глины с примесью шамота, получено более 20 дат для разных этапов ее раз-вития. Ранний этап датировался последней четвертью V тыс. до н.э.,

Урало-Поволжье в эпоху камня 71

развитой — первой половиной IV, а поздний — третьей четвертью IV тыс. до н.э. (Выборнов, 2008). Для проверки был продатирован на АМС нагар на ранних и поздних стоянках. Новые даты подтвердили прежние значения. Видимо, формовочная масса не влияла на опреде-ление возраста.

литератураАндреев К.М., Выборнов А.А., Кулькова М.А. Некоторые итоги и перспек-

тивы радиоуглеродного датирования елшанской культуры лесостеп-ного Поволжья // Изв. Самарского научного центра РАН. — 2012. — Т. 14. — № 3.

Барацков А.В., Выборнов А.А., Кулькова М.А. Проблемы абсолютной хронологии неолита Северного Прикаспия // Изв. Самарского на-учного центра РАН. — 2012. — Т. 14. — № 3.

Выборнов А.А. Неолит Волго-Камья. — Самара, 2008.Зайцева Г.И., Скрипкин В.В., Каволюх Н.Н., Выборнов А.А., Долуханов

П.М., Посснерт Г. Радиоуглеродное датирование керамики памятников неолита Евразии: проблемы и перспективы // Труды всероссийского археологического съезда в Суздале в 2008 г. — М., 2008.

Ковалюх Н.Н., Скрипкин В.В. Радиоуглеродное датирование керамики жидкостным сцинтилляционным методом // Радиоуглерод в ар-хеологических и палеоэкологических исследованиях. — СПб., 2007.

Котова Н.С. Неолитизация Украины. — Луганск, 2002.Юдин А.И. Варфоломеевская стоянка. — Саратов, 2004.

Хронология ямочно-гребенчатой культурыСреднего Поволжья

и.г.толпыгинаповолжская государственная социально гуманитарная акаде-мия, г. самаранаучный руководитель — д.и.н., профессор а.а.выборнов

Среднее Поволжье входило в ареал распространения культуры с ямочно-гребенчатой керамикой (ЯГК) и являлось его восточной окраи-ной. Основная же территория ее локализации находится в Волго-Окском междуречье. Здесь учеными выделяется льяловская культура и ее ло-кальные варианты. Стоянки с ЯГК Среднего Поволжья распространены в бассейне р. Волги и по ее левым притокам. Самые восточные из них

72 Урало-Поволжье в эпоху камня

фиксируются в верховьях р. Илети [Никитин, 1996]. В лесостепной зоне большое количество памятников расположено в бассейнах рр. Мокши и Вад [Третьяков, Выборнов, 1988]. В настоящее время активные работы идут в бассейне р. Суры, где в среднем ее течении, начиная с 2006 года, открыто и исследовано 7 новых памятников с ЯГК [Кондратьев, 2011].

Вопрос хронологии памятников с ЯГК Среднего Поволжья нашел от-ражение в работах ряда исследователей. А.Я. Брюсов и М.Е. Фосс время формирования льяловской культуры относили к III тыс. до н.э.. В.М. Раушенбах определяла период ее существования концом IV — третьей четвертью II тыс. до н.э. В.П. Третьяков предполагал, что льяловские стоянки относятся к IV — первой половине III тыс. до н.э.

С 1970-х гг. хронологию льяловской культуры начали корректировать на основании радиоуглеродных дат. Они были получены для слоев с ямочно-гребенчатой керамикой стоянок Сахтыш I — 5150+40 л.н. (ЛЕ-1024), 5000+70 л.н. (ЛЕ-1020), 4850+70 л.н. (ЛЕ-1019), 4060+60 (ЛЕ-1023); Языково I — 5280+130 л.н. (ЛЕ-1079); Ивановское III — 4800+250 л.н. (ГИН-241). На основании этих дат, дополненных палинологическими данными, Д.А. Крайнов отнес слои с ЯГК к концу IV — началу III тыс. до н.э. [Крайнов, 1978].

По материалам Языково I были получены более ранние даты. Для слоя, где совместно залегала керамика верхневолжской и льяловской культур есть две даты — 5950+90 л.н. (ЛЕ-1190) и 5280+130 л.н. (ЛЕ-1079). Для слоя с льяловской керамикой — 5730+50 л.н. (ЛЕ-1081), 5490+70 л.н. (ЛЕ-1188). Датирование проводилось по образцам торфа и обработанной древесины. Две даты по углю и обожженной бересте были получены для льяловского слоя стоянки Сахтыш II — 5380+60 л.н. (ЛЕ-1889), 5280+60 л.н. (ЛЕ-1583) [Зарецкая, Костылева 2011]. Еще одна дата — 6170+80 л.н. (ЛЕ-1587) сначала была отнесена исследователями к верхневолжской культуре, а впоследствии к льяловской. Кроме того, по сапропелю были датированы слои стоянок Ивановская III, V. На основании этих данных В.В. Сидоровым была предложена хронология развития льяловской культуры, отличная от представлений 1950–70-х гг. Он определял ее хро-нологические рамки от конца V — до середины III тыс. до н.э. [Сидоров В.В. 1986]. Новый этап в изучении хронологии льяловской культуры связан с исследованиями В.В. Сидорова и А.В. Энговатовой. На основании радиоуглеродных дат, полученных по торфу, дереву и углю с поселения Воймежное I и других памятников (Озерки V, Ивановское III, IV, VII) была определена хронология четырех этапов развития льяловской культуры. Архаичный этап: Воймежное I — 5990+50 л.н. (ГИН-6866), 6000+40 л.н. (ГИН-6865), 6100+50 л.н. (ГИН-6871); Озерки V — 5930+200

Урало-Поволжье в эпоху камня 73

л.н. (ГИН-6663); Ивановское VII — 5920+60 л.н. (ГИН-7476). Ранний этап: Воймежное I — 5720+120 л.н. (ГИН-6870), 5720+50 л.н. (ГИН-6871), 5730+60 л.н. (ГИН-6863); Ивановское IV — 5610+40 л.н. (ГИН-5530). Средний этап: Воймежное I — 5340+50 л.н. (ГИН-6872), 5370+50 л.н. (ГИН-6873), 5300+100 л.н. (ГИН-6561). Поздний этап: Воймежное I — 5100+70 л.н. (ГИН-6867); Ивановское III — 5100+60 л.н. (ЛЕ-1976). Сама культура ста-ла теперь датироваться периодом от рубежа V — IV до начала III тыс. до н.э. [Древние охотники ..., 1997; Энговатова, 1998]. Эти достижения подтвердили предположение В.В. Сидорова.

Исходя из этих данных В.В. Никитин конкретизировал датировку материалов лесного Среднего Поволжья. Комплексы раннего периода он отнес к началу и первой четверти IV тыс. до н.э., а среднего этапа — третья четверть IV тыс. до н.э. Материалы позднего этапа он датирует последней четвертью — концом IV тыс. до н.э. [Никитин, 2004, с. 244-245]. Орнаментальные традиции на сосудах у носителей культуры с ЯГК не оставались незменными во времени, было выделено 9 периодов развития [Цетлин Ю.Б, 2008].

В Среднем Посурье для 4 из 7 исследованных памятников с ЯГК полу-чены радиоуглеродные даты. Утюж I (горизонтальные оттиски гребенки, разделенные одним рядом конических ямок) — 5940+90 л.н. (Ki-15641), 6080+90 л.н. (Ki-15640) [Выборнов, Кондратьев, 2009]. Очень важно, что впервые для данной территории была получена дата по нагару — 5640±120л.н. (SPb-942). Таким образом, основная часть дат, полученных по ЯГК Среднего Поволжья, соответствует хронологии аналогичной керамике Волго-Окского междуречья, которая базируется на датировке образцов угля, торфа, сапропеля, нагара и кости.

литератураВыборнов А.А., Кондратьев С.А. Новые радиоуглеродные даты по ямочно-

гребенчатой керамике Среднего Поволжья // Изв. Самарского науч-ного центра РАН. — 2009. — Т. 11. — № 6 (32). — С. 282–284.

Древние охотники и рыболовы Подмосковья. По материалам много-слойного поселения эпохи камня и бронзы — Воймежное 1. — М., 1997.

Зарецкая Н.Е., Костылева Е.Л. Новые данные по абсолютной хронологии льяловской культуры // Тверской археологический сборник. — 2011. — Вып. 8. — С. 175–183.

Кондратьев С.А. Культура ямочно-гребенчатой керамики Среднего По-волжья: Автореф. дис... канд. ист. наук. — Самара, 2011.

Крайнов Д.А.. Хронологические рамки неолита Верхнего Поволжья // КСИА. — 1978. — Вып. 153.

74 Урало-Поволжье в эпоху камня

Никитин В.В. Каменный век Марийского края. — Йошкар-Ола: МарНИИ, 1996. — 180 с.

Сидоров В.В. Льяловская культура в западной части Волго-Окского междуречья: Автореф. дис... канд. ист. наук. — М., 1986. — 22 с.

Третьяков В.П., Выборнов А.А. Неолит Сурско-Мокшанского между-речья. — Куйбышев, 1988. — 88 с.

Цетлин Ю.Б. Неолит центра Русской равнины. — Тула, 2008. — 108 с.Энговатова А.В. Хронология эпохи неолита Волго-Окского междуречья //

Тверской археологический сборник. — 1998. — Вып. 3. — С. 243–245.

75

Храмы города Ниппура

амир абед амир наджмудмуртский государственный университет, г. ижевскнаучный руководитель — д.и.н., профессор р.д.голдина

Ниппур — один из известнейших городов древней Месопотамии. Он расположен на восточном берегу Евфрата в 180 км южнее Багдада и в 130 км южнее Вавилона. Город имел круглую в плане форму и был защищен крепостной стеной высотой 10 м и шириной 4 м. Его площадь составляла 210 кв.км. Наивысшая точка города находилась на высоте 25 м над уровнем окружающей его равнины. Земли вокруг города — очень плодородные, недаром река Ниппура, протекавшая рядом, известна под названием «плод». Оросительное земледелие, использовавшееся жителями, приносило хорошие урожаи. Главными богатствами горожан являлись пшеница и финиковые пальмы. Последние были не только источником пищи, но и использовались в строительстве.

Город известен в источниках под многими названиями, самым из-вестным из которых является Ниппур (Nippur). В переводе с шумерского это означает «город Энлиля (En-Liil)», верховного божества шумерско-го пантеона. Другое название города — Эбидо, что означает «верный, постоянный». Это название было связано с верой жителей в вечное существование бога Энлиля.

Для жителей Шумера Ниппур был священным городом. Он являлся центром поклонения величайшему божеству — богу Энлилю. Цари об-новляли город, реставрировали его храмы и стены, почитали его жрецов, чтобы получить право законности своей власти. Историки полагают, что важнейшей правящей династией города, начиная со времен «великого потопа» и до конца третьей династии Ура являлась династия Лагаш. Цари, не признававшие священность храма Энлиля в Ниппуре, не допускались к власти в других городах. Первое, что должны были сделать будущие правители для получения короны и посоха правления, — удовлетворить пожелания жрецов храмов Ниппура.

Ниппур никогда не был политическим центром, но благодаря верхов-ному божеству, богу Энлилю, не подчинялся ни одному из правителей. Все города Шумера были связаны с Ниппуром тесными, прежде всего

урало-поволжье в эпоху палеометаллов

76 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

религиозными связями. Помимо Ниппура храмы в честь бога Энлиля были возведены в Вавилоне, Уре, Уруке, Лагаше и других городах.

Раскопки в городе проводились с 1851 по 1987 гг. Среди экспедиций, побывавших в Ниппуре, самыми известными являются британская экс-педиция Лирда (1851 г.), американские экспедиции Диблио Ки Лофташа (1852 г.), Петерса, Гайнса и Хилпрехта (1887–1893 гг.), Хайнеза (1893, 1899–1901 гг.).

Необходимо упомянуть о наличии храмов и дворцов как ядра циви-лизации. Храм являлся важнейшим строительным сооружением любого города, его культовой основой, центром поклонения «национальному» шумерскому богу Энлилю. Археологи выделяют несколько видов хра-мов в Ниппуре:

А — Храмы, прилегающие к зиккурату или расположенные недалеко от него. Их высота была немного меньше, чем высота самого зиккурата. Они выполняли такую же культовую функцию, как и зиккурат. В эту группу входил храм бога Энлиля Э-Кур (храм и зиккурат).

Б — Храмы главных божеств, которые были расположены в цен-тральных районах города и предназначены для поклонения верховным божествам города, например, храм бога Энлиля.

В — Храмы, в которых происходило поклонение приближенным к богу Энлилю. По своему значению они не уступают главным храмам, например, храм бога Эшмах и храм Ки-Ура.

Г — «Домашние храмы», или небольшие комнаты, находящиеся в каж-дом доме для моления и поклонения богам.

Большинство дорог и улиц города вели к храмам. Улицы Ниппура не были такими широкими и просторными как в Вавилоне, где они строи-лись с последующим использованием в военных целях. Ниппур никогда не был политическим центром, поэтому религиозные и духовные аспекты в его архитектуре и планировке преобладали над всеми остальными.

Жилой сектор изначально располагался в южной части Ниппура на берегу Евфрата, который считался главной водной артерией города. Развитие строительство жилых сооружений происходило одновре-менно с развитием самого города. Наличие гостиных комнат в домах свидетельствует о тесных связях между жителями города, семейные и социальные отношения в котором строго регулировались местными законами. Перенос жилого сектора во время правления касситов из юж-ной в юго-восточную часть города объясняется тем, что до их появления город проживал мирные времена затишья и спокойствия. А с приходом касситов внешние угрозы стали возрастать и это вынудило их построить оборонительный ров на месте бывшего жилого района для больших

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 77

гарантий безопасности жителям. Находка в ходе археологических рас-копок большого количества школ и древнейшей библиотеки Месопота-мии свидетельствует о хорошем уровне развития образования в городе.

Храмовая архитектура Ниппура также имела свои особенности. Цен-тральное ядро города было представлено религиозными и духовными местами, которые находились в его различных частях. Большинство городских храмов были построены при царе Ур-Намму, который, по срав-нению с остальными царями, находился у власти продолжительное время. Также в Ниппуре не существовало двойственности храмов, то есть один храм был посвящен не более чем одному божеству. Высокий уровень развития храмовой архитектуры подтверждается отсутствием храмов с одинаковой планировкой.

На протяжении всего времени существования города главным бо-жеством Бога неизменно оставался бог Энлиль, что определило его храмовые особенности, а также другие особенности городских построек.

Костяные наконечники стрел из коллекции поселениябронзового века Чебаркуль III

а.о.букачевачелябинский государственный педагогический университет, г. челябинскнаучный руководитель — науч. сотруд. лаи чгпу и.п.алаева

В материалах памятников бронзового века Южного Зауралья костяные наконечники стрел не составляют больших серий находок. Немного-численность и видовое разнообразие изделий затрудняет выделение конкретных типов. Устоялось мнение, что многообразие форм нако-нечников объясняется разнообразием форм заготовок (сколов, трубча-тых костей животных) и различием навыков мастеров. Тем не менее, считаем возможным предположить, что кажущееся разнообразие форм объясняется тем, что в категорию наконечников стрел попадает группа изделий, имеющая лишь внешнее сходство с ними.

В центре внимания данной работы находится коллекция костяных наконечников стрел с поселения Чебаркуль III. Изделия встречены в слое с черкаскульско-межовским керамическим комплексом.

Коллекция костяных наконечников стрел на поселение Чебаркуль III представлена 10 экземплярами: 1. Черешковые наконечники с ромбиче-ским сечением пера. 2. Черешковый наконечник с двумя выступающими

78 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

шипами. 3. Черешковые наконечники с аморфным сечением пера. 4. Бесчерешковый наконечник с треугольной формой пера.

Первый тип представлен 3 экземплярами. Целый наконечник имеет длину 14,1 см. Перо имеет ромбовидную форму, все грани острия сим-метричны. Ребра изделия относительно острые.

При трасологическом анализе на всех изделиях были обнаружены следы в виде узких, длинных, довольно четких царапин. Линии рас-положены параллельно относительно друг друга. На всех наконечниках фиксируется также не жирный, слабозаметный блеск (наиболее выра-женный на ребрах изделий). Судя по характеру следов, можно предпо-ложить, что изготовляли все эти наконечники металлическим ножом.

Наконечники стрел подобного типа известны на ряде памятников: пос. Дуванское XVIII [Стефанов В.И., Корочкова О.Н., 2000], пос. Чере-муховый Куст [Зах В.А., 1995, с. 55, рис. 36], мог. Амангельды [Зданович Г.Б., 1988, с. 69, рис. 28], мог. Такталачук [Казаков Е.П., 1979, с. 150, рис. 3].

Второй тип представлен одним экземпляром. Наконечник плоский, с двумя шипами. Ребра наконечника относительно острые. На плоских частях изделия микроследы фиксируются в виде коротких неглубоких линий. Следов заполировки не зафиксировано. Судя по всему, изделие не использовали вообще или же использовали крайне мало.

Наконечники стрел с шипами известны на пос. Юкаликулево [Обы-деннов М.Ф., 1998, рис. 35], на селище Урняк [Сальников К.В., 1967, с. 55, рис. 8] на Алексеевском поселении [Кривцова-Гракова О. А., 1947, рис. 124].

Третий тип представлен 5 экземплярами. Все изделия имеют раз-нообразное сечение пера. По следам сработанности предметы данного типа можно разделить на две подгруппы.

Первая подгруппа представлена двумя экземплярами с уплощен-ным черешком и различным сечением пера. Изделия этой подгруппы изготовлены аккуратно, и имеют относительно симметричную форму. Микроследы фиксируются в виде узких четких линий. Блеск на изделиях слабый, плохо заметный.

Вторая подгруппа представлена 2 экземплярами и резко отличается по микроследам от всех ранее рассмотренных наконечников. Первый экземпляр имеет аморфную форму пера. Микроследы под микроскопом фиксируются в виде вкраплений, углублений округлой формы. Здесь же виден относительно яркий блеск. На ребрах и противоположной стороне изделия таких следов не наблюдается. Боковые грани явно образовались от срезов металлического ножа.

Второй экземпляр из данной подгруппы имеет подромбическую форму пера. «Перо» изделия имеет залощенность, не характерную для

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 79

остальных наконечников (жирный блеск, затертость, заглаженность поверхности). Острие имеет закругленную форму. На основании этих признаков можно говорить о частом использовании данного изделия. Микроследы менее четкие (из-за большей степени сработанности). Следы под микроскопом фиксируются в виде неглубоких линий, па-раллельных друг другу.

Так как оба изделия имеют не характерные для наконечников стрел следы сработанности, можно предположить иное использовании данных предметов (возможно вторичное).

Четвертый тип представлен бесчерешковым наконечником стрелы с треугольной формой пера. Следы обработки фиксируются в виде чет-ких продольных микролиний. На гранях предмета линии расположены в направлении от основания к острию. Слабый блеск и следы залощен-ности фиксируются по всему изделью.

На основании проведенного трасологического анализа можно гово-рить о том, что все предметы изготовлены при помощи металлического ножа. Вторичной обработке (скобление, шлифовка) изделия не подвер-гались. И если следы изготовления изделий схожи между собой, то следы использования резко отличаются. Здесь следует отдельно выделить те рассмотренные нами изделия, на которых следы сработанности ми-нимальны (слабый блеск только на ребрах, небольшая затупленность острия) и те, на которых следы сработанности более сильные.

Изделия первого и второго типа (с меньшими следами сработанности) отличаются также аккуратностью изготовления и симметрией форм. Все изделия, относящиеся к первому и второму типу, использовались в качестве наконечников стрел.

Изделия третьего и четвертого типа отличаются не только более интенсивными следами сработанности, но и формой: эти «наконечники» имеют более грубую форму, они ассиметричны. Вероятно, изделия этой группы, нельзя отнести к категории наконечников стрел.

литератураЗах В.А. Поселок древних скотоводов на Тоболе. — Новосибирск, 1995.Зданович Г.Б. Бронзовый век Урало-Казахстанских степей (основы

периодизации). — Свердловск, 1988.Казаков Е.П. Памятники черкаскульской культуры в восточных районах

Татарии // СА. — 1979. — № 1.Кривцова-Гракова О.А. Алексеевское поселение и могильник // Архео-

логический сборник. Выпуск XVIII. — М., 1947.Обыденнов М.Ф. Межовская культура. — Уфа, 1998.

80 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Сальников К.С. Очерки истории Южного Урала. — М., 1967.Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Андроновские древности Тюменского

Притоболья. — Екатеринбург, 2000.

Керамика Бегазинских мавзолеев

д.а.буранбаевкарагандинский государственный университет, г. караганда, республика казахстаннаучный руководитель — к.и.н., доцент в.в.варфоломеев

Бегазы-дандыбаевская культура (далее — БДК) локализована А.Х. Маргуланом в пределах Казахского мелкосопочника, который занимает площадь, несколько большую, чем Центральный Казахстан. Время суще-ствования культуры соответствует периоду финальной бронзы восточ-ноевропейской периодизации. Памятники представлены поселениями, мавзолеями и небольшим количеством рядовых погребений [Маргулан А.Х., 1979; Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев А.М., Оразбаев А.М., 1966].

Наиболее яркие памятники этой культуры — мавзолеи — каменные огра-ды внушительных размеров и сложной конструкции. Мавзолеи известны в могильниках Дандыбай, Бегазы, Айбас-Дарасы, Бугулы III, Сангру I. Мав-золеи синхронны многочисленным поселениям с валиковой керамикой, но содержат оригинальную керамику («бегазинский» тип). На этом осно-вании ряд исследователей считает, что мавзолеи принадлежат собственно БДК, а поселения — саргаринско-алексеевской культурной общности культур валиковой керамики. Т.е. возникает проблема сосуществования в Центральном Казахстане двух культур [Историографию проблемы см.: Федорук А.С., 2006]. В связи с этим целесообразно проанализировать такой важный индикатор культурной принадлежности, как керамика.

В результате проведенного анализа посуды из мавзолеев было вы-делено 2 группы керамики.

Группа 1 — посуда валикового типа. Представлена преимущественно горшечными формами толстостенной керамики с несложным компо-зиционно орнаментом в виде рельефного валика, пальцевых зашипов, резных линий, полос из отрезков линий. Посуда этого типа присутствует во всех мавзолеях.

Группа 2. Представлена различными типами посуды, объединенными нами в подгруппы. Подгруппа 2а — керамика имеющая аналогии в кол-лекциях, происходящих из памятников андроноидных культур Западной

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 81

Сибири — ирменской, еловской, бархатовской, пахомовской. Подгруппа 2б — керамика карасукского облика. К этой группе отнесено 3 сосуда из могильника Бегазы. Подгруппа 2в — керамика тагискенского облика. Сосуды этой группы красно- и чернолощеные, чашевидные, небольшие, с уплощенным или округлым дном, приземистых пропорций. Подгруппа 2г — кубки. Подгруппа 2д — собственно бегазинская посуда. Это плоско-донные и круглодонные лощенные и нелощёные сосуды небольших размеров, с орнаментом, выполненным фигурным штампом (струйчатым, подковообразным, циркульным, s-видным) и занимающим все тулово.

Выводы: 1. Керамика группы 1 имеет местное происхождение, посуда группы 2 выглядит явным импортом и копиями импортных образцов. 2. Мавзолеи БДК принадлежали представителям элиты местной культуры валиковой керамики. 3. Происхождение мавзолеев не связано с мигра-цией карасукского населения в Центральный Казахстан. 4. Керамика из мавзолеев отражает многовекторные связи населения Казахского мел-косопочника в период поздней бронзы с населением других территорий.

литератураМаргулан А.Х. Бегазы-дандыбаевская культура Центрального Казахста-

на. — Алма-Ата, 1979. — 360 с.Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев А.М., Оразбаев А.М. Древняя

культура Центрального Казахстана. — Алма-Ата, 1966. — 435 с.Федорук А.С. Бегазы-дандыбаевский феномен: история изучения и исто-

риография // Изучение памятников археологии Павлодарского При-иртышья. — Павлодар: НПФ «Эко», 2006. Вып. 2. — С. 127–147.

Могильник Коржар. Погребения времени валиковой керамики

а.в.голобурдинакарагандинский государственный университет, г. караганда, республика казахстаннаучный руководитель — к.и.н., доцент в.в.варфоломеев

Могильник Коржар находится в 70 км к юго-востоку от г. Караганды, на южном склоне левого берега р. Кызылкой бассейна р. Нуры. Памятник состоит из 14 сооружений эпохи бронзы. Большинство из раскопанных погребений содержали андроновские-федоровские материалы. К куль-туре валиковой керамики относятся погребения в сооружениях 2, 12 и 13.

82 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Сооружение 2 — каменный курган овальной формы, ориентированный по линии З-В. Размеры кургана — 5,5×4,7 м, высота — 0,4 м. Он сложен из камней размерами от 0,15×0,07×0,04 м до 0,7×0,4×0,25 м. По краям кур-гана с северной, южной и юго-западной сторон прослежено подобие крепиды-ограды из крупных камней. С южной стороны сооружения 2 имелась выкладка из мелких камней размерами 1,2×0,95 м. Погребальная камера — грунтовая яма яйцевидной формы с расширением к югу, пере-крытая массивной каменной плитой. Ориентирована могила по линии СЮ. Размеры могилы — 1,55×0,95 м, глубина до 0,25 м. Под камнями, выше уровня очертаний могильной ямы лежал череп человека. Южнее черепа на той же глубине стоял сосуд. Скелет находился ниже черепа на 0,1-0,2 м. Погребенный лежал скорченно на правом боку, головой на юг.

Сооружение 12 частично разрушено при вспашке. Сохранились лишь камни северо-северо-восточной части ограды и реконструировать её перво-начальный облик затруднительно. Размеры развала камней — 3,012×3 м. Ограда сложена из камней размерами 0,4×0,2×0,15 м до 0,7×0,6×0,5 м. Высота до 0,4 м. На глубине до 0,25 м обнаружено могильное пятно овальной фор-мы. Размеры ямы по материку 1,8×1,15м, глубина 0,7 м. Яма ориентирована по линии ССВ-ЮЮЗ. Размеры ямы по дну 1,4×0,85 м. На дне могилы на правом боку в скорченном положении лежал скелет человека. Погребенный был уложен ничком, вниз грудью, левая рука расположена согнуто, плечевая кость под углом к позвоночнику. Кости предплечья почти перпендикулярны позвоночному столбу. Фаланги пальцев руки сжаты, как будто погребенный сжимал предмет диаметром около 5 см. Череп лежит на правом боку. Под нижней челюстью фиксируются бронзовые бусы и тлен органического происхождения. В изголовье стоял сосуд горшечной формы без орнамен-та. У юго-западной стенки могилы находились 2 ребра и 3 позвонка овцы в сочленении. У сосуда — тазовая кость и 5 позвонков овцы в сочленении.

Сооружение 13. Частично разрушено, реконструировать форму ограды и ориентировку затруднительно. Размеры развала камней — 3,9×3,8 м, вы-сотой до 0,35 м. В западной части находился каменный ящик размерами 0,75×0,75 м из вертикальных плит — могила 1. Глубина погребального ящи-ка — 0,6 м. Плиты погребальной камеры выступают на 0,2 м над уровнем материка. В северной части ящика плита отсутствует. Вытянут ящик по линии ССВ — ЮЮЗ. В заполнении ящика 1 обнаружены фрагменты керамики андроновско-федоровского типа и таранная кость животного.

В юго-восточной части ограды лежали два массивных камня, один из которых размерами 1,95×0,6×0,45 м, другой — 1×0,8×0,4 м. Под камнями зафиксировано могильное пятно погребальной камеры 2. Это — грун-товая могила овальной формы. Размеры по верхнему краю — 2×1,2 м,

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 83

размеры по дну 1,8×1,1 м. Глубина — 0,6 м. Ориентирована яма длинной осью по линии СЮ. В северной части могилы на глубине 0,2 м зафик-сировано пятно прокала размером 0,4×0,2 м, глубиной до 0,15 м. На дне могилы в скорченном положении лежал костяк. Ноги погребенного согнуты в коленях, стопы располагались на одной линии с позвоночным столбом. Руки согнуты в локтях, расположены перед лицом. Возле ко-лен зафиксированы кости младенца, ориентированного головой на юг. У пяточных костей взрослого покойника стоял керамический сосуд. В изголовье погребенного стоял второй сосуд. Под черепом лежал брон-зовый нож с цельнолитой рукоятью, переходящей в круглое плоское навершие, длиной 21см. На ноже сохранились фрагменты органического материала, предположительно кожи — остатки ножен. Рядом, между черепом и сосудом, был положен предмет из плюсневой кости некруп-ного копытного, с двумя бронзовыми штырьками. Под этим предметом лежало четырехгранное шило. Еще одна кость, крупной птицы, лежала за затылком черепа. У северо-восточного угла могилы было найдено бронзовое массивное тесло с уступом.

Погребальный обряд с захоронением в грунтовых ямах соответствует обряду, характерному для рядового населения бегазы-дандыбаевской куль-туры [Варфоломеев В.В., 2007]. Керамика представлена четырьмя сосудами. Два из них (из сооружений 2 и 12) — округлобокие неорнаментирован-ные горшки, имеющие соответствия в посуде поселений и могильников бегазы-дандыбаевской (саргаринско-алексеевской) культуры. Сосуды из погребения 2 ограды 13 отличаются выраженной шейкой с уступом при переходе в тулово, на одном из них — орнамент в виде ряда насечек по плечику. Сосуды с уступом не характерны для валиковых комплексов, но встречены в могильнике Айдарлы на р. Атасу [Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев М.К, Оразбаев А.М.., 1966, с. 186, табл. XVIII].

Находки металлических изделий дают возможность конкретизи-ровать время совершения коржарских захоронений. Бронзовый нож казахстанского типа, шило и тесло с уступом относятся к азиатским типам изделий восточной зоны общности культур валиковой керамики [Агапов С.А., Дегтярева А.Д., Кузьминых С.В., 2012], позволяют датиро-вать рассмотренные погребения рубежом II-I тыс. до н. э. или началом I тыс. до н. э., и относить их к бегазы-дандыбаевской (саргаринско-алексеевской) культуре. Новые материалы, полученные при раскоп-ках могильника Коржар, существенно пополняют корпус источников по археологии Центрального Казахстана конца эпохи бронзы, особенно в связи с проблемой бегазинских мавзолеев, которые синхронны не-большим погребальным сооружениям с керамикой валикового типа.

84 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

литератураАгапов С.А., Дегтярева А.Д., Кузьминых С.В. Металлопроизводство Вос-

точной зоны общности культур валиковой керамики // Вестник ар-хеологии, антропологии и этнографии. — 2012. — № 3 (18). — С. 44–59.

Варфоломеев В.В. Погребения культуры валиковой керамики в урочище Темиркаш // Материалы международной научной конференции «Кадырбаевские чтения — 2007». — Актобе: «ПринтА», 2007. — С. 50–57.

Маргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев А.М., Оразбаев А.М. Древняя культура Центрального Казахстана. — Алма-Ата: Наука, 1966. — 435 с.

Могильник Коржар. Андроновские-федоровские погребения

е.а.дмитриевкарагандинский государственный университет, г. караганда, республика казахстаннаучный руководитель — к.и.н., доцент в.в.варфоломеев

Памятник находится в 70 км к ЮВ от города Караганды, в Абайском районе Карагандинской области, на левом берегу небольшой речушки Кызылкой бассейна р. Нуры. Могильник расположен на южном, юго-восточном и восточном склонах невысокой сопки, подвергшейся дену-дационным процессам. На поверхности фиксировалось 14 каменных оград овальной, квадратной, прямоугольной и круглой формы. Размеры оград от 3,95×3,15 до 5,2×5,1 м, камни выступают над современной дневной поверхностью на 5–30 см. Для строительства использовались камни из близлежащих скальных обнажений.

В полевом сезоне 2013 г. отрядом археологической экспедиции КарГУ им. Е.А. Букетова было исследовано 8 оград (1, 2, 8, 9, 10, 11, 12, 13) могиль-ника Коржар. Общая площадь раскопов составила 295 кв.м. Это восточная, южная и западная части памятника. К фёдоровской культуре относятся погребальные комплексы 1,8,11. Погребения в оградах 2, 12, 13 принадлежат бегазы-дандыбаевской культуре, сооружения 9 и 10 сложно датировать из-за сплошной ограбленности.

Сооружение 1 — ограда подквадратной формы размером 5,2×5,1 м. Она ориентирована углами по линиям СЗ-ЮВ — СВ-ЮЗ. В ограде было три погребения: циста и два каменных ящика. Циста, расположенная в северо-западной части ограды, имела размеры 1,6×1,4 м, она ориентирована длин-ной осью по линии СВ-ЮЗ, глубиной 0,95 м. В ней встречены разрозненный посткраниальный скелет человека и фрагменты керамики. В южной и вос-

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 85

точной части ограды находились 2 каменных ящика (погребения 2 и 3), размеры которых 1,5×0,62×0,78 и 1,13×0,8×0,97 м. Ящики ориентированы по линиям СВ-ЮЗ и ССВ-ЮЮЗ. К ограде примыкают 2 пристройки. Более крупная, подпрямоугольной формы (погребение 4) пристроена с юго-западной стороны. Её размеры — 1,75×1,5 м. Ориентирована она длинной осью по линии СВ-ЮЗ. Сверху была перекрыта массивной каменной плитой. В пристройке была циста размерами 1,4×1,05×0,65 м. Вторая при-стройка (погребение 7) размером 1,15×0,75 м находилась у северо-западной стенки ограды. В ней был каменный ящик размерами 0,45×0,33×0,32 м. За пределами ограды у южного угла было еще две цисты (погребения 5 и 6), размерами 0,9×0,8×0,54 и 0,45×0,4×0,3 м. При расчистке могил были обнаружены фрагменты керамики и разрозненные кости людей.

Сооружение 8 — ограда прямоугольной формы. Размеры ограды — 5,75×3,25 м. Высота сооружения до 0,5 м. Вытянута длинной осью по линии ССЗ-ЮЮВ. С северо-восточной стороны к ограде примыкает пристройка прямоугольная в плане и вытянутая в том же направлении, что и основ-ная ограда. Размеры пристройки — 1,95×1,47 м. Высота до 0,45 м. В ограде на глубине до 0,2 м от современной дневной поверхности зафиксированы 2 погребальные камеры. Первая расположена в северо-западной части ограды, вторая в юго-восточной.

Погребальная камера 1. Циста подпрямоугольной формы со скруглен-ными углами. Размеры — 1,55×1,15, глубина 0,9 м. Ориентирована по линии СВ-ЮЗ. Юго-западная стенка камеры в верхней части отсутствует. В за-полнении могилы встречен разрозненный посткраниальный скелет.

Погребальная камера 2. Грунтовая яма в форме скругленного прямоу-гольника. Размеры — 1,5×1,3,5 глубина до 0,7 м. Вытянута длинной осью по линии ЗЮЗ-ВСВ. В заполнении найдены фрагменты керамического сосуда и разрозненные кости человека и животного (грызуна).

Погребальная камера 3. В пристройке находилось детское погре-бение в цистовой камере ориентированной по оси СВ-ЮЗ. Разме-ры 0,87×0,59×0,65 м. Вместе с погребенным обнаружен сосуд баночной формы плохой сохранности. Сооружение 11 — круглая ограда диаметром 5,15–5,1 м. Высота сооружения до 0,4 м. На камне южной дуги ограды лежала мотыга из крупнозернисторо песчаника. В центре ограды на-ходился массивный каменный ящик, сооруженный в материковом слое. Состоит из 4-х гранитных плит. Размеры ящика 1,8×1 м, глубина — 0,85 м. Ориентирована погребальная камера по линии З-В. При выборке за-полнения встречены разрозненные фрагменты керамики и кальцини-рованных костей. На дне погребальной камеры у восточной её стенки встречены два керамических сосуда. Один имеет горшечную форму,

86 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

раздавлен заполнением могилы, второй — баночной формы со следами нагара и ремонта с помощью бронзовой скобы. Почти в центре могилы, на дне лежала кучка мелких кальцинированных костей.

Для могильника Коржар характерен биритуализм погребального обряда: применялись как кремация (погребения взрослых), так и ингу-мация (детские погребения).

Находки из оград 1, 8, 11: бронзовая скоба, каменная мотыга и керамика. Найдено 17 сосудов, представленных целыми формами и фрагментами. По форме сосуды подразделяются на 2 типа: банки и горшки. Сосуды горшечных форм покрыты ковровым орнаментом. Декор выполнен как по косой, так и по прямой сетке. Орнамент нанесён зубчатым штампом. Изредка применялась техника протаскивания при нанесении каннелюр. Орнамент расположен зонально: на венчике, шейке, плечике. Основным мотивом декора является треугольник, реже косой меандр, вдавления треугольной формы, горизонтальная «ёлочка». В одном случае дно орнаментировано прямой свастикой. Банки орнаментированы скудно.

Судя по керамике, сооружения 1,8,11 могут быть отнесены к фёдо-ровской культуре андроновской культурно-исторической общности и по методу аналогий датированы XVI–XIII вв. до н. э. [см.: Евдокимов В.В., Варфоломеев В.В., 2002; Кузьмина Е.Е., 1994]. Вероятно, могильник Коржар был оставлен группой федоровского населения, обитавшей в по-селении, найденном на правом берегу р. Кызылкой, напротив могильника.

литератураЕвдокимов В.В., Варфоломеев В.В. Эпоха бронзы Центрального и Се-

верного Казахстана. — Караганда, 2002. — 138 с.Кузьмина Е.Е. Откуда пришли индоарии? Материальная культура пле-

мён андроновской общности и происхождение индоиранцев. — М., 1994. — 464 с.

Мировоззренческий контекст артефактов с гравировками

е.к.ескендировакадемия «кокше», г. кокшетау, республика казахстаннаучный руководитель — д.и.н., профессор в.ф.зайберт

Все явления хозяйственной и культурной жизни нашли свое отраже-ние в мелкой пластике, живописи, гравировок на камне, костях животных, орнаменте на посуде, изделиях. В какой-то мере археологические факты

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 87

позволят говорить и о реконструкции элементов духовной культуре древнего человека [Столяр А.Д., 1985].

Целью данной работы является систематизация материала с орнамен-том, дешифровка и их семантического значения, попытка реконструк-ции мировосприятия и мировоззрения людей, проживавших в эпоху каменного века.

Ряд статей посвящены проблемам орнаментации и гравировки, как ис-кусство неолита и бронзы. Следует отметить, что проблема орнаментально-го искусства каменного века изучена мало. Некоторые работы посвящены орнаментации земледельческих культур, в то время как орнаментация на изделиях скотоводческих культур остается пока мало исследованной.

Орнаментация — это один из видов художественного искусства. О появлении художественной деятельности как самостоятельного фе-номена можно говорить лишь, начиная с верхнего палеолита, поскольку в этот период изобразительное творчество представлено в удивительно развитой и устоявшейся форме. Орнаментация в своей основе есть творческое осознание и претворение в образах активно познаваемой деятельности, активной человеческой борьбы.

Конечно, развитие орнаментации как изобразительного искусства было возможно только потому, что возникавшие в сознании людей об-разы деятельности представляли собой мощные средства объединения их эмоции в совместной жизненно важной для коллектива трудовой деятельности. Искусство орнаментации всегда было одной из форм общественного сознания.

Есть множество проблем при изучении орнаментации и гравировок. Происхождение орнаментации как одной из сторон сознания находить-ся в неразрывной связи с общим процессом становления и развития познания. Орнаментация обладает глубокой интеллектуальной при-родой и, следовательно, возможно, только при значительно высокой функцией мышления. Таким образом, высокому уровню орнаментации соответствует уровень мышления. Мир земледельцев неолита заметно отличается от мира их предшественников: он, как бы, конструируемый, мир же палеолитических охотников — «переживаемых», естественно-природный. Характерно, что в палеолитическое время орнамент не имел такого широкого распространение, как в эпоху производящего хозяйства. Орнамент стал ведущим видом искусства лишь у древних земледельцев [Масон В.М., 1970]. Орнаментация распространяется тогда, когда от ис-пользования исключительно природных материалов человек переходит к использованию искусственных, в первую очередь специально при-готовленных изделий из глины и кости.

88 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Обобщение, выражение общего, нарастание тенденции символизма — это определяет искусство земледельцев, и это же воплощается в их миро-восприятии и миропонимании. Орнаментальное искусство соответство-вало стилю жизни оседлых земледельцев, их представлениям о стройной структуре мира, в центре которого они обитали, о тех силах, которые управляли этим миром. Символика, связанная с плодородием, в первую очередь женская, составляла одну из основ их изобразительного твор-чества, обрядовой практики, и вероятно, мифологии [Токарев С.А., 1961].

Орнамент — самый характерный, но не единственный «вид» древнего искусства. Широко была распространена мелкая скульптура из глины, реже — из камня. Статуэтки представляли собой изображения антропо-морфных и зооморфных существ. В них заметны те же черты условности и обобщенности, которые определяют облик орнаментального искусства. Формы человеческого тела, как правило, упрощены.

В качестве вывода можно отметить, что познание формирующего человека было в своих истоках нерасчлененным: зачатки понятий-ного познания теснейшим образом переплетались с художественно-образным отражением действительности. Первобытный человек ощу-щал и воспринимал окружающий мир, прежде всего таким, каким он перед ним открывался: полезным или вредным, опасным или нет, угрожающим или благоприятным, дающим пищу или заставляющим испытывать голод [Выготский Л.С., 1986]. Всё это значит не что иное, как существование мира человека, пусть ограниченного, но имеющего первостепенное значение для решения вопроса: выживет или не вы-живет человек в этих условиях. Первобытное орнаментальное искус-ство дает картину породившего его общества во всей его целостности и богатстве. Это позволяет рассматривать его произведения как один из важнейших источников для реконструкции истории мировосприятия оставивших его людей.

литератураСтоляр А.Д. Происхождение изобразительного искусства. — М.: «Ис-

кусство», 1985.Масон В.М. К семантике знаков собственности эпохи бронзы. — Ново-

сибирск, 1970.Токарев С.А. К вопросу о значении женского изображения эпохи

палеолита // СА. — 1961. — № 2.Выготский Л.С. Психология искусства. — М., 1986.

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 89

Архитектура и хозяйственно-производственная топография поселения Ботай

а.ж.иманбековаакадемия «кокше», г. кокшетау, республика казахстаннаучный руководитель — д.и.н., профессор в.ф.зайберт

В 1980 году СКАЭ под руководством В.Ф. Зайберта было открыто энеолитическое поселение Ботай площадью более 15 га, которое рас-положено на площадке правого берега реки Иман-Бурлук в 1,5 км к юго-востоку от с. Никольское Володарского района Северо-Казахстанской области. На поселении за период его существования было построено не менее 200–300 жилищ. С учетом данной планиграфической ситуа-ции в различных частях памятника — береговой, южной, центральной и северной окраиной — 24-мя раскопами вскрыто 7528 кв.м культурного слоя. Раскопано 76 жилищных и хозяйственных конструкций [Зайберт В.Ф., 2009].

На основании ряда работ археологов Северного Казахстана [Зайберт В.Ф., 1992; Кисленко А.М., Плешаков А.А., 1998] выявлено, что проис-хождение ботайской архитектуры (далее Б.А.) своими корнями уходит еще в неолитическую эпоху. Наблюдается четко выраженное заимство-вание ботайцами модели жилищно-хозяйственных конструкций у пред-шествующей — атбасарской культуры. Во-первых, это округлая форма жилищ (Виноградовка 10, Тельмана 10) [Зайберт В.Ф., 1992]; во-вторых, сосуществование одновременно двух типов жилищно-хозяйственных конструкций, т.е. базовых (круглогодичных) и стационарных (сезонных); в-третьих, площадь конструкций (до 90 кв.м).

Однако следует отметить, что Б.А. не является полным отраже-нием предшествующей культуры. Атбасарская архитектура является лишь исходной моделью для формирования новой своеобразной ар-хитектуры, имеющей особенности в соответствии с изменяющимися природно-климатическими условиями, а также влияния социально-экономических факторов. Формирование Б.А. диктовалось условиями окружающей среды. Этот фактор оказал воздействие на смену жилищ наземного типа полуземлянками. Жилища углубленного типа помогали сохранить определенно теплую температуру в зимнее время, и, спасали от чрезмерной жары в летний период. В совокупности с традиционными методами строительства выявлены элементы инноваций, в частности глинобитная технология. В качестве особенностей следует выделить площадь поселения (более 15 га), а также своеобразие археологических

90 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

и палеозоологических материалов. Уникальность поселения заставила подойти к исследованию объекта комплексно. Высокая степень со-хранности объекта позволила сделать ценные наблюдения по истории формирования культурного слоя, специфике жилых и хозяйственных построек, производственной топографии и стратиграфии поселения.

Все постройки поселения Ботай делятся на жилые и производствен-ные. Производственные сооружения (мастерские) располагаются в основ-ном на краю поселения, у самого обрыва реки. В то время как жилые помещения располагаются на всей территории памятника. Они меньше размером, часто без очагов. Имеют округлую или подквадратную формы. Наиболее полная характеристика жилой и производственной архи-тектуры ботайского типа дана профессором В.Ф. Зайбертом [Зайберт В.Ф., 1993].

«Производственная специализация заключалась не в территориальном распределении по жилищам тех или иных технологий, а в выделении определенных видов деятельности, связанных не с производством ору-дий и их утилизацией, а с переработкой сырья, заготовкой его впрок, обработкой и выделкой кож, выварка костей и других специфических операций. На Ботае эту работу выполняли в береговой части поселения, у воды, на ветру, часто за пределами жилищ, под навесами или на от-крытом воздухе».

В центральной части в основном наблюдается сосредоточение жилых помещений. В зимнее время в них производились трудовые операции, свидетельством которых являются артефакты.

Как уже отмечалось, наряду с жилыми постройками сосуществовали пристройки округлой или подквадратной форм хозяйственного значения. Площадь помещения была сравнительно меньше в отношении с по-стройками жилого характера. Похожее описание пристроек нежилого характера дает Г.И. Дзенискевич [Дзенискевич Г.И., 1987], однако, по его предположению, они использовались в качестве бань.

Ботайский ХКТ определяется как оседлый, многоотраслевой с до-минированием коневодства. Наряду с коневодством, как средством жиз-необеспечения, существовали охота, рыболовство, домашние промыслы. Важным событием в развитии экономики стала доместикация лошади. Формировался новый ХКТ и образ жизни в целом. В многоукладной экономике определенную роль играла производственная специализация. На основе классификации производственного инвентаря в жилищах, осуществленной В.Ф. Зайбертом в археологической работе «Ботайская культура» видно, что производственные операции проводились прак-тически во всех жилищах за исключением постройки на 6–7 раскопах

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 91

(жилище № 40), которая служила помещением для лошадей (своео-бразной конюшней). Такая картина была вполне типична в условиях рассматриваемого периода. При помощи геомагнитного сканирования была определена специфика жилой и производственной архитектуры.

Таким образом, на основании изученного материала выявлено, что ботайское домостроение нашло отражение в постботайское время с некоторыми изменениями, которые были обусловлены арридизацией климата, демографическим приростом населения, а также переходом к кочевому образу жизни. Традиционная архитектура была уже неак-туальна. Вопрос увеличения площади был решен за счет добавления пристроек соединенных между собой коридором. Так, сам принцип построения остался прежним, а проблема расселения была устранена. Другим решающим фактором эволюции строительной технологии стало изменение уклада жизни вследствие перехода к кочевничеству. Необходимость постоянной транспортировки жилища стало основной предпосылкой к возникновению юрты. Она представляет собой сово-купность преемственности ботайской архитектуры с внедрением новых строительных методов с целью создания мобильного переносного жилища. Несмотря на утрату некоторых признаков, в целом принцип построения стал исходной базой для формирования жилищ современного типа. В качестве основных архитектурных элементов, сохранившихся до наших дней следует выделить: округлую форму, наличие свода в осно-вании, разграничение зон в помещении, наличие очага в центре, а также принцип соединения жилищ. Как отмечает А.М. Оразбаев [Оразбаев А.М., 1970], у казахов во время праздников для приема гостей 2 юрты соединяли между собой коридором. Так решалась проблема увеличения вмещаемости пространства. Вероятно, метод унаследован от ботайцев.

литератураЗайберт В.Ф. Ботайская культура. — Алматы: «Казакпарат», 2009.Кисленко А.М, Плешаков А.А. Неолитическая стоянка Виноградовка 14 //

Вопросы археологии Казахстана. — 1998. — Вып. 2.Зайберт В.Ф. Атбасарская культура. — Екатеринбург: Уро РАН, 1992. —

С. 46–70.Зайберт В.Ф. Энеолит Урало-Иртышского междуречья. — Петропавловск,

1993. — С. 20–23.Дзенискевич Г.И. Атапаски Аляски. — Л., 1987. — 152 с.Оразбаев А.М. Поселение Чаглинка (Шагалалы). Некоторые формы

и типы жилищ // По следам древних культур Казахстана. — Алма-Ата, 1970. — 129 с.

92 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Поселение эпохи бронзы Подты 1 на р. Вычегде (предварительные итоги и перспективы исследования)

а.с.макаровсыктывкарский государственный университет, г. сыктывкарнаучный руководитель — д.и.н., профессор в.а.семёнов

На европейском Северо-Востоке переход к бронзовому веку проис-ходит в середине третьей четверти II тыс. до н.э. Среди культур позднего этапа эпохи бронзы выделяется атаманнюрская археологическая куль-тура, памятники которой выявлены на Печоре и на Вычегде. Несмотря на то, что в ходе разведочных работ выявлено большое количество памятников этой культуры, полностью раскопанных насчитывается единицы. На Вычегде раскопками исследовано лишь одно поселение Чудгудоръяг, расположенное вблизи г. Сыктывкар. Поэтому раскопки новых памятников имеют большое значение для решения проблем формирования и развития этой культуры, установления ее ареала.

В 2013 г. неолитическим отрядом Института ЯЛИ Коми НЦ УрО РАН под руководством В.Н. Карманова исследовалось поселение Подты 1. Памятник находится на правом берегу р. Вычегда, в 2 км от пос. Под-тыбок Корткеросского района Республики Коми. У края эрозионного песчаного останца I надпойменной, примыкающей здесь к сегменту поймы реки, в 2012 г. Обнаружены остатки семи древних сооружений, сохранившихся в виде впадин четырехугольной (размеры: жилище № 1: 14×13 м, ориентирована по длинной оси CВ-ЮЗ вдоль края террасы) и округлой формы (шесть впадин, диаметром от 3 до 5 м).

В 2013 г. согласно размерам впадин был размечен раскоп площадью 127 кв.м, примыкающий к жилищу № 1 с юга и исследованы две впадины. Дневная поверхность раскопа была пронивелирована через 0,5 м при помощи теодолита 2Т-30П и на этой основе построен рельеф современ-ной поверхности. Снятие дерна, зачистка поверхности раскопа, стенок и бровок для фиксации контактов слоев производились совковыми лопатами. Участки с находками разбирались с помощью ножей. Грунт из таких участков был просеян через сито с ячеей 3 мм. Отложения разбирались сплошной горизонтальной зачисткой.

В процессе раскопок установлено, что одна из впадин является остатками выворота дерева, а вторая представляет собой остатки слабо углубленной постройки подпрямоугольной формы в плане размерами 2,1×2,7 м. Культуровмещающие отложения представлены на большей площади белесым песком, а саму постройку маркировал желтый песок

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 93

с включениями аморфных в плане линз рассеянных фрагментов дре-весных углей и линз прокала.

Полученная коллекция состоит из кремневых предметов, преиму-щественно скребков различной морфологии, фрагментов керамических сосудов, трех всплесков бронзы и немногочисленных фаунистических остатков (фрагментов кальцинированных костей).

Основываясь на данных о морфологии, орнаментации и состава формовочной массы керамической посуды, можно утверждать, что материалы поселения Подты 1 относятся к атаманнюрской культуре эпохи бронзы, к третьей четверти II тыс. до н.э. Для атаманнюрского гончарства характерно разнообразие керамических форм, стилей ор-наментирования, рецептур формовочной массы и способов обработки готовых изделий [Стоколос, 1997, с. 249]. По форме сосуды различаются на прямостенные закрытые и закрытые с профилированными стенками. Данные сосуды имеют брусковидный неутолщенный венчик с прямым или округлым торцом. Орнаментация ямочная, ямочно-гребенчатая и линейно-ямочная. В составе формовочной массы визуально опреде-ляются органические и минеральные примеси.

Характерна для этой культуры и сложная по сравнению с памят-никами других культур и периодов пространственная организация поселений, когда вблизи одного крупного жилища располагаются не-большие хозяйственные специализированные постройки. Кроме того, отличительной чертой жилищ этой культуры является шестиугольная форма постройки с одним-двумя наклонными входами-пандусами. Предполагается, что остатками именно такого сооружения является жилище № 1 поселения Подты 1, исследования которого планируется провести в ближайшем будущем.

Ближайшей аналогией материалам поселения Подты 1 являются материалы поселения Чудгудоръяг вблизи пос. Седкыркещ (район г. Сыктывкар). Более отдаленные аналогии находятся на Печоре (Атаман-Нюр I, Топыд-Нюр XI-II, Шиховское I, Адзьва II, Ягъель). Материалы атаманнюрской культуры иллюстрируют, по мнению В.С. Стоколоса, контакты племен верхней Волги с населением бассейна Печоры и Вы-чегды. Чем и объясняется формирование сложных мозаичных комплек-сов атаманнюрской археологической культуры [Стоколос, 1997, c. 276]

Поселение Подты 1 является крайним юго-восточным памятником атаманнюрской культуры на ЕСВ. Полученные материалы позволят выявить общие и специфические черты инвентарей, пространственной организации поселений Вычегды и Печоры, получить первые данные об абсолютном (календарном) возрасте памятников. Дальнейшее его

94 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

изучение, несомненно, пополнит источниковую базу исследований культур эпохи бронзы в регионе.

литератураСтоколос В.С. Бронзовый век // Археология Республики Коми. — М.:

ДиК, 1997. — С. 246–264.Стоколос В.С. Хозяйство и общество в эпоху энеолита-бронзы. Неко-

торые вопросы этнокультурной истории // Археология Республики Коми. — М.: ДиК, 1997. — С. 265–276.

Огненные ритуалы населения срубной культуры

о.п.масловаоренбургский государственный педагогический университет, г. оренбургнаучный руководитель — к.и.н., доцент а.а.евгеньев

Огонь является неотъемлемой частью ритуальных действ в самых раз-нообразных религиозно-идеологических системах. В мирах добывание и использование огня — самый наглядный и универсальный признак выделения человека от животного царства. По мере развития общества огонь у некоторых народов обожествлялся и занимал высокие позиции в пантеоне богов. Бог огня Агни играл важную роль в повседневной и сакральной жизни древних ариев [Маслова О.П., 2013, с. 58].

Основными причинами распространения культа огня в эпоху бронзы и его проникновения в погребальный обряд являются:

1) Развитие металлургии, которое повлекло за собой дальнейшую сакрализацию огня.

2) Активные контакты различных племен восточно-европейской степи и лесостепи, способствовавшие распространению огненных ритуалов.

3) Возможно, определенное влияние оказали климатические изме-нения, повышение солнечной активности и аридизация.

Изучение практики огненных ритуалов в Волго-Уральском регионе в эпоху бронзы сводилось в большинстве случаев к проблеме проис-хождения обряда трупосожжения у племен срубной КИО.

Самым ярким проявлением культа огня у представителей срубной культуры является обряд кремации. На территории Западного Орен-буржья он встречается в курганных могильниках: у сел Боголюбовка [Моргунова Н.Л., 2012, с.58–62; 75–82], Лабазы [Моргунова Н.Л., 2009],

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 95

Свердлово [Халяпин М.В., 1998, с. 57], Герасимовка [Смирнов К.Ф., 1964] и Бурдыгино [Зудина В.Н., Кузьмина О.В., 1977, с. 27–30].

В могильниках зафиксировано 32 погребения, совершенных по обряду кремации, что в среднем составляет 10% от общего числа захоронений.

В курганах погребения занимают в большинстве случаев перифе-рийное положение, исключением является погребение 3 кургана 10 в КМ у села Боголюбовка, расположенное в центральной части подкур-ганной площадки.

При этом следует отметить, что на сопредельных территориях, в част-ности, в Южном Зауралье [Алаева И.П. 2005, с. 218–233] и на Верхнем Дону [Ивашов М.В., 2012, с. 221] количество центральных погребений с кремацией значительно больше.

Основная часть кремаций совершена на стороне и лишь 1 на месте подкурганной площадки, представляет собой сожжение на древнем горизонте.

Местоположение останков погребенных представлено в трех ва-риантах:

1) Прах помещался в сосуды (3 из 32);2) Прах высыпался кучкой в яме (28 из 32);3) Прах оставался на месте кремации (1 из 32).Также о культе огня свидетельствуют сожжение или обожжение

надмогильных перекрытий из дерева, сожжение покрывала, обкладки стен и ступенек, подстилки. Наиболее частым проявлением огненных ритуалов является встречающиеся в заполнении или на дне могильной ямы продукты горения, такие как угли, зола и шлаки. Ярким доказатель-ством являются материалы курганных могильников, расположенных у сел Боголюбовка и Бурдыгино.

Таким образом, наличие погребений с трупосожжениями в памятниках срубной культуры свидетельствует о наличии развитого и сложного огненного ритуала, останки которого выявляют ряд последовательных действий с огнем.

Помимо погребальных комплексов, о культе огня у представителей срубной культуры свидетельствуют материалы бытовых памятников.

На II Кузьминковском поселении на территории жилища была обнару-жена яма № 4, являющаяся культовым захоронением. В заполнении ямы часто попадались угольки, куски обожженной глины, мел. По мнению авторов раскопок, погребенный был связан и убит, а затем захоронен в узкой яме под полом жилища [Моргунова Н.Л., Халяпин М.В., 2011, с. 102–103]. На Токском поселении под полом жилища были обнаружены останки как минимум 10 человек (всех половозрастных групп) в рас-члененном и частично обожженном состоянии [Файзуллин И.А., 2012,

96 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

с. 226]. Наличие огненного ритуала на столь важных культовых действах, как погребение под полом жилищ, в очередной раз доказывает высокое значение данного культа у населения позднего бронзового века.

Подводя итог, можно отметить, что культ огня в эпоху поздней бронзы на рассматриваемой территории был распространен шире, чем это счи-талось ранее. Огненные ритуалы применялись, по всей видимости, в ре-лигиозных действах очень часто. К сожалению, мы можем оперировать только погребальными памятниками. Применяемый представителями срубной культуры обряд кремации, по всей видимости, не был для на-селения того времени чем-то экстраординарным. Изучение и дальней-шее осмысление этого интереснейшего явления может пересмотреть сложившиеся точки зрения на древнюю историю нашего региона.

литератураАлаева И.П. Обряд трупосожжения в погребальных памятниках срубно-

алакульской контактной зоны Южного Зауралья // Вопросы исто-рии и археологии Западного Казахстана: сборник научных статей. Вып. 4. — Уральск, 2005.

Зудина В.Н., Кузьмина О.В. Отчет о работах в зоне строительства Соро-чинского водохранилища в Оренбургской области в 1977 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 6537.

Ивашов М. В. Погребение срубной культуры с обрядом кремации на Верх-нем Дону // Проблеми дослiдження пам´яток археологiï схiдноï Украïни. — Луганськ, 2012. — С. 221–223.

Маслова О.П. Обряд кремации у населения срубной культуры по мате-риалам памятников Западного Оренбуржья // XLV Урало-Поволжская археологическая конференция студентов и молодых ученых. — Ижевск, 2013.

Моргунова Н.Л. Отчет о раскопках Боголюбовского курганного мо-гильника в Новосергиевском районе Оренбургской области в 2011 году // Архив археологической лаборатории ОГПУ. — Оренбург, 2012.

Моргунова Н.Л., Гольева А.А., Евгеньев А.А., Китов Е.П., Купцова Л.В., Салугина Н.П., Хохлова О.С., Хохлов А.А.. Лабазовский курганный могильник срубной культуры. — Оренбург, 2009.

Моргунова Н.Л., Халяпин М.В., Халяпина О.А. II Кузьминковское по-селение эпохи бронзы // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.5. — Оренбург, 2011.

Смирнов К.Ф. Отчет о работе Оренбургского отряда Южно-Уральской экспедиции Института археологии АН СССР и Оренбургского об-ластного музея краеведения 1964 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 2927.

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 97

Файзуллин И.А. Погребения на поселениях эпохи бронзы на территории Западного Оренбуржья // Изв. Самарского научного центра РАН. — 2012. — Том 14. — № 3.

Халяпин М.В. Курганы срубной культуры у с. Свердлово // Археологи-ческие памятники Оренбуржья. Выпуск 2. — 1998.

Бассейн реки Вымь в эпоху бронзы

а.в.михайловасыктывкарский государственный университет, г. сыктывкарнаучный руководитель — д.и.н., профессор в.а.семенов

Бассейн реки Вымь территория, которая на протяжении нескольких тысячелетий выполняла роль связующего элемента между бассейнами Вычегды и Печеры.

Наибольшее количество памятников были выявлены в результате работ археологических экспедиций Сыктывкарского государственного университета (13 жилищных впадин и несколько стоянок обычного типа).

По данным палеографических исследований в данном регионе памят-ники эпохи бронзы бассейна Выми следует отнести к субборреальному периоду. Материалы, по которым написана эта работа, хранятся в Музее археологии и этнографии Сыктывкарского государственного универ-ситета. Они представляют известные и раскопанные поселения эпохи бронзы в верхнем течении р. Вымь. К сожалению, часть памятников почти полностью утрачена.

Раскопано шесть мест обитания древнего человека этого периода. Среди памятников можно выделить поселения (Усть-Кедва, Нижние Вальды), стоянки (Усть-Ворыква, Шомвуква, Комыс), места связанные с добычей и обработкой кремня (Евдино).

Топография поселений типична для большинства поселений. Все они расположены на краю высоких боровых терасс, у самой воды. Нередко древнее население селилось на удобном мысу в устье небольших рек. Древние поселения состояли из 2–8 жилищ, сосредоточенных на до-статочно небольшой площади. Для вымских поселений характерна ориентация жилищ вдоль русла реки.

В период функционирования, предположительно, одновременно на поселении могли быть жилыми 1–3 строения. В зависимости от на-сыщенности культурного слоя за пределами западин жилища или по-селения определяются зимние или летние. Остатки кострищ около

98 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

жилищных углублений и большие скопления отходов кремнеобработки свидетельствуют о деятельности вне помещений, что, вероятно, могло быть лишь в летний период.

Сезонные непереносные зимние и летние жилища характерны для населения с традиционными культурно-хозяйственными типами лесных охотников и рыболовов.

Анализ вещественных комплексов вымских памятников позволяет выделить ряд общих признаков материальной культуры периода ранней бронзы данного региона. Особый интерес представляют наблюдения над распределением и характеристикой кремневого инвентаря на стоянках.

Обширные коллекции памятников включают многочисленные крем-невые предметы, керамику, обломки сланцевых и других пород камня орудий.

Погребения Шайтанского озера II: проблемы культурно-хронологической принадлежности

а.в.мосуновауральский федеральный университет, г. екатеринбургнаучный руководитель — д.и.н., доцент о.н.корочкова

Шайтанское Озеро II — широко известный в научных кругах памятник, который располагается в 4,0 км к востоку от поселка Нейво-Рудянка в Кировградском районе Свердловской области на западном берегу Шайтанского озера. Культурный слой, содержащий напластования и артефакты практически всех археологических периодов (мезолит, неолит, энеолит, бронзовый век, ранний железный век, средневековье), а также связанные с производством древесного угля в XIX в., простирается сплошной полосой с севера на юг не менее чем на 120 м при ширине от 25 до 40 м. Наличие в данном месте археологических объектов никак не выражено.

Основная часть полученного материала связана с существовавшим в этом месте сакральным центром сейминско-турбинского типа. Кера-мика бронзового века представлена комплексом коптяковской архео-логической культуры (первая треть II тыс. до н.э.).

В центре внимания данного исследования — погребальные комплексы. Сейчас, с учетом раскопок 2013 года, их семь. Опубликована информация лишь о двух погребениях [Корочкова О.Н., Стефанов В.И., 2013] (т.н. погр. 1 и 2), расположенных на восточной периферии памятника. Они

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 99

представляли собой кремированные захоронения мужчин в возрасте 35–50 лет, обращенных головой на запад. Около черепа в погребении 1 лежал бронзовый нож с орнаментированной рукоятью. Данные захо-ронения, судя по сопровождающему инвентарю, относятся к бронзовому веку и периоду существования святилища. В 2011 г. на расстоянии 8–10 м к северо-востоку было раскопано еще несколько погребений, культурно-хронологическая принадлежность которых не так однозначна, что свя-зано с фрагментарностью сопровождающего материала, а также более поздними периодами использования данного места (ранний железный век, XIX век). Коротко о самих погребениях.

Погребение 3. Узкая яма размером 240×75 см со скругленными угла-ми. Ориентирована по линии З-В. Стенки и дно ямы неровные, южная стенка вертикально опускается к дну, отмеченному на глубине 10 см в материке, северная стенка пологая. Яма представляет собой углистый слой с прокалом, подстилающий слой — камни и дресву. В заполнении ямы, преимущественно в ее южной части, вперемешку на разной глубине располагались фрагменты керамики, а также каменные изделия, отщепы, мелкие камни. Скорее всего, на перекрытии в западной части могилы стоял сосуд. Также найдены фрагменты другого энеолитического сосуда, подвеска-штамп, диск орнаментированный, острие кремниевое, остро-конечник скошенный, кальцинированные косточки, кусочки кварца.

Погребение 4. Узкая яма размером 250×40 см со скругленными углами, ориентированная по линии СЗ-ЮВ. Стенки ямы неровные, вертикально опускаются к бугристому дну, отмеченному на глубине 20 см в материке. Заполнение ямы — суглинок кирпичного цвета, в центральной части могилы — линза прокала, около северной стенки — углистое пятнышко. В заполнении могилы вперемешку на разной глубине располагались многочисленные мелкие кусочки талька, фрагменты керамики энеолита, эпохи бронзы и раннего железного века, предметы из камня (скребки, отщепы, обломки шлифованных орудий).

Погребения 5 и 5а. Судя по очертаниям, в данном месте распола-галось две могилы. Первая размером 205×55см, ориентирована по оси СЗЗ-ЮВВ, вторая меньших размеров (140×40 см) — по линии СВ-ЮЗ. Могилы неглубокие — 8–9 см в материке. Заполнение — углистая почва с прокалом. В месте пересечения двух могил сохранилась выкладка из 5 валунов, ориентированная по оси СЗ-ЮВ. Там же найдена заго-товка орудия из сланца. Особенности стратиграфии указывают на то, что большая могила была сооружена позже. В «малой» могиле около юго-западной торцевой стенки зафиксировано пятнышко прокала, в котором лежала стенка энеолитического сосуда. Немногочисленные

100 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

находки были рассредоточены по всему пространству могил, но заметно больше их было в месте пересечения, с южной стороны от каменной выкладки. Обнаруженные находки: фрагменты двух сосудов эпохи энео-лита, каменные предметы (скребок, отщепы), кусочки кварца и талька, кальцинированные косточки.

Погребение 6. Яма аморфной (близкой к трапециевидной) формы раз-мером 290×245×160 см, ориентирована по оси СЗ-ЮВ. Дно ямы неровное, отмечено на глубине 25 см в материке. Заполнение могилы представляет собой перемешанную почву с вкраплениями угля, в центре — линза прокала размером 165×55 см. Немногочисленные находки — фрагменты керамики энеолита, бронзового (возможно) и раннего железного веков; каменные предметы, среди которых отщепы, 2 фрагмента наконечника стрелы (шлифованных с желобком), 2 скребка, кусочки кварца и таль-ка — были сосредоточены в верхнем слое заполнения. Не исключено, что могила была нарушена более поздними сооружениями.

Погребение 7. Узкая яма размером 190×80 см, ориентированная по оси СЗ-ЮВ со скругленными углами и выступами. Выкопана на глу-бину 14 см в материке до уровня подстилающей скальной породы. Заполнение могилы — углистая почва с линзами прокалов. В могиле сохранились кремированные останки, лежавшие в анатомическом порядке — на спине с вытянутыми вдоль туловища руками, головой на запад. В районе кисти левой руки обнаружены спекшиеся фрагмен-ты бронзового желобчатого изделия со спиралевидным окончанием. В заполнении могилы на разной глубине найдены мелкие гальки, мно-жество кальцинированных косточек, фрагменты керамики, крупные кусочки угля, каменные предметы, среди которых отщепы, скребок, нуклеус, фрагмент шлифовальной плитки.

Казалось бы, обнаруженный в заполнении могильных ям материал совершенно определённо свидетельствует о культурно-хронологической принадлежности раскопанных погребений. Погребения 1,2,7 — эпоха бронзы, связаны с периодом существования культового памятника. А погребения 3–6 — энеолитические комплексы. Однако, расположение данных объектов компактной группировкой на восточной периферии памятника, одинаковая ориентировка, обряд кремации, чересполосное расположение, отсутствие прямых свидетельств нарушения энеолити-ческих могил погребениями бронзового века, указывают и на вполне допустимую связь данных объектов. Ответить на этот вопрос сейчас однозначно нельзя, так как в нашем распоряжении пока нет радиоугле-родных датировок.

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 101

литератураКорочкова О.Н., Стефанов В.И. Культовый памятник эпохи бронзы

на Шайтанском озере под Екатеринбургом (по материалам раскопок 2009–2010 гг.) // РА. — 2013. — № 1. — С. 87–96.

Новые энеолитические материалы тюменского Притоболья

э.д.насоновановосибирский государственный университет, г. новосибирскнаучный руководитель — д.и.н., профессор а.а.ткачёв

Энеолит — один из сложных и значимых периодов в истории Зауралья и Западной Сибири. Это время освоения первого металла, значительных изменений во всех сферах жизнедеятельности местного населения. В последние годы на указанной территории исследованы однослойные и многослойные стратифицированные памятники. Одним из базовых памятников на территории Тюменского Притоболья является поселе-ние Оськино Болото, расположенное на западной окраине с. Памятнóе на невысоком мысу первой надпойменной террасы левого берега р. Исеть (Ялуторовский р-н Тюменской обл.).

В процессе работ последних лет была изучена энеолитическая кон-струкция, первоначально интерпретированная как жилище. А так же была исследована система рвов, относящихся к энеолитическому вре-мени. Она представляет собой три параллельно идущих рва (глубиной до 1,5 м), располагавшихся на краю мыса и ограждающих с севера два ранее изученных энеолитических жилища, представляющие собой полуземлянки каркасно-столбовой конструкции. Во рвы местами впу-щены небольшие прямоугольные конструкции, содержащее большое количество рыбьей чешуи, костей рыб и птиц. В процессе работ было выяснено, что данные сооружения, хотя и взаимосвязаны, не несут в себе дренажного или фортификационного значения. Вполне вероятно, что они использовались в ритуальных целях.

В ходе работ получена репрезентативная коллекция находок. Она представлена биконическим (пирожковидным) глиняным грузилом и большим количеством костяных орудий, среди которых особо вы-деляются кинжал с четко выделанной рукоятью и отверстием для под-вешивания на поясе, наконечник копья, обломок гарпуна, проколки и различные острия.

102 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Энеолитическая посуда представлена венчиками и стенками от 8–10 сосудов. Комплекс энеолитической посуды характеризуется следующими декоративно-морфологическими признаками:

— сосуды имеют приостренные, либо округло-приостренные днища;— незначительная группа изделий имеет на внутренней стороне

венчика небольшой наплыв;— преобладает тонкостенная посуда, толщина которой варьирует

в пределах 0,35–0,6 см;— в глиняном тесте визуально фиксируется обильная примесь песка

и органики, в единичных случаях — мелкодробленый шамот;— большинство сосудов в зоне венчика украшены горизонтальными

рядами ямочек, иногда горизонтальные ряды ямочек декорируют и ту-лово. В тоже время, на отдельных образцах керамического производства ямочный декор полностью отсутствует.

Керамика энеолитического времени поселения Оськино Болото декорировалась в трех основных манерах: отступающе-накольчатой, «короткогребенчатой» и стиле «длинного, сплошного гребенчатого штампа». Значительная часть посуды, орнаментированной в отступающе-накольчатой технике, украшалась при помощи раздвоенной (расще-пленной) на конце палочки. В коллекции также представлены сосуды, декорированные при помощи палочки, оставляющей каплевидные отпечатки. Основными орнаментальными мотивами, фиксируемыми на рассматриваемой керамике, являются горизонтальные и наклонные линии. Вместе с ними представлены и геометрические элементы декора: зигзаги и заштрихованные лесенки.

Посуда, декорированная в стиле короткого гребенчатого штампа, является наиболее многочисленной. Основными орнаментальными мотивами выступают: прямые и наклонные оттиски короткого гребенча-того штампа, прямые горизонтальные линии, шагающий штамп. Геоме-трические элементы орнамента на рассматриваемой серии практически не фиксируются. Как правило, они представлены зигзагом.

Культурная атрибуция энеолитического комплекса поселения Ось-кино Болото вызывает некоторые затруднения. В эпоху меднокамен-ного века в рассматриваемой ландшафтной зоне (северная лесостепь) функционировали лыбаевские и андреевские древности [Волков, 2007, с. 97–109; Зах, 2009, с. 208–220]. Отсутствие керамики, орнаментированной в ямочно-гребенчатой манере, однозначно позволяет исключить энео-литический комплекс поселения Оськино Болото из числа андреевских. В тоже время, наличие трех основных групп посуды, декорированных в отступающе-накольчатой, «короткогребенчатой» и «длинногребенча-

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 103

той» манерах, свидетельствует в пользу лыбаевской культурной атрибу-ции. Следует, однако, отметить, что орнаментальное своеобразие рассма-триваемого комплекса включает не¬сколько признаков, нехарактерных, либо слабо характерных для лыбаевской декоративной практики. К ним следует отнести:

— распространение гребенчато-ямочной и отступающе-накольчато-ямочной традиции;

— репрезентативность сложногеометрических элементов декора;— высокий процент отступающе-накольчатой посуды, декорирован-

ной «раздвоенной» палочкой;— значительный процент керамики, орнаментированной в «длинно-

гребенчатой» манере.Таким образом, данная группа керамики находит наибольшие ана-

логии в материалах лыбаевско-липчинских древностей, которые тради-ционно датируют серединой III тыс. до н.э.

литератураВолков Е.Н. Комплекс археологических памятников Ингальская до-

лина. — Новосибирск: Наука, 2007. — 224 с.Зах В.А. Хроностратиграфия неолита и раннего металла лесного Тоболо-

Ишимья. — Новосибирск: Наука, 2009. — 320 с.

К вопросу о распространении памятников эпохи бронзына территории Кировской области

а.о.нефёдоввятский государственный гуманитарный университет, г. кировнаучный руководитель — зав. лаи вятггу а.о.кайсин

Издревле человек очень тщательно выбирал места для длительного проживания. Учитывались такие факторы, как: климат, рельеф, рас-тительный и животный миры, воды. Они составляли особую систему, изменение хотя бы одной составляющей которой вело, либо к миграции населения, либо к приспосабливанию к новым условиям.

Данная работа имеет своей целью проанализировать топографию памятников бронзового века, а также определить степень изученности территории Кировской области бронзового века.

Подавляющее большинство памятников бронзового века, находя-щиеся на территории Кировской области, относятся к так называемому

104 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

позднему бронзовому веку (далее — ПБВ). В интересующий нас пери-од (вторая половина II тыс. до н.э. — начало I тыс. до н.э.) бассейн р. Вятки находился в суббореальном климатическом периоде (вторая половина среднесуббореального потепления и позднесуббореальное похолодание). Соответственно со сменой климата менялся и природно-географический облик.

Бассейн Средней Вятки занимали смешанные хвойно-широко-лиственные леса, в которых господствовала ель и значительное участие составляли широколиственные породы, в частности, береза. В целом полоса широколиственных лесов отступает к югу, и здесь начинают преобладать еловые леса с заметной долей сосны [Прокашев А.М., Жуйкова И.А., Пахомов М.М., 2003, с. 81–82].

Гидрологическая сеть также претерпевает изменения. Происходит спад уровня вод, пересыхают озёра и превращаются в болота.

В целом, климат, как мы видим, был тёплый и засушливый. В конце II тыс. до н.э. — нач. I тыс. до н.э., во время позднесуббореального по-холодания, происходит повышение влажности. Эти специфические черты естественно отразились и на топографии поселений.

К настоящему моменту на территории Кировской области выявлено 88 памятников бронзового века.

Все памятники расположены по берегам рек и водоемов. Речная сеть Вятского бассейна древняя и характеризуется хорошо разработанными речными долинами [Кашина Л.Н., Кликашева А.Н., 1996, с. 131, 143–144]. Речные долины притоков чаще всего неширокие и асимметричные. В долинах выделяется пойма и одна надпойменная терраса.

В ходе работы было выяснено, что северные районы области в ПБВ за-селены практически не были. Исключение составляет северо-восточный Афанасьевский район, где на сегодняшний день известно 5 памятников интересующего нас периода. Юг области являлся самым густонаселённым районом. Предпочтение отдавалось главной водной артерии — р. Вятке (особенно на юге). Средняя Вятка также заселена, но преимущественно по притокам и менее плотно. Примечательно, что большинство памят-ников находится на правобережье р. Вятка (47,72% или 42 памятника). На левобережье находится 41 памятник (46,6%). И 5 памятников рас-полагаются на р. Кама (5,68%).

Зачастую люди селились там же, где когда-то жили их предки. Почти половина памятников ПБВ — 41 (46,59%) — находится именно на таких местах и, кроме того, заселялись и в поздний период. Однако довольно ак-тивно осваивались и новые места — 47 памятников (53,41%). Интересно то, что в дальнейшем они не считались перспективными для проживания.

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 105

Частично или полностью исследовано 34 памятника (38,64%). Из них 25 многослойных (73,53%) и 9 однослойных (26,47%). Таким образом, не исследовано подавляющее

большинство памятников эпохи бронзы (61,36%). Из них 16 много-слойных (29,63%) и 38 однослойных (70,37%).

В ходе работы выяснилось, что в Кировской области преобладаю-щей археологической культурой (далее — АК) ПБВ является Буйская (25 памятников). Далее по количеству: Маклашеевская АК (9), Бала-новская АК (4), Фатьяновская АК (2), Абашевская АК (1), Сейминско-

Памятники эпохи бронзы на территории Кировской области

106 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Турбинская общность (1), Чирковская АК (1). Мы видим, что только у 43-х памятников (48,86%) есть привязка к какой-либо культуре. Из них исследовано: однослойных — 8, многослойных — 16. Всего получается 24 памятника (55,81%) [Памятники археологии Кировской области, 2009,2010, 2011].

Из оставшихся 45-ти памятников, на сегодняшний день, более поло-вины (51,14%) не имеет привязки к какой-либо культуре эпохи бронзы. Из данной группы памятников 24 однослойных (53,33%) и 21 многослой-ных (46,67%). Интересен тот факт, что среди памятников, не имеющих культурной привязки, есть частично или полностью исследованные — 1 однослойный и 9 многослойных. Отчасти это может быть объяснено отсутствием какого-либо чётко датирующего материала. Например, Плотниковское местонахождение было раскопано в 1987 г. отрядом КВАЭ под руководством Н.П. Карповой, но значимых находок не об-наружилось.

Таким образом, территория Кировской области в эпоху бронзово-го века была заселена неравномерно. Связано это, в первую очередь, с крупными реками — на юге и в центральной части области протекает главная артерия — р. Вятка, а на северо-востоке берёт начало р. Кама. Кроме того, если мы посмотрим на физическую карту, то увидим, что северные и северо-восточные районы покрыты лесами. В центральных и южных — преобладают возвышенности, а это является более перспек-тивным для заселения, так как вероятность встретить здесь естественные укрепления возрастает.

Если говорить в целом, то бронзовый век на территории Кировской области изучен плохо. Более половины памятников до сих пор архео-логически не изучены, а значительная часть даже не имеет культурной привязки. Это является большой проблемой, так как затрудняет в целом анализ памятников бронзового века на территории Вятско-Камском регионе.

литератураКашина Л.Н., Кликашева А.Н., Русских А.В. Воды // Природа, хозяйство,

экология Кировской области. — Киров, 1996.Памятники археологии Кировской области. Материалы историко-

архивных и библиографических исследований. Вып. 1. // Отв. ред., сост. А.Л. Кряжевских. — Киров, 2009.

Памятники археологии Кировской области. Материалы историко-архивных и библиографических исследований. Вып. 2. // Отв. ред., сост. А.Л. Кряжевских. — Киров, 2010.

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 107

Памятники археологии Кировской области. Материалы историко-архивных и библиографических исследований. Вып. 3. // Отв. ред., сост. А.Л. Кряжевских. — Киров, 2011.

Прокашев А.М., Жуйкова И.А., Пахомов М.М. История почвенно-растительного покрова Вятско-Камского края в постледниковье. — Киров, 2003.

Новые находки погребений эпохи энеолита на территории Среднего Урала

я.с.пятыгинанижнетагильская государственная социально-педагогическая академия, г. нижний тагилнаучный руководитель — д.и.н., профессор ю.б.сериков.

В 2003–2009 гг. археологами были исследованы два археологических памятника: Скворцовская гора V (Н.М. Чаиркина) и Шайтанский Шихан (Ю.Б. Сериков). В топографическом плане оба памятника, расположены на участках берега, которые в древности были островами. В настоящее время острова окружены болотами. В разные археологические эпохи, от мезолита до раннего железного века, Скворцовская гора V и Шайтан-ский Шихан являлись древними святилищами.

На памятнике Скворцовская гора V выявлена погребально-жертвенная площадка с двумя энеолитическими погребениями [Чаиркина Н.М., 2011, с. 49–95]. В погребении № 1 были обнаружены в разрозненном состоянии кости трех человек (двух взрослых и ребенка), которые были сильно прокалены. Сопровождающий инвентарь представлен большим количеством изделий из камня и кости, а также костями животных и фрагментами керамики. Захоронения были совершены с обильным применением охры. Фрагментация костей связана с продолжительным или многократным воздействием огня. Каменный инвентарь представлен 25 наконечниками стрел, двумя наконечниками дротиков, рубящими орудиями, шлифовальными плитками, шлифованным ножом, подвеской, пластинами и отщепами. Следует отметить, что некоторые наконечни-ки можно рассматривать в качестве скульптурных изображений рыб. В погребении найдено 98 целых или почти целых костяных подвесок овальной формы. Но учитывая обломки, их общее количество могло достигать 150 экз. Особенностью погребального комплекса является наличие в нем костяного бисера (9 экз.). По единственному фрагменту

108 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

керамики Н.М. Чаиркина относит погребение к аятской энеолитической культуре [Чаиркина Н.М., 2011, с. 121].

Погребение № 2 оказалось сильно разрушенным. На дне могильной ямы вперемешку с камнями были обнаружены мелкие жженые кости и фрагменты черепа ребенка. Достоверно с погребением можно свя-зывать только три каменных наконечника стрелы и скребок из опала [Чаиркина Н.М., 2011, с. 93–95].

Погребальный обряд захоронения № 1 Скворцовской горы V Н.М. Чаиркина описывает следующим образом: двух взрослых людей и ре-бенка в скорченном положении сначала обернули каким-то материалом (возможно берестой; автор пишет: «множественными пеленами»), по-том образовавший сверток поместили в могильную яму и подвергли воздействию огня [Чаиркина Н.М., 2011, с. 52].

В период с 2001 по 2009 г. Ю.Б. Сериковым исследовался комплекс культовых памятников на Шайтанском озере. В результате исследований было обнаружено два энеолитических погребения.

Первое погребение было обнаружено в 2001 г. на береговом валу озера (Шайтанское озеро I). Кости погребенного человека не сохрани-лись. Возможно, скелет был уничтожен водами озера. Однако сопрово-ждающий инвентарь остался на месте захоронения и был представлен большим количеством изделий из камня (наконечники стрел, скребки, шлифованные ножи, молоты, рубящие орудия, рыболовные грузила и т.д.). Значимыми находками в погребении являются 13 каменных подвесок, три каменных утюжка, два диска из благородного талька и неполный развал сосуда. Подвески выполнены из темно-красного шифера (пирофиллитового сланца). Парность тальковых дисков позво-ляет предполагать, что ими были накрыты глаза погребенного [Сериков Ю.Б., 2002, с. 35–39]. По обилию и разнообразию находок это погребение аналогично погребению с Аятского озера.

В 2009 г. на святилище Шайтанский Шихан было найдено еще одно энеолитическое погребение. Оно представляло собой скопление дро-бленных жженых костей человека, помещенных в расселину между гранитными валунами. Погребальный инвентарь составляли обломок наконечника стрелы, три фрагмента от двух костяных очень тонких острий, 180 отщепов и чешуек и десятком фрагментов керамики. Са-мыми интересными находками являлись костяные подвески — не менее 80 экз. Как и кости, подвески были сильно обожжены и фрагментиро-ваны. По форме, размерам и технике изготовления подвески полно-стью аналогичны подвескам Скворцовской горы V. Весь погребально-жертвенный комплекс был засыпан охрой. Обращают на себя внимание

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 109

две особенности погребального обряда. Над расселиной с погребением в вертикальном положении находится гранитная плита, очень похожая на изображение головы медведя. Сверху погребение было засыпано 546 пластинками серебристого талька. Такая деталь погребального обряда на Урале зафиксирована впервые, хотя тальк или тальковые изделия в погребениях встречались. По керамике погребение относится к шу-вакишской культуре эпохи энеолита [Сериков Ю.Б., 2011, с. 145–150].

На основании полученных материалов Ю.Б. Сериковым была сделана попытка реконструкции обряда захоронения. Труп человека был сожжен где-то в другом месте. Затем остатки трупосожжения были помещены в расселину между валунами вперемешку с отщепами, кусочками таль-ка, угля и охры. Сверху они были засыпаны слоем мелких пластинок серебристого талька [Сериков Ю.Б., 2011а, с. 117].

Ближайшей аналогией погребениям на Шайтанском озере и захоро-нению № 1 на Скворцовской горе V является погребение, обнаруженное в 1959 г. Е.М. Берс на Аятском озере. В нем в анатомическом порядке под слоем охры лежали жженные кости человека, но без черепа. Остан-ки головы (также кремированные) были найдены в энеолитическом жилище. Наряду с костями был обнаружен богатый и разнообразный сопроводительный инвентарь, в том числе 52 каменных и 16 костяных подвесок. Интерес вызывает попытка ученого реконструировать по-гребальный обряд. Вероятно, над могильной ямой был сооружен по-мост, на который первоначально был положен труп и погребальный инвентарь, которые впоследствии подверглись частичной кремации [Берс Е.М., 1976, с. 197].

Если же сравнивать топографию и погребальный инвентарь погре-бений с Шайтанского Шихана и погребения № 1 Скворцовской горы V, то можно увидеть, что по своей сути они являются ритуальными жерт-воприношениями. Именно поэтому авторы раскопок интерпретируют данные захоронения как погребально-жертвенные комплексы.

литератураБерс Е.М. Поздненеолитическое погребение на р. Аять в Среднем

Зауралье // СА. — 1976. — № 4.Сериков Ю.Б. Энеолитическое погребение с Шайтанского озера //

Ученые записки Н. Тагильской гос. соц-пед. академии. Общественные науки. — Нижний Тагил: НТГСПА, 2002. Т. 2. Ч. 2.

Сериков Ю.Б. Новое энеолитическое погребение с Шайтанского озера (Среднее Зауралье) // Вопросы археологии Урала. — Екатеринбург-Сургут, 2011. Вып. 26.

110 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Сериков Ю.Б. Скальное святилище на северном острове Шайтанского озера // Ученые записки Н. Тагильской гос. соц-пед. академии. Обще-ственные науки. — Нижний Тагил: НТГСПА, 2011а.

Чаиркина Н.М. Погребальные комплексы эпохи энеолита и раннего железного века Зауралья (по материалам погребально-культовой пло-щадки Скворцовская гора V). — Екатеринбург: УрО РАН, 2011.

Формирование археологического микрорайона как историко-культурной единицы исследования. Выделение Береговского археологического микрорайона

е.в.руслановгосударственное бюджетное учреждение республиканский историко-культурный музей-заповедник «древняя уфа», г. уфа

Историко-культурная территория (ИКТ) это особое целостное про-странственное образование. ИКТ создается объединением памятников и территории. Ее уникальность определяется наличием археологических объектов, исторических форм природопользования (горные выработки, рудники, каменные мастерские), представляющих исключительную историческую и культурную ценность народов нашей страны и миро-вого культурного наследия [Шульгин П.М., 2004, с. 118].

Археологический микрорайон, составная часть ИКТ, по совокупности имеющихся на данный момент дефиниций [Матющенко В.И., 1997, с. 29–43; Нижнетарский археологический микрорайон, 2001, с. 45; Волков Е.Н., 2007, с. 117 и др.] было синтезировано следующее определение: АМР это ограниченная по площади территория с определенными гео-морфологическими и микроландшафтными границами, насыщенная археологическими памятниками, разнообразными по типологии и куль-турной принадлежности, как синхронными, так и разновременными, сложившимися на базе благоприятной экологической ниши. [Русланов Е.В., 2013].

Процесс формирования АМР начинается с миграционных процес-сов определенной группы людей осевших на оптимальной с их точки зрения территории.

Причины заселения: наличие в этой местности природных ресурсов как невосполнимых (рудные месторождения, выходы глины, кремня, из-вестняка, базальта и др. составляющих каменной индустрии), ограничен-но восполнимых (минеральные воды и грязи, почвенные, ландшафтные

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 111

биоресурсов), восполнимых (водные, биологические, климатические). Присутствие естественной защиты место благоприятно для прожива-ния. Наличие воды, естественной защиты, источники пищи, охотничьих угодий, природных богатств (руда).

Модель формирования АМР предполагает следующие этапы. Наличие оптимальной территории — миграция человеческого коллектива — хо-зяйственная деятельность мигрировавшего коллектива направленная на освоение АМР — сакрализация пространства — устройство мемора-тивных (погребально -поминальных комплексов) — уход (вымирание, уничтожение) первичного коллектива — начало археологизации объ-ектов АМР — вторичное заселение территории АМР — частичное либо полное повторение стадий освоения АМР — археологизации объектов АМР и т.д. — завершение формирования АМР с началом археологизации самого позднего в хронологическом отношении объекта — археологи-ческое изучение охватывающие оставленную территорию, выявление большей части оставленных объектов, картографирование найденных памятников, выделение АМР, продолжение работ на АМР с последую-щим переходом от изучения отдельных археологических памятников к исследованию археологического наследия в целом.

Модели освоения оптимальных территорий (будущих АМР) пред-ставителями разных хозяйственно-культурных типов

Присваивающее хозяйство. При выборе территории необходимо до-статочное количество пищевых (рыба, дичь, и т.д.) и сырьевых ресурсов яшмы [Матюшин Г.Н., 1969, с. 35.] и др. видов камня, лесных угодий [Стар-ков В.Ф., 1980, с. 188]. Памятники приурочены к берегам озер и первых надпойменных террас притоков крупных рек. [Матюшин Г.Н., 1982, с. 291–292]. Для обществ с присваивающим хозяйством характерны два хозяйственных цикла в течение года — охота в зимне-весенний период и рыболовство в летнее-осенний; полуоседлость (бытовое кочевание), обусловленная потребностями комплексного хозяйства; зимние и летние стойбища с соответствующими типами сезонных непереносных жилищ [Косинская Л.Л., 1990, с. 129]. Специфична высокой горизонтальной мо-бильностью (перемещения-миграции из одного места в другое), и отсут-ствием заметного демографического роста населения. Первоначальные границы АМР при этом типе хозяйства существенно не расширяются, так как отсутствуют эффективные искусственные средства их расширения.

Производящее хозяйство. Охоте и рыболовству отводится вспомо-гательная роль, на первый план выходит скотоводство с примитивным ручным земледелием, развитой металлургией и металлообработкой. Обеспечивая себе комфортное проживание, население с производящим

112 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

хозяйством выбирало территорию с богатыми пастбищными угодьями, водными запасами, близостью сырьевых ресурсов (камня, рудных зале-жей, запасов леса) и достаточным количеством пищевых источников (рыба, дичь, и т.д.), естественной защиты (гор, крупных рек). Характерно устройство постоянных поселений, расширяются границы АМР в связи с демографическим ростом населения, примитивными формами жи-вотноводства и необходимостью практически круглогодичного выпаса скота, поиска новых кормовых территорий в пределах АМР.

Экстенсивное скотоводство, использование дерева в металлургии [Черных Е.Н., 1995, с. 110–121] способствовало преобразованию внешнего вида АМР-«очеловечиванию» ландшафта, связанного с покорением при-родного пространства [Окладникова Е.А., 2011, с. 19–28].

Выделение Береговского АМР В.С. Горбуновым [Горбунов, 1986, с. 22; он же, 1989, с. 30], обусловлено плотной концентрацией археологических памятников различных эпох на довольно компактной жестко ограни-ченной территории правобережья среднего течения р. Белой. С севера микрорайон ограничен р. Малая Белая, являющейся старицей р. Белая, соединяющейся с ней уже вне пределов АМР. С запада границей служит русло р. Белая. Река Нугуш, впадающая в Белую, является естественной южной границей. С востока микрорайон ограничен западными отрогами Уральских гор (высота 200–400 м). Исследуемая территория занимает часть широкой (до 7 км) поймы р. Белая, изрезанной многочисленными старицами и старичными озерами, протяженность БАМР 15–17 км.

Микрорайон обладает различными ландшафтными типами: залив-ными лугами, пастбищными долинами, залесенными склонами и бе-регами, колочными лесами, кустарниковым редколесьем. Близостью месторождений меди и рудопроявлений — Куюргазы-Белореченского района рудопроявлений [Горбунов Ю.В., 2008, с. 503, рис.1] Основываясь на отсутствии памятников эпохи камня, можно сделать вывод об освоении Береговского АМР коллективом эпохи палеометалла с производящим хозяйством. Разнообразие ландшафтных типов, близость месторождений меди, по-видимому, удовлетворяли потребности населения при ведении комплексного хозяйства, что, в свою очередь, обуславливало длительное проживание в пределах микрорайона групп древнего населения.

литератураБородовская Е.Л. Археологические микрорайоны горной долины Ниж-

ней Катуни // Археологические микрорайоны Северной Евразии. — Омск, 2009.

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 113

Волков Е.Н. Комплекс археологических памятников Ингальская до-лина. — Новосибирск, 2007.

Горбунов В.С. Абашевская культура Южного Приуралья. — Уфа, 1986.Горбунов В.С. Поселенческие памятники бронзового века в лесостепном

Приуралье. — Куйбышев, 1989.Горбунов Ю.В. Металлопроизводство у племен уральской абашевской

культуры // Проблемы филологии, истории и археологии. — М., Магнитогорск, 2008.

Косинская Л.Л. К вопросу о характере хозяйства населения бассейна Вычегды в эпоху энеолита — ранней бронзы // Энеолит лесного Урала и Поволжья. — Ижевск, 1990.

Матюшин Г.Н. О характере материальной культуры Южного Урала в эпоху мезолита // СА. — 1969. — № 4.

Матющенко В.И. Археологический микрорайон в археологических исследованиях // Археологические микрорайоны Западной Сиби-ри. — Омск, 1997.

Матюшин Г.Н. Энеолит Южного Урала. — М., 1982. Большаник П.В., Жук А.В., Матющенко В.И. и др. Нижнетарский архео-

логический микрорайон. — Новосибирск, 2001.Окладникова Е.А. Сакральные ландшафты древней Европы: качественные

характеристики и типология // «Олень золотые рога» и его автор: роман с пространством // Homo Eurasicus в сакральных ландшафтах древности: Мат. науч. практ. конф. с международн. уч. — СПб., 2011.

Керамика культовых комплексов эпохи поздней бронзыЗападной Сибири: вопросы историографии

д.в.селинновосибирский государственный университет, г. новосибирскнаучный руководитель — к.и.н. л.н.мыльникова

Эпоха поздней бронзы Западной Сибири является одной из наиболее сложных и многоаспектных тем для изучения. В это время происходит распад крупной Андроновской общности и появление новых культурных групп, образовавшихся в ходе взаимодействия пришлого андроновского населения и автохтонного. К последним, чаще всего, относят комплексы, связанные с пахомовской, сузгунской, черкаскульской и др. культур [Корочкова О.Н., 2010, с. 73–85].

114 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Одним из ярких признаков памятников этой эпохи является наличие, как внутри поселений, так и обособленных, культовых комплексов. Несмо-тря на различия в конструктивных особенностях, практически все их сбли-жает чрезвычайная насыщенность культурного слоя керамикой (в том числе целыми сосудами) и костьми животных, рыб. Так же, характерно наличие останков человека, найденых не в погребении, а непосредственно в слое. К подобным комплексам относят памятники сузгунской культуры — Сузгун-II, Чудская Гора, Алексеевка-XXI, Окунево-V, памятники локальных культурных образований — Лучкино-I (лучкинско-сузгунский), Хутор-Бор-I (позднесузгунско-красноозерский), Тартас-I (восточный вариант пахомовской культуры), а так же специфические объекты, характерные для пахомовских поселений, так называемые «зольники» (Ново-Шадрино-VII) [Полеводов А.В., 2003, с. 29; Молодин В.И. и др., 2012, с. 235; Корочкова О.Н., 2010, с. 64]. Географически массив этих памятников простирается от Тоболо-Ишимья до Барабинской лесостепи.

Как уже отмечалось ранее, для культовых комплексов эпохи поздней бронзы Западной Сибири (как, в принципе, и для всего периода) самым массовым материалом является керамика. Например, при раскопках на Чудской горе было обнаружено около 21 тысячи фрагментов от не ме-нее чем 1000 сосудов [Потемкина Т.М. и др., 1995, с. 51]. При этом, иссле-дователи, анализируя данную керамику, чаще всего не разграничивают ее с поселенческой и строят на ее основе типологии, распространяемые затем на все памятники данной культурной группы. Так, В.И. Мошинская, изучив памятник Сузгун-II и определив его культовый (жертвенный) характер, выделяет 4 типа посуды, положив в основу различие форм [Мошинская В.И., 1957, с. 119–122]. Исследователи, в целом, отмечают тот факт, что, несмотря на сравнительно небольшое количество архео-логически целых сосудов (28 экземпляров), автору удалось достаточно точно охарактеризовать формы сузгунской посуды [Полеводов А.В., 2003, с. 56]. Исследователи другого эпонимного памятника сузгунской культуры — Чудской горы, выделив внутри городища крупный культовый комплекс, состоящий из нескольких объектов, так же не разграничивают керамику из жертвенных мест и из поселенческого слоя, группируя весь материал вместе [Потемкина Т.М. и др., 1995, с. 51–67]. Обстоятельно по-дошел к проблеме типологизации сузгунской керамики А.В. Полеводов, положив в основу параметрические признаки форм целых или рекон-струированных сосудов, выработанные В.Ф. Генингом и расположенные в иерархическом порядке — от общих к частным — пропорции, ширина горла, форма дна [Полеводов А.В., 2003, с. 58–61]. Им была получена дробная классификация керамики, включающая в себя несколько от-

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 115

делов, типов и подтипов. При этом, вопрос о разграничении керамики культовых и поселенческих комплексов им так же не поднимался.

Нам кажется более справедливым несколько иной подход в решении данного вопроса. Керамика в культовых комплексах использовалась в об-рядовой практике и выполняла не утилитарные, а ритуальные функции и, вероятно, могла иметь особый статус. Это подтверждается находками на жертвенном месте Окунево-V, где был обнаружен сузгунский сосуд, находившийся в перевернутом состоянии в материке и, по всей видимо-сти, помещенный в заранее вырытую яму [Матющенко В.И., Полеводов А.В., 1994, с. 72], и поселении Алексеевка-XXI, где в культовом объекте на слое черной углистой супеси был найден развал сосуда. Исследова-телями отмечен тот факт, что слой черной супеси связан, по-видимому, с гибелью в огне (или преднамеренным сожжением) постройки, после чего на пепелище был помещен сосуд [Полеводов А.В., 2003, с. 31]. Все вышеперечисленное указывает на неординарный характер посуды, использующейся в ритуальных целях. Помимо этого, для более ранней и участвовавшей в генезисе этих групп андроновской культуры, было характерно деление посуды на две основных группы — «нарядную» (ритуальную) и «ненарядную» (бытовую), использующейся в различных целях [Корочкова О.Н., 2010, с. 58].

Таким образом, керамика культовых комплексов эпохи поздней бронзы Западной Сибири нуждается в дополнительном изучении как специфическая категория материала, анализируемая в контексте ритуаль-ных объектов и сравниваемая с другими подобными и поселенческими материалами. Это так же актуально в связи с недавними открытиями в Барабинской лесостепи новых культовых комплексов эпохи поздней бронзы [Молодин В.И. и др., 2012, c. 232], не связанных напрямую с по-селенческими материалами.

литератураКорочкова О.Н. Взаимодействие культур в эпоху поздней бронзы (ан-

дроноидные древности Тоболо-Иртышья). — Екатеринбург: Урал-ЮрИздат, 2010. — 104 с.

Матющенко В.И., Полеводов А.В. Комплекс археологических памятни-ков на Татарском Увале у д. Окунево. — Новосибирск, 1994. — 200 с.

Молодин В.И., Наглер А, Хансен С., Дураков И.А., Кобелева Л.С., Ефремова Н.С., Новикова О.И., Мыльникова Л.Н., Васильев С.К., Васильева Ю.А., Ковыршина Ю.Н., Кудинова М.А., Мосечкина Н.Н., Ненахов Д.А., Нестерова М.С., Сальникова И.В. Ритуальные комплексы восточного арела пахомовской культуры на памятнике Тартас-I (Обь-Иртышская

116 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

лесостепь) // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Си-бири и сопредельных территорий: Материалы сессии ИАЭТ СО РАН 2012 г. — Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2012. — С. 231–236

Мошинская В.И. Сузгун-II — памятник эпохи бронзы лесной полосы Западной Сибири // МИА. — 1957. — № 58. — С. 114–135.

Полеводов А.В. Сузгунская культура в лесостепи Западной Сибири: Дис.... канд. ист. наук. — М., 2003. 148 с.

Потемкина Т.М., Корочкова О.Н., Стефанов В.И. Лесное Тоболо-Иртышье в конце эпохи бронзы (по материалам Чудской Горы). — М., 1995. — 207 с.

Русланов Е.В. О правомерности выделения Береговского археологи-ческого микрорайона в лесостепном Приуралье // XIX Уральское археологическое совещание, Сыктывкар (в печати), 2013.

Старков В.Ф. Мезолит и неолит лесного Зауралья. — М., 1980. Черных Е.Н. Древнее горнометаллургическое производство и антро-

погенные экологические катастрофы (к постановке проблемы) // Вестник древней истории. — М., 1995.

Шульгин П.М. Историко-культурное наследие как особый ресурс ре-гиона и фактор его социально-экономического развития // Мир России. — 2004. — № 2.

Ритуальная практика и реконструкция мировоззренческихтрадиций в эпоху поздней бронзы

а.а.ткачёвинститут археологии и этнографии со ран, г. новосибирскнаучный руководитель — академик ран в.и.молодин

В современной отечественной археологии история изучения ри-туальных комплексов и святилищ сформировалась в самостоятельное научное направление, разработавшее свои цели, задачи и методы, позво-ляющие реконструировать отдельные аспекты мировоззрения древнего населения. В ряде случаев проявления ритуальной практики являются единственным свидетельством своеобразия и богатства духовного мира исчезнувших к настоящему времени народов.

В процессе анализа материалов поселений андроноидных культур лесостепной и подтаежной зон Западной Сибири (пахомовская, сузгун-ская, бархатовская) были выявлены комплексы и предметы, которые по ряду признаков соотносятся с категорией ритуальных:

• погребения людей в жилищах и на межжилищном пространстве;

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 117

• групповые и отдельные костяки домашних и диких животных;• отдельные предметы, которые сами по себе, либо посредством

ритуала приобрели сакральный смысл.Отметим, что все упомянутые варианты ритуальных археологических

комплексов имеют обширные аналогии на памятниках эпохи бронзы Западной Сибири и сопредельных территорий. Анализ выявленных ри-туальных археологических комплексов позволил сделать ряд выводов, связанных с воссозданием сакрально-ритуальной практики населения эпохи поздней бронзы Тоболо-Иртышского междуречья.

Во-первых, наличие строительных жертвоприношений, которые про-изводились либо на начальных этапах возведения жилых построек, либо после их окончания с приданием конструкции определенной функции (например, жилище-хранилище № 21 на поселении Оськино Болото). В основе принесения строительной жертвы посредством определен-ного ритуала лежит идея о создании мира через механизм освоения и упорядочивания пространства. Подобные жертвы должны были обе-спечить благополучие, плодородие и достаток жильцов. Использование в исключительных случаях человека в качестве строительной жертвы может нести на себе охранную семантическую нагрузку, для обеспечения защиты определенного жилища или всего поселения (вероятно, в таком ключе стоит рассматривать погребения на межжилищном пространстве).

Можно допустить, что погребения людей на территории поселений связаны с личностными характеристиками индивидов и/или соотносят-ся с погребениями нестандартного типа, связанными с социально или религиозно значимыми чертами. В некоторых случаях можно говорить о наличии некой иноплеменной группы лиц, останки представителей которой после проведения каких-то ритуалов отдавались на обглады-вание собакам, а затем были погребены в парциальном виде в толще зольника (поселение Ново-Шадрино VII, зольник 2).

Во-вторых, достаточно точно можно реконструировать ритуалы, свя-занные с оставлением жилищ и/или всего поселения на определенный период. Необходимость такого оставления связана с естественным вос-становительным периодом освоенной территории. Подобные ритуалы в эпоху поздней бронзы фиксируются в трех варианта:

1) ритуал оставления очага, когда в очаге либо вблизи него фиксиру-ются предметы, которые не должны там находиться в обыденной жизни, и на них нет следов огня;

2) расположение в ключевых точках жилища/поселения предметов, которые маркируют данную территорию как жилую и освоенную (пред-меты, связанные с ведением хозяйства и промыслами);

118 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

3) оставление в ключевых точках жилой площадки целых (иногда перевернутых) сосудов — так происходила передача данной территории на время под охрану своих предков.

В-третьих, использование отдельных вещей или групп предметов в различных ритуалах, точная реконструкция которых на данный мо-мент затруднительна. К ним относятся антропоморфная и зооморфная пластика, различные глиняные изделия, а также некоторые единичные предметы, связанные с земледелием и промыслами. В одном случае можно говорить о своеобразной предметной «строительной жертве», которая была призвана обеспечить долговечность и неприступность фортификационных укреплений на городище (бронзовый нож с горо-дища Абатское-VI).

В-четвертых, в эпоху поздней бронзы, в связи с изменением основ жизнеобеспечения и увеличения поголовья мелкого рогатого скота начинает формироваться культ овна. Данное животное присутствует в значительной части ритуальных комплексов рассматриваемой эпохи, находит отражение в глиняной пластике (фигурки, фишки) и каменной скульптуре (плиты с изображением головы барана).

Подводя итоги общей характеристике ритуальных комплексов на по-селениях андроноидных культур Тоболо-Иртышья, можно констатиро-вать, что в этот период у носителей разнокультурных андроноидных традиций происходит становление и развитие близких мировоззрен-ческих взглядов и ритуальных действий. Сохраняется традиция андро-новских культов, связанных с жертвоприношениями лошадей, мелкого и крупного рогатого скота. В то же время происходит и значительная трансформация ритуальных действий — лошадей перестают погребать целиком, резко увеличивается количество приносимого в жертву мелкого рогатого скота, в основном овец. Продолжают бытовать и некоторые лесные традиции, связанные с принесением в жертву диких животных; появлением мелкой глиняной пластики, представленной антропоморф-ными и зооморфными скульптурами; возрастает роль рыболовства и, как следствие, появление большого количества глиняных грузил.

На финальной стадии бронзового века у носителей разных культур-ных традиций происходят резкие изменения в проявлениях культовой практики. У бархатовского населения Притоболья традиции пахомовских ритуальных действий постепенно угасают, что приводит к сокращению их разнообразия, проявляясь лишь в наличии незначительного количе-ства глиняной пластики. Ишимо-Иртышское междуречье, являющееся ареалом сузгунской культуры, становится своеобразной буферной зо-ной между миром степи и тайги. Именно здесь традиции пахомовских

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 119

ритуалов и культов не только сохраняются, но и получают дальнейшее развитие. Не случайно в рамках этого ареала появляются специализиро-ванные культовые центры-святилища (Сузгун II, Чудская Гора, Потчеваш, Хутор Бор I, Лучкино I).

Вклад Оренбургской археологической экспедиции в изучение бронзового века Южного Приуралья

р.и.шамсутдиноваоренбургский государственный педагогический университет, г. оренбургнаучный руководитель — к.и.н., доцент а.а.евгеньев

Оренбургская археологическая экспедиция (ОАЭ) была создана на базе педагогического института в 1977 году, под руководством Н.Л. Моргуновой. Так в Оренбургской области появился свой стационарный центр по изучению археологического наследия области, начавший си-стематически проводить исследования на территории области силами местных археологов. За прошедшие годы ОАЭ внесла значительный вклад в изучение проблем бронзового века. Начиная с середины 1980-х годов внимание ОАЭ было обращено на подкурганные памятники бронзового века, изучение которых в предшествующие годы велось эпизодически.

Изучение ямной культуры.Целенаправленные исследования ямных курганов начались в 1984 г.

с раскопок в Тоцком районе (КМ Медведка) и в Ташлинском районе (КМ Трудовое II и Болдырево I). Особенно плодотворными оказались раскопки в Ташлинском районе, продолжавшиеся в течение 1984–1986 гг. [Моргунова, Кравцов, 1991, с. 35–50].

КМ Болдырево I был раскопан полностью, что позволило получить цельную картину формирования некрополя. Впервые на территории области был исследован ямный курган больших размеров (d — 60 м, h — 6 м). В нем было открыто захоронение представителя знати ямно-го общества, отмеченное предметами из меди и метеоритного железа [Моргунова, 2000, с. 55–62]. Пышный погребальный ритуал, богатство сопутствующего инвентаря указывают на высокий социальный статус захороненного мужчины. В ходе исследований были получены ценные материалы, обозначившие проблемы происхождения и периодизации ямной культуры Приуралья.

120 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

На протяжении нескольких лет ОАЭ производились раскопки у сел Тамар-Уткуль, Изобильное и Покровка. Большинство комплексов со-держало многочисленные находки (керамику и металлические изделия), что давало возможность устанавливать хронологическую последователь-ность захоронений и выявлять особенности погребальной обрядности на разных этапах. В частности, был сделан вывод о том, что правобочное положение погребенных является характерным признаком приуральской группы, включая и наиболее ранние памятники [Моргунова, 2007, с. 7].

Наличие ступенчатых конструкций погребальных камер, марки-рованных инвентарем развитого этапа, обострило дискуссию по пол-тавкинской проблеме. Позиция, в которой «правобочное» положение костяков и ступенчатая конструкция могильных ям выступают как один из ведущих признаков полтавкинской культуры, на материалах Приуралья не подтверждается. Эти черты обряда зарождаются в среде древнеямного населения и сохраняются на всем протяжении развития культуры. По мнению Н.Л. Моргуновой, единственной чертой, принад-лежащей полтавкинской культуре, является появление плоскодонности в керамике [Моргунова, 1991, с. 123–130].

К середине 1990-х годов число изученных Оренбургской археологи-ческой экспедицией ямных памятников достигло более 150. Несмотря на значительный сдвиг в пополнении источников и расширение возмож-ностей их интерпретации, многие вопросы изучения ямной культуры продолжали оставаться дискуссионными [Моргунова, 2007, с. 7].

Начиная с 2000 г., при поддержке РФФИ и РГНФ с применением ком-плексной методики были изучены Шумаевские и Мустаевские курганы, в исследовании которых применялись палеоботанические, палеоан-тропологические и металлографические исследования, использовался метод радиоуглеродного датирования. Благодаря данным исследованиям появилась возможность получения новых и наиболее глубоких знаний.

Изучение срубной культуры.К началу работы Оренбургской археологической экспедиции посе-

ленческие материалы срубной культуры были изучены довольно слабо, что вызывало необходимость их исследования. В период с 1977 по 1989 годы под руководством Н.Л. Моргуновой и О.И. Пороховой были про-изведены раскопки шести поселений.

Можно отметить тот факт, что II Сухореченское, Ивановское и Токское поселения практически не испытали на себе андроновского влияния, что говорит о плотном заселении западных районов Оренбуржья срубными племенами [Моргунова, Порохова, 1989]. Совсем иная картина наблю-дается в центральном Оренбуржье. Изученное там Краснохолмское

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 121

поселение является ярким примером срубно-андроновских связей. Многие сосуды невозможно отнести ни к срубной, ни к андроновской керамике, поскольку на сосудах наблюдались разнокультурные признаки.

ОАЭ за прошедшие годы были изучены десятки курганных могиль-ников. Из них наибольший интерес представляют такие памятники, как КМ Свердлово IV и V, КМ Уранбаш, Лабазовский КМ, КМ Скворцовка, КМ Пролетарка. Многие из этих работ были вызваны разрушением и не-обходимостью охраны археологических памятников от строительных работ [Файзуллин, 2009, с. 342].

Были предприняты раскопки поселения и грунтового могильника у с. Буланово, где были выявлены материалы абашевской, синташтинской и срубной культур.

В 2006 г. под руководством Н. Л. Моргуновой были организованы ис-следования Лабазовского курганного могильника, который был отнесен к покровскому этапу срубной культуры. В это же время проводились работы на КМ Скворцовка, два кургана из группы были сооружены на раннем этапе срубной культуры. Были проведены антропологиче-ские и палеопочвоведческие исследования, технико-технологическое изучение керамики и металлографический анализ медных орудий. В 2009–2010 гг. были выпущены коллективные монографии, подводящие итоги работ на Лабазовском и Скворцовском КМ.

Оренбургской археологической экспедиции за прошедшее 35-летие удалось продолжить накопление объемного материала. Если первые работы, посвященные ямной и срубной проблематике, были описатель-ными, то вышедшие монографии носят исследовательский характер.

Также необходимо отметить, что ОАЭ, в отличие от своих предшествен-ников, активно принялась за разведочную работу и предпринимала шаги по содействию в изменении законодательства в области охраны архео-логических памятников. Предлагались проекты и областные программы охранных мероприятий, направленных на сохранение и использование историко-археологического наследия, в том числе и отдельных памятников археологии. Так, огромными усилиями удалось спасти от антропогенного воздействия Каргалинский металургический центр, на территории кото-рого находится целый ряд памятников срубной культуры.

литератураМоргунова Н.Л., Порохова О.И. Поселения срубной культуры в Орен-

бургской области // Поселения срубной общности. — Воронеж, 1989. Моргунова Н.Л., Кравцов А. Ю. Древнеямная культура Приуралья (по ма-

териалам Оренбургской области) // СА. — 1991. — № 2.

122 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

Моргунова Н. Л. К вопросу о полтавкинской культуре // СА. — 1991. — № 4. Моргунова Н.Л. Большой Болдыревский курган // АПО. Вып. 4. — Орен-

бург, 2000.Моргунова Н.Л. Вклад Оренбургской археологической экспедиции

в изучении истории Южного Урала за последнее 30-летие // АПО. Вып. 8. — Оренбург, 2007.

Файзуллин И.А. История изучения памятников срубной культуры на территории Оренбургской области // XLI международная Урало-Поволжская археологическая конференция студентов и молодых ученых. — Уфа, 2009.

Об уникальности постройки поздняковской культуры с памятника Безводное-1

а.а.швецованижегородский государственный университет им. н.и.лобачевского, г. н.новгороднаучный руководитель — к.и.н., ст. преп. н.н.грибов

Обращение к традициям домостроительства, организации внутрен-него пространства жилых и специализированных построек чрезвычайно важно для воссоздания хозяйственной, бытовой и сакральной сторон жизни той или иной археологической культуры. Человек издревле соз-давал вокруг себя целый мир, соответствовавший его представлениям о безопасности, удобстве, функциональности и обрядности.

Поздняковская культура позднего бронзового века лесной полосы Восточной Европы достаточно широко представлена поселенческими памятниками, часть из которых содержит остатки построек. К настоя-щему времени имеются сведения о 15 постройках, зафиксированных на поселениях поздняковской культуры. К этому числу относится и по-стройка с поселения Безводное-1, исследованная в 1970 г. нижегородским археологом В.Ф. Черниковым [Черников В.Ф., 1971]. В ходе проведенных раскопочных работ и анализе полученного материала данная постройка была интерпретирована как жилище [Черников В.Ф., 1971, с. 6–11]. Однако детальное рассмотрение ее конструкции, планировки и обустройства заставляет в этом усомниться.

Постройка с безводнинского поселения выбивается из общего ряда поздняковских жилищ своей формой и, следовательно, конструкцией. Она имеет подквадратную форму основания со сторонами 8,4×8 м и об-

Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов 123

щей площадью 67 кв.м., в то время как все из известных поздняковских построек характеризуются прямоугольной планировкой и, как правило, более существенными площадями. Исходя из характеристики заглу-бления котлована постройки в грунт, которое составило от 0,1 до 0,8 м, можно рассматривать данное сооружение как полуземлянку. Нехарак-терна и сама конструкция рассматриваемой постройки. В процессе раскопок было зафиксировано шесть столбовых ям диаметром ок. 0,3-0,5 м и глубиной ок. 0,4 м, находившихся с внешних сторон котлована, и одна — в центре постройки. Согласно этнографическим сведениям и схеме расположения столбовых ям, подобная конструкция, скорее всего, представляла собой полуземлянку с шатровым перекрытием в четыре ската. На поздняковских поселениях, где при строительстве жилищ применялась каркасно-столбовая конструкция стен с двускатной или односкатной кровлей, подобные конструкции построек не известны. Вход, находившийся в северо-восточной части постройки, был выполнен в виде тамбура. Он имел заглубление в грунт с плавным понижением от начала входа, ширина составляла ок. 1,8 м [Черников В.Ф., 1971, с. 8].

Внутри постройки были зафиксированы следы от трех кострищ. Одно из них традиционно располагалось напротив выхода, а два дру-гих — в северо-восточной части жилища, возле центрального опорного столба. Интересно и необычно оформление центрального кострища, свидетельствующее о его связи с некоей конструкцией. К яме-кострищу примыкал останец чистого материкового песка подчетырехугольной в плане формы. Его высота ок. 0,25–0,3 м, ширина — ок. 0,4–0,5 м, дли-на — 0,9–1 м. В процессе разборки этого остан¬ца было выявлено, что его стенки крепились частоколом из тонких жердочек. Сама же очажная яма, заполненная углем и золой, имела округлые края и крутые стенки, ее глу-бина ок. 0,4–0,5 м [Черников В.Ф., 1971, с. 8–9]. В заполнении кострища кроме фрагментов керамики были обнаружены глиняное рыболовное грузило, глиняное пряслице и кремневый нож. Примечательно, что еще одно кострище точно такой же конструкции находилось снару-жи, справа от входа в постройку. Кострищ аналогичной конструкции не удалось проследить для поздняковской культуры, за исключением случая в жилище на поселении Шава-1, где перед заглубленным в мате-рик кострищем (0,75×2 м, гл. ок. 0,2 м) так же располагался материковый останец, возвышающийся над полом жилища на 0,3 м [Черников В.Ф., 1970, с. 21]. Однозначно говорить о назначении и использовании кострищ с описанным устройством сложно, так как аналогии им среди других археологических культур пока не известны. Можно лишь предположить их некое ритуальное назначение. Об этом свидетельствуют следующие

124 Урало-Поволжье в эпоху палеометаллов

особенности: укрепленная жердочками приочажная конструкция, ко-торая могла служить подобием алтаря, факт присутствия в кострище предметов быта и орудий труда и отсутствие в самом кострище, или около него, хозяйственных отходов.

Кроме кострищ в постройке не было зафиксировано других объ-ектов: хозяйственных ям, следов от нар или лежанок, то есть ничего характерного для жилищ и жилых помещений. Интересно, что данную постройку окружает серия очагов и зольников, а рядом расположены группы погребений. При этом известно, что поздняковские могильники всегда выносились за пределы поселений. Единственный случай, где вблизи каждой из двух зафиксированных построек было обнаружено несколько погребений, — это поселение Логинов Хутор [Попова Т.Б., 1974, с. 221–227]. Эти постройки, согласно особенностям внутреннего убранства (очаги и зольники занимают почти половину всей площади пола), и составу находок (среди которых присутствуют глиняные ку-рильницы и целые сосуды, как прямо вкопанные в землю, так и пере-вернутые вверх днищами, бронзовый нож и обгоревшие челюсти быка), были интерпретированы как некий ритуальный комплекс.

Таким образом, рассматриваемая постройка представляется уникаль-ной не только для поздняковской культуры, но и для других культур бронзового века Среднего Поволжья. Особенности конструкции по-стройки с поселения Безводное-1, ее планировка, наличие сложного очажного сооружения, а также размещение в непосредственной близости от захоронений и связанных с ними зольников заставляет усомниться в интерпретации данного сооружения как жилища. Все перечислен-ные признаки, скорее, говорят о некоем сакральном или ритуальном назначении этого сооружения. Данная идея высказывается в качестве предположения, которое требует более детального рассмотрения и при-влечения дополнительных материалов.

литератураПопова Т.Б. Исследование памятников эпохи бронзы на Канищевских

дюнах под Рязанью // Археология Рязанской земли. — М., 1974.Черников В.Ф. Отчет о раскопках Безводнинского поселения в 1970 г. //

Архив ИА РАН. Р-1. № 4811. 1971.Черников В.Ф. Отчет о раскопках поселения Шава II и селищ Шава

Iа и Iб в 1969 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 4871. 1970.

125

Раскопки сарматских курганов на Дону

г.н.азаровволгоградский государственный социально-педагогический университет, г. волгограднаучный руководитель — к.и.н., профессор в.и.мамонтов

Первое появление сарматского населения в Волгоградском Завол-жье можно отнести к IV в. до н.э. В дальнейшем сарматы, освоив степи междуречья Волги и Дона, Астраханские степи, двигаются вдоль течения Дона и оказываются на территории Краснодарского и Ставропольского краев. В первой половине I в. до н.э. они приходят на земли Ростовской области.

По Волго-Донскому междуречью текут многочисленные реки, в пой-мах которых и в степи имеется обильный корм для мелкого рогатого скота и лошадей. Т. е. природные условия Волгоградской части Волго-Донского междуречья были привлекательны для сарматского населения, способствуя их хозяйственной деятельности и пребыванию здесь с IV в. до н. э. по VI в. н.э. Отсюда и появление больших курганных могильников сарматского населения на изучаемой территории.

После стабилизации сарматского населения в степях междуречья начинают укрепляться их торгово-обменные отношения с мастерскими Северного Причерноморья и Предкавказья, откуда к условным пунктам, вероятно, в устьях донских рек, идут караваны торговцев. В результате обмена элитная сарматская прослойка получает импортные вещи, ко-торые позднее окажутся в погребениях сарматской знати I-II вв. н.э.

Донская экспедиция ВГСПУ ежегодно ведёт охранные раскопки курганов у пос. Вербовский на реке Донская Царица. В 2013 году было раскопано четыре небольших кургана.

В одном из них было обнаружено захоронение женщины-сарматки. В погребении рядом с костяком был размещён сопровождающий погре-бальный инвентарь: большое бронзовое зеркало, ожерелье из стеклянных бус с внутренней позолотой, бусы из коралла, янтаря, граната, сердолика, опала, стеклянный цветной бисер, два кувшина из мастерских Причерно-морья и небольшой бронзовый котел. Все это пришло в степи междуречья из мастерских Северного Причерноморья. Интересной представляется

урало-поволжье в эпоху раннего железного века

126 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

находка, представляющая собой флакон из гагата (горного янтаря), под крышечкой которого, скорее всего, хранили благовоние. На груди сарматки был обнаружен амулет — бронзовая подвеска в виде головы животного или птицы на длинной шее, с широко открытым клювом.

В другом кургане в глубокой яме было обнаружено разрушенное погребение знатной сарматской женщины с грудным ребенком. Рядом с костяками были собраны интересные предметы: фрагменты круп-ного импортного кувшина с изящной ручкой, бронзовые фрагменты-пластинки зеркала, золотые волоконца от парчовой одежды, золотые миниатюрные нашивные бляшки и пронизки, ожерелье из крупных бусин (гешир, янтарь, стекло с внутренней позолотой, опал, сердолик, порфирит и т.д.), а также мелких капелек граната и аметиста, оформ-ленных золотой фольгой.

Кроме того, в этом захоронении было найдено уникальное изделие — гемма темно-фиолетового стекла. На её плоскостях талантливый ювелир античного времени вырезал четкими линиями фигуру греческого воина в шлеме, с круглым щитом, копьем и мечом на боку. На оборотной стороне геммы изображено животное (пантера или гепард) в прыжке, в сжатой пасти которого находится жезл с двумя змеями.

Таким образом, можно сделать вывод, что освоив Волго-Донское междуречье, сарматское население стало активно налаживать торгово-обменные отношения с Северным Причерноморьем и Предкавказьем. С этого времени сарматы превращаются в одну из ведущих военно-политических сил на северо-восточной окраине античного мира. По-степенно возрастает международный авторитет сармат, развиваются и укрепляются торговые отношения с населёнными пунктами территории Северного Причерноморья.

Римская черепица из села Орловка

о.а.андроноваодесский национальный университет им. и.и.мечникова, г. одесса, украинанаучный руководитель — к.и.н. а.а.васильев

В данной работе описывается черепица римского времени с клеймами легионов. Черепица была найдена у с. Картал (ныне с. Орловка Рений-ского р-на Одесской области). Городище было открыто в сер XIX в. Оно расположено в 15 км от с. Орловка на так называемой «Каменной горе».

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 127

Городище занимало площадь около 2 га. В сер. XIX в. там были найдены фрагменты римских надписей с упоминанием V Македонского легиона и часть рельефа с изображением охотящейся Дианы. Систематические исследования городища были начаты в 1963 г. доцентом кафедры исто-рии древнего мира и средних веков Одесского университета Бондарь Риммой Дмитриевной [Бондарь Р.Д., 1971, с. 66–70].

Римское укрепление возникло на месте более древнего поселения. Вполне вероятно, что городище уже с I в. входило в систему укрепле-ний, созданных гето-дакийскими племенами, объединившимися перед вероятной угрозой римского завоевания.

Гарнизон составляли войска I Италийского легиона и V Македонского, а так же здесь находились суда Флавиев Мезийского флота, база кото-рого находилась на противоположном берегу Дуная в г. Новиодунуме. Именно об этом свидетельствует найденная черепица с клеймами этих легионов и флота. Городище прекратило своё существование в сер. III в. из-за пожара, следы которого были обнаружены.

Укрепление у с. Орловка вероятно входило в общую систему ду-найского лимеса —оборонительной линии, созданной римлянами для защиты границ империи [Бондарь Р.Д., 1973, с. 154]. На левом берегу нижнего течения Дуная древние авторы помещают Алиобриск и Крем-ниск. С каким именно из этих пунктов можно отождествлять городище пока не ясно.

I Италийский легион был набран для похода Нерона на Кавказ, кото-рый 20 сентября 66 г. получил значки и орлов [Зубарь В.М., 2000, с. 28].

V Македонский легион был введен на территорию Мезии не ранее 23 г. После второй Дакийской воины (101–106 гг.) и образования провин-ции Дакия он был переведен в Трезмиc и взял под свою охрану границу вдоль Дуная от Капидавы до Новиодунума, включая укрепления Барбоши и Орловку. Кроме этого солдаты V Македонского легиона были разме-щены в Каллатисе и Истрии. Именно после окончания Дакийских войн императора Траяна римская администрация начала целенаправленное укрепление мезийской границы на Дунае, в системе которой ведущую роль играл V Македонский легион [Зубарь В.М., 2000, с. 17].

Флавиев Мезийский флот, скорее всего, формировался на осно-ве Мезийского флота, большую часть которого сотавляли корабли, до этого находившиеся в подчинении ревеннского префекта [Зубарь В.М., 2003, с. 159].

Коллекция черепицы, найденной у с. Орловка, насчитывает 156 фраг-ментов. На 86-и присутствуют клейма I Италийского, V Македонского легионов или Фливиев Мезийского флота. Честь черепицы является

128 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

археологически целостной. Целая плита составляет 54–55 см на 42 см, имеет борта с двух противоположных сторон примерно 4,5–5 см в вы-соту. Размер штампа I Италийского легиона составляет 12 см на 4,2 см; штамп V Македонского легиона — 9,5 см на 3,8–4 см. Размер штампа Флавиева Мезийского флота составляет 8,3–9,5 см на 2–3,5 см. Подобные плиты назывались tegula.

Фрагменты черепицы можно классифицировать по нескольким параметрам. Во первых, по цвету глины: жёлтый, красный и рыжый. Во вторых, по клейму. Но тут возникают некоторые сложности — размер клейма может варьировать, присутствует несколько вариантов картуша, так же шрифт клейма одного и того же легиона может различаться.

Если говорить о количественном соотношении того или иного ле-гиона в коллекции, то стоит сказать, что насчитывается 40 фрагментов с клеймом I Италийского легиона, 15 фрагментов с клеймом V Македон-ского легиона и 10 фрагментов с клеймом Флавиев Мезийского флота. Остальные фрагменты либо не удаётся идентифицировать, либо на них попросту отсутствует клеймо. На некоторых фрагментах встречается своего рода рисунок.

В коллекции так же присутствуют фрагменты плитки полуцилин-дрической формы — imbrex, которая накрывала соединения между соседними tegula. В коллекции насчитывается 10 таких фрагментов, которые являються археологически целостными.

литератураБондарь Р.Д. Городище у с. Орловка // Археология СССР. Античные

государства Северного Причерноморья. — М.: Наука, 1984.Бондарь Р.Д. Археологические раскопки у с. Орловка. В кн.: Археоло-

гические исследования на Украине в 1968 г. — Киев, 1971.Бондарь Р.Д. Некоторые проблемы истории нижнедунайского лимеса //

ВДИ. — 1973. — № 3.Зубарь В.М. О характере похода легата Тиберия Плавтия в Таврику //

Сборник Экзетерского университета. — 2003.Зубарь В.М. О римских войсках в Херсонесе и его округе в середине

II — первой трети III вв. (в соавторстве с Сарновским Т., Савелей О.Я.) Балаклава. Римская военная база и святилище Юпитера До-лехиана. — Warschau, 2000.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 129

Проблемы скифо-сарматской истории в историографическом обзоре

а.а.басыровастерлитамакский филиал башкирского государственного уни-верситета, г. стерлитамакнаучный руководитель — к.и.н., доцент с.в.сиротин

Скифо-сарматская история представляет собой одну из ярких страниц в истории Южного Урала. Как отмечается большинством исследователей, ввиду недостаточной и неоднозначной освещенности в письменных источниках ее изучение доступно лишь на археологическом материале.

Савроматская тематика приобрела дискуссионный характер с конца прошлого века. Появились работы, в которых обосновывается необхо-димость уточнения понятия «савроматская археологическая культура», по этому поводу высказываются различные мнения о территории, зани-маемой савроматами, и принадлежности им археологических памятников [Скрипкин А.С. Клепиков В.М., Мошкова М. Г., 2002, с. 46].

Общераспространенным является то, что с VII по V вв. до н.э. в урало-поволжских степях обитало объединение савроматов, из глубин кото-рого к IV в. до н.э. вышел мощный союз сарматских племен из аорсов, сираков, роксоланов, языгов, аланов.

Развитие представлений о савроматах и их археологической куль-туре первоначально носило расширительный характер. Еще П.Д. Рау, выделил савроматские памятники в Нижнем Поволжье и увидел их сход-ство с одновременными памятниками Южного Приуралья [Мошкова М.Г.,1974, с.169].

К.Ф. Смирновым которым было отмечено, что в рассматриваемый пе-риод (VI-IV вв. до н.э.) степи Западного Казахстана и Южного Урала были местом расселения дахо-массагетского массива племен, а на их северо-восточной периферии — исседонов.

В работах К.Ф. Смирнова намечается сужение территории обитания исторических савроматов при сохранении широкого толкования савро-матской археологической культуры с ее двумя локальными вариантами: самаро-уральским и волго-донским. Значительно большее однообразие волго-донских памятников этого времени, в отличие от самаро-уральских, также отмечал К. Ф. Смирнов [Смирнов К.Ф.,1989, с.170].

Б.Ф. Железчиков и А.Х. Пшеничнюк называли данную эпоху «ранне-кочевнической культурой Южного Приуралья VI — начала IV в. до н. э. (или VI-III вв. до н. э.)» [Железчиков Б.Ф., Пшеничнюк А.Х.,1994, с.73].

130 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

В конце 1980-х и в 1990-е гг. появляется ряд работ М.А. Очир-Горяевой, посвященных памятникам савроматского времени Нижнего Поволжья, в которых автор делает следующие выводы. Археологические памят-ники Нижнего Поволжья по многим признакам погребального обряда и материальной культуры существенно отличаются от южноуральских и представляют самостоятельное явление. Население Нижнего Поволжья автор относит к кругу скифских народов, название которых не сохра-нилось в письменных источниках.

М.А. Очир-Горяева обосновала принадлежность к единой археоло-гической культуре древности скифского времени правобережья (соб-ственно междуречья Волги и Дона) и левобережья Волги. Разработки М. А. Очир-Горяевой стали последними исследованиями по савроматской тематике с обобщением значительного материала и постановкой общих проблем. [Очир-Горяева М.А.,1988, с. 52].

Л.Т.Яблонский приходит к выводу, что в отличие от «археологических культур», культурно-хронологические горизонты образуют разнообраз-ные ландшафты. В плане хронологическом культурно-хронологические горизонты располагаются в порядке относительной хронологии. При этом с принятием концепции «культурно-хронологических горизонтов» автор отказывается от «условной» этнически окрашенной терминологии, сохраняя традиционную схему периодизации раннекочевых сообществ степной Евразии. [Яблонский Л.Т. 2007, с.30]

Следует отметить, что в результате археологических данных, теоре-тических обоснований был собран значительный материал по изучению истории культуры сарматов, что позволяет по-новому взглянуть на во-просы изучения скифо-сарматской истории. Однако в ходе представлен-ного историографического обзора следует отметить, что не существует единого мнения относительно становления, происхождения сарматской культуры, что является плацдармом для дальнейших научных изысканий.

литератураЖелезчиков Б.Ф., Пшеничнюк А. Х. Племена Южного Приуралья в VI-

III вв. до н. э. // Проблемы истории и культуры сарматов: ТДК. — Волгоград, 1994. — С. 73–84.

Очир-Горяева М.А. О расселении савроматов // Вестник ЛГУ. Сер. 2. 1988. Вып. 3 (№ 16).

Мошкова М.Г. Проблема формирования раннесарматской (прохоров-ской) культуры. — М., 1974. — С. 168–170.

Скрипкин А.С. Клепиков В.М., Мошкова М. Г. Об одной попытке модер-низации сарматской периодизации // РА. — 2002. — № 1. — С. 45–56.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 131

Смирнов К.Ф. Савроматская и раннесарматская культура // Археология СССР. Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1989. — С.169–172.

Яблонский Л.Т. Проблема хронологии и типологизации сарматских культур на современном этапе их изучения (в свете новейших мате-риалов из Южного Приуралья) // Региональные особенности ранне-сарматской культуры: Материалы семинара Центра изучения истории и культуры сарматов. Вып. II. — Волгоград, 2007. — С. 4–31.

3D реконструкция погребения 3 кургана Яковлева-2

в.а.боббстерлитамакский филиал башкирского государственного университета, г. стерлитамакнаучный руководитель — к.и.н., доцент с.в.сиротин

Быстрое развитие, как компьютерных технологий, так и археологии как науки в целом, позволило открыть новые возможности для совре-менных археологов. Наличие большого выбора программных средств по обработке информации графической, аудиовизуальной и текстовой позволило начать активное использование интерактивных ЗD-технологий в научно-исследовательской сфере для широкого круга научных дис-циплин, и в частности, применять трехмерное моделирование в исто-рических и археологических исследованиях.

На сегодняшний день существует программное обеспечение и тех-ника, позволяющие по новому взглянуть на обработку археологических данных. Необходимо лишь объединить достижения компьютерных технологий и информацию, получаемую во время раскопок. Одним из ме-тодов такой обработки является реконструкция сооружений, построек и других объектов в трехмерном пространстве. Российская археология на сегодняшний день имеет довольно не малые успехи и достижения в этой области научного исследования [Смолин А.А., Румянцев М.В., 2010, с. 91].

Целью данной работы является изучение и применение 3D технологий для обработки археологической информации.

В 2009 году археологическая экспедиция Стерлитамакской государ-ственной педагогической академии проводила раскопки кургана Яковлев-ка-2 близ села Яковлевка в Хайбуллинском районе. Для реконструкции в 3D формате было выбрано погребение № 3 датированное IV в. до н.э.

132 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Оно представляет собой яму овальной формы. В погребении находился женский скелет с богатым вещевым комплексом.

Для решения поставленной цели изучались различные программы по трёхмерным реконструкциям. В процессе был выбран метод интегра-ции различных программ, с целью улучшения и облегчения достижения желаемого результата. Работа велась на основе имеющихся чертежей в Corel DRAW и цифровых фотографий [Васильев С., 2002]. В частности главная информация из чертежей — это точные топографические данные и сама схема погребения.

Сам весь процесс реконструкции можно разделить на несколько эта-пов. На первом этапе производится перевод чертежа в Adobe Illustrator. На втором этапе накладывается трёхмерная сеть на модель. Сложным моментом здесь является восстановление вертикального обрыва, который является важной частью погребения. На третьем этапе была произведена визуализация модели: всем объектам были присвоены текстуры, выстав-лен свет и произведен рендеринг модели [Трехмерные реконструкции в археологии, 2003].

Ещё одним сложным моментом является реконструкция скелета. За экранную основу брался чертёж в редакторе Corel DRAW. Затем на него «накладывались» имеющиеся элементы костяка — ребра, позвонки, кости конечностей. Чаще всего «установка» отдельного элемента сводилась к его правильной ориентации на плане (вращению) или незначительной трансформации (масштабированию или искривлению). Это характер-но, например, для многочисленных ребер, позвонков, костей запястий [Борисов М., 2002].

Использование данных технологий даст возможность создавать трёх-мерные реконструкции прямо на месте полевых раскопок, обеспечивая максимальную точность. Подобные разработки позволят увеличить использование информационных технологий в археологических ис-следованиях.

литератураБорисов М. «Использование компьютерной графики в археологии

на примере создания чертежей погребальных комплексов». г. Самара, 2002 г. // http://www.archaeology.ru/ONLINE/Borisov/comp_graf.html

Васильев С. «Обзор программного обеспечения». Санкт-Петербург, 2002 г. // http://www.archaeology.ru/ONLINE/Vasiljev/programms.html

Смолин А.А., Румянцев М.В. Виртуальные трехмерные реконструкции Электронный ресурс: http://www.arheo3d.narod.ru/ (Трехмерные ре-

конструкции в археологии)

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 133

К проблеме генезиса и хронологии меча прохоровского типа

е.в.вильдановастерлитамакский филиал башкирского государственного университета, г. стерлитамакнаучный руководитель — к.и.н., доцент с.в.сиротин

В конце V — начале IV веков до н.э. на территории Южного Урала происходят значительные изменения, вызвавшие трансформацию ма-териальной культуры ранних кочевников. В связи с этим открытым остается вопрос о происхождении и появлении так называемого меча прохоровского типа.

Мечи и кинжалы, имеющие прямое брусковидное перекрестье и пря-мое навершие, наряду с экземплярами с изогнутым серповидным на-вершием традиционно считают оружием прохоровского типа.

Впервые общую схему генезиса раннесарматских клинков предложил ещё М.И. Ростовцев. Он полагал, что их предшественниками были клин-ки скифского времени с сердцевидным перекрестьем и антенновидным навершием. Затем через «переходную форму» (клинки с брусковидным, дугообразно изогнутым или «сломанным» под тупым углом перекрестьем и прямым, либо коротким угловидным навершием) они трансформиро-вались в классические прохоровские формы, т.е. мечи с тонким прямым перекрестьем и плавноизогнутым серповидным навершием. В тоже время М.И. Ростовцев не отрицает и того, что данная форма мечей могла прийти и с Востока в эпоху эллинизма [Ростовцев М.И., 1918, с. 59–61].

К.Ф. Смирнов придерживался данной точки зрения и также не ис-ключал влияния восточных, южносибирских кинжалов майэмирско-тагарской эпохи с узкими перекрестьями, приближающимися по форме к уральским мечам со «сломанной» или дуговидной крестовиной [Смир-нов К.Ф., 1964, с. 30–31].

В.К.Фёдоров полагает, что процесс возникновения классического прохоровского клинка протекал через стадию экспериментов со стары-ми формами, в ходе которого постепенно были утрачены такие ранние признаки, как широкая массивная рукоять, массивное прямое бруско-видное навершие, массивное слабоизогнутое или прямое брусковидное перекрестье, ложок на рукояти [Федоров В.К., 2010, с. 383]. Процесс этот с точки зрения Фёдорова занимал, скорее всего, несколько меся-цев. В ходе энергичных мероприятий именно юго-запад современной Башкирии стал местом перевооружения сарматского войска [Федоров В.К., 2001, с. 186].

134 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Гуцалов С.Ю. видит путь появления классических прохоровских клинков в процессе их эволюции из мечей с прямым брусковидным перекрестьем и стержневидным навершием [Гуцалов С.Ю., 2004, с. 29].

А.Г. Гаврилюк и А.Д. Таиров предложили формирование прохоров-ских мечей на основе скифских акинаков с когтевидным навершием [Гуцалов, 2007, с. 13].

В.Ю. Зуев и А.В. Симоненко занимают позицию, согласно которой оружие прохоровского типа могло сформироваться независимо от савро-матского у кочевников восточного Прикаспия [Симоненко, 2009, с. 23].

Говоря о времени сложения прохоровского меча М.Г. Мошкова при-водит дату рубежа IV-III века до н.э. [Мошкова, 1963, с.34]. В.Ю. Зуев называет дату рубежа II-I вв. до н.э. [Федоров, 2001, с. 180]. В.К. Фёдоров считает временем возникновения мечей с прямым перекрестьем и сер-повидным навершием IV в. до н.э. и приводит в качестве доказательства два комплекса: это курган 3 группы «Алебастрова гора» и курган 2 у села Рычковка [Федоров, 2001, с. 182]. Эту же точку зрения разделяет и В.М. Клепиков, отмечая, что в Приуралье, т.е. в месте формирования прохоровской культуры, данный тип мечей появился ещё в IV в. до н.э. и предполагает время появления их в поволжских степях не ранее рубежа IV-III вв. до н.э. [Клепиков, 2002, с. 29–30]. В.Н. Васильев утверждает, что дата появления мечей и кинжалов прохоровского типа на Южном Урале устанавливается не только с точки зрения относительной, но и аб-солютной хронологии. Находка гераклейской амфоры в Ново-Мусино напрямую выводит на эти самые ранние из содержащих прохоровское оружие комплексы. На основании некоторого погребального инвентаря В.Н. Васильев считает, что эти комплексы чрезвычайно близки в хроно-логическом отношении с названными выше [Васильев В.Н., 2001 с. 183]. Симоненко, опровергая выводы В.К. Фёдорова и В.Н. Васильева, считает, что появлением мечей данного типа, стоит датировать время не ранее второй четверти III в. до н.э. [Симоненко А.В., 2009, с. 22].

На наш взгляд наиболее обоснованной является точка зрения В.Н. Васильева, который утверждает, что весь раннепрохоровский комплекс сложился уже к концу IV века до н.э. Собственно же мечи прохоровкого типа сформировались на основе мечей с прямым перекрестьем и прямым навершием на рубеже IV-III вв. до н.э.

литератураВасильев В.Н. К хронологии раннепрохоровского клинкового оружия

и «проблеме» III в. до н.э. // Материалы по археологии Волго-Донских степей. Вып. 1. —Волгоград, 2001.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 135

Гуцалов С.Ю. Мечи и кинжалы кочевников Южного Приуралья в VI–I вв. до н.э. // Вооружение сарматов: региональная типология и хро-нология. Доклады к VI международной конференции «Проблемы сарматской археологии и истории». — Челябинск, 2007.

Гуцалов С.Ю. Древние кочевники Южного Приуралья VII–I вв. до н.э. — Уральск, 2004.

Клепиков В.М. Сарматы Нижнего Поволжья в VI-III вв. до н.э. — Волго-град: Издательство Волгоградского государственного университета, 2002.

Мошкова М.Г. Памятники прохоровской культуры. — М.: Издательство академии наук СССР, 1963.

Ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области в эпоху раннего и позднего эллинизма. − СПб., 1918.

Симоненко А.В. Сарматские всадники Северного Причерноморья. — СПб., 2009.

Смирнов К.Ф. Савроматы. — М.: Наука, 1964.Фёдоров В.К. Клинковое оружие и колчанные наборы IV-III вв. до н.э.

(о времени появления на Южном Урале мечей и кинжалов прохо-ровского типа) // Материалы по археологии Волго-Донских степей. Вып. 1. — Волгоград, 2001.

Фёдоров В.К. Случайные находки раннекочевнических кинжалов в Уча-линском районе республики Башкортостан // Археология и палеон-тропология Евразийских степей и сопредельных территорий. — М., 2010.

Отражение ритуалов жизненного цикла в детских погребениях ранних кочевников Южного Урала

а.х.гильмитдиноваюжно-уральский государственный университет, г. челябинскнаучные руководители — д.и.н. а.д.таиров, к.и.н. н.а.берсенева

Социализация — процесс длительный и сложный. Из этнографиче-ских материалов кочевых народов известно, что по мере взросления и приобщения к трудовой деятельности коллектива в жизни ребенка происходит ряд существенных перемен, которые сопровождаются об-рядами перехода.

Социализация в древности, связанная с вовлечением ребенка в обще-ственную деятельность, может быть исследована при условии, что она

136 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

нашла материальное отражение в археологическом памятнике, так как социальные позиции индивида могут во многом проявляться в обрядах погребения.

Данное исследование базируется на анализе археологических и эт-нографических материалов. Археологический источник представлен 132 исследованными детскими захоронениями ранних кочевников на тер-ритории Южного Урала. В них были выявлены останки 149 индивидуу-мов. Антропологически детей можно разделить на такие категории, как младенцы (0,1–1 год), дети (1,1–11 лет) и «подростки» (12–15 лет) [Бер-сенева, 2007]. Захоронения датированы савроматским, ранне-, средне- и позднесарматским периодами эпохи раннего железа в пределах VI в. до н. э. — III в. н.э.

По результатам анализа материала детских захоронений можно вы-делить следующие группы погребений: безинвентарные; с инвентарем, чаще представленным глиняной лепной посудой, украшениями—аму-летами и культовыми вещами; погребения с «взрослым» инвентарем — предметами вооружения и быта.

Для данного исследования необходимо обратиться к этнографии детства кочевых, или недавно отошедших от кочевания обществ, со-хранивших в своей культуре древние традиции. В качестве этнографи-ческого материала выступают записи о киргизах, башкирах, тувинцах, татарах и казахах. При их анализе удалось выявить несколько обрядов жизненного цикла в жизни ребенка: обряд рождения, укладывания в колыбель, имянаречение, первая стрижка волос, обрезание, разреза-ния пут. Так как единственным критерием пройденного индивидом ритуала перехода является его погребальный инвентарь, то большинство из перечисленных ритуалов почти невозможно проследить по архео-логическим останкам.

Наибольшее количество безинвентарных захоронений оказались младенческими [Курганы..., 1995]. Возможно, что погребенные еще не проходили никаких обрядов перехода, либо обряды не отразились в материальных остатках. Так, тувинцы при погребении ребенка помеща-ли вместе с ним пищу, но никаких вещей «в тот мир» не давали, ибо сам умерший при жизни еще не научился пользоваться вещами домашнего обихода. Правда, иногда детей хоронили с игрушками [Фиельструп, 2002].

Прослеживаются различия в инвентаре между захоронениями детей младенческого возраста и детей 1–10 лет. Археологические материалы в погребениях последних представлены в основном керамической по-судой, многочисленными украшениями, культовыми вещами, а также иногда встречаются и предметы быта. Данные этнографии свидетель-

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 137

ствуют о том, что к детям до года относились иначе, нежели к детям постарше. Связано это с различными ритуалами жизненного цикла. Одним из первых и наиболее важным из них является обряд разрезания пут у детей в возрасте примерно 1 года. Он символизирует ритуальное рождение. Дело в том, что из страха перед умершими, покойникам связывают вместе ноги, чтобы они не бродили среди живых. Обряд «раз-резания пут», который у тюркских народов совершается, когда ребенок только начинает ходить должен помочь ребенку, пришедшему в этот мир «неходячим», со связанными ногами, обрести статус «ходячего» существа мира живых [Зданович, Любчанская, 2006; Фиельструп, 2002]. Возможно, что в обществах ранних кочевников существовали подобные обряды, когда из безличного существа, пришедшего в этот мир совсем недавно, младенец преобразовывался в ребенка — социальное существо, наделяемое, со временем, общественными обязанностями.

В погребениях детей ранних кочевников также иногда находят кон-скую сбрую [Краева,1999]. А в киргизском обществе существовал обряд первого сажания на коня мальчиков в 3–4 года [Фиельструп, 2002].

Из всего множества обрядов перехода археологически чаще всего фиксируются результаты инициации. Инициация — это обряд приобще-ния подростка к категории взрослых, мужчин и женщин [Алексеев, Першиц, 2004]. Инициации являются частным случаем более широкого ритуального комплекса — «ритуалов жизненного цикла». Археологиче-ски достаточно четко прослеживаются различия между погребенными до и после рубежа 12–14 лет. Если в погребениях детей до 12 лет находят нейтральный набор инвентаря, состоящий лишь из культовых предме-тов, украшений и/или 1–2 лепных горшков [Пшеничнюк, 1983], то в за-хоронениях подростков уже обнаруживают орудия труда и предметы вооружения [Моргунова, Гольева, Краева, и др., 2003].

Таким образом, процесс социализации детей эпохи ранних кочев-ников может отражаться в вещественных материалах захоронений. По достижении 3–5 лет, ребенка начинали приучать к труду, приобщать к коллективной деятельности. В 10–12 лет дети входили в подростковый период, а уже с 14 лет — ребенок уже выходит из категории детей и ста-новится взрослым членом общества ранних кочевников.

литератураАлексеев В.П. История первобытного общества. — М., 2004. Берсенева Н.А. Археология возрастных групп: проблемы и перспективы

изучения // Этноистория и археология Северной Евразии: теория, методология и практика исследования. — Иркутск: ИрГТУ, 2007.

138 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Бикбулатов Н.В., Юсупов Р.М., Шитова С.Н., Фатыхова Ф.Ф. // Башкиры: Этническая история и традиционная культура. — Уфа: Научное из-дательство «Башкирская энциклопедия», 2002.

Зданович С.Я., Любчанская Т.В. Народы Южного Урала: история и куль-тура. — Челябинск: Челяб. гос. ун-т, 2006.

Краева Л.А. Памятники раннего железного века из западного Оренбуржья // Археологические памятники Оренбуржья. Вып.3. — Оренбург,1999.

Курганы левобережного Илека / отв. ред. Л. Т. Яблонский. — М.: ИА РАН, Вып. 3, 1995.

Моргунова Н.Л., Гольева А.А., Краева Л.А., Мещеряков Д.В., Турецкий М.А., Халяпин М.В., Хохлова О.С. Шумаевские курганы. — Оренбург, 2003.

Потапов Л.С. Очерки народного быта тувинцев. — М.: Наука, 1969.Пшеничнюк А.Х. Культура ранних кочевников Южного Урала. — М.:

Наука, 1983.Сайфутдинова Г.Б. Межпоколенная трансмиссия этнической культуры

у татар // Вестник Чувашского университета. — Чебоксары, 2009.Фиельструп Ф.А. Из обрядовой жизни киргизов начала XX века. — М.:

Наука, 2002.

Семантика декоративно-прикладного искусства кочевников Южного Урала в древности и средневековье

с.в.гуляевбашкирский государственный педагогический университет им. м. акмуллы, г. уфанаучный руководитель — д.и.н., профессор в.а.иванов

Декоративно прикладное искусство кочевников Южного Урала — это сложный объект для исследования и требует междисциплинар-ного подхода в таких дисциплинах как археология, искусствоведение, религиоведение, культурология, и т.д. Семантика, формы и сюжеты декоративно-прикладного искусства древних племен постоянно при-влекают к себе внимание исследователей. Особенно это касается декоративно-прикладного искусства ранних кочевников, представ-ленного наиболее многочисленными и разнообразными артефактами. Основоположниками научного изучения декоративно-прикладного искусства ранних кочевников являются российские археологи М.И. Ростовцев, Б.Н. Граков. Сейчас эту тему продолжают развивать в своих исследованиях В.А. Кореняко, З.С. Лапшина, Н.С. Савельев и др.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 139

Совершенно естественно, что семантику декоративно-прикладного искусства древнего населения Южного Урала и Приуралья, то есть то ма-гическое значение предмета, которое придают ему люди, начинают изучать с материалов ранних кочевников — сарматов, обитавших здесь с VII-VI вв. до н.э. Характерной особенностью сарматского (скифо-сарматского) искусства является «звериный стиль». Благодаря исследо-ваниям названных ученых, сейчас достоверно установлен ареал скифо-сарматского звериного стиля, его изобразительная стилистика со всеми ее региональными особенностями.

Проблемой появления звериного стиля занимался А.И. Тереножкин. По результатам изучения коллекций скифо-сибирского искусства он ха-рактеризует его как самый массовый стиль эпохи раннего железного века, поскольку территория его распространения выходит за пределы одного конкретного этноса и этнической группы. Было установлено, что звериный стиль постоянно развивался, и он был характерен не только для декоративного искусства индоевропейцев — скифов и сарматов, но и для племен, говоривших на языках алтайской и финно-угорской семей. По мнению исследователя, у истоков звериного стиля лежит тотемизм, пережитки которого в виде отдельных сюжетов сохраняются и по сей день у народов степей и лесостепей Евразии [Тереножкин А.И., 1977, с. 23].

В.А.Кореняко в своей книге «Искусство народов центральной Азии и звериный стиль» доказывает существование звериного стиля в Сибири и Монголии, поскольку племена этих территорий являются носителя-ми Скифского звериного стиля. Существуют несколько особенностей звериного стиля ранних и поздних кочевников. У ранних кочевников господствует анимализм на предметах долгого хранения, таких как камень, металл, кости. Но в разных регионах свои материалы, на кото-рых изображали животных. Как показали раскопки, в условиях вечной мерзлоты люди использовали мягкие материалы: дерево, кожу, ткань, войлок, но характер изображения ничем не отличался. Зооморфные изображения наносились на предметы ритуального значения: на сосуды и драгоценные металлы.

Воронежский археолог А.Т.Синюк на материалах Дубовского и Ближ-нестояновского курганных могильников выделяет некоторые особен-ности искусства звериного стиля у кочевников Донских и Причерно-морских степей. По мнению ученого, это выделение какой либо одной части тела, ее преувеличение, оленьи рога, птичий клюв, перевоплощение (инкарнация) одного живого в другое, на когтях хищников изображение птичьих клювов и т.д. Скифо-сарматские звери и птицы редко составля-

140 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

ют какую-либо композицию. Для скифского искусства боле характерно изображение не целой фигуры животного, а ее части — головы, лап. Связано это было с тем, что у скифов и других кочевников их времени понятие красоты несло в себе не эстетическое, а сакральное значение: вещь красива только в том случае, если она приносит пользу. Женщины носили украшение не из-за красоты, а как оберег от злых духов.

Как считают А.Т. Синюк и В.А. Кореняко, изображение животных на оружии также носило магический характер. По-видимому, изобра-женное животное каким-то волшебным образом усиливало действие оружия. Например, Макаренко при раскопках курганов у с. Мастюгино обнаружил золотую накладку от колчана со стрелами, на которой изобра-жен грифон с поднятой головой. Очевидно, она также предназначалась для охраны человека в загробной жизни.

Самым известным на сегодняшний день на Южном Урале памят-ником скифо-сарматского звериного стиля являются золотые олени, найденные в Филипповских курганах на территории нынешней Орен-бургской области. Во время раскопок 1985–1987 гг. уфимским археоло-гом А.Х. Пшеничнюком было найдено 26 фигур оленей, вырезанных из дерева и покрытых листовым золотом. Для всех фигур характерна реалистичность, но пропорции фигур нарушены: длинная голова, толстые и короткие ноги, длинные уши и большие рога, которые за-нимают половину всей фигуры. Туловища оленей орнаментированы различными завитками, прямыми и наклонными линиями, которые подчеркивают мышцы и шерстяной покров животных [Пшеничнюк А.Х., 2001, с. 26–31]. Точное назначение этих фигур пока неизвестно, но, по мнению Е.Ф. Корольковой, они имеют явно ритуальный харак-тер. К такому выводу исследователь пришла, опираясь на ритуальную посуду кочевников, украшенную изображениями оленя и хищной птицы, также выполненными из золота — металла, несущего в себе сакральный смысл.

На вопрос, почему именно оленя изображают в основном скифы и сарматы как священное животное, то олень является самым почитае-мым животным. Л.С. Морсадолов отвечает в том смысле, что кочевники любили оленя за его красоту, силу, мирный нрав. У кочевников разных регионов было свое представление об олене, и соответственно, таким было и его изображение. В этом и кроется принципиальное отличие изображений оленей.

На многих сосудах изображены сцены терзания. Причем, жертвой в этих сценах чаще всего выступает олень. Многие сосуды — чаши, круж-ки — имеют боковые ручки в виде фигурок хищников и плоскостные

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 141

изображения оленей на пластинах-аппликациях. Вероятно, что хищники, изображенные на ручках, должны охранять содержимое сосудов.

Ранние кочевники имели богатое представление о потустороннем мире, который виделся им царством животных.

Они изображали сцены терзания копытных и фантастических мон-стров. Возможно, кочевники с такими изображения связывали переход в потусторонний мир. Сам же иной мир в архаичных представлениях выступает не как царство людей, а как царство животных. Скорее всего, Золотые олени являлись жертвоприношением животным иного мира, чтобы те не терзали душу погребенного. Как отражение семантической иерархии металлов следует рассматривать и свидетельство Геродота об использовании при погребении скифских царей исключительно золотых предметов.

Еще с древности человек переносил свою натуру в какого-нибудь животного и носил оберег с изображением зверя-защитника. Кочевники также верили в защитные свойства амулетов и, по-видимому, полагали, что человек, который носит оберег с той или иной магической силой, когда вырастает — приобретает его силу [Кореняко В.А., 2002, с. 26].

Скифо-сарматский звериный стиль является наиболее характерной чертой ранних кочевников Южного Урала. Как выяснилось в изучении вопроса, ареал распространения это стиля выходит далеко за пределы Южного Урала. Причины появления звериного стиля до конца не выясне-ны. Не исключено, что это было вызвано стремлением человека утвердить свое превосходство, свою власть над окружающим его животным миром. Ведь не случайно все животные, являющиеся персонажами звериного стиля, изображаются или связанными (как считает В.А. Кореняко), или дерущимися между собой. Но никогда — с человеком.

литератураКореняко В.А. Искусство народов Центральной Азии и звериный стиль. —

М.: Изд-во Вост. лит., 2002.Граков Б.Н. Скифы. — М.: Изд-во МГУ, 1971.Клейн Л.С. Новая археология. — Донецк: Изд-во Донецкий Националь-

ный Университет, 2009.Крадин Н.Н. Кочевники Евразии. — Алматы: Изд-во Дайк-Пресс, 2007.Лапшина З.С. Сакральное в первобытной культуре Приамурья. — М., 2005.Тереножкин А.И. Скифы и сарматы. — Киев: Наукова Думка, 1977.

142 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Жертвенный заклад из каменных колец на реке Карагайлы (Центральный Казахстан)

т.а.елибаевкарагандинский государственный университет, г. караганда, республика казахстаннаучный руководитель — к.и.н., доцент в.в.варфоломеев

В 2011 г. отрядом археологической экспедиции КарГУ им. Е.А. Бу-кетова был частично исследован памятник Карагайлы. Он находится в Осакаровском районе Карагандинской области в 110 км к северо-западу от г. Караганды, в 11 км к северу от с. Литвинское. Расположен на правом берегу р. Карагайлы, правого притока р. Ишим и состоит из шести сооружений. Раскопаны сооружения 2 −6.

Сооружение 1 — каменное кольцо диаметром 8–9 м, ширина кольца около 1 м, высота — около 0,1 м, — 0,2 м относительно уровня окружаю-щей поверхности. Внутренне пространство кольца почти без камней, но не исключено, что это — разобранный курган.

Сооружение 2 — кольцо круглой формы из 8 камней-валунов. Диаметр кольца — 3,2 м. Высота камней над уровнем окружающей поверхности — 0,1–0,25 м. Размеры валунов достаточно большие: 0,7×0,7×0,5 м; 1×0,65×0,6 м; 0,9×0,8×0,5 м и т. д. Камни — окатанные, видимо, были принесены из русла реки при строительстве кольца. Внутреннее пространство кольца диа-метром около 2 м. В заполнении на глубине 0,1 м выше материка у вну-тренних стен кольца найдены кальцинированные измельченные кости.

Сооружение 3 — кольцо круглой формы из 8 камней-валунов. Диа-метр кольца — 2,9 м. Высота камней над уровнем окружающей поверх-ности — 0,1–0,2 м. Размеры валунов следующие: 0,5×0,7×0,4; 1×0,6×0,5; 0,9×0,6×0,4 м и т. д. Камни — окатанные, той же породы, что и в кольце 2. В заполнении на глубине 0,1 м выше материка у внутренних стен кольца найдены кальцинированные измельченные кости — продукт кремации. У внешней стены кольца, к СВ от него в 0,5 м был вскрыт тайник в виде небольшой ямки. В ямке диаметром 0,16 м, глубиной 0,1 м лежали 6 фрагментов изделия из золотой фольги и корродированные железные предметы.

Сооружение 4 — разрушенное каменное кольцо. С запада к кольцу пристроена каменная выкладка размером 1,8×1,2 м, ориентированная по линии запад-восток. Под выкладкой находилась земляная яма раз-мером 1,5×0,9 м, ориентированная по линии запад-восток. Глубина ямы —

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 143

0,9 м. Яма не содержала никаких признаков погребения, не было там и артефактов.

Сооружение 5 — разрушенное каменное кольцо с набросом из не-больших камней. Находок не было.

Сооружение 6 — выкладка из небольших камней размером 0,8×0,5 м. Могильной ямы и артефактов не обнаружено.

В состав жертвенного заклада из ямки у кольца 3 в Карагайлах входи-ли 6 фрагментов золотой фольги и 11 железных предметов: две бляшки полусферической формы на ножке, диаметром 6 см, высотой 2,5 см; две бляшки выпуклой формы, диаметром 3 см, высотой 1,5 см; четыре рас-пределителя ремня, фрагмент удлиненного конусовидного предмета, предположительно, наконечник копья; крюк и пряжка (?).

Каменные кольца в степной части Евразии широко распространены. В Центральном Казахстане они известны с эпохи бронзы. Жертвенные кольца из 9 камней, исследованные в начале 1960 гг., содержали кера-мику и каменные зернотерки [Маргулан А.Х., Акишев К.А, Кадырбаев М.К., Оразбаев А.М., 1966, с. 154]. Но карагайлинские кольца должны датироваться ранним железным веком, по аналогии с восьмикаменными кольцами, исследованными на Тянь-Шане [Табалдиев К.Ш., 2011, с. 39-41]. Предметы, найденные у кольца 3, относятся к этому же времени. Судя по находкам обожженных костей животных — это жертвенники. Они предназначались для совершения обрядов жертвоприношения. В жертву приносились животные или части туш животных, которые кремировались, а также изделия из металла и органических материалов, не сохраняющиеся в обычных условиях.

литератураМаргулан А.Х., Акишев К.А., Кадырбаев А.М., Оразбаев А.М. Древняя

культура Центрального Казахстана. — Алма-Ата: Наука, 1966. — 435 с.Табалдиев К. Ш. Древние памятники Тянь-Шаня. — Бишкек: VRS

Company. — 2011. — 320 с.

Ременная гарнитура с горизонта Тураево-Кудаш по данным раскопок Мокинского могильника 2013 г.

а.с.казанцевапермский государственный национально-исследовательский университет, г. пермьнаучный руководитель — сотрудник каэ м.л.перескоков

144 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Мокинский могильник расположен в 0,3 км к югу от деревни Мокино Пермского района Пермского края, на левом берегу реки Нижняя Мулян-ка. Памятник был обнаружен в 1924 году А.В. Шмидтом, который отнес его к железному веку. В 1950 г. памятник осматривался В.Ф. Генингом и был определен как Мокинское селище ананьинской и ломоватовской культур. В ходе исследования памятника членом Камской археологиче-ской экспедиции (КАЭ) В.А. Обориным в 1987 г. был открыт могильник IV-V вв. и изучено 62 погребения.

Изучение могильника продолжалось в 1989–1990 и 1992 гг. Н.В. Со-болевой, благодаря чему в прибрежной зоне некрополя изучена его ранняя часть. В 1994 г. было решено возобновить исследование этого важного памятника, характеризующего процесс формирования в При-камье харинских древностей. Было изучено 13 захоронений (№ 229–241) [Коренюк С.Н., Мельничук А.Ф., Перескоков М.Л., 2011].

Очередной этап изучения Мокинского могильника состоялся в 2013 году. Раскопки проводились под руководством М.Л. Перескоко-ва в центральной его части.

В ходе раскопок было обнаружено 9 погребений, найден характерный для позднего этапа гляденовской культуры погребальный инвентарь: костяные наконечники стрел, железные ножи, элементы костюма (в том числе ременной гарнитуры), предметы вооружения, керамика. Цель данного исследования — анализ ременной гарнитуры, которая является основным хронологическим индикатором.

1. Пряжки:1.1 Пряжка, трехсоставная, с трапециевидным щитком, круглой рам-

кой, хоботковидным язычком, выходящим за середину рамки, с одним штифтом на щитке (рис. 1).

1.2 Пряжка, трехсоставная. С треугольным щитком, без штифтов, с овальной рамкой, с язычком, доходящим до середины рамки (погр. 257), (рис. 2).

1.3 Пряжка, трехсоставная, с полукруглым щитком, овальной рамкой, с расширением в передней части и язычком, доходящим до середины рамки (погр. 255), (рис. 3).

1.4 Фрагмент пряжки с круглой рамкой (округлорамчатой по Мала-шеву), со слабо выраженным расширением в передней части и нефасети-рованным язычком, доходящим до середины рамки (погр. 255), (рис. 4).

1.5 Фрагмент пряжки с круглой рамкой, со слабо выраженным рас-ширением в передней части и нефасетированным язычком, доходящим до середины рамки (погр. 255), (рис. 5).

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 145

2. Поясные накладки:2.1 Накладка-подвеска, двусоставная, с полукруглым щитком и оваль-

ной рамкой (погр. 255), (рис. 6).3. Наконечники ремней:3.1 Фрагмент наконечника (предположительно прямоугольной фор-

мы), (погр. 255) (рис. 7).3.2 Фрагменты наконечника из согнутой вдвое металлической пла-

стины с валикообразным расширением на конце, с несохранившейся коробочкой (погр. 255), (рис.8).

4. Кольцо-перетяжка овальной формы, с расширением рамки по одно-му краю (погр. 255), (рис. 9).

Вещи такого типа попадают под описание выделенной В.Ю. Мала-шевым IV группы древностей: округлорамчатые пряжки с длинными язычками (П11). Сам автор датирует эту группу серединой IV века (в част-ности, последние два-три десятилетия) и ранним V веком.

Именно в этом ключе находки, обнаруженные в центральной части Мокинского могильника, представляют особый интерес, поскольку В.Ю. Малашев выдвигает тезис о спорности датировки прихода новых куль-турных групп населения. Анализируя находки Тугозвоново, Брюханов-

Ременная гарнитура из раскопок Мокинского могильника 2013 года

1

4

7

2

5

8

3

6

9

146 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

ского выселка и Муслюмово, и сравнивая их с аналогичными находками (пряжками) Бродовского и Тураевсского могильников, он приходит к выводу, что нижняя граница, установленная в рамках третьей четверти IV века, слишком ранняя, и предлагает ее немного сдвинуть вверх, т.к. предметы выглядят «несколько более поздними, чем древности группы IV» [Малашев В.Ю., 2000].

Мы полагаем, что данная датировка приемлема по отношению к опи-сываемым пряжкам. Для аргументации нашей позиции также можно обратиться к предложенной М.Л. Перескоковым хронологии древно-стей финала раннего железного века Пермского Прикамья [Перескоков М.Л., 2013]. Он разделяет все находки на несколько хронологических групп. Для нас наибольший интерес представляет 3 хронологическая группа, которая синхронизируется с финалом гляденовских костищ и представлена погребениями Красноярского, Кудашевского, Мокин-ского, Качкинского, Калашниковского, Бурковского и Бродовского могильников. Набор вещей в данной хронологической группе доста-точно неоднороден, и условно может подразделяться на два этапа, что объясняется особыми историческими условиями. Особенно заметно это на материалах Кудашевского и Тураевского могильников. Полные аналогии данного комплекса можно найти в курганной части Тураевского могильника, материалы которого хорошо отражают общеисторический контекст данных явлений и его материалы полностью опубликованы [Генинг В.Ф., 1976].

Таким образом, мы приходим к дате: третья четверть IV века — начало V века, и, следовательно, подтверждаем установившуюся традиционно принятую для Прикамских могильников нижнюю хронологическую границу прихода новых групп населения.

литератураГенинг В.Ф. Тураевский могильник V в. н.э. — Казань, 1976.Голдина Р.Д., Водолаго Н.В. Могильники неволинской культуры в Приура-

лье. — Иркутск, 1990.Коренюк С.Н., Мельничук А.Ф., Перескоков М.Л. Погребальный об-

ряд поздней части Мокинского могильника (по данным раскопок 1994 года) // Вестник Пермского университета. История. — Пермь, 2011.

Малашев В.Ю. Периодизация ременных гарнитур позднесарматского времени // Сарматы и их соседи на Дону. — Ростов-на-Дону, 2000.

Перескоков М.Л. Пермское Приуралье в финале раннего железного века (первая половина — середина I тыс. н.э.): Автореф. дис... канд. ист. наук. — Казань, 2013.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 147

Курильницы в женских погребениях сарматов Нижнего Поволжья

в.в.кандыбинаволгоградский государственный университет, г. волгограднаучный руководитель — ст. преподаватель е.а.коробкова

Состояние источниковой базы сейчас таково, что позволяет на бо-лее высоком уровне, рассмотреть особенности помещения курильниц в погребения. На данном этапе исследования была выбрана проблема женских погребений с курильницами. В историографии существует мнение о том, что курильницы (особенно парные) важный атрибут женских погребений [Смирнов К.В., 1973].

Для проведения анализа половозрастных особенностей все по-гребения были поделены на три группы: мужские, женские и детские (соотношение памятников не одинаковое). Сравнения проводились по следующим критериям:

— величина насыпи и место погребения;— форма и ориентировка могильной ямы, конструкции внутри, спо-

собы сохранения тела;— ориентировка и поза погребенного, половозрастная характеристика;— категория, материал различного инвентаря (сосуды, оружие, укра-

шение и др.), их взаимовстречаемость с курильницами; — ритуальные вещества и ритуальные предметы;— особенности помещения курильниц.Следует заметить, что в некоторых случаях датировка захоронения

невозможна (погребение разграблено, сильно потревожено в результате хозяйственной деятельности и прочие).

Довольно сложно выявить какие-либо особенности погребений с курильницами, кардинально отличные от общей характеристики. Но следует отметить некоторую особенность: при почти равной доле мужских и женских погребений в среднесарматской культуре, куриль-ницы преобладают именно в женских погребениях, что наталкивает на мысль о прямой связи курильниц с полом погребенного.

Процент женских погребений от общего числа погребений с куриль-ницами составил 43%. Причем половина из них относится к раннесар-матскому времени.

Отметим ряд особенностей: для женских погребений характерен впускной способ захоронения. Так, в раннесарматской культуре 50% женских погребений с курильницами были совершены в курганах брон-

148 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

зового века. Для средне- и позднесарматской культур включение по-гребений в более ранние курганы менее характерно.

Форма и размер могильной ямы, конструкции внутри, ориентировка погребенной и положение костяка соответствуют характерным для дан-ных культур значениям. Но стоит отметить, что все женские погребения независимо от принадлежности к культуре имели сложные конструкции, в половине погребений найдены частицы органической подстилки. В некоторых погребениях фиксировалось также помещение в гроб.

В 62 % случаев помещались остатки тризны в виде следов трапезы (90% — МРС), а также сопутствующие им небольшие ножи (75% по-гребений). Примечательно, что именно в тех же погребениях широко представлены разнообразные горшки, сосуды и проч. В остальных 38% в погребениях эти категории отсутствуют.

Вооружение представлено скудно (в основном наконечниками стрел). Для женской выборки характерны различные предметы роскоши (100% погребений — бусины, перстни, браслеты, гривны, подвески, кольца)

Такая важная категория ритуального инвентаря, как зеркала встре-чаются в 75% погребений. Зеркала в исследуемых комплексах часто соседствуют с парными курильницами. По две курильницы были най-дены в половине погребений выборки. Как правило, они вставляются друг в друга, образую, таким образом, курильницу-жаровню с мень-шим сосудом внутри. Примером может служить погребение 2 кургана 51 из могильника Перегрузное I, где в большой бокаловидной формы курильнице была найдена небольшая курильница-стопка, с закопчен-ной поверхностью. С особенностями обряда связана и вариативность курильниц, в погребениях данной группы встречаются несколько типов.

В женских погребениях четко фиксируется особенность помещения курильниц в ногах покойной (справа). Эта закономерность прослежива-ется в 63% погребений. Кроме того, у женщин этот инвентарь встречается во всех возрастных группах (от 20 лет и выше).

Таким образом, наиболее ярко особенности помещения курильницы отражены в погребальном обряде и видимом его усложнении в женских погребениях.

К особенностям женской группы можно отнести:• многочисленность женских погребений с курильницами;• для женских погребений характерны украшения;• курильницы в женских погребениях — важный атрибут обряда,

представленный несколькими сложными типами, определенными за-кономерностями помещения и др.;

• сочетание в комплексах курильниц (в том числе парных) и зеркал.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 149

Подводя итог, хочется выделить особенность, представляющуюся наиболее важной. Курильницы, как предмет погребального обряда встре-чаются во всех половозрастных группах. Но особо заметны особенности помещения курильниц в женские погребения: наибольшая численность комплексов, разнообразие форм и типов сосудов, усложнение обряда, разнообразие соседствующего инвентаря — это позволяет относить курильницы к преимущественно женской категории инвентаря.

Ввиду полученных данных актуальным и перспективным пред-ставляется дальнейшее исследование погребений с курильницами (для решения вопроса о применении курильниц). Расширение географии и увеличение количества изучаемых комплексов позволит проверить полученные выводы.

литератураЖелезчиков Б.Ф. Анализ сарматских погребальных памятников IV–III вв. //

Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Раннесарматская культура. Вып. 2. — М., 1997.

Мошкова М.Г. Анализ сарматских погребальных памятников II–IV вв.н.э. // Статистическая обработка погребальных памятников Ази-атской Сарматии. Позднесарматская культура. Вып. 4. — М., 2009.

Сергацков И.В. Анализ сарматских погребальных памятников I–II вв. н.э. // Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Среднесарматская культура. Вып. 3. — М., 2002.

Скрипкин А.С. Азиатская Сарматия. Проблемы хронологии и ее исто-рический аспект. — Саратов, 1990.

Смирнов, К.Ф., Курильницы и туалетные сосудики азиатской Сарматии // Кавказ и Восточная Европа в древности. — М., 1973.

К вопросу о формировании ременной гарнитуры позднесарматской культуры на материалах Нижнего Подонья

д.с.косенкоюжный федеральный университет, г. ростов-на-донунаучный руководитель — к.и.н., доцент е.в.вдовченков

Данная работа посвящена изучению формирования ременной гар-нитуры позднесарматской археологической культуры. Данный вид инвентаря является одним из наиболее информативных хроноиндика-торов степных древностей Нижнего Подонья.

150 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

За последние 30 лет выявлено и исследовано большое количество позднесарматских комплексов, содержащих элементы ременных гар-нитур (Ростов-на-Дону, ул. Вятская, Центральный VI к.16 [Безуглов С.И., 1988, с. 103–115], Сладковский к.19 [Максименко В.Е., Безуглов С.И., 1987, с. 215] и т.д.). Интересен тот факт, что данный вид инвентаря начинает массово появляться в культуре кочевников второй половины II — пер-вой половины III вв. н.э. Видимо он был принесен с миами, поскольку именно в этот период в Танаисе начинают появляться новые этнические элементы. В предшествующей среднесарматской культуре количество и разнообразие форм ременных гарнитур не столь велико [Безуглов С.И., 1997, с. 137].

Еще одной особенностью является то, что ременные гарнитуры встречаются в большинстве своем в погребениях степной знати. Взаи-мовстречаемость с другими престижными вещами, например импортным оружием [Безуглов С.И., 2000], золотыми подвесками [Беспалый Е.И., 1990, с. 222], фаларами [Безуглов С.И., 1988, с. 112], дает нам возможность определить характер ременной гарнитуры позднесарматкой культуры. Этим обусловлен и ареал исследования, поскольку, как известно, Ниж-ний Дон является одним из двух центров с наибольшей концентрацией подобных погребений, наряду с Лебедевскими курганами. В целом уда-лось выделить узкий круг комплексов. Среди них Ново-Александровка I 17/1 [Максименко В.Е., Безуглов С.И., 1987, с. 215], Центральный VI 16/8 [Безуглов С.И., 1988, с. 103–115], Высочино 12/1 [Безуглов С.И., 1997, с. 133–139] и ряд других. В историографии вопрос формирования позд-несарматской ременной гарнитуры затрагивает только С.И. Безуглов, настаивающий на их центральноазиатском происхождении [Безуглов С.И., 2000, с. 172–175].

Таким образом, разнообразие форм позднесарматских ременных гарнитур связано с тем, что волна миов принесла с собой традиции среднеазиатских ременных гарнитур, что, в свою очередь, связанно с особенностью этого региона, как ключевого между Дальним Востоком, Малой Азией, и Юго-Восточной Европой.

литератураБезуглов С.И. Позднесарматское погребение знатного воина в степном

Подонье. // СА. — 1988. — № 4. — С. 103–115.Безуглов С.И. Воинское позднесарматское погребение близ Азова //

Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1994 г. Вып.14, Азов, 1997. — С. 133–142.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 151

Безуглов С.И. Позднесарматские мечи (по материалам Подонья) // Сар-маты и их соседи на Дону: Материалы и исследования по археологии Дона. Вып. 1. Ростов-на-Дону // 2000. — С. 169–193.

Беспалый Е.И. Погребения позднесарматского времени у г. Азова // СА. — 1990. —№ 1. — С. 213–224.

Максименко В.Е., Безуглов С.И. Позднесарматские погребения в курганах на реке Быстрой // СА. — 1987. — № 1. — С. 183–191.

Гривны и браслеты с зооморфными окончаниями кочевников Южного Урала VI–II вв. до н.э.

с.а.куликовастерлитамакский филиал башкирского государственного университета, г. стерлитамакнаучный руководитель — к.и.н., доцент с.в.сиротин

Украшения были для женщин своеобразным знаком отличия, так как, с одной стороны, используемые металлы, предпочитаемые формы и типы зависели от экономических и культурных контактов жителей определенного региона, с другой стороны — были показателем соци-ального статуса владельца, различием по половозрастному признаку.

Являясь составной частью костюма, украшения личного характера из металла имеют неплохую сохранность и доступны для изучения, как в виде самостоятельного источника информации, так и археологической культуры в целом.

Целью данной работы является рассмотрение металлических брасле-тов и гривен с зооморфными окончаниями кочевников Южного Урала периода VI-II вв. до н.э., и выявить истоки их происхождения.

Первоначально декор в «зверином стиле» был характерен для ору-жия и деталей конской упряжи, но впоследствии широко встречается в ювелирном искусстве (на ожерельях, браслетах, гривнах, ручках зеркал и т. п.).

В наиболее развитом виде «звериный стиль» выступает у скифов, саков, древних алтайцев, фракийцев и сарматов, и ведёт своё происхождение, по мнению ряда исследователей, от древнего искусства Передней Азии.

Богатые захоронения кочевых племен потрясают воображение. Золото, литая бронза, искусно разукрашенное оружие, доспехи. Ис-следователи повсеместно отмечают своеобразие скифской культуры, визитной карточкой которой является так называемый звериный стиль.

152 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Шейные украшения в виде обруча были широко распространены в древности у народов Европы и Азии с эпохи бронзы и средневековья. У разных народов в различные периоды времени они входили в состав то преимущественно женского, то, в основном, мужского костюма.

Гривны редко встречаются в савроматских комплексах. Известна одна целая гривна из Бес-Обы К9 [Кадырбаев М.К., 1984 с. 91], которая представляла собой кольцо, с несомкнутыми обрубленными концами. Видимо, найденные во фрагментах гривны из Биш-Убы I К1П6 [Агеев Б.Б и др., 1998, с. 111] и Тамар-Уткуля К1 (золотой) [Смирнов К.Ф., 1964, с. 333] имели аналогичную форму. Все три экземпляра сделаны из зо-лотого и массивного, круглого в сечении прута.

Из рассматриваемых раннепрохоровских погребений известно 10 гривен. На привозной характер гривны из Н. Кумака К1 [Савельева Т.В., Смирнов К.Ф., 1978, с. 116] указывали авторы публикаций. Они при-числяли ее к импортным вещам ахеменидского круга и датировали V в. до н.э., хотя ПЗ, к которому относилась гривна, датируется IV в. до н.э.

Браслеты, данного периода, встречаются довольно часто. В 13 ком-плексах савроматского времени было обнаружено 20 браслетов, в кото-рых найдены браслеты с зооморфными окончаниями — голова животного с длинным ухом (олень), голова змеи [Лылова Е.В., 2001, с. 127].

Браслеты, с изображением змеиных головок были распространены в Скифии в VI-III вв. до н.э. [Петренко В.Г., 1978, с. 52].

Браслеты с зооморфными окончаниями характерны для савроматских комплексов VI-V вв. до н.э. и совсем не представлены в раннепрохоров-ских погребениях.

Гривны и браслеты скифской и сарматской эпох генетически связа-ны с шейными и наручными украшениями иранского мира, где были распространены те же типы ювелирных изделий. Вероятно, им свой-ственны близкие функции и символика. Гривны и браслеты скифского и сарматского времени находят прототипы среди вещей Амударьинского клада. На рельефах монументальных сооружений столицы персидской империи в эпоху династии Ахеменидов — Персеполя рубежа V-IV вв. до н.э. знатные воины изображены с шейными обручами разных типов.

Все зооморфные мотивы сарматского звериного стиля имеют вы-раженное сходство с более ранними художественными изделиями кочевников Сибири и Центральной Азии и, без сомнения, генетически связаны с культурой центральноазиатских номадов. На близость сармат-ского и сибирского искусства не раз указывали многие исследователи. Однако ряд черт сближает его и со скифским звериным стилем.

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 153

литератураАгеев Б.Б., Сунгатов Ф.А., Вильданов А.А., Могильник Биш-Уба I //Уфим-

ский археологический вестник. Вып. 1. — Уфа, 1998.Гуцалов С.Ю. Культура ранних кочевников Орско-Уральского между-

речья в VIII-I до н.э.: Автореф. дис... канд. ист. наук. — Уфа, 2000.Кадырбаев М.К. Курганные некрополи верховьев р. Илек // Древности

Евразии в скифо-сарматское время. — М.,1984.Лылова Е.В. Ювелирные украшения из раннекочевнических погребений

Южного Приуралья VI-IV вв. до н.э. // Археологические памятники Оренбуржья. Вып. V. —Оренбург, 2001.

Петренко В.Г. Украшения Скифии VIII-III вв. до н. э. // САИ. — 1978. — Вып. Д 4–5.

Савельева Т.В. Смирнов К.Ф. Ближневосточные древности на Южном Урале // ВДИ. — 1978. — № 3.

Смирнов К.Ф. Савроматы. Ранняя история и культура савроматов. — М., 1964.

Характеристика и история изучения оборонительныхукреплений Богородского городища (Варнавинский район Нижегородской области)

а.с.морозовнижегородский государственный университет им. н.и.лобачевского, г. нижний новгороднаучный руководитель — к.и.н., доцент н.н.грибов

Богородское городище находится на мысу коренного берега реки Ветлуги в 540 метрах от села Богородского Варнавинского района Ни-жегородской области.

Указание на его существование было сделано в 1877 году А.П. По-ливановым на IV Археологическом съезде [Поливанов А.П., 1901, С. 267]. А в 1894 году он проводит исследование городища. Исследователь описывает местоположение, его общее состояние, а также проводит некоторые замеры. В начале 1900-х годов городище копает Н.М. Бе-каревич [Бадер О.Н., 1951, с.110]. Упоминает городище В. Каменский в своей работе по Чортовому городищу 1909 года [Каменский В., 1909, с. 2].В 1925 году городище исследуется О.Н. Бадером в составе антро-пологической комплексной экспедиции (АКЭ), организованной НИИ антропологии МГУ [Бадер О.Н., 1951]. Разведочными шурфами и раскоп-

154 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

ками он вскрыл в общей сложности площадь до 33 кв.м. Констатирует наличие двух смежных культурных слоев [Бадер О.Н., 1951, с. 144]. В 1958 году на городище проводит раскопки В.Е. Стоянов [Стоянов В.Е., 1958]. Исследования были организованы Марийской археологической экспе-дицией совместно с Горьковским Областным музеем (ныне НГИАМЗ) и Горьковским Государственным университетом (ныне Нижегородский Госуниверситет — ННГУ). Исследователь дает размеры валов и рвов [Стоянов В.Е., 1958, с. 157–158]. А также проводит раскопки на терри-тории южного вала и детализирует его стратиграфию, выделив 4 слоя. Этот раскоп открыл развалы деревянных сооружений существовавших в разное время, а также уточнил датировку городища.

В 2008 году городище было исследовано членом Ветлужской экс-педицией Музея Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского А.А. Пудеевым в результате археологических разведок проведенных в бассейне р. Ветлуги к югу от р. Красницы в Варнавинском районе Нижегородской области [Пудеев А.А., 2009]. Им была подробно описана и проиллюстрирована топография местности, связанная с горо-дищем, проведена координатная привязка. Было проведено детальное рассмотрение, всех ныне существующих на территории городища, раз-рушений (19 разрушений). Также А.А. Пудеевым даны размеры валов и рвов, являющиеся последними данными на сегодняшний день. Глубина северного рва — 5–6 м. Ширина по уплощённому дну составляет 7–12 м и около 27 м в верхней части. Северный вал сильно оплыл, имеет аморф-ные очертания и примерные размеры 10 м в длину и 8 метров в ширину. Над площадкой он возвышается на высоту, не превышающую 0,5 м. Южный ров. Ширина по уплощенному дну — 6–7 м, а в поперечнике верхней части — до 30 м. Глубина рва от уровня площадки городища — 7 м, а от высшей точки сохранившихся участков вала — до 8 м. Южный вал практически полностью разрушен неоднократными раскопками и на данный момент уже не представляет собой единого целого. Ото рва ко рву городище с западного склона опоясывает довольно пологая, местами горизонтальная, полка шириною до 5 м. Площадь городища составляет чуть больше 2000 м² [Пудеев А.А., 2009, с. 19–22].

По раскопкам В.Е. Стоянова на южном валу можно составить историю оборонительных укреплений, находящихся в этой части. В VII в. до н.э. появляются первые оборонительные сооружения: вал и некая деревянная конструкция. В V-IV вв. до н.э. южную часть сначала защищает частокол, а потом стена, состоящая из горизонтальных бревен, уложенных одно на другое между вертикальными, парными столбами, служившими остовом всей конструкции. В середине I тыс. н.э. городище укрепляется

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 155

Топо

граф

ичес

кая

съем

ка. О

бзор

ный

план

Бог

ород

ског

о го

роди

ща

и по

селе

ния

Бого

родс

кое-

2.

Взят

о из

отч

ета

об а

рхео

логи

ческ

ой р

азве

дке

на п

раво

м б

ерег

у ре

ки В

етлу

ги ю

жне

е ус

тья

реки

Кра

сниц

ы в

Вар

нави

нско

м р

айон

е Н

ижег

ород

ской

обл

асти

в 2

008

г. П

удее

ва А

.А.

156 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

с этой стороны усовершенствованным видом стены, которая состояла из двух плетней, укрепленных известняковыми камнями, пространство меж которыми было засыпано глиной [Стоянов В.Е., 1958, с. 163–178]. Потом, после разрушения этой стены насыпается вал, еще частично сохранившийся до 50-х гг. прошлого столетия.

литератураБадер О.Н. Городища Ветлуги и Унжи // МИА. — 1951. — № 22. Изследование Богородскаго городища, Варнавинскаго уезда, произве-

дённое членом комиссии А.П. Поливановым // Костромская стари-на. — Кострома, 1901. — Вып. 5.

Каменский В. Чортово городище во Ветлужском уезде по раскопкам 1908 года // Сборник музея по антропологии и этнографии при Им-ператорской Академии наук. — СПб. — 1909. — Вып. 7.

Пудеев А.А. Отчет об археологической разведке на правом берегу реки Ветлуги южнее устья реки Красницы в Варнавинском районе Ниже-городской области в 2008 г. Н. Новгород, 2009 г. // Архив ИА РАН.

Стоянов В.Е. Отчет об исследованиях Богородского городища на р. Ветлуге в 1958 г. // Отчёт о работах марийской археологической экспедиции в 1958 г. Архив ИА РАН. Р. 1. № 1874.

Торговые отношения в среде пьяноборских племен Западного Приуралья

р.р.саттаровсамарская академия государственного и муниципального управления, г. самаранаучный руководитель — к.и.н., доцент с.э.зубов

На сегодняшний день характер торговых связей племен пьянобор-ской культуры не подвергался специальному изучению. В ряде работ есть краткие упоминания о влиянии степных культур на прикамские [Бугров Д.Г., 2006; Волкович А.М., 1941; Шелов Д.Б., 1972; Шилов В.П., 1975, с. 159–160, 164, 166; Иванов В.А., 1980; Безруков А.В., 2000], но без приведения систематических фактов. Опираясь на пьяноборский хо-зяйственный комплекс и погребальный инвентарь, предположительно можно реконструировать систему торговли и обмена.

«Хозяйство пьяноборского населения базировалось на сочетании мотыжного земледелия и разведения домашних животных. Немалую

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 157

роль играла охота, ловля рыбы и собирательство. Хотя металлургия железа и продвинулась далеко вперед по сравнению с ананьинской эпохой, но железо еще оставалось дефицитным сырьем» [Генинг В.Ф., 1988, с. 44]. Однако этот тезис остается открытым для обсуждения. Имеющиеся результаты последних исследований пьяноборских го-родищ Икско-Бельского муждуречья (Тойгузинское II, Кипчаковское) и косвенные данные с других памятников позволяют лишь в самых общих чертах определить хозяйство пьяноборского населения как многоотраслевое, сочетающее производящие (развитое животно-водство, зачатки земледелия) и присваивающие (охота, рыболовство, собирательство) формы.

В Западном Приуралье, в пределах распространения пьяноборской культуры, происходили контакты степных кочевых культур с оседлым лесным миром, поскольку «особенности хозяйства скотоводческих и оседло-земледельческих племен предполагают постоянный обмен между ними, так как кочевникам трудно обойтись без земледельче-ских продуктов и ремесленных изделий, в то время как земледельцы, в принципе, могут обходиться без продуктов традиционно поставляемых на обмен с кочевниками» [Акбулатов И.М., 1999, с. 66].

Среди вещевого инвентаря погребальных комплексов пьяноборской культуры рубежа нашей эры известно достаточно большое количе-ство предметов импорта. Это различные типы стеклянных, фаянсовых и каменных бус, бронзовые зеркала, фибулы, а также некоторые виды предметов вооружения. География мест изготовления импортных ве-щей в памятниках пьянобрской культуры довольно широка: города-государства Северного Причерноморья, Римская империя с ее обшир-ными провинциями, государства Средней Азии и Китай династии Хань.

Исходя из исторической ситуации, с большей долей уверенности можно предположить, что предметы импортного производства из го-родских мастерских развитых государств попали в пьяноборскую среду через кочевников-сармат, которые контролировали торговые пути, проходящие через их земли.

Картографирование памятников с обилием вещей импортного про-изводства показало, что основная масса этих находок сосредоточена в южных областях пьяноборской культуры. Места «скоплений» предметов импорта в пьяноборской культуре дает возможность предположить, что они являются «торговыми центрами» (рис. 1).

Суммарно рассматривая хозяйственный комплекс пьяноборской культуры и предметы импортного производства, нам кажется очевид-ным, что ценные меха были предметом обмена на импортные вещи

158 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

с южными соседями. Кроме этого из обменного фонда нельзя исключать шкуры и особенно рога крупных копытных (лось, олень), из которых в кочевнической среде изготовлялись предметы столовой посуды.

Таким образом, изучение торговых связей оседлого населения За-падного Приуралья видится весьма перспективным направлением иссле-дований, являясь важным элементом этнокультурного взаимодействия. Торговля способствовала интеграции новых технологий и культурных

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 159

Ареал распространения кочевников-сармат (I) и оседлого населения пья-ноборской (II) и кара-абызской (III) культур. География распространения импорта пьяноборской культуры (1–4 — мечи с бронзовым ромбическим перекрестьем; 5, 6, 9, 10 — кинжалы с кольцевым навершием и брусковид-ным перекрестием; 7 — кинжал с кольцевым навершием и без перекре-стья; 8 — кинжал с серповидным навершием и брусковидным перекрести-ем; 11–14 — бр. наконечники стрел; 15, 16 — жел. наконечники стрел; 17, 18 — шарнирные фибулы «Авцисса»; 19–23 — пружинные фибулы с глад-ким корпусом и кнопкой на конце приемника; 24 — пружинная фибула с завитком на конце приемника; 25–28 — фибулы с бусиной на головке и крючком для тетивы; 29–30 — лучковые подвязные фибулы; 31–32 — бронзовые зеркала; 33 — одноцветные стеклянные бусы; 34–37 — полих-ромные стеклянные бусы; 38 — золоченые бусы; 39 — раковина каури): 1 — Ново-Сасыкульский могильник; 2 — Камышлытамакский I могильник; 3 — Кипчаковкий I курганно-грунтовый могильник; 4 — Кушулевский III могильник; 5 — Могильник Чеганда II

новаций в среду лесостепных и лесных племен Волго-Уралья, определяя развитие в экономике и социальной структуре древних обществ.

литератураАкбулатов И.М. Экономика ранних кочевников Южного Урала (VII в.

до н.э. — IV в. н.э.). — Уфа: НМ РБ, 1999. — 102 с.Бугров Д.Г. Поселения пьяноборской культуры в Икско-Бельском между-

речье. Диссер. канд. ист. наук. — Казань, 2006.Безруков А.В. Римская бронзовая посуда на территории Урала, По-

волжья и Прикамья (по материалам археологических комплексов I в. до н.э. — IV в. н.э.) // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. VIII. — М.; Магнитогорск: Изд-во Магнитогорского гос. ун-та, 2000. — С. 54–60.

Волкович А.М. К южным связям Прикамья в последние вв. до н.э. — первые вв. н.э. // Тр. ОИПКГЭ. Т. I. — Л., 1941.

Генинг В.Ф. Этническая история Западного Приуралья на рубеже нашей эры: Пьяноборская эпоха III в. до н.э. — II в. н.э. — М., 1988.

Иванов В.А. Культурные связи оседлых племен Приуралья с кочевни-ками Великого пояса степей в эпоху раннего железа (к постановке проблемы) // Скифо-сибирское культурно-историческое единство: материалы I Всесоюзной археологической конференции. — Кемерово, 1980. — С. 74–84.

Шелов Д.Б. Танаис и Нижний Дон в первые вв. н.э. — М., 1972.Шилов В.П. Очерки по истории племен Нижнего Поволжья. — М.: Наука —

ЛО, 1975. — 209 с.

160 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

Исследование орнамента ананьинской керамики (по мате-риалам могильников и костищ Среднего Прикамья)

е.в.симоноваудмуртский государственный университет, г. ижевскнаучный руководитель — к.и.н., доцент о.а.казанцева

Декор керамики, наиболее массового вида находок в археологии, является одной из надежных составляющих локально-хронологических и культурно-генетических построений.

В ХХ — начале ХХI в. опубликованы исследования А.В. Збруевой [1952], В.Ф. Генинга [1961], Л.И. Ашихминой [1985], Ю.А.Полякова [1967, 1978], А.Н. Лепихина [2007], С.Н. Коренюка [2000, 2009], которые включали в себя элементы изучения морфологии керамики ананьинского време-ни, в основном на материалах поселений. Их главными задачами были создание хронологических схем, рассмотрение погребального обряда, решение культурно-генетических проблем. Подробного рассмотрения морфологии указанными авторами и, в частности, орнаментации по-суды могильников и костищ не проводилось. Именно в этом и состоит новизна исследования.

Для исследования были взяты комплексы керамики 4 могильников: Першинского, Зуевоключевского I, Ананьинского, Протасы и двух ко-стищ: Гляденовского и Юго-Камского, которые охватывают хронологи-ческий период с VIII-II вв. до н.э. Могильник «Протасы», Юго-Камское и Гляденовское костища исследователи относят к переходным между ананьинской и гляденовской культурами [Коренюк С.Н., 2012; Поляков Ю.А., 1967]. Конечно, на территории Среднего Прикамья зафиксировано гораздо больше могильников ананьинского периода, однако далеко не все их материалы опубликованы, в некоторых публикациях замечания о керамике носят краткий описательный характер, отсутствуют рисунки посуды [Збруева А.В., 1947].

Выборка представляет собой 52 образца, из них 41 целый сосуд и 11 фрагментов. Взятая для исследования керамика костищ выделена по характерному утолщению-воротничку. Посуда костищ представлена в исследовании, наряду с керамикой могильников, в связи с ритуальным характером ее использования.

Согласно методике Е.В. Волковой в рамках стилистического направле-ния проводился структурный анализ рисунка на керамике на трех уровнях: образ, мотив, композиция [Волкова Е.В., 1998, с.14]. Под образом понимается совокупность элементов, которая может состоять из одного отпечатка или

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 161

линии (1 элемента), либо из нескольких элементов. Все образы получили свой код от 0 до 24. Мотив представляет собой систему организации об-разов. Он имеет цифровое обозначение, отражающее количество рядов образов, и буквенное — «о» — основной мотив, «д» — дополнительный (раз-деляющий образы на зоны) мотив, «ш» — шахматный мотив.

На основании проведенного анализа получены следующие выводы:1. На керамике орнаментирована верхняя часть сосудов — венчик,

шея, плечо, верхняя часть тулова (44,2%).2. 59% сосудов орнаментировано горизонтальным рядом ямок, 23% —

прямой линией, образованной оттиском шнура, чуть более 17% украшено горизонтальным рядом наклонных линий (оттиск шнура). Остальные образы, отмеченные на сосудах, встречены реже (9,6%-2%). Связано это, прежде всего, с локальными культурными особенностями памятников.

3. При сопоставлении образов и их мотивов рассматривался организа-ционный аспект оформления мотивов. Выяснилось, что только на одном сосуде (Першинский могильник), образ горизонтального ряда ямок в мотиве нанесен в шахматном порядке, остальные образы нанесены друг под другом. Чаще всего образ наносился на сосуды в 1 ряд. Однако отмечен единичный образ — горизонтальный ряд овальных вдавлений, нанесенный в 4 ряда (Ананьинский могильник). Зафиксированы образы, нанесенные и в большее число рядов (самый большой показатель — 7 рядов, сосуд происходит с Першинского могильника).

4. При визуальном анализе функционального назначения мотивов было отмечено, что большая часть образов являются основными. Следует отметить групповое расположение образов. Например, зафиксировано групповое расположение подковообразных вдавлений концами вбок (могильник «Протасы»), горизонтальных овальных вдавлений (Ана-ньинский могильник), попарное расположение ямок (Зуевоключевской I могильник). На одном из сосудов вертикальные вдавления нанесены в хаотичном порядке (могильник «Протасы»).

5. Неорнаментированная керамика в процентном соотношении за-нимает 17,3% от общего количества анализируемых образцов, при этом все экземпляры происходят из пермской группы памятников Среднего Прикамья (могильник «Протасы» III-II вв. до н.э., Гляденовское костище — IV-III вв. до н.э.). Однако, данный тезис не дает основание утверждать, что на могильниках удмуртского Прикамья нет посуды без орнамента в VIII-III вв. до н.э. Следует предположить, что отсутствие орнамента на керамике связано с особенностями функционирования конкретного памятника.

Определенные закономерности в изменениях орнамента про-слежены в хронологии керамики. Характерным для ананьинской

162 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

керамики Среднего Прикамья является ямочно-шнуровой орнамент, расположенный в верхней части сосуда, нанесенный горизонтальными рядами (55,7%). Встречаются сосуды (Юго-Камское костище, могиль-ник «Протасы», Ананьинский и Першинский могильники) с резными элементами — 11,5%. При сопоставлении хронологической шкалы Л.И. Ашихминой, разработанной для коллекций поселенческой ананьин-ской керамики и имеющихся материалов по могильникам и костищам, на наш взгляд, различий в орнаментации не выявлено [Ашихмина Л.И., 1985, с. 23]. С этой точки зрения можно предположить, что по-суда, использовавшаяся в ритуальных целях, украшалась по тому же принципу, что и бытовая.

Данная работа выполнена в рамках историко-культурного подхода изучения древнего гончарства и перспективна в плане дальнейшего исследования в области морфологии, а именно выяснения зависимости между формой и орнаментацией посуды ананьинского времени по ма-териалам могильников.

История изучения находок зеркал с центральной ручкой-петелькой в погребениях кочевников Южного Урала в VII–VI вв. до н.э.

м.ж.тукушеваорский гуманитарно-технологический институт (филиал) огу, г. орск

Зеркало в древние времена имело две функции бытовую и религиоз-ную. Его рассматривали как предмет, обладающий волшебной магической силой. Зеркала с центральной ручкой-петелькой были собственностью богатой военной и жреческой родоплеменной аристократии Южного Урала. Зеркала обычно находят в женских погребениях, но также и при мужских захоронениях [Смирнов К.Ф., 1964, с. 154].

Круглые, плоские зеркала с центральной ручкой-петелькой в виде сегмента, с приподнятым заостренным бортиком по краю диска найдены в Ново-Кумакском могильнике (к. 18 и к. 26) [Смирнов К.Ф., 1977, с. 20]. Аналогичные зеркала известны в могильниках у поселков Чурилово (к. 27), Сухомесово (к. 7) и Целинный (к. 2). Случайной находкой с Юж-ного Урала (Кыштымский завод) является круглое, плоское зеркало, с бортиком и с трапециевидной ручкой-петелькой [Кузнецова Т.М., 2002, с. 32].

Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века 163

Проблема возникновения зеркал данного типа сложна. А.А. Бобрин-ский высказал предположение о том, что прототип рассматриваемых предметов связан с Китаем. Исследователь предполагал их проникнове-ние в Сибирь в качестве импорта из Китая. Далее на запад, по его мнению, попадали уже «сибирские копии зеркал» [Бобринский А.А., 1901, с. 71]. Е.И. Лубо-Лесниченко наоборот считал, что зеркала такой формы проникли в Китай с территории Сибири, отмечая, что вопрос о появлении зеркал в Китае еще окончательно не решен [Лубо-Лесниченко Е.И., 1975, с. 8].

К.Ф. Смирнов высказал предположение, что подобный тип зеркал сло-жился где-то на востоке Сибири, «на основе южно- и западносибирских плоских зеркал с боковым ушком карасукского времени и прямоуголь-ных зеркал с центральной ручкой — петелькой, известных в Киргизии» [Смирнов К.Ф., 1964, с. 155]. Н.Л. Членова, рассмотрев регионы встре-чаемости таких зеркал, выявила, что подавляющее их число обнаружено в памятниках VI вв. до н.э. западных районов; на Алтае и в Северном Казахстане — в памятниках VII-VI вв. до н.э.; в Приаралье — VIII-VII вв. до н.э.; на территории, занятой ананьинской археологической куль-турой, в памятниках как VII-VI вв. до н. э., так и IV в. до н.э. [Членова Н.Л., 1967, с. 82].

Н.Л. Членова полагает, что зеркала с бортиком могут рассматриваться как результат обработки зеркала с бортиком «геоксюрского типа», т.е. без петельки, «сказавшийся в том, что обратную сторону снабдили петель-кой для ношения ремешка». Исследователь считает, что такие зеркала попали в Причерноморье и Минусинскую котловину из Средней Азии, причем в последний район в VII вв. до н.э. [Членова Н.Л., 1993, с. 58]. На-личие бортика на зеркалах исследователь связывает с традицией, ведущей их происхождение от блюд и крышек, где практический смысл этого «рудимента» на зеркалах очевиден, отмечая также, что это не противо-речит «распространенному мнению о том, что первоначально зеркалами служили плоские блюда, в которые наливалась вода» [Членова Н.Л., 1993, с. 62]. Эта точка зрения, высказанная Н.Л. Членовой, выглядит наиболее убедительной, так как в этом случае раскрывается не только прототип этих зеркал (сосуд с наливавшейся в него жидкостью), но и причина появления петельки, связанная с необходимостью для кочевников крепить зеркала к поясу при помощи кожаного ремешка или шерстяного шнура, что под-тверждается находками остатков крепежных ремней в отверстии ручки-петельки. Расположение зеркал у пояса фиксируется в могилах у нижних ребер или около тазовых костей погребенных [Членова Н.Л., 1967, с. 91].

Исследователи сакских могильников Приаралья О.А. Вишневская и М.А. Итина пришли к выводу, что бронзовые зеркала с бортиком

164 Урало-Поволжье в эпоху раннего железного века

и ручкой-петелькой являются более поздней формой развития средне-азиатских зеркал эпохи бронзы. По их мнению, Средняя Азия являлась промежуточным звеном в передаче на восток элементов переднеазиат-ской культуры, что подчеркивается находками в Передней Азии зеркал более раннего, чем в Средней Азии, времени. Исследователи отметили, что находки зеркал в изучавшихся ими могильниках Уйгарак и Тагискен связывают район Приаралья с Южной Сибирью и восточными областями Казахстана [Вишневская О.А., Итина М.А., 1971, с. 203].

К.Ф. Смирнов обратил внимание на значительную роль в форми-ровании культуры древних кочевников Южного Приуралья носителей среднеазиатских культурных традиций. [Смирнов К.Ф., 1964, с. 278]. Средневосточное происхождение набора культовых предметов из по-гребальных комплексов ранних кочевников есть подтверждение тесных связей кочевников Южного Урала и Средней Азии еще на начальном этапе формирования древнепрохоровской (савроматской) культуры. Об этом свидетельствуют находки «восточных импортов», в частности зеркал с центральной ручкой-петелькой. В погребениях южноуральских номадов находки «восточных импортов» представляют собой законо-мерное явление, отражающее тесную связь населения двух регионов социально-экономического, политического, религиозного и иного ха-рактера [Смирнов К.Ф., 1964, с. 285].

литератураБобринский А.А. Курганы и случайные находки близ местечка Смелы. —

СПб. : 1901. — 71 с. Вишневская О.А., Итина М. А. Ранние саки Приаралья // Проблемы

скифской археологии // МИА. — 1971. — № 177. — С. 197–208.Кузнецова Т.М. Зеркала Скифии VI-III века до н.э. Том I. — М.: Индрик,

2002. — 352 с. Лубо-Лесниченко Е.И. Привозные зеркала Минусинской котловины

(к вопросу о внешних связях древнего населения Южной Сибири). — М., 1975.

Смирнов К.Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. — М.: Наука, 1964. — 280 с.

Смирнов К.Ф. Орские курганы ранних кочевников // Исследования по археологии Южного Урала. — Уфа, 1977. — С. 3–51.

Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племен Тагарской куль-туры. — М., 1967. — 150 с.

Членова Н.Л. О степени сходства компонентов материальной культуры в пределах «Скифского мира». — М., 1993. — 110 с.

165

К проблеме приуральских миграций в Нижнее Приобье в средние века

о.с.абакумовауральский федеральный университет им. б.н.ельцина, г. екатеринбургнаучный руководитель — к.и.н., доцент с.ф.кокшаров

История изучения остяко-вогульских княжеств Западной Сибири насчитывает не одно десятилетие. Этот феномен привлекает внимание не только историков, но и этнографов и археологов. К настоящему времени сложились три основных точки зрения на этническую принад-лежность позднесредневековых памятников Нижнего Приобья.

Основным источником по данной тематике является монография С.В. Бахрушина «Остяцкие и вогульские княжества в XVI-XVII вв.» [1935]. Он показал специфику княжеств, особенности их взаимоотношений, а также связей с Московским государством. По мнению историка, раннего-сударственные образования принадлежат западно-сибирским аборигенам остякам и вогулам. Эта точка зрения просуществовала до 80-х гг. XX вв.

Второй подход — миграционный — обозначили екатеринбургские археологи С.Г. Пархимович и В.М. Морозов. По их мнению, проанали-зированные материалы раскопок ни жнеобских городищ Перегребное I и Шеркалы I, свидетельствуют, что оба памятника оставлены приураль-ским населением — предками коми. Основаниями для подобного вы-вода послужили выявленные особенности архитектуры (печи-каменки, срубные наземные жилища), вещи приуральского облика, а также кера-мическая посуда необычного для Западной Сибири облика. Она была атрибутирована как вымская, то есть принадлежащая эпонимной архео-логической культуре, существовавшей в X-XIV вв. н.э. на территории Приуралья [Морозов В.М., 1985, с. 91].

Для аргументации своих выводов они привлекли данные лингвистики, ссылаясь на работы К. Редеи и В. Штайница. В. Венгерский исследователь выявил более 350 заимствований в лексиконе хантов и манси из коми языка. Немецкий лингвист выделяет коми топонимы в Нижнем Приобье. Они имеют окончания на -кар, -ва, -дин, и их появление на Оби объяснено деятельностью коми проводников при продвижении русских в Западную

лесная зона урало-поволжья в эпоху средневековья

166 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Сибирь в XV-XVII вв. Е.И. Овчинникова, выявившая около 60 топонимов с формантами -вож, -ель, -горт, -кар, -мыльк, -ва, -ты, отметила, что они не составляют единого плотного ареала, а вкраплены в топонимику або-ригенного населения. Появление пермских топонимов на территории Западной Сибири она объяснила тем, что коми проникли туда раньше русских. [Морозов В.М., Пархимович С.Г., 1997, с.22].

Третья точка зрения на этническую принадлежность средневековых памятников Нижней Оби (городища Перегребное, Шеркалы) высказана Е.А. Курлаевым. Исследователь полагает, что они оставлены народом под названием «югра». Под этим термином он рассматривает особую группу приуральского населения, нанесшего поражение дружине воево-ды Ядрея в 1193 г. По его мнению, в последующее время это население переселяется за Урал. Причина тому — давление со стороны русских государств (Новгород Великий и Московское княжество) и начавшаяся христианизация приуральскогонаселения. Восточноевропейские миы из числа «югры» оседают в Нижнем Приобье, где в 1364 г. их застают новгородские ратники.

Мы склонны разделять мнение С. В. Бахрушина и связываем городища Шеркалы I и Перегребное I с группами таежных угров — остяками и вогу-лами. Печи-каменки и наземные срубные жилища, которые были найдены на этих городищах, имеют хорошие параллели на другом нижнеобском городище Эмдер, оставленном одной из групп южных хантов. Эти объ-екты обнаружены восьмом-девятом строительных горизонтах Эмдера, образование которых относится к XV-XVI вв. [Зыков А.П., Кокшаров С.Ф., 2001, с. 35–48]. Попадание вещей приуральского облика в Сибирь может быть объяснено обменными (торговыми?) отношениями, после включения региона в систему мировой пушной торговли. Что касается коми топонимов в Нижнем Приобье, то они действительно могут быть объяснены проникновением приуральского населения, которое, тем не менее, не смогло изменить кардинальным образом этническую карту. Как показывает исследования Г.Ф. Миллера, приуральским названиям всегда сопутствуют определения из языка хантов и манси [2006].

Резюмируя изложенное, можно сказать, что проблема приуральских миграций в Западную Сибирь пока не решена и требует проведения дальнейших исследований, включая раскопки позднесредневековых памятников.

литератураБахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества в XVI–XVII вв. — Л., 1935.Зыков А.П., Кокшаров С.Ф. Древний Эмдер. — Екатеринбург, 2001.

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 167

Курлаев Е.А. Летописная «Югра» исчезнувшее имя или исчезнувший народ? // Уральский исторический вестник. — 1997. — № 4.

Морозов В.М., Пархимович С.Г. Городище Перегребное I (К вопросу о проникновении приуральского населения в Западную Сибить в нач. II тыс. н.э.) // Западная Сибирь в древности и средневековье. — Тюмень, 1985.

Морозов В.М., Пархимович С.Г. Миграция древних коми в Нижнее Приобье // Известия Уральского государственного университета. — 1997. — № 7.

Пархимович С.Г. О контактах населения Нижнего Приобья и Северного Приуралья в начале II тыс. н.э. // Вопросы археологии Урала: Сб. науч. тр. — Екатеринбург: УрГУ, 1991.

Северо-Западная Сибирь в экспедиционных трудах и материалах Г.Ф. Миллера. — Екатеринбург, 2006.

Основные приемы изготовления подвесок неволин-ской культуры

а.ю.емельяноваудмуртский государственный университет, г. ижевскнаучный руководитель — к.и.н. с.а.перевозчикова

Украшения, в том числе подвески — одна из наиболее массовых категорий археологического материала. Рассмотрение приемов их из-готовления позволяет проследить эволюцию мастерства населения бассейна Сылвы; предоставляет возможность выделить привозные и местные изделия.

Основными инструментами бронзолитейщика были тигли, льячки, литейные формы. На Бартымском I селище найдены предметы металлоо-бработки — тигли (15 экз. целых форм и фрагментов) и шлаки, обнаружен фрагмент слива глиняной льячки. Средневековые изделия из камня пред-ставлены литейной формой (единственная форма с памятников неволин-ской культуры) [Голдина Р.Д., Пастушенко И.Ю. и др., 2011, с. 22, 38, табл. 23–12; Материальная культура..., 2010, ч. 2, с. 61]. Ее могли использовать для отливки отдельных частей украшений. Среди находок Пермского Приуралья, Удмуртии найдены тигли, льячки, литейные формы, предна-значенные для отливки украшений, частью аналогичных украшениям неволинской культуры [Материальная культура..., 2010, ч. 2, рис. 58; Оста-нина Т.И, Канунникова О.М. и др., 2011, рис. 34]. Для различных горновых

168 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

работ использовали специальные клещи [Материальная культура..., 2010, ч.2, с.63; Перевощиков С.Е., 2002, с. 56, рис. 2–3]. В Пермском Приуралье встречено несколько экземпляров наковален. Судя по размерам, они яв-лялись ювелирными. Для ковки использовались молотки разного размера и веса [Материальная культура..., 2010, ч. 2, с. 51, с. 79, рис. 73; Останина Т.И, Канунникова О.М. и др., 2011]. В материалах памятников неволинской культуры подобных изделий не встречено. Необходимой принадлежно-стью для мастера были зубила, которыми обрабатывали листовой металл, проволоку, наносили орнаменты, обрабатывали фактуру поверхности [Материальная культура..., 2010, ч. 2, с. 80]. Кузнечный инструмент Бар-тымского I селища представлен подсечкой, зубилами, пробоем (керном) [Голдина Р.Д., Пастушенко И.Ю. и др., 2011, с. 35, табл. 3–10, с. 14–6,8]. Возможно, к напильникам относится стержень прямоугольного сечения из городища Лобач [Година Р.Д., Пастушенко И.Ю., и др., 2012, с. 38, табл. 11–16]. Для зажима и фиксации изделий во время их обработки применяли ювелирные щипчики [Материальная культура..., 2010, ч. 2, с. 80].

Для изготовления отдельных частей или украшений подвесок ис-пользовали проволоку различных сечений. В коллекции городища Лобач есть предмет, представляющий собой стержень, имеющий в сече-нии восьмиугольник, сплющенный в центральной части. На площадке пробиты два отверстия диаметром 0,15 и 0,3 см с развальцованными краями. Инструмент мог использоваться как волочильня [Година Р.Д., Пастушенко И.Ю. и др., 2012, с. 38, табл. 12–5].

Данный набор инструментов использовался, в том числе, для соз-дания подвесок.

По технике изготовления подвески неволинской культуры можно разделить на два типа — вырезанные из листа металла и литые. Литые подвески сделаны из бронзы, резанные — из бронзы и серебра.

Одним из основных приемов изготовления изделий из цветных металлов является литье в формы. Формы делятся на открытые и состав-ные, которые имели две створки (хотя известны 3-х и 4-х створчатые).

До XI в. преобладала техника литья в глиняных формах. В глине дела-ли оттиск модели. Применялся способ литья по восковой модели. После застывания залитого металла форму разбивали, отливка дорабатывалась с помощью зубила, напильников и т.п. По мнению Н.Б. Крыласовой, таким способом было изготовлено большинство основ украшений, поэтому форм для изготовления изделий не известно [Материальная культура..., 2010, ч. 2, с. 65–66].

Среди подвесок неволинской культуры в открытых и двусоставных формах могли быть отлиты трапециевидные, коньковые, крестовидные,

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 169

бантиковидные, колесовидные и кольцеобразные, арочные, монетовид-ные подвески; лунницы; подвески-пластины и подвеска-птица. В со-ставных формах (2-х и 3-х створчатые, как со стержнем, так и без него) отлиты бубенчики, колокольчики, некоторые кольцевидные подвески, арочные с петлями для привесок, костыльки, ложечки, круглая подвеска с личиной.

Подвески, вырезанные из листа металла, распространены в меньшей степени. Для получения листового металла использовали ковку либо прокатку (волочение). Металл резали ножницами или рубили с помощью зубил. Отверстия в подвесках пробивали специальным пробойником, шилом или использовали просечку (сечку). Среди подвесок неволинской культуры к вырезанным из листа металла относятся арочные, монето-видные подвески-бляшки, и, вероятно, пиксиды.

Важными процессами при изготовлении подвесок были пайка (для создания пиксид и украшения подвесок) и клепка (для крепления петель к монетовидным подвескам).

К украшениям подвесок можно отнести цепочки и привески к ним, рамки, скань, зернь, насечки и каменные вставки (из янтаря и сердо-лика). Проволоку изготавливали несколькими способами: ковкой, ли-тьем и волочением. Проволока применяется в скани, свитой в шнуры. Исследователи выделяют два основных способа изготовления зерни. Первый заключается в разбивании струи металла на шарики, второй — в расплавлении равных кусочков металла. Однако на территории Пред-уралья, в том числе в ареале распространения неволинской культуры, очевидно, практиковался третий способ изготовления зерни — литье в односторонней форме. Формы для литья зерни встречены на терри-тории Удмуртии в Кузебаевском кладе, а также в Пермском Предуралье на городище Анюшкар [Материальная культура..., 2010, ч. 2, с. 75; Оста-нина Т.И, Канунникова О.М. и др., 2011, рис. 13–25]. Для изготовления восьмеркообразных звеньев-привесок использовался такой прием, как торсирование — кузнечная операция, сущность которой заключается в повороте одной части четырехгранной поковки или отливки вокруг общей оси [Мельников И.В., 2005, с. 237]. Насекание рисунка — отделочная операция. Выполняют зубилами и чеканами, набивая на поверхности изделия штрихи, насечки, узоры [Мельников И.В., 2005, с. 239]. Ис-пользование этого приема характерно для украшения литых подвесок.

Таким образом, можно выделить несколько приемов изготовления подвесок неволинской культуры: литье в открытые и составные фор-мы, литье по восковой модели, вырезывание из листа металла, пайка, клепка, украшения подвесок проволокой, сканью, зернью, каменными

170 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

вставками, насечками, торсирование. Мастера использовали богатый на-бор инструментов, что позволяло совершенствовать различные техники и приемы создания украшений.

Мазунинско-бахмутинский вопрос в археологии Урало-Поволжья (к истории проблемы)

о.с.крапачевабашкирский государственный педагогический университет им. м.акмуллы, г. уфанаучный руководитель — к.и.н., доцент н.б.щербаков

Бахмутинской культурой принято считать археологическую культу-ру I тыс. н.э., памятники которой локализованы в Уфимско-Бельском междуречье. Свое название данная культура получила по д. Бахмутино (Печенкин починок) Надеждинской волости Уфимского кантона (со-временный Караидельский район РБ). В 1911 году Д.Н. Эдингом и В.В. Гольмстен в окрестностях этой деревни было установлено нахождение древнего могильника, а в 1921 году М.С. Смирновым и М.И. Касьяновым было раскопано 9 погребений. Более подробно Бахмутинский могильник был обследован в 1928 году А.В. Шмидтом, в частности было раскопано 25 погребений. На основе материалов погребального инвентаря археолог разделил погребения на две хронологические группы: Бахмутино I (V-VI вв. н.э.) и Бахмутино II (VI-VII вв. н.э.). А.В.Шмидт отметил близость бахмутинской культуры с харинским культурным типом (IV-V вв.) и ло-моватовской культурой (VI-VIII вв.), а также выдвинул предположение о том, что носители бахмутинской культуры могли быть предками древнемадьярских (венгерских) племен [Шмидт А.В., 1929, с. 16–27].

А.П. Смирнов датировал бахмутинские погребения IV-V вв., связывая их появление с влиянием двух культур — пьяноборской и ломоватовской [Смирнов А.П., 1952, с. 81], но впоследствии пересмотрел свои взгляды и стал определять бахмутинскую культуру как отличную от них [Смир-нов А.П., 1958, с. 50–54].

Р.Б. Ахмеров, приняв датировку бахмутинской культуры А.В.Шмидта, в свою очередь считал, что она сформировалась на местной основе [Ахмеров Р.Б., 1970, с. 168–175].

Новый этап в дискуссии был начат с открытием в 1954–1956 гг. В.Ф. Генингом могильника близ д. Мазунино, Камбарского (ныне Сарапуль-ского) района Удмуртии. Впервые могильник был исследован в 1894 году

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 171

И.Н. Смирновым, не обнаружившего целых погребений. В.Ф. Генинг вскрыл 70 погребений могильника и на основе материала погребаль-ного инвентаря выделил новую археологическую культуру. По мнению археолога, под воздействием двух течений — вытесненных с низовья р.Белой и правобережья Средней Камы пьяноборских племен, а также с расселением носителей плоскодонной керамики именьковского типа — в прикамских районах складывается мазунинская культура, датируемая III-VI вв. Бахмутинская же культура, как изначально полагал В.Ф. Генинг, сложилась в результате слияния пришлых угорских племен, вытесненных из Южного Зауралья гуннами, с местными племенами караабызской куль-туры. Нижней датой бахмутинской культуры является, по его мнению, III в. При этом отмечалась синхронность мазунинской и бахмутинской культур и их близкое сходство [Генинг В.Ф., 1958, с. 78–83].

Н.А. Мажитов, в отличие от В.Ф. Генинга, считал мазунинскую культу-ру ранним этапом бахмутинской культуры, который датировал II-IV вв. Поздний этап бахмутинской культуры Н.А. Мажитов определяет V-VII вв. В бахмутинских племенах археолог видел, вслед за А.В. Шмидтом, древних венгров [Мажитов Н.А., 1968]. В последующих работах Н.А. Мажитов кардинально поменял свое мнение о тождественности культур и согла-сился с выделением двух локальных вариантов одной этнокультурной общности. Он датировал бахмутинскую культуру V-VIII вв., допуская возможность существования самых поздних из них до IX-X вв. [Мажитов Н.А., 1981, с. 25–27]. Впоследствии Н.А. Мажитов возвращается к своей первоначальной позиции о том, что мазунинская культура является не от-дельной культурой, а ранним этапом бахмутинской (II-III вв.). Считая бахмутинскую культуру генетически восходящей к караабызской и пья-ноборской культурам, Н.А. Мажитов локализует ее в местах водораздела крупных и малых рек Северной Башкирии и Средней Камы (юг Пермской области, юг Удмуртии). Смешавшись на позднем этапе (V-VIII вв.) с при-шлыми турбаслинскими и кушнаренковскими племенами, бахмутинцы становятся основой для формирования этноса и культуры башкирского народа IX-X вв. [Мажитов Н.А., Султанова А.Н., 2009, с. 132–160].

М.С. Васюткин рассматривал мазунинскую культуру как вариант одной обширной бахмутинской культуры. Обосновывал он это тем, что могиль-ники Среднего Прикамья и Уфимско-Бельского междуречья обнаружи-вают близкое сходство между собой в погребальном обряде и вещевом материале. Периодизацию бахмутинской культуры М.С. Васюткин делит на два периода: ранний этап — III-V вв., поздний этап — V — начало VII вв. Раннебахмутинская культура сформировалась в результате синтеза куль-тур местных пьяноборских и караабызских племен и культуры пришлого

172 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

населения, но в отличие от В.Ф. Генинга, С.М. Васюткин считает, что пришлый компонент в сложении бахмутинских племен решающей роли не играл. С V в. на бахмутинскую культуру оказывали влияние пришлые турбаслинские племена, что нашло свое отражение в изменении погре-бального обряда [Васюткин С.М., 1971, с. 91–105].

А.К. Амброз предполагал, что бахмутинская и мазунинская культуры являются особыми самостоятельными культурами, не покрывающими друг друга. Они развивались в тесной взаимосвязи, но каждая по своим вну-тренним закономерностям, вплоть до конца VII в. [Амброз А.К., 1971, с.112].

Р.Д. Голдина рассматривала мазунинскую культуру как заключитель-ный этап чегандинской (пьяноборской) культуры (III–V вв.), основываясь на том, что многие чегандинские памятники использовались и позже III в. По ее мнению, между чегандинцами и мазунинцами не существует резкого различия в общественно-экономическом или этническом от-ношении, а имеющееся своеобразие мазунинской культуры можно объ-яснить внешним влиянием соседних племен [Голдина Р.Д., 1999, с. 227].

Бахмутинская культура, как считает Р.Д. Голдина, сложилась на основе караабызской и чегандинской культур и датируется VI-VII вв. В представи-телях бахмутинских племен исследователь видит древних удмуртов. После VII в., по-мнению Р.Д. Голдиной, под воздействием инокультурных племен произошел отток бахмутинцев с территории современной Башкирии и ас-симиляция их другими племенами, хотя некоторая их часть участвовала в формировании северо-западных башкир [Голдина Р.Д., 1999, с. 307–309].

В.А. Иванов рассматривал носителей мазунинской культуры как генетических преемников финно-пермских племен раннего железного века — пьяноборской и караабызской культур. В V в. значительная часть представителей мазунинской культуры под воздействием пришлых племен, оставивших курганы тураевского и старомуштинского типа, переселяются в Уфимско-Бельское междуречье, где складывается новая бахмутинская культура (V–VIII вв.). В.А. Иванов отмечает тесную взаи-мосвязь между бахмутинцами и турбаслинцами, выраженную в общем для этих культур могильнике (Бирском), смешанных элементах погре-бального обряда [Иванов В.А., 1994, с. 69].

На рубеже V–VIII вв. бахмутинские племена, по мнению В.А. Иванова, были вытеснены пришлыми племенами кушанаренковской культуры, яв-ляющихся по происхождению западносибирскими уграми, но куда ушли бахмутинцы — исследователь не указывает [Иванов В.А., 1999, с. 35–38].

Впоследствии В.А. Иванов согласился с мнением Р.Д. Голдиной о том, что мазунинские комплексы III-V вв. являются поздней стадией чеган-динской (пьяноборской) культуры [Иванов В.А., 2005, с.131].

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 173

По мнению Ф.А. Сунгатова «археологическая культура Камско-Бельского междуречья III–VII/VIII вв. может называться бахмутин-ской», ранний этап которой (III-V вв.) следует именовать мазунинским [Сунгатов Ф.А., 2004, с. 4].

Мазунинско-бахмутинский вопрос, на наш взгляд, является акту-альным для историографии археологии раннего средневековья Урало-Поволжского региона. Спорность тех или иных концепций определения соотношения мазунинской и бахмутинской культур связана с недостаточ-ной разработанностью критериев для выделения признаков собственно археологической культуры. Также на складывание противоречивых мнений на ранних этапах дискуссии по вопросам периодизации, ло-кализации и культурной принадлежности рассматриваемых культур повлияло отсутствие прочной источниковедческой базы.

литератураАмброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной

Европы. Ч. II. // СА. — 1971. — № 3. — С. 106–134.Ахмеров Р.Б. Уфимские погребения IV-VII вв. н.э. и их место в древней

истории Башкирии // Древности Башкирии. — М., 1970. — С.161–192.Васюткин С.М. К дискуссии по бахмутинской культуре // СА. — 1971. —

№ 3. — С.91–105.Генинг В.Ф. Археологические памятники Удмуртии. — Ижевск, 1958. —

188 с.Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. —

Ижевск, 1999. — 464 с.Иванов В.А. Откуда ты, мой предок? (Взгляд археолога на древнюю

историю Южного Урала). — Спб., 1994. — 124 с.Иванов В.А. Древние угры-мадьяры в Восточной Европе. — Уфа, 1999. —

123 с.Иванов В.А., Ковалева И.В. Динамика семантики наборных поясов

средневекового населения Прикамья (I тыс. н.э.) // Сб.: От древ-ности к новому времени (Проблемы истории и археологии). — Уфа, 2005. — С.128–136.

Мажитов Н. А. Бахмутинская культура. — Уфа, 1968. — 119 с.Мажитов Н.А. Южный Урал в VI-VIII вв.// Степи Евразии в эпоху Средне-

вековья // Археология СССР. — М., 1981. — С. 23–28.Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана. Древность.

Средневековье. — Уфа, 2009. — 496 с.Смиронов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов

Среднего Поволжья и Прикамья // МИА. — 1952. — № 28.

174 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Смирнов А.П. Железный век Башкирии // Материалы и исследования по археологии СССР, № 28, 1958.

Сунгатов Ф.А., Гарустович Г.Н., Юсупов Р.М. Приуралье в эпоху велико-го переселения народов (Cтаро-Муштинский курганно-грунтовый могильник). — Уфа, 2004. — 95 с.

Шмидт А.В. Археологические изыскания Башкирской экспедиции Ака-демии Наук (Предварительный отчет о работах 1928 г.) // Хозяйство Башкирии. — 1929.— № 8–9.

Украшения рук с Саламатовского I городища: перстни и кольца

к.в.моряхинапермский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. пермьнаучный руководитель — к.и.н., ст. преп. ю.а.подосёнова

Материал подготовлен при поддержке проекта 050-М Программы стратегического развития ПГГПУ

Комплексное исследование отдельных категорий древних ювелирных изделий является одним из перспективных направлений в современных археологических исследованиях. В особенности для тех территорий, где они до этого не являлись объектом специального исследования. Одной из таких категорий для территории Пермского Предуралья яв-ляются перстни и кольца. Их комплексное изучение только начинается и на сегодняшний день представляется возможность представить одну из составляющих большого исследования, а именно результаты изучения перстней и колец с Саламатовского I городища.

Саламатовское I городище расположено на правом берегу реки Усьва, недалеко от деревни Саламатово Чусовского района. Памятник датиру-ется VIII-XIII вв. и представляет юго-восточный вариант ломоватово-родановской культуры [Абдулова С.И., 2012, с. 5–6].

Перстни и кольца представлены шестнадцатью экземплярами. Исполь-зуя классификацию Н.Б. Крыласовой можно выделить пять типов перстней.

Тип 1 — Спиралевидные кольца в 1–4 витка из проволоки округлого сечения (1 экз.).

Перстни данного типа встречаются на родановских памятниках Верхней Камы [Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989, с. 62], на Рождествен-ском могильнике [Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2008, с. 367], в вымских

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 175

могильниках XI-XIV вв. [Савельева Э.А., 1987, с. 126], в мордовских памят-никах IX-X вв. [Смирнов А.П., 1952, с. 127], в Новгороде в слое XI-XIII вв., в балтийских древностях X-XI вв. [Седова М.В., 1981, с. 122].

Тип 2 — пластинчатые бесщитковые неорнаментированные перстни (2 экз.).

Аналогичные перстни известны на Рождественском могильнике, на городище Анюшкар [Белавин А.М., Крыласова Н.Б. 2008. с. 368], в вымских могильниках XI-XIV вв. [Савельева Э.А., 1987, с. 126], на Бе-лоозере на памятниках X-XIII вв. [Голубева Л.А., 1973, с.143].

Тип 3 — Щитковые перстни (11 экз.).Подтип 3.1 — С прямоугольным щитком, орнаментированным окруж-

ность с полушарными выступами с зачерненным фоном, на боковых гранях композиции в виде треугольников.

Подобные перстни распространены на территории Волжской Булгарии в домонгольский период и, по мнению А.М. Белавина, оттуда они посту-пали на территорию Пермского Предуралья [Белавин А.М., 2000, с. 104].

Подтип 3.2 — С овальным щитком (3 экз.).Вариант 1 — Орнаментированные псевдозернью по краям и по цен-

тру (2 экз.).Аналогичные перстни встречаются на Деменковском могильнике

[Голдина Р.Д., 1985, с. 36], в Белоозере на памятника X-XIII вв. [Голубева Л.А., 1973, с. 136].

Вариант 2 — Орнаментированные тонкими линиями, расходящимися веером. Боковые грани украшены выступами.

Подобные перстни известны в Пермском Предуралье, например, на могильнике Модгорт, который датируется XII-XIII вв. [Спицын А.А., 1902, табл. XV].

Подтип 3.3 — С шестиугольным щитком (5 экз.).Вариант 1 — Орнаментированный треугольниками по бокам щитка

и циркульным орнаментом по центру и в треугольниках (2 экз.).Вариант 2 — Орнаментирован шестиугольником внутри щитка (3 экз.).Перстни такого типа получили широкое распространение на Средней

Волге с XII в. [Абдулова С.И., 2012, с. 32].Подтип 3.4 — Восьмиугольный, орнаментированный по центру вось-

ми лепестковой розеткой. На боковых гранях орнамент в виде ромбов и перекрестий (1 экз.).

Тип 8 — Витые (2 экз.).Подтип 8.1 — Ложновитые (1 экз.).Аналогичные перстни известны на Бояновском могильнике [Данич

А.В., 2008, с. 206], в Новгороде в слоях XI-XIII вв. [Седова М.В., 1981, с. 126].

176 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Подтип 8.2 — С ложновитой средней частью и гладкими согнутыми концами (1 экз.).

Похожие перстни распространены в вымских могильниках [Савельева Э.А., 1987, с. 128], в Новгороде в слое XII-XIV вв. [Седова М.В., 1981, с. 127], но в них серединная часть плетеная.

Тип 9 — Круглодротовый неорнаментированный перстень (1 экз.).Аналогичные перстни известны в вымских могильниках XI-XIV вв.

[Савельева Э.А., 1987, с. 128].Таким образом, перстни и кольца из материалов Саламатовского

городища датируются IX-XIII вв., причем преимущественно встречаются изделия XI-XIII вв., распространенные в родановской культуре.

Также был выполнен химический анализ состава металла представлен-ных изделий. Большинство из них это изделия из свинцово-оловянистого сплава и олова. Данные результаты не противоречат общей картине — анализы химического состава металла ювелирных изделий из материалов памятников Пермского Предуралья, датируемых XI-XIV в., также показали свинцово-оловянистый сплав и олово. Лишь один экземпляр — перстень с прямоугольным щитком, орнаментированным окружностью с полу-шарными выступами с зачерненным фоном и с композициями в виде треугольников на боковых гранях — содержит 95% серебра, что, скорее всего, подтверждает его импортное происхождение.

литератураАбдулова С.И. Отчет о раскопках Саламатовского I городища в 2012 году. —

Пермь, 2012.Белавин А.М., Крыласова Н.Б. Древняя Афкула: археологический ком-

плекс у с. Рождественск. — Пермь, 2008.Голдина Р.Д., Кананин В.А. Средневековые памятники верховьев Камы. —

Свердловск, 1989.Голубева Л.А. Весь и славяне на Белом озере X–XIII вв. — М., 1973.Данич А.В. Отчет о раскопках Бояновского могильника в 2008 г. — Пермь,

2008.Савельева Э.А. Вымские могильники XI–XIV вв. — М., 1987. Седова М.В. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (Х-ХV вв.). — М.,

1981.Смирнов А.П. Очерки по древней и средневековой истории народов

среднего Поволжья и Прикамья // МИА. — 1952. — № 28.Спицын А.А. Древности Камской чуди по коллекции Теплоуховых. —

СПб., 1902.

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 177

Реконструкция головных уборов по материалам мо-гильника Сухой Лог

м.а.ощепковаудмуртский государственный университет, г. ижевскнаучный руководитель — к.и.н. с.а.перевозчикова

Могильник Сухой Лог находится в Кишертском районе Пермского края, в Сылвенско-Иренском поречье. Памятник расположен на окраине одноименной деревни, на высокой террасе правого берега р. Сылвы. Материалы могильника определили дату его функционирования — по-следняя четверть VIII — первая четверть IX в. [Голдина Р.Д., 2012, с. 225] Несмотря на небольшое количество исследованных погребений (22), некрополь располагает большим количеством инвентаря, что позволяет сделать первичные выводы о костюме неволинского населения.

На могильнике Сухой Лог были определены 13 женщин, 3 мужчин и 8 детей. Детали, имевшие отношение к головным уборам, были пред-ставлены: в женских захоронениях — подвесками, пронизкой и височ-ными подвесками; в мужских — лишь золотой нашивной накладкой; в детских — височными подвесками, пронизками и подвесками.

К сожалению, органических остатков от головных уборов не сохра-нилось, поэтому столь важна фиксация украшений этой части одежды. Анализ их расположения позволяет предложить реконструкцию несколь-ких уборов, а также выявить различия женского, мужского и детского костюма. Сопоставление антропологических данных и расположения инвента-ря показало, что в мужских захоронениях материал отсутство-вал, кроме погребения 22, где на лобных костях была найдена золотая бляшка с янтарной вставкой. Учитывая маленький размер отверстий на бляшке, можно предположить, что она нашивалась на тканую лен-ту. В детском захоронении 4Б была найдена лишь серьга салтовского типа, крепившаяся, скорее всего, к правому уху (рис.1–1). В отличие от мужских, в женских захоронениях было найдено много инвентаря. Здесь не наблюдалось никакого различия в сопутствующем инвентаре между взрослыми женщинами и девочками. Разница заключалась лишь в типе головного убора. Так, в могиле 4А хорошо заметна цепочка бус, надетая, вероятно, на ленту (рис.1–2). В погребениях взрослых женщин были надеты на голову уже не ленты, а платки или шапочки. При этом сами головные уборы совершенно не украшались.

Расположение найденного материала по отношению к костяку и проведение параллелей с этнографическими данными позволяет

178 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

1

2

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 179

предположить, что в погребениях были накосники. Они выявлены в трех взрослых женских и одном детском погребениях. Утилитарным назначением накосников было поддерживать прическу в определенном состоянии. Кроме того, они должны были украшать человека в соот-ветствии с эстетическими воззрениями этноса. Накосники продолжали использоваться у некоторых народов вплоть до 30-х годов XX в. Они сохранились в этнографическом костюме удмуртских девушек, мариек, татарок [Крыласова Н.Б., 2001, с. 61–62].

Предположительно можно выделить два типа накосников. Основу одного из них составлял кожаный шнурок или крученая нить. По-добное украшение можно выделить в погребении 10. На уровне груди погребенной были найдены две арочные подвески, которые, возможно, крепили к концам шнурка или нити. Этот тонкий шнур был дополни-тельно украшен бусами.

Более сложен по конструкции и наличию украшений накосник в виде тканевой «чулочной» основы. Наличие такой основы предполагается потому, что имеющиеся в арсенале украшения достаточно массивны и представлены в большом количестве. Поэтому на шнур или нить с на-низанными бусами, пронизками и подвесками-окончаниями при желании могли быть пришиты на чулок [Перевозчикова С.А., 2010, с. 380–383]. При анализе расположения вещей получились следующие реконструкции. В погребении 4А на каждой из кос были по две пронизи. Одна из них представляла собой арочные шумящие подвески на длинных цепочках. Рядом располагались низки бус, оканчивающиеся на одной косе лапчатой подвеской, а на другой — спиралевидной пронизкой и большим шариком-бубенчиком. В другом погребении 12А верх накосника украшен двумя монетовидными подвесками. Сама низка состоит из ряда бус. На одной косе низка заканчивалась двумя лапчатыми подвесками, а на другой — коньковидной подвеской на цепочке и флакончатой пронизкой. Еще один вариант накосника можно восстановить по материалам погребе-ния 20. В захоронении найдено две пронизи из бус. Их верхние части украшены монетовидной подвеской и пронизкой-бусиной. На одной косе низка заканчивалась флакончатой пронизкой, а на другой — двумя металлическими бусинами и костыльком на цепочке.

Реконструкция головного убранства по материалам могильника Сухой Лог: 1 – погребение 4Б; 2 – погребение 4А (реконструкция С.А.Перевозчиковой)

180 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Проблемы идентификации культовых комплексов на средневековых поселениях в Пермском Предуралье

в.л.петровпермский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. пермьнаучный руководитель — д.и.н., профессор н.б.крыласова

Работа выполнена по проекту 029а-Ф в рамках реализации ПСР ПГПУ

В заявленной теме статьи «Проблемы идентификации культовых комплексов на средневековых поселениях в Пермском Предуралье» заложены вопросы: что это за комплексы и почему встает проблема их идентификации?

Ни для кого не секрет, что жизнь средневекового человека была тесно переплетена с различными культами и верованиями, диктующими необходимость проведения всевозможных обрядов и ритуалов и в обы-денной повседневной жизни, и в процессе производственной деятель-ности, и в культовой практике. Это было важной частью повседневной духовной жизни средневековых людей. Они поклонялись силам природы и божествам, связанным с ними. Об этом позволяют судить обнаружен-ные большие культовые комплексы в пещерах, рощах, на камнях. Там были найдены различные предметы, рисунки, идолы, которые указывают на культовый характер комплексов. Но все эти места были неудобны для жизни. Это были отдельные камни, небольшие пещеры, открытые возвышенности, часто в труднодоступных, укрытых от посторонних глаз местах [Изосимов Д.А., 2007, с. 2–17]. Средневековые жители не исполь-зовали эти места в качестве постоянного жилья. Культовые комплексы посещались лишь в особых случаях для отправления неких практик, связанных чаще всего с религиозными представлениями. Поселения обычно располагались поодаль, нередко на значительном удалении от культового места. Но в повседневной жизни люди тоже регулярно обращались к своим божествам. И это не могло не наложить свой отпе-чаток на структуру поселенческих памятников, т.к. в обыденной жизни культовые практики происходили прямо на территории поселения. Соответственно существовали некие специальные места для соверше-ния данных действий [Петров В.Л., 2013, с. 154–158]. И при раскопках поселенческих памятников такие места археологи могут обнаружить.

Письменные источники, относящиеся к исследуемому периоду, весьма немногочисленны и не запечатлели процесс отправления куль-

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 181

товых действий в повседневной и производственной практике. Потому существует проблема интерпретации вещественного материала, который добывается в ходе археологических раскопок. Применительно к теме исследования возникает вопрос, каким образом мы можем отнести тот или иной комплекс к культовому, какие признаки позволят нам судить, что на данном месте совершались сакральные действия, а не, к примеру, хозяйственные?

И вот здесь возникает ряд проблем, связанных с идентификацией культового комплекса в пределах более обширного поселенческого памятника. Сразу хочется отметить, что в названии статьи заявлена и рассматриваться будет территория Пермского Предуралья, но это вовсе не означает, что другие районы эта проблема не затрагивает.

Главная проблема в идентификации культовых комплексов на средне-вековых поселениях состоит в отсутствии разработанной теоретической базы, не разработана единая система признаков и критериев для выявле-ния культового комплекса. Во время раскопок фиксируются различные объекты, состоящие из ям, очагов, столбовых ямок и вещественных материалов. Но они могут иметь различный характер: хозяйственный, производственный, культовый. И для верной интерпретации жизни средневекового населения необходимо эти комплексы различать и от-делять друг от друга. Для этого необходимо иметь разработанные кри-терии отбора и определенные признаки, указывающие на культовый характер комплекса. Пока такой системы нет, как и нет общих работ, посвящённых разработке этой тематике. Те публикации, которые име-ются, носят частный характер. В основном это описание отдельных комплексов, которые авторы отнесли к культовым по тем или иным признакам, но эти признаки не были приведены в систему.

Из этого вытекает ещё одна из проблем. Дело в том, что на многих памятниках в пермском крае можно обнаружить ямы, которые нельзя однозначно интерпретировать, т.е. отнести к тому или другому комплек-су. И именно они могут оказаться причастными к культам, но сложно об этом судить наверняка. Те вещи, которые мы можем обнаружить в культовом комплексе (скорее всего жертва) могут иметь неутилитар-ный характер, нести изначально сакральный смысл (различные идолы, амулеты, обереги). И тогда можно с некой долей уверенности судить о ха-рактере комплекса. Соответственно это может являться одним из явных признаков. Но в жертвеннике можно обнаружить и вещи, используемые в быту (ножи, пряслица, украшения и т.д.), специально «умертвлен-ные» вещи [Петров В.Л., 2013, с. 154–158]. Возникает вопрос — каким образом определить, вещь просто была выброшена за ненадобностью

182 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

или принесена в жертву и перед нами культовый комплекс? Ведь нам не известно, как приносились жертвы. Наверное, ещё одна из проблем состоит в том, что мы не знаем, каким образом происходили культовые действия. Мы можем судить по вещественному материалу, добытому в ходе археологических раскопок, и данным этнографии о том, кому поклонялись и приносили жертвы наши предки, но вряд ли мы когда то узнаем, по каким «правилам» они это делали. Это в свою очередь создаёт ещё одну трудность, скорее всего непреодолимую, в иденти-фикации культовых комплексов.

Таким образом, можно подвести краткий итог. Культовые комплек-сы на поселениях были и археологи находят тому подтверждение. Но возникают проблемы с их идентификацией. Необходимо разра-ботать систему признаков и критериев отбора культовых комплексов от остальных. Из тех работ, которые существуют на сегодняшний день, можно предварительно попытаться выделить некоторые признаки. Одним из явных признаков является наличие предметов неутилитар-ного значения, несущих сакральный смысл (амулеты, идолы, обереги), как на городищах Анюшкар, Эсперово, Городищенское [Оборин В.А., Ленц Г.Т., 2008, с. 10–15; Шутова Н.И., 2004, с. 5–35; Белавин А.М., 1986, с. 130–142]. Так же к признакам можно отнести расположение комплекса возле объектов производства, чаще всего металлургического. Это под-тверждают большинство из описанных на сегодняшний день культовых комплексов (Селища Володин камень I и II, городища Рождественское и Эсперово и др.) [Белавин А.М., 1987, с. 113–126; Шутова Н.И., 2004, с. 5–35]. Немаловажным признаком являются остатки жертв. Чаще всего это кости черепа крупных животных (оленя, лошади, медведя). Такие находки были сделаны на Рождественском, Опутятском, Саломатовском II городищах, селищах Володин камень I и II [Шутова Н.И., 2004, с. 5–35; Белавин А.М., 1986, с. 130–142; Белавин А.М., 1987, с. 113–126.].

Но это лишь предварительные попытки выделения критериев. Для того, что бы они стали точны и более обоснованы, необходим дальнейший сбор материала по теме, а именно поиск аналогий в отчетах о раскопках средневековых поселений, работа в архивах. Это позволит выстроить целостную систему критериев и признаков культовых комплексов, что даст возможность более полно и правильно реконструировать духовную жизнь средневекового населения.

литератураБелавин А.М. Городищенское городище на р. Усолке // Приуралье в древ-

ности и средние века. — Устинов: УдГУ, 1986. — С.130–142.

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 183

Белавин А.М. Производственные поселки металлургов у фино — угров в конце I — начале II тыс. н.э. // Этнические и социальные процессы у фино-угров Поволжья (I тыс. до н.э. — I тыс. н.э). — Йошкар- Ола: Марийский государственный университет, 1987. — С. 113–126.

Изосимов Д.А. Культовые памятники населения горно-лесной поло-сы Среднего Предуралья. Дисс. ... канд. ист. наук. — Екатеринбург, 2007. — 207 с.

Оборин В.А., Ленц Г.Т. Городище Анюшкар (по раскопкам 1951–1955, 1989–1991 гг.) // Вестник музея археологии и этнографии Пермского Предуралья. Вып. 2: Сборник научных статей. — Пермь, 2008. — С. 10–15.

Петров В.Л. Культовые комплексы на средневековых поселениях в Перм-ском Предуралье: обзор источников // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведе-ние. Вопросы теории и практики. № 10. — Тамбов, 2013. — С. 154–158.

Шутова Н.И. Средневековые святилища Камско-Вятского региона // Культовые памятники Камско-Вятского региона. — Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004. — С. 5–35.

Древнемарийский женский костюм по материаламРусенихинского могильника IX–XI вв. (опыт реконструкции)

е.ю.полянинамарийский государственный университет, г. йошкар-оланаучные руководители — д.и.н. т.б.никитина, к.и.н., доцент е.е.воробьева

В изучении народной культуры понимание одежды является одним из важнейших моментов. Н.Б. Крыласова, в узком смысле, дает понятие: «костюм — это устойчивые, типичные, общепринятые формы одежды для данного этноса, социальной группы, эпохи. То есть — конкретный комплекс, состоящий из одежды, обуви, головного убора, украшений и прически, принадлежащий определенному слою людей» [Крыласова Н.Б., 2001, с. 3].

Именно по этим элементам костюма, в большинстве случаев, можно по-нять социальную, национальную, региональную принадлежность человека.

Для попытки реконструкции костюма был выбраны комплексы Русенихинского могильника, так как они имеют многочисленный по-гребальный инвентарь с хорошей сохранностью тканей, мехов, вышивки. Уникальность данного могильника состоит еще в том, что можно про-

184 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

следить послойно очередность элементов костюма. В данной работе рассмотрены два погребения: 2 и 6 (далее по тексту п. 2 и п. 6 соот-ветственно). Они имеют наиболее полный набор украшений, а также сохранившиеся элементы одежды.

Погребенные были одеты в костюм, состоящий из: меховой шапки (п. 6), рукавиц (п. 6), мехового кафтана отделанного мехом внутрь на его рукавах, мехового кафтана, мехом наружу (п. 2, п. 6), домотканую (п. 2) или кожаную рубашку (п. 6). Все кафтаны и рубашки были подпоясаны кожаными ремнями с накладками. А кафтан, сшитый мехом внутрь (п. 6), был подпоясан тканым поясом, к которому крепилась бронзовая пряжка. К поясу привешивался кошелек и по ножу с обоих боков. Предположительно присутствовали штаны, которые были прикрыты рубашкой, так как у мари для всех женщин было характерно их ношение [Молотова Т.Л., 1992, с. 24].

В погребениях на одежде были прослежены следы металлической вышивки.

Головной убор в п. 6 представлен меховой шапкой, поверх которой в 5 рядов обернута медная цепочка с бубенчиками. Такие цепочки яв-ляются этноопределяющими для марийцев IX-XI вв. [Архипов Г.А., 1973; Никитина Т.Б., 2002].

К украшению головы в п. 2 относится головная повязка (кожаная, берестяная или тканая), к которой крепились височные кольца [Архипов Г.А., 1973, с. 17] (6 экз.): по 2 серебряных и 1 бронзовому с каждой стороны, концы их загнуты, имеют головку. В п. 6 — аналогичные височные кольца, по обе стороны от головы по 2 височных кольца, разных по размеру: 1 серебряное и 1 бронзовое.

Эти височные кольца характерны для древних марийцев («Нижняя Стрелка», «Черемисское кладбище», Дубовский, Веселовский, Юмский могильники).

Шейным украшением является серебряная гривна «глазовского» типа с витой нарезкой, прерывающейся в средней части. Концы оформлены в виде многогранной головки и петли (п. 2, п. 6).

Встречаются парные подвески — основа подвесок в виде конских голов с петлями для привесок. Они скреплены между собой ремешком и прикреплены к рубашке (п. 2). Подобные украшения также можно встретить в древнемарийских могильниках (10 экз.), а также мерянских, мордовских, коми-пермяцких (Каневский могильник) [Финно-угры и балты в эпоху средневековья, 1987, с. 269].

В п. 6 — парные шумящие подвески с трапециевидной основой и лапчатыми привесками. Такое украшение является характерным для древнемарийских могильников XI–XII вв.

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 185

Присутствует круглая бляха с ажурной основой. По нижнему краю — петли для шумящих привесок. Поверх рубашки (п. 2) и кафтана (п. 6). Аналогии такой бляхе есть в других древнемарийских могильниках (9 экз.), а также у муромы [Финно-угры и балты в эпоху средневековья, 1987, с. 269].

В п. 6 под нагрудными украшениями были найдены 2 копоушки и фрагменты костяных коньков, учитывая то обстоятельство, что костяк не сохранился они, вероятно, исполняли роль накосника. Подобное вплетение копоушек в состав накосника можно встретить и в Прикамье.

На руках носились браслеты: на левой — 5, на правой — 3 (п. 2), в по-гребении 6 по 4 браслета с каждой стороны.

На пальцах — серебряные щитковые «усатые» перстни с орнаментом. По 2 (п. 2) или по 4 (п. 6) на каждой руке.

На ноги одевалась кожаная обувь, которая стягивалась шнурками (п. 2, п. 6).

Схожий набор украшений, состоящий из височных колец, шейной гривны, парных нагрудных украшений и ажурной бляхи, пояса с наклад-ками, множества браслетов и перстней, есть в других древнемарийских могильниках IX–XI вв. («Нижняя Стрелка», «Черемисское кладбище», Дубовский, Веселовский, Юмский могильники).

Сравнивая марийский костюм с другими костюмами поволжских фин-нов (на примере — мордвы, муромы) можно свидетельствовать об общ-ности финно-угорских народов, что прослеживается по погребальному инвентарю: стилизация украшений, включающая в себя многочисленные шумящие украшения, зооморфные подвески. Их образность сохранена, но функциональное назначение различно.

По способу изготовления, в марийских могильниках встречаются как наборные подвески поволжских финнов, так и литые, что присуще Прикамью. Это все говорит о месте марийцев в круге финно-угорских народов и сохранение их контактов в эпоху раннего средневековья.

Изучая элементы марийского костюма IX–XI вв. и XIX вв. можно отметить некоторые схожие черты в ношении накосника, височных укра-шений, пояса с различными привесками, присутствие орнаментальной вышивки, что свидетельствует о зарождении структуры современного марийского костюма еще в IX–XI вв.

литератураАрхипов Г.А. Марийцы IX-XI вв. — Йошкар-Ола, 1973. Крыласова Н.Б. История Прикамского костюма. — Пермь, 2001. Молотова Т.Л. Марийский народный костюм. — Йошкар-Ола, 1992.

186 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Никитина Т.Б. Марийцы в эпоху средневековья. — Йошкар-Ола, 2002.Финно-угры и балты в эпоху средневековья. — М., 1987.

Новый памятник эпохи Великого переселения народов на р. Вычегде

и.н.рыбина, а.а.фроловасыктывкарский государственный университет, г. сыктывкарнаучный руководитель — д.и.н., профессор в.а.семёнов

Курганные могильники представляют собой разновидность погре-бальных памятников, характеризующиеся сооружением земляной на-сыпи над могильными ямами. На Европейском Северо-Востоке России традиция захоронения под курганными насыпями бытует в V-VI вв. н.э.

Могильники, как правило, расположены на эоловых дюнах на поверх-ности I надпойменных террас, примыкающих к сегментам поймы или старицам. Зачастую, курганные насыпи были округлой или овальной формы, высотой достигали 0,1–0,3 м, редко 0,5 м, их окружали канавки-ровики или ямы. Сами насыпи состоят из оподзоленного песка, подсти-лающего желтого песка и вкраплений угля. Под ними фиксировались пятна могильных ям. Заполнение могил и состав насыпей между собой, как правило, не различаются. Размеры могильных ям различны, варьи-руются длина от 0,98 до 2,70, ширина от 0,40 до 1,80 м, глубина от 0,20 до 0,72 м [Королев К.С., Мурыгин А.М., Савельева Э.А., 1997, c. 422].

До настоящего времени было известно семь памятников этого типа: Веслянский I на р. Вымь, Борганъель и Юванаяг на р. Нившера, Вомынъяг на р. Вычегда, Шойнаяг на р. Сысола и Сэбысьский на р. Ижма. В связи с этим открытие новых курганных могильников имеет особое значение.

В 2013 г. неолитический отряд Института ЯЛИ Коми НЦ УрО РАН под руководством В.Н. Карманова вел раскопки поселения эпохи бронзы Подты 1. При установлении его границ был открыт новый памятник, который получил название Эжольский могильник. На месте одной из ям, расположенной в 20 м от раскопа был заложен шурф площадью 16 кв.м (4×4 м), впоследствии он был расширен до 20 кв.м (4×5 м).

В процессе раскопок было установлено, что яма является остатками разрушенного в древности погребения. Были зафиксированы очертания самой ямы и частично границы разрушенного погребения. На верхних уровнях в слое переотложенного рыхловатого песка вне ямы были обнаружены фрагмент черепа, бронзовые украшения (коньковая под-

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 187

веска, височное кольцо, фрагмент крепления украшения) и фрагменты четырех керамических сосудов.

Кроме того, шурфом было изучено не потревоженное погребение. Обнаружены остатки скелета (череп, фрагменты костей рук и ног) и де-ревянной обгорелой конструкции. Сопровождающий инвентарь включал железный нож, два кремневых осколка, две бронзовые обувные пряжки.

Полученные материалы позволяют утверждать, что шурфом 2013 г. изучен участок могильника с курганной насыпью. Помимо обнаружения не потревоженного захоронения, удалось зафиксировать свидетельства намеренного ритуального разрушения могилы или ее ограбления, ко-торые произошли в древности. Судя по украшениям, это могло быть женское погребение. Второе погребение, судя по сопровождающему инвентарю, вероятно, было мужским. В плане будущих исследований — поло-возрастное определение погребенных по сохранившимся антро-пологическим остаткам, прежде всего, фрагментам черепов.

Время функционирования могильника — V-VI вв. н.э. — позволяют определить многочисленные аналогии найденным украшениям и кера-мическим сосудам в материалах памятников подобного типа на терри-тории Европейского Северо-Востока и соседних регионов. Появление данного памятника вероятно связано с эпохой Великого переселения народов, дальнейшее изучение Эжольского курганного могильника позволит сделать более полные выводы.

Для территории Европейского Северо-Востока России курганные могильники не являются характерными, этим объясняется высокая степень значимости открытия нового памятника данного типа.

литератураКоролев К.С., Мурыгин А.М., Савельева Э.А. Ванвиздинская культура

(VI–X вв. н.э.) // Археология Республики Коми. — М.: ДиК, 1997. — С. 400–443.

Вещи «аскизского типа» у средневекового населения Пермского Предуралья (по материалам раскопок КАЭЭ в 2009–2013 гг.)

д.а.семёновпермский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. пермьнаучный руководитель — ст. преподаватель а.н.сарапулов

188 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Древнехакасское государство, объединившее в IX-XIII вв. народы Саяно-Алтайского нагорья от Иртыша до Байкала, оставило яркий след в истории Евразии. В археологии это государство представлено выра-зительным и легко различимым материальным комплексом аскизской археологической культуры, которая принадлежала прямым предкам современного хакасского народа [Кызласов И.Л., 1983, с. 5].

Предметы аскизского типа в последнее время найдены на огромной территории Евразии от Прииртышья до Подунавья. Они настолько своеобразны что легко выделяются на фоне традиционных украшений иных культур [Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2008, с. 481].

Отличительной особенностью аскизских древностей служит ши-рокое распространение железных изделий характерной формы, часто украшенных инкрустацией и апликацией из драгоценных металлов. К ним можно отнести несколько категорий предметов. Это предметы вооружения (наконечники стрел, защитный доспех) и детали конской упряжи (накладки, пряжки, удила и псалии) [Руденко К.А., 2003, с. 68].

Предметы аскизсского типа довольно часто встречается на террито-рии Пермского Предуралья. Данный вопрос ранее рассматривали К.А. Руденко и А.М. Белавин. К.А. Руденко исследовал вещи «аскизского типа» на территории Среднего Поволжья, была составлена классифика-ция материала [Руденко К.А., 2001]. А.М. Белавин занимался изучением предметов «аскизского типа», найденных на Рождественском городище [Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2008].

В данной статье мы проанализируем данные раскопок проведенных отрядами КАЭЭ ПГГПУ в период с 2009 по 2013 год. Для анализа нами были выбраны следующие памятники: Рождественское, Саламатовское, Рачевское городища, Калинское селище, Рождественский могильник.

В проанализированных нами материалах преобладают железные изделия. Изделия из бронзы и других металлов не встречаются. Среди находок больше всего деталей поясной гарнитуры, реже встречаются предметы конской упряжи, детали колчанов. Нами было обработано 16 предметов, для систематизации была принята классификация К.А. Руденко [Руденко К.А., 2001, с. 33].

Пряжки Отдел А — рамчатые пряжки (3 экз.).Тип 1. Вариант б) с рамкой квадратного или прямоугольного сече-

ния. Использовались в качестве подпружных или как поясные либо портупейные (1 экз. рис. 1/7).

Найдено на Рождественском могильнике, ранее встречались на Рож-дественском городище, памятниках Волжской Булгарии, Больше-

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 189

Тарханском могильнике. Датируются VIII-XIII вв. [Белавин А.М., Кры-ласова Н.Б., 2008, с. 482].

Тип 3 — круглые, диаметром 2,3–7 см, использовались как стременные или подпружные (2 экз. рис. 1/6). Найдено на Рождественском и Рачев-ском городищах, ранее встречались там же и в памятниках Волжской Булгарии [Крыласова Н.Б., 2011, с. 75].

Отдел Б — щитовые пряжки (3 экз. рис. 1/4).Тип 3. Круглорамчатые с длинным прямоугольным щитком. Най-

дено 2 экземпляра на Рождественском, городище и Калинском селище, датируются XII в. по аналогии с Волжской Булгарией [Руденко К.А.,

Вещи «аскизского типа»: 1, 2 — накладки; 3, 4, 6, 7 — пряжки; 5 — крючок

1

5 6 7

2

3

4

190 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

2001, табл. IV], встречаются в материалх памятников оглахтского этапа аскизской культуры [Кызласов И.Л., 1983, табл. XII-20, 24].

Отдел В — щитковые шарнирные пряжки (4 экз. рис. 1/3).Тип 2 — фигурно рамчатые пряжки с вильчатым завершением. Ис-

пользовались в костюме. Найдено 4 экземпляра на Рождественском [Крыласова Н.Б., 2010, с. 54], Рачовском городищах и Калинском селище [Сарапулов А.Н., 2012, с. 20].

Наладки на ремень.Отдел Б — прямоугольные и квадратные накладки (5 экз.).Тип 2. Подтип б) Накладки с шлемовидным окончанием (4 экз. рис.

1/1). Найдены на Рождественском, Саламатовском, Рачевском городищах и Калинском селище.

Подтип в) накладка с каплевидным концом, декорированная круж-ковым орнаментом (1 экз. рис. 1/2) Аналоги известны на памятниках аскизской культуры, аналогии имеются в Волжской Булгарии X-XII вв. [Крыласова Н.Б., 2011, с.75]. Аналоги накладкам имеются в древностях мордвы и Булгарии XI-XII вв. Эти накладки использовались как ременное украшение, как наконечники поясного ремня или наконечники концевых ремешков упряжи [Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2008, с. 484].

Крючок представлен типом К-4, объемным, прямоугольным с фи-гурными перетяжками и соединительным кольцом. Аналоги известны в Волжской Булгарии X-XII вв. (рис. 1/5) [Крыласова Н.Б., 2011, с.75].

Наибольшее число предметов аскизского типа встретилось нам на Рождественском городище. С учетом того, что ранее на Рождествен-ском городище были найдены аскизские предметы, украшенные ин-крустацией, и крюк для шнуровки, который был неотъемлемой частью снаряжения аскизского всадника [Белавин А.М., Крыласова Н.Б., 2008, с. 485], можно предположить, что хакасы могли бывать на Рождествен-ском городище в XI-XII вв. в составе торговых караванов или с собствен-ными торговыми или военно-дипломатическими миссиями.

Остальные, рассмотренные нами, находки из других памятников можно отнести к предметам булгарской торговли, на это указывает большое количество предметов аскизского облика изготовленных в со-ответствии с этой модой мастерами Волжской Булгарии.

литератураБелавин А.М., Крыласова Н.Б. Древняя Афкула: археологический ком-

плекс у с. Рождественск. — Пермь, 2008.Крыласова Н.Б. Отчет о раскопках Рождественского городища

в 2009 году. — Пермь, 2009.

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 191

Крыласова Н.Б. Отчет о раскопках Рождественского городища в 2010 году. — Пермь, 2010.

Крыласова Н.Б. Отчет о раскопках Рождественского городища в 2011 году. — Пермь, 2011.

Крыласова Н.Б. Отчет о раскопках Рождественского могильника в 2010 году. — Пермь, 2010.

Кызласов И.Л. Аскизская культура Южной Сибири X-XIV вв. — М., 1983.Руденко К.А. О верхней границе бытования вещей аскизского облика

в Поволжье и Прикамье // Проблемы истории России. — Екатерин-бург, 2003.

Руденко К.А. Тюрский мир и Волго-Камье в XI-XIV вв. — Казань, 2001.Сарапулов А.Н. Отчет о раскопках Калинского селища в 2011 году. —

Пермь, 2011Сарапулов А.Н. Отчет о раскопках Калинского селища в 2012 году. —

Пермь, 2012

Химический состав ювелирных украшений Калинского селища (по материалам раскопок 2011–2012 гг.)

и.а.юрковпермский государственный гуманитарно-педагогический университет, г. пермьнаучный руководитель — д.и.н., профессор а.м.белавин

Материал подготовлен при поддержке проекта 050-М Программы стратегического развития ПГГПУ

Калинское селище расположено недалеко от бывшей деревни Калино, в 2 км к юго-западу от села Тимино Купросского сельского поселения Юсьвинского района Пермского края, на левом берегу р. Пой — левого притока р. Иньвы — правого притока р. Камы, на старой пашне (к. XIX — н. XX в. — к. XX в.). Селище датируется XI-XIII вв. и относится к Родановской археологической культуре. Селище известно с XIX века. С 2011 г. раскопки памятника осуществлялись под руководством А.Н. Сарапулова. За полевые сезоны 2011–2012 гг. вскрыто 264 м2 [Сарапулов А.Н., 2013, с. 5].

Для количественного определения высоких концентраций элементов в сплавах металлов наиболее пригоден рентгенофлюоресцентный анализ (РФА). Качественный и количественный анализ химических элементов основан на измерении длины волн и интенсивности рентгеновских спек-

192 Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья

тральных линий. Он позволяет быстро исследовать большое количество предметов, определяя одновременно до 30 элементов, и обеспечивает повторяемость результатов анализа.

Анализ металлических ювелирных украшений проводился с помо-щью портативного рентгенофлюоресцентного спектрометра BRUKER S1 SORTER в лаборатории ПГГПУ.

Время измерения прибором одной пробы составляло 1 мин., при этом на одном изделии проводилось 3–4 пробы, так как древние металлы не гомогенны. Это является достаточным, так как время определения состава сплавов данного прибора составляет 5–10 с., а это позволяет ка-чественно определить химический состав исследуемого изделия. Всего было проанализировано 28 украшений (пронизки, привески, цепочки, накладки и др.).

Анализ химического состава украшений определил наличие ис-кусственных сплавов, которые применялись литейщиками в цветной металлургии. Условно было выделено 5 металлургических групп. Вы-делена одна группа с бинарными сплавами (I) и четыре группы много-компонентных (II, III, IV, V). Данные группы были выделены на основе номенклатуры сплавов предложенной Н.В. Ениосовой [Цветные и дра-гоценные металлы и их сплавы на территории..., 2008, с. 130–132].

Украшения первой групп (I) изготовлены из свинцовой бронзы. Из-делия этой группы встречаются реже всего. Выявлен 1 экз., что составляет 3,5% от общего количества ювелирных украшений Калинского селища.

Вторая группа (II) представлена 6 экз., что составляет 21,4% от всех украшений памятника. Группа представлена следующими сплавами: оловянно-свинцовые бронзы — 5 экз., что составляет 83,3% данной груп-пы; свинцовые латуни — 1 экз., 16,7%.

Многокомпонентные сплавы на основе меди составляют третью группу (III). В нее входят многокомпонентные бронзы, представленные 5 экз., что составляет — 17,85% всех украшений.

В четвертой группе (IV) основным компонентом является свинец. В группу входит 4 экз., что составляет — 14,3% от всей массы украшений. Эта группа представлена сплавами на основе свинца с медью и оловом (50% данной группы), а также сплавами свинца с медью, оловом и цинком (50% данной группы).

Пятая группа (V) — это изделия на основе олова. Данная группа са-мая многочисленная. В нее входит — 12 экз., соответственно это 42,85% от всех украшений. Группа представлена сплавами на основе олова с медью и свинцом (41,6%) и сплавами на основе олова с медью, цинком и свинцом (58,4%).

Лесная зона Урало-Поволжья в эпоху средневековья 193

Таким образом, анализ химического состава ювелирных украшений Калинского селища Родановской археологической культуры выявил, что в основе украшений находится медь и олово. Наиболее часто встречае-мым сплавом является многокомпонентный сплав на основе олова с ме-дью, цинком и свинцом, а также часто встречаются оловянно-свинцовые бронзы, многокомпонентные бронзы и сплавы на основе олова с медью и цинком. Меньшая доля приходиться на бинарные сплавы на основе меди и свинца, а бинарные сплавы на основе олова или свинца, так и «клас-сическая бронза» в материалах Калинского селища вовсе отсутствуют.

Таким образом, результаты анализов химического состава вещей Калинского селища Родановской археологической культуры показывают состав металлов применяющихся местными ювелирами в XI-XIII вв. в Пермском Предуралье.

литератураПамятники истории и культуры Пермской области. Т. 1: (Материалы

к археологической карте Пермской области). — Пермь: «Арабеск», 1996.Сарапулов, А.Н. Отчет о раскопках Калинского селища в Юсьвинском

районе пермского края в 2011 г. / А.Н. Сарапулов. — Пермь: Пермский государственный педагогический университет, 2012.

Сарапулов, А.Н. Отчет о раскопках Калинского селища в Юсьвинском районе пермского края в 2012 г. / А.Н. Сарапулов. — Пермь: Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, 2013.

Цветные и драгоценные металлы и их сплавы на территории Восточной Европы в эпоху средневековья / А.А. Коновалов, Н.В. Ениосова, Р.А. Митоян, Т.Г. Сарачева; Исторический ф-т МГУ им. М.В. Ломоносо-ва. — М.: Вост. лит., 2008. — 191 с.

194

лесостепная и степная зоны урало-поволжья в эпоху средневековья

К вопросу о планировке и домостроительстве золотоордынских городов Нижнего Поволжья (по материалам археологических исследований)

р.р.алексеевмарийский государственный университет, г. йошкар-оланаучный руководитель — к.и.н., доцент е.е.воробьева

Одной из особенностей развития Золотой Орды являлось сосуще-ствование в этом государстве различных хозяйственно-культурных комплексов: городского, кочевого и сельского оседлого. Самым сложным комплексом является городской, так как города Золотой Орды имеют различную этнокультурную традицию своего возникновения и разви-тия. В структуре золотоордынского государства города занимали место административных, торгово-ремесленных и культурно-идеологических центров. При этом они представляли собой явление сложной социальной дифференциации.

К вопросу об общих домостроительных принципах золотоордын-ских городов обращался Г.А. Федоров-Давыдов, который отмечал, что в основе его пространственной организации лежал усадебный принцип, восходящий к монгольским городам Центральной Азии XIII века. Пер-вичная планировка имеет все черты монгольской традиции. Основными ее элементами является отсутствие центра города в том виде, в котором мы привыкли видеть в Европе, а также на Ближнем Востоке. В соот-ветствии с этими принципами усадьбы ханов располагаются по степи без видимого порядка, не создавая определенного городского центра.

Экономическое развитие города в Нижнем Поволжье, связанное с выгодным географическим положением, вызывает появление торгово-ремесленного посада. В золотоордынском городе посад формируется как самостоятельная городская структура, не связанная с центром. В посаде начинает формироваться свой собственный центр, который постепенно превращался в городской центр.

Подтверждением того, что посады золотоордынских городов на-чинают восприниматься как собственно город, является тот факт, что на определенном этапе развития они получают главный атрибут средне-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 195

векового города — обводящие его укрепления. Прослеживаются два пути организации регулярной городской застройки: по единому плану с нивелировкой всего квартального участка; постепенное формирование улично-квартальной структуры путем наращивания жилых модулей.

Кварталы нижневолжских городов представляли собой замкнутый уличным контуром жилой массив, состоящий из нескольких жилых домовладений. Домовладения внутри квартала располагались правиль-ными рядами, стены которых были строго параллельны друг другу, с небольшим пространством (до 1–1,5 м) между домами в ряду и самими рядами. Внутри кварталов могли располагаться небольшие дворики.

Характерной особенностью в традициях золотоордынского строи-тельства на Нижней Волге является бесфундаментный способ кладки стен и цоколей жилых построек, в том числе крупных усадебных и дворцовых сооружений, мечетей и ряда мавзолеев

В качестве основного строительного материала, широко применялся обожженный и сырцовый кирпич, глиняного раствора. Достаточно мощные отложения известняков позволяли использовать его, после соответствующей обработки, как цементирующий раствор в кладках. Формат обожженного кирпича, применявшегося в строительной тех-нике Нижнего Поволжья, колеблется в пределах 20–26,5×20–26,5×3–7 см и имеет форму квадратной тонкой плитки. Подобные пропорции были широко распространены на всей территории Золотой Орды. Одним из модулей квартальной застройки и иррегулярной застройки приго-родов, наряду с жилыми постройками — наземными однокомнатными и углубленными в землю жилищами являлись усадебные комплексы. Существовали как рядовые небольшие усадьбы, так и крупные богатые усадебные комплексы привилегированного населения.

Наиболее трудоемкие и связанные с загрязнением окружающей среды производства обычно выносились и за пределы посадов. Так про-изводство кирпича для строительных работ в городе Сарае ал-Джедиде было сосредоточено в нескольких километрах от него.

Таким образом, города золотоордынского Нижнего Поволжья, возникшие в XIII — начале XIV вв., образуются в соответствии с цен-тральноазиатской традицией. Необходимо признать, что архитектурно-планировочная композиция золотоордынского города представляла собой достаточно своеобразный феномен. Ранняя планировка города также соответствует степной традиции свободного размещения уса-деб знати. Сформировавшийся рядом с усадьбами посад впоследствии воспринимается как самостоятельная планировочная структура и раз-вивается, как правило, в другой, а именно в мусульманской городской

196 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

культурной традиции. За это говорит появление центра города с мечетью, рынка, улиц с арыками.

Костяные наконечники: их назначение

в.с.белослудцевтюмгу, г. тюменьнаучный руководитель — д.и.н, профессор н.п.матвеева

Костяные наконечники — один из самых массовых артефактов по-сле керамики. Изготовление и использование костяных наконечников стрел на территории Сибири охватывает огромный хронологический период — от эпохи мезолита до позднего средневековья. Наконечники стрел, как одно из составляющих оружия, являются показателем уровня развития оружейной культуры и даже могут служить косвенным пока-зателем уровня развития экономики архаичных обществ. Исследование форм проникателей дает основание полагать наличие разнообразных метательных конструкций, применяемых для охоты и военных действий [Троицкая Т.Н., Новиков А.В., 1998, с. 41–43].

В 80–90-е гг. XX в. в археологии, особенно в Сибири, сложилось осо-бое оружиеведческое направление исследований, которое в настоящее время фактически оформляется в школу [Худяков Ю.С., Молодин В.И., Соловьев А.И. и др.].

Но, приходится констатировать тот факт, что, несмотря на серьезные наработки, целый блок вопросов (научных проблем) по разным при-чинам до сих пор оказывается вне сферы внимания исследователей.

Сегодня среди археологов общепринятой является типология мета-тельного оружия и стрел, предложенная около сорока лет назад А.Ф. Медведевым [Медведев А.Ф., с. 51–55]. Однако, на наш взгляд, она не яв-ляется оптимальной и в современных условиях и была пересмотрена рядом исследователей.

Вдобавок ко всему, А.Ф. Медведев приводит изображения и описания костяных наконечников, а в колонке «тип» построенной им сводной таблицы читаем: «кость». Читатель остается в недоумении относительно избранного автором признака для типологизирования — ведь во всех остальных записях таблицы материал изделий в качестве типологизи-рующего признака не упоминается. Совершенно не ясно образуют ли костяные наконечники, относящиеся к различным отделам и группам (видам), по мнению А.Ф. Медведева, свой особенный тип? Таким образом,

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 197

для археолога, имеющего в обнаруженном и исследуемом им вещевом материале костяные наконечники — втульчатые круглого сечения или экземпляры с фрикционным насадом — типология А.Ф. Медведева бес-полезна по причине ее неприменимости [Коробейников А.В., 2008, с.16].

При классификации костяных наконечников возникает ряд проблем:1. Первый иерархический уровень многие называют классом [Худя-

ков Ю.С., 1993, 1995; Иванов Г.Е., 1995]; тип [Шамшин А.Б., 1988]; группа [Елагин В.С., Молодин В.И., 1991; Кулемзин А.И., 1976)] разряд [Горбунов В.В., 1996], но при этом все согласны, что делить на первом уровне стрелы нужно по материалу изготовления.

2. На втором уровне, который исследователи определяют по способу насада стрелы различие мнений прослеживается в количестве выделяе-мых совокупностей: два [Медведев А.Ф., 1966] — втульчатые и череш-ковые; три [Худяков Ю.С., 1993, 1995; Иванов Г.Е., 1995] — черешковый, втульчатый, расщепленный или четыре [Шамшин А.Б., 1988; Кулемзин А.И., 1976] — черешковый, втульчатый, вкладышевый, зажимной (он же расщепленный).

3. При переходе к 3 ступени различие не только в количестве вы-деляемых совокупностей по форме сечения, но и другие признаки для различных совокупностей предыдущего иерархического уровня. А.Ф. Медведев указывает: «По характеру поперечного сечения пера или острия все наконечники делятся на три основные группы: трёхло-пастные, плоские, и граненые» [Медведев А.Ф., 1966, с. 54]. Так в работе [Кулемзин А.И., 1976] для 3 уровня помимо сечения пера выступает также форма втулки для втульчатых. В некоторых работах [Горбунов В.В., 1996] 3 уровень получен по форме упора.

4. На 4 уровне для большинства исследователей важна форма пера в плане, т.е. форма абриса [Худяков Ю.С., 1993, 1995; Молодин В.И., 1991; Соловьев А.И., 1987; Шамшин А.Б., 1988]. Другие [Кулемзин А.И., 1976] используют 2 разных признака: для черешковых форма пера в плане; для втульчатых — форма сечения и форма пера в плане. Третьи [Горбунов В.В., 1996] используют соотношение насада и пера.

Наиболее полная и органичная схема, на наш взгляд, предложена в работе [Коробейников А.В., 2008], так как она подходит для создания реляционной базы данных и работе с ПК и также направлена на муль-тиязычную аудиторию исследоваталей, т.к. в основе используется ан-глийский язык.

Классификация необходима нам чтобы разобраться в предназначении костяных наконечников. Большая вариабельность типов, отсутствие ведущих форм скорее всего объясняется тем, что каждый лучник изго-

198 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

товлял костяные наконечники самостоятельно, ориентируясь на общий, остроугольный абрис острия наконечника, а сечение, плечики и насад оформлял в зависимости от конкретной формы заготовки, собственных навыков и др. [Худяков Ю.С., 1993, с. 16].

Большинство наконечников костяных стрел имеет граненое моно-литное перо, вполне пригодное для стрельбы по не защищенному пан-цирем противнику. Конкретные случаи поражения воинов костяными стрелами, зафиксированные для этой эпохи в Южной Сибири и Поволжье, не оставляют сомнений в том, что такие стрелы могли применяться для военных целей [Соловьев А.И., 1987, с. 56].

Систематизация и классификация сведений по военному делу, соз-дание типологических баз данных костяных наконечников кочевого населения территории Урала, Южной Сибири и Центральной Азии от-крывает известные перспективы для разработки аналогичных вопросов на базе материалов сопредельных регионов. Сравнительный анализ по-может нам представить использование поражающих элементов (стрел) как на охоте, в быту, так и на войне.

Конечная цель — попытка реконструкции условий жизни древнего населения. Здесь теория и эксперимент должны идти рука об руку.

литератураГорбунов В.В. Ритуальные захоронения животных в кулайской культу-

ре // Погребальный обряд древних племен Алтая. — Барнаул, 1996. — С. 156–166.

Елагин B.C., Молодин В.И. Бараба в начале I тысячелетия н.э. — Ново-сибирск, 1991. — С. 94–97.

Иванов Г.Е. Вооружение и военное дело населения лесостепного Обь-Иртышья в эпоху поздней бронзы раннего железного века: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Барнаул, 1995.

Коробейников А.В. Реляционная база данных о стрелах: принципы построения и возможности использования // Иднакар. — 2008. — № 2 (4). — С. 15–37.

Кулемзин A.M. Татарские костяные наконечники стрел // Известия. ЛАИ. Вып. 7. — Кемерово, 1976. — С. 30–52.

Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы, самострел VIII-XIV вв. — М., 1966. — 184 с.

Сальникова И.В. Костяные наконечники...: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Новосибирск, 2002.

Соловьев А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья. — Новосибирск, 1987. — 192 с.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 199

Троицкая Т.Н., Новиков А.В. Верхнеобская культура в Новосибирском Приобье. — Новосибирск, 1998. — 150 с.

Худяков Ю.С. Оружие как исторический источник // Военное дело древнего и средневекового населения Северной и Центральной Азии. — Новосибирск, 1993. — С. 179–189.

О мусульманском мавзолее с могильника «Маячный бугор-I»

р.а.буржаковастраханский государственный университет, г. астраханьнаучный руководитель — к.и.н., доцент д.в.васильев

Одним из самых замечательных памятников раннего этапа суще-ствования улуса Джучи является могильник «Маячный бугор-I», пред-ставляющий собой часть некрополя Красноярского городища, которое на данный момент некоторыми исследователями интерпретируется как первая столица Золотой Орды.

В 2001 г. на территории могильника проводились исследования под руководством ведущего научного сотрудника МарГУ В.И. Гордеева. В ходе раскопок в центральной части бугра были обнаружены остатки мусульманского мавзолея из сырцового кирпича. Сооружение имело прямоугольную форму, и было ориентировано по сторонам света. За-падная стена имела длину 720 см, восточная — 660 см, северная — 590 см, южная — 308 см. Средняя высота сохранности стен составляла в среднем 4–5 кирпичей. В южной и восточной стенах были сделаны проходы шириной 150 и 144 см соответственно. Западная и восточная стены выступали в южную сторону, образуя портал, равный ширине фасада. Мавзолей представлял собой однокамерное сооружение с развитым порталом. В центральной части помещения находилась могильная яма, в которой было обнаружено пять мусульманских захоронений в сырцо-вых склепах. Еще одно детское захоронение было обнаружено у вос-точной стены помещения [Гордеев, 2007, с. 18]. Все захоронения были совершены по мусульманскому погребальному обряду: погребенные были ориентированы головой на запад и лицом на юг, без инвентаря.

Подобного рода памятники мемориального зодчества имеют широ-кое распространение на территории Золотой Орды. В частности, одно-камерные портальные мавзолеи известны среди материалов раскопок на Селитренном, Водянском, Царевском городищах [Егоров, 1980, с. 74–90; Федоров-Давыдов и др., 1982, с. 668–672].

200 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Кроме того, подобного рода сооружения довольно часто встречаются в составе курганных могильников, где их остатки интерпретируются как, так называемые, «подкурганные оградки».

В состав культового комплекса, помимо собственно мавзолея входила ограда из сырцового кирпича. С северо-востока к ограде примыкали остатки квадратного жилища с системой отопления в виде тандыра и канов внутри лежанки-суфы. Восточнее располагался жертвенно-поминальный комплекс в виде захоронения туши теленка. Внутри ограды было обнаружено свыше двух десятков мусульманских погре-бений в сырцовых склепах. Они концентрировались, главным образом, к востоку от мавзолея.

Таким образом, погребально-поминальный комплекс в виде мавзолея, ограды, остатков жертвоприношения, захоронений и жилища храни-теля комплекса — муджавира может быть интерпретирован в качестве остатков почитаемого святого места — аулья [Сызранов, 2006, с. 127–143].

Наиболее полной является на данный момент классификация, создан-ная Д.В. Васильевым [Васильев, 2009, с. 22–24]. Данная классификация и была использована для определения типа мавзолея. Данный мавзолей относился к однокамерным прямоугольным сооружениям с пештаком.

Подобного рода погребальные сооружения имеют довольно четкую датировку. Наличие двух проходов говорит о закавказском происхожде-нии типа мавзолея, когда южный проход ведет в гурхану, а восточный в подземную камеру-крипту. Такой вид мавзолеев имел распространение на территории Золотой Орды во второй половине XIV — начале XV века [Зиливинская, 2012, с. 119–255].

Мавзолеи как вид мемориального зодчества способны рассказать о степени распространения различных верований на территории улуса Джучи и его связи с различными мусульманизированными регионами Ближнего и Среднего Востока.

литератураВасильев Д.В. Исламизация и погребальные обряды в Золотой Орде.

Археолого-статистическое исследование. — Астрахань, 2009.Глухов А.А. Отчет о работе археологического отряда «Гюлистан» Волж-

ского гуманитарного института Волгоградского государственного университета на территории Ленинского района Волгоградской области в 2005.г. // Архив ИА РАН, Р-1 № 25967.

Гордеев В.И. Отчет об археологических исследованиях могильника «Маячный бугор -I» в Красноярском районе Астраханской области в 2001 г.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 201

Егоров В.Л. Мавзолеи Водянского городища // СА. — 1980. — № 1. Зиливинская Э.Д. Взаимодействие культурных традиций в зодчестве

Золотой Орды по данным археологии. Дисс. д. ист. наук. — М., 2012.Сызранов А.В Культ мусульманских святых в Астраханском крае // Эт-

нографическое обозрение, № 2. — М., 2006. Федоров-Давыдов Г.А., Егоров В.Л., Булатов Н.М., Скоробогатова Т.В. От-

чет о раскопках на Селитренном городище в 1982 г. // Архив ИА РАН, Р-1, № 9792.

Костяные изделия Водянского городища: общая характеристика (по материалам археологических исследований 2009–2013 гг.)

и.а.гордеевволгоградский государственный социально-педагогический университет, г. волгограднаучный руководитель — к.и.н., доцент е.п.сухорукова

Водянское городище — памятник археологии федерального значения, расположенный в 40 км от г. Волгограда вверх по течению р. Волги, с многолетней историей научного исследования. С 1992 г. охранные раскопки памятника проводит Волго-Ахтубинская археологическая экс-педиция Волгоградского государственного социально-педагогического университета. Изделия из кости — не самая многочисленная категория находок, обнаруженных в ходе археологического обследования городи-ща, однако без анализа этой видовой группы невозможно полно отразить специфику материально-бытового уклада городского населения данной поселенческой ойкумены, и в целом городской культуры Золотой Орды, в сопоставлении с кочевой.

В ходе археологических исследований культурного слоя Водянского городища (2009–2013 гг.) было зафиксировано 53 предмета из кости (не учитывая полуфабрикаты), анализу которых и посвящена настоя-щая работа. При систематизации материалов применялись принципы, которые ранее были апробированы при изучении костяных изделий Липинского археологического комплекса [Горбунов Д.Н., 2011], с учё-том особенностей исследуемого памятника. В основу деления изделий на категории положено функциональное назначение предмета, что позволило выделить следующие группы: орудия труда, предметы воору-жения и охоты, домашнего обихода и игры.

202 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Категория I. Орудия труда (10 экз.).Группа 1. Игольницы. Группа представлена 3-мя предметами, кото-

рые различаются по форме. Одна из находок представляет собой по-лый цилиндр с основанием и навершием в форме усеченных конусов, а две другие — это слегка уплощенные трубочки с ровно отпиленными концами. Изготовлены на токарном станке, о чем говорят радиальные риски на внешней стороне изделий. Концы ровно обрезаны, края запо-лированы. Губчатое вещество удалено.

Группа 2. Рукояти. Насчитывается 6 экземпляров, из них 4 рукояти и 2 затыльника. Один из затыльников вырезан вручную, другой с помо-щью токарного станка. С помощью радиальных линий можно увидеть, что изначально это была заготовка, диаметром, приблизительно, 2,5 см. В центре изделия просверлено отверстие технологического характера.

Группа 3. Проколки. Найден всего один экземпляр в виде небольшого, овального в сечении стержня. Один конец предмета заострён, а в другом просверлено сквозное отверстие для подвешивания.

Категория II. Предметы вооружения и охоты (2 экз.).Группа 1. Наконечники стрел. Найден один экземпляр. Наконечник

втульчатый, пулевидный. Видимо, предназначался для охоты на зверя.Группа 2. Кистени. Найден также один предмет. Яйцо костяное, вы-

точенное на токарном станке из крупной кости животного. Поверхность с небольшими остатками губчатого вещества слегка заполирована. Вы-сота 5,5 см. По всей видимости — заготовка для кистеня.

Категория III. Предметы домашнего обихода (7 экз.).Группа 1. Пуговицы. Представлена одним экземпляром в виде слегка

вогнутого диска с обломанными краями и сквозным отверстием в центре. Поверхности хорошо заполированы.

Группа 2. Пряслица. Один предмет полусферической формы из эпи-физа бедренной кости КРС, в центре имеется сквозное отверстие, осно-вание ровно спилено.

Группа 3. Весы (безмен). Найдено пять фрагментов весов.Категория IV. Предметы игры (30 экз.).Группа 1. Астрагалы. Найдено двадцать экземпляров. Можно выделить

два типа по исходному материалу (МРС и КРС) и пять типов по видам отверстий: 1) два сквозных отверстия, залитых свинцом; 2) сквозное от-верстие в центре; 3) косое отверстие в центре; 4) глухое отверстие; 5) без отверстий. Астрагалы широко использовались, начиная с «племенной» эпохи и вплоть до новейшего времени в качестве амулетов, в играх, в том числе и сакрального характера [Стрельник М.А., Хомчик М. А., Сорокина С. А., 2009].

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 203

Группа 2. Биты. Группа представлена девятью экземплярами. Их мож-но разделить на два типа: 1) без отверстий; 2) с отверстиями для заливки свинцом. Найденные биты сделаны из костей КРС.

Группа 3. Игральные шашки. Состоит из одной находки в виде не-большого округлого диска, выточенного на токарном станке. Одна из сторон украшена врезным орнаментом в виде тонких радиальных линий. На обратной стороне остатки губчатого вещества. В центре диска имеется сквозное отверстие, оформленное с наружной стороны невысоким рельефным бортиком в виде полумесяца. Диаметр 3,1 см.

Категория V. Костяные накладки. В категории представлены 4 фраг-мента накладок: 1) фрагмент накладки на заднюю луку седла в виде узкой слегка изогнутой пластины, внутренняя поверхность сплошь покрыта тонкими косыми и продольными рисками, наружная поверх-ность заполирована и украшена орнаментом в виде продольной линии на одной из сторон и ряда цилиндрических выступов на другой; 2) фрагмент накладки в виде тонкой пластины с циркульным орнаментом, края предмета обломаны, на внешней стороне пластины сохранились остатки орнамента из пяти циркульных окружностей разного диаме-тра; 3) фрагмент накладки, внутренняя поверхность которой покрыта продольными рисками, внешняя сторона украшена параллельными врезными линиями, между которыми — орнамент в виде ромбовидных фигур, а ниже — растительный (?), образованный небольшими листья-ми округлой формы; 4) фрагмент накладки, украшенный орнаментом в виде параллельных врезных линий, между которыми заключены два ряда овальных фигур.

Итак, в настоящей работе было учтено 53 предмета. Самую много-численную группу образуют предметы для игры (30 экз., или 57%), среди которых преобладают астрагалы. Вторая по численности группа изделий — орудия труда (10 экз., или 19%), с преобладанием рукоятей (6 экз.). На третьем месте — предметы домашнего обихода (7 экз., или 13%), в частности, фрагменты весов (5 экз.). Фрагменты накладок (4 экз., или 7%) не являются типичными находками на Водянском го-родище. Предметы вооружения и охоты (2 экз., или 4%) просто редки. Это может быть объяснено тем, что кость и рог уступали по прочности железу.

Таким образом, городское косторезное ремесло Золотой Орды было направлено на изготовление предметов сугубо городского, или бытового, характера, чего нельзя сказать о косторезном ремесле кочевников.

204 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

литератураГорбунов Д.Н. Изделия из кости и рога Липинского археологического

комплекса // Ученые записки Курского Государственного универси-тета. — 2011. — 19 (3). — Т. 2.

Рыбина Е.А. Из истории шахматных фигур // СА. — 1991. — № 4. — С. 100.Стрельник М.А., Хомчик М.А., Сорокина С.А. Гральнi костi (II тис. до н.е. —

XIV ст. н. е.) з колекцii нацiонального музею iсторii Украiни // Археологiя. — 2009.— № 2.

Лапшин А.С. Отчеты об археологических исследованиях, проведенных Волго-Ахтубинской археологической экспедицией на Водянском городище у г. Дубовки Волгоградской области в 2009–2012 гг.

Хозяйственная деятельность русского населения Астраханского Поволжья в позднем средневековье — в начале нового времени

а.с.заровняевмарийский государственный университет, г. йошкар-оланаучный руководитель — к.и.н., доцент е.е.воробьева

Археологических материалов, характеризующих материальную куль-туру русского населения Астраханского Поволжья и сообщений пись-менных источников, не столь много. Немаловажным обстоятельствам является также и то, что изучение слоев XVI–XVIII вв. на большинстве памятников носило эпизодический, случайный характер, тогда как основной целью исследователей являлись городища золотоордынского времени.

Одной из особенностей городов Астраханского Поволжья в указан-ный период времени являлся их полиэтничный состав населения, пред-ставленный русскими, выходцами с Кавказа и восточных стран (Индии, Ирана и т.д.). Постоянное присутствие в городах большого числа при-езжих, работавших по найму или занимавшихся торгово-промышленной деятельностью, свидетельствует об экономической привлекательности местного рынка. Также отмечается присутствие наемных работников и купцов не только в Астрахани, но и в Черном Яре, Терках.

Практически все города, основанные в Астраханском Поволжье, представляли собой военные крепости, выполнявшие задачи охраны границ и Волжского пути. Строительство городов позволило укрепить юго-восточные границы Русского государства.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 205

Главным из городов Астраханского Поволжья была Астрахань, осно-ванная в 1558 г. как военная пограничная крепость после присоединения Астраханского ханства к России.

Красный Яр располагался к северо-востоку от Астрахани, на расстоя-нии 20–30 верст. Город имел воеводское управление. Так как крепость находилась в стороне от волжского пути, иностранные и отечествен-ные купцы XVII — начала XVIII вв. почти не оставили ее описаний. Черный Яр был основан в 1626 г. на правой, нагорной стороне Волги. Основную массу населения составляли служилые люди, численность которых к 1709 г. достигла 450 человек. Терский городок (Терек, Терки) по своей значимости и величине долгое время занимал второе место после Астрахани. Он был основан в 1567 г. Удаленность Терского города и сложность политической обстановки в этом районе замедляли темпы его роста и развитие экономических функций. Как и все города края, в административном отношении городок был подчинен астраханскому воеводе. В дальнейшем история малых городов складывалось по-разному, но ни одна из крепостей не выросла в крупный центр.

К числу однотипных с вышеназванными населёнными пунктами можно отнести город Гурьев, или Яицкий Гурьев городок, как его име-новали в XVII и в начале XVIII в. Он лежал у устья Яика, в 8 верстах от Каспийского моря. От Астрахани он находился в 500 верстах и был связан с ней морским и сухопутным караванным путями. Основание Гурьева было связано с развитием эксплуатации яицких рыбных богатств.

Также стоит упомянуть Селитренный городок, основанный в 1714 г.Перечень хозяйственных занятий свидетельствует о том, что одной

из наиболее развитых отраслей хозяйства в Красном Яре было скотовод-ство. Дома многих горожан были оборудованы местами для содержания скота. Население Красного Яра также занималось возделыванием фрук-товых деревьев, винограда, овощей. Известно, что часть красноярских жителей занималось заготовкой дров, которые свозились на продажу в Астрахань. В окрестностях города находилось также несколько соле-ных озер, на которых была налажена добыча соли. Как и других городах Астраханского Поволжья, определенное место в хозяйственных делах занимал рыбный промысел.

Черный Яр, как и большинство малых городов Астраханского По-волжья, обладал незначительным посадским населением. Для местного населения основным занятием являлись рыбный промысел и торговля. Донские казаки и калмыки покупали в окрестностях Черного Яра ремес-ленные изделия, сукно, товары, поступавшие с верховых городов, соль, рыбу. По мнению Н.Б. Голиковой, развитие Черного Яра как города,

206 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

выполнявшего экономические функции, шло значительнее медленнее других городов региона.

Во время археологических исследований на «Больничном бугре» Центром археолого-этнографических исследований Марийского госу-дарственного университета были выявлены находки, подтверждающие занятие русского населения рыбным промыслом. Раскоп XXV, изучение которого началось в 2001 г., имел датировку — начало-середина XVIII в. Железный якорь, обнаруженный под деревянным настилом сооружения № 2, и найденный в другой части раскопа предмет, напоминающий его лапу, привлекают внимание исследователей. Данные находки показывают на то, что местное население занималось добычей рыбы. Следы этой деятельности в виде рыбьей чешуи, обильно покрывающей некоторые слои раскопа и конструкций со следами копоти, были зафиксированы в раскопе неоднократно.

Письменные источники свидетельствуют о многообразии средств рыбного промысла, использовавшихся населением. Помимо учугов, рас-пространен был лов неводом, бреднями, плавными сетями. Добывалась вся рыба, но объектом торговли служила в основном рыба осетровых пород. Добытая рыба и продукция «рыбного производства» (икра, жир, клей) поступали не только на внутренний рынок, но и шли на продажу во Францию, Англию, Голландию, Италию, Испанию.

Добыча соли и рыбы настолько органически вошла в жизнь насе-ления Астраханского Поволжья, что не вели промысла только очень не многие люди. Соляной промысел имел значительное развитие еще в XVII в. В конце XVII — начале XVIII в. соль в Астраханском крае до-бывалась в 14 озерах. Самосадочную соль на астраханских озерах про-сто сгребали лопатами и сваливали на берегу озер, а затем развозили по местам. Практически весь XVIII в. на озерах использовались воль-нонаемные работники, но с активизацией помещичьей колонизации стали использовать труд крепостных. Важно отметить, что значительная часть соли продавалась в самой Астрахани и использовалась для посола рыбы. Астрахань снабжала своей солью более 15 губерний. Новгород, Псков, Архангельск, Москва, Нижний Новгород, Казань и другие города снабжались астраханской солью.

Крупной мануфактурной промышленности в Астрахани не было, но ее становление начинается именно в XVIII в. В первой четверти XVIII в. в районе Селитренного городка был основан селитренный завод (мануфактура), чему и обязан поселок своим названием. К концу XVIII в. в Астраханском крае действовали три селитренных завода, но постепенно их деятельность свертывается. Селитренный завод, давший название

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 207

населённому пункту, несколько раз переходил из казны в частные руки и обратно, пока, наконец, в 60–70-е годы XVIII в. окончательно не при-шел в упадок и не прекратил свою работу.

Обычным родом занятий для населения городов была торговля и ре-месло. Формирование городов Астраханского края шло в направлении преимущественного развития торговли, рыбного и соляного промыслов. Ремесло получило там меньшее распространение и служило в основном обеспечению нужд местного населения, но число ремесленников было довольно значительным.

При строительстве Астраханского кремля использовали, в том числе и строительные материалы из развалин бывшей столицы Золотой орды — Сарай-Бату, располагавшейся в XIII-XIV в.в. выше по течению Волги, на месте, где сейчас располагается с. Селитренное. Также в 1631 г. для строительства второй астраханской крепости — Белого города воеводами было «велено кирпич брать на Ахтубе, и ханскую мечеть и дом ханский ломать, чтобы было на построение довольно, как белого камня, так и железа от Ахтубы».

Изучение письменных и археологических источников, предоставляю-щее нам возможность увидеть быт и занятия жителей городов Астра-ханского Поволжья в конце XVI-XVIII вв., говорит о том, что в условиях района, где не существовало земледелия и крестьянского населения, а кочующие жители степей были рассеяны на широких пространствах, города имели огромное значение. В процессе формирования эконо-мики городов Астраханского Поволжья первое место принадлежало торговле и промыслам. Самым массовым занятием жителей городов Астраханского Поволжья был рыбный промысел. Видное место занимал и соляной промысел.

Миграции населения Притоболья в раннем средневековье (IV–VII вв.)

а.с.зеленковтюменский государственный университет, г. тюменьнаучный руководитель — д.и.н., профессор н.п.матвеева

Разработке темы миграций средневекового населения Западной Сибири уделялось пристальное внимание со стороны исследователей. Один из главных этапов изысканий по данной проблематике приходится на 1987 год — время выхода сборника «Смены культур и миграций в За-

208 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

падной Сибири», авторы которого предложили основные схемы и идеи разработки миграционного процесса древнего населения в аспекте ар-хеологии. Основной вехой исследований стали труды В.А. Могильникова [1990 г.] и М.Ф. Косарева [1991 г.]. Методика их исследований строилась на палеоэкологических, палеоэкономических принципах, характеристики этнополитической ситуации на основе археологических данных. Неко-торые положения мы использовали при составлении нашего доклада.

В настоящее время накоплен значительный материал с раскопок могильников Козловский (Матвеева, 2007–2010 гг.), Устюг 1 (Матвеева, 2009–2012 гг.), Ипкульский (Чикунова, 2011); поселенческих комплексов Коловское городище (Матвеева, 2005), Айгинское VIII (Гордиенко, 2009), Усть-Утяк 1 (Кайдалов и др., 2010), что дает возможность их начального исследования на сюжет миграции раннесредневекового населения При-тоболья, ее факторов и причин.

Экологический фактор. Прибегая к рассмотрению данного внешнего фактора миграций, неизбежно сталкиваемся с особенностями природо-пользования и жизнеобеспечения древнего населения, и влияние на них кризисных природно-климатических ситуаций.

В переходный период от РЖВ к Средневековью (IV-VII вв. н.э.) на тер-ритории Притоболья наблюдается понижение температур и увеличение влажности [Рябогина и др., 2005, с. 94]. В связи с этим, раннесредневе-ковое население лесостепной полосы важное место уделяло кочевому скотоводству в виду увеличения степных зон, «буфер» хозяйства состав-ляло рыболовство, связанное с развитой системой рек, и охота на лося и оленя, известная сибирскому населению с глубокого прошлого, о чем свидетельствуют палеозоологические находки и структура поселений Усть-Утяк 1, Коловское городище [Матвеева и др., 2005, с. 7–12; Кайдалов и др., 2006; Рафикова, Чикунова, 2012]. В подтаежной части усиливается роль присваивающего хозяйства в виду традиционной залесенности и заболоченности района, о чем говорят находки крючков, орудий для выделки кожи и др. на поселении Айгинское VIII [Гордиенко, 2009].

Экономический фактор, как внутренний фактор миграций, связан с де-мографическим взрывом, при котором происходит отток части населения в виду уменьшения ресурсов для поддержания необходимого уровня его системы жизнеобеспечения. При этом можно определить направления миграций, связанные с технологическим развитием хозяйства древнего населения: меридиональное, с Севера на Юг, транспорт — системы рек; широтное, с Востока на Запад, транспорт — лошадь.

Примером меридиональных миграций в Притоболье является дви-жение древнего таежного населения Западной Сибири, носителей ниж-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 209

необской АК (карымский этап). Их следы обнаружены в подтаежной зоне Притоболья в древностях Козловского могильника бакальской АК [Матвеева, 2012а]: особенности погребального обряда [Матвеева, 2012а, с. 63–64, 103], сходство керамического материала [Матвеева, Кобелева, 2013, с. 76]. Далее, их путь простилался на юг, в лесостепь Притоболья, что просматривается в материалах могильника Устюг 1 [Матвеева, 2012б, с. 38–76].

Примером широтных миграций является движение отдельных групп саргатской общности после ее распада в конце IV века. Материалы па-мятников Приуралья (неволинской, ломоватовской, поломской, кушна-ренковской АК) имеют аналогии в древностях саргатской АК, что может говорить о расселении ее носителей из Притоболья по широтной полосе на Запад до Кунгурской лесостепи.

Политический фактор. С политическими факторами связаны мигра-ции тюркских кочевников. Образование первых тюркских каганатов сопровождалось завоеваниями степной и лесостепной Западной Сибири, что отразилось на жизни аборигенного сибирского населения.

До сих пор ученые предполагали, что начало активного освоения среднеазиатскими кочевниками территории Притоболья приходится на VI-XIII вв. [Маслюженко, 2008, с. 13–16]. Однако новые исследования памятников бакальской АК говорят об ином. В погребениях могильника Устюг 1 обнаружены элементы погребального обряда характерные для тюркских номадов: курганные насыпи, меридиональная ориентировка погребенных, захоронение частей или целого трупа лошади, керамика среднеазиатского типа, часть инвентаря. Прямые контакты этих групп населения должны были спровоцировать их на военные столкновения в связи с появлением конкуренции за пастбищные земли. В этой связи, интересна антропологическая коллекция памятника: на костяках погре-бенных были обнаружены следы насильственной смерти [Матвеева, 2012].

Таким образом, можно говорить о сложных миграционных процессах, протекавших на территории Притоболья в раннесредневековое время, изменившие образ жизни местного и пришлого населения. Мы видим, как переселение народов серьезным образом повлияло на сложение этнокультурной карты региона и традиционного хозяйства местного населения, на историческую судьбу средневековых обществ.

литератураГордиенко А.В. Нижнее Притоболье в первой половине I тыс. н.э. (По ма-

териалам раскопок поселения Айгинское VIII) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — 2013. — № 1. — С. 47–57.

210 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Кайдалов А.И., Гайдученко Л.Л., Сечко Е.А. Средневековое население городища Усть-Утяк-1 // Вестник археологии, антропологии и этно-графии. — 2010. — № 2. — С. 68–74.

Косарев М.Ф. Древняя история Западной Сибири. — Москва: Наука, 1991.Матвеева Н.П. Козловский могильник эпохи Великого Переселения

Народов. — Тюмень: Изд. ТюмГУ, 2012. — 178 с.Матвеева Н.П. Новые данные о средневековых культурах лесостепного

Зауралья // История и культура Средневековых народов степной Евразии: материалы II международного конгресса средневековой археологии Евразийских степей. — Барнаул, 2012. — С. 88–91.

Матвеева Н.П., Ларина Н.С., Берлина С.В., Чикунова И.Ю. Комплексное изучение условий жизни древнего населения Западной Сибири. — Новосибирск, 2005.

Матвеева Н.П., Кобелева Л.С. К вопросу об исходных компонентах ран-несредневекового культурогенеза лесостепного Зауралья // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — 2013. — № 3. — С. 68–78.

Могильников В.А. Этнокультурная история Западной Сибири в Средние века. Автореферат диссертации. — М., 1990.

Рафикова Т.Н., Чикунова И.Ю. Хозяйство средневекового населения лесостепного и подтаежного Зауралья // Вестник археологии, ан-тропологии и этнографии. — 2012. — № 4. — С. 81–90.

Рябогина Н.Е., Иванов С.Н., Семочкина Т.Г. Изменение палеогеографи-ческих условий Тоболо-Ишимья в среднем и позднем голоцене // Проблемы взаимодействия человека и природной среды. — Тюмень, 2005. Вып. 6. — С. 85–96.

Смены культур и миграций в Западной Сибири. — Томск: ТГУ, 1987. — 176 с.

Религиозный состав населения Золотой Орды по письменным и археологическим данным в Нижнем Поволжье

е.г.зубареваволгоградский государственный университет, г. волгограднаучный руководитель — к.и.н., доцент м.а.балабанова

Монгольское завоевание и образование Золотой Орды привели к усилению интенсивности межэтнических и межконфессиональных контактов в золотоордынских городах. Нижнее Поволжье оказалось центром формирования синкретичной золотоордынской культуры, вобравшей в себя традиции кочевых народов Великой Степи и урбани-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 211

зированных регионов на её окраинах. Именно сплав кочевой и оседлой культур, язычества и ислама, а также элементов других вероисповеданий привели к сосуществованию нескольких религий на одной территории. О сосуществование различных религий, в первую очередь свидетель-ствуют письменные источники.

Прежде всего, какая-то часть населения, исповедовала языческие культы до становления Золотоордынской государственности. Так, Марко Поло писал: « ... вера у них вот какая: есть у них бог, зовут они его Начигай и говорят, что тот бог земной; бережёт он их сынов и их скот да хлеб«.

Об идолопоклонстве в Золотой Орде сообщает Ибн-Арабшах, который побывал в Хорезме, Сарае, Хаджи-Тархане, говорит, что «кыпчаки... были только идолопоклонниками и многобожниками, не знавшими ни ислама, ни правоверия. Некоторые из них до сих пор поклоняются идолам».

Следы язычества, прослеживаются на материалах раскопок. Г.А. Федоров-Давыдов отметил, что в золотоордынских городах встречаются вырезанные из листа бронзы или железа примитивные фигурки чело-вечков, иногда с признаками мужского пола. Они встречаются также и в кочевнических погребениях в золотоордынской степи. Это, вероятно, «онгоны» — аналогичные оногам, бывшим в древности и в недавнем про-шлом у многих монгольских народов и племен Сибири вместилищем духа и души. Особенно эти бронзовые фигурки похожи на бурятские «ильтханы» — фигурки, привязывающиеся к груди антропоморфным онгонам и бывшие изображением одной из душ. На Царевском городи-ще при раскопках А.В. Терещенко был обнаружен серебряный амулет в виде лягушки с петелькой для подвешивания — частое в шаманской символике изображение. Есть случаи находок нескольких замков в со-суде, что, видимо, связано с магической ролью, которую играли замки в верованиях многих народов.

Кроме язычества, в Золотой Орде были представлены все мировые религии: буддизм, христианство, ислам. Так, буддизм был распространен среди монгольской знати, являясь этнополитической идеологией лишь небольшой части аристократии. «Тела мертвых идолопоклонников по-всюду сжигают», отмечает Марко Поло.

Обряд кремации в монгольском войске наблюдал Киракос Гандзаке-ци: «а когда кто-либо из них умирал или если убивали кого, то, бывало, много дней возили его труп с собой... Бывало, что сжигали, чаще же хоронили в землю, в глубокой яме и вместе с ним складывали оружие его, и одежду, золото, серебро, и всю его долю...».

Различные формы погребального обряда можно объяснить в первую очередь, различиями общественного положения покойного, временем

212 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

захоронения, обстоятельствами смерти. Европейские путешественники в первую очередь выделяют обряд кремации, который был для них не-знаком. Буддийские погребения встречаются на некрополях Маячный бугор I и Маячный бугор II, расположенные на бэровском бугре городища Красный Яр в Астраханской области. Тут было найдено около 30 по-гребений с южной ориентировкой. В двух десятках погребений были обнаружены монеты (8 — располагалось во рту погребенных, 8 — в руках, 4 — под головой). На Маячном бугре также было открыто 3 погребе-ния, совершенные по обряду трупосожжения. В двух случаях остатки кремации находились в золотоордынских красноглиняных корчагах, в одном были рассыпаны вдоль левой ноги человека, захороненного головой на юг. В одном из погребений с южной ориентировкой было зафиксирована позиция кисти правой руки умершего у лица, что явля-ется характерной чертой канонической позы покойного в буддистском погребальном обряде.

Об исламизации золотоордынского общества свидетельствуют данные археологии. Большой мусульманский некрополь конца XIV в. открыт на Водянском городище в районе мечети, на Царевском городище рас-копано несколько могил городского мусульманского некрополя, большие могильники XIV в. открыты на Хан-Тюбе, на Красноярском золотоор-дынском городище, на Маячном Бугре в низовьях Ахтубы и в других местах. Большой мусульманский могильник конца XIV — начала XV в. раскопан на Селитренном городище, на раскопе VIII.

Еще одним важным подтверждением исповедования ислама в зо-лотоордынских городах, являются монументальные строения. Так, на Селитренном городище была открыта мечеть, обнаружены остатки минарета, а помимо подземных купольных склеповых мемориальных комплексов было открыто еще шесть мавзолеев. Мечеть, так же была раскопана и на Водянском городище, она сохранилась гораздо лучше, чем на Селитренном городище.

Несмотря на господство ислама, христианство существовало в Зо-лотой Орде. Видимо, христианское, население оставило кости свиньи, находимые в культурном слое некоторых золотоордынских городищ Нижнего Поволжья, где они составляют не более 0,5% (на Водянском городище) всех костей.

Во всех золотоордынских городах после учреждения епархии появи-лись церкви или часовни. Православное население, вероятно, образовы-вало свои кварталы в городах, у христиан имелись свои кладбища. Есть, тем не менее, пример, когда христианское погребение располагалось в окружении мусульманских могил — на могильнике Маячный бугор,

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 213

некрополе Красноярского городища в Астраханской области — там была похоронена девочка-татарка с серебряным православным нательным крестом.

Таким образом, на материалах исследований городищ и некрополей можно провести этническую реконструкцию Золотой Орды:

1. С этническими русскими связывают христианский погребальный обряд с признаками: грунтовые могильники, простые глубокие ямы, вытянутое положение умерших на спине, западная ориентировка, ис-пользование деревянного гроба, отсутствие вещей и положение рук на груди.

2. Для ортодоксального мусульманского погребального обряда ха-рактерно положение покойника с разворотом на юг, к Мекке, руки вы-тянуты вдоль туловища или одна из них находится на тазовых костях.

3. Широкое применение при сооружении могил сырцового и обо-жженного кирпича, захоронение барана, сближают мусульманский погребальный обряд нижневолжских городов со среднеазиатским.

4. В погребальном обряде мусульман из Селитренного городища можно выделить четыре типа: городской знати, правоверных мусуль-ман, низовой в социальном отношении группы городского населения и обряд людей, которые как будто специально хотели подчеркнуть свою непричастность к исламу.

5. Так, в некрополях золотоордынских городов встречается буддист-ский обряд погребения, для данного обряда характерна кремация покой-ного, и сохранение его праха в сосуде, или ориентировка погребенного на юг с положением рук покойного у лица, наличие монет и засыпание покойного зернами.

Погребальные памятники волжских болгар на территории г. Ульяновска

е.а.ионоваулгпу, г. ульяновск.научный руководитель — к.и.н., доцент ю.а.семыкин

В эпоху раннего средневековья на территории современного г. Улья-новска проживали группы оседло-земледельческого (именьковско-го, мордовского) населения, и кочевого раннеболгарского населения. Об этом свидетельствуют археологические материалы, выявленные и исследованные в последние десятилетия в Ульяновском Поволжье.

214 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Материалы именьковской культуры встречаются во многих местах современного г. Ульяновска. В северной части Ульяновска известно крупное и долговременное именьковское поселение «Северный Ве-нец» [Семыкин Ю.А. 2012]. Судьбы именьковского населения до сих пор вызывают споры. Формирование именьковской культуры произо-шло в Среднем Поволжье на протяжении 5–6 вв.[Старостин П.Н. 1967]. Но по каким-то очень серьезным причинам основной массив имень-ковских племен к VII в. уходит из Среднего Поволжья. По мнению Е.П.Казакова и А.В.Богачева отток именьковского населения из региона произошел уже в VI в. н.э. По гипотезе академика В.В.Седов именьковцы в конце VII в. мигрировали на Левобережье Днепра, где объединились в союз племен, отразившийся в виде волынцевской культуры. Однако В.В.Седов, Г.И.Матвеева и Ю.А.Семыкин допускают возможность со-хранения части именьковцев в Среднем Поволжье и их консолидацию с пришлым раннеболгарским населением. Позднее именьковцы стали частью населения Волжской Болгарии.

Реже на территории Ульяновска встречаются материалы культуры раннеболгарских кочевников. Раннеболгарские кочевники появляются в Среднем Поволжье с конца VII в. К этому времени относятся курганные могильники новинковского типа на Самарской Луке. Концом VII — на-чалом VIII вв. датируется курганный могильник у с. Шиловка в Сенгиле-евском районе Ульяновской области. Интересно отметить, что памятники ранних болгар в Среднем Поволжье впервые были обнаружены именно на территории Ульяновской области (Мерперт Н.Я., 1958 ). Долгое время кочевники проживали в Среднем Поволжье в основном в теплое время года — с весны по осень. Позднее, в VIII-IX вв группы ранних болгар продвигаются севернее. С конца IX — начала X вв. отдельные группы кочевников переходят к оседлости и начинают создавать постоянные долговременные поселения. В Правобережье Среднего Поволжья круп-нейшим раннеболгарским некрополем является Б. Тарханский грунтовой могильник в Татарстане. В 2001 г. на территории г. Ульяновска в Засвияж-ском районе в строительном котловане был исследован раннеболгарский грунтовый некрополь у проходной Ульяновского автозавода. Четыре первоначально зафиксированных в стенках строительного котлована погребения (NN: 1, 2, 3, 4) были повреждены землеройной техникой. Благодаря находке в частично разрушенном погребении N 4 кругового кувшина с ручкой удалось установить принадлежность памятника к ран-неболгарской культуре. [Казаков Е.П..,Семыкин Ю.А. 2002, с. 121- 127].

Организованные охранные раскопки на территории строительного котлована позволили выявить еще 4 погребения (1 детское, 2 взрос-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 215

лых, и от погребения N 6 сохранились только следы могильной ямы). Одно погребение (N 8) оказалось разграбленным, видимо, еще в эпоху средневековья. Судя по сохранившимся погребениям, захоронения совершались в глубоких могильных ямах, с северо- западной ориенти-ровкой костяков. Из сохранившихся взрослых погребений одно (N 7), принадлежало, предположительно человеку с неравноправным поло-жением в коллективе. Погребение было безинвентарным со следами обезвреживания покойника (конечности поломаны, нижняя челюсть отделена от черепа). В могиле присутствуют только кости животных — остатки заупокойной пищи.

Детское погребение (N 5), напротив, было относительно богатым и сопровождалось лепным горшком, ожерельем из полихромных па-стовых бус, бронзовыми височной подвеской и перстнем.

Наиболее богатыми оказались погребения взрослых людей — N 4 и N 9. Погребение N 4, к сожалению, в верхней части (от головы до плеч) было повреждено техникой и самовольными действиями рабочих. Но оно со-провождалось достаточно богатым инвентарем. Рабочие передали Ю.А. Семыкину круговой кувшин, который, вероятно, находился в изголовье покойного. А при расчистке костяка были обнаружены находящиеся в непотревоженном состоянии полихромные пастовые бусы, костяной кочедык для плетения растительных волокон, бронзовая копоушка, оселок для заточки ножа, железный ножик в деревянных ножнах, и пряслице цилиндрической формы. На заплечиках могильной ямы были зафикси-рованы конечности жеребенка. Сама могильная яма, предположительно была перекрыта досками или жердями, от которых остались следы. Данное погребение, судя по погребальному инвентарю, было женским.

Лучше всего сохранилось погребение N 9, принадлежавшее взрос-лому мужчине. В могильной яме с заплечиками с юго-восточной части (в ногах покойного) находился подбой с остатками частей конского скелета — головы и конечностей. При покойнике были уложены ча-сти конской упряжи — два стремени арочного типа, удила с прямыми грызлами. Кроме этого при покойнике обнаружены: каменная булава в металлической оковке, железная поясная пряжка, трубчатая кость животного (мундштук от бурдюка?). Керамической посуды в могильной яме не встречено.

Сравнительный анализ погребального обряда и остатков матери-альной культуры Автозаводского могильника дает основание говорить о значительной его близости к Б. Тарханскому могильнику. Время функ-ционирования Автозаводского грунтового могильника, как полагают Е.П. Казаков и Ю.А. Семыкин — IX в.

216 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

На территории г. Ульяновска в его центральной части также известен 4-й грунтовой могильник, впервые зафиксированный при рытье тран-шеи для водопровода в 1969 г. Г.М. Буровым. Однако раскопок его тогда не проводилось. Но в 2009 г. во время реставрационных работ фундамента здания областной краеведческой библиотеки им. Н.М. Карамзина были обнаружены и исследованы остатки трех человеческих погребений. .При этом два погребения располагались в одной могильной яме, то есть, по-гребение, судя по всему, было парным. К сожалению, все три погребения были повреждены при проведении земляных работ. Но удалось установить, что костяки были ориентированы головами в северо-западном направле-нии. Сопровождающего инвентаря при погребениях выявлено не было. Этот могильник, скорее всего, относится к волжским болгарам — жителям волжско-болгарского поселка на территории современного г. Ульяновска и датируется домонгольским периодом. В конфессиональном отношении, могильник может быть мусульманским.

Итак, можно сделать краткие выводы. Территория центральной и периферийной части современного г. Ульяновска представляла опре-деленный интерес для средневекового населения края, как оседло-земледельческого, так и кочевого. Это отразилось в появлении памятни-ков поселенческого и погребального типов. Если оседлое именьковское население на территории современного г. Ульяновска проживало кру-глогодично и долговременно, то раннеболгарские кочевники жили на Левобережье Свияги в VIII-IX в. только в весеннее-осенний период года. Однако место их летовки было традиционным на протяжении достаточно долгого времени, что привело к организации грунтового Автозаводского некрополя. К сожалению, точные границы этого памят-ника пока не установлены. Исследование этих памятников археологи-ческими раскопками может дать значительный ценный материал для более полной древней и средневековой истории г. Ульяновска.

литератураГенинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Больше-Тарханский

могильник). — М.: Наука, 1964. — 200 с.Казаков Е.П.., Семыкин Ю.А. Новые памятники раннеболгарского вре-

мени Ульяновского Поволжья. Новые памятники раннеболгарского времени Ульяновского Поволжья. Материалы вторых Халиковских чтений 23 — 30 мая 2002 г. Казань. 2002, с. 121- 127.

Мерперт Н.Я. Из древнейшей истории Ср. Поволжья, МИА, N 61, М., 1958.Семыкин Ю.А. Раннесредневековое поселение «Северный венец» в г.

Ульяновске. Результаты предварительного исследования в 2009 г.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 217

Краеведческие записки Ульяновского областного краеведческого музея им. И.А. Гончарова. Ульяновск, 2012.

Старостин П.Н.Памятники именьковской культуры. САИ. Вып. ДI-32. М. 1967.

К вопросу о тюркских компонентах в керамическомкомплексе памятников новинковского и уреньского типов

ю.о.капинуссоикм им. п.в. алабина, г. самараинститут истории им. ш.марджани, г. казаньнаучный руководитель — к.и.н., доцент с.э.зубов

В разные годы самарскими археологами (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., Матвеева Г.И., Сташенков Д.А., Лифанов Н.А. и др.) были исследованы курганные могильники, представляющие собой осо-бую группу курганно-грунтовых захоронений преимущественно под каменными панцирями и набросками. Эти погребальные комплексы датируются авторами раскопок концом VII — первой половиной VIII вв. (Матвеева Г.И., 1997; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998; Сташенков Д.А., 1994; Лифанов Н.А., Зубов С.Э., 2011).

Еще в 1985 г. Г.И. Матвеева, впервые выделив средневековые памят-ники Самарской Луки в так называемый «новинковский тип», опреде-лила их этническую принадлежность, как раннеболгарскую. Что нашло дальнейшее обоснование в ее монографическом исследовании [Матвеева Г.И., 1997].

В дальнейшем Р.С. Багаутдинов, А.В. Богачев, С.Э. Зубов выразили свое мнение об этнокультурной принадлежности населения, оставив-шего памятники новинковского и уреньского типов, определив его как «праболгарское» [Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998]. В этом же направлении построены работы Д.А. Сташенкова и Н.А. Лифанова. Причем, Д.А. Сташенков более осторожно подходит к этно-культурной атрибуции памятников новинковского типа, в то время как Н.А. Лифанов четко и однозначно определяет их тюркский, хазарский характер [Лифанов Н.А., 2005; Лифанов Н.А., 2005; Лифанов Н.А., 2001]. Всё это наводит на мысль, что на территории Самарской Луки проис-ходили активные процессы взаимодействия и миксации нескольких этнокультурных группировок. Синкретичность культуры праболгар Среднего Поволжья проявляется и в особенностях погребального обряда,

218 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

и в антропологии населения, оставившего могильники, и в отдельных элементах материальной культуры. По мнению исследователей, условно можно выделить три ведущих этнокультурных компонента праболгар Среднего Поволжья: «юго-западный» (Подонье, Приазовье, Северный Кавказ), «восточный» (Сибирь, Алтай, Казахстан) и «местный» (Среднее Поволжье, Западное Приуралье) [Богачев А.В., Зубов С.Э., 2008]. Под местным компонентом указанные авторы (Р.С. Багаутдинов, А.В. Бога-чев, С.Э. Зубов) рассматривают керамические традиции именьковской культуры Среднего Поволжья и памятников кушнаренковского и карая-куповского типов на территории Башкирии. В контексте керамического материала юго-западный компонент характеризуется салтовской по-судой, причерноморскими амфорами, аланскими мисками и кружкой. С аланскими материалами так же соотносится горшковидный сосуд с маленькой ручкой из Шиловского могильника к.2, п.2. В работах А.В. Богачева и С.Э. Зубова он рассматривается под названием кувшина типа «Канцерка» [Богачев А.В., Зубов С.Э., 2008]. Несмотря на то, что балка Канцерка находится в юго-западном направлении, стоит обратить внимание на то, что такая форма сосудов берет свое начало в тюркской среде. По мнению большинства исследователей керамика типа «Кан-церка» соотносится именно с тюркскими традициями. А.И. Айбабин и А.В. Комар связывали ее с экспансией хазар, С.А. Плетнева производ-ственные поселения на балке Канцерка относила к салтовской культуре и считала, что их оставила отдельная этническая группа, которая от-личалась от алано-болгарского населения. В.С. Флеров также относил канцерские кувшины к салтовским [Володарец-Урбанович Я.В., 2011]. Поиск аналогий шиловскому образцу увел нас далеко на восток. Сосуды подобной формы встречаются в могильнике Яломан-2 (деревянный со-суд похожей формы (IV-V вв.), в материалах кудыргинского (втор. пол. VI — перв. пол. VII вв. н.э.) [Тишкин А.А., Горбунов В.В, Горбунова Т.Г., 2011] и катандинского этапов тюркской культуры (аналогичные сосуды из дерева и металла (втор. пол VII — перв. пол. VIII вв. н.э.) [Тишкин А.А., Горбунов В.В, Горбунова Т.Г., 2011]. Близкие традиции прослеживаются и в IX-X вв. курайского этапа тюркской культуры (серебряные сосуды из могильников Курай IV, Туэкта, Катанда II [Тишкин А.А., Горбунов В.В, Горбунова Т.Г., 2011]. Приведенные аналогии позволяют нам говорить о том, что подобная форма сосудов имеет очень давнюю традицию в тюркских материалах Алтая и встречается уже в IV в. Однако не стоит упускать из вида серебряный сосуд Перещипинского клада — это почти идентичный образец тюркской посуды VII-VIII вв. Он является очень близким по форме шиловскиму образцу. Таким образом, получается, что

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 219

керамический сосуд типа «Канцерка» соотносится и с «юго-западным» и с «восточным» компонентом культуры праболгар Среднего Поволжья. Судя по всему, мастера производственного центра балки Канцерка из-готавливали по металлическим образцам керамическую посуду именно для тюрок или знати, которая соотносила себя с тюркской культурой.

литератураБагаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э. Праболгары на Средней Волге

(у истоков истории татар Волго-Камья). — Самара, 1998.Богачев А.В., Зубов С.Э. К вопросу об этнокультурной компоненте

праболгар Среднего Поволжья VII-VIII вв. // Актуальные проблемы археологии Урала и Поволжья. — Самара, 2008. — С. 348–362.

Володарец-Урбанович Я.В. История изучения гончарных центров кан-церского типа. Кубанские исторические чтения: Материалы II Все-российской с международным участием научно-практической кон-ференции. — Краснодар, 2011. — С. 134–143.

Лифанов Н.А. Систематика погребально-поминальной обрядности новин-ковского населения // II Городцовские чтения. Материалы научной конференции, посвященной 100-летию деятельности В.А. Городцова в ГИМ. — М., 2005. — С. 299–306.

Лифанов Н.А. К вопросам периодизации и хронологии памятников новинковского типа // Степи Евразии в эпоху средневековья. Том 4. Хазарское время. Сборник научных работ. — Донецк, 2005а. — С. 25–40.

Лифанов Н.А. Об этнокультурном составе новинковского населения // Самарский край в истории России. — Самара, 2001. — С. 193–196.

Матвеева Г.И. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. — Самара, 1997.

Тишкин А.А., Горбунов В.В, Горбунова Т.Г. Алтай в эпоху средневековья: иллюстрированный исторический атлас. — Барнаул, 2011.

Погребальные комплексы Верхнего Посурья в III–VII вв.

с.в.красновпензенский государственный университет, г. пензанаучный руководитель — к.и.н., доцент т.в.осипова

Погребальные ритуалы привлекают внимание ученых уже не одно столетие, но, несмотря на это, существует масса вопросов, связанных с их трактовкой.

220 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

На территории Верхнего Посурья исследованием погребальных памятников занимались такие ученые как А.А. Спицин, В.Н. Полива-нов, П.С. Рыков, А.Е. Алихова, М.Р. Полесских и многие другие, что позволило накопить достаточно большую базу данных о погребальных традициях мордовского этноса, населявшего данную территорию в эпоху средневековья. Однако, эти данные требуют их пересмотра с позиций современных подходов к исследованию археологического материала.

На исследуемых могильниках III-VII вв. не зафиксировано следов надмогильных сооружений. Ориентировка могильных ям в большинстве случаев не определена. Там же где ее удалось выявить, она представляет собой ориентировку по линии СВ-ЮЗ (34 могилы), С-Ю (27 могил), В-З (23 могилы), в остальных направлениях единичные случаи.

Могилы, как правило, длинные (от 201 см), лишь в Селиксенском могильнике они средней длинны (от 151 до 200 см). Ширина могил преимущественно в пределах 51–100 см, глубина — больше 100 см. В Селикса-Трофимовском могильнике глубина могил не превышает 50 см. Ямы, как правило, овальной или подпрямоугольной формы с за-кругленными углами. Дно преимущественно ровное. Стенки — отвесные. Внутримогильные конструкции отсутствуют, за исключением, одного погребения Степановского могильника, где устроен подбой.

Ориентировка покойных южная, реже встречаются погребенные, ориентированные на северо-восток. Большинство могил принадлежит взрослым, причем женщин захоронено чуть больше чем мужчин, совсем немного детских захоронений.

Подстилка встречается не часто, и представляет собой по большей части остатки луба, в единичных случаях найден древесный тлен, береста и остатки грубой ткани.

Инвентарь встречается повсеместно. Он представлен украшениями, деталями одежды орудиями труда, оружием и предметами конского сна-ряжения. Причем, украшения, орудия труда и детали одежды встречаются значительно чаще и в большем количестве, нежели оружие и конское снаряжение. Следует также отметить тот факт, что инвентарь в большей степени располагался в порядке его прижизненного ношения. Чуть реже инвентарь был беспорядочно разбросан по дну могильной ямы, в единичных случаях встречен в других частях могилы.

В погребениях есть остатки глиняной посуды, располагавшейся преимущественно в головах покойного, реже в ногах, в единичных случаях справа, слева или среди костей погребенного. В погребении № 19 Шемышейского могильника встречены остатки деревянной миски.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 221

В это время на территории Верхнего Посурья практиковались следую-щие способы обращения с телом покойного: трупоположение вытянуто на спине (32,33%), вторичное захоронение (15,66%), обезвреживание (5%), кремация (1,66%), трупоположение скорченно на левом боку (0,33%), трупоположение скорченно на правом боку (0,33%), в 44,66% обряд определить не представляется возможным.

Таким образом, можно отметить, что в III-VII вв. на территории Верхнего Посурья захоронения совершались в простых могилах, раз-меры которых зачастую превосходили практическую необходимость, инвентарь был достаточно богат и располагался в порядке ношения, к тому же население практиковало достаточно разнообразные способы обращения с телом покойного.

литератураПолесских М.Р. Отчет об археологической разведке в Пензенской об-

ласти 1952 года // РФ Пензенского государственного объединенного краеведческого музея. № 645/3.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1953 г. // РФ Пензенского государственного объединенного краеведческого музея. № 106.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1954 году // РФ Пензенского государственного объединен-ного краеведческого музея. № 198.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пачелмском, Вадинском и Шемышейском районах Пензенской области в 1955 г. // РФ Пензенского государственного объединенного краеведческого музея.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях 1956 года в Пензенской области // РФ Пензенского государственного объеди-ненного краеведческого музея. № 248/3.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях 1957 года в Пензенской области // РФ Пензенского государственного объеди-ненного краеведческого музея. № 277.

Полесских М. Р. Отчет об археологических раскопках и разведках 1959 года в Пензенской области // Архив Пензенского государственного педагогического университета

Полесских М. Р. Отчет об археологических раскопках и разведках 1960 года в Пензенской области // Рукописный фонд Пензенского госу-дарственного объединенного краеведческого музея. № 341.

222 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Полесских М. Р. Отчет об археологических раскопках и разведках в Пен-зенской области 1961 года // Рукописный фонд Пензенского государ-ственного объединенного краеведческого музея. № 644.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1967 году // Рукописный фонд Пензенского государствен-ного объединенного краеведческого музея. № 645/7.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1968 году // Рукописный фонд Пензенского государствен-ного объединенного краеведческого музея. № 431.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1969 году // Рукописный фонд Пензенского государствен-ного объединенного краеведческого музея. № 445.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1973 году // Рукописный фонд Пензенского государствен-ного объединенного краеведческого музея. № 645/11.

Гришаков В. В. Население верховьев Мокши и Суры накануне средне-вековья. — Саранск, 2005. — 95 с.

Металлические навершия головных уборов жителейЗолотой Орды

к.с.кузьмищеваволгоградский государственный университет, г. волгограднаучный руководитель — к.и.н., доцент в.г.блохин

Головной убор в традиционных обществах является одним из наибо-лее значимых элементов костюма. Они активно украшались и зачастую и сам вид убора и его украшение несли определенную информационную нагрузку. Одним из таких украшений являются металлические навершия.

На сегодняшний день накопилась небольшая коллекция элитных металлических наверший. Все эти вещи, яркие и богато украшенные не раз были опубликованы в различных каталогах и активно экспони-руются в ГИМе и Эрмитаже.

С территории Северного Кавказа происходят две находки таких украшений, которые М.Г. Крамаровский определяет как навершия шапок-орбелге. Одним из них является серебряное навершие в виде усеченного конуса с бипирамидальной шестигранной луковицей и одной втулкой для крепления перьев, украшенное геометрическим узором и позоло-той [Крамаровский М.Г., 2000, Кат. № 78]. Другое навершие выполнено

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 223

в виде золотого усеченного конуса с шаровидным завершением с тремя втулками для трех перьев, декорированного растительным орнаментом [Крамаровский М.Г., 2000, Кат. № 79].

Еще две бляхи происходят из Симферопольского клада. Золотая бляха имеет ажурные края и бусинку-шишечку в центре, она украшена геометрическим и растительным орнаментом на фоне черни и раз-нообразными камнями и розетками. Бляха имеет стержень, верхушка которого обломлена [Мальм В.А., 1980, с.141]. Там мог находиться либо приемник для одного пера, либо окончание с камнем. Серебряная с по-золотой ажурная бляха имела в центре пирамидку из бусин и трубочку для пера. Она также украшена штампованным растительным узором и камнями и жемчужинами [Мальм В.А., 1980, с. 142].

Навершием головного убора является также утраченная «Корона Джанибека». Сохранились ее прорисовки и некоторые описания, согласно которым она представляет собой полый цилиндр, от которого расходятся вверх на «стебельках» шесть соцветий. В декоре украшения видны гнезда для крепления драгоценных камней [Савельев Н.И., 2013, с. 73].

Навершием обладает и Шапка Мономаха, которая по одной из версий была создана золотоордынскими мастерами. М.Г. Крамаровский считает современное навершие позднейшим добавлением [Крамаровский М.Г., 1982, с. 67], но существует и другая точка зрения, представленная Г.Ф. Валеевой-Сулеймановой, что навершие существовало изначально, а в стержень вместо креста было вставлено перо [Валеева-Сулейманова Г.Ф., 1997, с. 45].

Кроме явно элитных изделий существовали и более простые. В кол-лекции из Болгара есть навершия из золота и бронзы в виде круглых розеток с шишечками посередине [Полякова Г.Ф., 1990]. Они интересны тем, что некоторые из них выполнены достаточно грубо и имеют от-верстия, вероятно, для пришивания. Причем одна из бронзовых розеток выполнена весьма небрежно, многие лепестки плохо проработаны, а одно из отверстий дефектно.

Письменные и изобразительные источники дают представления о нескольких типах головных уборов с навершиями, как женских, так и мужских. Мужской головной убор нойонов орбегле представлял собой войлочную шапку с маленьким передним и большим задним отворотами, иногда отделанный мехом, с широкими или узкими неразрезанными полями. Шапки украшались 1–3 перьями цапли или хвостов фазанов-петухов. Такие шапки носили старшие нойоны и джучидские царевичи. Шапки с одним длинным пером носили младшие нойоны [Крамаровкий М.Г., 2001, с. 124]. Женский головной убор девушек из свиты ханского двора средневековый путешественник Ибн-Баттута описывает как высо-

224 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

кую шапку, на верхушке которого пришит золотой венчик, украшенный золотыми камнями, в который вставлены павлиньи перья [Тизенгаузен В.Г., 1884, с. 301]. У тюркских народов известна девичья шапка тахья, главным украшением которой была купба — серебряное навершие в виде куполка с торчащей вверх трубочкой посередине. Причем наличие или отсутствие перьев на шапочке говорило, засватана ли девушка [Валеева-Сулейманова Г.Ф., 1997, с. 46].

Навершия головных уборов отличались большим разнообразием. Среди них есть как достаточно простые (литые бронзовые), так и на-стоящие произведения ювелирного искусства. Они различались по на-личию втулок для крепления перьев, количество втулок, способом декорирования поверхности (наличие или отсутствие драгоценных камней). Но все изделия объединяет то, что находясь на таком видном месте, как верхушка головного убора, они могли иметь определенное значение, например, указывать на социальный статус.

литератураВалеева-Сулейманова, Г.Ф. Короны русских царей — памятник татарской

культуры // Казань, Москва, Санкт-Петербург: Российская империя взглядом из разных углов. — М. 1997.

Крамаровский М.Г. «Шапка Мономаха»: Византия или Восток? // Сообще-ния Государственного ордена Ленина Эрмитажа. — Л., 1982. Т. 47.

Крамаровский М.Г. Сокровища Золотой Орды. — СПб., 2000.Мальм В.А. Украшения женского головного убора из Симферополь-

ского клада // История и культура Евразии по археологическим данным. — М., 1980.

Полякова Г.Ф. Бляхи-навершия головных уборов // Проблемы археоло-гии Евразии (по материалам ГИМ). Труды ГИМ. Вып. 74. — М., 1990.

Савельев Н.И. «Корона Джанибека» в отечественной и зарубежной историографии // РА. — 2013. — № 2.

Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. — СПб., 1884. Т. I.

Фортификационные сооружения средневековых поселений Верхнего Посурья (к истории изучения вопроса)

ф.ф.кукушкинпензенский государственный университет, г. пензанаучный руководитель — к.и.н., доцент т.в.осипова

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 225

На территории Верхнего Посурья расположено большое количество средневековых поселений, часть из которых имеет фортификационные сооружения. Их изучение поможет нам проанализировать степень развития инженерной мысли того времени, способы защиты, которые знали в тот период. Рвы и валы как основные элементы оборонитель-ных сооружений дошли до нас в хорошем состоянии. И при изучении можно реконструировать облик укрепленных поселений того времени.

Но исследуя каждое городище по отдельности можно лишь выяснить технологию строительства фортификационных сооружений и их вре-менные рамки, что не даст полных представлений о традициях военного инженерного искусства региона. Для этого необходимо комплексное изучение всех известных памятников, выделение их региональных осо-бенностей, общих технологических приемов, которыми пользовались строители.

В середине девяностых годов ХХ века группа почвоведов из лабора-тории экологического проектирования проводила исследования более десятка городищ IX-XII вв. Среднего Поволжья и выработала точные почвенные признаки для дешифровки критериев валов и выявления технологических приемов их сооружения. Эти исследования, являются, пожалуй, одними из основных источников информации по данной тематике. Также большой вклад в изучение данного вопроса внес Г.Н. Белорыбкин, который исследовал Садовское II, Юловское и Неклю-довское I городище. Благодаря раскопкам, произведенным на данных памятниках, удалось установить стратиграфию валов и сделать более понятным сам процесс сооружений данных фортификационных конструкций. Оборонительные сооружения возводились одновремен-но: земля из рва насыпалась на вал. Так же имелись внутривальные конструкции. А.М. Губайдуллин в работе «Фортификация городищ Волжской Булгарии» так же использует данные, о которых говори-лось выше, но он рассматривает городища более широко, сравнивая их с другими городищами Волжской Булгарии, выделяя их общие черты и небольшие различия.

Г.Н. Белорыбкин и А.М. Губайдуллин являются основными исследова-телями, которые уделяли внимание проблеме средневековых фортифи-каций. Однако, их работы затрагивают не все городища на территории Верхнего Посурья. Малая изученность данного вида археологических памятников не позволяет более детально подойти к изучение постав-ленного вопроса.

226 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

литератураБелорыбкин Г.Н Отчет об археологических исследованиях в Пензенской

области в 1986 году. Пенза, 1987. // Архив ИА РАН.Белорыбкин Г.Н. Новые открытия на Юловском городище // Поиски

и находки: из записных книжек краеведов. Кн. 2. — Саратов, 1990.Белорыбкин Г.Н. Отчет об археологических исследованиях Садовского

II городища в 1989 году. Пенза. 1990. // Архив ИА РАН.Белорыбкин Г.Н. Технология строительства фортификационных соору-

жений средневековых поселений Верхнего Посурья // Фортификация в древности и средневековье. — Спб., 1995.

Белорыбкин Г.Н. Западное Поволжье в средние века. — Пенза, 1995.Губайдуллин А.М. Фортификация городищ Волжской Булгарии. — Ка-

зань, 2002.Пономаренко Е.В, Пономаренко С.В, Офман Г.Ю. Анализ природной

среды и природопользования в лесостепной зоне в средние века на примере городищ Пензенской области // Страницы истории Волго-Донья. — Пенза, 1995.

Археологические памятники раннего средневековьяв ундоровском археологическом микрорайоне

м.о.мясниковулгпу, г. ульяновскнаучный руководитель — к.и.н., доцент ю.а.семыкин

В археологической науке актуальной темой исследований являет-ся выявление социально-экономического районирования локальных регионов. В настоящем докладе рассматривается проблема заселения, а так же хозяйственного и экономического освоения междуречья Волги и Свияги в районе Ундор. Признаками выявления локальных археологи-ческих микрорайонов является концентрация хронологически близких или одновременных археологических памятников на относительно локальной территории, установление их взаимосвязей. Одним из таких регионов в Среднем Поволжье является Волго-Свияжское междуречье в Ульяновском районе Ульяновской области, где выявлена плотная концентрация памятников эпохи раннего средневековья.

Интенсивное заселение данной территории в средневековье, в пер-вую очередь, связано с хозяйственной деятельностью средневековых

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 227

обществ. Наличие земель, пригодных для пашни и выпаса скота, двух крупных водных артерий, легкодоступных выходов руды.

К настоящему времени в междуречье Волги и Свияги в Ундоровской ку-рортной зоне выявлено семь поселенческих памятников и один грунтовый могильник, относящихся к эпохе средневековья, а также четыре крупных городища относящихся к культуре Домонгольской Волжской Булгарии.

К эпохе Великого переселения народов относятся I и II Новобедень-говские городища с прилегающими селищами, I и II Комаровские горо-дища, Комаровский грунтовый могильник, Староалейкинское поселение.

Материалы, полученные при исследовании Новобеденьговского I городища и прилегающего селища, носят смешанный характер, однако в их составе можно выделить группу древностей, которую можно от-нести к позднему этапу киевской культуры.

Результаты археологических исследований I Новобеденьговского городища и прилегающего к нему селища дают основание отнести эти памятники к раннему этапу формирования именьковской культуры на территории Среднего Поволжья. Возникновение этих памятников, вероятно, было связано с миграцией групп черняховской и киевской культур в Среднее Поволжье в конце IV — начале V в. н.э.

В 2013 году в результате разведочных работ был обнаружен Кома-ровский грунтовый могильник. Погребения в нем совершены по обряду кремации. Погребальный обряд и сопутствующий вещевой материал от-личаются от известных именьковских некрополей, однако не исключено, что в составе населения оставившего данный могильник присутствовали группы именьковского населения, датируемые VII веком.

К эпохе домонгольской Волжской Булгарии относится крупнейший поселенческий памятник на территории Ульяновской области — Старо-алейкинское городище. Памятник расположен на высокой надпоймен-ной террасе правого берега Свияги к северу от села Старое Алейкино. Некоторые исследователи, к числу которых принадлежал А.Х. Халиков, отождествляют Староалейкинское городище с летописным городом Ошелем. Староалейкинское городище является крупным центром ме-таллургического производства, о чем свидетельствуют находки шлаков и кузнечной мастерской.

Другим крупным средневековым городом расположенным в Ундо-ровской зоне было I Красносюндюковское городище, расположенное на правом берегу р. Свияги у с. Красное Сюндюково в Ульяновском районе Ульяновской области. На окраине городища был исследован булгарский мусульманский могильник, гончарная мастерская и уса-

228 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

дебная баня, построенная из плинфы. Баня была снабжена системой канализации и водопроводом из керамических труб.

Еще одно булгарское городище — I Ундоровское — распологается на побережье Куйбышевского водохранилища уд. Городище рядом с домом отдыха «Серебряный источник». Памятник состоит из детинца и посада. Этот булгарский город был перевалочным пунктом на пути из Болгара в Киев. Другое болгарское городище — II Ундоровское на-ходится на месте самого дома отдыха « Серебряный источник«. В целях обороны от монголо-татар, в междуречье Волги и Свияги булгарами был построен оборонительный вал, остатки которого сохранились до настоящего времени.

Таким образом, перечисленные археологические памятники в меж-дуречье Волги и Свияги, расположенные близко друг от друга, сви-детельствуют об активном освоении данной территории населения, составившего в последствии именьковскую культуру. Удобное располо-жение территории на пути из Болгара в Киев превратило Ундоровское междуречье Волги и Свияги в высокоразвитый микрорайон Волжской Булгарии домонгольского периода.

литератураСемыкин Ю.А., Результаты археологических исследований на территории

Староалейкинского городища и перспективы создания археологиче-ского заповедника в Ундоровской курортной зоне. Краеведческие записки. Выпуск 10. Ульяновск. 2005. 6 с. 27–48.

Ледяйкин В.И., Семыкин Ю.А. Археологические исследования Крас-носюнюковского I городища. Краеведческие записки. Выпуск 10. Ульяновск. 2005. С. 11–28.

Семыкин Ю.А., Ледяйкин В.И., Губайдуллов Р.З. Археологические иссле-дования Староалейкинского городища. Биляр и Волжская Булгария. Изучение и охрана археологических памятников. Тезисы научной конференции. Билярск. Сентябрь 1997 г. С. 77–79.

П.С.Рыков о месте Армиевского могильника в системедревностей волжских финнов

о.в.мясникованаучно-исследовательский институт гуманитарных наукпри правительстве республики мордовия, г. саранскнаучный руководитель — д.и.н., профессор в.в.ставицкий

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 229

Армиевский могильник был открыт в 1926 г. экспедицией под руко-водством П.С Рыкова. В том же году в разведочных целях было вскрыто 26 полуразрушенных погребений по краю оврага. А в 1927 г. прошли планомерные раскопки, в результате которых было вскрыто еще 103 за-хоронения, материалы которых им были впоследствии опубликованы [Рыков П.С., 1933]. В дальнейшем раскопками Армиевского могильника занимался М.Р. Полесских.

Могильник расположен в 5 км к юго-западу (по М.Р. Полесских в 4,5 км к западу) от с. Армиево ныне Шемышейского района Пензенской области среди оврагов, выходящих на речку Модаевка [Полесских М.Р., 1960, с.10]. Один из оврагов прорезает могильник с востока на запад. В связи с раз-рушением оврагов, часть могильника осталась потерянной для изучения.

В ходе полевых исследований, П.С. Рыков не смог определить точ-ные размеры могильника, но выявил северную границу, отметив, что могилы в этом направлении встречаться перестали и западную, так как в 80–100 м от речки обрывы не давали могил. По расположению могил рядами по линии запад-восток, исследователь причислил могильник к так называемы «рядовым».

Из 129 вскрытых погребений, 13 могил он отнес к IV в., 41 могилу — к V в. и 47 — к V-VI вв., время остальных могил он определить не смог. Из чего Павел Сергеевич делает осторожный вывод о датировке могиль-ника: «...первая половина V века является наиболее близкой к истине, так как VI век, в сущности, зачастую лежит в основе определения скорее из осторожности, за невозможностью категорически утверждать за не-которыми погребениями дату V в., хотя бы вещи, в них находящиеся, бытовали и раньше VI века» [Рыков П.С., 1933, с. 111].

По способу захоронения — в грунтовых могилах, и инвентарю в них (гривны, бляхи, шумящие подвески и пр.) П.С. Рыков отнес памятник к финнам, а ссылаясь на исследования А.М. Тальгрена (Лядинский мо-гильник) и П.П. Ефименко (Иваньковский могильник) уточняет, что это конкретно мордва-мокша. Древняя мордва, оставившая данный памятник «находилась в непосредственной связи с готским, ранее сар-матским, миром». Причем с сарматско-готским миром экономические связи были самыми сильными. О чем, безусловно, свидетельствуют на-ходки золоченой и бронзовой пряжек, пряжечки с гранатом в золотой оправе, характерных для III-V вв. и железные бронзовые пряжки, так называемого «готского» стиля. К этому же комплексу он причисляет стеклянные золоченые и синие, зеленые, желтые, мастиковые и черные бусы. А плоские лунницы и бронзовые нагрудные бляхи «с перекрестьем» ведут культурные связи на Кавказ.

230 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Безусловным отмечается влияние рязано-окских племен на примере лепестковых и бутыльчатых подвесок. Но прежде всего, говоря о связи с данным регионом древней мордвы, он указывает на сходство одного из самых характерных предметов погребального инвентаря — накосника [Рыков П.С., 1936, с.67].

Подвески, найденные в Армиевском могильнике говорят и о связях с пьяноборской культурой.

Пытаясь установить социально-экономический строй древнемордов-ского народа, П.С. Рыков обращается дополнительно к исследованным им городищам, селищам и остаткам землянок, раскопанных им близ с. Армиево. И отмечает, что окрестности села представляли собой «укре-пленный район мордовских поселений», расположенных в чаще леса среди труднопроходимых болотистых низин. [Рыков П.С., 1936, с.64–65]. Судя по количеству населения, размеру городищ и небольшому числу хижин П.С. Рыков говорит о том, что население состояло из больших се-мей до 60–70 человек. В мирное время люди жили на селищах, а в период опасности прятались в городище. Об этом говорит слабо насыщенный культурный слой, в то время как селища весь насыщены «культурными останками». Вещи на поселениях такие же, что и в Армиевском мо-гильнике: горшки той же формы, красные глиняные бусы, железные наконечники стрел и пр.

По обнаруженным вещам на могильнике, а также городищах и сели-щах, П.С. Рыков перечисляет основные занятия мордвы: животновод-ство (кости коровы, лошади, овцы и свиньи), земледелие, плотницкое ремесло (куски шлака, обломки литейных форм), бортничество (пешни), обработка кожи, гончарное дело (фрагменты грубой лепной керамики); промыслы — бортничество (пешни), охота (нет костей дикий животных, но есть различные наконечники стрел, которые могли быть и охотни-чьими) и рыболовство; среди домашних занятий — прядение (пряслица) и ткачество. Говоря о торговле, он обращает внимание на расположен-ные неподалеку реки Уза, Сура, верховья Хопра, близость Волги и дона, которые и были теми самыми торговыми путями, связывающими мордву с ее восточными и, особенно, южными соседями.

Внутри этих племенных групп уже встречается имущественное рас-слоение, выраженное в инвентаре и устройстве могильных ям. Об этом говорят и редкие захоронения воинов. Самих этих воинов археолог от-носит к вождям или старейшинам. Женщины, по наблюдению ученого стояли в равном положении с мужской частью населения.

В целом, П.С. Рыков дает очень высокую оценку памятнику, как важному и интересному при изучении южной территории, населенной

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 231

древней мордвой. Он отмечает, что Армиевский могильник является ярким примером тесной связи мордвы со степными народами. И даже говорит о возможности, с помощью Армиевского могильника, выявить прародину мордвы.

литератураПолесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской

области в 1960 году // Рукописный фонд Пензенского государствен-ного объединенного краеведческого музея. № 341.

Рыков П.С. Очерки по истории мордвы. — М., 1933.Рыков П.С. Очерки по истории Нижнего Поволжья (по археологическим

материалам). — Саратов, 1936.

К вопросу о распространении украшений с изображением коня на Средней Цне

м.а.наплековапензенский государственный университет, г. пензанаучный руководитель — д.и.н., профессор в.в.ставицкий

Многочисленность подвесок-амулетов и бытовых предметов с изо-бражениями коней на рассматриваемой территории свидетельствует о том, что конь занимал важное место в идеологических представлениях населения. Культ коня возник в эпоху производящего хозяйства и со-хранялся в течение долгого времени. Его усиление обычно связывают с развитием пашенного хозяйства. Конь выступал как символ пло-дородия, который должен был обеспечивать своему хозяину защиту и благополучие.

Историография этого вопроса мало изучена. Немногочисленные исследования касались этой темы попутно, или рассматривали укра-шения с какой-либо одной стороны. Открытие в 1869 году Лядинского могильника, расположенного в 13 км от Тамбова позволило ввести в на-учный обиход характерные для мордвы коньковые подвески и пряжки с конскими головками. В 1877 году Аспелин выделяет их в особую зоо-морфную группу украшения мордвы, мери «пермян» и «чуди».

В 1893 году В.Н. Ястребов издает материал Лядинского и Томников-ского могильников Тамбовской губернии. В его исследовании пред-ставлены и другие характерные для мордвы зооморфные украшения: стилизованные коньковые подвески, гребни с конскими головками.

232 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Работу по систематизации, датировке, картографировании и этнической интерпретации бронзовых зооморфных украшений финно-угорского населения Поволжья I-го — начала II тыс. н.э. провела Л. А. Голубева. Результатом её работы стала монография «Зооморфные украшения финно-угров», изданная в 1979 году, в которой были классифицированы бронзовые украшения с изображением коня. В монографии нагрудные и поясные украшения с изображением коней были разделены на 7 категорий, которые в свою очередь подразделяются на группы, типы и варианты. Это — «на-грудники» и «передники», арочные шумящие подвески с конями, коньки-подвески, коньковые подвески, пряжки с круглым ажурным щитком и разносмотрящими головками, коньки-подвески из рога.

Из средне-цнинских памятников: Л.А. Голубевой были проанали-зированы материалы раскопок В.Н. Ястребова (Лядинский могильник) и П.П. Иванова (Крюковско-Кужновский, Пановский могильник, Елизавет-Михайловский могильники). На основе изучения нумизматических находок и совокупности вещевого материала погребений Л.А. Голубе-вой была разработана хронология бытования коньковых украшений, основанная на датировке погребальных комплексов.

В нашей работе кроме выше названных материалов были проанали-зированы находки украшений из раскопок Р.Ф. Ворониной Лядинского могильника и И.М. Петербургского Второго Старобадиковского мо-гильника, что позволило расширить источниковую базу исследования. Большое распространении на территории Средней Цны получили 2 ка-тегории украшений (здесь и далее типы приведены по классификации Л.А. Голубевой): Коньковые подвески и пряжки с круглым ажурным щитком и разносмотрящими конскими головками. В меньшей степени на этой территории представлены коньки подвески и коньки из рога. Украшения эти отливались в жестких формах, по восковой модели, либо изготавливались наборной техникой.

Вполне понятно, что мастер, изготавливающий такие изделия в на-борной технике, был полностью свободен в выборе и компоновке со-ставных частей украшений, внося заметный элемент индивидуального творчества, даже при литье подвесок по восковой модели [Рябинин Е.А., 1981, с. 32–33]. Исходя из этого, систематизация по типам является сложной работой. И единственной такую работу проделала Голубева.

На территории средней Цны наиболее распространена 5 группа коньковых подвесок (по классификации Л.А. Голубевой). Это наборные коньковые подвески с прямоугольным щитком, которые давно признаны этническим украшением мордвы. Характерным для мордвы является то, что они в основном встречены в составе ожерелья. Так из 46 подвесок

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 233

32 из них входят в состав ожерелья. Нижняя граница их существования VIII-IX вв., нижняя — XI век [Голубева Л.А., 1979, с.107, табл. 21].

В монографии И.М.Петербургского «Материальная и духовная культура мордвы в VII-X вв.» (2011 г.) по Второму Старобадиковскому могильнику и Старобадиковскому поселению коньковые подвески рас-сматриваются в категории «шумящие привески». Они входят в группу предметов по которым датируется верхняя граница могильника (IX-X вв.) [Петербургский И.М., 2011, с.117].

А.Е. Алихова в работе «Из истории мордвы конца I-го начала II-го тыс. н. э.» 1959 г. отмечает, что мордву сближает муромой, мерей и кам-скими племенами типичные для них ажурные шумящие привески. Однако также отмечает малое распространение у мордвы, по сравне-нию с мерей, муромой и камскими племенами, зооморфного элемента в украшениях, так в Лядинском могильнике всего 3–4 бляхи, украшенные сильно стилизованными конскими головками [Алихова А.Е., 1959, c. 29].

Ареал пряжек с круглым ажурным щитком и разносмотрящими конскими головками ограничен бассейном рек Цны и Мокши, что также подтверждает этнографический характер данного украшения. Около 43 пряжек найдено на этой территории, носили их в основном на поясе. Возможно, что пряжки не имели утилитарного назначения (отсутствует преемник для иглы), а служили оберегами. Круглые ажурные щитки их сопоставимы с изображением небесного колеса-символа солнца [Воронина Р.Ф., 1975, с. 284, 285]. Нижняя граница их существования VIII-IX вв., верхняя — XI век [Голубева Л.А., 1979, с.109, табл. 23]

Из коньков-подвесок на территории средней Цны распространена 5 группа (тип 2) [Голубева Л.А., 1979, с. 99, табл. 13, рис. 6, 8]. Это Наборные коньки или подражающие им литые с шумящими привесками. Появление коньков этого типа в могильниках мордвы относится к концу IX — нача-лу Х века, Однако не получили распространение и были вытеснены уже в Х веке коньковыми подвесками с ажурным прямоугольным щитком.

Коньки подвески из рога не получили широкого распространения на территории Средней Цны, что вероятно объяснялось обилием брон-зовых украшений — оберегов с изображением коня. Несколько коньков из рога встречены в погребениях Крюковско-Кужновского могильника (488, 529, 240 погр.). Коньки из рога, как и другие выше рассмотренные украшения в основном исчезают из употребления в конце 11 века. [Го-лубева Л.А., 1979, с. 99, табл. 24, рис. 20, 21].

Таким образом, на территории Средней Цны украшения с изобра-жением коня широко представлены рассмотренными выше типами и вариантами.

234 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

литератураАлихова А.Е. Из истории мордвы конца I — начала II тыс. н.э. // Из древ-

ней и средневековой истории мордовского народа. — Саранск, 1959.Воронина Р.Ф. Лядинские древности. Из истории мордвы-мокши: конец

IX — начало XI века. — М., 2007.Воронина Р.Ф. О некоторых чертах верований среднецнинской мордвы

VIII–IX вв. // СА. — 1975. — № 1.Голубева Л.А. Зооморфные украшения финно-угров // САИ. — 1979. —

Вып. Е1–59.Петербургский И.М. Материальная и духовная культура мордвы

в VII-X вв. — Саранск, 2011.Рябинин Е.А. Зооморфные украшения Руси X–XIV вв. // САИ. — 1981. —

Вып. Е1–60. Ястребов В.Н. Лядинский и Томниковский могильники Тамбовской

губернии // МАР. — Спб., 1893.Очерки по истории мордвы. — М., 1933.Рыков П.С. Очерки по истории Нижнего Поволжья (по археологическим

материалам). — Саратов, 1936.

Керамический комплекс поселения Романовка-II Республики Башкортостан (по материалам раскопок 1989 года)

а.в.никитинасамарский государственный университет, г. самаранаучный руководитель — к.и.н., доцент р.с.багаутдинов

Памятники именьковской культуры являются одним из крупнейших культурных образований Восточной Европы эпохи ВПН. Одной из ак-туальнейших проблем в её изучении остаётся исследование локальных особенностей материальной культуры и, в частности, керамического комплекса. Большой интерес представляют «периферийные» памятни-ки Мордовии, Удмуртии, Башкортостана. В связи с этим предпринято настоящее исследование, целью которого является изучение керами-ческого комплекса именьковского поселения Романовка II республики Башкортостан.

Поселение расположено в 1,5 км к северу от деревни Романовка Дёмского района республики Башкортостан, на второй надпойменной террасе старицы р. Белой. Оно занимает небольшой мыс прямоугольной формы и значительную площадь к западу от него и отделено от по-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 235

селения Романовка I большим оврагом, а от поселения Романовка III небольшим ложком. Памятник был открыт в 1959 году Г.Н. Матюшиным, а в 1960 г. им же проводились первые раскопки. В 1961 году поселение исследовалось экспедицией Башкирского государственного универ-ситета под руководством К.В. Сальникова. В 1989 году экспедицией Куйбышевского университета под руководством Г.И. Матвеевой был заложен раскоп площадью 280 м2, на материалы которого опирается данное исследование [Матвеева Г.И., 1989].

Анализ форм проводился в рамках историко-культурного подхода, разработанного А.А. Бобринским, рассматривающего форму сосуда как реализацию определённой системы физических усилий. Целью является выделение полной естественной элементарной структуры формы сосуда, при помощи точек наибольшей локальной кривизны и точек перегиба линии контура. Приняты условные обозначения для каждой функциональной части: Г — губа, Щ — щека, Ш — шея, П — плечо, ПП — предплечье, Т — тулово, Д — дно [Бобринский А.А., 1987]. Тех-нологический анализ керамики проводился методом бинокулярной микроскопии, путём которого учитывались: способ формовки, состав формовочных масс и способы обработки поверхности, однако носит, пока, предварительный характер.

Источниковую базу исследования составила коллекция керамики, насчитывающая 7712 фрагментов. Средневековая керамика поселения морфологически неоднородна и включает в себя 3 компонента. Первый компонент составляют 133 фр-та керамики кушнаренковской культуры, вероятно от 12 сосудов. Все фрагменты очень мелкие, поэтому вос-становить не удалось ни один сосуд. Видимо, форма их аналогична кушнаренковским сосудам, находимым на других памятниках Башки-рии — сосуды с цилиндрическими шейками, округлым или яйцевидным туловом с уплощенным дном [Генинг В.Ф., 1972]. Сосуды сформированы из хорошо отмученной глины с примесью мелкого песка. Черепки проч-ные, имеют чёрный или тёмно-серый цвет. Орнамент состоит из рядов коротких наклонно поставленных отпечатков зубчатого, полулунно-го или треугольного штампа, перекрещивающихся коротких линий, двойного зигзага, чередующихся с прочерченными горизонтальными параллельными линиями.

Вторую группу керамики составляют сосуды бахмутинской культуры. Её составляют 147 фр-в керамики, выделено 5 сосудов, из которых 2 ре-конструированные формы поддаются анализу. Сосуды содержат в глине примесь мелкого шамота и/или песка. В одном из сосудов встречены аморфные фракции, имеющие металлический отблеск. Поверхности со-

236 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

судов тщательно заглажены мягким предметом. Черепок очень плотный серого снаружи и коричневатого в изломе цвета. Орнамент сосудов со-стоит из округлых ямочных вдавлений, расположенных по всему тулову рядами или беспорядочно. Иногда сосуды имеют насечки по внешне-му краю венчика. Все сосуды данной группы описываются формулой Г+Щ+ПП+Т+Д.

Наиболее многочисленная группа — керамика именьковской АК на-считывает 7421 фр-в керамики, выделено более 65 сосудов, из которых около 15 частично реконструируемых форм поддаются анализу. Это грубые лепные сосуды с бугристой поверхностью, серого и тёмно-серого цвета, иногда коричневые и рыжеватые в изломе. Толщина стенок ко-леблется от 0,4 до 1 см. Поверхность сосудов обработана различными способами: наиболее частое — заглаживание пальцами, также встречены следы заглаживания деревянным предметом и тканью. В формовочных массах присутствует шамот, навоз достаточно часто встречается песок в небольшой концентрации. В отдельных экземплярах замечены следы жирного блеска, налёт и неравномерная фактура излома, что может свидетельствовать о присутствии к.-л. орг. раствора. Подавляющее большинство сосудов либо не имеет орнамента, либо орнаментировано наклонными или прямыми насечками или вдавлениями по венчику. Име-ются единичные фрагменты сосудов, орнаментированные рядом круглых ямок на границе шейки и плеча. Наиболее многочисленной структурой является: Г+Щ+ПП+Т+Д, помимо неё встречаются сосуды: Г+Ш+ПП+Т+Д, Г+Т+Д, Г+Щ+Т+Д. Имеются сосуды с уплощенным дном. Встречаются как миниатюрные сосуды, так достаточно крупные — до 35 см в диаметре устья. Помимо этого, стоит отметить, что на поселении не встречено характерных для именьковской АК глиняных дисков.

По предварительным данным, основанным на анализе керамического комплекса, выявляется ряд особенностей отличных от остального массива памятников именьковской АК. Для формирования более полного пред-ставления об особенностях данного локального варианта, предстоящими задачами в свете этой проблемы является анализ стратиграфического и планиграфического положения материала, анализ вещевого материала, а так же включение в исследование других памятников именьковской культуры республики Башкортостан.

литератураБобринский А.А. Гончарство Восточной Европы. — М., 1987. Генинг В.Ф. Южное Приуралье в III-VII вв. (проблемы этноса и его проис-

хождения) // Проблемы археологии и древней истории угров. — М., 1972.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 237

Матвеева Г.И. Полевая документация раскопок поселения Романовка-II в 1989 г. // Архив АФ СамГУ.

Кольцевые городища Волжской Булгарии на территорииУльяновской области

в.н.николаевулгпу, г. ульяновскнаучный руководитель — ассистент н.а.горбунов

Из ряда укрепленных поселений Волжской Булгарии выделяют осо-бую группу памятников, отличающихся от остальных набором опреде-ленных признаков: 1) округлая форма площадки поселения; 2) площадка окружена рядами кольцевых валов и рвов; 3) оборонительные соору-жения не подчинены рельефу окружающей местности. К городищам данного типа на территории Ульяновской области относятся: Чуваппа-ковское, Боровкинское, Тинаркинское и Герасимовское.

Изучение планировочных особенностей и фортификационных приемов городищ данного типа, выявление аналогичных памятников, а так же рассмотрение всех возможных интерпретаций их функциональ-ного назначения и социальной структуры можно отнести к основным целям доклада.

Вышеперечисленные памятники исследовались в разные года: В.В. Гольмстен, А.С. Воскресенским, Р.Г. Фахрутдиновым, Ю.А. Семыкиным. Упоминаются в сводах археологических памятников П.Л. Мартынова, В.Н. Поливанова, Р.Г. Фахрутдинова, Г.М. Бурова.

Чуваппаковское городище расположено к востоку от с. Чувашское Аппаково Мелекесского района, на левом берегу р. Аппак, правого прито-ка р. Мал.Черемшан. Площадь 11 504 кв. м. Площадка поселения окружена двумя рядами валов и рвов. Городище имеет три проезда, что свидетель-ствует о расположении поселения на развилке коммуникационного пути, северный проезд направлен в сторону Нижнекачеевского городища, находящегося на пути к Биляру. Через западный проезд, вероятно, про-ходил путь, связывающий Чуваппаковское и Налеткинское городища и далее на Сувар. Третий проезд находится в восточной части городища и вероятно связывает памятник с одним из прилегающих селищ.

Боровкинское городище находится в 3,5 км. к юго-западу от с. Боровка Мелекесского района на левом берегу р. Елшанки правого притока р. Мал.Черемшан. Площадь 15 386 кв. м. Площадка поселения окружена

238 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

одним валом и рвом. Городище имеет два проезда, расположенные на противоположных друг другу сторонах площадки поселения. Северо-восточный проезд направлен в сторону Чуваппаковского городища, через юго-западный проезд, вероятно, проходил путь на Тинаркинское и Подбельское городища.

Тинаркинское городище расположено в 0,3 км. от с. Тинарка Меле-кесского района на правом берегу р. Тинарки левого притока р. Майна. Площадь 15 000 кв. м. Площадка поселения окружена двумя рядами валов и рвов. Имеется два проезда на противоположных друг другу сторонах площадки поселения, северо-западный проезд направлен в сто-рону Старорождественского городища, находящегося на пути к Сувару. Юго-восточный проезд направлен в сторону Подбельского городища.

Герасимовское городище расположено в 0,2 км. от д. Герасимовка Цильнинского района на правом берегу р. Бирючевка правого притока р. Свияга. Площадь 8 000 кв.км. Площадка поселения окружена двумя рядами валов и рвов. Городище имеет один проезд в северо-западной части, вероятно, через данный проезд проходил путь на Городищенское городище (Татарстан).

Каждое из вышеперечисленных городищ находится на остепнен-ных участках в лесостепной зоне и занимает склон к реке. Кольцевое устройство укреплений позволяло вести наблюдение за всей округой, что затрудняло неожиданный захват крепости, а так же вести оборону по всем направлениям, что служило неплохой защитой при условии пассивной и длительной осады.

Количество проездов варьируется в зависимости от расположения городищ на коммуникационных путях. Городища датируются X-XIII вв.

В основном, кольцевые городища сосредоточены на территории Предволжья и Закамья. Примерами памятников данного типа на тер-ритории республики Татарстан могут служить: Танай-Тураевское, Ник. Баранское I, Староеналейское, Большекляринское и др.

Так же аналогичные памятники располагаются на территории Древ-ней Руси. Примерами таких памятников могут служить средневековые города на Суздальской земле, такие как: Мстиславль, Микулин, Дмитров, Юрьев-Польской [Раппопорт П.А., 1965, с. 20–22]. Основное количество данных крепостей датируются XII-XIV вв. В западнорусских землях городища кольцевого типа известны с X в.

Интерпретация функциональных назначений и социальной структуры кольцевых городищ Волжской Булгарии вызывает затруднение, ввиду недостаточной изученности памятников данного типа. По мнению Р.Г. Фахрутдинова, кольцевые городища функционировали как феодальные

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 239

замки [Фахрутдинов Р.Г., 1990, с. 79]. Так же они могут рассматриваться как форпосты и городища-убежища.

Изучение военного зодчества Волжской Булгарии позволяет выявить особенности социальной структуры её поселений. Появление кольцевых городищ на территории Волжской Булгарии в X-XIII вв. взаимосвязано с различными социально—экономическими процессами той эпохи. Ре-шение проблемы интерпретации функций кольцевых городищ является перспективной задачей дальнейших исследований. Более подробное изучение памятников данного типа может дать представление о роли кольцевых городищ во всей истории Волжской Булгарии.

литератураГубайдуллин А.М. Фортификация городищ Волжской Булгарии. Казань:

Институт истории АН РТ, 2002. 232 с.Мартынов П.Л. Остатки старины, сохранившиеся в Симбирском уезде.

Симбирск, 1896. 30 с.Поливанов В.Н. Археологическая карта Симбирской губернии, Симбирск,

1900. 71 с.Раппопорт П.А. Древние русские крепости. М., 1965. 87 с.Фахрутдинов Р.Г. Археологические памятники Волжско-Камской Булга-

рии и её территория. Казань: Татарское книжное изд-во, 1975. 220 с.Фахрутдинов Р.Г. Классификация и топография булгарских городищ. //

СА, № 4, 1990. М.: Изд-во «Наука», 1981. С. 68–84.

Исследования могильника третьей четверти I тысячелетия н. э. в Ульяновской области в 2013 г.

д.а.петроваинститут истории ан рт, г. казаньнаучный руководитель — к.и.н., доцент л.а.вязов

Среди проблем, связанных с изучением населения третьей четверти I тыс. н.э. в Среднем Поволжье, одной из важнейших остается проблема определения верхней хронологической границы именьковской культуры и вопрос о судьбах ее населения. Отсутствие источников образовало хронологическую лакуну между именьковскими древностями и ран-несредневековыми древностями кочевников.

Существует несколько подходов к определению верхней границы именьковской культуры и связи носителей древностей позднего этапа

240 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

именьковской культуры с оседлыми и кочевническими племенами VII-IX вв. А.В. Богачев ограничивает время существования именьковской культуры последней третью VI в. и находит в поздних памятниках аналогии древностям турбаслинских племен [Богачев А.В., 1995]. Е.П. Казаков вы-деляет именьковско-турбаслинскую общность, существовавшую до VII в [Казаков Е.П., 1996]. Большинство исследователей согласны с поздней датой именьковской культуры — VII в., предложенной Г.И. Матвеевой [Матвеева Г.И., 2004]. Также, Г.И. Матвеева и Ю.А. Семыкин выдвигали точку зрения о синхронном существовании и культурных контактах именьковского населения с группами раннеболгарских кочевников, что, по их мнению, подтверждают находки на памятниках Новослободское городище, Чертов городок, Севрюкаевское II селище (VIII-IX вв.). Д.А. Сташенков, на материалах Жигулевского селища и могильника, указывает на существование в конце VII-VIII вв. оседлого населения, обслуживаю-щего новинковские группы, которые в свою очередь охраняли северные рубежи хазарского каганата [Сташенков Д.А., 2010].

Большие надежды в решении вопроса возложены на новые иссле-дования погребальных памятников в Среднем Поволжье. В мае 2013 г. в Ульяновский областной краеведческий музей поступила коллекция вещей, происходящая, по словам нашедших их краеведов, из могильника недалеко от с. Комаровка. В июле 2013 г. экспедиция Тольяттинского государственного университета начала раскопки памятника.

Целью данной работы является предварительная публикация наибо-лее ярких материалов, полученных в ходе исследований Комаровского могильника в 2013 г.

Комаровский могильник расположен в 2 км от с. Комаровка, в 2 км от с. Дворики, приурочен к склону оврага. Поверхность памятника распахивается. Примерная площадь могильника 1 га. В 0,2–0,5 км к югу от Комаровского могильника было обнаружено два городища — Кома-ровское I и II городища, а в 1–2 км к югу — селище Комаровка III.

Раскоп I был заложен в юго-восточной части памятника. Индивидуаль-ные находки на раскопе I представлены фрагментом кольцевой подвески с выпуклинами (датируется не ранее VII в.) и язычком железной пряжки.

На раскопе I было обнаружено одно погребение (Рис. 1), которое представляло собой скопление разрушенных кальцинированных костей. Вещи из погребения: биконическое пряслице; бронзовые витые пронизи; квадратная серебряная накладка; мозаичная бочонкообразная бусина — VI-VII вв.; мозаичная шарообразная бусина — VII — VIII вв. [Голдина Е.В., 2010]; глиняная бусина; наконечник ремня — конец VI — VII вв. [Голдина Е.В., 2010]; фрагмент кольцевой подвески с выпуклинами — VII в. [Бога-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 241

Находки из Комаровского могильника

242 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

чев А.В., 1998]; бронзовые тонкие пластины и заклепки от них; железная пряжка трапециевидной формы. Набор вещей, вероятно, свидетельствует о женской половой принадлежности погребения.

Раскоп II был заложен в центральной части памятника. Индиви-дуальные находки на раскопе II представлены обломком серебряной пластины геральдического стиля, наконеч-ником стрелы, скоплением обломков металлических предметов, оставленных кладоискателями. На раскопе II было обнаружено четыре погребения.

Погребение 1 представляло собой скопление кальцинированных костей, разрушенное кладоискательской ямой. Вещи из погребения: два фрагмента бронзовой пластины. Погребение 2 представляло собой скопление кальцинированных костей, фрагментов керамики. Вещи из погребения представлены железной пряжкой, аналогичная которой найдена во II Коминтерновском могильнике V–VII вв. [Казаков Е.П., 1996]; бронзовой накладкой геральдического стиля — VI–VII вв. [Гаври-тухин И.О., Обломский А.М., 1996], фрагментом оплавленной бронзы, фрагментами двух сосудов. Погребение 3 представляло собой небольшое скопление кальцинированных костей и фрагментов керамики. Вещи из погребения представлены фрагментом бронзовой заклепки, двумя фрагментами венчиков лепных сосудов, одним фрагментом дна лепного сосуда. Погребение 4 представляло собой скопление кальцинированных костей и небольших фрагментов керамики. Вещи из погребения пред-ставлены в-образной пряжкой — V–VII вв. [Богачев А.В., 1998] и четырьмя фрагментами венчиков лепных сосудов.

На основании изученного материала, мы можем сделать предвари-тельный вывод, касающийся хронологических рамок памятника и его культурной принадлежности. Погребения датируются VI–VII вв. н.э. Также обнаружен хозяйственный комплекс, в заполнении которого най-ден фрагмент кувшина домонгольского времени. Подъемный материал предварительно датируется VI–XI вв. Ряд черт погребального обряда Комаровского могильника, такие как: обряд кремации; очищенные от углей кости; наличие в погребении вещей со следами пребывания в огне (бусины); фрагменты керамики в заполнении погребений, сбли-жают его с погребальным обрядом именьковской культуры. Однако встречены и особенности погребального обряда, отличающиеся от имень-ковского: неглубокие могильные ямы; в могильных ямах практически отсутствуют лепные сосуды; большое количество элементов костюма без следов пребывания в огне.

Таким образом, Комаровский могильник — первый в регионе, где встречены захоронения VII в. Вопросы о верхней дате существования

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 243

могильника и его культурной принадлежности требуют дальнейшего изучения.

литератураБогачев А.В. О верхней хронологической границе именьковской культу-

ры / А.В. Богачев // Средневековые памятники Поволжья. — Самара, 1995. — С. 16–23.

Гавритухин И.О., Обломский А.М. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст / И.О. Гавритухин., А.М. Обломский // РСМ № 3. Археология славян и их соседей — М., 1996. — 296 с.

Голдина Е.В. Бусы могильников неволинской культуры (конец IV-IX вв.) / Е.В. Голдина. — Ижевск, 2010. — 264 с.

Казаков Е.П. К вопросу о турбаслинско-именьковских памятниках За-камья / Е.П. Казаков // Культуры Евразийских степей второй поло-вины I тысячелетия н.э. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 1996. — С. 40–57.

Матвеева Г.И. Среднее Поволжье в IV-VII вв.: именьковская культура / Г.И. Матвеева. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2004. — 156 с.

Сташенков Д.А. О группах поселений хазарской эпохи в Самаро-Симбирском Поволжье / Д.А. Сташенков // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы межэтниче-ских контактов и межкультурного взаимодействия). — Самара: ООО «Офорт», 2010. — 268 с.

Анализ погребального инвентаря грунтовых погребенийАрмиевского курганно-грунтового могильника (по материалам раскопок 1980 г.)

п.и.сафроновпензенский педагогический институт им. в.г.белинскогопензенского государственного университета, г. пензанаучный руководитель — д.и.н., профессор в.в.ставицкий

Армиевский курганно-грунтовой могильник расположен в 3–4 км к ВСВ от центра с. Армиево Шемышейского района Пензенской обла-сти, на относительно высоком плато по левому краю верховий оврага Ош-Пандо.

В 1980 г. археологическая экспедиция Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова-Ленина выявила следы обширного грун-

244 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 245

тового могильника, зафиксированного в зачистках стенок карьера, а также в 2-х специально заложенных раскопах (№№ 1 и 2) [Халиков А.Х., 1981].

Всего в 1980 г. было исследовано 64 (100%) погребения. На рас-копе I было вскрыто 39 (61%) погребений, 7 (11%) из которых оказались пустыми, на раскопе II — 25 (39%) погребений, 2 (3%) — пустых и 2 (3%) безинвентарных.

По ориентировке могильных ям погребения распределяются сле-дующим образом: по линии В-З — 44 погребения (69%), по линии СВ-ЮЗ — 8 погребений (13%), по линии СЗ-ЮВ — 7 погребений (11%), по ли-нии С-Ю — 3 погребения (5%). Ориентировку еще одного погребения определить не удалось из-за того, что оно срезано карьером (погр. II-3).

Погребальный инвентарь грунтовых захоронений делится на украше-ния, элементы одежды, ременную гарнитуру, предметы быта и ремесла, а также вооружение.

Самой частой находкой является керамика. В 34 (53%) погребениях встречено 42 сосуда. По форме керамика делится на горшки, банки, блюда, чаши, бокалы. Как правило, сосуды располагались в восточной или западной части ямы, реже в центре. Блюда (погр. I-15) являются новой формой сосудов, они не встречаются в могильниках Верхнего Посурья предшествующего времени (Армиевский ранний могильник) и в мордовских могильниках синхронного времени (II Журавкинский, Степановский). Тесто основной массы посуды темно-серое, с примесью песка, реже шамота и дресвы. Характерной особенностью армиевской посуды является наличие двустороннего ангоба.

Хронологический анализ погребального инвентаря позволил опреде-лить датировку следующих погребений:

Вторая половина VIII-IX в. — погр. I-23, II-6, II-11.IX в. — погр. II-7.IX-X вв. — погр. I-25.IX-XI вв. — погр. I-34, II-1.X в. — погр. I-4, I-37, II-2, II-5.X-XI вв. — погр. I-2, I-12, I-18, I-30, I-31, I-32, II-12, II-16, II-18.Основная масса погребений раскопа I относится к X-XI вв., раскопа

II к IX-XI вв.Таким образом, анализ погребального инвентаря позволяет отнести

грунтовые погребения, вскрытые в 1980 г., к IX-XI вв. Основная масса погребений X-XI имеет ориентировку по линии В-З. Часть изделий имеет многочисленные аналогии среди материалов мордовских некрополей VIII — начала XI в. это сюлгамы, браслеты, привески. Бусы, сверло, ременные накладки являются свидетельствами торговых связей с древ-

246 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

ней Русью и Волжской Булгарией населения, оставившего Армиевский курганно-грунтовой могильник. В тоже время налобные венчики, блюда диаметром до 45 см и удила с петлями на концах псалий уникальны и аналогий не имеют.

литератураХаликов А.Х. Отчет о работах Армиевской археологической экспедиции

в 1980 г. — Казань, 1981.

Проблема происхожденияискусственной деформации черепов в Зауралье

а.в.слепцоватюменский государственный университет, г. тюменьнаучный руководитель — д.и.н., профессор н.п.матвеева

Искусственная деформация черепа (ИДЧ) в Зауралье представляла собой результат длительного внешнего механического воздействия на растущую голову. На пространстве Евразии обычай ИДЧ становится массовым атрибутом дважды. Впервые обряд фиксируют на материалах катакомбной культуры, и после почти двухтысячелетнего перерыва, в первые века н.э., он получает распространение на обширном ареале евразийских степей, ограничиваясь на севере окрестностями современной Тюмени, на юге — районами Средней Азии, на востоке — предгорным Алтаем, на западе проникая вглубь Европы.

Цель нашей работы — рассмотрение вопроса об истоках и времени возникновения обычая ИДЧ в Зауралье.

Кольцевидно-деформированные черепа обнаружены при раскоп-ках могильников Абатский-1 (I–II вв.), расположенного на берегу оз. Могильного на юге Тюменской области.в могильнике Ближние Елбаны (II–VI вв.) в Верхнем Приобье, Усть-Тартасского могильника (III–IV вв.), и Ипкуль (III–V вв.), расположенного в Притоболье, Особое внимание уделяется могильнику Козлов мыс, расположенному в 18 км от г. Тюмени. Интерес представляет наличие в могилах с бакальскими, карымскими и кушнаренковскими сосудами IV-V вв. кольцевидной черепной де-формации («макрокефалии»), зафиксированной на семи из 16 скелетов из погребений [Матвеева, 2012, с. 65–66].

Черепа с кольцевидной деформацией также найдены при раскопках могильника Устюг-1 (IV–VI вв.) на Среднем Притоболье, у слияния р.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 247

Тартас с Омью, в могильниках VI–X вв. на р. Уень в Новосибирской об-ласти [Жиров 1940, с. 88; Дремов, 1977, с. 53–56; Багашев, 2000, с. 31, 43; Слепченко, Пошехонова, Скочина, 2013, с. 58–66].

Происхождение обряда ИДЧ на обозначенной территории не вполне ясно, однако во многих случаях он может рассматриваться в качестве важнейшего этнокультурного признака, что особенно ценно с учетом частой разграбленности и малой этнокультурной информативности скудного погребального инвентаря зауральских памятников. Иссле-дованиеданного феномена представляет повышенный интерес и при изучении древних миграций, поскольку обозначает наличие «родствен-ных» связей популяций, практиковавших этот обычай.

Е.В. Жиров, основываясь на имевшемся к 1940 г. краниологическом материале, пришел к выводу, что традиции ИДЧ распространялись с востока на запад и были связаны с массовым передвижением гун-нов в эпоху Великого переселения народов. Основным аргументом в пользу «восточной гипотезы» признавались многочисленные находки кольцевидно-деформированных черепов в Кенкольском могильнике на севере Киргизии, изначально связываемом А.Н. Бернштамом с гунна-ми, однако, впоследствии мнение о гуннской принадлежности Кенкола было опровергнуто С.С. Сорокиным. Кроме того, по мере накопления краниологического материала при раскопках на территории Южной Ферганы, Южной Туркмении и низовий Сыр-Дарьи, было установле-но, что среднеазиатское население практиковало обычай кольцевой деформации задолго до прихода гуннов [Гинзбург, Трофимова, 1972; Ходжайов, 2000].

Накопившийся на сегодня фактический материал по деформирован-ным черепам Зауралья принципиально не поколебал позиции сторон-ников «среднеазиатской гипотезы». В.А. Дремов, рассматривая вопрос о путях проникновения обычая ИДЧ на территорию Западной Сибири, исключил возможность, что эта традиция могла попасть туда с востока через население Алтая, и пришел к выводу, что наиболее вероятными инициаторами этого обычая могли быть выходцы из кочевых родов Приуралья и Казахстана. Начало массового распространения явления ИДЧ на изучаемой территории может быть осторожно сопоставлено с т.н. сарматско-кушанской экспансией II в. н.э. [Скрипкин, 1982; Ражев, 2006, с. 86]. На территориях, соседствующих с саргатскими племенами, кольцевая деформация сначала появляется у средних сарматов (I в. до н.э. — первая половина II в. н.э.), а во II–V вв. н.э. — у их северных и восточных соседей [Дремов, 1977]. На территорияхсаргатовдеформация появилась не ранее I в. н.э. (Гаевский и Мурзинский могильники). Судя

248 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

по всему, именно представители саргатскойобщности способствовали дальнейшему распространению традиции ИДЧпо Западной Сибири [Ражев, 2006, с. 87].

В пользу «среднеазиатской гипотезы» и изначальной связи ИДЧ с ира-ноязычными, алано-сарматскими племенами, косвенно свидетельствуют этнографические данные. По А.М. Малолетко, в фольклоре обских угров, манси, селькупов и алтайских тюрок (кумандинцы, хакасы), сохранились воспоминания о древнем, европеоидном населении Алтая — «яланах», богатырей со сверхъестественной силой и «острыми головами» [цит. по: Войников, 2010].

Итак, время появления ИДЧ в Зауралье вполне «вписывается» в общую модель бытования преднамеренной кольцевой деформации головы в Се-верной Евразии на переходе от раннего железного века к средневековью. На территорию Зауралья преднамеренная кольцевая деформация была привнесена, видимо, не ранее начала н.э. представителями высокородных линиджей кочевников урало-казахстанских степей. Судя по всему, по-явление это обычая стало отголоском сарматско-кушанской экспансии, охватившей обширные территории Средней Азии и Европы. Традиция ИДЧ первоначально бытовала на территории саргатской культуры, представители которой, вероятно, и способствовали распространению обряда кольцевой деформации на всей территории Западной Сибири.

литератураБагашев А.Н. Палеоантропология Западной Сибири. — Новосибирск, 2000.Балабанова М.А. Обычай искусственной деформации головы у позд-

них сарматов: Проблемы, исследования, результаты и суждения // Нижневолжский археологический вестник. Вып. 4. — Волгоград, 2001. — С. 107–122.

Войников Ж. Явление искусственной деформации черепа у протобол-гар // Дарьял. — 2010. — № 3. // http://www.darial-online.ru/2010_3/voinikov.shtml

Гинзбург В.В., Трофимова Т.А. Палеоантpопология Средней Азии. — М., 1972.

Дремов В.А. Обычай искусственного деформирования головы у древних племен Западной Сибири и его происхождение // Проблемы архео-логии и этнографии. — 1977. — Вып. 1. — С. 99–110.

Жиров Е.В. Об искусственной деформации // КСИИМК. — 1940. — Вып. 8. — С. 88–95.

Матвеева Н.П. Козловский могильник эпохи Великого переселения народов. — Тюмень, 2012.

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 249

Скрипкин А.С. Азиатская Сарматия во II–IV вв. // СА. — 1982. — № 2. — С. 43–56.

Слепченко С.М., Пошехонова О.Е., Скочина С.Н. К вопросу о медицин-ских знаниях раннесредневекового населения Притоболья (по ма-териалам могильника Устюг-1) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. — 2013. — № 1. — С. 58–66.

Ходжайов Т.К. Обычай преднамеренной деформации головы в Средней Азии // Антропологические и этнографические сведения о населении Средней Азии. — М., 2000. — С. 22–46.

Проблема хронологии погребальных памятников с сырцовыми оградками Восточной Европы на территории Волго-Уральского междуречья

и.в.федосов оренбургский государственный педагогический университет, г. оренбургнаучный руководитель — к.и.н., доцент и.в.матюшко

В курганных могильниках золотоордынского времени довольно часто встречаются подкурганные сырцовые оградки. Практически все исследователи, так или иначе обращавшиеся к рассмотрению материалов погребальных сооружений с кирпичными оградками, связывали их по-явление на территории Волго-Уральского междуречья с процессом постепенного оседания на землю кочевого населения Золотой Орды. Такие памятники распространены достаточно широко — от степей За-падного Казахстана до нижнего течения Дона.

Единой точки зрения на происхождение и датировку этих сооружений до сих пор не выработано. П.С. Рыков считал, что появление подоб-ных кирпичных конструкций на средневековых кладбищах относится к XV веку, то есть к заключительному периоду истории Золотой Орды. Он связывал это явление с проникновением ислама в среду кочевников и горожан, при этом он специально отметил, что мусульманские погре-бальные традиции получили повсеместное распространение лишь только с XVI века [Васильев Д.В., 2003]. Г.А. Фёдоровым-Давыдовым комплексы с округлыми и прямоугольными сырцовыми погребальными оградками выделены в особую группу погребальных сооружений золотоордынского времени (насыпи типа VII). Сторонниками подобной трактовки являются В.А. Иванов и В.А. Кригер, которые пишут, что во второй половине XIV

250 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

века в связи с мусульманизацией и на Южном Урале появляются новые для местного населения элементы погребального обряда: могилы с под-боями в южной стенке и надмогильные сооружения в виде каменных или кирпичных оградок вокруг могилы. К выводу о связи подкурганных сырцовых оградок с исламизацией кочевников пришёл и А.И. Ракушин, составивший первую типологию оградок. Он пишет, что в основе своей оградки имеют всего два плана — круг или квадрат [Ракушин А.И., 2004]. А.И. Ракушин указывает на то, что помимо того, что оградки служили для сакральной изоляции погребения (или погребений), в них проводились также какие-то поминальные обряды, о чём говорят наличие остатков тризны и кострищ в ряде оградок [Ракушин А.И., 2004]. Кроме того, А.И. Ракушин делит существование различных типов оградок на три хронологических периода. В первый период (конец XIV в.) он помещает оградки с заполнением внутреннего объёма — отмосткой камнем, сыр-цом, глиняной обмазкой, во второй период (начало XV в.) появляются упрощённые конструкции — кольцевидные и квадратные оградки без внутренней вымостки или обмазки. Захоронения в подобных оградках содержат богатый вещевой инвентарь. В третьем хронологическом пе-риоде (конец XV — начало XVI вв.) появляются оградки, которые как бы копируют планиграфическое строение двухкамерного или портально-купольного мавзолея: круглая или квадратная в плане основная оградка получает дополнительный пристрой с юга, сильно напоминающий портал-пештак. Захоронения в таких оградках характеризуются умень-шением количества или отсутствием погребального инвентаря, наличием надгробий, склепов, распространяется положение покойника на боку. Е.П. Мыськов, основываясь на нумизматическом материале, относит появление наиболее ранних оградок такого типа на Ахтубе к 20-м годам XIV века. Кроме того, Е.П. Мыськов высказал очень важное и интересное мнение о возможности интерпретации захоронений в оградках либо как бескурганных вообще, либо как комплексов, которые в течение долгого времени стояли открытыми и не перекрывались курганными насыпями [Мыськов Е.П., 2003].

В нашей базе данных собраны сведения о погребениях в подкурган-ных оградках — все они локализуются на территории Нижнего Повол-жья и в Западном Казахстане. Это захоронения из могильников 301-й километр, Кривая Лука-XVI, Кузин хутор, Успенка, Маляевка, Эльтон, Караул-Тобе, Лебедевка-VIII, Саралжин-I и др.

Выделяются несколько хронологических признаков:Все захоронения являются трупоположениями в позе вытянуто

на спине. В 86 случаях покойные обращены головой на запад, в 4 слу-

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 251

чаях — на северо-запад, по одному случаю приходится на северную, северо-восточную и юго-западную ориентировку погребенных.

В 60 случаях (64,5 %) обнаружены остатки деревянных гробов, а в 32 случаях (34,4 % погребений) — гробы, сколоченные железными гвоздями. Остатки саванов обнаружены лишь в 2 погребениях, но следы пеленания (по степени сжатости и по положению костяка) обнаружены в 22 погребениях (23,7 %).

Всего же остатки тризны обнаружены рядом со 121 погребением данной группы (что составляет 47,1 % из них).

Наиболее часто встречается в данной группе западная ориентировка погребённых (198 случаев наблюдения или 77 % погребений).

87% погребений являются безынвентарными что свидетельствует о проникновении мусульманских канонов в погребальную обрядность данного региона.

Таким образом, можно выделить из вышеперечисленного материала и комплекса признаки, соответствующие процессу исламизации населе-ния степи. Чтобы определить хронологию местного памятника курган 2 у села Имангулово, мы сравнили данные памятника с материалами Нижнего Поволжья и Западного Казахстана. Из чего следует вывод о хро-нологических рамках данного памятника как конец XIV — начало XV вв.

литератураБисембаев А.А. Археологические памятники кочевников средневековья

Западного Казахстана (VIII–XVIII вв.). — Уральск, 2003.Васильев Д.В. К вопросу о роли суфизма в исламизации Золотой Орды //

Гуманитарные исследования. — 2003. — № 6.Васильев Д.В. Мусульманский погребальный обряд в Золотой Орде. —

Астрахань, 2007Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале

(XII–XIV вв.). — М., 1988. Мыськов Е.П. Погребальные сооружения с кирпичными оградками

могильника Маляевка VI у северо-западного пригорода Царевского городища // Нижневолжский археологический вестник. — 2003. — Вып. 6.

Ракушин А.И. Подкурганные кирпичные сооружения золотоордынского времени в Нижнем Поволжье (предварительные выводы) // Архео-логические вести. — Саратов, 1993. Вып. 1.

Фёдоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью зо-лотоордынских ханов. — М., 1966.

252 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

Сравнительный анализ головных уборов эрзи и мокши(по материалам могильников VIII–XI вв.)

ю.в.херенскаяпензенский педагогический институт им. в.г.белинскогопензенского государственного университета, г. пензанаучный руководитель — д.и.н., профессор в.в.ставицкий

Вторая половина I — начала II тыс. н. э. является не до конца изучен-ным периодом в истории мордовского народа. Между тем, в это время происходили значительные этнические перемены, приведшие к форми-рованию политических союзов, зарождению основ мордовской культуры. Вплоть до монголо-татарского нашествия мордва занимала об¬ширную территорию Волго-Окско-Сурского междуречья. Восточным соседом мордвы была Волжская Болгария, а западными — восточные славяне. В конце I тысячелетия н.э. начинается непрерывная инфильтрация русского населения на земли мордвы [Мартьянов В.Н., 2001]. В это же время началось формирование классовых отношений среди мордвы, что нашло отражение в археологическом материале (предметах быта, про-изводства, в элементах костюма и т. д.). По мнению ряда исследователей, в данный период происходит разделение мордвы на мокшу и эрзю, от-личия между которыми прослеживается в ориентировке погребенных. При выявление дифференциации эрзи и мокши, недостаточное внимание уделяется анализу головного убора, который является одним из самых важных элементов народного костюма, поскольку именно в нем выявля-ется ряд важных этических и идеологических моментов. Головной убор был знаком, указывающим на принадлежность к этносу, определенной локальной группе народа, возраст, общественное и семейное положе-ние его носителя. В своей работе мне бы хотелось восполнить данный пробел, проанализировав разницу в головных уборов эрзи и мокши на примере материалов могильников VIII–XI вв.

Головные уборы мордва-мокши рассмотрим на примере Второго Старобадиковского могильника VIII–IX вв. и Степановского могильника X–XI вв. Важнейшим элементом головного убора мордовских женщин является налобный венчик. У мордвы, рассматриваемого периода, это украшение получило широкое распространение в VIII-X вв. Для Второ-го Старобадиковского могильника оно не характерно. Из 142 женских погребений венчик фрагментарно обнаружен только в пяти и в двух мужских погребениях в составе «дарственного» комплекса. По форме и способу изготовления все венчики однотипны и состоят из секций

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 253

бронзовых спиралек, нанизанных на ремешки, которые соединялись между собой обоймами. Застегивались венчики сзади при помощи бронзовой пряжки. Иногда к ним подвешивались луновидные под-вески. В конце VII века н.э. появилась новая форма этих украшений, представляющая собой секции длинных и коротких приплюснутых трубочек из прямоугольных соединительных обойм. В таком виде на-лобные венчики продолжают существовать до XI века включительно. Эта категория украшений выявлена практически во всех инвентарных женских погребениях (в 16 из 21) и в составе «дарственного» комплекса мужских погребений Степановского могильника (в 7 погребениях). Особенностью налобных венчиков Степановского могильника являет-ся наличие четырёх трубочек в каждой секции [Петербургский И.М., Аксенов В.Н., 2008]. В пяти погребениях были фрагментарно найдены теменные шнуры с кистевидными накосниками.

Височные привески зафиксированы в 77 женских захоронениях Вто-рого Старобадиковского могильника и в 19 мужских в составе «дарствен-ного» комплекса, а также найдено 10 экземпляров в женских погребе-ниях и 3 экземпляра в «дарственном» комплексе мужских погребений Степановского могильника. Обычно они парные и располагались по обе стороны у висков. Крепились к налобному венчику с помощью кожаного ремеш¬ка. Изготовлялись из бронзы или серебра и имели форму стер-женька, обмотан¬ного тонкой серебряной или бронзовой проволокой. Один конец был оформлен в виде бипирамидального грузика, другой — в виде спиральки в несколько вит¬ков. По длине стержня и форме грузика височные привески имеют некоторые различия. Это украшение появля-ется в селиксенско-тезиковское время со второй половины III века н.э. и имеет грузик в виде двух конусов, сложенных основаниями. В IV веке получает распространение подвеска с коническим грузиком. В V веке появляются бипирамидальные грузики, которые бытуют до конца XI века [Петербургский И.М., 2011].

В пяти захоронениях Второго Старобадиковского могильника были найдены височные кольца, которые были сделаны из бронзовой про-волоки с тупыми разомкнутыми концами. Одно кольцо сделано из че-тырехугольного в сечении дрота.

Итак, почти во всех женских захоронениях Второго Старобадиков-ского могильника встречаются височные подвески с бипирамидальным грузиком, которые зародились в младшей переходной группе Ражкин-ского могильника. Подобные привески характерны для Армиевского могильника. Они преобладают в памятниках VIII–XI вв., расположенных в бассейне реки Цна.

254 Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья

При рассмотрении нескольких погребений Степановского могильни-ка можно лишь предположить, что для головных уборов использовали ткань, остатки которой встречались в области головы. В трех погребениях в области головы находились бронзовые трапециевидные подвески, остатки ткани и пронизка.

Входившие в состав женского головного убора накосники-пулокери в Степановском могильнике найдены в двух погребениях. Это ран-ний тип накосника, генетически связанный с кистевидным накосни-ком, зарождается только в кон. X века и бытовал вплоть до XVIII века. Накосники-пулокери из Степановского могильника состоят из локона женских волос, обмотанного бронзовой проволокой в одном случае и серебряной лентой — в другом. О том, что этот тип пулокерей ранний свидетельствует отсутствие твердой основы.

Таким образом, в период с VIII по XI вв. самым распространенным головным украшением мордвы-мокши является височная подвеска с бипирамидальным грузиком. Налобный венчик получает большее рас-пространение к XI веку, причем их разница наблюдается среди разных могильников мокши. Появляется накосник-пулокерь.

Головные украшения мордвы-эрзи в период VIII–XI вв. можно рас-смотреть по материалам могильников Стёксово II (VI–XIII вв.) и Зареч-ное II (VI–XIII вв.). Из 46 женских погребений могильника Заречное II головные украшения встречаются только в 16. В 7 найдены височные кольца, которые были сделаны из бронзовой проволоки с тупыми ра-зомкнутыми концами. Эти погребения датируются серединой XI века, примерно с этого времени височные кольца входят в состав головного убора мордвы. Височных привесок с бипирамидальным грузиком на мо-гильнике Заречное II не найдено.

Почти во всех женских захоронениях Заречное II найден накосник-пулокерь, состоящий из бронзовой проволоки и железного штыря. В четырёх погребениях вместо пулокери находился только один штырь. Такие накосники-пулокери распространяются среди мокши и эрзи с кон-ца XI–XII века.

В двух погребениях могильника Заречное II в области черепа и под черепом был найден рубленый бисер из прозрачного стекла. В погре-бении 2 в районе головы расчищены три полосы «оловянного» бисера шириной до 3 см и длиной 15 см. Возможно, они украшали лопасть голов-ного убора. Встречаются в области головы и вышитые кусочки тканей.

В двух погребениях могильника Стёксово II в области головы женских захоронений обнаружены следы каких-то крупных изделий из бронзы с большим количеством олова. В погребениях могильника Стёксово II

Лесостепная и степная зоны Урало-Поволжья в эпоху средневековья 255

(до кон. X в.) основным височным украшением является височная при-веска с бипирамидальным грузиком — найдена в 15 погребениях.

В 14 женских погребениях фрагментарно обнаружен головной венчик. Большей частью женские захоронения разграблены и лишь в погребении 60 и 179 могильника Стёксово II венчики сохранились относительно полно. Относящиеся к периоду VIII–XI вв. кистевидные накосники найдены в пяти погребениях могильника Стёксово II.

Таким образом, во время этнических перемен VIII–XI вв., связанных с влиянием Волжской Болгарии и восточных славян, существенной разницы в головных украшениях мордвы-мокши и мордвы-эрзи не на-блюдалось. До X века бытуют височные привески с бипирамидальным грузиком, к середине XI века на смену им постепенно приходят височные кольца. Наблюдается одновременное бытование налобных венчиков, кистевидных накосников, появление пулокерей со штырём, которые концу XI века становятся характерными для обоих субэтносов.

литератураМартьянов В.Н. Древняя история Арзамасского края. — Арзамас, 2001. Петербургский И.М., Аксенов В.Н. Древние памятники на реке Ляча. —

Саранск, 2008.Петербургский И.М. Материальная и духовная культура мордвы

в VII–X вв. — Саранск, 2011.

Подписано в печать 29.01.2014. Заказ № 15Формат 60×84/16. Усл. печ. л. 16

Гарнитуры Чифт и СториТираж 200 экз.

Ульяновский государственный педагогический университет

им. И.Н.УльяноваРоссия, Ульяновск, 432700,

пл. 100-летия со дня рождения В.И.Ленина, д. 4www.ulspu.ru

Отпечатано на участке оперативной полиграфии при УлГПУ им. И.Н.Ульянова

Россия, Ульяновск, 432700, б-р Пластова, д. 13

Коллектив авторов

Тезисы докладов участников

XLVI Урало-Поволжской археологической конференции студентов и молодых ученых

Тезисы печатаются в авторской редакции

Главный редактор ю.а.семыкинРедактор и составитель н.а.горбунов

Ответственный редактор м.р.гисматулинВерстка а.м.прозоров